Мелкий пошмыгал вздёрнутым носом с некрасиво вывернутыми ноздрями.
Лёша ему первому протянул бутерброд. Тот нагнулся всем корпусом навстречу, цапнул широким ртом и проглотил, не жуя. Лёша едва успел убрать пальцы.
- Возьми ещё, - Петя протянул ему свой.
Ребята хмуро смотрели на существо. Интересно, а кто его кормит?
- А ты… кто?
- Игоша.
- А почему в лесу живёшь?
- Матка отнесла.
- Мать? Твоя?
- Ну да. Я незаконный. Вот она и выкинула, чтоб никто не узнал.
- Но… И долго ты здесь?
- Всё время. Потому что так положено.
- Что положено?
- Нам, игошам. Раз нас выкинули, значит, нам положено так.
- А ты не пробовал вернуться к матери?
- Вертался. Кричал под окном. Хотел узнать, как меня зовут.
- А она?
- А она хлеб бросила.
- И ты теперь вот так и живёшь?
- Так положено.
- Да кем положено? Кто это положил?
- Вы.
- Мы?
- Ну да. Люди... Которые так положили.
- И неправильно эти люди положили, - вдруг возмутился Петя. – Это получается, тебя обидели и теперь ты должен, как проклятый какой-нибудь, всё время под этой сосной ползать?
- А как? – вдруг заинтересовался игоша. Поднял на Петьку чёрные глаза.
- А так… - Петька вскочил. – Тебя вообще пожалеть надо. Лёш, скажи… Ну-ка… столько малец… настрадался… ни за что!
Лёша молча кивнул. Светлая рубаха да сосна – вот и всё, что было у этого существа. Теперь вот ещё кроссовки, которые ему в общем и не нужны. Футболка и кепка, может, пригодятся, но… невелико счастье. Немудрено при такой жизни озлиться на весь белый свет.
А Петька продолжал:
- Получилось… Как будто мать мало натворила, так ещё добрые люди сверху положили. Не много ли? Пусть бы мать под этой сосной посидела да подумала, а не ты.
- Петь… - тихий голос Лёши остановил возмущение.
Петька во время своей пламенной речи смотрел в сторону. Почему-то больно было смотреть на изуродованного игошу. Теперь же перевёл глаза на слушателей. Только слушатель остался почти один.
Игоша стал полупрозрачным. У него были теперь и ручки, и ножки, но тоже полупрозрачные. А рот уменьшился до нужных размеров. И глаза стали голубыми.
Он стоял в своей рубашке маленький, как куколка. Потом повернулся к Петьке, улыбнулся красивой улыбкой и растворился совсем. Лишь на земле остались кроссовки, футболка и бейсболка, как напоминание, что ребятам всё это не привиделось. А может, привиделось?
- Игошу развязали, - послышался изумлённый голос.
И множественное эхо отозвалось со всех сторон:
- Игошу развязали…
- Пойдём, - Лёшка подобрал с земли вещи.
- Пойдём, - Петька почти равнодушно принял кроссовки, бросил их в рюкзак.
- Димон, посиди пока здесь, я скоро.
Через несколько минут должны показаться «слёзы», и Лука хотел забраться на пригорок, чтобы связь, если Таша появиться в эфире, была качественней.
Димон послушно уселся на то место, где только что стоял и уставился на жалкую ромашку. Так он мог часами наблюдать одному ему понятное.
Лука оглянулся на своего единственного оставшегося спутника. Бедный Димон. Какова его жизнь? Может, в награду за изъяны, природа наградила его способностью видеть что-то потрясающее, что недоступно другим людям? Может, в каждом хилом лютике ему видится микромир со всеми его тайнами?
«Слёзы» брызнули с высоты разноцветным сиянием. Он вовремя. Достал рацию.
Но связи не было. Лука терпеливо вызывал девушку снова и снова, даже, когда «слёзы» погасли. Но с другой стороны был только неясный шум.
Лука почувствовал разочарование. Не сильно он надеялся на связь, но всё же…
То, что накануне Таша успела сообщить – она в подземелье у Мошкиных соплеменников, давало ориентир, вот они с Димоном и шли. Шли туда, где повстречали Мошку, когда ещё были в полном составе.
