Стена оказалась испещрённой символами Прежних, среди которых мне попался знакомый уже символ «защита».
- Вот оно, - пробормотал себе под нос Арен.
Он ткнул ещё раз, в едва заметную щель между двумя символами. Часть стены растаяла, словно её и не было.
- Проходи, - приказал старик.
И я вошла, повинуясь не столько приказу, сколько собственному любопытству.
Арен последовал за мной. Я оглянулась и уткнулась взглядом в стену, вновь возникшую за нашими спинами. Очевидно, что это место охраняется не только запретом. Интересно, как девицам удалось проникнуть сюда?
- Идём, - поторопил меня старик.
Я посмотрела вперёд и увидела уходящие вниз каменные ступени. Выщербленные, неровные, кажущиеся бесконечными… Брр. В иной ситуации я десять раз подумала бы, стоит ли лезть в такую дыру, но сейчас меня «несло». И придерживая одной рукой подол бру и длинного платья, чтобы не запутаться в них, а другой держа фонарь, я начала спускаться.
- Когда-то эти ступени вели наверх, - печально сказал Арен.
И опять в голосе его прозвучали знакомые нотки. Где же я их слышала?
Ступеней оказалось двадцать. Всего двадцать. Целых двадцать, учитывая непривычную длину одежды. И я вздохнула с облегчением, ступив на ровную площадку. Арен спустился следом, затем вышел вперёд, остановившись перед массивной металлической дверью. Одного прикосновения того же ключа к ней оказалось достаточно, чтобы дверь скользнула в стену, открывая нам проход.
- Проходи,- приказал он.
Я шагнула вслед за ним и замерла, ошеломлённая открывшейся картиной.
Мне казалось, что того, кто видел колоннаду Ольнебрия в Акфере, удивить чем-нибудь сложно. Однако колоннада была плодом совместного творчества альтеров и делириев. А стройные ряды белоснежных колонн, в слабом, неверном свете, сочившемся из ниш под потолком уходящие в бесконечность огромного зала, были абсолютно реальными.
- И это бывшие цистерны? – поразилась я.
Провокация удалась.
- Цистерны?! – возмутился Глас Памяти. – Это тебе Тамина сказала? Эта хранительница крошек памяти в дырявом ведре?
Ого, какие тут, оказывается, страсти бушуют! Кстати, вигор у него сейчас выглядит вполне обыкновенно. Да, обычный вигор... безумца. А когда я смотрела у фонтана, он выглядел вполне вменяемым, но странным. Чем один вигор отличается от другого? Прямо как в задании на внимательность, которыми терзали будущих вигорт: «найди десять отличий». Тогда я находила десять из десяти, но сколько искать сейчас? Пять или пятнадцать? Да и сосредоточиться, когда твой собеседник в ярости брызжет слюной, не так просто.
- А разве эти чёрные разводы, - я, меняя тему, указала рукой на основание ближайшей к нам колонны, - не следы от воды?
- Нет, - недовольно поморщился старик, - не воды, а раствора, который её не боится. Наши предки одно время действительно хранили здесь воду.
- И что же? – не унималась я. – Неужели весь зал был залит водой?
- Весь, - произнёс Арен, - кроме «короны».
- Какой короны?
- Вон той, - ответил он.
А я едва не захлопала в ладоши, «поймав» момент изменения вигорта. Интересная вырисовывалась картинка: старик оказался одержимым безумцем. Точнее, то безумцем, то одержимым, и вторая его ипостась была мне куда симпатичнее первой.
- Какой? – переспросила я.
И поняла, вглядевшись в полумрак, что речь идёт о небольшом возвышении в центре зала, над которым время от времени вспыхивали искры.
- Когда-то на неё невозможно было смотреть без специальных очков, - вздохнул Арен-второй.
И тут же превратился в Арена первого, пробурчавшего:
- Нечего тут попусту разговоры разговаривать. Идём!
