– Ты необычайно мужественна, - вновь раздался голос Линга.
Мэй невольно вытащила руку из-под пледа. Метка на ладони поблекла. А рядом с лепестком лотоса появился еще один.
– Теперь у Шана нет власти над этой землей, - отрешенно продолжил Линг. - А значит и над тобой. Теперь ничто не помешает тебе стать невестой Ксиодана и спасти свою душу.
Мэй не удивилась странному сочетанию облегчения и страдания в его голосе. Потому что сама почувствовала то же.
Темная энергия больше не мешала исцелять людей. Но работы у жрецов оставалось много. Чтобы излечить больных, нужно было концентрировать много силы, это занимало время. Среди людей все еще ходили слухи, что Мэй во всем виновата, хоть жрецы полностью это опровергли. Но шептаться за спиной не запретишь. Потому Мэй предпочитала не появляться в поселении. Знала, что некоторые погибли от болезни, еще до того, как с печатью Шана было покончено. Снова не могла отделаться от мысли, что это она во всем виновата. Меж тем, так и не удалось выяснить, кто стоял за осквернением дерева.
Во дворе теперь остался обугленный ствол, как напоминание о черном шраме посреди белого снега. Больно было видеть, как былая красота обратилась прахом. Мэй терзали странные чувства, что это она должна была погибнуть ради спасения земли, а слива будто приняла удар на себя. Сколько ни пытайся отвлечься, а такие мысли всегда находили путь в голову.
Пришло письмо от отца. Дэшэн сообщал в нем, что собирался приехать, но у него сильно прихватила спина, так что пока отложил поездку. Мэй горестно вздохнула. Так хотелось повидать его, обнять, поговорить. Возможно, это прогнало бы тени из души.
Мэй не покидали слова Линга: "Меня страшит мысль, что я могу потерять тебя..." Эти слова преследовали ее днем, снились ночью. Едва закрыв глаза, Мэй чувствовала касание его пальцев на своей ладони, теплый взгляд, от которого по телу разливался жар. Сейчас они редко виделись. Мэй заметила, что Линг стал держаться отстраненно и будто бы избегал ее. Наверное, это к лучшему. Она тоже пыталась сосредоточиться на практиках и медитациях, но получалось не очень.
Однажды Мэй проходила мимо Чайной комнаты и услышала чье-то сдавленное бормотание. Что-то встревожило ее, и она осторожно приоткрыла дверь, заглядывая в комнату. У окна стоял Линг. Прижав ладони к ушам, он с силой тряс головой.
– Я... я не могу! - закричал вдруг он. - Проси все, что хочешь, но только не...
Мэй шагнула внутрь.
– Ты в порядке?
Линг резко обернулся. На его лице было написано страдание, в глазах мелькнул испуг.
– Ты так резко вошла... - пробормотал он. - Что случилось?
– Хотела убедиться, что все в порядке, - Мэй поглядела с беспокойством. - Ты кричал.
– Ах, это, - грустная улыбка пробежала по губам Линга. - Глубоко ушел в себя при медитации. Мое сознание забрело в коридор меж мирами и столкнулось с темным духом. Так бывает. Хорошо, что ты вошла. Дух что-то требовал меня, а я по растерянности мог наобещать что угодно.
Линг сокрушенно вздохнул, пригладив растрепанные волосы.
– Так бывает? - удивленно моргнула Мэй.
– Да. Будь осторожна, погружаясь в себя. Делай это всегда в спокойном состоянии.
– А ты был беспокоен?
Его лицо на миг сделалось еще мрачнее.
– Часто думаю о том дереве и обо всем, что пришлось пережить тебе и другим людям. Больно осознавать, что на земле творятся подобные зверства.
Мэй потупила взор. От таких мыслей действительно легко угодить в лапы отчаяния.
– Но давай не будем о грустном, - тут же спохватился Линг. - Хочешь чаю? Сегодня все, включая Зиана, в поселении, так что общей чайной церемонии все равно не будет.
Он пригласил Мэй к столику, на котором уже дымился расписной чайник с кипятком. Они сели друг напротив друга, поджав ноги под себя. Линг взял продолговатое блюдце с россыпью зеленого чая, поднес к лицу и сделал глубокий вдох. Затем передал Мэй. Она повторила его движения, почувствовав терпкий запах чайных листьев и жасмина. То ли ей почудилось, то ли и впрямь к чаю добавился аромат вереска. Затем Мэй вновь передала блюдце Лингу. Тот изящным движением бросил листья в заварочный чайник и залил кипятком. Тонкая струйка дыма, порхнувшая из носика, показалась Мэй духом воздуха, который поднялся к потолку, чтобы незримо наблюдать за чайной церемонией. Выждав несколько минут, Линг разлил в пиалы первые порции чая. Затем вновь налил в заварочный чайник кипятка.
