Тот опустил голову. Смотрел, как тонкие пальцы порхают над металлическими кольцами, временами прохладно касаясь кожи. Кожа предательски покрылась мурашками. И не от прохлады.
- О, жестокие девушки…, - голос Леи зазвенел от огорчения. Она подняла голову. Посмотрела снизу вверх. В её глазах блестели слёзы. – Иногда мне страшно… Оттого, что в этом мире слишком много зла.
После ухода Леи Никита мысленно попытался совместить, на первый взгляд, несовместимое.
Как в одной компании уживаются эти чудовищные… женщины, женщинами их называлось, даже мысленно, с большим трудом, и эта неземная девушка, почти ангел? А между тем, она тут у них в авторитете. Может, главная. И его, как добычу принесли к ней. Зачем?
Постепенно всё становилось на свои места и логично состыковывалось. Во всяком случае, так казалось Никите.
Лея, возможно, знает о проделках своих соплеменниц, возможно, и нет, но в любом случае, изменить ничего не в силах. Что может она, такая тонкая и чувствительная, противопоставить этим грубым, неотёсанным, тупым…, Никите так и хотелось добавить самоё подходящее для них определение – макакам.
Но вот загадка – как она здесь оказалась? От осинки не родятся апельсинки, и в племени этих… древесных не могла появиться такая женщина. Так откуда она?
И тут включилось воображение и стало предлагать разные варианты.
Её украли. Возможно, маленькую, беспомощную, беззащитную. Она, как тот Маугли у Киплинга.
Никита вспомнил старый мультик. Может, она сама потерялась. Её подобрали и воспитали. Но изменить не смогли. Она выросла такой, какой была по своей природе. Её ангельские гены не сломило дикое воспитание.
Но и местные женщины со временем впечатлились. Не зря говорят, что красота спасёт мир. Правда, красота не спасла его, но всё равно она многое может. Вот и здесь оказала своё действие. И среди дикого племени появился райский уголок.
Точно! – понял Никита. Поэтому они и притащили его сюда. Они пытаются угодить этому неземному существу и не знают, как сделать это лучше. Подбирают всё, что плохо лежит и тащат в надежде порадовать красавицу.
Взволнованный Никита заковылял из одного деревянного угла в другой, гремя цепью.
Ногу держал не только гипс. Основную устойчивость придавали защитные механизмы универсального костюма. Ходить с трудом было возможно. Но Никита не долго наблюдал за своим состоянием, мысли вновь вернулись к прекрасной полунезнакомке.
Её надо спасти! Вырвать из лап этих чудовищ.
На мгновение закралось сомнение. Она сказала, что уже не человек.
Но Никита сумел побороть и его. Конечно, человек. Это ей просто внушили эти… древесные.
Выглянул в оконный проём без стёкол или каких-либо других преграждений.
Там, за грубоватой деревянной рамой, если не смотреть вниз, густая роща, полная прохладных сквозняком и солнечно-зелёных переливов.
Никита заглянул вниз, насколько позволяла ему это сделать цепь. Внизу всё те же доски, между ними широкие щели, а в них видна далёкая земля.
Как-то забылось, что он на высоте, и высота эта нешуточная.
Вскоре мир окрасился оранжевым. Вечерело. Захотелось есть. Потом пить. Никита терпел, хотя злился, и образ небесного ангела стал тускнеть.
«Ну их… Пусть сами разбираются», - решил он. Тем более, что гораздо полезнее было бы подумать о собственном освобождении.
Но без ключа это сделать невозможно. Толстая цепь охватывала ещё более толстый ствол, который служил углом дома и был живым деревом. И ствол, и цепь одолеть можно было бы только серьёзным инструментом, которого негде взять. Оставалось надеяться, что ключ эти макаки не потеряли.
- Ты голоден, юноша?
Мелодичный голос раздался сзади, и Никита оглянулся. Снова восторг перекрыл дыхание. Не может быть! Теперь Лея казалась ещё краше. Может, в этом виноват был закат, а может, за то время, что девушка отсутствовала, Никита чуть позабыл о её совершенстве, и теперь оно осенило его с новой силой. Есть и пить расхотелось.
