Крик петуха разнесся над спящей деревней. Сначала одинокий, а потом к нему добавились еще несколько, и нестройный хор кукареканьем известил о приближении восхода. Освобождаясь от неги сна, я открыла глаза и улыбнулась новому дню. Еще только светало. До восхода оставалось около получаса. Не много, как раз чтобы встретить солнышко, напиться первых робких лучей да набрать водицы у ключа. Лечебной, на которой потом нужно будет приготовить зелья да отвары, чтобы вовремя избавлять жителей деревни от хворей. День предстоял тяжелый, но когда я чуралась работы? А вечер неизменно принесет отдохновение, как всегда в день летнего солнцестояния. День, наполненный силой, буквально потрескивающей в воздухе. День, который сменит короткая ночь, что не принесет привычной тишины, а будет петь и танцевать вокруг костров, разгоняющих мрак, смеяться, пьянеть от хмеля и любить...
Но это позже. Сначала нужно хорошенько потрудиться.
Счастливо вздохнула и потянулась, уподобляясь своей кошке Варьке. Ммм... Хорошо то как.
Встала с узкой лежанки, поежилась от утренней прохладцы -- избу выстудило за ночь, -- торопливо нырнула в мягкую приятную телу сорочку, надела платье, что запахивалось спереди и подвязывалось поясом на талии, и тихонько прокралась мимо еще спящих матушки с батюшкой. Изба у нас была небольшая, но на тесноту мы не жаловались. У меня даже был свой угол за занавеской и большой чердак, где хранились только мои травы да зелья. Мой собственный маленький мир, в который я не впускала никого, даже матушку. Разве что трехногую кошку Варьку. Но та заходила в гости неспросясь, мое дозволение ей не требовалось.
Выйдя из дома, завернула за угол к бадье и споро умылась холодной водой. Распустила косу, прочесала пальцами, но заплетать не стала. Успеется. Подхватив ведро, полотно с веревки, неспешно, наслаждаясь ранним туманным утром, направилась к ключу. В предутренний час деревня была еще тиха и безлюдна. Не стала идти по тропке, пошла напрямую через луг. Обильная роса холодила босые ноги и быстро промочила подол платья, а я лишь улыбалась, втягивала носом свежий, влажный, напоенный ароматами трав воздух и легко помахивала ведром, на ходу подмечая, где какие травки нужно будет собрать днем. Вокруг стояла вязкая тишина. Ни дуновения ветерка, ни случайного шелеста листочков, ни вскрика птицы. Природа затаилась перед рассветом, в благоговейном молчании ожидая, когда порозовеет горизонт.
Чуть поодаль от деревни протекала речка -- Липка, в нее стекалось три ручейка от разных ключей. Самый большой из них и считался целебным. Ходило поверье, что вода его может вылечить даже разбитое сердце. Не знаю, как вода, а вот зелье на ней сваренное могло. Никто пока не жаловался. Еще говаривали, что если нашептать водице свое желание, то оно исполнится. Вот в это я не верила, но каждый год у ключа собирались те, кто жаждал получить милость Великой Матери, ничего не отдавая взамен.
В раздумьях я дошла до источника. Помолилась Великой, испросила разрешения набрать водицы и поблагодарила матушку природу за дар ее. Затем спустилась к реке, где туман начал сгущаться, оповещая, что рассвет уже совсем близко, не таясь сбросила платье. Сорочка скользнула к ногам сама, лишь стоило мне повести плечом. Тряхнула волнистой русой гривой и неспеша окунулась в прохладную воду.
Я часто приходила сюда. Это было сродни таинству -- пройти босой по росе, впитать живую энергию земли, раздеться донага, укутаться предрассветным туманом, слиться с воздухом и омыть тело в студеной, отдохнувшей за ночь воде. Очистить мысли, пообщаться с природой, насытиться энергией, чтобы нести благословение Великой Матери людям.
Сегодня я плавала не долго. Вышла на берег, наскоро обтерлась полотном и, одевшись, чуть отошла от реки, чтобы заросли ивняка и ракит не мешали наблюдать восход.
