Увидала топор, нагнулась за ним, кряхтя:
- Что ни говори, а барская порода чувствуется, - подняла, понесла на место.
Бывали минуты, когда страшно жалела Акулина о содеянном. Так тошно было, что выть хотелось. Но всё же так лучше, неизбежно решала она.
Если бы у человека был выбор, где жить-расти-поживать, вряд ли нашёлся такой, который предпочёл тёмную хату крепостных крестьян. Нет, всякий бы захотел богатые хоромы и сладкую жизнь. И чем богаче и слаще, тем лучше. Только выбора такого у людей нет. И живут-поживают там, куда угодили с рождения. Нет выбора... почти никогда.
Не было его и у Акулининого сыночка. За него она сделала. Совсем не задумываясь о последствиях, в какой-то безумной круговерти.
Может, оно и не удивительно, ведь тогда как разумом помрачилась. На её глазах всё было. Страшно.
Людей в повозке сначала не узнала, давненько не заезжала сестра Глафиры Никитичны в их сторонушку. Слух прошёл, что ребёнок у неё родился. Но когда в сизых сумерках возница завернул прямо перед её носом через замёрзшую реку, успела разглядеть. Даже взглядами встретились и несколько мгновений не отводили глаз.
Позже Акулина не раз вспоминала этот взгляд. О чём думала в тот момент женщина? Может, чувствовала что-то? На простых крестьян баре не шибко-то смотрят.
И сама Акулина глядела прямо. Когда это бывало, чтобы крестьянка глаз не опустила? Но тут почему-то не опустила.
Это потом уже сообразила Акулина, что не туда свернул возница, да поздно было. Не знал он, видать, что не полностью замёрзла река, был проезд, и была полынья.
Повозка и нырнула под треснувший лёд, Акулина разинула рот в немом крике. А женщина как-то успела своего младенца на лёд положить и с огромной силой, откуда такая взялась, толкнула его по направлению к ней. И как на санках, подъехал чужой ребёнок, укутанный в меховое одеяльце из беличьих шкур, прямо под ноги стоявшей в оцепенении Акулины. А у неё свой ребёнок на руках. Взяла чужого на вторую руку и бросилась домой.
Не думала тогда детей менять. До того испугалась, увидев страшную картину на реке, что совсем ничего не думала. Тряслась вся, как в лихоманке.
Положила детей рядом на лавку, подумалось где-то на задворках сознания, что ровесники. Развернула того, чужого, чтобы определить пол. Мальчик... как и её Андрейка. Развернула своего и уложила в мягкое, нежное, ароматное.
И только тогда поняла, для чего всё это делает.
Никто не узнал и ничего не понял. Напряглась, когда муж наклонился вечером над малышом. Вроде даже вглядывался пристально, но потом отвернулся, пошёл по своим делам. Вздохнула облегчённо.
А Глафира Никитична первый раз видела своего племянника. Ей и невдомёк, что это вовсе и не племянник.
Так и стали жить.
Легко ли воспитывать чужого ребёнка? Нет... Всё не то. И плачет не так, и запах не тот, и чувства к нему не те.
Но тяжелее видеть своего и не иметь возможности даже прикоснуться.
Поэтому, хоть Акулина и обеспечила своему сыну райскую жизнь, самой пришлось испытать много горечи и разочарования.
Лишь много позже решилась раскрыть мужу свою тайну. Перед самой его кончиной. Муж сказал тогда:
- Дура.
Вот и всё. Не одобрил...
К Ночаевым потянулись с визитами соседи поприветствовать старых знакомых.
Приезжал Афанасий Петрович. Долго не задержался, всё спешил. Дел много по устройству маслозавода. Но на именинах обещал непременно быть.
- А как ваш супруг, незабвенный Василий Иванович? – поинтересовался помещик у Татьяны Владимировны.
Они вдвоём сидели на открытой террасе.
- Болеет всё чаще в последнее время. Доктор запретил волноваться, велел больше отдыхать. Да не получается у него не волноваться и отдыхать. Я побуду здесь, у дочери, ещё неделю, а потом домой. Может, меня послушает, побережёт себя.
