– Я... не...
В глазах Мэй все еще стоял ужас. Но от Линга будто исходила невидимая ободряющая волна. Сама от себя такого не ожидая, Мэй протянула руки. Линг приблизился и вложил в них птицу, жизнь в которой теплилась слабым огоньком. А затем коснулся ладоней Мэй. Он стоял так близко, что чувствовался аромат вереска, исходящий от него. Щеки Мэй снова налились жаром. Казалось, она чувствует на своем лице дыхание Линга. Ее ладони задрожали, но вдруг налились теплом и озарились сиянием. В тот же миг воробей встрепенулся, зачирикал. Он заметно ожил, но улетать не спешил, уставившись своими глазками-бусинками на людей. Мэй до конца не верила в происходящее. У нее получилось! Так легко и непринужденно. Она подняла изумленные глаза на Линга:
– Ты совсем не боялся, что из-за меня воробей превратится в горстку пепла?
Его лицо сияло.
– Нет. Я верил в тебя.
Это было сказано так проникновенно, что Мэй обдало жаркой волной. Стоя близко, все еще соприкасаясь ладонями, они несколько секунд глядели друг другу в глаза. Воробей притих и не улетал, будто не решаясь нарушить этот хрупкий волшебный миг. Мэй первой опустила глаза, ее сердце учащенно билась.
Линг бережно взял воробья себе на ладони.
– Пойдем, друг. Во дворе есть кормушка.
Он первым пошел к обители. Мэй, чуть помедлив, двинулась за ним.
Дни сплетались в невесомое снежное кружево. Шаг за шагом в Мэй зарождались крупицы уверенности. Тело слушалось все лучше, появлялась гибкость. Дыхательная гимнастика и медитации очищали разум, приносили спокойствие. Хотя полной тишины в голове ей все еще не удавалось достигнуть. Мысли по-прежнему мелькали. Но теперь тому была иная причина. Мэй осознавала, что все чаще смотрит на Линга, внутренне коря себя за это. Когда их взгляды встречались, улыбка тут же невольно пробегала по губам, а в душе начинали распускаться невидимые хризантемы. Эти трепетные чувства, как дыхание весны, удивляли и пугали Мэй одновременно.
Иногда они с Лингом вместе гуляли. Он рассказывал о странах, в которых побывал. Его слова несли в себе столь яркие образы, что Мэй зачарованно слушала, боясь своим дыханием спугнуть возникающие перед глазами картинки. Как-то Тинг, наблюдавшая за ними, спросила:
– Дитя, ты помнишь о своем предназначении?
Ее голос вроде бы оставался привычно ровным и спокойным, но что-то в нем звучало иначе. Словно легкая тень в солнечную погоду скользнула по поляне.
Мэй опустила глаза.
– Помню. Конечно, помню.
– Всякие земные привязанности станут для тебя цепями, которые сложно будет разорвать. Оставайся безмятежной и свободной, как покачивающийся на воде лотос.
Мэй еще ниже опустила голову. Почему-то эти слова острыми шипами прошлись по ее душе. Тинг ободряюще опустила руку ей на плечо.
– Ты идешь верной дорогой, дитя. Просто смотри вперед. Свет нового дня станет ориентиром. Тебя ждет великая судьба.
Мэй кивнула, едва скрыв раздражение. Большое будущее, великая судьба… Эти слова не вызывали ничего кроме горечи. А сейчас Мэй с удивлением отметила, что едва ли не разозлилась, услышав это. Она тут же встряхнула головой, прогоняя темные мысли. Когда Тинг ушла, Мэй некоторое время разглядывала себя в зеркале. Кожа теперь была не такой бледной, вернув себе прежний цвет. Глаза сияли ярче, исчезли темные круги. Мэй впервые задумалась о том, что ее губы не узнают поцелуев.
И это вызвало в ней волну огорчения.