Старик спустился в зал и бодро зашагал к боковой стене, терявшейся в полумраке - свет из ниш туда не дотягивался. Я поспешила следом, на ходу поворачивая рычажок фонарика, чтобы сделать свет поярче. Свет фонарика выхватил из полутьмы дверь-близнец той, через которую мы вошли в зал. За дверью, которую Арен распахнул передо мной, обнаружился коридор с белыми стенами. Кажется, тот самый, о котором я рассказывала Тамине. Или не тот самый – через двадцать шагов мы свернули в такой же...
Уж не знаю, как нашли сюда дорогу девицы – я сбилась после четвёртого поворота. И даже не пыталась запомнить дорогу, следуя по лабиринту коридоров за стариком.
Неожиданно Глас остановился. Я остановилась так же резко, едва не врезавшись в него. Мы стояли перед массивной металлической дверью, покрытой чеканной паутиной символов. Той самой, рядом с которой Арен покушался на меня в видении. Я подобралась и, едва дверь открылась, шагнула вперёд, одновременно «нырнув» вправо.
Нырок вышел неловким, смазанным, и я вписалась бы прямо в стену, если бы невидимые руки не подхватили меня и не удержали. А так обошлось... Только рукой сильно ударила по стене, угодив точно по нарисованному абрису ладони. Свет в комнате, в которую мы попали, вспыхнул ярче, заливая небольшую – по сравнению с залом – комнату.
Комната была поделена пополам, и одна половина была совершенно белой – пол, стены, потолок, а вторая – настолько же чёрной. Посредине комнаты, на границе чёрного и белого, возвышался высокий металлический стул с гнутыми ножками и спинкой, напоминавшей сомкнутые усики бабочки. На сидении лежал гладкий металлический обруч с.... кто бы сомневался, усиками бабочки посредине.
Короткий стук отвлёк меня от изучения обстановки. Я обернулась – старик медленно оседал на пол, а из его разжавшейся руки выпал тяжёлый камень.
- Дедушка!
Отчаянный крик влетел в комнату, лишь немногим опередив юную копию Гласа Памяти.
- Дедушка, - худенький смуглый мальчишка склонился над бесчувственным телом, а затем с ненавистью посмотрел на меня:
- Что ты с ним сделала?
- Она – ничего, - ответил ему сбросивший «отвод глаз» ард-Риден, всё ещё не выпустивший меня из рук.
- Он сейчас поспит, - добавил возникший рядом со стариком ард-Гельт. – А потом мы передадим его целителю.
Я поспешила перевести. Затем вывернулась из рук ард-Ридена и подошла к Гласу-младшему.
- Ты знаешь, мальчик, что бывает с городами, где подняли руку на фера? – спросила я, не сомневаясь, что ответ будет утвердительным. В первые годы после Отделения феры провели несколько показательных акций там, где были убиты феры. С тех пор и пошли поговорки вроде «пусто, как в Йоме» и пожелания «гореть, как в Тсагене».
- Знаю, - испуганно ответил мальчик.
- И ты хотел бы для Тан-а-хата такой судьбы? – продолжала я.
- Ннет, - с запинкой ответил мальчик.
- И ты понимаешь, что почтенный фер спас и твоего дедушку, и весь Тан-а-хат, и тебя лично?
Внук Арена обречённо кивнул.
- Мы не желаем зла городу, - продолжала я, - и мы никому не скажем о несостоявшемся покушении на беременную фери. Но при одном условии...
Мальчик с тревогой посмотрел на меня.
- Ты ответишь на мои вопросы честно и без утайки. Ты ведь не первый раз в этой комнате?
Смятение, страх, стыд... Столько слов на «с», столько негативных эмоций бушевало в вигоре юного Озмы – внука Гласа Памяти! И всё же он с достоинством пытался нести груз ответственности за судьбу города, который мы взвалили на его плечи – уже не хрупкие, ещё не широкие. Он был готов честно ответить на мои вопросы, открыв мне всё, что знает. Вот только знал мальчик до обидного мало – старик только начал его учить.
- Так ты бывал в этой комнате прежде?
- Да, трижды.
- Для чего она предназначена?
- Не знаю.
- Что это за стул?
- Дедушка говорил, что это Трон Мудрости, исполняющий желания достойного и карающий недостойного.
- А как отличить одного от другого?
- Не знаю.
