Чего не скажешь о Трейдане. Никогда, никогда с самого его раннего детства в их доме не находили ни малейшей подслушки. Хотя честно, искали. Трейдан ни разу в жизни не контактировал ни с чем секретным (вплоть до недавних событий): ни разу не видел эльксаримов, не встречался с военными. Даже его исчезновение в ближайшие дни не внушало никаких опасений: он подросток из неблагополучной семьи, какие нередко убегают из дому, пытаясь начать самостоятельную жизнь. Вот, попытался – у него ничего не получилось, и он приполз обратно к мамочке, поджав хвост. Трейдан усмехнулся, вспомнив эту легенду. Он был уверен: военные обязательно заберут его, не пройдёт и месяца! И тогда ему не придётся больше возвращаться в эту провонявшую перегаром и гнилью помойку. А пока надо сосредоточиться на доверенном ему сверхсекретном задании. Панта был чрезвычайно горд собой. Подумать только: от него зависит свержение Андрии! Если прервётся сообщение, противостояния остановятся, и всё пойдёт прахом. Главное – беречь ретранслятор, как зеницу ока. Никогда ещё Трейдан не чувствовал на себе столько ответственности. Размечтавшись, он не сразу заметил протяжный писк прибора.
— Ой! Чёрт, чёрт, чёрт…
Нужно было срочно включать ретрансляцию: у подполковника всегда мало времени, пока генерала нет рядом. А он, разиня, на автомате включил музыку, расслабился…
— Я сейчас, сейчас всё будет… – зашептали губы мальчика.
Он подполз на пузе к ретранслятору и, подкрутив ещё раз ручки, щёлкнул пару раз тумблерами. Всё в порядке. Сигнал идёт. Мятежники могут на него рассчитывать.
Милисента разделась и, кинув одежду в стирку, погрузилась в ванну, которую для неё заботливо приготовила мать. Она специально попросила побольше пены. В руке у девочки была спрятана бумажка. Улёгшись так, чтобы максимально заслонить пространство под собою на случай наблюдения сверху (чем чёрт не шутит, у генерала ведь ничего святого нет), панта развернула послание. Оно гласило: «Меон в порядке. Уничтожь этот фантик». Снова скомкав бумажку, Мисси фыркнула и погрузилась вместе с ней под воду. На душе у неё стало вдруг так радостно, что любая мелочь вызывала смех. «Уничтожить фантик! Ну и хохма!»
Пассажирский скорый поезд мерно отбивал колёсами незатейливый дорожный мотив. Пассажиры коротали время, кто в телефоне, кто в газете, а кто дремал, отгородившись от окружения наушниками. И вдруг атмосферу расслабленного спокойствия прервал резкий вскрик, перешедший в судорожные осиплые стоны. Люди разом вздрогнули, зашептались, принялись оглядываться по сторонам. А мужчина в длинном пальто, обронив свою шляпу, вскочил и кинулся к выходу, где замер у окна, низко склонив свою голову. Он тяжело дышал, песочного оттенка волосы на его голове сбились сверху, а с боков слиплись от обильно проступившего пота. Подошла обеспокоенная проводница.
— Мужчина, вам плохо?
— Ничего… Всё в порядке… – дрожащим голосом ответил Лихтенберг.
Он пошарил в кармане, выудил упаковку таблеток и сунул одну себе в рот.
— Вам принести воды?
— М-м.. Мгму… – промычал он, мотая головой, и с напряжением сглотнул.
Контролировать собственную речь стало невероятно сложно. Казалось, что потолок и стены вокруг искривляются, точно под лупой, а пол уходит из-под ног. Юнг пошатнулся, но устоял, схватившись за поручень. Сердце стучало набатом в мозгу. «Ох, нехорошо», – с тревогой подумал суперагент. Все мысли его сосредоточились на скорейшем прибытии, которого он так жаждал. Всё становилось чересчур нестабильным. Собственная личность. Восприятие. Воспоминания. И больше всего пугала возможность… спровоцировать подозрения.