Рассвет сам по себе прекрасен, есть в нем своя магия. Но сегодня, в день середины лета, когда колесо года поворачивает к зиме, он по-особому таинственен. Я замерла среди цветов, вместе со мной встречавших солнце, и старалась не пропустить ни одной мельчайшей детали рождения нового дня.
Вот небо на горизонте просветлело, подул легкий ветерок, шелестом листьев разнося весть, что пора просыпаться. Его клич подхватил соловей, чуть дальше еще один, за ними радостно зачирикали воробьи, и вскоре птицы завели веселую переливчатую трель, приглашая солнце показать свои лучики. Светило потянулось, отчего край небес порозовел, зевнуло и по-утреннему лениво явило свой ясный лик.
Я приветливо улыбнулась и простерла вперед руки, впитывая тепло огненной стихии.
-- Благодарствую, -- прошептала, насытившись, вернулась к реке подхватить ведро с водой и полотно и направилась к дому.
-- Мирка! Побежали купаться! Чего расселась? -- окружил гомон голосов. Звонко смеясь, девицы бежали к реке, а парни, улюлюкая, их догоняли. Старшее поколение, воздав почести солнцу и вознеся молитвы Великой Матери, устроилось на традиционную трапезу у большого костра. Волхв и Старейшина разносили еду, собранную всей деревней. Хлеб, блины, лепешки, пироги -- все яства для праздника Купалы хозяюшки начали печь с раннего утра. Дети постарше и девушки делали амулеты специально для сегодняшней ночи, чтобы злые духи не могли никому навредить, и обереги в свои дома, которые будут защищать жилище весь год. Мужчины готовили костры, что будут полыхать всю ночь, да мастерили колесо -- символ года и солнца. В конце праздника его подожгут и скатят с горы в реку в знак того, что скоро день пойдет на убыль, солнце начнет "умирать", станет светить меньше, пока на Коляду, в день зимнего солнцестояния, не возродится вновь.
-- Мира! Давай догоняй! -- крикнула Любава и пронеслась мимо, высоко задрав юбки, Нарьяна вслед за ней.
-- О ком задумалась? -- остановилась возле меня Веселика и протянула руку, помогая встать с пня, который я наконец себе отвоевала, чтобы отдохнуть чуток после плясок. -- Уж не Баташ ли пленил нашу недотрогу? -- подружка хитро сощурилась.
-- Ой, ну тебя! -- отмахнулась. -- Скажешь тоже! Люжана его сегодня окрутит, тот и глазом не успеет моргнуть.
-- Ничего у нее не получится, -- возразила улыбчивая Веся, всегда радостная и веселая под стать своему имени. -- Баташ с тебя этих самых глаз уже две весны не сводит. А ты, бессердечная, на него внимания не обращаешь, -- в шутку журила подруга.
Про любовь парня ко мне знала вся деревня. Точнее, все думали, что знают, да на самом деле поспорили молодчики, кто из них мне приглянется. Все свободные ходили свататься, да ни один мне по сердцу не пришелся. Они и так и эдак, не смогли знахарку завоевать и бросили это дело. А Баташ настырней всех оказался, до сих пор коршуном кружит, проходу не дает, но не любит, уж я то знаю.
Просто молва про меня такая, что недотрога. Двадцать пятый год, а все в девках хожу. Ровесницы уже детишек нарожали, хозяйство свое ведут, а я до сих пор без мужа. Да не люб мне никто. А батюшка заставлять не будет, знает, что бесполезно это. Только руками перед сватами разводит. Парни походят, повздыхают, да на других женятся. А Баташ все упорствует, отказ мой принять не хочет. Он то у нас красавец, самый видный на деревне, все как в былинах: и косая сажень в плечах, и кулаки пудовые, и силищи не меряно -- кузнец все таки, да хозяин знатный. По нему почти все девки вздыхают, а он за мной хвостом вьется. Да не нужен, совсем не нужен. Хорош, да не про мою честь, не лежит душа, хоть и красив как черт.
