— Получилось.
Агния стонала, скрипя зубами. Но Ярослав на это внимания старался не обращать. Теперь надо быстрее доставить Агнию к ведьме. Она поможет. А болеть, понятное дело, будет, и тут он бессилен что-либо изменить.
На руках понёс к дороге. Лошадка смирно стояла на своём месте. Уложил Агнию на солому, хорошо, что соломы много в телеге, про это дома не подумал. Не стал возвращаться за вожжами, потом заберёт, сейчас не время. Поехали.
— Как до Власы добраться?
— Не знаешь, что ли?
— Я у неё в гостях не бывал. Знаю, что в колдыбани.
— Придётся тебе меня нести опять. Дороги туда нет.
— Не велика тяжесть, дотащу, — успокоил он девушку на случай, если она о нём переживает.
Нести пришлось долго. Тут уж Ярослав всерьёз забеспокоился о лошади. Хорошо, что не Бурку взял. А, впрочем, Бурку одного в лесу привязанным не оставил бы. Но и лошадь надолго оставлять нехорошо. Но другого выхода не было.
— Пришли, — тихо сказала Агния, и Ярослав огляделся.
— Ну и хоромы! Столько лет колдует, могла бы себе что-нибудь получше наколдовать.
— Тише ты! Услышит — она тебе поумничает, навек запомнишь.
— Не пугай! Небось не пужливые.
Но замолчал.
— Побудь пока здесь, — положил девушку на траву, — пойду проведаю, что там к чему.
Агния не возражала, казалось, она его перестала слушать. Внезапно она сама побледнела.
— Пошли отсюда.
— Ты чего? Столько прошагали. Зачем уходить?
— Пошли! Быстро! — яростно зашептала Агния.
Ярославу стало не по себе. В растерянности переводил взгляд с Агнии на несчастную лачугу.
— Быстро, ты что, не понимаешь? — Агния казалось, готова побежать отсюда на своих культяпках.
Внезапно раздался жуткий душераздирающий визг. Больше Ярославу не нужно было повторять. Схватил Агнию в охапку и, чуть ли не бегом, поспешил в обратный путь.
«Ну, и вопль! Не ходил никогда, и это — первый и последний раз», — размышлял Ярослав, боясь оглянуться. Руки покрылись мурашками. Хотел было спросить у Агнии, что этот крик означает, и человеческий он вообще, но подумал, что, меньше знаешь — целее будешь, особенно в колдыбани. Тут хозяйничают другие силы.
Лошадь была на месте. Ярослав уже и не ожидал такого подарка. Уложил Агнию, тронулись.
— Куда правишь? — спросила девушка сонным голосом. Похоже, она была без сил.
— К волхву! Больше некуда. Можно, конечно, к Лещихе, но думаю, ни припадка она не соображает. Глеба уже налечила.
Агния на этот раз промолчала. И Ярослав вздохнул с облегчением.
Ярослав ждал у двух сосен. Волхв не пригласил его к себе, а сам взял Агнию на руки и унёс. Ждать пришлось долго. Парень подкрепился едой, которую захватил для девушки, но в этой суматохе даже не предложил ей. Допил воду.
Но вода — не проблема, сбегал к ручью, набрал ещё.
Потом лежал, обдумывал варианты: что дальше.
Наконец, показался волхв. Он опять нёс Агнию, только на этот раз она не подавала признаков жизни, а ноги её были так обмотаны не пойми чем, что напоминали две колоды.
— Теперь пусть так будут долго, — пояснил волхв, указывая на ноги. — Ко дню Сварога можно снять. Снимешь сам. Разрежешь ножом всё, что здесь есть. Раньше нельзя.
Пока Ярослав укладывал Агнию на телегу, волхва и след простыл. Ярослав, получается, и не поблагодарил его. А, впрочем, не очень он и благодарен был. Волхв, как и предсказывала Агния, был холоден и неприветлив. Ладно, что хоть не прогнал восвояси.
Ярослав потрепал девушку за руку. Та с трудом открыла глаза, огляделась, вспомнила.
— Ну, и куда теперь? — спросил парень.
— Не знаю.
— К матери?
— Нет! В Берёзовый Кут я не вернусь.
— Тогда направляйся на все четыре стороны, — не выдержал Ярослав.