- Да... Жизнь наша... Всё в хлопотах, всё куда-то бежит, что-то строим. А, если остановиться, задуматься - зачем?
- Жениться вам надо. Да детишек нарожать. Вот и решиться вопрос зачем.
- Хм... Оно и сам иной раз думаю.
- Дорогой Афанасий Петрович, тут уже не думать, тут действовать надо.
Татьяна Владимировна окинула оценивающим взглядом собеседника. Немного обрюзг, полноват. Сказывается пристрастие к обильным обедам с наливочкой. Полуседая голова с залысинами. Но богатство, сила, умение вести дела - это имело большее значение в глазах женщины.
Вскоре Овчаков откланялся.
Татьяна Владимировна задумалась. Готов жених. Хоть бери голыми руками и завтра под венец. Но Сонечка? Любимица. Без её согласия...
Пошла в комнату младшей дочери. Спросила напрямик, как бы посмотрела на такого жениха и мужа.
- Маменька, - Соня испугалась. - Да ведь он старше батюшки.
- Ну, положим, не старше, они ровесники.
Но Соне не стало легче от этого уточнения. Она стояла перед матерью, прижав руки к груди, и глаза её стали огромными на побледневшем лице.
- Ну чего ты испугалась? Я же просто спросила, - Татьяне Владимировне и самой стало не по себе от такой реакции. - Никто тебя насильно под венец не потащит. Но и подумать не мешало бы. Такое богатство! И ещё полон сил. Вон и маслозавод затеял. И ещё невесть что построит. А мы с отцом не вечные. Надо же как-то устраиваться.
Но Сонечка не смогла принять доводы матери. Не о таком муже мечталось в пансионе. Не такой жених представлялся в девичьих снах.
Татьяна Владимировна с досадой махнула рукой и вышла.
Избаловали детей. Когда это было, чтобы спрашивали согласие. Какое согласие они могут дать, если ума ещё мало, а опыта житейского и того меньше. Нет, чтобы положиться на родительское рассуждение. Старшая по любви вышла. И куда же эта любовь делась так скоро после свадьбы? Теперь вот пытается взять бразды управления имением в свои руки. А не возьмёт, пропадёт прахом. Этот кутила всё сквозь пальцы просеет, как песок. Одна выгода, хоть состоянием тётка обеспечит. Может, и хорошо, что не теперь, а позже. Может, у тётки целее будет.
Ладно, Татьяна Владимировна постаралась успокоиться. Время ещё терпит. Сонечка только жить начинает. Не хочет за Овчакова, есть и другие.
Николай Кузьмич Думинский. Лично с ним не была знакома. Но после нашумевшей истории с огромным богатством, унаследованным от старой графини, многие матери обратили с интересом взоры на этого молодого человека. Очень кстати, просто посчастливилось, что оказались соседями по имениям он и старшая дочь. Значит, надо действовать. Тем более, что молод и, говорят, хорош собой.
Пошла искать Владимира Осиповича.
Нашла. Он сидел на лавке у искусственного прудика. Полюбовалась несколько мгновений зятем. Тот бил прутом по воде, распугивая рыб. Вздохнула, подошла.
- Чудесная погода, не правда ли?
- Да, сударыня, прошу присаживайтесь.
Татьяна Владимировна несколько минут обдумывала предстоящий разговор.
- Хорошо было повидаться со старыми знакомыми.
- Овчаков? Не часто он балует нас своими визитами. Всё занят.
- Да, теперь у помещиков много хлопот. Но всё же хотелось перед субботним вечером познакомиться и с другими гостями.
- Можно пригласить завтра на обед Ливасова.
- Отличная идея. Думаю, Ольга одобрит. Но и с Думинским я не знакома.
- Достойный молодой человек. Немного скучноват. Можно и его пригласить.
- Замечательно. Пойду поговорю о деталях с Ольгой.
Платье для Сонечки выбирала сама Татьяна Владимировна. Тут нужен тонкий расчёт. С одной стороны, оно должно выглядеть почти повседневным, всё-таки это всего лишь обед. Хоть и в присутствии соседей, но лишь самых близких. С другой стороны, первое впечатление должно сделать своё дело.