А вот Люжана в него влюблена без памяти. Еще мелкая за ним все бегала, а теперь выросла, не девка -- загляденье, да не заметит ее никак кузнец. Все мелюзгой считает. Но ничего, сейчас на речке налюбуется -- уж она своего не упустит, предстанет как есть, во всей красе.
Представила, усмехнулась -- нужно это увидеть.
-- Пойдем, а то все веселье пропустим! -- теперь уже я ухватила подружку за руку и потянула в сторону реки.
День шел на убыль, светило подкрадывалось к горизонту, уже не полыхая, а подобно угольям, бросая на все красноватые блики.
Когда мы с Веселикой добежали до воды, та в самом деле выходила из берегов. Девки побросали платья на траву и сами, визжа на всю округу, обливались, брызгались, ныряли, да не забывали стыдливо прикрываться и уходить под воду, если забывшись выставляли на показ больше, чем надо. Красовались, одним словом, и стреляли глазками в парней, подобно воробьям усевшимся в засаде в зарослях вдоль реки.
Мы с Веселикой переглянулись, одновременно хихикнули и обогнули опасное место по дуге. Нашли укромный уголок, мигом обнажились и скрылись в воде. Вот только подружка сразу поплыла к остальным, а я, памятуя, что наши хлопцы вытворяют после купания, завязала одежку кулем, да пронесла на другой берег и припрятала за камнем -- благо речка у нас не большая, хоть и широкая, но если место знать и вброд перейти можно. Так, избавив себя от необходимости гоняться нагишом за собственной одеждой, успокоенная, отдалась общему безумству.
Плавали долго, пока не начало смеркаться. Тогда молодцы наши, поняв, что в сумерках больно много не разглядишь, повыскакивали из своих укрытий.
-- Парни, хватай! -- кинул клич... Баташ... кому ж еще!... и все, как один, схватили по первому попавшемуся платью (или приглянувшемуся -- поди их пойми) и дали деру под возмущенные визги девушек.
А я стояла по плечи в воде и хохотала, глядя на то, как подружки, забыв о стеснении гоняют по полю ребят, ругаясь на чем свет стоит. Как хорошо наблюдать со стороны!
Еще раз усмехнулась про себя: каждый год одно и то же. Сейчас набегаются, да полезут вместе купаться. А как солнце совсем сядет, снова пляски да игрища.
В одиночестве подплыла к другому берегу. На душе было спокойно и наверное немного грустно. Не спорю, я могла бы сейчас веселиться со всеми, но не привлекают меня подобные забавы. Через костер прыгнуть -- пожалуйста, хороводы водить -- тоже. А вот как они...
Бросила задумчивый взгляд на луг. Нет, не могу. И дело даже не в скромности, зазорного нет ничего, только претило мне подобное развлечение.
Вылезать из воды не спешила. Сейчас подруженьки набегаются, обратно в воду полезут, и я к ним поплыву. Присела на отмель, чтобы только ножки в воде, и принялась косу расплетать, а то растрепалась вся.
Прочесывала пальцами пряди, а сама тихонько запела. Не знаю с чего, душа просила.
-- Ой, ты реченька, ой, ты быстрая,
Не томи дивчину дай ответ.
На другом берегу, в том далеком краю
Живет мой милый али нет...
-- Не иначе мавка парня полюбила? -- раздался вдруг сзади голос. Я так и подскочила, коротко взвизгнув, и кинулась к одежке, неловко вылезая на покатый, покрытый скользкой травой берег, да не успела. Нарушитель моего спокойствия подкинул на руке узелок. -- Не это ищешь, Ладушка? -- а сам, нахал такой, меня рассматривал.
-- Ах ты!... -- дальше не договорила, как могла, раскинула волосы по плечам и бросилась обратно в воду. Нет, гоняться за ним не стану, лучше в речке сидеть буду, пока и вправду в мавую не превращусь или не посинею. Но вот на потеху парню задом голым вилять -- ни за что! Ишь, удумал. Подкрался он, лис.
Присмотрелась внимательнее к тому, кто с прищуром улыбался, продолжая разглядывать меня, и поняла -- не наш, не здешний. Деревенские-то все друг друга знают. Может, из соседней?