Ему стоило немало трудов выбить из генерала разрешение на эту поездку «домой». Сначала он выпросил «позвонить папе», потому что, якобы, волновался за здоровье старика, ведь личный телефон его был давно уже конфискован, как и у всех на базе, и никто извне не имел возможности с ним связаться. Генерал тщательно прослушал подставной разговор с Вайомингом, в котором Лихтенбергу сообщили ужасную подставную новость, будто его подставной престарелый отец попал в больницу с подставным инсультом. Фальшиво встревоженный подполковник, разумеется, потребовал от генерала возможности навестить болезного родича. И разумеется, одежда его теперь кишела «жучками». Что было, впрочем, абсолютно не важно. Всё, чего Юнг отчаянно жаждал… Заливка. Только это могло спасти его от окончательного саморазрушения.
А старик действительно был. Спросив в регистратуре его подставное имя и узнав номер палаты, агент направился сперва в туалетную комнату. Минутой ранее туда же зашёл тип в кислотно-жёлтом худи с капюшоном, надвинутым на лицо, и потёртых джинсах. На беду, в туалете поломалось освещение. Справлять нужду в темноте – печальная песня. Лихтенберг распахнул дверь кабинки и протянул руку в полумрак. Пальцы его сразу коснулись пальцев того типа и сцепились с ними в замок. Потом высвободились, всё ещё касаясь его тёплой ладони.
«Привет, Клайн», – простучал Лихтенберг шифрованное послание. И двойник таким же способом простучал ответ. Секретный шифр был для них почти что родным языком, и никаких специальных устройств для его понимания не требовалось. Потом они дружно разделись до трусов. Юнг провёл пальцами по волосам несколько раз, чтобы избавиться от возможных устройств, закреплённых на них, передал свою зажучкованную одежду Клайну, сам надел его потёртые джинсы и кислотное худи, получше натянув капюшон на лицо, и «тип» покинул туалет. Через пару минут из него вышел и «Лихтенберг» в своём длиннополом пальто с «жучками», который, однако, Лихтенбергом больше не являлся. Этот фальшивый Лихтенберг и направился в палату к подставному старику. А настоящий, под видом «типа в жёлтом», поспешил в отдел реанимации. За совершенно иною целью.
Было предпринято немало попыток. Но каждая упиралась… в противостояние. За каждым человеком на гаттарийской спецкибернетической базе тщательно следили. Никто не имел возможности связаться с внешним миром. И тем не менее, противостояния продолжались. Этот паскудный эльксарим в балахоне… Этот противный свист прерывал каждое нападение Андрии. Генерал ничего не мог понять. Откуда, чёрт возьми, откуда противник узнавал о готовящихся операциях?! Эриха Кастанеду он, конечно же, выпустил – но тот работал под дулом автомата и при постоянном наблюдении. Он физически не мог ничего вытворить. Лихтенберг ездил периодически навещать отца в больнице – но тоже при доскональном слежении. Генерал боялся себе в этом признаться… Боялся снова использовать псионика, чтобы копнуть под него. Допросы не были достаточны. Нужно было допросить других. Допросить их снова, с глубочайшим пристрастием. Но почему от этой мысли становилось так страшно?.. Он несколько раз прослушал старые записи телефонных разговоров Лихтенберга, и каждый раз всё внутри содрогалось на одном месте. Упомянутая в разговоре дата. Она совпадала с днём самого первого противостояния. А сам разговор происходил гораздо раньше него. Предводитель Андрии посмотрел на свои руки: они тряслись. Он не мог заставить себя поверить…
Как всегда в последнее время, он не держал никаких эльксаримов в своей личной охране. Но эльксарим, тем не менее, притаился за углом. Невидимая лазерная сеть отражалась от стен коридора и проникала под дверь кабинета.