Накануне вечером Сонечка перемерила несколько подходящих нарядов, пока придирчивый глаз матери не остановился на нежно-голубом муслиновом, лёгком и воздушном. Оно подчёркивало тонкий стан девушки, делала выразительными глаза. Словом, в нём Сонечка казалась свежим цветком.
Соня и сама застыла перед зеркалом, глядя на своё отражение. Хороша.
С утра молоденькая, но ловкая горничная Катя, подаренная Сонечке в честь окончания пансиона, колдовала над причёской. И тут тоже требовалось одобрение Татьяны Владимировны. Она не собиралась оставлять без внимания любую мелочь, а о причёске и говорить нечего. Она должна быть идеальной.
У Кати заныли руки от напряжения, пока Татьяна Владимировна не кивнула благосклонно головой.
- Выглядишь прекрасно, - одобрила мать, - остальное ты знаешь.
Остальное Сонечка знала: быть очаровательной, простодушной, чаще улыбаться. Сонечка и была очаровательна и простодушна. Что до улыбок, жизнь дарила ей много радости, как тут не улыбаться!
Гостей решили встречать на открытой террасе. Здесь просторно, много света, но главное, Татьяна Владимировна не забывала, - первое впечатление. На высокой веранде, как на пьедестале, Сонечка будет выглядеть как греческая богиня. И молодые люди, приближаясь по дорожке к дому, не смогут не оценить по достоинству юную прекрасную девушку.
Кроме Думинского и Ливасова ожидались ещё несколько знакомых пожилых дам и девушек. Обед не должен оставлять впечатление смотрин. Всё должно быть естественно. Татьяна Владимировна осталась довольна подготовкой.
И погода не подвела. Не жаркая, солнечная, с лёгким ветерком.
Пожилые дамы уже собрались, пили прохладительные напитки, угощались пирожным, вели неторопливые беседы о здоровье, о детях и хозяйстве.
Девушки маленькой пёстрой стайкой, стояли поодаль от собственных мамаш и тётушек, преувеличенно-восторженно восхищались нарядами друг друга и обсуждали последние новинки моды.
В деревне им было довольно-таки скучно, но предстоящий визит молодых мужчин приятно будоражил чувства.
Но молодые люди запаздывали. Не было и Владимира Осиповича, к великой досаде Ольги и её матери. С утра уехал к своему приятелю, обещал быть вовремя, и вот всё нет. Пришлось встречать гостей без хозяина и извиняться.
Наконец, застучали копыта лошадей, и на дорожке показались три всадника.
Татьяна Владимировна встрепенулась. Похоже, сейчас состоится то самое знакомство, на которое она с надеждой уповала.
Действительно, это был Владимир Осипович и двое незнакомых молодых людей.
- Дорогая, подойди сюда, - оторвала Татьяна Владимировна младшую дочь от подружек.
И на высоких ступеньках террасы юная девушка оказалась в центре. Заботливая мамаша обеспечила самый выгодный обзор.
- О, дорогие мои, как я рад, - закричал Владимир Осипович. - Прошу прощения за опоздание. И пусть компания, которую я привёл с собой, компенсирует мой промах.
К досаде Татьяны Владимировны, зять полностью закрыл дочь от светловолосого высокого мужчины, который шёл позади всех. Зато жгучий брюнет с красивой широкой улыбкой не сводил с Сонечки восторженных глаз.
- Знакомьтесь, мой добрый приятель Дмитрий Сергеевич Ливасов, - представил он темноволосого, и смущённая девушка почувствовала, как её руку чуть жарче принятого целует молодой человек.
- А это - Николай Кузьмич Думинский.
Татьяна Владимировна с интересом вгляделась в его лицо. Симпатичный. Может быть не такой смазливый, как Ливасов, но во взгляде чувствуется интеллект и вдумчивость. И это придаёт ему особую привлекательность. Жаль, что Владимир Осипович отвлёк Сонечку, не давая возможности молодым людям присмотреться друг к другу.
Планы Татьяны Владимировны продолжили ломаться и за обедом. Тщательно продуманная рассадка гостей рассыпалась прахом, когда громогласный Владимир Осипович распорядился усадить Ливасова по соседству с Сонечкой. А Думинский, неожиданно для хозяйки, оказался в самом неподходящем месте - рядом с Марией Горобец. Раздосадованной Татьяне Владимировне оставалось только вежливо улыбаться и надеяться, что после обеда будут ещё случаи поправить положение.