На пятнадцатый день после Нового года в империи отмечают праздник Фонарей. Не обошел он и поселение Хай. Здесь его проводят жрецы Сияющего лотоса. Мэй активно участвовала в подготовке, помогала украшать место, готовила суп со сладкими клецками и рисовые шарики, начиненные ягодами боярышника, финиками, кунжутом. С удивлением она осознала, что за время пребывания в обители открыла в себе много нового. Дома никогда не утруждала себя уборкой, готовкой еды, ведь для этого были слуги. А здесь убираться в комнате, шить, стирать свою одежду нужно было самой. Уборка остальных помещений и готовка еды тоже поочередно делилась между всеми жрецами. Мэй пришлось учиться этому с азов. Но она поймала себя на ощущении, что труд приносит радость, хоть поначалу было и тяжело.
Накануне праздника большую площадку в поселении украсили яркими лентами, бумажными гирляндами. В фургончиках приехали несколько торговцев и артистов, чтобы устроить ярмарку, представления. Уже стояли столы, стулья, несколько украшенных беседок.
Выдался теплый зимний день. Праздник начался с наступлением сумерек. На деревьях разом вспыхнули несколько десятков разноцветных фонариков, бросая искристые отблески на снег. У каждого гостя тоже был свой фонарик. В конце вечера все запустят их в небо.
От многочисленных огоньков на площадке было светло как днем. Легкое дуновение воздуха покачивало ленты с иероглифами добрых пожеланий. Всюду ходили люди в праздничных одеждах, торговцы выставили свои товары на прилавках. На столах уже были расставлены угощения: и жрецы, и люди из поселения приготовили праздничные блюда. Мелькали разноцветные ленты танцовщиц, которыми они выделывали изящные пируэты. Фокусники показывали чудеса в обращении с огнем и глотании сабель, собирая толпу детишек и зевак.
Для Мэй это было первое яркое зрелище впервые за долгое время. Жизнь в обители текла спокойно и размеренно. А зная, что скоро ее ждет отрешение от всего мирского, она тем более жадно ловила каждый миг, наполненный красками. На ней сегодня был розовый шелковый халат, который она сама сшила накануне. По праздникам жрецы позволяли себе надевать другую одежду. Холод уже меньше донимал Мэй, она могла обходиться без шубы, лишь накинув сверху теплый белый халат, с вышитыми на нем золотистыми нарциссами. Да и тот не подвязывала на поясе, а оставила распахнутым. Волосы были заплетены в косы, лоб обхватывала розовая лента.
Мэй смотрела во все глаза на представления артистов, изучила все прилавки с товарами, где торговали тканями, украшениями, расписными статуэтками из глины и прочими милыми безделушками. Отведала разных блюд. Настроение восторженной бабочкой взлетело ввысь. Тут было место и заливистому смеху, и изумлению, и оханью. Но чем бы Мэй ни занималась, она неизменно поглядывала на толпу и находила там Линга. Их взгляды встречались, по губам пробегала улыбка, а в груди шевелился еще больший восторг.
В какой-то момент Мэй устала от праздничной суматохи. Она приметила оставленные кем-то на столе с вещами кисти и тушь: ею расписывали фонарики. Мэй прихватила их, нашла там же пару листов бумаги и отправилась в беседку на самом краю площадки. Попутно набрала в кружку теплой воды из большого чана. Мэй села прямо на пол, а бумагу, кисти и тушь разложила на лавочке. Первым делом она размягчила замерзшие щетинки кистей в теплой воде. Затем взяла среднюю по толщине и обмакнула в тушь.
Фонарики давали хорошее освещение. Мэй ушла в себя. Звуки праздника растворились, оставшись тенями где-то в отдалении. Ее охватила безмятежность, словно вода в пруду подле храма: ровная не замерзшая гладь посреди сугробов. Высунув от усердия кончик языка, Мэй не задумывалась, что рисует. Руки сами порхали над листом, кисть скользила плавно, словно утка-мандаринка по реке. Мазок за мазком, линия за линией рождался образ, наполнялся жизнью и силой. Опомнилась Мэй, лишь когда услышала сзади голос:
– Вот ты где!
Чья-то тень легла на рисунок. Мэй вздрогнула и тут же встала, заслонив собой картину. Обернулась. Перед ней стоял улыбающийся Линг. Белоснежный шелковый халат с вышитыми журавлями удивительно гармонировал с волосами, собранными в пучок. Лоб украшала золотистая лента.