Высок, широк в плечах. Не такой крупный как Баташ, но тот кузнец, а этот... воин. Руки крепкие, не раз меч держали, стать горделивая. Волосы длинные (такие у нас только Старейшина носит, мужики же коротко стригут, иначе мешают), цвета спелой ржи, а на висках две тонкие косы, не брит, но и не бородат, брови хмурые, словно часто думы думает, или сердится, но глаза не злые -- ясные как небо.
-- Хорош? -- губы незнакомца искривила самодовольная ухмылка.
Лукавить не стала:
— Хорош, — окинула еще одним придирчивым взором мужчину, в этот раз отмечая опрятную добротную одежку — рубаху со штанами да высокими сапогами. Снова вернулась к волосам и добавила: — Только на медведя похож. Уж больно здоров и лохмат.
Ответом мне был громкий задорный смех.
— Так что, занято сердце прекрасной девы или нет? — мужчина хитро подмигнул и оперся одной ногой о большой камень, за которым я одежку и прятала.
— Тебе что до моего сердца, — буркнула в ответ, отплывая еще дальше, почти на середину реки, чтобы только голова из воды и торчала.
— Да вот, украсть хочу, — пожал плечами нарушитель моего уединения. Открыто улыбнулся и осмотрелся вокруг.
Оставшись без пристального внимания со стороны незнакомца, я немного воспряла духом.
— И без тебя охотников много. Да не вышло ни у кого.
— Одежку-то я украл, — передо мной потрясли кулем с моим же платьем и добавили уверенно: — Значит и сердце смогу.
Я с интересом воззрилась на мужчину.
— На что оно тебе?
— Как это на что, — округлил глаза мужчина. — Сердце лишним не бывает. В хозяйстве точно сгодится! — уверенно вещал тот, а я так и задохнулась от возмущения.
В хозяйстве? Я-то надеялась, он что-то приятное выдумал. А этот... Медведь, он и есть медведь.
Фыркнув на охальника, я нарочито спокойно отвернулась, проплыла немного вдоль берега и обратно, стараясь не замечать насмешливого взгляда, внимательно следившего за мной. Так бы и плавала, если бы кое-кто не помешал.
— Рыбка, выныривай, посинеешь, некрасивая станешь.
— Платье отдай, -- невозмутимо отвечала я.
— Как же я его тебе отдам, если ты в воде? — изумился мужчина.
— А ты положи и отойди.
Он сделал страшные глаза, понизил голос до шепота:
— А вдруг кто украдет? — да с опаской заозирался по сторонам.
Я бы даже засмеялась, если бы не была настолько сердита. Великая Мать, дай терпения.
— Кроме тебя настолько наглых не нашлось, — скрипнула зубами. Выискался на мою голову. И отчего я не оставила платье рядом с одежкой Веселики? Подружка, поди, сидит себе тихонько в воде, наблюдает за всеми.
— Да, не поспоришь. Я хорош, как ни крути... Эй! Ты чего брызгаешься? — мужчина обтер ладонью лицо от воды. Но следом до него долетела вторая волна брызг.
— Ах так! Мавка позабавиться решила? — незнакомец бросил наземь мои вещи, красуясь, поразмял руки да и начал стягивать свою одежду.
Ох, Матушка, это что же... Он собрался...
— Коли говоришь, что медведь, так и рыбку надобно поймать.
Мне удалось лишь возмущенно пискнуть, прежде чем мужчина полностью обнажился, сгреб одной рукой наши вещи, другой подхватил сапоги, да и вошел в воду. На него силилась не смотреть, ивняк на берегу уж больно красив в сумерках, но и сдвинуться с места не могла. Вслушивалась в тихий плеск воды, пока мужчина пересекал речку, услыхала шорох травы, когда он оставил вещи на берегу... и все. Больше ни звука. Одно только мерное течение воды, вечерняя песня птиц да перекличка лягушек в заводи. Обернулась, проверяя, где этот ходячий ужас скрылся, и не увидела. На покатом склоне в подступающей темноте светлым пятном лежала одежда, а незнакомца и след простыл.