Зато Ольга не подвела, показала себя доброй хозяйкой. Лакеи были расторопны, блюда менялись вовремя и все были вкусными, гости ели с удовольствием. Исключение составляли девушки. Те привередничали, без аппетита пробуя крохи и основное внимание направляли на разговоры и улыбки, как им и полагалось.
Татьяна Владимировна участвовала в беседе на своём конце стола и умудрялась улавливать основные темы на дальних.
Около Ливасова было весело. Он наклонялся к девушкам и что-то рассказывал про неудачную охоту на кабана. Сонечка и её подружки то и дело прыскали смехом. И Татьяна Владимировна поняла, что несмотря на то, что кабан не стал трофеем для Дмитрия Сергеевича, этот случай всё же следует засчитать в один из его козырей.
Думинский разговаривал с госпожой Горобец и её дочерью. Николай Кузьмич вежливо поинтересовался самочувствием бабушки, старой госпожи, после удара. Мамаша Горобец отвечала обстоятельно, не допуская посторонних в их беседу. Её старшая дочь, семнадцатилетняя Маша, иногда мило вставляла несколько слов, заполняя паузы матери, которые были нередки. Горобцы знают для чего они здесь, кисло подумала Татьяна Владимировна.
Ко времени подачи главного блюда тема бесед сменилась.
У Ливасова снова было весело. На сей раз обсуждали петербургских знакомых. И по всему выходило, что забавных ситуаций и там было немало.
- И Терёхин заявляет: «Да, дед, это опять я!», упустив из виду, что старик слепой, но не глухой, и уж голос своего внука ещё в силах отличить, - закончил он под общий девичий смех.
Татьяне Владимировне не очень понравилась история, но может она не всё правильно поняла?
Думинский по-прежнему разговаривал с Горобцами. Мамаша интересовалась, как он справляется с новыми для него обязанностями помещика. Николай Кузьмич посетовал на тяжёлую долю крепостных.
- Пытаюсь наладить разумное хозяйство, чтобы и прибыль была, и люди не бедствовали. Особенно дети. Но, увы, пока только пытаюсь.
Маша горячо поддерживала его в этом вопросе.
- И я не хотела бы, чтобы в моём имении жили несчастные люди. Ведь согласитесь, Николай Кузьмич, в первую очередь это от нас зависит, от тех, кто по закону рождения получил власть.
Горобец - мамаша посмеялась над наивным пылом дочери.
- Только люди с золотым сердцем думают о всех этих несчастных, - не упустила возможности ловко указать на ещё одно достоинство своей дочери.
Но Татьяна Владимировна нахмурилась. Уж не из вольнодумцев ли Николай Кузьмич? В последнее время их не так уж и мало. С чего бы ему так волноваться о крепостных? Но потом морщины разгладились. Догадалась - да молод он просто, вот и ветер в голове. Это пройдёт. Вспомнила своего супруга, тот в юности тоже чем только не увлекался. Но со временем остепенился.
После обеда перебрались в музыкальную комнату. Желающие расселись за карточными столиками. Сонечка прошла к фортепиано. Играла она неплохо, голос был приятный, поэтому какое-то время слушали её. Когда наступила очередь другим девушкам показать себя, все уже достаточно насладились музыкой, поэтому вернулись к картам и разговорам.
Пройдясь по гостиной, Татьяна Владимировна снова прислушалась к важным из них.
Ливасов опять рядом с Софией. Она раскрыла на чистой странице свой памятный альбом, и Дмитрий Сергеевич что-то с энтузиазмом туда строчил, закрывшись от хозяйки альбома. Сонечка со смехом пыталась подглядеть, но Ливасов был неприступен.
Думинский беседовал с девушками. Среди них вновь выделялась Маша Горобец. Вот кто проныра, с раздражением подумала Татьяна Владимировна. Похоже Горобцы прекрасно понимают, чего они хотят, в отличие от её легкомысленной дочери, и своего не собираются упускать. Татьяна Владимировна прислушалась.