– А я-то думаю, куда ты подевалась…
– От веселья тоже устаешь, - щеки Мэй слегка порозовели. Она старательно заслоняла собой рисунок, но Линг все время норовил заглянуть ей за спину.
– Покажи! – взмолился он. – Мне так нравятся твои рисунки!
– О, нет, - как можно непринужденнее Мэй замахала руками. – Я только начала. Там почти ничего нет.
– Да ладно. Мне показалось, там уже готовый рисунок.
Лингу все-таки удалось заглянуть, и он неожиданно застыл как вкопанный. Зачарованная его реакцией, Мэй отошла в сторону, чувствуя, как сердце в волнении ускорило ритм. Линг медленно приблизился и опустился на корточки перед рисунком. На его лице застыло изумление. Мазки и линии на рисовой бумаге складывались в фигуру парня, чьи светлые волосы развевались на ветру. У него был добрый живой взгляд, теплая улыбка. А за спиной раскинулись могучие крылья.
– Это… я? – выдохнул Линг еле слышно. – Ты видишь меня таким?
Казалось, он был зачарован. Осторожно коснулся пальцем крыльев на рисунке.
– Даже не знаю, почему так вышло, - Мэй смущенно пожала плечами. – Я просто рисовала, не задумываясь, что получится. Но, мне кажется, этот образ духа-хранителя тебе очень подходит.
Линг с трудом заставил себя оторваться от рисунка. В глазах, обращенных к Мэй, застыла благодарность и что-то еще.
– Можно я возьму его себе?
– Конечно! – Мэй подхватила листок бумаги и протянула Лингу. – Считай, что это мой тебе подарок.
Принимая дар, Линг коснулся ладони Мэй.
– Спасибо, - прошептал он. – Это бесценный подарок… поверь мне.
Они снова несколько секунд смотрели друг на друга. Мэй теперь чувствовала не смущение, а какой-то особый восторг. Когда, кажется, будто только что ты испил самого вкусного нектара, и его привкус все еще чувствуется на губах.
– Огни! – тут и там раздавались голоса. – Пора запускать огни!
– Пойдем, - Линг с улыбкой протянул руку Мэй. – Надо и нам запустить фонарики.
Собравшись в толпу, люди подбрасывали вверх фонарики. Увлекаемые особой магией, они летели выше и выше. Это было удивительное зрелище, когда множество разноцветных пятнышек озарили собой небо. Словно мазки звезд на картине ночного пейзажа. Мэй тихо вздохнула и не сразу заметила, как прильнула к плечу Линга. А когда заметила, то поначалу напряглась, но так и не нашла в себе сил отстраниться. Помедлив чуть, он шевельнул рукой и осторожно коснулся плеча Мэй. Так они и стояли, почти не шевелясь и неотрывно глядя в небо. Мэй следила за своим фонариком, даже когда тот оказался среди других. Мерцая красноватым бликом, он поднимался ввысь рядом с голубым фонариком Линга. Они так и оставались рядом, даже поднявшись на большую высоту и став едва различимыми точками в небе.
Погружаясь в медитацию, Мэй чувствовала рассеянность. Сейчас отпустить мысли было особенно тяжело. Сегодняшнюю ночь она почти не спала. Мысли все время возвращались к вечеру и празднику. Яркие зрелища будоражили ум, но не только. Мэй вспоминала свой рисунок. Она ведь даже не задумывалась над тем, что изобразить. Но нарисовала именно Линга. Да еще в таком необычном воплощении. Вспоминая, как Линг пришел, изумился ее рисунком, Мэй чувствовала, как по щекам вновь разливается жар. А потом они стояли, смотрели в небо и... Дрожь пробегала по телу, когда в голове оживали эти картинки. Сам собой вспыхивал вопрос. Она и Линг. Могли ли они?.. Но вслед за этим накатывала такая волна горечи, что хотелось провалиться под землю. Мэй корила себя за то, что смеет даже думать о таком. Подобные мысли – предательство по отношению к богу. Нет! Надо все исправить. Надо перестать.
Она пыталась отвлечься на вышивку, но отогнать навязчивые мысли так и не получилось. За этим занятием ее и застал Линг.