Пока я пыталась вытянуть из Озмы информацию, то и дело натыкаясь на колючие «незнаи», мои спутники не теряли времени. Ард-Риден медленно, шаг за шагом, шёл вдоль стен, всматриваясь в них, словно пытаясь отыскать нечто в безупречной белизне. Ард-Гельт же подошёл к стулу и склонился над ним. Со стороны казалось, что он просто разглядывает лежащий там обруч. Но это могло именно казаться, потому что альтеру для воздействия совершенно необязательно прикасаться к предмету руками. И напряжённое выражение лица подсказывало, что визуальным изучением обруча мой отец не ограничился.
- Что это за корона? – продолжала я допрос.
- Венец Единения.
- Единения чего с чем?
- Не знаю.
В этот момент ард-Гельт закончил свои манипуляции и протянул руку к обручу.
- Нет! – в ужасе закричал Озма. – Нельзя! Это смерть!
- Вы уверены, ард, в том, что это стоит трогать? – осторожно спросила я у отца на ферине. – Абориген нервничает.
Ард-Гельт кривовато усмехнулся:
- Учитывая то, что они сотворили с этим устройством Прежних, он имеет все основания нервничать. Но я-то альтер, а не абориген.
- А что они сотворили? – полюбопытствовала я.
- Они выковыряли накопитель, искорёжили поглотители, но это ещё полбеды. Главное, что они повредили ксантопиромунатеранер.
- Что-что они повредили? – переспросила я.
- Устройство, обеспечивающее контакт мозга реципиента с источником излучения.
Увы, несмотря на то, что все слова по отдельности были знакомыми, все вместе они были понятными не более, чем канто... ксантоп... Короче, чем тот сложно произносимый термин, который ард произнёс, ни разу не запнувшись.
- И что теперь?
- Я изменил направление циркуляции энергии, восстановив первоначальный контур. И теперь его можно попробовать примерить... Да вот хотя бы парнишке.
В этот момент ард-Риден, похоже, нашёл то, что искал. Он шлёпнул рукой по стене, и за шлепком послышалось тяжёлое гудение – напротив стула из пола с тихим гудением начала подниматься чёрно-белая плита.
- Беда, - испуганно вскрикнул Озма и рванулся бежать.
Однако дверь перед его носом неожиданно захлопнулась и исчезла, в одно мгновение слившись со стеной.
- Мы пропали, - безнадёжно прошептал мальчик.
- Не торопись отчаиваться, будущий Глас Памяти, - посоветовала я. – Тебя не выпустили отсюда потому, что ты должен кое-что сделать.
- Откуда вы знаете, фери? – недоверчиво спросил Озма.
- Я – видящая.
- И что вы видите? – с тем же недоверием спросил он.
- Что ты должен примерить венец.
- Нет! Дерзнувшего прикоснуться к нему ждёт кара! Страшная кара!
- Так было раньше, - пояснила я. – Потому что твои предки сломали венец. Но почтенный фер починил его.
- Правда?
- Правда, правда. Или ты струсил? Да, - делано вздохнула я, - видно, выродились шеклены, если страшатся коснуться наследия своих предков.
Мальчик с ненавистью посмотрел на меня.
- Среди шекленов нет трусов, - произнёс он и с гордо поднятой головой зашагал к стулу.
Подойдя к цели, он мгновение помешкал, а затем решительно подхватил Венец с Трона, сел и, закрыв глаза, водрузил обруч себе на голову.
Глаза его тут же распахнулись в изумлении.
- Я его слышу, - восхищённо прошептал Озма. - Он говорит, он говорит...
Но тут же восторг уступил место отчаянью:
- Он говорит, что умирает.
- Кто Он? – уточнила я.
- Страж Тан-а-хата.
Сколько он себя помнил – а помнил не с самого начала, иначе откуда бы появлялись неясные, смутные образы из какой-то другой жизни, тревожащие, вызывавшие бы головную боль, будь у него голова... Так вот, сколько он себя помнил, он был Стражем, и смыслом его жизни, целью существования было поддерживать защитный купол над посёлком. Поддерживать любой ценой.
