- Слышала?
- Сейчас… - Мара решила всё же сбегать за ворота.
Выглянула… Пыльная дорога убегала за околицу и терялась на цветочной лугу. Лес был. Но далеко. Искать там Андрея и Борьку теперь бессмысленно.
По дороге запылил конь. Парень верхом. Бросил на Мару пристальный взгляд.
Она чуть отодвинулась за столб.
Парень нахально присвистнул, ухмыльнулся, ударил коня в бок голой пяткой и запылил дальше.
Мара вернулась к Даше:
- Я что-то не поняла про неделю.
- Я тоже… - Даша окинула Мару хмурым взглядом, - всё же одеваетесь вы… не очень. Я тебе ещё тогда хотела сказать.
Девушка с удовольствие погладила ладонями свой синий сарафан, который сверху обтягивал точёную фигурку, снизу расширялся красивыми складками. Потом поглядела на Мару.
Внезапно и Маре стало неловко. Действительно… нехорошо. Штаны…
- Сейчас я тебе вынесу. Жди в бане.
Мара зашла внутрь. Деревянные ёмкости, большие и маленькие, каменная печь. Девушка уселась на лавку.
Борька, как чувствовал. Не хотел идти. Потом ещё долго и печально смотрел на неё. Этот печальный взгляд до сих пор перед глазами. Как будто прощался.
Но с другой стороны, а был ли у них другой выход?
В дверях зашуршала тканью Даша:
- Я тебе и Настино захватила. Может, Настино лучше подойдёт?
- А она не будет против?
- Кто? Настя? Да она у нас… последнее отдаст. Чуть-чуть того…
- Главное, чтобы налезло, - махнула рукой Мара. До платьев тут.
Но когда зелёный сарафан ладно облёг фигуру поверх белой рубахи, настроение поднялось и ей захотелось покружиться.
- У вас тут зеркала нет? – легкомысленно поинтересовалась.
- Какого зеркала? Зерцала?
- Ну… да.
- Ты что!
- Что? – перепугалась Мара.
- Тятька сразу прибьёт.
- Он у тебя такой строгий?
- Он у меня добрый. Но зерцало не потерпит. Они же… того…
- Что с ними не так?
- Из них же глядят с того света. Ты туда, а на тебя оттуда.
- Жуть, конечно, если так думать. Но у меня где-то было…
Мара полезла по карманам своей небрежно брошенной на лавку одежды.
«Звёздочка»… Анюткина. Как привет из далёкого мира.
- Что это?
- Это… должно быть всегда со мной, - совсем забыла про свою болезнь. Внезапно остро ощутила радость жизни. Ведь не думала, что её столько всего ожидает. Даже какой-то там древнеславянский век. – В сарафане нет карманов?
- Хорошая штука эти ваши карманы. У нас нет. Но можно в пояс. Сейчас помогу.
- А вот и зеркало. Зерцало, как ты называешь. Но оно маленькое. Всю себя не рассмотрю.
- Осторожно, они могут и в маленькое утянуть, - предостерегла Даша.
- В последнее время меня не так-то легко напугать, - немного прихвастнула Мара, но задумалась… Убрала зеркало.
- Тебе хорошо, - улыбнулась Даша. – Зелёный сарафан и зелёный глаза.
- Как русалка?
Но Даша суеверно заплевалась.
- Пойдём… Фиске сейчас врать что-нибудь будем. Фиске легко. А вот вечером отцу с матерью повторить будет не так-то просто.
- Я так и не поняла про неделю.
- Я тоже…
- Никогда не ел такой вкусной похлёбки, – Дашин отец, дядька Тиша, чуть сузил в добром прищуре глаза.
- Это Мара сварила, - тут же вставила Даша.
И все потянулись круглыми ложками в общий котёл.
- Знатная похлёбка, - поддакнул Стёпка. Он сидел рядом с отцом. И хотя выглядел лет на десять, вовсю пользовался правами старшего сына в семье. И за столом это определялось в разговоре. Когда остальные дети больше помалкивали, Стёпка себя особо не сдерживал.
Мать, тётка Улита, сидела с краю. Она часто вскакивала, когда надо было что-нибудь принести-отнести. Во всё время ужина Мара чувствовала с её стороны недобрые взгляды. Вот и теперь похвала не пришлась Улите по душе.
- Обыкновенная…
- Значит, говоришь – перехожая? – у дядьки Тиши во взгляде было много сомнения.