— Тогда вывали меня под ближайший куст, только подальше от дороги, — не осталась в долгу Агния.
Во упёртая!
Но Ярослав такой вариант предусмотрел, пока сидел у сосен. Раздражало его сейчас только то, что из всех возможных решений Агния выбрала самый сложный. В чём он, положа руку на сердце, и не сомневался.
— Но, — повернул он лошадку.
Далеко в лесу была их сторожка. Когда зимой ходили на охоту, в ней иногда оставались ночевать, если не успевали засветло домой. Летом день длинный, ею не пользовались, тем более, охотиться с размахом некогда, вот она и стояла без дела.
Приехали нескоро. Ярослав внёс девушку, осмотрел помещение. Конечно, условия неприхотливые, но жить можно.
В дальнем углу лежанка, покрытая старой шкурой, Агнию он положил туда.
Кресало, кремень — всё на месте. Огонь он развёл привычно быстро. Зажёг самую длинную лучину.
Поставил у изголовья воду.
— Ну, всё. Пора мне домой… Оставайся. Завтра приеду, будем обустраивать тебя. А пока так переночуешь.
У Агнии закрывались глаза.
— Ты это… — Ярослав помялся, — на двор… хочешь?
— Куда? — Агния нахмурилась, не понимая.
— Ну, в уборную…
— Хыля, иди в сарае почисти, на свинью уже страшно глянуть, — приказала Кисеиха.
— Так, я у неё только вчера убиралась, — тут же вмешалась Калина.
— Ну, значит, плохо убралась, — Кисеиха так просто не сдавалась. — А хорошая хозяйка и два раза в день должна за всеми убрать.
Хыля послушно вышла во двор. На грудь словно тяжёлый камушек лёг.
И дело не в том, что не хочется или другим была занята. Нет. И работать на ногах весело, и дела по дому все интересные. А причина в том, что мать не любила, когда она рядом. Как только хозяйские дорожки пересекались, матушка тут же находила для дочери дела подальше от своих глаз. И это каждый раз больно.
Это Хыля поняла и часто сама стала опережать желания матери. Так легче.
Калина осталась в хате наедине со свекровью. Подышала тяжело, глядя на Кисеиху, но на этот раз промолчала. Что толку-то? Отвернулась к печке.
А Кисеиха разошлась. Схватила мокрую тряпку, стала стены от копоти чистить, бурча что-то про нерях и дармоедок.
Калина вздохнула, хоть следом за Хылей беги в сарай. Ох, и склочная же баба, её свекровь.
Вдруг Кисеиха охнула. Ещё не зная, что случилось, Калина мысленно позлорадствовала, мол, так тебе и надо.
— Калина, а что здесь за иголка воткнута?
— Где?
— Да вот, — Кисеиха показала довольно длинную иглу. — Между брёвен была.
— Не знаю.
— А кто будет знать? Кто её сюда засунул?
- Я не засовывала.
Кисеиха задумчиво повертела иглу в руке.
— Или подбросил кто? Да у нас такие же, вроде.
Переключила внимание на уколотый палец.
— Глубоко воткнулась, зараза, — покачала головой, пососала рану.
Стены мыть перехотелось. Бросила тряпку.
— Как Хыля вернётся, скажешь, чтобы вычистила всё тут.
Сама вышла на улицу — посидеть на лавке, посмотреть, что народ делает. Может, кто мимо пройдёт, поделится новостями.
К вечеру палец опух, покраснел, стал болеть сильнее. Кисеиха не спала, держала его в холодной воде — так более-менее терпимо.
Но утром на него было страшно смотреть. Отыскала иголку, вновь задумчиво стала рассматривать её.
Спросила у мужу:
— Не знаешь, что здесь за иголка торчала?
Тот пожал плечами.
Потом спрашивала у всех домочадцев, и все ответили приблизительно одинаково. У Хыли не спросила. Почему-то язык не повернулся.
На следующий день поняла, что дело серьёзное. Пошла к Лещихе - что она посоветует.
— Как бы не антонов огонь у тебя разгорался, милая, — страшные слова ударили наотмашь.
Лещиха стала готовить какие-то снадобья, но Кисеиха не стала даже и ждать, побежала в лес. Не для Лещихиного ума такие серьёзные вещи.