Пять часов с момента аварии
Всё случилось молниеносно.
Милисента не успела даже понять. Только что они с приятелями веселились на пляже. Погода стояла аномально тёплая, хотя по календарю всё ещё царила зима. Водяные брызги, искрящиеся под совсем уже весенним, ласковым солнцем. Беззаботный детский смех. И всё те же крики морских разбойников-чаек. Как вдруг зазвучала эта сирена… А потом голос как будто с небес. Наверное, из мегафона.
— Внимание! Произошла авария на Атомной Электростанции во Флориде! Объявлена радиационная опасность! Всему населению проследовать в пункты распределения для временной эвакуации!
Всё казалось кошмарным фантастическим сном. Серьёзно? Авария на АЭС? Это как в Чернобыле? Как они такое допустили?! Ведь не прошлый же век…
И вот уже жители Гаттарии набились в эвакуационные автобусы, прихватив с собой базовый минимум вещей. Толкотня. Духота. Запах бензина и потных тел. Крупная, яркая бабочка, бьющаяся в стекло.
— Зачем нас вообще эвакуируют? – высказался один из школьников. – Авария же во Флориде. Это на другом конце континента!
— На нас радиоактивное облако идёт? – предположил кто-то.
— А я слышал, что в Чернобыле, в России, неделями люди жили, как ни в чём не бывало! И не эвакуировали никого.
— Так они все потом померли!
— Вот и нет!
Милисента поправила сумку у себя на плече и сказала:
— Можно подумать, вы все здесь эксперты. Не лучше ли нам слушаться правительства? Тем более, что сейчас – не времена Чернобыля, и здесь не Россия.
— А какая разница?..
Этот смущённый голос заглох последним, и дети больше не болтали. Притихли, удручённо опустив головы. Вернутся ли они снова домой? Смогут ли вновь поплескаться на пляже, как в сегодняшнее, последнее беззаботное утро? Признаться, не одни только дети, но и никто из взрослых не понимал, в чём была необходимость полной эвакуации. Гаттария располагалась далеко от места аварии, и радиоактивное загрязнение здесь никак не могло достичь действительно опасного уровня. Нельзя ведь все Штаты сделать зоной отчуждения, подобно Чернобылю! Да и зачем? Если радиация действительно придёт – возможно ли будет её устранить? Возможно ли будет людям вернуться?
Два часа с момента аварии
Руководство военно-исследовательской базы Гаттария в составе генерала, подполковника Лихтенберга и профессора Кастанеды собралось в уютном кабинете с диваном и креслами. Большой плазменный телевизор на стене показывал новости. Помимо естественных охранников, в помещении присутствовал псионик Энтин. Генерал не стал выгонять его на этот раз.
— М-да. Похоже, что рвануло неслабо, – коснувшись рукой подбородка, оценил генерал. – Но мы здесь причём?
— А вы действительно не понимаете? – Кастанеда вскинул голову и поднял брови. – Последствия этой аварии затронут весь американский континент! Никто не останется «ни при чём».
— Я слышал, сейчас существуют способы зачистки радиационного загрязнения, лучшие, чем во времена Чернобыля, – бесстрастно парировал генерал. – Вот пусть и зачищают.
— Кто? – Эрих сделал многоначительную паузу, давая военачальнику подумать. – Мы не имеем всей картины, нам следовало бы сотрудничать с Белым Домом, участвовать в решении проблемы – но ты ведь не захочешь этого?
— С какой стати…
— С такой, что это наша общая беда. Которую мы могли бы предотвратить совместными силами.
— Я не понимаю, какую помощь вы хотите предложить нашему малышу Ричи?
Тут Кастанеда поднялся с кресла и, невзирая на державшего его на мушке солдата, принялся мерить шагами помещение.