Лука спустился с пригорка. Ладно. Вечером ещё раз будут «слёзы», и он ещё раз попробует. Молчание девушки тревожило. Но причины могли быть разными. В любом случае, надо поторопиться.
Некоторое время шёл и в задумчивости, не глядел ни вперёд, ни по сторонам. А когда поднял голову на Димона, будто наткнулся на невидимую преграду. Остановился на пару секунд. Это Димон?
Парень, который выглядел почти так же, как и Димон, всё же сильно отличался. Он стоял, засунув руки в карманы, и внимательно смотрел на приближающегося Луку.
У Димона руки всегда болтались, словно природа их создала, а дела для них не придумала. И он никогда не глядел на человека. Кратковременно, вскользь, бывало. Но со вниманием и интересом – никогда.
Луке стало не по себе.
По мере приближения сомнения только возросли. Взгляд.
Это не Димон, точно. Этот взгляд принадлежал разумному человеку. Откуда он взялся? Да ещё в теле Димона. Лука снова остановился.
- Привет, - парень шагнул навстречу и протянул руку.
Лука молча пожал.
- Я с тобой?
- Димон?
- Да, Дмитрий. Дима. Я второй раз пришёл в себя в этом мире. Не знаю, надолго ли. Расскажи, что здесь.
- Здесь какое-то недоразумение, и мне хочется выяснить, что происходит.
- Ты обо мне?
Лука медленно кивнул.
- Ну, если коротко, такова моя миссия. Я должен ловить сигналы-подсказки… У меня чип в голове. Когда он включается, выключаюсь я. Не могу сказать, что полностью меня вырубает, кое-что помню. Очень смутно. Нас раньше, вроде больше было? Человек…
- Нас было четырнадцать. Ну, пятнадцать, если считать маленького старичка.
- Первый раз я очнулся совсем в одиночестве. Думал, меня бросили.
- Нет. Ураган был. Мы активизировали защитные подушки костюмов, и, похоже, нас разбросало непонятно куда. Сейчас мы с тобой направляемся за Ташей. Она дала знать по рации, что в подземелье. Пойдём. По дороге я тебе всё подробно расскажу…
Рассказ был долгий. Но не длиннее самой дороги. Вскоре Лука с интересом стал поглядывать на Диму, ожидая теперь от него рассказа.
Но Дима вдруг нахмурился. Что-то не сходилось.
Теперь, после подробностей, он смутно представлял почти всех спутников. Бабулю… Она всё пичкала в него какую-то еду. Весёлую девочку, которая скакала вокруг него на одной ноге. Он стал понимать, о ком рассказывал Лука, в памяти всплывали смутные образы.
Но вот одного из них… он не видел.
Дима хотел спросить. Он уже повернул голову, но задать вопрос не успел. Когда Лука, удивлённый молчанием, поглядел на своего спутника, перед ним снова был Димон. Димы не было.
Никита понял, что эти невменяемые древесные бабы хотят от него избавиться. Своих мужиков переубивали, теперь до него добрались. Что двигало их мужененавистничеством?
Эти и другие мысли пронеслись в его голове и исчезли, а тело действовало на инстинктах. Оно рвало и металось. Оно забыло про больную ногу и гипс.
Ах, если бы с ним было его оружие. Или хотя бы нож. Какую небрежность он допустил! И эта небрежность может стоить ему жизни. Мысль эта ужалила и заставила бороться с новой силой… Стало душно, пыльно и нечем дышать.
Чтобы не задохнуться, Никита затих. Теперь надо сосредоточиться на дыхании. Короткий вдох, длинный выдох. С чем он борется? С мешком? Но в результате он теряет силы, а толку ноль. Надо сообразить, что происходит. И где?
Он беспрерывно болтается в тесном чёрно-душном пространстве. На ощупь стенки чуть гладкие. Шкура? Ну, а что же ещё?
Прислушался. Снаружи топот многочисленных ног и тяжёлое сопение. Острая ненависть к безумным макакам сбила дыхание. Нет. Так не пойдёт.
Никита огляделся. У ног чуть светлеет небольшое пятно, размером с пятак. Но поменять своё положение не было возможности, мешок слишком узкий. Скорее всего, предназначен для убийства маленьких и худеньких мужей.