- Я принесла тебе напиток.
Девушка поставила на деревянный стол небольшую глиняную ёмкость.
- И теперь спою… Для тебя…
В комнату вошли две древесные бабы. Одна притащила лёгкое кресло. Лея ей указала рукой, куда следовало его поставить, та послушно всё сделала и ушла. Вторая держала в руках незнакомый музыкальный инструмент.
Лея села в кресло, взяла инструмент и небрежно махнула второй бабе. Та испарилась тоже.
Всё это немного подпортило впечатление. Во-первых, «юноша». Никите было бы приятней услышать своё имя. Он же его называл. Но создалось впечатление, что он не был для этой девушки настолько важен, чтобы она запомнила, как его зовут.
«Но петь же она будет для меня!» – Никита постарался убедить себя в несерьёзности «во-первых».
И во-вторых, Лея слишком властная, и вся его шаткая конструкция о бедной беспомощной сиротке, которая вынуждена жить среди грубиянок, стала раскачиваться.
Но тут Лея коснулась струн, и Никита отмахнулся от всех мыслей, которые чернили светлый образ. А потом Лея запела, и конструкция застыла несокрушимым монолитом. Потому что так сладко петь мог только ангел.
Голос Леи был сильный. Никита не очень разбирался в музыке, но отличить широкий диапазон и лёгкость, с которой брались верхние ноты, мог даже он. И ему показалось, что петь люди действительно так не умеют. А потом новая мысль пришла в голову. Может, когда Лея говорила, что она не человек, она имела в виду своё небесное происхождение? Или новую расу, гораздо более совершенную?
Никита попробовал разобраться. Он всматривался в лицо. Он, кажется, чуть-чуть потерял голову.
Лея, не прерывая песни, пристально поглядела на него, потом перевела взгляд на напиток, приглашая выпить.
Никита взял глиняный сосуд. В нём пенилась какая-то жидкость.
«Не пей! Не пей!!!», - кричал инстинкт. Но как не пить? Это же ведь может обидеть девушку. Она может подумать, что он не доверяет.
А он доверяет?
Настроение испортилось. Никита взял кувшинчик и подошёл к окну. Он смотрел на прекрасный мир, слушал прекрасную песню без слов и думал, что нет никаких причин быть подозрительным. Но всё же выпить было непросто. Тогда он решил, что, когда песня будет заканчиваться, на последних звуках он сделает это.
Но когда песня приблизилась к концу, он понял это по особым нотам, увидел…
Ксюша! Карабкалась по стволу дерева. Далеко, но она, без сомнения. Судя по лёгкости, с которой это делала, к стволу были набиты ступеньки. Но лёгкость была относительна. После каждого небольшого подъёма она судорожно хваталась за ствол и замирала.
И Никита, при последних звуках песни, украдкой вылил напиток за окно.
- Прекрасно! – сказал он Лее и опрокинул пустой кувшинчик себе в рот.
«Бедная Ксюша! – думал он, пока делал вид, что пьёт. – Она так боится высоты. И… как бы макаки её не заметили».
Теперь Лея отошла на второй план. Он думал о своей спутнице.
Пальцы Ульяны чуть дрогнули, и дед охватил их крепче. Поглядел на свои руки. Старые, дряхлые, отжившие своё, отработавшие, отдержавшие чужие руки.
Сказать по правде, не много женских рук довелось деду держать. И, если уж быть совсем точным, то только две пары. За всю жизнь. И то первые руки женскими назвать можно было с большой натяжкой.
В детстве дружил с девочкой. Вот её-то руки были первыми. Сам смутно помнил деревню, себя – пацана и её. Но кажется, что всегда вместе, всегда рядом, как и дома их семей случайным образом оказавшиеся по соседству.
Кажется, что-то серьёзное вдвоём решали, не детское. Но ведь так оно и бывает. Разве дети когда-нибудь глупостями занимаются?
Лица не запомнил. Лишь светловолосая головка мелькает перед мысленным взором. Да тонкая косица с голубой резинкой. Вот и всё. Больше рассказы матери запомнились. Та удивлялась крепкой и долгой дружбе в таком возрасте. Дружбе, которую не разлучало время.