— Возможно, у них есть определённые технологии… Но кто будет их воплощать? В непосредственной близи от повреждённого реактора радиационная нагрузка достигает таких величин, что механические приборы и роботы отказывают. Поэтому в ликвидации последствий Чернобыльской аварии участвовали фактически смертники. Их так и называли: ликвидаторы. Большинство этих людей погибли от лучевой болезни. Сотни людей, – он развернулся и уверенно посмотрел генералу в глаза. – А мы здесь, на базе, прячем два с половиной десятка человек, неуязвимых для радиации. Обладающих огромной физической силой и разрушительной мощью, к тому же.
— Эльксаримы?
— Эльксаримы. Адаптированные к техногенным излучениям мутанты. Использование спецкибернетического отряда могло бы свести сроки ликвидации последствий аварии к минимуму. Устранение последствий в кратчайшие сроки – это то, в чём должен быть заинтересован каждый житель континента, на котором мы с вами находимся. Чем больше пройдёт времени, тем обширнее может стать зона заражения. Мы – не СССР. У нас нет таких площадей. Вам не кажется, что мы должны приложить все усилия, дабы сохранить обитаемыми наши территории? Или вы предлагаете куда-то бежать?
— А вы не преувеличиваете? – скептически поморщился генерал. – Флорида от нас неблизко.
— Осмелюсь доложить, господин генерал. Он не преувеличивает, – подтвердил подполковник Лихтенберг.
— Айда в штаб связи.
Лицо президента Глесса появилось на экране, сразу сделавшись белым, как бумага, и вытянувшись от страха.
— Т… ты?! – заикаясь, выдавил он. – Что… Что тебе…
— Можете не трудиться, отслеживая этот звонок. Я звоню из Гаттарии, и местоположение нашей базы прекрасно тебе известно. Предлагаю временно оставить наши разногласия, Ричард, – произнёс генерал. – Мы в курсе происшествия во Флориде. И предлагаем вам свою помощь.
Президент разглядел за его спиной Лихтенберга, заглянул в его уверенные глаза и вроде как слегка успокоился.
— Какую ещё помощь? – буркнул он презрительно. – В обмен на капитуляцию, что ли?!
— Нет. В обмен на устранение общей для нас радиационной угрозы. Я не дурак, и прекрасно понимаю, что о капитуляции Соединённых Штатов говорить рано. Учитывая вашего защитничка в чёрном балахоне со свистком.
Президент самодовольно усмехнулся.
— Так что вы можете нам предложить?
— Каковы ваши планы по устранению последствий аварии на сей день? Что предпринимаете сейчас? – спросил вместо ответа генерал.
Выслушав подробные разъяснения касательно самых современных методов зачистки радиоактивного загрязнения, он задумчиво почесал подбородок.
— Я вижу, у вас проблема с непосредственными исполнителями необходимых операций. Есть способ – но его нереально воплотить в жизнь, просто некому.
— Почему же? Есть те, кто готов рискнуть жизнями! И они уже работают, – воскликнул президент.
— Вы всё-таки послали туда естественных людей… – Кастанеда закрыл рукой лицо.
— Конечно, ведь не могли же мы ждать! Радиоактивный выброс продолжается, а пожар мог бы привести к разрушению и второго энергоблока станции. Как мы могли ничего не делать?
— Вам больше не придётся рисковать, – отрезал генерал. – Мы готовы предоставить… идеальных ликвидаторов.
— Что? Кто это ещё такие?
— Эльксаримы. Объясни ему, – он кивнул и отошёл, уступив место Эриху Кастанеде.
Кстати, на него по-прежнему был наставлен автомат. Взяв за руку Энтина, он вывел его ближе к камере.
— В силу мутации, которой он обладает, эльксарим неуязвим для ионизирующего действия радиации. Любая избыточная энергия, передаваемая проходящими сквозь его тело частицами, будь то альфа-, бета-частицы, нейтроны или гамма-кванты, будет либо усваиваться организмом, участвуя в его энергетическом обмене, либо будет активно отводиться из тела, не причиняя никакого вреда.