– Привет! - на губах заиграла привычная улыбка. Она так озаряет его и без того солнечное лицо! Мэй тут же одернула себя и закусила губу. Нашла о чем думать! - Я был так тронут твоим рисунком, что захотел сделать тебе ответный подарок. Пойдем!
Линг поманил Мэй за собой.
– О, нет, что ты! - она тут же рассмеялась и замахала руками. - Не стоило утруждаться.
Но Линг лишь загадочно качнул головой. Мэй и опомниться не успела, как позволила увести себя в одну из комнат обители. Линг подвел ее к столу, где среди статуэток жаб лежала продолговатая коробочка, расписанная узорами в виде бабочек и хризантем.
– Вот. Это тебе.
Заинтригованная Мэй подошла ближе и открыла коробочку. Ее глазам предстали стеклянные баночки с красками. Да такие удивительные тона! Мэй, тихо выдохнув, стала поочередно открывать крышки, разглядывать их и даже нюхать. Она еще не встречала таких красок. В них будто была замешана мерцающая пыльца. Даже нашлась серебряная и золотая краска.
– Чтобы ты могла нарисовать еще больше чудесных пейзажей и портретов.
Мэй обернулась, не зная, какими словами выразить благодарность, и тут же вздрогнула. Взгляд Линга был напитан такой нежностью, что новая волна прошлась по телу. Волна, в которой смешались противоречивые оттенки чувств. Опомнившись на миг, Мэй хотела сказать то, о чем думала накануне. Но не нашла в себе сил. Вместо этого шагнула ближе и произнесла дрогнувшим голосом:
– Спасибо. Мне очень нравится.
Почти одновременно они протянули друг другу руки. Прикосновение его теплых пальцев, словно порыв ветра, всколыхнуло в душе рой лепестков сливы. Не ведая, что она делает, Мэй подошла еще ближе. Его ладонь потянулась к ее щеке, коснулась.
– Такая нежная кожа, - раздался шепот Линга. – Словно лепесток хризантемы.
Ближе. Еще ближе. Аромат вереска приятно защекотал ноздри. Руки сомкнулись в единый замок. Мэй почти чувствовала на своих щеках горячее дыхание Линга, как вдруг в коридоре раздались голоса. Они оба почти одновременно отстранились друг от друга. Оцепенение пропало, кровь застучала в висках. Еще раз сбивчиво пробормотав слова благодарности, Мэй подхватила коробочку с красками и выбежала из комнаты. Лишь у себя она остановилась с гулко стучащим сердцем. Прислонилась к стене, закрыв глаза.
«Милостивый Ксиодан, что же я делаю!»
Днем в обитель пришло тревожное известие. Людей в поселении поразила странная болезнь. Одного за другим резко охватывала лихорадка, появлялся мучительный кашель, слабость, кожа зеленела. И все это буквально за несколько часов. Бао послал жрецов разобраться и исцелить людей. Служители Ксиодана были устойчивы к такого рода болезням, потому не боялись заразиться.
Едва дождавшись окончания молитвы, Мэй уединилась в комнате. Гнетущие чувства охватили ее. Она боялась лишний раз выйти, чтобы не столкнуться с Лингом. То, что она испытывала, находясь рядом с ним, пугало. Мэй не узнавала саму себя. Обычно сдержанная, она в такие моменты стала походить на вулкан, готовый вот-вот взорваться. Будто перестала контролировать себя, могла в любой момент сказать или сделать что-то несуразное, а то и опасное. Тревога теперь стала вечной спутницей. Тревога, что их кто-то увидит с Лингом и все поймет, что она не оправдает ожиданий бога, что окажется в западне Шана. А ведь она надеялась найти спокойствие в обители Ксиодана…
Через несколько часов вернулся один из жрецов с новостями, ужаснее прежних. Состояние людей ухудшалось, несколько человек скончались. Целительные способности жрецов не помогали побороть болезнь. Лишь только чуть ослабить симптомы. Все известные лекарства, травы, снадобья тоже не давали результата. Бао отправил почти всех жрецов в поселение, чтобы ухаживать за больными, помочь и попытаться определить природу болезни. Даже Мэй попросили пойти с ними, ибо сейчас пригодится любая помощь.