– Пробовала рисовать теми красками? - его голос нарушил медитативную тишину комнаты.
Мэй неопределенно пожала плечами. Краски были действительно хороши. Но ее душевное состояние оставалось беспокойным. От того и рисунки выходили не такими, как раньше: хаотичными, смазанными, невнятными. Мэй лишь кривилась и сминала листы бумаги один за другим. Линг словил ее легкое раздражение, не стал развивать тему.
Мэй сделала глоток чая. Первая заварка была легкой, как утренняя дымка.
– Смогу ли я так же беззаботно пить чай, когда стану... - почему-то она не смогла вымолвить "невестой Ксиодана". - Если мне вообще будет позволено пить чай.
Горькая улыбка едва тронула губы Мэй. Линг участливо наблюдал за ней.
– Я не очень хорошо знаю, как проходят дни у невест Владыки, - вздохнул он. - Но знаю, что это высшая благодать.
Опять это слово! Оно впивалось в душу раскаленным наконечником стрелы. Но все же чайная церемония – не то время, чтобы показывать раздражение.
– Даже не знаю по чему буду скучать больше всего, - неожиданно начала говорить Мэй, уставившись в окно. - По родному Юаню, по душистым пионам у нас в саду весной. По тому, как раскладывали с отцом пасьянс и играли в вэйцы*. Или...
Она непроизвольно бросила быстрый взгляд на Линга, но тут же спохватилась и опустила глаза, густо покраснев. Чтобы скрыть это, Мэй встала, отложила пиалу и подошла к окну, где кружились на ветру снежинки.
– Я хотела отправить свои картины на императорский конкурс живописи. Лучшие работы попадут на выставку во дворце. Я готовилась, пыталась нарисовать что-то необычное и подходящее. А потом это все случилось... Теперь, видимо, и не придется.
– Тогда сделай сейчас, пока ты еще здесь, - предложил Линг. - Не отказывайся от мечты! Пусть хоть об этом не будешь сожалеть.
Мэй медленно покачала головой. Мысли в голове смазались, будто кто-то провел мокрой тряпкой по акварельному рисунку. Она сама от себя не ожидала того, что произнесла в следующий момент:
– Помнишь, ты сказал, что боишься потерять меня. Почему? Ведь ты совсем меня не знаешь.
Мэй тут же покраснела, поняв, что забылась и сказала недопустимую вольность. Она и не заметила, как Линг оказался рядом. Вздрогнула, когда он коснулся ее плеча.
– Даже за столь короткое время… - его теплое дыхание защекотало ей ухо. – Я понял, что нет никого ближе тебя.
Мэй закрыла глаза, чувствуя, как сердце бьется израненной птицей о прутья клетки. Так радостно и так больно. Перестав контролировать себя, не открывая глаз, она повернулась к Лингу, обхватила дрожащими руками его плечи, запустила пальцы в густые волосы. О, они такие мягкие, словно шелковые нити. В ответ он нежно притянул ее к себе. Аромат вереска окутал Мэй.
Не открывать глаз. Не открывать. Тогда все это останется туманным сном перед рассветом, волшебным послевкусием сливового нектара. Будто понарошку.
Губы Линга коснулись губ Мэй. Ей показалось, что это прикосновение крыльев соловья, который нежно запел где-то у нее в голове. Вся кровь будто прильнула к кубам в этот момент, сделав их горячими-горячими, пульсирующими. Аромат вереска и жасмина смешался, и уже неясно было, где ее дыхание, а где его.
Они оба не сразу услышали, как открылась дверь. Раздавшийся было звук шагов, оборвался. Кто-то резко остановился на пороге. И лишь спустя несколько секунд Мэй вздрогнула и отстранилась от Линга, широко раскрыв глаза. В дверях замерла Тинг, словно пантера при виде зебры. Напряжение, возникшее в комнате, достигло своего края, и где-то в межпространстве звякнула об пол фарфоровая чаша, разбиваясь на мелкие осколки.
Мэй вдруг поняла, что все еще крепко сжимает руку Линга.
* вэйцы – настольная стратегическая игра в древнем Китае.