— Каков предел этой способности? – спросил президент с тенью недоверия. – Какие максимальные дозы радиации они способны выдерживать?
— Мы этого… не знаем, – развёл руками Кастанеда. – У нас нет достаточно мощных источников излучения. Мощность реактора эльксаримов-созидателей, которыми мы располагаем, составляет пятьсот рентген в час у Кассенди, и тысячу рентген в час – у Брюса. Такое облучение другие эльксаримы, похоже, способны выдерживать неограниченное время. Мы не знаем, при какой дозе наступает предел.
— Ой! Чёрт, чёрт, чёрт…
Нужно было срочно включать ретрансляцию: у подполковника всегда мало времени, пока генерала нет рядом. А он, разиня, на автомате включил музыку, расслабился…
— Я сейчас, сейчас всё будет… – зашептали губы мальчика.
Он подполз на пузе к ретранслятору и, подкрутив ещё раз ручки, щёлкнул пару раз тумблерами. Всё в порядке. Сигнал идёт. Мятежники могут на него рассчитывать.
Милисента разделась и, кинув одежду в стирку, погрузилась в ванну, которую для неё заботливо приготовила мать. Она специально попросила побольше пены. В руке у девочки была спрятана бумажка. Улёгшись так, чтобы максимально заслонить пространство под собою на случай наблюдения сверху (чем чёрт не шутит, у генерала ведь ничего святого нет), панта развернула послание. Оно гласило: «Меон в порядке. Уничтожь этот фантик». Снова скомкав бумажку, Мисси фыркнула и погрузилась вместе с ней под воду. На душе у неё стало вдруг так радостно, что любая мелочь вызывала смех. «Уничтожить фантик! Ну и хохма!»
Пассажирский скорый поезд мерно отбивал колёсами незатейливый дорожный мотив. Пассажиры коротали время, кто в телефоне, кто в газете, а кто дремал, отгородившись от окружения наушниками. И вдруг атмосферу расслабленного спокойствия прервал резкий вскрик, перешедший в судорожные осиплые стоны. Люди разом вздрогнули, зашептались, принялись оглядываться по сторонам. А мужчина в длинном пальто, обронив свою шляпу, вскочил и кинулся к выходу, где замер у окна, низко склонив свою голову. Он тяжело дышал, песочного оттенка волосы на его голове сбились сверху, а с боков слиплись от обильно проступившего пота. Подошла обеспокоенная проводница.
— Мужчина, вам плохо?
— Ничего… Всё в порядке… – дрожащим голосом ответил Лихтенберг.
Он пошарил в кармане, выудил упаковку таблеток и сунул одну себе в рот.
— Вам принести воды?
— М-м.. Мгму… – промычал он, мотая головой, и с напряжением сглотнул.
Контролировать собственную речь стало невероятно сложно. Казалось, что потолок и стены вокруг искривляются, точно под лупой, а пол уходит из-под ног. Юнг пошатнулся, но устоял, схватившись за поручень. Сердце стучало набатом в мозгу. «Ох, нехорошо», – с тревогой подумал суперагент. Все мысли его сосредоточились на скорейшем прибытии, которого он так жаждал. Всё становилось чересчур нестабильным. Собственная личность. Восприятие. Воспоминания. И больше всего пугала возможность… спровоцировать подозрения.
Ему стоило немало трудов выбить из генерала разрешение на эту поездку «домой». Сначала он выпросил «позвонить папе», потому что, якобы, волновался за здоровье старика, ведь личный телефон его был давно уже конфискован, как и у всех на базе, и никто извне не имел возможности с ним связаться. Генерал тщательно прослушал подставной разговор с Вайомингом, в котором Лихтенбергу сообщили ужасную подставную новость, будто его подставной престарелый отец попал в больницу с подставным инсультом. Фальшиво встревоженный подполковник, разумеется, потребовал от генерала возможности навестить болезного родича. И разумеется, одежда его теперь кишела «жучками». Что было, впрочем, абсолютно не важно. Всё, чего Юнг отчаянно жаждал… Заливка. Только это могло спасти его от окончательного саморазрушения.