Время не разлучило, разлучил переезд.
В суматохе сборов, в многочисленных хлопотах, не побеспокоились родители предупредить маленького Матвея, что со своей подружкой он играет в последний раз. Утром разбудили его ни свет, ни заря, усадили полусонного в машину и увезли навсегда. Так распорядились взрослые люди, а детское разочарование всерьёз не воспринималось.
Сначала Матвей сильно переживал, даже плакал тайком в подушку. И сам не разобрал, что больше тревожило детское сердце – то ли тоска по подружке, то ли обида, которую он ей нанёс.
Всё представлялось, как наутро прибежала она к Матвею, а на двери замок. Представлялось, как смотрит она, не мигая, потом медленно разворачивается и уходит. И не было ни единого шанса что-либо объяснить.
Про отъезд Матвей с подружкой знали, только всё казалось, что он впереди, и так впереди останется.
Но детская психика гибкая – так взрослые говорят. Может, и не врут. Забылась старая деревня, забываться стал старый дом, а потом и горе притупилось.
Но девчонка не забывалась.
Матвей рос, становился подростком, юношей, мужчиной. А светлый образ так и остался в безвременье.
Однажды понял, что забыл её имя. Хотел у матери спросить – передумал. Что тут спрашивать? Видно, не судьба. Разошлись дороги, пора и сердцу закрыть невидимую дверь в детство, которое давно уже позади.
Жену свою будущую встретил на дискотеке. Хорошая девушка, красивая, весёлая, может, немного упрямая, но и на солнце есть пятна. Сыграли свадьбу.
Шли годы и уносили с собой молодость, красоту, а вот упрямство никакое время не одолевало. Но тут старшая сестрица жены виновата, так думал Матвей. Всё недовольно нашёптывала той, настраивала, учила. А чему могла научить женщина, которая считала, что мужики созданы для того, чтобы служить своей половине? И, попав в супружеские сети, обязаны это служение честно нести. А половина? Половина ничего никому не должна. Тем более – мужику.
Матвей не спорил, понимал, что бесполезно. Наступило какое-то безразличие. Служил… Правда, от дома подальше, всё по стройкам да по вахтам. Жену это вполне устраивало.
Когда домой приезжал, чувствовал - в тягость. Жена раздражалась – жрать надоело готовить. Да посуду сколько можно мыть. Матвей и сам бы готовил, но на собственной кухне чувствовал себя гостем.
Со временем стал реже приезжать, а жена реже с дивана вставать. Сын вырос, с девушкой познакомился. Красивую нашёл, весёлую, но немного упрямую. И Матвея поразило неприятное сходство.
А однажды жена с дивана не встала.
- Ожирение, малоподвижный образ жизни, - пояснил доктор. – Что ж вы хотите?
Матвей ничего не хотел. Он чувствовал, что сильно промахнулся в жизни. И жена промахнулась.
А сестрица стояла рядом и тонкие губы вытягивала в недовольную ниточку:
«Виноват. Мало служил. Довёл».
Но мнение свояченицы было уже не важно, он её видел в последний раз.
На следующий день уехал на вахту. Потом остался на вторую…
И всё чаще стал думать о той девочке, чьё имя не удержала память.
- Дим, мы же не здесь видели Мошку в последний раз.
Лука стал оглядываться. Куда Димон его привёл? Совсем незнакомое место. Вот это он заболтался, что и дорогу перестал замечать.
Димон спокойно уселся на землю, не намериваясь идти куда-то ещё.
Лука решил осмотреться.
- Ты посиди пока, я скоро. Я недалеко.
Лука стал осматривать окрестность, стараясь не выпускать парня из поля своего зрения. Не хватало ещё и его потерять.
«Так… Мошка со своим народом живёт под землёй. Значит, надо искать какие-то норы? Тоннели? Что-нибудь такое…».
Но ничего подходящего не было видно.
Труба. Она была так искусно замаскирована под трухлявый пень, да к тому же прикрыта поваленным берёзовым стволом с полузасохшими листьями, что Лука несколько раз проходил рядом, не подозревая, что это то, что нужно. Пока в очередной раз не оказался вплотную и не заглянул сверху.