В глазах Мэй все еще стоял ужас. Но от Линга будто исходила невидимая ободряющая волна. Сама от себя такого не ожидая, Мэй протянула руки. Линг приблизился и вложил в них птицу, жизнь в которой теплилась слабым огоньком. А затем коснулся ладоней Мэй. Он стоял так близко, что чувствовался аромат вереска, исходящий от него. Щеки Мэй снова налились жаром. Казалось, она чувствует на своем лице дыхание Линга. Ее ладони задрожали, но вдруг налились теплом и озарились сиянием. В тот же миг воробей встрепенулся, зачирикал. Он заметно ожил, но улетать не спешил, уставившись своими глазками-бусинками на людей. Мэй до конца не верила в происходящее. У нее получилось! Так легко и непринужденно. Она подняла изумленные глаза на Линга:
– Ты совсем не боялся, что из-за меня воробей превратится в горстку пепла?
Его лицо сияло.
– Нет. Я верил в тебя.
Это было сказано так проникновенно, что Мэй обдало жаркой волной. Стоя близко, все еще соприкасаясь ладонями, они несколько секунд глядели друг другу в глаза. Воробей притих и не улетал, будто не решаясь нарушить этот хрупкий волшебный миг. Мэй первой опустила глаза, ее сердце учащенно билась.
Линг бережно взял воробья себе на ладони.
– Пойдем, друг. Во дворе есть кормушка.
Он первым пошел к обители. Мэй, чуть помедлив, двинулась за ним.
***
Дни сплетались в невесомое снежное кружево. Шаг за шагом в Мэй зарождались крупицы уверенности. Тело слушалось все лучше, появлялась гибкость. Дыхательная гимнастика и медитации очищали разум, приносили спокойствие. Хотя полной тишины в голове ей все еще не удавалось достигнуть. Мысли по-прежнему мелькали. Но теперь тому была иная причина. Мэй осознавала, что все чаще смотрит на Линга, внутренне коря себя за это. Когда их взгляды встречались, улыбка тут же невольно пробегала по губам, а в душе начинали распускаться невидимые хризантемы. Эти трепетные чувства, как дыхание весны, удивляли и пугали Мэй одновременно.
Иногда они с Лингом вместе гуляли. Он рассказывал о странах, в которых побывал. Его слова несли в себе столь яркие образы, что Мэй зачарованно слушала, боясь своим дыханием спугнуть возникающие перед глазами картинки. Как-то Тинг, наблюдавшая за ними, спросила:
– Дитя, ты помнишь о своем предназначении?
Ее голос вроде бы оставался привычно ровным и спокойным, но что-то в нем звучало иначе. Словно легкая тень в солнечную погоду скользнула по поляне.
Мэй опустила глаза.
– Помню. Конечно, помню.
– Всякие земные привязанности станут для тебя цепями, которые сложно будет разорвать. Оставайся безмятежной и свободной, как покачивающийся на воде лотос.
Мэй еще ниже опустила голову. Почему-то эти слова острыми шипами прошлись по ее душе. Тинг ободряюще опустила руку ей на плечо.
– Ты идешь верной дорогой, дитя. Просто смотри вперед. Свет нового дня станет ориентиром. Тебя ждет великая судьба.
Мэй кивнула, едва скрыв раздражение. Большое будущее, великая судьба… Эти слова не вызывали ничего кроме горечи. А сейчас Мэй с удивлением отметила, что едва ли не разозлилась, услышав это. Она тут же встряхнула головой, прогоняя темные мысли. Когда Тинг ушла, Мэй некоторое время разглядывала себя в зеркале. Кожа теперь была не такой бледной, вернув себе прежний цвет. Глаза сияли ярче, исчезли темные круги. Мэй впервые задумалась о том, что ее губы не узнают поцелуев.
И это вызвало в ней волну огорчения.