Мара чуть кивнула. Врать не умела. И не думала, что такой навык ей когда-нибудь пригодится. Про перехожую сказала Даша. Мара лишь попыталась сообразить, что означает слово.
- Да ты ешь, не стесняйся.
Мара робко потянулась ложкой в другой котёл, где каша. Свой суп она боялась разбрызгать на белую скатерть с узорами по краям.
- А откуда идёшь?
Мара застыла. Вот откуда она может идти? Вспомнилась Таша.
- Я не помню…
- Ай память отшибло? – ахнула бабушка и перестала жевать.
- Да… - что ещё сказать? Мара почувствовала, что щёки её запылали.
- Ну-у, всяко в жизни бывает, - дядька Тиша решил поддержать девицу. – У Косого, помните? тоже отшибло, когда с дерева грохнулся вниз головой.
Стёпка хмыкнул:
- Да он и раньше не шибко при памяти был.
- Но! - дядька Тиша чуть нахмурил брови на Стёпку, и тот потупил глаза. И вправду, что-то он разошёлся.
- А куда направлялась?
Мара перебрала в памяти древнерусские города. Осенило:
- В Дебрянск, - и врать почти не пришлось.
- Слыхали… Заходят к нам купцы из Дебрянска. Правда, сейчас наша речка обмелела. Но ближе к осени можно ждать.
- Нет, мне нельзя ждать.
- Тять, можно Мара у нас пока поживёт?
- Да пускай живёт. Лишние рабочие руки не помешают. Особенно в сенокос.
Улита хмыкнула, глянув на тонкую кисть Мары, но ничего не сказала. Хотя что тут говорить? И так все поняли, чего Улита хмыкала.
Горница была небольшая, маленькие окна без стёкол не давали много света, но лучины это дело чуть поправляли.
Меньшие дети сидели в самом углу. Все с ложками. Маре было уморительно смотреть, как Мишка тягал себе кашу. Рот широко раскрывал заранее, когда ложка ещё путешествовала в котле. Много ли, мало зачерпывалось, для Мишки было неважно. Иногда та вовсе пустая возвращалась в гостеприимный Мишкин рот. Иногда опрокидывала на скатерть всю добычу. Дорога между котлом и Мишкой была усыпана едой.
Мара вспомнила, как вчера или неделю назад она наблюдала, как Фиска кормила малыша.
По всему выходило, что пока в Марином мире прошли сутки, здесь тянулась неделя. Это подтвердили все. Дашу по лесам и в реке искали долго. Потом отчаялись, думали, потеряли девку. А тут радость.
Теперь Фиска глаз не сводила с гостьи.
- А сарафан у тебя совсем как у Насти, - пропела она.
Мара перепугано взглянула на Настю. Но та даже бровью не повела. Улыбнулась доброжелательно Маре и опять унеслась мыслями куда-то, где витала целый вечер.
Вспомнила. Даша сказала, что Настя – «немного того». И Мара пыталась понять, в чём это выражалось.
Была та красивая, особенно глаза. Большие, синие, с голубоватой склерой. А никакого «того» не было заметно. На Настю смотреть можно было долго…
- Цыц!
Мара вздрогнула. А это дед. Хлопнул маленького Сеньку по лбу.
– Прям из моей ложки вычерпывает, - у деда голос дрогнул от обиды и возмущения.
Сенька - ничего, почесал лоб, снова полез в котелок.
- А чего это у тебя, девонька, коса такая куцая? – бабушка не хотела обидеть. Ей действительно интересно.
Ранее днём Даша заплела Маре косу и свою зелёную ленточку не пожалела.
- Болела я, вот и отрезали. Но это было давно. Я уже выздоровела.
- У меня и то длинней, - Фиска так мотнула головой, демонстрирую своё белёсое богатство, что заехала кончиками волос деду в глаз. За что от него тоже получила ложкой по лбу.
- Девки! – раздалось тут неожиданное сверху.
- Настя, лезь бабку кормить.
Настя молча взяла заранее налитый и уже остывший суп в глиняной чашке, полезла на полати.
- Ну, а ты как блудила целую неделю? Хвались.
- Я? – растерялась Даша. – Я же рассказывала.
- А что ты рассказывала? Пошла… не туда зашла… дорогу не нашла… а теперича вернулась. Как-то не складывается одно к другому.
- А что не складывается, тять? – робко поинтересовалась Даша.
- Если бы ты неделю бродила по лесу, то твоя понёва в клочья изодралась бы.