- Что ни говори, а барская порода чувствуется, - подняла, понесла на место.
Глава 25
Бывали минуты, когда страшно жалела Акулина о содеянном. Так тошно было, что выть хотелось. Но всё же так лучше, неизбежно решала она.
Если бы у человека был выбор, где жить-расти-поживать, вряд ли нашёлся такой, который предпочёл тёмную хату крепостных крестьян. Нет, всякий бы захотел богатые хоромы и сладкую жизнь. И чем богаче и слаще, тем лучше. Только выбора такого у людей нет. И живут-поживают там, куда угодили с рождения. Нет выбора... почти никогда.
Не было его и у Акулининого сыночка. За него она сделала. Совсем не задумываясь о последствиях, в какой-то безумной круговерти.
Может, оно и не удивительно, ведь тогда как разумом помрачилась. На её глазах всё было. Страшно.
Людей в повозке сначала не узнала, давненько не заезжала сестра Глафиры Никитичны в их сторонушку. Слух прошёл, что ребёнок у неё родился. Но когда в сизых сумерках возница завернул прямо перед её носом через замёрзшую реку, успела разглядеть. Даже взглядами встретились и несколько мгновений не отводили глаз.
Позже Акулина не раз вспоминала этот взгляд. О чём думала в тот момент женщина? Может, чувствовала что-то? На простых крестьян баре не шибко-то смотрят.
И сама Акулина глядела прямо. Когда это бывало, чтобы крестьянка глаз не опустила? Но тут почему-то не опустила.
Это потом уже сообразила Акулина, что не туда свернул возница, да поздно было. Не знал он, видать, что не полностью замёрзла река, был проезд, и была полынья.
Повозка и нырнула под треснувший лёд, Акулина разинула рот в немом крике. А женщина как-то успела своего младенца на лёд положить и с огромной силой, откуда такая взялась, толкнула его по направлению к ней. И как на санках, подъехал чужой ребёнок, укутанный в меховое одеяльце из беличьих шкур, прямо под ноги стоявшей в оцепенении Акулины. А у неё свой ребёнок на руках. Взяла чужого на вторую руку и бросилась домой.
Не думала тогда детей менять. До того испугалась, увидев страшную картину на реке, что совсем ничего не думала. Тряслась вся, как в лихоманке.
Положила детей рядом на лавку, подумалось где-то на задворках сознания, что ровесники. Развернула того, чужого, чтобы определить пол. Мальчик... как и её Андрейка. Развернула своего и уложила в мягкое, нежное, ароматное.
И только тогда поняла, для чего всё это делает.
Никто не узнал и ничего не понял. Напряглась, когда муж наклонился вечером над малышом. Вроде даже вглядывался пристально, но потом отвернулся, пошёл по своим делам. Вздохнула облегчённо.
А Глафира Никитична первый раз видела своего племянника. Ей и невдомёк, что это вовсе и не племянник.
Так и стали жить.
Легко ли воспитывать чужого ребёнка? Нет... Всё не то. И плачет не так, и запах не тот, и чувства к нему не те.
Но тяжелее видеть своего и не иметь возможности даже прикоснуться.
Поэтому, хоть Акулина и обеспечила своему сыну райскую жизнь, самой пришлось испытать много горечи и разочарования.
Лишь много позже решилась раскрыть мужу свою тайну. Перед самой его кончиной. Муж сказал тогда:
- Дура.
Вот и всё. Не одобрил...
Глава 26
К Ночаевым потянулись с визитами соседи поприветствовать старых знакомых.
Приезжал Афанасий Петрович. Долго не задержался, всё спешил. Дел много по устройству маслозавода. Но на именинах обещал непременно быть.
- А как ваш супруг, незабвенный Василий Иванович? – поинтересовался помещик у Татьяны Владимировны.
Они вдвоём сидели на открытой террасе.
- Болеет всё чаще в последнее время. Доктор запретил волноваться, велел больше отдыхать. Да не получается у него не волноваться и отдыхать. Я побуду здесь, у дочери, ещё неделю, а потом домой. Может, меня послушает, побережёт себя.
- Да... Жизнь наша... Всё в хлопотах, всё куда-то бежит, что-то строим. А, если остановиться, задуматься - зачем?