«Вот оно!»
Наклонился, стараясь всмотреться – темнота, прислушался – ничего не слышно.
- Что там? – неожиданный голос сзади.
Лука едва не свалился вниз. Но сделать это ему было бы совсем не просто. Труба не настолько широкая. Это тонкая Таша несколько дней назад здесь карабкалась вверх-вниз. А Луке с рюкзаком за спиной, пришлось бы с трудом протискиваться.
Сзади стоял Дима.
- Пришёл в себя?
- Похоже на то. Мы пришли?
- Не знаю. Ты вёл.
Дима криво усмехнулся. Он вёл!
- Там есть кто?
- Без понятия. Надо лезть вниз.
- Понял.
Лука с облегчением выдохнул. Теперь, когда парень в себе, им вдвоём будет проще. Только бы тот подольше он оставался в таком состоянии.
- Привяжем верёвку к тому дереву и спустимся.
Через несколько минут они уже рассматривали тёмные стены подземелья, а потом двинулись по узким проходам.
Анютка проснулась. Ещё глаза не открыла, почувствовала тяжесть на сердце.
«У меня какая-то беда?» Но память не сразу откликнулась, подсказали голоса:
- Чего замолчал? Или тоже заснул?
- Да там дальше история запутлялась, - раздался мягкий голос толстяка, - Такая неразбериха получилась, что до сих пор в толк не возьму.
- Как это?
- Как в клубке из разных ниток. За одну потянешь, остальные больше запутаются.
«Я у злых волшебников, - вспомнила Анютка. – И я лежу на змеях. Но это неправда, - поспешила себя успокоить, - мне это только кажется. Нет никаких змей. Это бабушка яга специально сделала, чтобы я испугалась».
Анютка не стала открывать глаза, а прислушалась, что за историю рассказывает существо, которое сначала привиделось ей котом, потом оказалось старичком-толстячком…
…Мара, Настя, Ива, Захар и ещё несколько человек до самого рассвета бродили – аукались по лесу. Напрасно. От страха за Дашу едва не забыли про страх перед лесом на купалу. Но на всякий случай держались близко друг к другу.
Не нашли Дашу, не встретились с нечистой силой, которой, говорят, лес кишит в эту ночь, не видели и цветок папоротника, хотя его и не искали.
Утром вернулись в селение – надо народ собирать.
Мара и Настя пошли в хату. Что дядька Тиша и тётка Улита скажут?
- Опять? – в неприятном удивлении распахнула глаза Улита. И тут же зло поджала губы. – Ну пусть бегает, раз ей лес дороже хаты стал. Пусть бегает! – закричала-заголосила пронзительным голосом. – Все девки как девки, а эта потаскуха. Всегда знала, что ничего доброго от неё не дождёшься.
Настя стояла бледная, прижав руки к груди. Дети свесили белёсые головки с полатей, притихли, слушают.
Лишь Стёпка отвернулся от матери, заглянул в лицо отца:
- Что делать будем?
- Искать.
Весь день бродили по лесу… Ничего. Вечером вернулись ни с чем. Всё… Завтра на покос. А Даша? А Даша – пропащая душа. Давно понятно было.
Большинство так решило и успокоилось. А кто остался не согласен… Ну что поделаешь? Пусть ждут… Надеются. Может, ещё вернётся. Вот только надолго ли? Опять убежит через время. Подменышам нет счастья среди людей.
На следующее утро, ещё до свету, все собрались в горнице. Почти все.
- Мара, ты с нами не едешь? – хмуро спросил дядька Тиша. Он тосковал о Даше.
- Нет… Завтра я, наверное, ухожу.
- Ну, прощевай тогда.
Дядька Тиша поглядел долгим взором на девушку, добавил задумчиво:
- Может, ещё увидимся. Может, я когда в Дебрянске буду. Или ты снова будешь в дороге, заходи. Угол для тебя найдётся.
Тётка Улита криво растянула губы и отвернула голову. Не люба ей гостья оказалась.