А старик действительно был. Спросив в регистратуре его подставное имя и узнав номер палаты, агент направился сперва в туалетную комнату. Минутой ранее туда же зашёл тип в кислотно-жёлтом худи с капюшоном, надвинутым на лицо, и потёртых джинсах. На беду, в туалете поломалось освещение. Справлять нужду в темноте – печальная песня. Лихтенберг распахнул дверь кабинки и протянул руку в полумрак. Пальцы его сразу коснулись пальцев того типа и сцепились с ними в замок. Потом высвободились, всё ещё касаясь его тёплой ладони.
«Привет, Клайн», – простучал Лихтенберг шифрованное послание. И двойник таким же способом простучал ответ. Секретный шифр был для них почти что родным языком, и никаких специальных устройств для его понимания не требовалось. Потом они дружно разделись до трусов. Юнг провёл пальцами по волосам несколько раз, чтобы избавиться от возможных устройств, закреплённых на них, передал свою зажучкованную одежду Клайну, сам надел его потёртые джинсы и кислотное худи, получше натянув капюшон на лицо, и «тип» покинул туалет. Через пару минут из него вышел и «Лихтенберг» в своём длиннополом пальто с «жучками», который, однако, Лихтенбергом больше не являлся. Этот фальшивый Лихтенберг и направился в палату к подставному старику. А настоящий, под видом «типа в жёлтом», поспешил в отдел реанимации. За совершенно иною целью.
Прода от 11.06.2022, 11:27
Глава 24 - Катастрофа. Естественные
Было предпринято немало попыток. Но каждая упиралась… в противостояние. За каждым человеком на гаттарийской спецкибернетической базе тщательно следили. Никто не имел возможности связаться с внешним миром. И тем не менее, противостояния продолжались. Этот паскудный эльксарим в балахоне… Этот противный свист прерывал каждое нападение Андрии. Генерал ничего не мог понять. Откуда, чёрт возьми, откуда противник узнавал о готовящихся операциях?! Эриха Кастанеду он, конечно же, выпустил – но тот работал под дулом автомата и при постоянном наблюдении. Он физически не мог ничего вытворить. Лихтенберг ездил периодически навещать отца в больнице – но тоже при доскональном слежении. Генерал боялся себе в этом признаться… Боялся снова использовать псионика, чтобы копнуть под него. Допросы не были достаточны. Нужно было допросить других. Допросить их снова, с глубочайшим пристрастием. Но почему от этой мысли становилось так страшно?.. Он несколько раз прослушал старые записи телефонных разговоров Лихтенберга, и каждый раз всё внутри содрогалось на одном месте. Упомянутая в разговоре дата. Она совпадала с днём самого первого противостояния. А сам разговор происходил гораздо раньше него. Предводитель Андрии посмотрел на свои руки: они тряслись. Он не мог заставить себя поверить…
Как всегда в последнее время, он не держал никаких эльксаримов в своей личной охране. Но эльксарим, тем не менее, притаился за углом. Невидимая лазерная сеть отражалась от стен коридора и проникала под дверь кабинета.
Пять часов с момента аварии
Всё случилось молниеносно.
Милисента не успела даже понять. Только что они с приятелями веселились на пляже. Погода стояла аномально тёплая, хотя по календарю всё ещё царила зима. Водяные брызги, искрящиеся под совсем уже весенним, ласковым солнцем. Беззаботный детский смех. И всё те же крики морских разбойников-чаек. Как вдруг зазвучала эта сирена… А потом голос как будто с небес. Наверное, из мегафона.
— Внимание! Произошла авария на Атомной Электростанции во Флориде! Объявлена радиационная опасность! Всему населению проследовать в пункты распределения для временной эвакуации!