- Чой-то он затих? – снаружи раздался противный задыхающийся голос.
В ответ всё тот же дробный топот ног и пыхтение.
- Можа, сдох? – кто-то из тёток проявил заботу? Сомнительную, но всё же…
Топот затих. Болтанка прекратилась. Теперь было чётко слышно, как тяжело работает с десяток лёгочных мехов.
Дыра расширилась, стала размером с кулак. Ага, это специальное отверстие для воздуха. Заботливые. Значит, его смерть не входит в их ближайшие планы. Тогда что они задумали?
Снова побежали. Ладно, теперь надо действовать осторожно, не привлекая внимания этих дур.
Никита стал проталкивать тяжёлый ботинок в дыру. Это слабое место, здесь его шанс.
Ботинок слишком широк. Но надо давить. Вода камень точит, неужели армейские берцы не одолеют шкуру?
Неожиданно помогли сами безмозглые. Они, похоже, полезли вверх. Это было недоброе предзнаменование, но его перевернули в удобное положение - ногами вниз. Теперь давить на дыру помогал собственный вес.
Никита не услышал, скорее почувствовал треск раздираемого материала. Чуть ослабил давление. Бабы тянули его всё выше, и не хотелось бы вывалиться из мешка в свободное падение. Когда-то же они должны остановиться.
Но не остановились. Забравшись на значительную высоту, потопали теперь уже в горизонтальном направлении. Как это понимать? Эх, была не была.
Никита с огромным усилием надавил на шкуру, та затрещала, рванула солнечным светом, и он выскочил из неё, кувыркаясь в сторону, подальше от баб. Но подняться не успел. Не потому, что мешал гипс, а потому, что щуплые, но вёрткие мартышки, набросились на него, как злые собаки.
Никита бился… Синяков он поставил немало. Может, не раз сломал попавшие под злой кулак рёбра и хрупкие носы.
Но и Никите досталось. Тётки пыхтели, кусались, взвизгивали, били кулаками и острыми локтями. Получали сами, дубасили Никиту. И всё почти молча, почти в тишине. Только пыхтение, звон затрещин и звуки реакций на эти затрещины доносились из кучи человеческих тел.
Закончилось новым пленением. На этот раз Никиту связали по рукам и ногам верёвками, тонкими ветками, полосами той шкуры, которую он разорвал, и спелёнатого, словно гусеницу, потащили дальше.
Теперь у Никиты появилась возможность посмотреть вокруг.
А вокруг были… улочки и тропинки. Только не по земле, а в зелёных кронах высоких деревьев. И эти улочки и тропинки, широкие и узкие, были сделаны из досок, скреплённых между собой верёвками. Все эти подвесные мосты качались от движения, но бабам, по всей видимости, было привычно. Никита боялся посмотреть вниз. По сторонам же виднелись домики. Оттуда выглядывали любопытные морды.
Впереди улочка расширилась до площадки приличного размера. А дальше был… Этому жилищу и не сразу дашь название. Наверное, дом. Довольно симпатичный и большой. Кто тут у них живёт? Главный?
Две бабы караулили у широких дверей. Никиту нацелили головой прямо туда. Перед тем, как разбить макушку, двери распахнулись, и он попал внутрь. Его бросили на пол и ушли. Стало легче. Чтобы не произошло дальше, отвратительные, пыхтящие топотухи испарились.
Никита повертел головой. Пол деревянный, выскобленный до желтизны. Стены, сплетены из гибкого материала, широкие окна, в которые заглядывали зелёные ветки. Стул, стол, шкуры. Хозяин постарался, чтобы у него было уютно.
Но долго радоваться отсутствию неприятных для него местных жительниц не пришлось. Вскоре заявились ещё две. Они что-то завозились у его ног. Никита попытался отбрыкнуться, но не получилось. Те сняли сапог.
- Что вам надо?
В голосе у Никиты было слишком много ненависти. Может, поэтому ему не ответили. А может, по другой причине. Никита почувствовал на щиколотке тяжесть холодного металла, и вскоре вокруг его ноги защёлкнулась цепь. Приехали.