— И куда делся. Не могло же мне почудиться?
Хмурясь, осматривала берег, как вдруг что-то схватило за ногу и с силой дернуло вниз, что я с головой ушла под воду.
— Вот же ирод! Совсем ополоумел?! — отплевывалась я, понося на чем свет стоит наглеца. Тот вынырнул рядом и живо сцапал меня своими ручищами.
Но это позже. Сначала нужно хорошенько потрудиться.
Счастливо вздохнула и потянулась, уподобляясь своей кошке Варьке. Ммм... Хорошо то как.
Встала с узкой лежанки, поежилась от утренней прохладцы -- избу выстудило за ночь, -- торопливо нырнула в мягкую приятную телу сорочку, надела платье, что запахивалось спереди и подвязывалось поясом на талии, и тихонько прокралась мимо еще спящих матушки с батюшкой. Изба у нас была небольшая, но на тесноту мы не жаловались. У меня даже был свой угол за занавеской и большой чердак, где хранились только мои травы да зелья. Мой собственный маленький мир, в который я не впускала никого, даже матушку. Разве что трехногую кошку Варьку. Но та заходила в гости неспросясь, мое дозволение ей не требовалось.
Выйдя из дома, завернула за угол к бадье и споро умылась холодной водой. Распустила косу, прочесала пальцами, но заплетать не стала. Успеется. Подхватив ведро, полотно с веревки, неспешно, наслаждаясь ранним туманным утром, направилась к ключу. В предутренний час деревня была еще тиха и безлюдна. Не стала идти по тропке, пошла напрямую через луг. Обильная роса холодила босые ноги и быстро промочила подол платья, а я лишь улыбалась, втягивала носом свежий, влажный, напоенный ароматами трав воздух и легко помахивала ведром, на ходу подмечая, где какие травки нужно будет собрать днем. Вокруг стояла вязкая тишина. Ни дуновения ветерка, ни случайного шелеста листочков, ни вскрика птицы. Природа затаилась перед рассветом, в благоговейном молчании ожидая, когда порозовеет горизонт.
Чуть поодаль от деревни протекала речка -- Липка, в нее стекалось три ручейка от разных ключей. Самый большой из них и считался целебным. Ходило поверье, что вода его может вылечить даже разбитое сердце. Не знаю, как вода, а вот зелье на ней сваренное могло. Никто пока не жаловался. Еще говаривали, что если нашептать водице свое желание, то оно исполнится. Вот в это я не верила, но каждый год у ключа собирались те, кто жаждал получить милость Великой Матери, ничего не отдавая взамен.
В раздумьях я дошла до источника. Помолилась Великой, испросила разрешения набрать водицы и поблагодарила матушку природу за дар ее. Затем спустилась к реке, где туман начал сгущаться, оповещая, что рассвет уже совсем близко, не таясь сбросила платье. Сорочка скользнула к ногам сама, лишь стоило мне повести плечом. Тряхнула волнистой русой гривой и неспеша окунулась в прохладную воду.
Я часто приходила сюда. Это было сродни таинству -- пройти босой по росе, впитать живую энергию земли, раздеться донага, укутаться предрассветным туманом, слиться с воздухом и омыть тело в студеной, отдохнувшей за ночь воде. Очистить мысли, пообщаться с природой, насытиться энергией, чтобы нести благословение Великой Матери людям.
Сегодня я плавала не долго. Вышла на берег, наскоро обтерлась полотном и, одевшись, чуть отошла от реки, чтобы заросли ивняка и ракит не мешали наблюдать восход.
Рассвет сам по себе прекрасен, есть в нем своя магия. Но сегодня, в день середины лета, когда колесо года поворачивает к зиме, он по-особому таинственен. Я замерла среди цветов, вместе со мной встречавших солнце, и старалась не пропустить ни одной мельчайшей детали рождения нового дня.