- А где Настька? Стёпка, сбегай на чердак. Спит она что ли?
- О, жестокие девушки…, - голос Леи зазвенел от огорчения. Она подняла голову. Посмотрела снизу вверх. В её глазах блестели слёзы. – Иногда мне страшно… Оттого, что в этом мире слишком много зла.
Глава 135
После ухода Леи Никита мысленно попытался совместить, на первый взгляд, несовместимое.
Как в одной компании уживаются эти чудовищные… женщины, женщинами их называлось, даже мысленно, с большим трудом, и эта неземная девушка, почти ангел? А между тем, она тут у них в авторитете. Может, главная. И его, как добычу принесли к ней. Зачем?
Постепенно всё становилось на свои места и логично состыковывалось. Во всяком случае, так казалось Никите.
Лея, возможно, знает о проделках своих соплеменниц, возможно, и нет, но в любом случае, изменить ничего не в силах. Что может она, такая тонкая и чувствительная, противопоставить этим грубым, неотёсанным, тупым…, Никите так и хотелось добавить самоё подходящее для них определение – макакам.
Но вот загадка – как она здесь оказалась? От осинки не родятся апельсинки, и в племени этих… древесных не могла появиться такая женщина. Так откуда она?
И тут включилось воображение и стало предлагать разные варианты.
Её украли. Возможно, маленькую, беспомощную, беззащитную. Она, как тот Маугли у Киплинга.
Никита вспомнил старый мультик. Может, она сама потерялась. Её подобрали и воспитали. Но изменить не смогли. Она выросла такой, какой была по своей природе. Её ангельские гены не сломило дикое воспитание.
Но и местные женщины со временем впечатлились. Не зря говорят, что красота спасёт мир. Правда, красота не спасла его, но всё равно она многое может. Вот и здесь оказала своё действие. И среди дикого племени появился райский уголок.
Точно! – понял Никита. Поэтому они и притащили его сюда. Они пытаются угодить этому неземному существу и не знают, как сделать это лучше. Подбирают всё, что плохо лежит и тащат в надежде порадовать красавицу.
Взволнованный Никита заковылял из одного деревянного угла в другой, гремя цепью.
Ногу держал не только гипс. Основную устойчивость придавали защитные механизмы универсального костюма. Ходить с трудом было возможно. Но Никита не долго наблюдал за своим состоянием, мысли вновь вернулись к прекрасной полунезнакомке.
Её надо спасти! Вырвать из лап этих чудовищ.
На мгновение закралось сомнение. Она сказала, что уже не человек.
Но Никита сумел побороть и его. Конечно, человек. Это ей просто внушили эти… древесные.
Выглянул в оконный проём без стёкол или каких-либо других преграждений.
Там, за грубоватой деревянной рамой, если не смотреть вниз, густая роща, полная прохладных сквозняком и солнечно-зелёных переливов.
Никита заглянул вниз, насколько позволяла ему это сделать цепь. Внизу всё те же доски, между ними широкие щели, а в них видна далёкая земля.
Как-то забылось, что он на высоте, и высота эта нешуточная.
Вскоре мир окрасился оранжевым. Вечерело. Захотелось есть. Потом пить. Никита терпел, хотя злился, и образ небесного ангела стал тускнеть.
«Ну их… Пусть сами разбираются», - решил он. Тем более, что гораздо полезнее было бы подумать о собственном освобождении.
Но без ключа это сделать невозможно. Толстая цепь охватывала ещё более толстый ствол, который служил углом дома и был живым деревом. И ствол, и цепь одолеть можно было бы только серьёзным инструментом, которого негде взять. Оставалось надеяться, что ключ эти макаки не потеряли.
- Ты голоден, юноша?
Мелодичный голос раздался сзади, и Никита оглянулся. Снова восторг перекрыл дыхание. Не может быть! Теперь Лея казалась ещё краше. Может, в этом виноват был закат, а может, за то время, что девушка отсутствовала, Никита чуть позабыл о её совершенстве, и теперь оно осенило его с новой силой. Есть и пить расхотелось.
- Я принесла тебе напиток.
Девушка поставила на деревянный стол небольшую глиняную ёмкость.