Дорога в колдыбань Кисеихой не раз была топтана, а вот далее, к старой лачуге и ещё более старой её хозяйке, не ходила уже несколько лет. Поплутала немного, но дошла.
— Пришлёпала! Тебя тут только и не хватало!
Едва Кисеиха открыла дребезжащую дверь, как услышала слова приветствия. Но от них желания встречаться с Власой не прибавилось. Да делать нечего, и Кисеиха, дрожа и согнувшись в три погибели, перешагнула через порог.
Баушка злилась. Но вид подавать было никак нельзя. Поэтому она держала всё в себе. Одному лишь Айке рассказала. И то шёпотом, и когда они были далеко от дома.
Злилась же она на домового.
Сколько она живёт в этой хате, столько она его и знает. Лично не видела, тут уж не довелось, но беседы односторонние с ним вела и каждый день, втайне от Ивара, собственноручно прикармливала. Но теперь его, похоже, не прокормить. Никогда такого не было.
— Кажный день по кринке молока утягивает, — жаловалась она Айке, когда шли с ним к Русе.
Айка посмотрел на баушкино расстроенное лицо и сам расстроился.
— Не, мне не жалко, — выдавила из себя старушка, и Айка догадался, что жалко.
— Я же не для себя стараюсь! — посмотрела на проблему баушка с другой стороны. — Пока все на покосе, испокон веков уже заведено готовить масло. Молока-то много остаётся, так самое время. А нам что готовить?
Айка вздохнул, понял, что баушка действительно оказалось в трудном положении.
— Давеча специально пометила — берёт от краю. Там самое свежее. Тогда я свежее в серёдку поставила, а от краюшку вечорашнее, так забрал всё равно свежее — разобрался. Хотя, что там разбираться. Не дурак, поди.
Дальше шли молча. Баушка обдумывала возникшую проблему и способы её решения, Айка, честно говоря, отвлёкся на бабочек и забыл на время о баушкиных печалях.
Коров в последнее время на обед не пригоняли в село, а гнали к Русе. Там, в пологом месте они спускались к воде и пили, а хозяйки сами приходили с ведром доить. Место было недалеко от села. Трава здесь стояла всё ещё сочная, жаль было не воспользоваться — не подкормить скотину впрок.
Впереди показалась Крыпочка. Та шла уже от стада, согнувшись в сторону от тяжести ведра в одной руке. Но увидев баушку, постаралась выпрямиться. От зорких, когда надо, баушкиных глаз не укрылся этот манёвр, и его причину старушка мгновенно отгадала.
— У-у-у, подлая Крыпочка! — с тех пор, как пропали ягоды, баушка Крыпочку непременно называла не просто по имени, а с добавком. Баушка чуяла, где угнездились ягоды, а доказать не могла. — Глянь-ка, цельное здоровое ведро надоила. У нас таких-то и вёдер нет. Это сколько же в ём молока-то?
— Здорово, соседушка, — ласково пропела Крыпочка.
— И тебе здоровьица, — не менее ласково отозвалась баушка.
Разминулись.
— Змеища… Небось трескает наши ягоды… — тут баушка внезапно замолчала, остановилась и стала задумчиво смотреть вслед соседке. Какая-то мысль витала неподалёку, осталось дождаться, когда она залетит в голову.
— Можно кое-что попробовать, — наконец, медленно и задумчиво произнесла она в пространство. Потом обернулась к Айке и сказала ему, чуть прищурив глаза, — конечно, так, наверное, никто ещё не делал. Не знаю, что и получится…
Вечером баушка притащила в подклеть увесистую корзину с горохом, уселась его перебирать. Айка уселся рядом на маленькую скамейку с другой стороны корзины, тоже перебирать.
— Знаешь, Айка, — громко и выразительно начала баушка.
Настолько выразительно, что Айка обернулся — с кем это она? С ним баушка так не разговаривала. Но вокруг никого не было. Тогда он вгляделся в морщинистые лицо и понял, что баушка разговаривает с печкой. Именно туда поглядывала старушка, хотя обращалась почему-то к его имени.
Но Айка не стал возражать.
