Не лицо даже — полуличья, словно половины двух портретов, неумело слепленные вместе в фоторедакторе. Левое полуличье, притягивавшее к себе взгляд, принадлежало красивому юноше, правое, отталкивающее — мужчине «не первой свежести» во всех смыслах этого слова. Черты обоих плыли, ненадолго приобретая сходство то с одним знакомым мне лицом, то с другим.
Лицо юноши сначала стало похожим на одноклассника Серёжку, который нравился мне в старших классах, потом на Андра, потом на покойного мужа, каким он был до своей болезни, потом замелькали лица актёров, писателей и других известных людей, виденные в кино и на страницах журналов… И, наконец, застыло Андром. Мужчина же сперва преобразился в Вадим Вадимыча, моего несостоявшегося жениха, от брака с которым меня спасло только бегство из отцовского дома на учёбу в Зарянск; затем в доцента Валимского, пытавшегося завалить меня во время первой сессии; затем в Трофимыча из соседнего дома… Последним стало лицо мужчины с тремя подбородками, маленькими, заплывшими жиром глазками и едкими сальными волосами неопределённо-пегого цвета, отросшими чуть ниже плеч.
— Ты звала, женщина. — произнёс лже-Андр, улыбнувшись своей половинкой рта бесшабашной, по-мальчишески открытой улыбкой, при виде которой у меня когда-то замирало сердце.
— Ты звала, женщина, — повторил толстяк.
Его половина рта искривилась в похабной ухмылке.
— Я-мы пришли, — закончили они хором.
Всё это выглядело устрашающе, но нереалистично — как сцена какого-то фильма ужасов. И я вспомнила, почему мне показалось знакомым имя «Рахас-Аранди». Конечно же! «Записки на змеиной коже» — культовый фильм ужасов по не менее культовой книге Роберта Фейлина! Там Рахас, хранитель тёмных тайн, открыл главному герою, которого играл мужественный красавец Джимми Джонс, известный в реальности далеко немужественным поведением, и его друзьям тайну спрятанных в пещере сокровищ. Сокровища стоили жизни всем друзьям, кроме, разумеется, героя Джонса и его партнёрши, сыгранной знаменитой Натали Райд. Но запомнился всем не Джимми, а как раз Полуликий, сыгранный близнецами Брадом и Майком, кажется, Томар.
Но в книге Хранитель открывал тайну, я же, наоборот, хотела скрыть свою.
— Ты сомневаешься во мне-нас, женщина? — хором спросил Рахас-Аранди.
— Нет, конечно, — замялась я.
— Что ты желаешь скрыть, женщина? — спросили Рахас-Аранди, указывая на дверь в аудиторию. — Эту тайну?
— Да, — кивнула я. — Хочу скрыть правду об отце моей дочери.
— Я-мы скроем её покровом забвенья, — начало полуличье толстяка, которое я мысленно окрестила «Аранди».
— Я-мы укутаем её туманом безвестности, — подхватило полуличье лже-Андра, которого я буду звать «Рахасом».
— Если ты заплатишь, женщина, — завершил Рахас-Аранди.
— Чем и как? — насторожилась я. — Я заклинала тайной заката…
— И я-мы пришли, — перебил меня Рахас.
— Но томатного сока мало, — ухмыльнулся Аранди, — чтобы приказывать мне-нам. Если ты хочешь скрыть свою тайну…
— От глаз чужих и от уст недобрых, — подхватил Рахас.
— Открой мне-нам путь в сны чужие. — закончили они хором.
Кажется, я начинала понимать. По книге Рахас-Аранди подпитывался человеческим страхом, особенно страхом людей, преследуемых кошмарами во сне.
— Н-нет, — выдавила из себя я.
— В сон всего одного человека, — подмигнул Аранди.
— Соглашайся, женщина, — искушающе улыбнулся Рахас. — Разве Маникена не заслужила пару-тройку дурных снов?
Маникена, разваливающая библиотеку, заслуживала больше, чем пару дурных снов. И предложение наслать на неё кошмары звучало весьма соблазнительно. Вот только зря Рахас выбрал себе лицо Андра. Оно лишь напомнило мне о цене, которую приходится платить, поддавшись соблазну. Стоит коготку увязнуть в тёмных играх, как и всей пташке, то бишь мне, придётся пропасть. Так легко меня не отпустят.
— Нет, — ответила я. — Эту цену я заплатить не могу.
— Подумай как следует, — ещё слаще улыбнулся Рахас.
— Нет, — повторила я. — Эту цену я заплатить не могу.
— Подумай хорошенько, — протянул Аранди. Теперь в его голосе чувствовались угрожающие нотки.