- Жениться вам надо. Да детишек нарожать. Вот и решиться вопрос зачем.
- Хм... Оно и сам иной раз думаю.
- Дорогой Афанасий Петрович, тут уже не думать, тут действовать надо.
Татьяна Владимировна окинула оценивающим взглядом собеседника. Немного обрюзг, полноват. Сказывается пристрастие к обильным обедам с наливочкой. Полуседая голова с залысинами. Но богатство, сила, умение вести дела - это имело большее значение в глазах женщины.
Вскоре Овчаков откланялся.
Татьяна Владимировна задумалась. Готов жених. Хоть бери голыми руками и завтра под венец. Но Сонечка? Любимица. Без её согласия...
Пошла в комнату младшей дочери. Спросила напрямик, как бы посмотрела на такого жениха и мужа.
- Маменька, - Соня испугалась. - Да ведь он старше батюшки.
- Ну, положим, не старше, они ровесники.
Но Соне не стало легче от этого уточнения. Она стояла перед матерью, прижав руки к груди, и глаза её стали огромными на побледневшем лице.
- Ну чего ты испугалась? Я же просто спросила, - Татьяне Владимировне и самой стало не по себе от такой реакции. - Никто тебя насильно под венец не потащит. Но и подумать не мешало бы. Такое богатство! И ещё полон сил. Вон и маслозавод затеял. И ещё невесть что построит. А мы с отцом не вечные. Надо же как-то устраиваться.
Но Сонечка не смогла принять доводы матери. Не о таком муже мечталось в пансионе. Не такой жених представлялся в девичьих снах.
Татьяна Владимировна с досадой махнула рукой и вышла.
Избаловали детей. Когда это было, чтобы спрашивали согласие. Какое согласие они могут дать, если ума ещё мало, а опыта житейского и того меньше. Нет, чтобы положиться на родительское рассуждение. Старшая по любви вышла. И куда же эта любовь делась так скоро после свадьбы? Теперь вот пытается взять бразды управления имением в свои руки. А не возьмёт, пропадёт прахом. Этот кутила всё сквозь пальцы просеет, как песок. Одна выгода, хоть состоянием тётка обеспечит. Может, и хорошо, что не теперь, а позже. Может, у тётки целее будет.
Ладно, Татьяна Владимировна постаралась успокоиться. Время ещё терпит. Сонечка только жить начинает. Не хочет за Овчакова, есть и другие.
Николай Кузьмич Думинский. Лично с ним не была знакома. Но после нашумевшей истории с огромным богатством, унаследованным от старой графини, многие матери обратили с интересом взоры на этого молодого человека. Очень кстати, просто посчастливилось, что оказались соседями по имениям он и старшая дочь. Значит, надо действовать. Тем более, что молод и, говорят, хорош собой.
Пошла искать Владимира Осиповича.
Нашла. Он сидел на лавке у искусственного прудика. Полюбовалась несколько мгновений зятем. Тот бил прутом по воде, распугивая рыб. Вздохнула, подошла.
- Чудесная погода, не правда ли?
- Да, сударыня, прошу присаживайтесь.
Татьяна Владимировна несколько минут обдумывала предстоящий разговор.
- Хорошо было повидаться со старыми знакомыми.
- Овчаков? Не часто он балует нас своими визитами. Всё занят.
- Да, теперь у помещиков много хлопот. Но всё же хотелось перед субботним вечером познакомиться и с другими гостями.
- Можно пригласить завтра на обед Ливасова.
- Отличная идея. Думаю, Ольга одобрит. Но и с Думинским я не знакома.
- Достойный молодой человек. Немного скучноват. Можно и его пригласить.
- Замечательно. Пойду поговорю о деталях с Ольгой.
Глава 27
Платье для Сонечки выбирала сама Татьяна Владимировна. Тут нужен тонкий расчёт. С одной стороны, оно должно выглядеть почти повседневным, всё-таки это всего лишь обед. Хоть и в присутствии соседей, но лишь самых близких. С другой стороны, первое впечатление должно сделать своё дело.