ГЛАВА 7
На пятнадцатый день после Нового года в империи отмечают праздник Фонарей. Не обошел он и поселение Хай. Здесь его проводят жрецы Сияющего лотоса. Мэй активно участвовала в подготовке, помогала украшать место, готовила суп со сладкими клецками и рисовые шарики, начиненные ягодами боярышника, финиками, кунжутом. С удивлением она осознала, что за время пребывания в обители открыла в себе много нового. Дома никогда не утруждала себя уборкой, готовкой еды, ведь для этого были слуги. А здесь убираться в комнате, шить, стирать свою одежду нужно было самой. Уборка остальных помещений и готовка еды тоже поочередно делилась между всеми жрецами. Мэй пришлось учиться этому с азов. Но она поймала себя на ощущении, что труд приносит радость, хоть поначалу было и тяжело.
Накануне праздника большую площадку в поселении украсили яркими лентами, бумажными гирляндами. В фургончиках приехали несколько торговцев и артистов, чтобы устроить ярмарку, представления. Уже стояли столы, стулья, несколько украшенных беседок.
Выдался теплый зимний день. Праздник начался с наступлением сумерек. На деревьях разом вспыхнули несколько десятков разноцветных фонариков, бросая искристые отблески на снег. У каждого гостя тоже был свой фонарик. В конце вечера все запустят их в небо.
От многочисленных огоньков на площадке было светло как днем. Легкое дуновение воздуха покачивало ленты с иероглифами добрых пожеланий. Всюду ходили люди в праздничных одеждах, торговцы выставили свои товары на прилавках. На столах уже были расставлены угощения: и жрецы, и люди из поселения приготовили праздничные блюда. Мелькали разноцветные ленты танцовщиц, которыми они выделывали изящные пируэты. Фокусники показывали чудеса в обращении с огнем и глотании сабель, собирая толпу детишек и зевак.
Для Мэй это было первое яркое зрелище впервые за долгое время. Жизнь в обители текла спокойно и размеренно. А зная, что скоро ее ждет отрешение от всего мирского, она тем более жадно ловила каждый миг, наполненный красками. На ней сегодня был розовый шелковый халат, который она сама сшила накануне. По праздникам жрецы позволяли себе надевать другую одежду. Холод уже меньше донимал Мэй, она могла обходиться без шубы, лишь накинув сверху теплый белый халат, с вышитыми на нем золотистыми нарциссами. Да и тот не подвязывала на поясе, а оставила распахнутым. Волосы были заплетены в косы, лоб обхватывала розовая лента.
Мэй смотрела во все глаза на представления артистов, изучила все прилавки с товарами, где торговали тканями, украшениями, расписными статуэтками из глины и прочими милыми безделушками. Отведала разных блюд. Настроение восторженной бабочкой взлетело ввысь. Тут было место и заливистому смеху, и изумлению, и оханью. Но чем бы Мэй ни занималась, она неизменно поглядывала на толпу и находила там Линга. Их взгляды встречались, по губам пробегала улыбка, а в груди шевелился еще больший восторг.
В какой-то момент Мэй устала от праздничной суматохи. Она приметила оставленные кем-то на столе с вещами кисти и тушь: ею расписывали фонарики. Мэй прихватила их, нашла там же пару листов бумаги и отправилась в беседку на самом краю площадки. Попутно набрала в кружку теплой воды из большого чана. Мэй села прямо на пол, а бумагу, кисти и тушь разложила на лавочке. Первым делом она размягчила замерзшие щетинки кистей в теплой воде. Затем взяла среднюю по толщине и обмакнула в тушь.
Фонарики давали хорошее освещение. Мэй ушла в себя. Звуки праздника растворились, оставшись тенями где-то в отдалении. Ее охватила безмятежность, словно вода в пруду подле храма: ровная не замерзшая гладь посреди сугробов. Высунув от усердия кончик языка, Мэй не задумывалась, что рисует. Руки сами порхали над листом, кисть скользила плавно, словно утка-мандаринка по реке. Мазок за мазком, линия за линией рождался образ, наполнялся жизнью и силой. Опомнилась Мэй, лишь когда услышала сзади голос:
– Вот ты где!
Чья-то тень легла на рисунок. Мэй вздрогнула и тут же встала, заслонив собой картину. Обернулась. Перед ней стоял улыбающийся Линг. Белоснежный шелковый халат с вышитыми журавлями удивительно гармонировал с волосами, собранными в пучок. Лоб украшала золотистая лента.