Женщины быстро прошмыгнули вдоль его тела, развязывая все путы. Тут уж Никита потерпел. Потом и они исчезли за дверью.
Никита сел. На ноге цепь. Тяжёлая и длинная. Тянется к толстому стволу какого-то дерева. Он же угол комнаты. Что дальше?
А дальше парень почувствовал чьё-то присутствие. Резко обернулся…
В глазах мелькнуло изумление. Такого он не ожидал.
Жора в своей жизни дрался не раз. Ну, детство лучше не принимать во внимание, кто в детстве не дрался? Жора дрался уже будучи взрослым. В основном, по пьяни.
Но тогда было другое. Тогда ясно виделась обида, и он, как мог, отстаивал справедливость. Правда, на трезвую голову, обида часто становилась сомнительной. А справедливость какая-то кособокая. С другой, противной, стороны, она, может, вовсе и не справедливость. Но в момент драки он всегда ощущал свою правоту. Это и придавало ему мотивацию и стойкость.
А тут как драться? Ему что эти, что те, были одинаково приятны. Да и выглядели они похоже. Цвет глаз издалека был незаметен. Отличались же лишь шкурами на теле. У этих серые, у тех – коричневые. Зато под ногами и на стенах, очевидно, наоборот.
Поэтому он долго стоял у двери, прислонившись к косяку, и просто наблюдал.
Со стороны и на трезвую голову – впечатляло, но в неприятном смысле. Может, как раз потому, что смысла не понимал.
Когда бойня удалилась в конец улицы, он лишь равнодушно отвернулся. Теперь толком ничего не видать, нечего и всматриваться. Поглядел в другой конец. И вовремя. Это и спасло ему жизнь.
Несколько человек из медвежьего племени на ходу целились из луков и бежали к нему. Жора нырнул за косяк, и деревянный столб принял на себя сразу несколько стрел.
И только теперь Жора почувствовал, как зачесались у него руки. Несправедливо, когда в тебя целятся и пытаются убить.
Лупа, убегая на бой, всучил ему арбалет и показал, как им работать. Настало время потренироваться.
Позиция у него была удобной, он мог целиться из небольшого отверстия в стене, оставаясь почти в безопасности. Отсюда и пустил первую стрелу. Противник, в полном составе, лёг. Противник не мог знать, что Жора - стрелок из арбалета почти такой же искусный, как игрок на фортепиано.
Но совсем скоро у Жоры стало что-то получаться. Нет, противник по-прежнему оставался цел и невредим, но Жорины стрелы стали падать кучнее.
Те поняли, что лежать им невыгодно, поползли в стороны, притаились за развалинами, временами посылая ответные стрелы в Жорин косяк.
- И где мой автомат? – отправил Жора досадливый вопрос в никуда.
Автомат от этого не появился.
- Ладно. Будем совершенствоваться в разном оружии, - Жора иногда мог удивить красивой фразой и слушателей, и себя. От бабки - учительницы досталось. Та с ним в детстве все нервы вытрепала, думала отличника сделать на радость себе. Потом отстала, на радость маленькому Жорику.
Перестрелка продолжалась долго. Жора даже забеспокоился – стрелы закончатся, а противник нет. Но тут стал замечать, что и те мажут. Дверной косяк и саму дверь перестали замечать, а стреляли куда-то вдоль улицы. И в ответ получали оттуда же. Подмога, догадался Жора и выдохнул с облегчением.
Подмога была малочисленна, всего лишь Лупа. Он ворвался со щитом, побитой головой и бешено вращающимися глазами:
- Ещё идут!
Жора и сам видел подкрепление. Человек двадцать в медвежьих шкурах пробирались к своим.
- За детьми прутся. Давно хотят пацана сцапать. Специально нас отвлекли. Мы с тобой, Георгий, остались вдвоём. Держись, я сейчас.
Держись! А как? Только хотел спросить про своё оружие, а Лупы уже и след простыл. Жора непослушными пальцами взял очередную стрелу. Было понятно, что медведи рано или поздно разберутся, что стрелок здесь неважный, и его можно взять голыми руками, пока он перезаряжает арбалет.
Но Лупа вскоре вернулся с ещё одним оружием, и дело двинулось веселее. Теперь Жора перезаряжал и подавал, а Лупа стрелял и рассказывал.