Даша молча хлопала глазами. Неожиданно на помощь пришла мать:
- Да ей, знамо дело, леший глаза отвёл. Может, она и ходила взад-вперёд по одной поляне. А ей показалось, что по всему лесу. Помнишь, как в детстве с ней случай был? Она теперича меченная. За ней глаз да глаз нужен.
Даша на эти слова побледнела и замерла. Мара вспомнила, как девушка бегала от Борьки. Наверное, когда-то страшное случилось с Дашей. И она сама, кажется, что-то такое упоминала. Мара посочувствовала девушке.
- Ничо, скоро замуж пойдёт, пусть муж тогда доглядает.
У Даши испортилось настроение окончательно.
- Тять, можно вечером на гулянье?
- Ишь ты, не нагулялась.
- Я с Марой. Настя, пойдёшь с нами?
- Пойду, - отозвалась та с полатей.
- Можно?
- А ничего, что замуж скоро? Может, дома бы посидела?
Неожиданно вступилась мать:
- А просватанья ведь не было? Чего он тянет? Емельян-то? Вот пусть девка чуток погуляет. Недолго осталось…
- Идите. Только завтра рано на сенокос. Не встанете, за пятки скину с полатей.
- Да мы на сеновале переночуем.
- Ну, с сеновала.
- Петь, знаешь, что я вспоминаю?
- Что?
- Вот только как-то смутно... Или читал где-то, или слышал…
Лёша надолго замолчал – пытался в недрах памяти отыскать информацию. Петя терпеливо ждал.
Лес все также густел и впереди, и позади. Но идти по золотой нити было намного удобнее. Иногда она ныряла в густые кусты. У ребят появлялся соблазн в таких случаях сойти с золотой тропы и обойти эти кусты. Но отметали соблазн, лезли в заросли, иногда чуть ли не ползком.
- Вот эти сказки наши… про бабу-ягу и кощея бессмертного… и других, они и не сказки вовсе.
- Как это не сказки?
- Нет… это потом они стали сказками. А сначала всё было по-настоящему.
Петька нахмурился. Что-то его приятель несёт несусветное. Но промолчал. Пусть несёт. Может, чуть позже смысл появится.
А Лёшка продолжал экать-мекать, по всему видать, слышать он, может, и слышал, но очень невнимательно.
- Когда-то давно наши предки… как их?
- Славяне? Язычники? – постарался помочь Петя.
- Точно. Ты тоже это слышал?
- Я вообще не пойму, о чём ты.
Лёшка мысленно унёсся в далёкое прошлое. Не к славянам-язычникам, а к своему детству.
- Мать, иди сюда, тебя тут по телеку показывают, - загоготал отец.
Он сидел на стареньком диване перед ещё более старым телевизором. В руке торчала большая бутылка пива, на животе лежали крошки от всего, что он нёс ко рту.
Маленький Лёшка прилетел посмотреть. Мамку по телевизору показывают? Его мамку? Он всегда знал, что она особенная.
Но по телеку показывали сказочные картинки и говорили неинтересные слова. Мамку не показывали. Наверное, он опоздал. Лёшка немного послушал, но сказка была скучная.
Теперь пытался вспомнить:
- У бабы яги костяная нога… И она живёт в глухом лесу. В маленьком домике на курьих ножках. Домик настолько маленький, что бабий нос в потолок врос… Понял, что за домик?
- Нет…
- Это ведьм раньше хоронили в лесу. И они, типа, полуживые, полумёртвые. Костяная нога, и всё такое…
- Ну, и что?
- Сдаётся мне, что та девица, которая нас пирогами червивыми угощала, и есть баба яга.
- Ага, а мы в сказку попали?
- Может, и не в сказку. Но… что ты говорил про славян-язычников?
- Да не знаю я про них толком ничего. Водяные там у них, лешие, русалки, кто ещё?
- У них много всякого.
Петька сообразил:
- Ты хочешь сказать, что вся эта нечисть проникла сюда?
- Точно! Вся эта нечисть, похоже, проникла сюда.
- Как?
- Вот здесь я уже без понятия. Это наш Никита мог бы сообразить. Ну, там взрыв, эволюция, что он там ещё говорил? Эксперименты всякие.
Петька, озадаченный таким поворотом, задумался сам. Но ненадолго.
- Слышь… Плачет кто-то.
- Ребёнок?
- Точно.