Вот небо на горизонте просветлело, подул легкий ветерок, шелестом листьев разнося весть, что пора просыпаться. Его клич подхватил соловей, чуть дальше еще один, за ними радостно зачирикали воробьи, и вскоре птицы завели веселую переливчатую трель, приглашая солнце показать свои лучики. Светило потянулось, отчего край небес порозовел, зевнуло и по-утреннему лениво явило свой ясный лик.
Я приветливо улыбнулась и простерла вперед руки, впитывая тепло огненной стихии.
-- Благодарствую, -- прошептала, насытившись, вернулась к реке подхватить ведро с водой и полотно и направилась к дому.
Глава 1
-- Мирка! Побежали купаться! Чего расселась? -- окружил гомон голосов. Звонко смеясь, девицы бежали к реке, а парни, улюлюкая, их догоняли. Старшее поколение, воздав почести солнцу и вознеся молитвы Великой Матери, устроилось на традиционную трапезу у большого костра. Волхв и Старейшина разносили еду, собранную всей деревней. Хлеб, блины, лепешки, пироги -- все яства для праздника Купалы хозяюшки начали печь с раннего утра. Дети постарше и девушки делали амулеты специально для сегодняшней ночи, чтобы злые духи не могли никому навредить, и обереги в свои дома, которые будут защищать жилище весь год. Мужчины готовили костры, что будут полыхать всю ночь, да мастерили колесо -- символ года и солнца. В конце праздника его подожгут и скатят с горы в реку в знак того, что скоро день пойдет на убыль, солнце начнет "умирать", станет светить меньше, пока на Коляду, в день зимнего солнцестояния, не возродится вновь.
-- Мира! Давай догоняй! -- крикнула Любава и пронеслась мимо, высоко задрав юбки, Нарьяна вслед за ней.
-- О ком задумалась? -- остановилась возле меня Веселика и протянула руку, помогая встать с пня, который я наконец себе отвоевала, чтобы отдохнуть чуток после плясок. -- Уж не Баташ ли пленил нашу недотрогу? -- подружка хитро сощурилась.
-- Ой, ну тебя! -- отмахнулась. -- Скажешь тоже! Люжана его сегодня окрутит, тот и глазом не успеет моргнуть.
-- Ничего у нее не получится, -- возразила улыбчивая Веся, всегда радостная и веселая под стать своему имени. -- Баташ с тебя этих самых глаз уже две весны не сводит. А ты, бессердечная, на него внимания не обращаешь, -- в шутку журила подруга.
Про любовь парня ко мне знала вся деревня. Точнее, все думали, что знают, да на самом деле поспорили молодчики, кто из них мне приглянется. Все свободные ходили свататься, да ни один мне по сердцу не пришелся. Они и так и эдак, не смогли знахарку завоевать и бросили это дело. А Баташ настырней всех оказался, до сих пор коршуном кружит, проходу не дает, но не любит, уж я то знаю.
Просто молва про меня такая, что недотрога. Двадцать пятый год, а все в девках хожу. Ровесницы уже детишек нарожали, хозяйство свое ведут, а я до сих пор без мужа. Да не люб мне никто. А батюшка заставлять не будет, знает, что бесполезно это. Только руками перед сватами разводит. Парни походят, повздыхают, да на других женятся. А Баташ все упорствует, отказ мой принять не хочет. Он то у нас красавец, самый видный на деревне, все как в былинах: и косая сажень в плечах, и кулаки пудовые, и силищи не меряно -- кузнец все таки, да хозяин знатный. По нему почти все девки вздыхают, а он за мной хвостом вьется. Да не нужен, совсем не нужен. Хорош, да не про мою честь, не лежит душа, хоть и красив как черт.
А вот Люжана в него влюблена без памяти. Еще мелкая за ним все бегала, а теперь выросла, не девка -- загляденье, да не заметит ее никак кузнец. Все мелюзгой считает. Но ничего, сейчас на речке налюбуется -- уж она своего не упустит, предстанет как есть, во всей красе.
Представила, усмехнулась -- нужно это увидеть.
-- Пойдем, а то все веселье пропустим! -- теперь уже я ухватила подружку за руку и потянула в сторону реки.