Лёша ему первому протянул бутерброд. Тот нагнулся всем корпусом навстречу, цапнул широким ртом и проглотил, не жуя. Лёша едва успел убрать пальцы.
- Возьми ещё, - Петя протянул ему свой.
Ребята хмуро смотрели на существо. Интересно, а кто его кормит?
- А ты… кто?
- Игоша.
- А почему в лесу живёшь?
- Матка отнесла.
- Мать? Твоя?
- Ну да. Я незаконный. Вот она и выкинула, чтоб никто не узнал.
- Но… И долго ты здесь?
- Всё время. Потому что так положено.
- Что положено?
- Нам, игошам. Раз нас выкинули, значит, нам положено так.
- А ты не пробовал вернуться к матери?
- Вертался. Кричал под окном. Хотел узнать, как меня зовут.
- А она?
- А она хлеб бросила.
- И ты теперь вот так и живёшь?
- Так положено.
- Да кем положено? Кто это положил?
- Вы.
- Мы?
- Ну да. Люди... Которые так положили.
- И неправильно эти люди положили, - вдруг возмутился Петя. – Это получается, тебя обидели и теперь ты должен, как проклятый какой-нибудь, всё время под этой сосной ползать?
- А как? – вдруг заинтересовался игоша. Поднял на Петьку чёрные глаза.
- А так… - Петька вскочил. – Тебя вообще пожалеть надо. Лёш, скажи… Ну-ка… столько малец… настрадался… ни за что!
Лёша молча кивнул. Светлая рубаха да сосна – вот и всё, что было у этого существа. Теперь вот ещё кроссовки, которые ему в общем и не нужны. Футболка и кепка, может, пригодятся, но… невелико счастье. Немудрено при такой жизни озлиться на весь белый свет.
А Петька продолжал:
- Получилось… Как будто мать мало натворила, так ещё добрые люди сверху положили. Не много ли? Пусть бы мать под этой сосной посидела да подумала, а не ты.
- Петь… - тихий голос Лёши остановил возмущение.
Петька во время своей пламенной речи смотрел в сторону. Почему-то больно было смотреть на изуродованного игошу. Теперь же перевёл глаза на слушателей. Только слушатель остался почти один.
Игоша стал полупрозрачным. У него были теперь и ручки, и ножки, но тоже полупрозрачные. А рот уменьшился до нужных размеров. И глаза стали голубыми.
Он стоял в своей рубашке маленький, как куколка. Потом повернулся к Петьке, улыбнулся красивой улыбкой и растворился совсем. Лишь на земле остались кроссовки, футболка и бейсболка, как напоминание, что ребятам всё это не привиделось. А может, привиделось?
- Игошу развязали, - послышался изумлённый голос.
И множественное эхо отозвалось со всех сторон:
- Игошу развязали…
- Пойдём, - Лёшка подобрал с земли вещи.
- Пойдём, - Петька почти равнодушно принял кроссовки, бросил их в рюкзак.
Глава 94
- Димон, посиди пока здесь, я скоро.
Через несколько минут должны показаться «слёзы», и Лука хотел забраться на пригорок, чтобы связь, если Таша появиться в эфире, была качественней.
Димон послушно уселся на то место, где только что стоял и уставился на жалкую ромашку. Так он мог часами наблюдать одному ему понятное.
Лука оглянулся на своего единственного оставшегося спутника. Бедный Димон. Какова его жизнь? Может, в награду за изъяны, природа наградила его способностью видеть что-то потрясающее, что недоступно другим людям? Может, в каждом хилом лютике ему видится микромир со всеми его тайнами?
«Слёзы» брызнули с высоты разноцветным сиянием. Он вовремя. Достал рацию.
Но связи не было. Лука терпеливо вызывал девушку снова и снова, даже, когда «слёзы» погасли. Но с другой стороны был только неясный шум.
Лука почувствовал разочарование. Не сильно он надеялся на связь, но всё же…
То, что накануне Таша успела сообщить – она в подземелье у Мошкиных соплеменников, давало ориентир, вот они с Димоном и шли. Шли туда, где повстречали Мошку, когда ещё были в полном составе.