Мэй невольно вытащила руку из-под пледа. Метка на ладони поблекла. А рядом с лепестком лотоса появился еще один.
– Теперь у Шана нет власти над этой землей, - отрешенно продолжил Линг. - А значит и над тобой. Теперь ничто не помешает тебе стать невестой Ксиодана и спасти свою душу.
Мэй не удивилась странному сочетанию облегчения и страдания в его голосе. Потому что сама почувствовала то же.
***
Темная энергия больше не мешала исцелять людей. Но работы у жрецов оставалось много. Чтобы излечить больных, нужно было концентрировать много силы, это занимало время. Среди людей все еще ходили слухи, что Мэй во всем виновата, хоть жрецы полностью это опровергли. Но шептаться за спиной не запретишь. Потому Мэй предпочитала не появляться в поселении. Знала, что некоторые погибли от болезни, еще до того, как с печатью Шана было покончено. Снова не могла отделаться от мысли, что это она во всем виновата. Меж тем, так и не удалось выяснить, кто стоял за осквернением дерева.
Во дворе теперь остался обугленный ствол, как напоминание о черном шраме посреди белого снега. Больно было видеть, как былая красота обратилась прахом. Мэй терзали странные чувства, что это она должна была погибнуть ради спасения земли, а слива будто приняла удар на себя. Сколько ни пытайся отвлечься, а такие мысли всегда находили путь в голову.
Пришло письмо от отца. Дэшэн сообщал в нем, что собирался приехать, но у него сильно прихватила спина, так что пока отложил поездку. Мэй горестно вздохнула. Так хотелось повидать его, обнять, поговорить. Возможно, это прогнало бы тени из души.
Мэй не покидали слова Линга: "Меня страшит мысль, что я могу потерять тебя..." Эти слова преследовали ее днем, снились ночью. Едва закрыв глаза, Мэй чувствовала касание его пальцев на своей ладони, теплый взгляд, от которого по телу разливался жар. Сейчас они редко виделись. Мэй заметила, что Линг стал держаться отстраненно и будто бы избегал ее. Наверное, это к лучшему. Она тоже пыталась сосредоточиться на практиках и медитациях, но получалось не очень.
Однажды Мэй проходила мимо Чайной комнаты и услышала чье-то сдавленное бормотание. Что-то встревожило ее, и она осторожно приоткрыла дверь, заглядывая в комнату. У окна стоял Линг. Прижав ладони к ушам, он с силой тряс головой.
– Я... я не могу! - закричал вдруг он. - Проси все, что хочешь, но только не...
Мэй шагнула внутрь.
– Ты в порядке?
Линг резко обернулся. На его лице было написано страдание, в глазах мелькнул испуг.
– Ты так резко вошла... - пробормотал он. - Что случилось?
– Хотела убедиться, что все в порядке, - Мэй поглядела с беспокойством. - Ты кричал.
– Ах, это, - грустная улыбка пробежала по губам Линга. - Глубоко ушел в себя при медитации. Мое сознание забрело в коридор меж мирами и столкнулось с темным духом. Так бывает. Хорошо, что ты вошла. Дух что-то требовал меня, а я по растерянности мог наобещать что угодно.
Линг сокрушенно вздохнул, пригладив растрепанные волосы.
– Так бывает? - удивленно моргнула Мэй.
– Да. Будь осторожна, погружаясь в себя. Делай это всегда в спокойном состоянии.
– А ты был беспокоен?
Его лицо на миг сделалось еще мрачнее.
– Часто думаю о том дереве и обо всем, что пришлось пережить тебе и другим людям. Больно осознавать, что на земле творятся подобные зверства.
Мэй потупила взор. От таких мыслей действительно легко угодить в лапы отчаяния.
– Но давай не будем о грустном, - тут же спохватился Линг. - Хочешь чаю? Сегодня все, включая Зиана, в поселении, так что общей чайной церемонии все равно не будет.
Он пригласил Мэй к столику, на котором уже дымился расписной чайник с кипятком. Они сели друг напротив друга, поджав ноги под себя. Линг взял продолговатое блюдце с россыпью зеленого чая, поднес к лицу и сделал глубокий вдох. Затем передал Мэй. Она повторила его движения, почувствовав терпкий запах чайных листьев и жасмина. То ли ей почудилось, то ли и впрямь к чаю добавился аромат вереска. Затем Мэй вновь передала блюдце Лингу. Тот изящным движением бросил листья в заварочный чайник и залил кипятком. Тонкая струйка дыма, порхнувшая из носика, показалась Мэй духом воздуха, который поднялся к потолку, чтобы незримо наблюдать за чайной церемонией. Выждав несколько минут, Линг разлил в пиалы первые порции чая. Затем вновь налил в заварочный чайник кипятка.