Сначала это было легко. У него было достаточное количество двуногих помощников, достойных восседать на Троне Мудрости, то есть, успешно сдавших соответствующий экзамен. И достаточно энергии, чтобы поддерживать купол, и дома, фонтан и водовод – всё, что превращало скромное поселение у кромки пустыни в уютный и безопасный Тан-а-хат.
Однако помощники его, передавая знания своим преемникам, руководствовались правилом «минимально необходимых знаний». И с каждым поколением этот минимум сжимался, съёживался, словно лужа на солнце, пока вдруг не оказалось, что достойных Трона Мудрости больше нет.
А наследники «почти достойных» почитали уже Стража чистым вымыслом, сказкой для взрослых. И потому из Венца Единения были безжалостно выковыряны «красивые камушки», а «красивые палки» были выломаны из гнёзд в короне и перенесены наверх, во дворец «Повелителя обозримой вселенной». На этом фоне затопление зала Ста Колонн уже почти ни на что не влияло, разве что ударило бы по самолюбию Стража, помни тот, что это такое.
Но самолюбие осталось где-то в другой жизни, а эту заполнил голод, энергетический голод. Сперва лёгкий, едва заметный, с которым удалось справиться, уменьшив расход энергии на фонтан и прочие приятные мелочи. Но голод усилился - энергии поступало слишком мало, а купол становилось поддерживать всё тяжелее. Какое-то время он держался на старых запасах, занимаясь самоедством в прямом смысле этого слова. А потом решился на то, что прежде считал для себя невозможным, немыслимым. И стал тянуть энергию жизни из окрестных земель.
Тут глаза Озмы, пересказывавшего нам рассказ Стража, округлились. Арды, которым я переводила, нахмурились, а ард-Гельт сказал:
- Дальше понятно. Давайте ближе к делу. Сколько «палок» выломали из короны? Четыре или больше?
- Четыре, - с небольшой задержкой произнёс мальчик.
- Балдахин? – уточнила я на ферине.
- Да, - ард-Гельт кивнул и деловито продолжил, - я сейчас посмотрю на корону, чтобы оценить повреждения. А с утра мы отправимся к эль-Джадиду за «палками».
- А дедушка? - с беспокойством спросил Озма.
- Дедушка отправится с нами в зал ста колонн, - ответил ард-Гельт. – Нечего ему тут делать. Веди!
Мальчик, не снимая венца, двинулся к двери, тут же предупредительно возникшей в стене.
Арды подхватили Арена, так и не пришедшего в себя, и понесли его следом.
Я, оставшись одна, почувствовала себя совершенно опустошённой. Ноги подкашивались и я, не задумываясь о последствиях, почти упала на Трон Мудрости. Он оказался жёстким, довольно неудобным, но я почти не заметила дискомфорта. Едва мои руки коснулись подлокотников, как на меня нахлынуло очередное озарение.
Я увидела себя в той же комнате, только одна стена, ныне абсолютно белая, была разрисована белыми крыльями бабочки на чёрном фоне. И через всю стену тянулась надпись: «Покой – это счастье». Противоположная стена была разрисована чёрными крыльями на белом фоне. Надпись на ней гласила: «Счастье в движении».
Два почтенных седобородых мужа в зелёных шёлковых халатах, затканные у одного белыми, а у другого чёрными бабочками, вели себя отнюдь не почтенно. Они мутузили друг друга тяжёлыми посохами со сноровкой, больше подобающей не учёным старцам, а опытным воинам. В пылу потасовки они не заметили, как пару раз врезали посохами по чёрно-белой плите – панели управления, мимоходом сбив какие-то настройки.
Затем картина изменилась. Моему внутреннему взору предстал старец, столь древний, что Арен казался рядом с ним безусым мальчишкой. Пожелтевшая кожа на осунувшемся лице, редкие волосы грязновато-серого цвета, беззубый рот... И глаза, усталые, невидящие глаза. И шёпот, еле слышный шелест: «Ты похожа на неё... Ты сможешь... Помоги».
Я открыла глаза, вытерев краем рукава непрошеные слёзы. Я знала, что это влияние беременности, могла даже процитировать соответствующий раздел учебника по изучению человеческого тела. И всё же...