— … Из всех хозяек нашего Берёзового Кута я бы на первое место поставила Крыпочку. Во повезло всем, кто с ней живёт. Бабка она ещё не старая, а до чего шустрая. Никакой молодки за ней не угнаться. И всё в хату, и всё на стол. До того работящая, любит, чтобы везде порядок был… И двор подметён, и в хате углы вымыты… И корова под стать хозяйке. Говорят, такого вкусного молока нет ни в одном хозяйстве…
Вечер длился долго. А вот, что раньше закончилось: баушкино восхваление хозяйских качеств своей заклятой подруги или горох, Айка не узнал, потому что вскоре стал клевать носом, а потом и вовсе заснул, удобно расположившись на скамеечке и зажав в кулачке маленький жёлто-зелёный шарик. Изредка его будили особенно восторженные восклицания баушки и её хихиканье, когда она «ему» рассказывала случаи из славного хозяйствования необычной женщины Крыпочки.
С тех пор так и повелось, как вечер, так баушка начинала свою речь. И всё выходило, что такой старухи, как Крыпочка, по всему белу свету ищи — не сыщешь. И повезёт тому, кто с ней будет жить, потому что будет как сыр в масле кататься. А вот баушка стара стала, и хозяйка из неё становится всё хуже с каждым днём. И что дальше из неё получится, страшно подумать. «Любой уважающий себя, например, человек, ай ещё кто, бежал бы отсель куда глаза глядят».
Когда Ивар, Домна и дети вернулись с покоса, дело было сделано — перестало молоко пропадать. Отвадила-таки дармоеда.
— Куда он нас ведёт? — не выдержала, наконец, Василиса.
— Не знаю. Места чужие, я здесь не был, — вяло ответил Ачима.
Ноги становились деревянными, и каждая сажень давалась с трудом. Ачима едва тянулся следом. Бесконечное дёргание верёвки на ногах приводило к тому, что то Василиса, то Ачима спотыкались и едва не падали.
Вулкаш же шёл медленно и не оглядывался.
Иногда Василисе казалось, что они могли бы попробовать сбежать, настолько он не интересуется ими. И потом, если попытка окажется неудачной, не убьёт же он своего младшего брата за это. Но она настолько устала, что убегать не было сил. Поэтому молча шла, боясь упасть. Была уверена, что упав, она уже не поднимется, а останется лежать на земле, как загнанная лошадь.
— Остановись, Вулкаш, — слова прозвучали неожиданно и спокойно.
Василиса вздрогнула. Оглянулась, и сердце её куда-то провалилось, а в следующее мгновение часто забилось в груди.
Еремей. Родное спокойное лицо. Откуда он? Уж не чудится ли ей? Взглянул на неё, встретились глазами - и мир, словно перевернулся, чуть задержал взгляд и вновь перевёл его на Вулкаша.
Сходство между ними сейчас особенно бросалось в глаза. Но родственные чувства не отразились во взгляде ни того, ни другого.
Рядом с Еремеем стоял незнакомый молодой парень и целился из лука. Вот он-то и обратился к Вулкашу.
Но Василисе было не до посторонних. Она с жадностью смотрела на Еремея, пользуясь тем, что на неё не особо обращают внимания. Больше года не видела.
Изменился…
Следующие события пронеслись так быстро, что она едва успевала их осознать.
Её схватили сзади сильные руки и крепко прижали. Вулкаш, догадалась она, не видя его лица. Но и видеть не было никакого желания. К её шее был прижат нож. Поэтому она замерла и постаралась не шевелиться.
— Серый, брось оружие, — заявил Вулкаш, и незнакомый парень нехотя повиновался, бросил лук в сторону.
Внезапно Ачима напрыгнул на брата, и в ярости вцепился зубами в его лицо.
Вулкаш свободной рукой пытался отбросить его, другая рука непроизвольно нажимала на нож, и Василиса почувствовала, что вот-вот брызнет кровь. Она изо всех сил прогнулась назад.
— Ачима, пошла отсюда! — Вулкаш чуть ли не с мясом оторвал от себя пострелёнка и отшвырнул в сторону.
«Так он девочка?» — сквозь бурелом эмоций прорвалось удивление, и Василиса полетела вслед за Ачимой, так как они были накрепко связаны верёвками, Вулкаш едва успел убрать нож от шеи и этим спас ей жизнь.
В следующее мгновение парень, стоящий рядом с Еремеем, вздрогнул. Василисе показалось, что в его плечо ударила птица. И вот уже кровь залила голую грудь. Он упал на колени.