- Ножки мои замёрзли, коленки оцарапались, головку солнышко припекло, нечем прикрыть, - тоненький жалобный голосок раздавался совсем близко.
- Это песня такая? – шёпотом спросил Лёша.
Было не разобрать, то ли плачут впереди, то ли поют.
- Сейчас увидим.
Видеть не хотелось. Ребята непроизвольно замедлили шаги, но всё же продвигались.
Тут из-за дерева вынырнула головка. Страшненькая, хоть и детская. Глаза жутковато-чёрные, рот неприятно широк. А в остальном – нормальная голова. Только подстрижена уродливым кругом.
- Опаньки, кто к нам заявился! - сказала вдруг головка мужским голосом.
Лёша с Петей почувствовали, как сердце дёрнулось куда-то в шею и там осталось стучать, мешая вдохнуть воздух.
- Сами-то идут и одетые, и обутые, а я тут как зря. Дайте и мне обнову, - жалобным тоном продолжила голова, - а то хуже будет, - добавила снова грубо.
Ребята не двигались. Пытались вспомнить народные сказки и их персонажей.
Голова вдруг нырнула к земле, и из-за ствола выползло существо в светлой рубахе. Ребята не сразу поняли, почему оно ползёт гусеничкой. А потом разобрали, что рук и ног у него нет.
- А то укушу, - и человечек оскалил зубастую пасть.
- Стоп! – вытянул тут Петька руку как препятствие. – Сейчас что-нибудь найду.
Сбросил рюкзак на землю. Существо тут же подползло и само стало разглядывать, выбирать.
- Вон, у тебя обувка.
- Это кроссовки, - Петя закусил губу. Кроссовками делиться не входило в его планы.
- Давай.
- А на что ты их нацепишь?
И существо мгновенно дёрнулось и зашипело в лицо:
- Следующий раз нос откушу, - чёрные глаза блеснули недобрым. Рот ощерился, демонстрируя множество острых зубов.
- На, - Петька не стал больше спорить, вытянул кроссовки и мысленно попрощался с ними. Вряд ли у него когда-нибудь они будут ещё. Положил к сосне.
- Благодарствую, - пропело тут существо детским голосом. А потом прорычало на Лёшу:
- А ты?
- У меня есть футболка классная.
Потом вспомнил его слова, что солнышко головку припекло, добавил:
- Или лучше бейсболку? Ну, это типа шапки.
- Давай шапку, - голос опять стал детским.
Лёша снял рюкзак, но на землю предусмотрительно не поставил, а стал рыться на весу. Было неудобно, но бейсболка отыскалась.
- На, - протянул, потом положил сверху на кроссовки.
- Давай классную, - потребовало дитя.
- Футболку? – Лёша сверкнул в ответ тоже недобрым взглядом.
- Давай.
Делать нечего, сам предложил.
- Бери.
Существо захватило ртом все дары и поползло за дерево.
Это всё? Ребята переглянулись. Видимо, всё. Нерешительно шагнули дальше по своей золотой дорожке. Никто сзади не напрыгнул и не укусил зубастым ртом.
Некоторое время шли молча. Потом Петя шепнул:
- Давай вернёмся – посмотрим.
Лёша понял. Прошлый раз девица-красавица такой гипноз навела, что распознали суть только после возвращения. А теперь что будет?
- Давай. Только тихо.
Тихо идти не совсем получалось, время от времени какой-нибудь сучок трещал под ногами. Но тут уж не от них зависело.
Вот и знакомое дерево. Ребята осторожно заглянули за широкий ствол.
Мелкий сидел, прислонившись к этому стволу. Зубами натягивал кроссовку на плечо. Но только у него ничего не получалось, кроссовка постоянно падала. Мелкий терпеливо наклонялся за ней. На голове уже красовалась бейсболка козырьком набок. Как он её нацепил? Но и она свалилась вслед за кроссовкой.
Увидел ребят, испугался, дёрнулся в сторону.
- Хочешь, я тебе кроссовки на шею повешу? За шнурки? – неожиданно даже для самого себя в голосе у Петьки послышалась жалость.
- А не отберёшь?
- Не отберу.
- Смотри, догоню – укушу.
- Да не отберу.
Ребята уселись рядом с мелким. Петя связал кроссовки шнурками и, немного с опаской, водрузил на тощую шею.
- Давайте перекусим, - Лёша полез за синтезатором. Поколебался в выборе картриджей, но спрашивать не стал. Вскоре потянуло жареной колбасой.