– А я-то думаю, куда ты подевалась…
– От веселья тоже устаешь, - щеки Мэй слегка порозовели. Она старательно заслоняла собой рисунок, но Линг все время норовил заглянуть ей за спину.
– Покажи! – взмолился он. – Мне так нравятся твои рисунки!
– О, нет, - как можно непринужденнее Мэй замахала руками. – Я только начала. Там почти ничего нет.
– Да ладно. Мне показалось, там уже готовый рисунок.
Лингу все-таки удалось заглянуть, и он неожиданно застыл как вкопанный. Зачарованная его реакцией, Мэй отошла в сторону, чувствуя, как сердце в волнении ускорило ритм. Линг медленно приблизился и опустился на корточки перед рисунком. На его лице застыло изумление. Мазки и линии на рисовой бумаге складывались в фигуру парня, чьи светлые волосы развевались на ветру. У него был добрый живой взгляд, теплая улыбка. А за спиной раскинулись могучие крылья.
– Это… я? – выдохнул Линг еле слышно. – Ты видишь меня таким?
Казалось, он был зачарован. Осторожно коснулся пальцем крыльев на рисунке.
– Даже не знаю, почему так вышло, - Мэй смущенно пожала плечами. – Я просто рисовала, не задумываясь, что получится. Но, мне кажется, этот образ духа-хранителя тебе очень подходит.
Линг с трудом заставил себя оторваться от рисунка. В глазах, обращенных к Мэй, застыла благодарность и что-то еще.
– Можно я возьму его себе?
– Конечно! – Мэй подхватила листок бумаги и протянула Лингу. – Считай, что это мой тебе подарок.
Принимая дар, Линг коснулся ладони Мэй.
– Спасибо, - прошептал он. – Это бесценный подарок… поверь мне.
Они снова несколько секунд смотрели друг на друга. Мэй теперь чувствовала не смущение, а какой-то особый восторг. Когда, кажется, будто только что ты испил самого вкусного нектара, и его привкус все еще чувствуется на губах.
– Огни! – тут и там раздавались голоса. – Пора запускать огни!
– Пойдем, - Линг с улыбкой протянул руку Мэй. – Надо и нам запустить фонарики.
Собравшись в толпу, люди подбрасывали вверх фонарики. Увлекаемые особой магией, они летели выше и выше. Это было удивительное зрелище, когда множество разноцветных пятнышек озарили собой небо. Словно мазки звезд на картине ночного пейзажа. Мэй тихо вздохнула и не сразу заметила, как прильнула к плечу Линга. А когда заметила, то поначалу напряглась, но так и не нашла в себе сил отстраниться. Помедлив чуть, он шевельнул рукой и осторожно коснулся плеча Мэй. Так они и стояли, почти не шевелясь и неотрывно глядя в небо. Мэй следила за своим фонариком, даже когда тот оказался среди других. Мерцая красноватым бликом, он поднимался ввысь рядом с голубым фонариком Линга. Они так и оставались рядом, даже поднявшись на большую высоту и став едва различимыми точками в небе.
***
Погружаясь в медитацию, Мэй чувствовала рассеянность. Сейчас отпустить мысли было особенно тяжело. Сегодняшнюю ночь она почти не спала. Мысли все время возвращались к вечеру и празднику. Яркие зрелища будоражили ум, но не только. Мэй вспоминала свой рисунок. Она ведь даже не задумывалась над тем, что изобразить. Но нарисовала именно Линга. Да еще в таком необычном воплощении. Вспоминая, как Линг пришел, изумился ее рисунком, Мэй чувствовала, как по щекам вновь разливается жар. А потом они стояли, смотрели в небо и... Дрожь пробегала по телу, когда в голове оживали эти картинки. Сам собой вспыхивал вопрос. Она и Линг. Могли ли они?.. Но вслед за этим накатывала такая волна горечи, что хотелось провалиться под землю. Мэй корила себя за то, что смеет даже думать о таком. Подобные мысли – предательство по отношению к богу. Нет! Надо все исправить. Надо перестать.
Она пыталась отвлечься на вышивку, но отогнать навязчивые мысли так и не получилось. За этим занятием ее и застал Линг.