Накануне вечером Сонечка перемерила несколько подходящих нарядов, пока придирчивый глаз матери не остановился на нежно-голубом муслиновом, лёгком и воздушном. Оно подчёркивало тонкий стан девушки, делала выразительными глаза. Словом, в нём Сонечка казалась свежим цветком.
Соня и сама застыла перед зеркалом, глядя на своё отражение. Хороша.
С утра молоденькая, но ловкая горничная Катя, подаренная Сонечке в честь окончания пансиона, колдовала над причёской. И тут тоже требовалось одобрение Татьяны Владимировны. Она не собиралась оставлять без внимания любую мелочь, а о причёске и говорить нечего. Она должна быть идеальной.
У Кати заныли руки от напряжения, пока Татьяна Владимировна не кивнула благосклонно головой.
- Выглядишь прекрасно, - одобрила мать, - остальное ты знаешь.
Остальное Сонечка знала: быть очаровательной, простодушной, чаще улыбаться. Сонечка и была очаровательна и простодушна. Что до улыбок, жизнь дарила ей много радости, как тут не улыбаться!
Гостей решили встречать на открытой террасе. Здесь просторно, много света, но главное, Татьяна Владимировна не забывала, - первое впечатление. На высокой веранде, как на пьедестале, Сонечка будет выглядеть как греческая богиня. И молодые люди, приближаясь по дорожке к дому, не смогут не оценить по достоинству юную прекрасную девушку.
Кроме Думинского и Ливасова ожидались ещё несколько знакомых пожилых дам и девушек. Обед не должен оставлять впечатление смотрин. Всё должно быть естественно. Татьяна Владимировна осталась довольна подготовкой.
И погода не подвела. Не жаркая, солнечная, с лёгким ветерком.
Пожилые дамы уже собрались, пили прохладительные напитки, угощались пирожным, вели неторопливые беседы о здоровье, о детях и хозяйстве.
Девушки маленькой пёстрой стайкой, стояли поодаль от собственных мамаш и тётушек, преувеличенно-восторженно восхищались нарядами друг друга и обсуждали последние новинки моды.
В деревне им было довольно-таки скучно, но предстоящий визит молодых мужчин приятно будоражил чувства.
Но молодые люди запаздывали. Не было и Владимира Осиповича, к великой досаде Ольги и её матери. С утра уехал к своему приятелю, обещал быть вовремя, и вот всё нет. Пришлось встречать гостей без хозяина и извиняться.
Наконец, застучали копыта лошадей, и на дорожке показались три всадника.
Татьяна Владимировна встрепенулась. Похоже, сейчас состоится то самое знакомство, на которое она с надеждой уповала.
Действительно, это был Владимир Осипович и двое незнакомых молодых людей.
- Дорогая, подойди сюда, - оторвала Татьяна Владимировна младшую дочь от подружек.
И на высоких ступеньках террасы юная девушка оказалась в центре. Заботливая мамаша обеспечила самый выгодный обзор.
Глава 28
- О, дорогие мои, как я рад, - закричал Владимир Осипович. - Прошу прощения за опоздание. И пусть компания, которую я привёл с собой, компенсирует мой промах.
К досаде Татьяны Владимировны, зять полностью закрыл дочь от светловолосого высокого мужчины, который шёл позади всех. Зато жгучий брюнет с красивой широкой улыбкой не сводил с Сонечки восторженных глаз.
- Знакомьтесь, мой добрый приятель Дмитрий Сергеевич Ливасов, - представил он темноволосого, и смущённая девушка почувствовала, как её руку чуть жарче принятого целует молодой человек.
- А это - Николай Кузьмич Думинский.
Татьяна Владимировна с интересом вгляделась в его лицо. Симпатичный. Может быть не такой смазливый, как Ливасов, но во взгляде чувствуется интеллект и вдумчивость. И это придаёт ему особую привлекательность. Жаль, что Владимир Осипович отвлёк Сонечку, не давая возможности молодым людям присмотреться друг к другу.
Планы Татьяны Владимировны продолжили ломаться и за обедом. Тщательно продуманная рассадка гостей рассыпалась прахом, когда громогласный Владимир Осипович распорядился усадить Ливасова по соседству с Сонечкой. А Думинский, неожиданно для хозяйки, оказался в самом неподходящем месте - рядом с Марией Горобец. Раздосадованной Татьяне Владимировне оставалось только вежливо улыбаться и надеяться, что после обеда будут ещё случаи поправить положение.