Лука спустился с пригорка. Ладно. Вечером ещё раз будут «слёзы», и он ещё раз попробует. Молчание девушки тревожило. Но причины могли быть разными. В любом случае, надо поторопиться.
Некоторое время шёл и в задумчивости, не глядел ни вперёд, ни по сторонам. А когда поднял голову на Димона, будто наткнулся на невидимую преграду. Остановился на пару секунд. Это Димон?
Парень, который выглядел почти так же, как и Димон, всё же сильно отличался. Он стоял, засунув руки в карманы, и внимательно смотрел на приближающегося Луку.
У Димона руки всегда болтались, словно природа их создала, а дела для них не придумала. И он никогда не глядел на человека. Кратковременно, вскользь, бывало. Но со вниманием и интересом – никогда.
Луке стало не по себе.
По мере приближения сомнения только возросли. Взгляд.
Это не Димон, точно. Этот взгляд принадлежал разумному человеку. Откуда он взялся? Да ещё в теле Димона. Лука снова остановился.
- Привет, - парень шагнул навстречу и протянул руку.
Лука молча пожал.
- Я с тобой?
- Димон?
- Да, Дмитрий. Дима. Я второй раз пришёл в себя в этом мире. Не знаю, надолго ли. Расскажи, что здесь.
- Здесь какое-то недоразумение, и мне хочется выяснить, что происходит.
- Ты обо мне?
Лука медленно кивнул.
- Ну, если коротко, такова моя миссия. Я должен ловить сигналы-подсказки… У меня чип в голове. Когда он включается, выключаюсь я. Не могу сказать, что полностью меня вырубает, кое-что помню. Очень смутно. Нас раньше, вроде больше было? Человек…
- Нас было четырнадцать. Ну, пятнадцать, если считать маленького старичка.
- Первый раз я очнулся совсем в одиночестве. Думал, меня бросили.
- Нет. Ураган был. Мы активизировали защитные подушки костюмов, и, похоже, нас разбросало непонятно куда. Сейчас мы с тобой направляемся за Ташей. Она дала знать по рации, что в подземелье. Пойдём. По дороге я тебе всё подробно расскажу…
Рассказ был долгий. Но не длиннее самой дороги. Вскоре Лука с интересом стал поглядывать на Диму, ожидая теперь от него рассказа.
Но Дима вдруг нахмурился. Что-то не сходилось.
Теперь, после подробностей, он смутно представлял почти всех спутников. Бабулю… Она всё пичкала в него какую-то еду. Весёлую девочку, которая скакала вокруг него на одной ноге. Он стал понимать, о ком рассказывал Лука, в памяти всплывали смутные образы.
Но вот одного из них… он не видел.
Дима хотел спросить. Он уже повернул голову, но задать вопрос не успел. Когда Лука, удивлённый молчанием, поглядел на своего спутника, перед ним снова был Димон. Димы не было.
Глава 95
Никита понял, что эти невменяемые древесные бабы хотят от него избавиться. Своих мужиков переубивали, теперь до него добрались. Что двигало их мужененавистничеством?
Эти и другие мысли пронеслись в его голове и исчезли, а тело действовало на инстинктах. Оно рвало и металось. Оно забыло про больную ногу и гипс.
Ах, если бы с ним было его оружие. Или хотя бы нож. Какую небрежность он допустил! И эта небрежность может стоить ему жизни. Мысль эта ужалила и заставила бороться с новой силой… Стало душно, пыльно и нечем дышать.
Чтобы не задохнуться, Никита затих. Теперь надо сосредоточиться на дыхании. Короткий вдох, длинный выдох. С чем он борется? С мешком? Но в результате он теряет силы, а толку ноль. Надо сообразить, что происходит. И где?
Он беспрерывно болтается в тесном чёрно-душном пространстве. На ощупь стенки чуть гладкие. Шкура? Ну, а что же ещё?
Прислушался. Снаружи топот многочисленных ног и тяжёлое сопение. Острая ненависть к безумным макакам сбила дыхание. Нет. Так не пойдёт.
Никита огляделся. У ног чуть светлеет небольшое пятно, размером с пятак. Но поменять своё положение не было возможности, мешок слишком узкий. Скорее всего, предназначен для убийства маленьких и худеньких мужей.