- И теперь спою… Для тебя…
В комнату вошли две древесные бабы. Одна притащила лёгкое кресло. Лея ей указала рукой, куда следовало его поставить, та послушно всё сделала и ушла. Вторая держала в руках незнакомый музыкальный инструмент.
Лея села в кресло, взяла инструмент и небрежно махнула второй бабе. Та испарилась тоже.
Всё это немного подпортило впечатление. Во-первых, «юноша». Никите было бы приятней услышать своё имя. Он же его называл. Но создалось впечатление, что он не был для этой девушки настолько важен, чтобы она запомнила, как его зовут.
«Но петь же она будет для меня!» – Никита постарался убедить себя в несерьёзности «во-первых».
И во-вторых, Лея слишком властная, и вся его шаткая конструкция о бедной беспомощной сиротке, которая вынуждена жить среди грубиянок, стала раскачиваться.
Но тут Лея коснулась струн, и Никита отмахнулся от всех мыслей, которые чернили светлый образ. А потом Лея запела, и конструкция застыла несокрушимым монолитом. Потому что так сладко петь мог только ангел.
Голос Леи был сильный. Никита не очень разбирался в музыке, но отличить широкий диапазон и лёгкость, с которой брались верхние ноты, мог даже он. И ему показалось, что петь люди действительно так не умеют. А потом новая мысль пришла в голову. Может, когда Лея говорила, что она не человек, она имела в виду своё небесное происхождение? Или новую расу, гораздо более совершенную?
Никита попробовал разобраться. Он всматривался в лицо. Он, кажется, чуть-чуть потерял голову.
Лея, не прерывая песни, пристально поглядела на него, потом перевела взгляд на напиток, приглашая выпить.
Никита взял глиняный сосуд. В нём пенилась какая-то жидкость.
«Не пей! Не пей!!!», - кричал инстинкт. Но как не пить? Это же ведь может обидеть девушку. Она может подумать, что он не доверяет.
А он доверяет?
Настроение испортилось. Никита взял кувшинчик и подошёл к окну. Он смотрел на прекрасный мир, слушал прекрасную песню без слов и думал, что нет никаких причин быть подозрительным. Но всё же выпить было непросто. Тогда он решил, что, когда песня будет заканчиваться, на последних звуках он сделает это.
Но когда песня приблизилась к концу, он понял это по особым нотам, увидел…
Ксюша! Карабкалась по стволу дерева. Далеко, но она, без сомнения. Судя по лёгкости, с которой это делала, к стволу были набиты ступеньки. Но лёгкость была относительна. После каждого небольшого подъёма она судорожно хваталась за ствол и замирала.
И Никита, при последних звуках песни, украдкой вылил напиток за окно.
- Прекрасно! – сказал он Лее и опрокинул пустой кувшинчик себе в рот.
«Бедная Ксюша! – думал он, пока делал вид, что пьёт. – Она так боится высоты. И… как бы макаки её не заметили».
Теперь Лея отошла на второй план. Он думал о своей спутнице.
Глава 136
Пальцы Ульяны чуть дрогнули, и дед охватил их крепче. Поглядел на свои руки. Старые, дряхлые, отжившие своё, отработавшие, отдержавшие чужие руки.
Сказать по правде, не много женских рук довелось деду держать. И, если уж быть совсем точным, то только две пары. За всю жизнь. И то первые руки женскими назвать можно было с большой натяжкой.
В детстве дружил с девочкой. Вот её-то руки были первыми. Сам смутно помнил деревню, себя – пацана и её. Но кажется, что всегда вместе, всегда рядом, как и дома их семей случайным образом оказавшиеся по соседству.
Кажется, что-то серьёзное вдвоём решали, не детское. Но ведь так оно и бывает. Разве дети когда-нибудь глупостями занимаются?
Лица не запомнил. Лишь светловолосая головка мелькает перед мысленным взором. Да тонкая косица с голубой резинкой. Вот и всё. Больше рассказы матери запомнились. Та удивлялась крепкой и долгой дружбе в таком возрасте. Дружбе, которую не разлучало время.