- Вот оно, - пробормотал себе под нос Арен.
Он ткнул ещё раз, в едва заметную щель между двумя символами. Часть стены растаяла, словно её и не было.
- Проходи, - приказал старик.
И я вошла, повинуясь не столько приказу, сколько собственному любопытству.
Арен последовал за мной. Я оглянулась и уткнулась взглядом в стену, вновь возникшую за нашими спинами. Очевидно, что это место охраняется не только запретом. Интересно, как девицам удалось проникнуть сюда?
- Идём, - поторопил меня старик.
Я посмотрела вперёд и увидела уходящие вниз каменные ступени. Выщербленные, неровные, кажущиеся бесконечными… Брр. В иной ситуации я десять раз подумала бы, стоит ли лезть в такую дыру, но сейчас меня «несло». И придерживая одной рукой подол бру и длинного платья, чтобы не запутаться в них, а другой держа фонарь, я начала спускаться.
- Когда-то эти ступени вели наверх, - печально сказал Арен.
И опять в голосе его прозвучали знакомые нотки. Где же я их слышала?
Ступеней оказалось двадцать. Всего двадцать. Целых двадцать, учитывая непривычную длину одежды. И я вздохнула с облегчением, ступив на ровную площадку. Арен спустился следом, затем вышел вперёд, остановившись перед массивной металлической дверью. Одного прикосновения того же ключа к ней оказалось достаточно, чтобы дверь скользнула в стену, открывая нам проход.
- Проходи,- приказал он.
Я шагнула вслед за ним и замерла, ошеломлённая открывшейся картиной.
Глава 19
Мне казалось, что того, кто видел колоннаду Ольнебрия в Акфере, удивить чем-нибудь сложно. Однако колоннада была плодом совместного творчества альтеров и делириев. А стройные ряды белоснежных колонн, в слабом, неверном свете, сочившемся из ниш под потолком уходящие в бесконечность огромного зала, были абсолютно реальными.
- И это бывшие цистерны? – поразилась я.
Провокация удалась.
- Цистерны?! – возмутился Глас Памяти. – Это тебе Тамина сказала? Эта хранительница крошек памяти в дырявом ведре?
Ого, какие тут, оказывается, страсти бушуют! Кстати, вигор у него сейчас выглядит вполне обыкновенно. Да, обычный вигор... безумца. А когда я смотрела у фонтана, он выглядел вполне вменяемым, но странным. Чем один вигор отличается от другого? Прямо как в задании на внимательность, которыми терзали будущих вигорт: «найди десять отличий». Тогда я находила десять из десяти, но сколько искать сейчас? Пять или пятнадцать? Да и сосредоточиться, когда твой собеседник в ярости брызжет слюной, не так просто.
- А разве эти чёрные разводы, - я, меняя тему, указала рукой на основание ближайшей к нам колонны, - не следы от воды?
- Нет, - недовольно поморщился старик, - не воды, а раствора, который её не боится. Наши предки одно время действительно хранили здесь воду.
- И что же? – не унималась я. – Неужели весь зал был залит водой?
- Весь, - произнёс Арен, - кроме «короны».
- Какой короны?
- Вон той, - ответил он.
А я едва не захлопала в ладоши, «поймав» момент изменения вигорта. Интересная вырисовывалась картинка: старик оказался одержимым безумцем. Точнее, то безумцем, то одержимым, и вторая его ипостась была мне куда симпатичнее первой.
- Какой? – переспросила я.
И поняла, вглядевшись в полумрак, что речь идёт о небольшом возвышении в центре зала, над которым время от времени вспыхивали искры.
- Когда-то на неё невозможно было смотреть без специальных очков, - вздохнул Арен-второй.
И тут же превратился в Арена первого, пробурчавшего:
- Нечего тут попусту разговоры разговаривать. Идём!
Старик спустился в зал и бодро зашагал к боковой стене, терявшейся в полумраке - свет из ниш туда не дотягивался. Я поспешила следом, на ходу поворачивая рычажок фонарика, чтобы сделать свет поярче. Свет фонарика выхватил из полутьмы дверь-близнец той, через которую мы вошли в зал. За дверью, которую Арен распахнул передо мной, обнаружился коридор с белыми стенами. Кажется, тот самый, о котором я рассказывала Тамине. Или не тот самый – через двадцать шагов мы свернули в такой же...