– Привет! - на губах заиграла привычная улыбка. Она так озаряет его и без того солнечное лицо! Мэй тут же одернула себя и закусила губу. Нашла о чем думать! - Я был так тронут твоим рисунком, что захотел сделать тебе ответный подарок. Пойдем!
Линг поманил Мэй за собой.
– О, нет, что ты! - она тут же рассмеялась и замахала руками. - Не стоило утруждаться.
Но Линг лишь загадочно качнул головой. Мэй и опомниться не успела, как позволила увести себя в одну из комнат обители. Линг подвел ее к столу, где среди статуэток жаб лежала продолговатая коробочка, расписанная узорами в виде бабочек и хризантем.
– Вот. Это тебе.
Заинтригованная Мэй подошла ближе и открыла коробочку. Ее глазам предстали стеклянные баночки с красками. Да такие удивительные тона! Мэй, тихо выдохнув, стала поочередно открывать крышки, разглядывать их и даже нюхать. Она еще не встречала таких красок. В них будто была замешана мерцающая пыльца. Даже нашлась серебряная и золотая краска.
– Чтобы ты могла нарисовать еще больше чудесных пейзажей и портретов.
Мэй обернулась, не зная, какими словами выразить благодарность, и тут же вздрогнула. Взгляд Линга был напитан такой нежностью, что новая волна прошлась по телу. Волна, в которой смешались противоречивые оттенки чувств. Опомнившись на миг, Мэй хотела сказать то, о чем думала накануне. Но не нашла в себе сил. Вместо этого шагнула ближе и произнесла дрогнувшим голосом:
– Спасибо. Мне очень нравится.
Почти одновременно они протянули друг другу руки. Прикосновение его теплых пальцев, словно порыв ветра, всколыхнуло в душе рой лепестков сливы. Не ведая, что она делает, Мэй подошла еще ближе. Его ладонь потянулась к ее щеке, коснулась.
– Такая нежная кожа, - раздался шепот Линга. – Словно лепесток хризантемы.
Ближе. Еще ближе. Аромат вереска приятно защекотал ноздри. Руки сомкнулись в единый замок. Мэй почти чувствовала на своих щеках горячее дыхание Линга, как вдруг в коридоре раздались голоса. Они оба почти одновременно отстранились друг от друга. Оцепенение пропало, кровь застучала в висках. Еще раз сбивчиво пробормотав слова благодарности, Мэй подхватила коробочку с красками и выбежала из комнаты. Лишь у себя она остановилась с гулко стучащим сердцем. Прислонилась к стене, закрыв глаза.
«Милостивый Ксиодан, что же я делаю!»
ГЛАВА 8
Днем в обитель пришло тревожное известие. Людей в поселении поразила странная болезнь. Одного за другим резко охватывала лихорадка, появлялся мучительный кашель, слабость, кожа зеленела. И все это буквально за несколько часов. Бао послал жрецов разобраться и исцелить людей. Служители Ксиодана были устойчивы к такого рода болезням, потому не боялись заразиться.
Едва дождавшись окончания молитвы, Мэй уединилась в комнате. Гнетущие чувства охватили ее. Она боялась лишний раз выйти, чтобы не столкнуться с Лингом. То, что она испытывала, находясь рядом с ним, пугало. Мэй не узнавала саму себя. Обычно сдержанная, она в такие моменты стала походить на вулкан, готовый вот-вот взорваться. Будто перестала контролировать себя, могла в любой момент сказать или сделать что-то несуразное, а то и опасное. Тревога теперь стала вечной спутницей. Тревога, что их кто-то увидит с Лингом и все поймет, что она не оправдает ожиданий бога, что окажется в западне Шана. А ведь она надеялась найти спокойствие в обители Ксиодана…
Через несколько часов вернулся один из жрецов с новостями, ужаснее прежних. Состояние людей ухудшалось, несколько человек скончались. Целительные способности жрецов не помогали побороть болезнь. Лишь только чуть ослабить симптомы. Все известные лекарства, травы, снадобья тоже не давали результата. Бао отправил почти всех жрецов в поселение, чтобы ухаживать за больными, помочь и попытаться определить природу болезни. Даже Мэй попросили пойти с ними, ибо сейчас пригодится любая помощь.