- Сейчас… - Мара решила всё же сбегать за ворота.
Выглянула… Пыльная дорога убегала за околицу и терялась на цветочной лугу. Лес был. Но далеко. Искать там Андрея и Борьку теперь бессмысленно.
По дороге запылил конь. Парень верхом. Бросил на Мару пристальный взгляд.
Она чуть отодвинулась за столб.
Парень нахально присвистнул, ухмыльнулся, ударил коня в бок голой пяткой и запылил дальше.
Мара вернулась к Даше:
- Я что-то не поняла про неделю.
- Я тоже… - Даша окинула Мару хмурым взглядом, - всё же одеваетесь вы… не очень. Я тебе ещё тогда хотела сказать.
Девушка с удовольствие погладила ладонями свой синий сарафан, который сверху обтягивал точёную фигурку, снизу расширялся красивыми складками. Потом поглядела на Мару.
Внезапно и Маре стало неловко. Действительно… нехорошо. Штаны…
- Сейчас я тебе вынесу. Жди в бане.
Мара зашла внутрь. Деревянные ёмкости, большие и маленькие, каменная печь. Девушка уселась на лавку.
Борька, как чувствовал. Не хотел идти. Потом ещё долго и печально смотрел на неё. Этот печальный взгляд до сих пор перед глазами. Как будто прощался.
Но с другой стороны, а был ли у них другой выход?
В дверях зашуршала тканью Даша:
- Я тебе и Настино захватила. Может, Настино лучше подойдёт?
- А она не будет против?
- Кто? Настя? Да она у нас… последнее отдаст. Чуть-чуть того…
- Главное, чтобы налезло, - махнула рукой Мара. До платьев тут.
Но когда зелёный сарафан ладно облёг фигуру поверх белой рубахи, настроение поднялось и ей захотелось покружиться.
- У вас тут зеркала нет? – легкомысленно поинтересовалась.
- Какого зеркала? Зерцала?
- Ну… да.
- Ты что!
- Что? – перепугалась Мара.
- Тятька сразу прибьёт.
- Он у тебя такой строгий?
- Он у меня добрый. Но зерцало не потерпит. Они же… того…
- Что с ними не так?
- Из них же глядят с того света. Ты туда, а на тебя оттуда.
- Жуть, конечно, если так думать. Но у меня где-то было…
Мара полезла по карманам своей небрежно брошенной на лавку одежды.
«Звёздочка»… Анюткина. Как привет из далёкого мира.
- Что это?
- Это… должно быть всегда со мной, - совсем забыла про свою болезнь. Внезапно остро ощутила радость жизни. Ведь не думала, что её столько всего ожидает. Даже какой-то там древнеславянский век. – В сарафане нет карманов?
- Хорошая штука эти ваши карманы. У нас нет. Но можно в пояс. Сейчас помогу.
- А вот и зеркало. Зерцало, как ты называешь. Но оно маленькое. Всю себя не рассмотрю.
- Осторожно, они могут и в маленькое утянуть, - предостерегла Даша.
- В последнее время меня не так-то легко напугать, - немного прихвастнула Мара, но задумалась… Убрала зеркало.
- Тебе хорошо, - улыбнулась Даша. – Зелёный сарафан и зелёный глаза.
- Как русалка?
Но Даша суеверно заплевалась.
- Пойдём… Фиске сейчас врать что-нибудь будем. Фиске легко. А вот вечером отцу с матерью повторить будет не так-то просто.
- Я так и не поняла про неделю.
- Я тоже…
Глава 91
- Никогда не ел такой вкусной похлёбки, – Дашин отец, дядька Тиша, чуть сузил в добром прищуре глаза.
- Это Мара сварила, - тут же вставила Даша.
И все потянулись круглыми ложками в общий котёл.
- Знатная похлёбка, - поддакнул Стёпка. Он сидел рядом с отцом. И хотя выглядел лет на десять, вовсю пользовался правами старшего сына в семье. И за столом это определялось в разговоре. Когда остальные дети больше помалкивали, Стёпка себя особо не сдерживал.
Мать, тётка Улита, сидела с краю. Она часто вскакивала, когда надо было что-нибудь принести-отнести. Во всё время ужина Мара чувствовала с её стороны недобрые взгляды. Вот и теперь похвала не пришлась Улите по душе.
- Обыкновенная…
- Значит, говоришь – перехожая? – у дядьки Тиши во взгляде было много сомнения.