— Нет, — ещё твёрже ответила я.
— Ты пожалеешь, — пообещали мне оба.
— Нет, — повторила я.
И проснулась.
Я ввязалась в ритуал, чтобы отвлечься от неприятных мыслей о прошлом и тревожных о будущем. И это мне удалось. Теперь моя голова была занята куда более приземлённым вопросом - как выспаться?
После сна с Полуликим — имя его я не желала произносить даже мысленно — я долго не могла уснуть. А когда наконец уснула…
Страх. Необъяснимый, непонятный, липкий, как пот, неотступный, как тень. Он гнал меня вперёд и вперёд. И я бежала, каким-то шестым чувством ощущая преследующее меня Нечто. Нечто, окутанное мраком, овеянное аурой безысходности, было ещё далеко, но с каждым мгновением сокращало расстояние между нами. Что будет, когда оно догонит меня? Что-то непоправимое, то, для чего в человеческом языке нет слов — только крик ужаса.
Я бежала сквозь какие-то комнаты, коридоры, залы. Где-то они перетекали один в другой, где-то мне приходилось отыскивать и открывать двери, проходы, форточки... Я тщательно закрывала, запирала, заваливала их за собой, но в глубине души чувствовала, что все эти засовы, замки и запоры не удержат Нечто, даже не выиграют мне времени.
Проснулась я выжатой, как лимон, словно и в самом деле бежала полночи. Похоже, призвав Полуликого, я добровольно открыла кошмарам свои сны.
С трудом соскребла себя с постели, чтобы привести в порядок и отправиться в библиотеку. Собираясь, оценивающе посмотрела в зеркало. Оттуда на меня строго и придирчиво глянула симпатичная женщина средних лет. Любимый объёмный свитер ещё не скрыл стройную, почти девичью фигуру, ничем не уступающую Маникениной, а ещё не расчёсанные каштановые, с рыжеватым отливом волосы казались похожими на львиную гриву. Ровный овал лица, чуть полноватые губы, аккуратный, самую чуточку широковатый нос, большие карие глаза, кожа, не привыкшая к косметике и потому без следов морщин… Но синяки под глазами после сегодняшней ночи не могли скрыть даже большие очками с толстыми стёклами. Придётся воспользоваться тональником…
На работе всё валилось у меня из рук, так что тётя Вера даже забеспокоилась. Кое-как я дотянула до вечера. А во сне меня снова ждали кошмары, только теперь я бегала и искала проходы, двери и форточки, чувствуя, что куда-то опаздываю, что вот-вот случится беда, которую я могла бы отвести, но уже не отведу…
В воскресенье я снова проснулась уставшей и опустошённой. Но солнечный свет разогнал витавшие вокруг меня тени кошмаров, а чашка кофе вернула способность ясно мыслить. А потому, нарядившись в лучшее платье и тщательно скрыв под тональным кремом последствия бурной ночи, я отправилась в Земную обитель Небесной Четы.
Столичная Земная обитель Небесной Четы была дворцом, величественным и роскошным. Бельская же была куда скромнее: одноэтажное здание с двускатной крышей, настолько маленькая, что вмещала в себя всего пару десятков посетителей, а церемонии по большим праздникам проводились на площади перед ней. Зато стены её, облицованные разноцветным кирпичом, выглядели нарядно, а внутри обитель была щедро украшена поделками верующих. Половина Радана, Небесного Отца, хранящего в бою и в пути, отводящего беды и дарующего благословение, была выдержана в кроваво-красных тонах. Они напоминали, что Радан — в первую очередь бог воинов, а уже потом путешественников, торговцев и мастеров.
Зал Трехликой Сияны был по-домашнему уютным. В глубине стояли три статуи. Слева от входа в небесно-голубой нише — юная Сияна-Защитница. В правой руке дева сжимала жезл, которым отгоняла болезни от домов и посевов, в левой держала чашу с водой, символизирующую плодородие. Прямо напротив входа в нише василькового цвета стояла статуя Наставницы. Женщина в самом расцвете лет держала в одной руке свиток откровений, в другой — факел, разгоняющий тьму невежества. Справа, в нише чернильно-синего цвета скрывалась статуя Утешительницы. Руки старой женщины были пусты. Она протягивала их вперёд, то ли желая обнять просительницу, то ли забрать себе часть груза, которым горе придавило бедняжку к земле. Именно бедняжку, потому что из-за пустяков Утешительницу не беспокоили.
Немногочисленные служительницы богини всегда готовы были помочь советом и добрым словом. Так что стоило мне войти на половину Сияны и поклониться по очереди всем статуям, как ко мне подошла Наина, чьи волосы были седыми уже семнадцать лет назад, когда я впервые пришла в Бельскую обитель. Но улыбка её была по-прежнему тёплой, а голубые глаза ясными.