Время не разлучило, разлучил переезд.
В суматохе сборов, в многочисленных хлопотах, не побеспокоились родители предупредить маленького Матвея, что со своей подружкой он играет в последний раз. Утром разбудили его ни свет, ни заря, усадили полусонного в машину и увезли навсегда. Так распорядились взрослые люди, а детское разочарование всерьёз не воспринималось.
Сначала Матвей сильно переживал, даже плакал тайком в подушку. И сам не разобрал, что больше тревожило детское сердце – то ли тоска по подружке, то ли обида, которую он ей нанёс.
Всё представлялось, как наутро прибежала она к Матвею, а на двери замок. Представлялось, как смотрит она, не мигая, потом медленно разворачивается и уходит. И не было ни единого шанса что-либо объяснить.
Про отъезд Матвей с подружкой знали, только всё казалось, что он впереди, и так впереди останется.
Но детская психика гибкая – так взрослые говорят. Может, и не врут. Забылась старая деревня, забываться стал старый дом, а потом и горе притупилось.
Но девчонка не забывалась.
Матвей рос, становился подростком, юношей, мужчиной. А светлый образ так и остался в безвременье.
Однажды понял, что забыл её имя. Хотел у матери спросить – передумал. Что тут спрашивать? Видно, не судьба. Разошлись дороги, пора и сердцу закрыть невидимую дверь в детство, которое давно уже позади.
Жену свою будущую встретил на дискотеке. Хорошая девушка, красивая, весёлая, может, немного упрямая, но и на солнце есть пятна. Сыграли свадьбу.
Шли годы и уносили с собой молодость, красоту, а вот упрямство никакое время не одолевало. Но тут старшая сестрица жены виновата, так думал Матвей. Всё недовольно нашёптывала той, настраивала, учила. А чему могла научить женщина, которая считала, что мужики созданы для того, чтобы служить своей половине? И, попав в супружеские сети, обязаны это служение честно нести. А половина? Половина ничего никому не должна. Тем более – мужику.
Матвей не спорил, понимал, что бесполезно. Наступило какое-то безразличие. Служил… Правда, от дома подальше, всё по стройкам да по вахтам. Жену это вполне устраивало.
Когда домой приезжал, чувствовал - в тягость. Жена раздражалась – жрать надоело готовить. Да посуду сколько можно мыть. Матвей и сам бы готовил, но на собственной кухне чувствовал себя гостем.
Со временем стал реже приезжать, а жена реже с дивана вставать. Сын вырос, с девушкой познакомился. Красивую нашёл, весёлую, но немного упрямую. И Матвея поразило неприятное сходство.
А однажды жена с дивана не встала.
- Ожирение, малоподвижный образ жизни, - пояснил доктор. – Что ж вы хотите?
Матвей ничего не хотел. Он чувствовал, что сильно промахнулся в жизни. И жена промахнулась.
А сестрица стояла рядом и тонкие губы вытягивала в недовольную ниточку:
«Виноват. Мало служил. Довёл».
Но мнение свояченицы было уже не важно, он её видел в последний раз.
На следующий день уехал на вахту. Потом остался на вторую…
И всё чаще стал думать о той девочке, чьё имя не удержала память.
Глава 137
- Дим, мы же не здесь видели Мошку в последний раз.
Лука стал оглядываться. Куда Димон его привёл? Совсем незнакомое место. Вот это он заболтался, что и дорогу перестал замечать.
Димон спокойно уселся на землю, не намериваясь идти куда-то ещё.
Лука решил осмотреться.
- Ты посиди пока, я скоро. Я недалеко.
Лука стал осматривать окрестность, стараясь не выпускать парня из поля своего зрения. Не хватало ещё и его потерять.
«Так… Мошка со своим народом живёт под землёй. Значит, надо искать какие-то норы? Тоннели? Что-нибудь такое…».
Но ничего подходящего не было видно.
Труба. Она была так искусно замаскирована под трухлявый пень, да к тому же прикрыта поваленным берёзовым стволом с полузасохшими листьями, что Лука несколько раз проходил рядом, не подозревая, что это то, что нужно. Пока в очередной раз не оказался вплотную и не заглянул сверху.