Агния стонала, скрипя зубами. Но Ярослав на это внимания старался не обращать. Теперь надо быстрее доставить Агнию к ведьме. Она поможет. А болеть, понятное дело, будет, и тут он бессилен что-либо изменить.
На руках понёс к дороге. Лошадка смирно стояла на своём месте. Уложил Агнию на солому, хорошо, что соломы много в телеге, про это дома не подумал. Не стал возвращаться за вожжами, потом заберёт, сейчас не время. Поехали.
— Как до Власы добраться?
— Не знаешь, что ли?
— Я у неё в гостях не бывал. Знаю, что в колдыбани.
— Придётся тебе меня нести опять. Дороги туда нет.
— Не велика тяжесть, дотащу, — успокоил он девушку на случай, если она о нём переживает.
Нести пришлось долго. Тут уж Ярослав всерьёз забеспокоился о лошади. Хорошо, что не Бурку взял. А, впрочем, Бурку одного в лесу привязанным не оставил бы. Но и лошадь надолго оставлять нехорошо. Но другого выхода не было.
— Пришли, — тихо сказала Агния, и Ярослав огляделся.
— Ну и хоромы! Столько лет колдует, могла бы себе что-нибудь получше наколдовать.
— Тише ты! Услышит — она тебе поумничает, навек запомнишь.
— Не пугай! Небось не пужливые.
Но замолчал.
— Побудь пока здесь, — положил девушку на траву, — пойду проведаю, что там к чему.
Агния не возражала, казалось, она его перестала слушать. Внезапно она сама побледнела.
— Пошли отсюда.
— Ты чего? Столько прошагали. Зачем уходить?
— Пошли! Быстро! — яростно зашептала Агния.
Ярославу стало не по себе. В растерянности переводил взгляд с Агнии на несчастную лачугу.
— Быстро, ты что, не понимаешь? — Агния казалось, готова побежать отсюда на своих культяпках.
Внезапно раздался жуткий душераздирающий визг. Больше Ярославу не нужно было повторять. Схватил Агнию в охапку и, чуть ли не бегом, поспешил в обратный путь.
«Ну, и вопль! Не ходил никогда, и это — первый и последний раз», — размышлял Ярослав, боясь оглянуться. Руки покрылись мурашками. Хотел было спросить у Агнии, что этот крик означает, и человеческий он вообще, но подумал, что, меньше знаешь — целее будешь, особенно в колдыбани. Тут хозяйничают другие силы.
Лошадь была на месте. Ярослав уже и не ожидал такого подарка. Уложил Агнию, тронулись.
— Куда правишь? — спросила девушка сонным голосом. Похоже, она была без сил.
— К волхву! Больше некуда. Можно, конечно, к Лещихе, но думаю, ни припадка она не соображает. Глеба уже налечила.
Агния на этот раз промолчала. И Ярослав вздохнул с облегчением.
Глава 109
Ярослав ждал у двух сосен. Волхв не пригласил его к себе, а сам взял Агнию на руки и унёс. Ждать пришлось долго. Парень подкрепился едой, которую захватил для девушки, но в этой суматохе даже не предложил ей. Допил воду.
Но вода — не проблема, сбегал к ручью, набрал ещё.
Потом лежал, обдумывал варианты: что дальше.
Наконец, показался волхв. Он опять нёс Агнию, только на этот раз она не подавала признаков жизни, а ноги её были так обмотаны не пойми чем, что напоминали две колоды.
— Теперь пусть так будут долго, — пояснил волхв, указывая на ноги. — Ко дню Сварога можно снять. Снимешь сам. Разрежешь ножом всё, что здесь есть. Раньше нельзя.
Пока Ярослав укладывал Агнию на телегу, волхва и след простыл. Ярослав, получается, и не поблагодарил его. А, впрочем, не очень он и благодарен был. Волхв, как и предсказывала Агния, был холоден и неприветлив. Ладно, что хоть не прогнал восвояси.
Ярослав потрепал девушку за руку. Та с трудом открыла глаза, огляделась, вспомнила.
— Ну, и куда теперь? — спросил парень.
— Не знаю.
— К матери?
— Нет! В Берёзовый Кут я не вернусь.
— Тогда направляйся на все четыре стороны, — не выдержал Ярослав.
— Тогда вывали меня под ближайший куст, только подальше от дороги, — не осталась в долгу Агния.