- Чой-то он затих? – снаружи раздался противный задыхающийся голос.
В ответ всё тот же дробный топот ног и пыхтение.
- Можа, сдох? – кто-то из тёток проявил заботу? Сомнительную, но всё же…
Топот затих. Болтанка прекратилась. Теперь было чётко слышно, как тяжело работает с десяток лёгочных мехов.
Дыра расширилась, стала размером с кулак. Ага, это специальное отверстие для воздуха. Заботливые. Значит, его смерть не входит в их ближайшие планы. Тогда что они задумали?
Снова побежали. Ладно, теперь надо действовать осторожно, не привлекая внимания этих дур.
Никита стал проталкивать тяжёлый ботинок в дыру. Это слабое место, здесь его шанс.
Ботинок слишком широк. Но надо давить. Вода камень точит, неужели армейские берцы не одолеют шкуру?
Неожиданно помогли сами безмозглые. Они, похоже, полезли вверх. Это было недоброе предзнаменование, но его перевернули в удобное положение - ногами вниз. Теперь давить на дыру помогал собственный вес.
Никита не услышал, скорее почувствовал треск раздираемого материала. Чуть ослабил давление. Бабы тянули его всё выше, и не хотелось бы вывалиться из мешка в свободное падение. Когда-то же они должны остановиться.
Но не остановились. Забравшись на значительную высоту, потопали теперь уже в горизонтальном направлении. Как это понимать? Эх, была не была.
Никита с огромным усилием надавил на шкуру, та затрещала, рванула солнечным светом, и он выскочил из неё, кувыркаясь в сторону, подальше от баб. Но подняться не успел. Не потому, что мешал гипс, а потому, что щуплые, но вёрткие мартышки, набросились на него, как злые собаки.
Никита бился… Синяков он поставил немало. Может, не раз сломал попавшие под злой кулак рёбра и хрупкие носы.
Но и Никите досталось. Тётки пыхтели, кусались, взвизгивали, били кулаками и острыми локтями. Получали сами, дубасили Никиту. И всё почти молча, почти в тишине. Только пыхтение, звон затрещин и звуки реакций на эти затрещины доносились из кучи человеческих тел.
Закончилось новым пленением. На этот раз Никиту связали по рукам и ногам верёвками, тонкими ветками, полосами той шкуры, которую он разорвал, и спелёнатого, словно гусеницу, потащили дальше.
Теперь у Никиты появилась возможность посмотреть вокруг.
А вокруг были… улочки и тропинки. Только не по земле, а в зелёных кронах высоких деревьев. И эти улочки и тропинки, широкие и узкие, были сделаны из досок, скреплённых между собой верёвками. Все эти подвесные мосты качались от движения, но бабам, по всей видимости, было привычно. Никита боялся посмотреть вниз. По сторонам же виднелись домики. Оттуда выглядывали любопытные морды.
Впереди улочка расширилась до площадки приличного размера. А дальше был… Этому жилищу и не сразу дашь название. Наверное, дом. Довольно симпатичный и большой. Кто тут у них живёт? Главный?
Две бабы караулили у широких дверей. Никиту нацелили головой прямо туда. Перед тем, как разбить макушку, двери распахнулись, и он попал внутрь. Его бросили на пол и ушли. Стало легче. Чтобы не произошло дальше, отвратительные, пыхтящие топотухи испарились.
Никита повертел головой. Пол деревянный, выскобленный до желтизны. Стены, сплетены из гибкого материала, широкие окна, в которые заглядывали зелёные ветки. Стул, стол, шкуры. Хозяин постарался, чтобы у него было уютно.
Но долго радоваться отсутствию неприятных для него местных жительниц не пришлось. Вскоре заявились ещё две. Они что-то завозились у его ног. Никита попытался отбрыкнуться, но не получилось. Те сняли сапог.
- Что вам надо?
В голосе у Никиты было слишком много ненависти. Может, поэтому ему не ответили. А может, по другой причине. Никита почувствовал на щиколотке тяжесть холодного металла, и вскоре вокруг его ноги защёлкнулась цепь. Приехали.
Женщины быстро прошмыгнули вдоль его тела, развязывая все путы. Тут уж Никита потерпел. Потом и они исчезли за дверью.