«Вот оно!»
Наклонился, стараясь всмотреться – темнота, прислушался – ничего не слышно.
- Что там? – неожиданный голос сзади.
Лука едва не свалился вниз. Но сделать это ему было бы совсем не просто. Труба не настолько широкая. Это тонкая Таша несколько дней назад здесь карабкалась вверх-вниз. А Луке с рюкзаком за спиной, пришлось бы с трудом протискиваться.
Сзади стоял Дима.
- Пришёл в себя?
- Похоже на то. Мы пришли?
- Не знаю. Ты вёл.
Дима криво усмехнулся. Он вёл!
- Там есть кто?
- Без понятия. Надо лезть вниз.
- Понял.
Лука с облегчением выдохнул. Теперь, когда парень в себе, им вдвоём будет проще. Только бы тот подольше он оставался в таком состоянии.
- Привяжем верёвку к тому дереву и спустимся.
Через несколько минут они уже рассматривали тёмные стены подземелья, а потом двинулись по узким проходам.
Глава 138
Анютка проснулась. Ещё глаза не открыла, почувствовала тяжесть на сердце.
«У меня какая-то беда?» Но память не сразу откликнулась, подсказали голоса:
- Чего замолчал? Или тоже заснул?
- Да там дальше история запутлялась, - раздался мягкий голос толстяка, - Такая неразбериха получилась, что до сих пор в толк не возьму.
- Как это?
- Как в клубке из разных ниток. За одну потянешь, остальные больше запутаются.
«Я у злых волшебников, - вспомнила Анютка. – И я лежу на змеях. Но это неправда, - поспешила себя успокоить, - мне это только кажется. Нет никаких змей. Это бабушка яга специально сделала, чтобы я испугалась».
Анютка не стала открывать глаза, а прислушалась, что за историю рассказывает существо, которое сначала привиделось ей котом, потом оказалось старичком-толстячком…
…Мара, Настя, Ива, Захар и ещё несколько человек до самого рассвета бродили – аукались по лесу. Напрасно. От страха за Дашу едва не забыли про страх перед лесом на купалу. Но на всякий случай держались близко друг к другу.
Не нашли Дашу, не встретились с нечистой силой, которой, говорят, лес кишит в эту ночь, не видели и цветок папоротника, хотя его и не искали.
Утром вернулись в селение – надо народ собирать.
Мара и Настя пошли в хату. Что дядька Тиша и тётка Улита скажут?
- Опять? – в неприятном удивлении распахнула глаза Улита. И тут же зло поджала губы. – Ну пусть бегает, раз ей лес дороже хаты стал. Пусть бегает! – закричала-заголосила пронзительным голосом. – Все девки как девки, а эта потаскуха. Всегда знала, что ничего доброго от неё не дождёшься.
Настя стояла бледная, прижав руки к груди. Дети свесили белёсые головки с полатей, притихли, слушают.
Лишь Стёпка отвернулся от матери, заглянул в лицо отца:
- Что делать будем?
- Искать.
Весь день бродили по лесу… Ничего. Вечером вернулись ни с чем. Всё… Завтра на покос. А Даша? А Даша – пропащая душа. Давно понятно было.
Большинство так решило и успокоилось. А кто остался не согласен… Ну что поделаешь? Пусть ждут… Надеются. Может, ещё вернётся. Вот только надолго ли? Опять убежит через время. Подменышам нет счастья среди людей.
На следующее утро, ещё до свету, все собрались в горнице. Почти все.
- Мара, ты с нами не едешь? – хмуро спросил дядька Тиша. Он тосковал о Даше.
- Нет… Завтра я, наверное, ухожу.
- Ну, прощевай тогда.
Дядька Тиша поглядел долгим взором на девушку, добавил задумчиво:
- Может, ещё увидимся. Может, я когда в Дебрянске буду. Или ты снова будешь в дороге, заходи. Угол для тебя найдётся.
Тётка Улита криво растянула губы и отвернула голову. Не люба ей гостья оказалась.
- А где Настька? Стёпка, сбегай на чердак. Спит она что ли?