Во упёртая!
Но Ярослав такой вариант предусмотрел, пока сидел у сосен. Раздражало его сейчас только то, что из всех возможных решений Агния выбрала самый сложный. В чём он, положа руку на сердце, и не сомневался.
— Но, — повернул он лошадку.
Далеко в лесу была их сторожка. Когда зимой ходили на охоту, в ней иногда оставались ночевать, если не успевали засветло домой. Летом день длинный, ею не пользовались, тем более, охотиться с размахом некогда, вот она и стояла без дела.
Приехали нескоро. Ярослав внёс девушку, осмотрел помещение. Конечно, условия неприхотливые, но жить можно.
В дальнем углу лежанка, покрытая старой шкурой, Агнию он положил туда.
Кресало, кремень — всё на месте. Огонь он развёл привычно быстро. Зажёг самую длинную лучину.
Поставил у изголовья воду.
— Ну, всё. Пора мне домой… Оставайся. Завтра приеду, будем обустраивать тебя. А пока так переночуешь.
У Агнии закрывались глаза.
— Ты это… — Ярослав помялся, — на двор… хочешь?
— Куда? — Агния нахмурилась, не понимая.
— Ну, в уборную…
Глава 110
— Хыля, иди в сарае почисти, на свинью уже страшно глянуть, — приказала Кисеиха.
— Так, я у неё только вчера убиралась, — тут же вмешалась Калина.
— Ну, значит, плохо убралась, — Кисеиха так просто не сдавалась. — А хорошая хозяйка и два раза в день должна за всеми убрать.
Хыля послушно вышла во двор. На грудь словно тяжёлый камушек лёг.
И дело не в том, что не хочется или другим была занята. Нет. И работать на ногах весело, и дела по дому все интересные. А причина в том, что мать не любила, когда она рядом. Как только хозяйские дорожки пересекались, матушка тут же находила для дочери дела подальше от своих глаз. И это каждый раз больно.
Это Хыля поняла и часто сама стала опережать желания матери. Так легче.
Калина осталась в хате наедине со свекровью. Подышала тяжело, глядя на Кисеиху, но на этот раз промолчала. Что толку-то? Отвернулась к печке.
А Кисеиха разошлась. Схватила мокрую тряпку, стала стены от копоти чистить, бурча что-то про нерях и дармоедок.
Калина вздохнула, хоть следом за Хылей беги в сарай. Ох, и склочная же баба, её свекровь.
Вдруг Кисеиха охнула. Ещё не зная, что случилось, Калина мысленно позлорадствовала, мол, так тебе и надо.
— Калина, а что здесь за иголка воткнута?
— Где?
— Да вот, — Кисеиха показала довольно длинную иглу. — Между брёвен была.
— Не знаю.
— А кто будет знать? Кто её сюда засунул?
- Я не засовывала.
Кисеиха задумчиво повертела иглу в руке.
— Или подбросил кто? Да у нас такие же, вроде.
Переключила внимание на уколотый палец.
— Глубоко воткнулась, зараза, — покачала головой, пососала рану.
Стены мыть перехотелось. Бросила тряпку.
— Как Хыля вернётся, скажешь, чтобы вычистила всё тут.
Сама вышла на улицу — посидеть на лавке, посмотреть, что народ делает. Может, кто мимо пройдёт, поделится новостями.
К вечеру палец опух, покраснел, стал болеть сильнее. Кисеиха не спала, держала его в холодной воде — так более-менее терпимо.
Но утром на него было страшно смотреть. Отыскала иголку, вновь задумчиво стала рассматривать её.
Спросила у мужу:
— Не знаешь, что здесь за иголка торчала?
Тот пожал плечами.
Потом спрашивала у всех домочадцев, и все ответили приблизительно одинаково. У Хыли не спросила. Почему-то язык не повернулся.
На следующий день поняла, что дело серьёзное. Пошла к Лещихе - что она посоветует.
— Как бы не антонов огонь у тебя разгорался, милая, — страшные слова ударили наотмашь.
Лещиха стала готовить какие-то снадобья, но Кисеиха не стала даже и ждать, побежала в лес. Не для Лещихиного ума такие серьёзные вещи.
Дорога в колдыбань Кисеихой не раз была топтана, а вот далее, к старой лачуге и ещё более старой её хозяйке, не ходила уже несколько лет. Поплутала немного, но дошла.