Уж не знаю, как нашли сюда дорогу девицы – я сбилась после четвёртого поворота. И даже не пыталась запомнить дорогу, следуя по лабиринту коридоров за стариком.
Неожиданно Глас остановился. Я остановилась так же резко, едва не врезавшись в него. Мы стояли перед массивной металлической дверью, покрытой чеканной паутиной символов. Той самой, рядом с которой Арен покушался на меня в видении. Я подобралась и, едва дверь открылась, шагнула вперёд, одновременно «нырнув» вправо.
Нырок вышел неловким, смазанным, и я вписалась бы прямо в стену, если бы невидимые руки не подхватили меня и не удержали. А так обошлось... Только рукой сильно ударила по стене, угодив точно по нарисованному абрису ладони. Свет в комнате, в которую мы попали, вспыхнул ярче, заливая небольшую – по сравнению с залом – комнату.
Комната была поделена пополам, и одна половина была совершенно белой – пол, стены, потолок, а вторая – настолько же чёрной. Посредине комнаты, на границе чёрного и белого, возвышался высокий металлический стул с гнутыми ножками и спинкой, напоминавшей сомкнутые усики бабочки. На сидении лежал гладкий металлический обруч с.... кто бы сомневался, усиками бабочки посредине.
Короткий стук отвлёк меня от изучения обстановки. Я обернулась – старик медленно оседал на пол, а из его разжавшейся руки выпал тяжёлый камень.
- Дедушка!
Отчаянный крик влетел в комнату, лишь немногим опередив юную копию Гласа Памяти.
- Дедушка, - худенький смуглый мальчишка склонился над бесчувственным телом, а затем с ненавистью посмотрел на меня:
- Что ты с ним сделала?
- Она – ничего, - ответил ему сбросивший «отвод глаз» ард-Риден, всё ещё не выпустивший меня из рук.
- Он сейчас поспит, - добавил возникший рядом со стариком ард-Гельт. – А потом мы передадим его целителю.
Я поспешила перевести. Затем вывернулась из рук ард-Ридена и подошла к Гласу-младшему.
- Ты знаешь, мальчик, что бывает с городами, где подняли руку на фера? – спросила я, не сомневаясь, что ответ будет утвердительным. В первые годы после Отделения феры провели несколько показательных акций там, где были убиты феры. С тех пор и пошли поговорки вроде «пусто, как в Йоме» и пожелания «гореть, как в Тсагене».
- Знаю, - испуганно ответил мальчик.
- И ты хотел бы для Тан-а-хата такой судьбы? – продолжала я.
- Ннет, - с запинкой ответил мальчик.
- И ты понимаешь, что почтенный фер спас и твоего дедушку, и весь Тан-а-хат, и тебя лично?
Внук Арена обречённо кивнул.
- Мы не желаем зла городу, - продолжала я, - и мы никому не скажем о несостоявшемся покушении на беременную фери. Но при одном условии...
Мальчик с тревогой посмотрел на меня.
- Ты ответишь на мои вопросы честно и без утайки. Ты ведь не первый раз в этой комнате?
Глава 20
Смятение, страх, стыд... Столько слов на «с», столько негативных эмоций бушевало в вигоре юного Озмы – внука Гласа Памяти! И всё же он с достоинством пытался нести груз ответственности за судьбу города, который мы взвалили на его плечи – уже не хрупкие, ещё не широкие. Он был готов честно ответить на мои вопросы, открыв мне всё, что знает. Вот только знал мальчик до обидного мало – старик только начал его учить.
- Так ты бывал в этой комнате прежде?
- Да, трижды.
- Для чего она предназначена?
- Не знаю.
- Что это за стул?
- Дедушка говорил, что это Трон Мудрости, исполняющий желания достойного и карающий недостойного.
- А как отличить одного от другого?
- Не знаю.