Мара чуть кивнула. Врать не умела. И не думала, что такой навык ей когда-нибудь пригодится. Про перехожую сказала Даша. Мара лишь попыталась сообразить, что означает слово.
- Да ты ешь, не стесняйся.
Мара робко потянулась ложкой в другой котёл, где каша. Свой суп она боялась разбрызгать на белую скатерть с узорами по краям.
- А откуда идёшь?
Мара застыла. Вот откуда она может идти? Вспомнилась Таша.
- Я не помню…
- Ай память отшибло? – ахнула бабушка и перестала жевать.
- Да… - что ещё сказать? Мара почувствовала, что щёки её запылали.
- Ну-у, всяко в жизни бывает, - дядька Тиша решил поддержать девицу. – У Косого, помните? тоже отшибло, когда с дерева грохнулся вниз головой.
Стёпка хмыкнул:
- Да он и раньше не шибко при памяти был.
- Но! - дядька Тиша чуть нахмурил брови на Стёпку, и тот потупил глаза. И вправду, что-то он разошёлся.
- А куда направлялась?
Мара перебрала в памяти древнерусские города. Осенило:
- В Дебрянск, - и врать почти не пришлось.
- Слыхали… Заходят к нам купцы из Дебрянска. Правда, сейчас наша речка обмелела. Но ближе к осени можно ждать.
- Нет, мне нельзя ждать.
- Тять, можно Мара у нас пока поживёт?
- Да пускай живёт. Лишние рабочие руки не помешают. Особенно в сенокос.
Улита хмыкнула, глянув на тонкую кисть Мары, но ничего не сказала. Хотя что тут говорить? И так все поняли, чего Улита хмыкала.
Горница была небольшая, маленькие окна без стёкол не давали много света, но лучины это дело чуть поправляли.
Меньшие дети сидели в самом углу. Все с ложками. Маре было уморительно смотреть, как Мишка тягал себе кашу. Рот широко раскрывал заранее, когда ложка ещё путешествовала в котле. Много ли, мало зачерпывалось, для Мишки было неважно. Иногда та вовсе пустая возвращалась в гостеприимный Мишкин рот. Иногда опрокидывала на скатерть всю добычу. Дорога между котлом и Мишкой была усыпана едой.
Мара вспомнила, как вчера или неделю назад она наблюдала, как Фиска кормила малыша.
По всему выходило, что пока в Марином мире прошли сутки, здесь тянулась неделя. Это подтвердили все. Дашу по лесам и в реке искали долго. Потом отчаялись, думали, потеряли девку. А тут радость.
Теперь Фиска глаз не сводила с гостьи.
- А сарафан у тебя совсем как у Насти, - пропела она.
Мара перепугано взглянула на Настю. Но та даже бровью не повела. Улыбнулась доброжелательно Маре и опять унеслась мыслями куда-то, где витала целый вечер.
Вспомнила. Даша сказала, что Настя – «немного того». И Мара пыталась понять, в чём это выражалось.
Была та красивая, особенно глаза. Большие, синие, с голубоватой склерой. А никакого «того» не было заметно. На Настю смотреть можно было долго…
- Цыц!
Мара вздрогнула. А это дед. Хлопнул маленького Сеньку по лбу.
– Прям из моей ложки вычерпывает, - у деда голос дрогнул от обиды и возмущения.
Сенька - ничего, почесал лоб, снова полез в котелок.
- А чего это у тебя, девонька, коса такая куцая? – бабушка не хотела обидеть. Ей действительно интересно.
Ранее днём Даша заплела Маре косу и свою зелёную ленточку не пожалела.
- Болела я, вот и отрезали. Но это было давно. Я уже выздоровела.
- У меня и то длинней, - Фиска так мотнула головой, демонстрирую своё белёсое богатство, что заехала кончиками волос деду в глаз. За что от него тоже получила ложкой по лбу.
- Девки! – раздалось тут неожиданное сверху.
- Настя, лезь бабку кормить.
Настя молча взяла заранее налитый и уже остывший суп в глиняной чашке, полезла на полати.
- Ну, а ты как блудила целую неделю? Хвались.
- Я? – растерялась Даша. – Я же рассказывала.
- А что ты рассказывала? Пошла… не туда зашла… дорогу не нашла… а теперича вернулась. Как-то не складывается одно к другому.
- А что не складывается, тять? – робко поинтересовалась Даша.
- Если бы ты неделю бродила по лесу, то твоя понёва в клочья изодралась бы.