День шел на убыль, светило подкрадывалось к горизонту, уже не полыхая, а подобно угольям, бросая на все красноватые блики.
Когда мы с Веселикой добежали до воды, та в самом деле выходила из берегов. Девки побросали платья на траву и сами, визжа на всю округу, обливались, брызгались, ныряли, да не забывали стыдливо прикрываться и уходить под воду, если забывшись выставляли на показ больше, чем надо. Красовались, одним словом, и стреляли глазками в парней, подобно воробьям усевшимся в засаде в зарослях вдоль реки.
Мы с Веселикой переглянулись, одновременно хихикнули и обогнули опасное место по дуге. Нашли укромный уголок, мигом обнажились и скрылись в воде. Вот только подружка сразу поплыла к остальным, а я, памятуя, что наши хлопцы вытворяют после купания, завязала одежку кулем, да пронесла на другой берег и припрятала за камнем -- благо речка у нас не большая, хоть и широкая, но если место знать и вброд перейти можно. Так, избавив себя от необходимости гоняться нагишом за собственной одеждой, успокоенная, отдалась общему безумству.
Плавали долго, пока не начало смеркаться. Тогда молодцы наши, поняв, что в сумерках больно много не разглядишь, повыскакивали из своих укрытий.
-- Парни, хватай! -- кинул клич... Баташ... кому ж еще!... и все, как один, схватили по первому попавшемуся платью (или приглянувшемуся -- поди их пойми) и дали деру под возмущенные визги девушек.
А я стояла по плечи в воде и хохотала, глядя на то, как подружки, забыв о стеснении гоняют по полю ребят, ругаясь на чем свет стоит. Как хорошо наблюдать со стороны!
Еще раз усмехнулась про себя: каждый год одно и то же. Сейчас набегаются, да полезут вместе купаться. А как солнце совсем сядет, снова пляски да игрища.
В одиночестве подплыла к другому берегу. На душе было спокойно и наверное немного грустно. Не спорю, я могла бы сейчас веселиться со всеми, но не привлекают меня подобные забавы. Через костер прыгнуть -- пожалуйста, хороводы водить -- тоже. А вот как они...
Бросила задумчивый взгляд на луг. Нет, не могу. И дело даже не в скромности, зазорного нет ничего, только претило мне подобное развлечение.
Вылезать из воды не спешила. Сейчас подруженьки набегаются, обратно в воду полезут, и я к ним поплыву. Присела на отмель, чтобы только ножки в воде, и принялась косу расплетать, а то растрепалась вся.
Прочесывала пальцами пряди, а сама тихонько запела. Не знаю с чего, душа просила.
-- Ой, ты реченька, ой, ты быстрая,
Не томи дивчину дай ответ.
На другом берегу, в том далеком краю
Живет мой милый али нет...
-- Не иначе мавка парня полюбила? -- раздался вдруг сзади голос. Я так и подскочила, коротко взвизгнув, и кинулась к одежке, неловко вылезая на покатый, покрытый скользкой травой берег, да не успела. Нарушитель моего спокойствия подкинул на руке узелок. -- Не это ищешь, Ладушка? -- а сам, нахал такой, меня рассматривал.
-- Ах ты!... -- дальше не договорила, как могла, раскинула волосы по плечам и бросилась обратно в воду. Нет, гоняться за ним не стану, лучше в речке сидеть буду, пока и вправду в мавую не превращусь или не посинею. Но вот на потеху парню задом голым вилять -- ни за что! Ишь, удумал. Подкрался он, лис.
Присмотрелась внимательнее к тому, кто с прищуром улыбался, продолжая разглядывать меня, и поняла -- не наш, не здешний. Деревенские-то все друг друга знают. Может, из соседней?
Высок, широк в плечах. Не такой крупный как Баташ, но тот кузнец, а этот... воин. Руки крепкие, не раз меч держали, стать горделивая. Волосы длинные (такие у нас только Старейшина носит, мужики же коротко стригут, иначе мешают), цвета спелой ржи, а на висках две тонкие косы, не брит, но и не бородат, брови хмурые, словно часто думы думает, или сердится, но глаза не злые -- ясные как небо.