Пока я пыталась вытянуть из Озмы информацию, то и дело натыкаясь на колючие «незнаи», мои спутники не теряли времени. Ард-Риден медленно, шаг за шагом, шёл вдоль стен, всматриваясь в них, словно пытаясь отыскать нечто в безупречной белизне. Ард-Гельт же подошёл к стулу и склонился над ним. Со стороны казалось, что он просто разглядывает лежащий там обруч. Но это могло именно казаться, потому что альтеру для воздействия совершенно необязательно прикасаться к предмету руками. И напряжённое выражение лица подсказывало, что визуальным изучением обруча мой отец не ограничился.
- Что это за корона? – продолжала я допрос.
- Венец Единения.
- Единения чего с чем?
- Не знаю.
В этот момент ард-Гельт закончил свои манипуляции и протянул руку к обручу.
- Нет! – в ужасе закричал Озма. – Нельзя! Это смерть!
- Вы уверены, ард, в том, что это стоит трогать? – осторожно спросила я у отца на ферине. – Абориген нервничает.
Ард-Гельт кривовато усмехнулся:
- Учитывая то, что они сотворили с этим устройством Прежних, он имеет все основания нервничать. Но я-то альтер, а не абориген.
- А что они сотворили? – полюбопытствовала я.
- Они выковыряли накопитель, искорёжили поглотители, но это ещё полбеды. Главное, что они повредили ксантопиромунатеранер.
- Что-что они повредили? – переспросила я.
- Устройство, обеспечивающее контакт мозга реципиента с источником излучения.
Увы, несмотря на то, что все слова по отдельности были знакомыми, все вместе они были понятными не более, чем канто... ксантоп... Короче, чем тот сложно произносимый термин, который ард произнёс, ни разу не запнувшись.
- И что теперь?
- Я изменил направление циркуляции энергии, восстановив первоначальный контур. И теперь его можно попробовать примерить... Да вот хотя бы парнишке.
В этот момент ард-Риден, похоже, нашёл то, что искал. Он шлёпнул рукой по стене, и за шлепком послышалось тяжёлое гудение – напротив стула из пола с тихим гудением начала подниматься чёрно-белая плита.
- Беда, - испуганно вскрикнул Озма и рванулся бежать.
Однако дверь перед его носом неожиданно захлопнулась и исчезла, в одно мгновение слившись со стеной.
- Мы пропали, - безнадёжно прошептал мальчик.
- Не торопись отчаиваться, будущий Глас Памяти, - посоветовала я. – Тебя не выпустили отсюда потому, что ты должен кое-что сделать.
- Откуда вы знаете, фери? – недоверчиво спросил Озма.
- Я – видящая.
- И что вы видите? – с тем же недоверием спросил он.
- Что ты должен примерить венец.
- Нет! Дерзнувшего прикоснуться к нему ждёт кара! Страшная кара!
- Так было раньше, - пояснила я. – Потому что твои предки сломали венец. Но почтенный фер починил его.
- Правда?
- Правда, правда. Или ты струсил? Да, - делано вздохнула я, - видно, выродились шеклены, если страшатся коснуться наследия своих предков.
Мальчик с ненавистью посмотрел на меня.
- Среди шекленов нет трусов, - произнёс он и с гордо поднятой головой зашагал к стулу.
Подойдя к цели, он мгновение помешкал, а затем решительно подхватил Венец с Трона, сел и, закрыв глаза, водрузил обруч себе на голову.
Глаза его тут же распахнулись в изумлении.
- Я его слышу, - восхищённо прошептал Озма. - Он говорит, он говорит...
Но тут же восторг уступил место отчаянью:
- Он говорит, что умирает.
- Кто Он? – уточнила я.
- Страж Тан-а-хата.
Глава 21
Сколько он себя помнил – а помнил не с самого начала, иначе откуда бы появлялись неясные, смутные образы из какой-то другой жизни, тревожащие, вызывавшие бы головную боль, будь у него голова... Так вот, сколько он себя помнил, он был Стражем, и смыслом его жизни, целью существования было поддерживать защитный купол над посёлком. Поддерживать любой ценой.