Даша молча хлопала глазами. Неожиданно на помощь пришла мать:
- Да ей, знамо дело, леший глаза отвёл. Может, она и ходила взад-вперёд по одной поляне. А ей показалось, что по всему лесу. Помнишь, как в детстве с ней случай был? Она теперича меченная. За ней глаз да глаз нужен.
Даша на эти слова побледнела и замерла. Мара вспомнила, как девушка бегала от Борьки. Наверное, когда-то страшное случилось с Дашей. И она сама, кажется, что-то такое упоминала. Мара посочувствовала девушке.
- Ничо, скоро замуж пойдёт, пусть муж тогда доглядает.
У Даши испортилось настроение окончательно.
- Тять, можно вечером на гулянье?
- Ишь ты, не нагулялась.
- Я с Марой. Настя, пойдёшь с нами?
- Пойду, - отозвалась та с полатей.
- Можно?
- А ничего, что замуж скоро? Может, дома бы посидела?
Неожиданно вступилась мать:
- А просватанья ведь не было? Чего он тянет? Емельян-то? Вот пусть девка чуток погуляет. Недолго осталось…
- Идите. Только завтра рано на сенокос. Не встанете, за пятки скину с полатей.
- Да мы на сеновале переночуем.
- Ну, с сеновала.
Глава 92
- Петь, знаешь, что я вспоминаю?
- Что?
- Вот только как-то смутно... Или читал где-то, или слышал…
Лёша надолго замолчал – пытался в недрах памяти отыскать информацию. Петя терпеливо ждал.
Лес все также густел и впереди, и позади. Но идти по золотой нити было намного удобнее. Иногда она ныряла в густые кусты. У ребят появлялся соблазн в таких случаях сойти с золотой тропы и обойти эти кусты. Но отметали соблазн, лезли в заросли, иногда чуть ли не ползком.
- Вот эти сказки наши… про бабу-ягу и кощея бессмертного… и других, они и не сказки вовсе.
- Как это не сказки?
- Нет… это потом они стали сказками. А сначала всё было по-настоящему.
Петька нахмурился. Что-то его приятель несёт несусветное. Но промолчал. Пусть несёт. Может, чуть позже смысл появится.
А Лёшка продолжал экать-мекать, по всему видать, слышать он, может, и слышал, но очень невнимательно.
- Когда-то давно наши предки… как их?
- Славяне? Язычники? – постарался помочь Петя.
- Точно. Ты тоже это слышал?
- Я вообще не пойму, о чём ты.
Лёшка мысленно унёсся в далёкое прошлое. Не к славянам-язычникам, а к своему детству.
- Мать, иди сюда, тебя тут по телеку показывают, - загоготал отец.
Он сидел на стареньком диване перед ещё более старым телевизором. В руке торчала большая бутылка пива, на животе лежали крошки от всего, что он нёс ко рту.
Маленький Лёшка прилетел посмотреть. Мамку по телевизору показывают? Его мамку? Он всегда знал, что она особенная.
Но по телеку показывали сказочные картинки и говорили неинтересные слова. Мамку не показывали. Наверное, он опоздал. Лёшка немного послушал, но сказка была скучная.
Теперь пытался вспомнить:
- У бабы яги костяная нога… И она живёт в глухом лесу. В маленьком домике на курьих ножках. Домик настолько маленький, что бабий нос в потолок врос… Понял, что за домик?
- Нет…
- Это ведьм раньше хоронили в лесу. И они, типа, полуживые, полумёртвые. Костяная нога, и всё такое…
- Ну, и что?
- Сдаётся мне, что та девица, которая нас пирогами червивыми угощала, и есть баба яга.
- Ага, а мы в сказку попали?
- Может, и не в сказку. Но… что ты говорил про славян-язычников?
- Да не знаю я про них толком ничего. Водяные там у них, лешие, русалки, кто ещё?
- У них много всякого.
Петька сообразил:
- Ты хочешь сказать, что вся эта нечисть проникла сюда?
- Точно! Вся эта нечисть, похоже, проникла сюда.
- Как?
- Вот здесь я уже без понятия. Это наш Никита мог бы сообразить. Ну, там взрыв, эволюция, что он там ещё говорил? Эксперименты всякие.
Петька, озадаченный таким поворотом, задумался сам. Но ненадолго.
- Слышь… Плачет кто-то.
- Ребёнок?
- Точно.