Никита сел. На ноге цепь. Тяжёлая и длинная. Тянется к толстому стволу какого-то дерева. Он же угол комнаты. Что дальше?
А дальше парень почувствовал чьё-то присутствие. Резко обернулся…
В глазах мелькнуло изумление. Такого он не ожидал.
Глава 96
Жора в своей жизни дрался не раз. Ну, детство лучше не принимать во внимание, кто в детстве не дрался? Жора дрался уже будучи взрослым. В основном, по пьяни.
Но тогда было другое. Тогда ясно виделась обида, и он, как мог, отстаивал справедливость. Правда, на трезвую голову, обида часто становилась сомнительной. А справедливость какая-то кособокая. С другой, противной, стороны, она, может, вовсе и не справедливость. Но в момент драки он всегда ощущал свою правоту. Это и придавало ему мотивацию и стойкость.
А тут как драться? Ему что эти, что те, были одинаково приятны. Да и выглядели они похоже. Цвет глаз издалека был незаметен. Отличались же лишь шкурами на теле. У этих серые, у тех – коричневые. Зато под ногами и на стенах, очевидно, наоборот.
Поэтому он долго стоял у двери, прислонившись к косяку, и просто наблюдал.
Со стороны и на трезвую голову – впечатляло, но в неприятном смысле. Может, как раз потому, что смысла не понимал.
Когда бойня удалилась в конец улицы, он лишь равнодушно отвернулся. Теперь толком ничего не видать, нечего и всматриваться. Поглядел в другой конец. И вовремя. Это и спасло ему жизнь.
Несколько человек из медвежьего племени на ходу целились из луков и бежали к нему. Жора нырнул за косяк, и деревянный столб принял на себя сразу несколько стрел.
И только теперь Жора почувствовал, как зачесались у него руки. Несправедливо, когда в тебя целятся и пытаются убить.
Лупа, убегая на бой, всучил ему арбалет и показал, как им работать. Настало время потренироваться.
Позиция у него была удобной, он мог целиться из небольшого отверстия в стене, оставаясь почти в безопасности. Отсюда и пустил первую стрелу. Противник, в полном составе, лёг. Противник не мог знать, что Жора - стрелок из арбалета почти такой же искусный, как игрок на фортепиано.
Но совсем скоро у Жоры стало что-то получаться. Нет, противник по-прежнему оставался цел и невредим, но Жорины стрелы стали падать кучнее.
Те поняли, что лежать им невыгодно, поползли в стороны, притаились за развалинами, временами посылая ответные стрелы в Жорин косяк.
- И где мой автомат? – отправил Жора досадливый вопрос в никуда.
Автомат от этого не появился.
- Ладно. Будем совершенствоваться в разном оружии, - Жора иногда мог удивить красивой фразой и слушателей, и себя. От бабки - учительницы досталось. Та с ним в детстве все нервы вытрепала, думала отличника сделать на радость себе. Потом отстала, на радость маленькому Жорику.
Перестрелка продолжалась долго. Жора даже забеспокоился – стрелы закончатся, а противник нет. Но тут стал замечать, что и те мажут. Дверной косяк и саму дверь перестали замечать, а стреляли куда-то вдоль улицы. И в ответ получали оттуда же. Подмога, догадался Жора и выдохнул с облегчением.
Подмога была малочисленна, всего лишь Лупа. Он ворвался со щитом, побитой головой и бешено вращающимися глазами:
- Ещё идут!
Жора и сам видел подкрепление. Человек двадцать в медвежьих шкурах пробирались к своим.
- За детьми прутся. Давно хотят пацана сцапать. Специально нас отвлекли. Мы с тобой, Георгий, остались вдвоём. Держись, я сейчас.
Держись! А как? Только хотел спросить про своё оружие, а Лупы уже и след простыл. Жора непослушными пальцами взял очередную стрелу. Было понятно, что медведи рано или поздно разберутся, что стрелок здесь неважный, и его можно взять голыми руками, пока он перезаряжает арбалет.
Но Лупа вскоре вернулся с ещё одним оружием, и дело двинулось веселее. Теперь Жора перезаряжал и подавал, а Лупа стрелял и рассказывал.