Сначала это было легко. У него было достаточное количество двуногих помощников, достойных восседать на Троне Мудрости, то есть, успешно сдавших соответствующий экзамен. И достаточно энергии, чтобы поддерживать купол, и дома, фонтан и водовод – всё, что превращало скромное поселение у кромки пустыни в уютный и безопасный Тан-а-хат.
Однако помощники его, передавая знания своим преемникам, руководствовались правилом «минимально необходимых знаний». И с каждым поколением этот минимум сжимался, съёживался, словно лужа на солнце, пока вдруг не оказалось, что достойных Трона Мудрости больше нет.
А наследники «почти достойных» почитали уже Стража чистым вымыслом, сказкой для взрослых. И потому из Венца Единения были безжалостно выковыряны «красивые камушки», а «красивые палки» были выломаны из гнёзд в короне и перенесены наверх, во дворец «Повелителя обозримой вселенной». На этом фоне затопление зала Ста Колонн уже почти ни на что не влияло, разве что ударило бы по самолюбию Стража, помни тот, что это такое.
Но самолюбие осталось где-то в другой жизни, а эту заполнил голод, энергетический голод. Сперва лёгкий, едва заметный, с которым удалось справиться, уменьшив расход энергии на фонтан и прочие приятные мелочи. Но голод усилился - энергии поступало слишком мало, а купол становилось поддерживать всё тяжелее. Какое-то время он держался на старых запасах, занимаясь самоедством в прямом смысле этого слова. А потом решился на то, что прежде считал для себя невозможным, немыслимым. И стал тянуть энергию жизни из окрестных земель.
Тут глаза Озмы, пересказывавшего нам рассказ Стража, округлились. Арды, которым я переводила, нахмурились, а ард-Гельт сказал:
- Дальше понятно. Давайте ближе к делу. Сколько «палок» выломали из короны? Четыре или больше?
- Четыре, - с небольшой задержкой произнёс мальчик.
- Балдахин? – уточнила я на ферине.
- Да, - ард-Гельт кивнул и деловито продолжил, - я сейчас посмотрю на корону, чтобы оценить повреждения. А с утра мы отправимся к эль-Джадиду за «палками».
- А дедушка? - с беспокойством спросил Озма.
- Дедушка отправится с нами в зал ста колонн, - ответил ард-Гельт. – Нечего ему тут делать. Веди!
Мальчик, не снимая венца, двинулся к двери, тут же предупредительно возникшей в стене.
Арды подхватили Арена, так и не пришедшего в себя, и понесли его следом.
Я, оставшись одна, почувствовала себя совершенно опустошённой. Ноги подкашивались и я, не задумываясь о последствиях, почти упала на Трон Мудрости. Он оказался жёстким, довольно неудобным, но я почти не заметила дискомфорта. Едва мои руки коснулись подлокотников, как на меня нахлынуло очередное озарение.
Я увидела себя в той же комнате, только одна стена, ныне абсолютно белая, была разрисована белыми крыльями бабочки на чёрном фоне. И через всю стену тянулась надпись: «Покой – это счастье». Противоположная стена была разрисована чёрными крыльями на белом фоне. Надпись на ней гласила: «Счастье в движении».
Два почтенных седобородых мужа в зелёных шёлковых халатах, затканные у одного белыми, а у другого чёрными бабочками, вели себя отнюдь не почтенно. Они мутузили друг друга тяжёлыми посохами со сноровкой, больше подобающей не учёным старцам, а опытным воинам. В пылу потасовки они не заметили, как пару раз врезали посохами по чёрно-белой плите – панели управления, мимоходом сбив какие-то настройки.
Затем картина изменилась. Моему внутреннему взору предстал старец, столь древний, что Арен казался рядом с ним безусым мальчишкой. Пожелтевшая кожа на осунувшемся лице, редкие волосы грязновато-серого цвета, беззубый рот... И глаза, усталые, невидящие глаза. И шёпот, еле слышный шелест: «Ты похожа на неё... Ты сможешь... Помоги».
Я открыла глаза, вытерев краем рукава непрошеные слёзы. Я знала, что это влияние беременности, могла даже процитировать соответствующий раздел учебника по изучению человеческого тела. И всё же...