Глава 93
- Ножки мои замёрзли, коленки оцарапались, головку солнышко припекло, нечем прикрыть, - тоненький жалобный голосок раздавался совсем близко.
- Это песня такая? – шёпотом спросил Лёша.
Было не разобрать, то ли плачут впереди, то ли поют.
- Сейчас увидим.
Видеть не хотелось. Ребята непроизвольно замедлили шаги, но всё же продвигались.
Тут из-за дерева вынырнула головка. Страшненькая, хоть и детская. Глаза жутковато-чёрные, рот неприятно широк. А в остальном – нормальная голова. Только подстрижена уродливым кругом.
- Опаньки, кто к нам заявился! - сказала вдруг головка мужским голосом.
Лёша с Петей почувствовали, как сердце дёрнулось куда-то в шею и там осталось стучать, мешая вдохнуть воздух.
- Сами-то идут и одетые, и обутые, а я тут как зря. Дайте и мне обнову, - жалобным тоном продолжила голова, - а то хуже будет, - добавила снова грубо.
Ребята не двигались. Пытались вспомнить народные сказки и их персонажей.
Голова вдруг нырнула к земле, и из-за ствола выползло существо в светлой рубахе. Ребята не сразу поняли, почему оно ползёт гусеничкой. А потом разобрали, что рук и ног у него нет.
- А то укушу, - и человечек оскалил зубастую пасть.
- Стоп! – вытянул тут Петька руку как препятствие. – Сейчас что-нибудь найду.
Сбросил рюкзак на землю. Существо тут же подползло и само стало разглядывать, выбирать.
- Вон, у тебя обувка.
- Это кроссовки, - Петя закусил губу. Кроссовками делиться не входило в его планы.
- Давай.
- А на что ты их нацепишь?
И существо мгновенно дёрнулось и зашипело в лицо:
- Следующий раз нос откушу, - чёрные глаза блеснули недобрым. Рот ощерился, демонстрируя множество острых зубов.
- На, - Петька не стал больше спорить, вытянул кроссовки и мысленно попрощался с ними. Вряд ли у него когда-нибудь они будут ещё. Положил к сосне.
- Благодарствую, - пропело тут существо детским голосом. А потом прорычало на Лёшу:
- А ты?
- У меня есть футболка классная.
Потом вспомнил его слова, что солнышко головку припекло, добавил:
- Или лучше бейсболку? Ну, это типа шапки.
- Давай шапку, - голос опять стал детским.
Лёша снял рюкзак, но на землю предусмотрительно не поставил, а стал рыться на весу. Было неудобно, но бейсболка отыскалась.
- На, - протянул, потом положил сверху на кроссовки.
- Давай классную, - потребовало дитя.
- Футболку? – Лёша сверкнул в ответ тоже недобрым взглядом.
- Давай.
Делать нечего, сам предложил.
- Бери.
Существо захватило ртом все дары и поползло за дерево.
Это всё? Ребята переглянулись. Видимо, всё. Нерешительно шагнули дальше по своей золотой дорожке. Никто сзади не напрыгнул и не укусил зубастым ртом.
Некоторое время шли молча. Потом Петя шепнул:
- Давай вернёмся – посмотрим.
Лёша понял. Прошлый раз девица-красавица такой гипноз навела, что распознали суть только после возвращения. А теперь что будет?
- Давай. Только тихо.
Тихо идти не совсем получалось, время от времени какой-нибудь сучок трещал под ногами. Но тут уж не от них зависело.
Вот и знакомое дерево. Ребята осторожно заглянули за широкий ствол.
Мелкий сидел, прислонившись к этому стволу. Зубами натягивал кроссовку на плечо. Но только у него ничего не получалось, кроссовка постоянно падала. Мелкий терпеливо наклонялся за ней. На голове уже красовалась бейсболка козырьком набок. Как он её нацепил? Но и она свалилась вслед за кроссовкой.
Увидел ребят, испугался, дёрнулся в сторону.
- Хочешь, я тебе кроссовки на шею повешу? За шнурки? – неожиданно даже для самого себя в голосе у Петьки послышалась жалость.
- А не отберёшь?
- Не отберу.
- Смотри, догоню – укушу.
- Да не отберу.
Ребята уселись рядом с мелким. Петя связал кроссовки шнурками и, немного с опаской, водрузил на тощую шею.
- Давайте перекусим, - Лёша полез за синтезатором. Поколебался в выборе картриджей, но спрашивать не стал. Вскоре потянуло жареной колбасой.