Зато Ольга не подвела, показала себя доброй хозяйкой. Лакеи были расторопны, блюда менялись вовремя и все были вкусными, гости ели с удовольствием. Исключение составляли девушки. Те привередничали, без аппетита пробуя крохи и основное внимание направляли на разговоры и улыбки, как им и полагалось.
Татьяна Владимировна участвовала в беседе на своём конце стола и умудрялась улавливать основные темы на дальних.
Около Ливасова было весело. Он наклонялся к девушкам и что-то рассказывал про неудачную охоту на кабана. Сонечка и её подружки то и дело прыскали смехом. И Татьяна Владимировна поняла, что несмотря на то, что кабан не стал трофеем для Дмитрия Сергеевича, этот случай всё же следует засчитать в один из его козырей.
Думинский разговаривал с госпожой Горобец и её дочерью. Николай Кузьмич вежливо поинтересовался самочувствием бабушки, старой госпожи, после удара. Мамаша Горобец отвечала обстоятельно, не допуская посторонних в их беседу. Её старшая дочь, семнадцатилетняя Маша, иногда мило вставляла несколько слов, заполняя паузы матери, которые были нередки. Горобцы знают для чего они здесь, кисло подумала Татьяна Владимировна.
Ко времени подачи главного блюда тема бесед сменилась.
У Ливасова снова было весело. На сей раз обсуждали петербургских знакомых. И по всему выходило, что забавных ситуаций и там было немало.
- И Терёхин заявляет: «Да, дед, это опять я!», упустив из виду, что старик слепой, но не глухой, и уж голос своего внука ещё в силах отличить, - закончил он под общий девичий смех.
Татьяне Владимировне не очень понравилась история, но может она не всё правильно поняла?
Думинский по-прежнему разговаривал с Горобцами. Мамаша интересовалась, как он справляется с новыми для него обязанностями помещика. Николай Кузьмич посетовал на тяжёлую долю крепостных.
- Пытаюсь наладить разумное хозяйство, чтобы и прибыль была, и люди не бедствовали. Особенно дети. Но, увы, пока только пытаюсь.
Маша горячо поддерживала его в этом вопросе.
- И я не хотела бы, чтобы в моём имении жили несчастные люди. Ведь согласитесь, Николай Кузьмич, в первую очередь это от нас зависит, от тех, кто по закону рождения получил власть.
Горобец - мамаша посмеялась над наивным пылом дочери.
- Только люди с золотым сердцем думают о всех этих несчастных, - не упустила возможности ловко указать на ещё одно достоинство своей дочери.
Но Татьяна Владимировна нахмурилась. Уж не из вольнодумцев ли Николай Кузьмич? В последнее время их не так уж и мало. С чего бы ему так волноваться о крепостных? Но потом морщины разгладились. Догадалась - да молод он просто, вот и ветер в голове. Это пройдёт. Вспомнила своего супруга, тот в юности тоже чем только не увлекался. Но со временем остепенился.
После обеда перебрались в музыкальную комнату. Желающие расселись за карточными столиками. Сонечка прошла к фортепиано. Играла она неплохо, голос был приятный, поэтому какое-то время слушали её. Когда наступила очередь другим девушкам показать себя, все уже достаточно насладились музыкой, поэтому вернулись к картам и разговорам.
Пройдясь по гостиной, Татьяна Владимировна снова прислушалась к важным из них.
Ливасов опять рядом с Софией. Она раскрыла на чистой странице свой памятный альбом, и Дмитрий Сергеевич что-то с энтузиазмом туда строчил, закрывшись от хозяйки альбома. Сонечка со смехом пыталась подглядеть, но Ливасов был неприступен.
Думинский беседовал с девушками. Среди них вновь выделялась Маша Горобец. Вот кто проныра, с раздражением подумала Татьяна Владимировна. Похоже Горобцы прекрасно понимают, чего они хотят, в отличие от её легкомысленной дочери, и своего не собираются упускать. Татьяна Владимировна прислушалась.