Всё казалось кошмарным фантастическим сном. Серьёзно? Авария на АЭС? Это как в Чернобыле? Как они такое допустили?! Ведь не прошлый же век…
И вот уже жители Гаттарии набились в эвакуационные автобусы, прихватив с собой базовый минимум вещей. Толкотня. Духота. Запах бензина и потных тел. Крупная, яркая бабочка, бьющаяся в стекло.
— Зачем нас вообще эвакуируют? – высказался один из школьников. – Авария же во Флориде. Это на другом конце континента!
— На нас радиоактивное облако идёт? – предположил кто-то.
— А я слышал, что в Чернобыле, в России, неделями люди жили, как ни в чём не бывало! И не эвакуировали никого.
— Так они все потом померли!
— Вот и нет!
Милисента поправила сумку у себя на плече и сказала:
— Можно подумать, вы все здесь эксперты. Не лучше ли нам слушаться правительства? Тем более, что сейчас – не времена Чернобыля, и здесь не Россия.
— А какая разница?..
Этот смущённый голос заглох последним, и дети больше не болтали. Притихли, удручённо опустив головы. Вернутся ли они снова домой? Смогут ли вновь поплескаться на пляже, как в сегодняшнее, последнее беззаботное утро? Признаться, не одни только дети, но и никто из взрослых не понимал, в чём была необходимость полной эвакуации. Гаттария располагалась далеко от места аварии, и радиоактивное загрязнение здесь никак не могло достичь действительно опасного уровня. Нельзя ведь все Штаты сделать зоной отчуждения, подобно Чернобылю! Да и зачем? Если радиация действительно придёт – возможно ли будет её устранить? Возможно ли будет людям вернуться?
Два часа с момента аварии
Руководство военно-исследовательской базы Гаттария в составе генерала, подполковника Лихтенберга и профессора Кастанеды собралось в уютном кабинете с диваном и креслами. Большой плазменный телевизор на стене показывал новости. Помимо естественных охранников, в помещении присутствовал псионик Энтин. Генерал не стал выгонять его на этот раз.
— М-да. Похоже, что рвануло неслабо, – коснувшись рукой подбородка, оценил генерал. – Но мы здесь причём?
— А вы действительно не понимаете? – Кастанеда вскинул голову и поднял брови. – Последствия этой аварии затронут весь американский континент! Никто не останется «ни при чём».
— Я слышал, сейчас существуют способы зачистки радиационного загрязнения, лучшие, чем во времена Чернобыля, – бесстрастно парировал генерал. – Вот пусть и зачищают.
— Кто? – Эрих сделал многоначительную паузу, давая военачальнику подумать. – Мы не имеем всей картины, нам следовало бы сотрудничать с Белым Домом, участвовать в решении проблемы – но ты ведь не захочешь этого?
— С какой стати…
— С такой, что это наша общая беда. Которую мы могли бы предотвратить совместными силами.
— Я не понимаю, какую помощь вы хотите предложить нашему малышу Ричи?
Тут Кастанеда поднялся с кресла и, невзирая на державшего его на мушке солдата, принялся мерить шагами помещение.
— Возможно, у них есть определённые технологии… Но кто будет их воплощать? В непосредственной близи от повреждённого реактора радиационная нагрузка достигает таких величин, что механические приборы и роботы отказывают. Поэтому в ликвидации последствий Чернобыльской аварии участвовали фактически смертники. Их так и называли: ликвидаторы. Большинство этих людей погибли от лучевой болезни. Сотни людей, – он развернулся и уверенно посмотрел генералу в глаза. – А мы здесь, на базе, прячем два с половиной десятка человек, неуязвимых для радиации. Обладающих огромной физической силой и разрушительной мощью, к тому же.
— Эльксаримы?