-- Хорош? -- губы незнакомца искривила самодовольная ухмылка.
Лукавить не стала:
— Хорош, — окинула еще одним придирчивым взором мужчину, в этот раз отмечая опрятную добротную одежку — рубаху со штанами да высокими сапогами. Снова вернулась к волосам и добавила: — Только на медведя похож. Уж больно здоров и лохмат.
Ответом мне был громкий задорный смех.
— Так что, занято сердце прекрасной девы или нет? — мужчина хитро подмигнул и оперся одной ногой о большой камень, за которым я одежку и прятала.
— Тебе что до моего сердца, — буркнула в ответ, отплывая еще дальше, почти на середину реки, чтобы только голова из воды и торчала.
— Да вот, украсть хочу, — пожал плечами нарушитель моего уединения. Открыто улыбнулся и осмотрелся вокруг.
Оставшись без пристального внимания со стороны незнакомца, я немного воспряла духом.
— И без тебя охотников много. Да не вышло ни у кого.
— Одежку-то я украл, — передо мной потрясли кулем с моим же платьем и добавили уверенно: — Значит и сердце смогу.
Я с интересом воззрилась на мужчину.
— На что оно тебе?
— Как это на что, — округлил глаза мужчина. — Сердце лишним не бывает. В хозяйстве точно сгодится! — уверенно вещал тот, а я так и задохнулась от возмущения.
В хозяйстве? Я-то надеялась, он что-то приятное выдумал. А этот... Медведь, он и есть медведь.
Фыркнув на охальника, я нарочито спокойно отвернулась, проплыла немного вдоль берега и обратно, стараясь не замечать насмешливого взгляда, внимательно следившего за мной. Так бы и плавала, если бы кое-кто не помешал.
— Рыбка, выныривай, посинеешь, некрасивая станешь.
— Платье отдай, -- невозмутимо отвечала я.
— Как же я его тебе отдам, если ты в воде? — изумился мужчина.
— А ты положи и отойди.
Он сделал страшные глаза, понизил голос до шепота:
— А вдруг кто украдет? — да с опаской заозирался по сторонам.
Я бы даже засмеялась, если бы не была настолько сердита. Великая Мать, дай терпения.
— Кроме тебя настолько наглых не нашлось, — скрипнула зубами. Выискался на мою голову. И отчего я не оставила платье рядом с одежкой Веселики? Подружка, поди, сидит себе тихонько в воде, наблюдает за всеми.
— Да, не поспоришь. Я хорош, как ни крути... Эй! Ты чего брызгаешься? — мужчина обтер ладонью лицо от воды. Но следом до него долетела вторая волна брызг.
— Ах так! Мавка позабавиться решила? — незнакомец бросил наземь мои вещи, красуясь, поразмял руки да и начал стягивать свою одежду.
Ох, Матушка, это что же... Он собрался...
— Коли говоришь, что медведь, так и рыбку надобно поймать.
Мне удалось лишь возмущенно пискнуть, прежде чем мужчина полностью обнажился, сгреб одной рукой наши вещи, другой подхватил сапоги, да и вошел в воду. На него силилась не смотреть, ивняк на берегу уж больно красив в сумерках, но и сдвинуться с места не могла. Вслушивалась в тихий плеск воды, пока мужчина пересекал речку, услыхала шорох травы, когда он оставил вещи на берегу... и все. Больше ни звука. Одно только мерное течение воды, вечерняя песня птиц да перекличка лягушек в заводи. Обернулась, проверяя, где этот ходячий ужас скрылся, и не увидела. На покатом склоне в подступающей темноте светлым пятном лежала одежда, а незнакомца и след простыл.
— И куда делся. Не могло же мне почудиться?
Хмурясь, осматривала берег, как вдруг что-то схватило за ногу и с силой дернуло вниз, что я с головой ушла под воду.
— Вот же ирод! Совсем ополоумел?! — отплевывалась я, понося на чем свет стоит наглеца. Тот вынырнул рядом и живо сцапал меня своими ручищами.