— Пришлёпала! Тебя тут только и не хватало!
Едва Кисеиха открыла дребезжащую дверь, как услышала слова приветствия. Но от них желания встречаться с Власой не прибавилось. Да делать нечего, и Кисеиха, дрожа и согнувшись в три погибели, перешагнула через порог.
Глава 111 Несколько дней назад
Баушка злилась. Но вид подавать было никак нельзя. Поэтому она держала всё в себе. Одному лишь Айке рассказала. И то шёпотом, и когда они были далеко от дома.
Злилась же она на домового.
Сколько она живёт в этой хате, столько она его и знает. Лично не видела, тут уж не довелось, но беседы односторонние с ним вела и каждый день, втайне от Ивара, собственноручно прикармливала. Но теперь его, похоже, не прокормить. Никогда такого не было.
— Кажный день по кринке молока утягивает, — жаловалась она Айке, когда шли с ним к Русе.
Айка посмотрел на баушкино расстроенное лицо и сам расстроился.
— Не, мне не жалко, — выдавила из себя старушка, и Айка догадался, что жалко.
— Я же не для себя стараюсь! — посмотрела на проблему баушка с другой стороны. — Пока все на покосе, испокон веков уже заведено готовить масло. Молока-то много остаётся, так самое время. А нам что готовить?
Айка вздохнул, понял, что баушка действительно оказалось в трудном положении.
— Давеча специально пометила — берёт от краю. Там самое свежее. Тогда я свежее в серёдку поставила, а от краюшку вечорашнее, так забрал всё равно свежее — разобрался. Хотя, что там разбираться. Не дурак, поди.
Дальше шли молча. Баушка обдумывала возникшую проблему и способы её решения, Айка, честно говоря, отвлёкся на бабочек и забыл на время о баушкиных печалях.
Коров в последнее время на обед не пригоняли в село, а гнали к Русе. Там, в пологом месте они спускались к воде и пили, а хозяйки сами приходили с ведром доить. Место было недалеко от села. Трава здесь стояла всё ещё сочная, жаль было не воспользоваться — не подкормить скотину впрок.
Впереди показалась Крыпочка. Та шла уже от стада, согнувшись в сторону от тяжести ведра в одной руке. Но увидев баушку, постаралась выпрямиться. От зорких, когда надо, баушкиных глаз не укрылся этот манёвр, и его причину старушка мгновенно отгадала.
— У-у-у, подлая Крыпочка! — с тех пор, как пропали ягоды, баушка Крыпочку непременно называла не просто по имени, а с добавком. Баушка чуяла, где угнездились ягоды, а доказать не могла. — Глянь-ка, цельное здоровое ведро надоила. У нас таких-то и вёдер нет. Это сколько же в ём молока-то?
— Здорово, соседушка, — ласково пропела Крыпочка.
— И тебе здоровьица, — не менее ласково отозвалась баушка.
Разминулись.
— Змеища… Небось трескает наши ягоды… — тут баушка внезапно замолчала, остановилась и стала задумчиво смотреть вслед соседке. Какая-то мысль витала неподалёку, осталось дождаться, когда она залетит в голову.
— Можно кое-что попробовать, — наконец, медленно и задумчиво произнесла она в пространство. Потом обернулась к Айке и сказала ему, чуть прищурив глаза, — конечно, так, наверное, никто ещё не делал. Не знаю, что и получится…
Вечером баушка притащила в подклеть увесистую корзину с горохом, уселась его перебирать. Айка уселся рядом на маленькую скамейку с другой стороны корзины, тоже перебирать.
— Знаешь, Айка, — громко и выразительно начала баушка.
Настолько выразительно, что Айка обернулся — с кем это она? С ним баушка так не разговаривала. Но вокруг никого не было. Тогда он вгляделся в морщинистые лицо и понял, что баушка разговаривает с печкой. Именно туда поглядывала старушка, хотя обращалась почему-то к его имени.
Но Айка не стал возражать.