– Пробовала рисовать теми красками? - его голос нарушил медитативную тишину комнаты.
Мэй неопределенно пожала плечами. Краски были действительно хороши. Но ее душевное состояние оставалось беспокойным. От того и рисунки выходили не такими, как раньше: хаотичными, смазанными, невнятными. Мэй лишь кривилась и сминала листы бумаги один за другим. Линг словил ее легкое раздражение, не стал развивать тему.
Мэй сделала глоток чая. Первая заварка была легкой, как утренняя дымка.
– Смогу ли я так же беззаботно пить чай, когда стану... - почему-то она не смогла вымолвить "невестой Ксиодана". - Если мне вообще будет позволено пить чай.
Горькая улыбка едва тронула губы Мэй. Линг участливо наблюдал за ней.
– Я не очень хорошо знаю, как проходят дни у невест Владыки, - вздохнул он. - Но знаю, что это высшая благодать.
Опять это слово! Оно впивалось в душу раскаленным наконечником стрелы. Но все же чайная церемония – не то время, чтобы показывать раздражение.
– Даже не знаю по чему буду скучать больше всего, - неожиданно начала говорить Мэй, уставившись в окно. - По родному Юаню, по душистым пионам у нас в саду весной. По тому, как раскладывали с отцом пасьянс и играли в вэйцы*. Или...
Она непроизвольно бросила быстрый взгляд на Линга, но тут же спохватилась и опустила глаза, густо покраснев. Чтобы скрыть это, Мэй встала, отложила пиалу и подошла к окну, где кружились на ветру снежинки.
– Я хотела отправить свои картины на императорский конкурс живописи. Лучшие работы попадут на выставку во дворце. Я готовилась, пыталась нарисовать что-то необычное и подходящее. А потом это все случилось... Теперь, видимо, и не придется.
– Тогда сделай сейчас, пока ты еще здесь, - предложил Линг. - Не отказывайся от мечты! Пусть хоть об этом не будешь сожалеть.
Мэй медленно покачала головой. Мысли в голове смазались, будто кто-то провел мокрой тряпкой по акварельному рисунку. Она сама от себя не ожидала того, что произнесла в следующий момент:
– Помнишь, ты сказал, что боишься потерять меня. Почему? Ведь ты совсем меня не знаешь.
Мэй тут же покраснела, поняв, что забылась и сказала недопустимую вольность. Она и не заметила, как Линг оказался рядом. Вздрогнула, когда он коснулся ее плеча.
– Даже за столь короткое время… - его теплое дыхание защекотало ей ухо. – Я понял, что нет никого ближе тебя.
Мэй закрыла глаза, чувствуя, как сердце бьется израненной птицей о прутья клетки. Так радостно и так больно. Перестав контролировать себя, не открывая глаз, она повернулась к Лингу, обхватила дрожащими руками его плечи, запустила пальцы в густые волосы. О, они такие мягкие, словно шелковые нити. В ответ он нежно притянул ее к себе. Аромат вереска окутал Мэй.
Не открывать глаз. Не открывать. Тогда все это останется туманным сном перед рассветом, волшебным послевкусием сливового нектара. Будто понарошку.
Губы Линга коснулись губ Мэй. Ей показалось, что это прикосновение крыльев соловья, который нежно запел где-то у нее в голове. Вся кровь будто прильнула к кубам в этот момент, сделав их горячими-горячими, пульсирующими. Аромат вереска и жасмина смешался, и уже неясно было, где ее дыхание, а где его.
Они оба не сразу услышали, как открылась дверь. Раздавшийся было звук шагов, оборвался. Кто-то резко остановился на пороге. И лишь спустя несколько секунд Мэй вздрогнула и отстранилась от Линга, широко раскрыв глаза. В дверях замерла Тинг, словно пантера при виде зебры. Напряжение, возникшее в комнате, достигло своего края, и где-то в межпространстве звякнула об пол фарфоровая чаша, разбиваясь на мелкие осколки.
Мэй вдруг поняла, что все еще крепко сжимает руку Линга.
* вэйцы – настольная стратегическая игра в древнем Китае.