— Эльксаримы. Адаптированные к техногенным излучениям мутанты. Использование спецкибернетического отряда могло бы свести сроки ликвидации последствий аварии к минимуму. Устранение последствий в кратчайшие сроки – это то, в чём должен быть заинтересован каждый житель континента, на котором мы с вами находимся. Чем больше пройдёт времени, тем обширнее может стать зона заражения. Мы – не СССР. У нас нет таких площадей. Вам не кажется, что мы должны приложить все усилия, дабы сохранить обитаемыми наши территории? Или вы предлагаете куда-то бежать?
— А вы не преувеличиваете? – скептически поморщился генерал. – Флорида от нас неблизко.
— Осмелюсь доложить, господин генерал. Он не преувеличивает, – подтвердил подполковник Лихтенберг.
— Айда в штаб связи.
Лицо президента Глесса появилось на экране, сразу сделавшись белым, как бумага, и вытянувшись от страха.
— Т… ты?! – заикаясь, выдавил он. – Что… Что тебе…
— Можете не трудиться, отслеживая этот звонок. Я звоню из Гаттарии, и местоположение нашей базы прекрасно тебе известно. Предлагаю временно оставить наши разногласия, Ричард, – произнёс генерал. – Мы в курсе происшествия во Флориде. И предлагаем вам свою помощь.
Президент разглядел за его спиной Лихтенберга, заглянул в его уверенные глаза и вроде как слегка успокоился.
— Какую ещё помощь? – буркнул он презрительно. – В обмен на капитуляцию, что ли?!
— Нет. В обмен на устранение общей для нас радиационной угрозы. Я не дурак, и прекрасно понимаю, что о капитуляции Соединённых Штатов говорить рано. Учитывая вашего защитничка в чёрном балахоне со свистком.
Президент самодовольно усмехнулся.
— Так что вы можете нам предложить?
— Каковы ваши планы по устранению последствий аварии на сей день? Что предпринимаете сейчас? – спросил вместо ответа генерал.
Выслушав подробные разъяснения касательно самых современных методов зачистки радиоактивного загрязнения, он задумчиво почесал подбородок.
— Я вижу, у вас проблема с непосредственными исполнителями необходимых операций. Есть способ – но его нереально воплотить в жизнь, просто некому.
— Почему же? Есть те, кто готов рискнуть жизнями! И они уже работают, – воскликнул президент.
— Вы всё-таки послали туда естественных людей… – Кастанеда закрыл рукой лицо.
— Конечно, ведь не могли же мы ждать! Радиоактивный выброс продолжается, а пожар мог бы привести к разрушению и второго энергоблока станции. Как мы могли ничего не делать?
— Вам больше не придётся рисковать, – отрезал генерал. – Мы готовы предоставить… идеальных ликвидаторов.
— Что? Кто это ещё такие?
— Эльксаримы. Объясни ему, – он кивнул и отошёл, уступив место Эриху Кастанеде.
Кстати, на него по-прежнему был наставлен автомат. Взяв за руку Энтина, он вывел его ближе к камере.
— В силу мутации, которой он обладает, эльксарим неуязвим для ионизирующего действия радиации. Любая избыточная энергия, передаваемая проходящими сквозь его тело частицами, будь то альфа-, бета-частицы, нейтроны или гамма-кванты, будет либо усваиваться организмом, участвуя в его энергетическом обмене, либо будет активно отводиться из тела, не причиняя никакого вреда.
— Каков предел этой способности? – спросил президент с тенью недоверия. – Какие максимальные дозы радиации они способны выдерживать?
— Мы этого… не знаем, – развёл руками Кастанеда. – У нас нет достаточно мощных источников излучения. Мощность реактора эльксаримов-созидателей, которыми мы располагаем, составляет пятьсот рентген в час у Кассенди, и тысячу рентген в час – у Брюса. Такое облучение другие эльксаримы, похоже, способны выдерживать неограниченное время. Мы не знаем, при какой дозе наступает предел.