— … Из всех хозяек нашего Берёзового Кута я бы на первое место поставила Крыпочку. Во повезло всем, кто с ней живёт. Бабка она ещё не старая, а до чего шустрая. Никакой молодки за ней не угнаться. И всё в хату, и всё на стол. До того работящая, любит, чтобы везде порядок был… И двор подметён, и в хате углы вымыты… И корова под стать хозяйке. Говорят, такого вкусного молока нет ни в одном хозяйстве…
Вечер длился долго. А вот, что раньше закончилось: баушкино восхваление хозяйских качеств своей заклятой подруги или горох, Айка не узнал, потому что вскоре стал клевать носом, а потом и вовсе заснул, удобно расположившись на скамеечке и зажав в кулачке маленький жёлто-зелёный шарик. Изредка его будили особенно восторженные восклицания баушки и её хихиканье, когда она «ему» рассказывала случаи из славного хозяйствования необычной женщины Крыпочки.
С тех пор так и повелось, как вечер, так баушка начинала свою речь. И всё выходило, что такой старухи, как Крыпочка, по всему белу свету ищи — не сыщешь. И повезёт тому, кто с ней будет жить, потому что будет как сыр в масле кататься. А вот баушка стара стала, и хозяйка из неё становится всё хуже с каждым днём. И что дальше из неё получится, страшно подумать. «Любой уважающий себя, например, человек, ай ещё кто, бежал бы отсель куда глаза глядят».
Когда Ивар, Домна и дети вернулись с покоса, дело было сделано — перестало молоко пропадать. Отвадила-таки дармоеда.
Глава 112
— Куда он нас ведёт? — не выдержала, наконец, Василиса.
— Не знаю. Места чужие, я здесь не был, — вяло ответил Ачима.
Ноги становились деревянными, и каждая сажень давалась с трудом. Ачима едва тянулся следом. Бесконечное дёргание верёвки на ногах приводило к тому, что то Василиса, то Ачима спотыкались и едва не падали.
Вулкаш же шёл медленно и не оглядывался.
Иногда Василисе казалось, что они могли бы попробовать сбежать, настолько он не интересуется ими. И потом, если попытка окажется неудачной, не убьёт же он своего младшего брата за это. Но она настолько устала, что убегать не было сил. Поэтому молча шла, боясь упасть. Была уверена, что упав, она уже не поднимется, а останется лежать на земле, как загнанная лошадь.
— Остановись, Вулкаш, — слова прозвучали неожиданно и спокойно.
Василиса вздрогнула. Оглянулась, и сердце её куда-то провалилось, а в следующее мгновение часто забилось в груди.
Еремей. Родное спокойное лицо. Откуда он? Уж не чудится ли ей? Взглянул на неё, встретились глазами - и мир, словно перевернулся, чуть задержал взгляд и вновь перевёл его на Вулкаша.
Сходство между ними сейчас особенно бросалось в глаза. Но родственные чувства не отразились во взгляде ни того, ни другого.
Рядом с Еремеем стоял незнакомый молодой парень и целился из лука. Вот он-то и обратился к Вулкашу.
Но Василисе было не до посторонних. Она с жадностью смотрела на Еремея, пользуясь тем, что на неё не особо обращают внимания. Больше года не видела.
Изменился…
Следующие события пронеслись так быстро, что она едва успевала их осознать.
Её схватили сзади сильные руки и крепко прижали. Вулкаш, догадалась она, не видя его лица. Но и видеть не было никакого желания. К её шее был прижат нож. Поэтому она замерла и постаралась не шевелиться.
— Серый, брось оружие, — заявил Вулкаш, и незнакомый парень нехотя повиновался, бросил лук в сторону.
Внезапно Ачима напрыгнул на брата, и в ярости вцепился зубами в его лицо.
Вулкаш свободной рукой пытался отбросить его, другая рука непроизвольно нажимала на нож, и Василиса почувствовала, что вот-вот брызнет кровь. Она изо всех сил прогнулась назад.
— Ачима, пошла отсюда! — Вулкаш чуть ли не с мясом оторвал от себя пострелёнка и отшвырнул в сторону.
«Так он девочка?» — сквозь бурелом эмоций прорвалось удивление, и Василиса полетела вслед за Ачимой, так как они были накрепко связаны верёвками, Вулкаш едва успел убрать нож от шеи и этим спас ей жизнь.
В следующее мгновение парень, стоящий рядом с Еремеем, вздрогнул. Василисе показалось, что в его плечо ударила птица. И вот уже кровь залила голую грудь. Он упал на колени.