— Доброго дня, тётушка Наина, — приветствовала её я.
Все служительницы Сияны были «тётушками», независимо от возраста, так же как служители Радана «дядюшками».
— Доброго дня, Софьюшка, — ласково улыбнулась Наина. — Что за тревога привела тебя сегодня?
— Дурные сны, тётушка. Дурные сны.
— Вот как? Расскажи поподробнее.
Она отвела меня к низенькому диванчику, стоявшему перед статуей Сияны-Наставницы. Мы сели, и, глядя на статую, я принялась подробно рассказывать о сегодняшних снах — разумеется, не упоминая Полуликого.
— И я боюсь, тётушка, — закончила я, — что эти сны насланы кем-то из слуг Сумрана.
— Пустое, — мягко улыбнулась Наина. — Будь на тебе метка сумранитов, я бы её увидела ещё у входа. Твои дурные сны — отражение дневных тревог. Ты ведь наверняка думала перед сном об Анюте.
— Думала, — согласилась я.
— Так что выпей перед сном настой пумилы и постарайся сосредоточиться на приятных мыслях. А ещё лучше… Ты ведь ещё молодая женщина, Софьюшка, — она лукаво подмигнула мне, — пора бы перестать вдоветь. Женщина ты самостоятельная, невеста завидная. Стоит пожелать, женихи найдутся. Скажем, чем плох Сергей Трофимович Чаров? Не красавец, конечно, но и не урод. А мужчина солидный, серьёзный… Или вот Егор Владимирович Пастухов… Я слышала, — Наина лукаво улыбнулась, — он тебе симпатизирует. И срок вдовства у него как раз вышел…
И Сергей Трофимович, и Егор Владимирович были постоянными читателями библиотеки. И я с удовольствием общалась с обоими, обсуждая новые и старые книги. К обоим относилась хорошо, но ни одного из них своим мужем не видела. Никого не видела! Ни-ко-го!
Но спорить с тётушкой Наиной было себе дороже. Поэтому я заставила себя улыбнуться:
— Благодарю за совет, тётушка. Я подумаю.
Домой я вернулась в расстроенных чувствах. Судя по разговору с Наиной, Сияна ничем не поможет мне в противостоянии с Полуликим. Её заботит явь, а не сны. Да и мне пора озаботиться явью. Такое ощущение, что сам Радан-хранитель путей подталкивает меня к перемене места: появление Маникены, сулящая неприятности ситуация с Анютой, теперь ещё тётушка Наина с идеей нового замужества…
Из раздумий меня вырвал закурлыкавший компьютер, сообщивший о пришедшем письме.
Я мельком глянула в почту и поспешила открыть — письмо было из издательства, последние годы исправно обеспечивающего меня книгами для перевода.
«Уважаемая Софья Алексеевна!
Прежде всего хочу поздравить нас обоих с тем, что переведённые Вами "Хроники Полночи" выходят уже в ноябре.
И хочу предложить Вам для перевода следующий цикл этого же автора - четыре тома "Хроник Полдня". Предложить хочу именно Вам - есть у нас и другие переводчики, но они и похуже, и помедленнее.
Я вижу это так...»
Я читала письмо, одновременно сопоставляя сроки и объёмы. Полтора месяца на книгу — совсем немного. Чтобы успеть с переводом первого тома к ноябрю, как желал того редактор, мне надо было отложить все дела и плотно заняться переводом. Раньше бы я, пожалуй, поторговалась, не желая обижать Анну Сергеевну, но теперь... Почему бы и нет? Решено, завтра же — в понедельник — объявлю Маникене об увольнении! Две недели обязательной отработки, и через понедельник буду уже свободна.
Свободна… Ещё один знак Радана?! Мысль о переезде страшила меня, но всё складывалось один к одному. В Бельске меня больше ничто не держало. Интересно, сколько стоит аренда однокомнатной квартиры где-нибудь на окраине Зарянска?
Стоило принять решение об увольнении, как с плеч скатился камень, навалившийся с приходом Маникены. И я с удвоенным рвением взялась за подготовку к завтрашнему заседанию исторического кружка. Презентация уже была полностью скомпонована — текст написан, иллюстрации подобраны, оставалось только прорепетировать выступление и прохронометрировать его, чтобы не затянуть заседание на лишние полчаса.
— Представьте себе, уважаемые слушательницы, — начала я, глядя на распечатанную страницу презентации с рисунком изголовья кровати, каким-то чудом попавшего в Государственный музей древностей, — тоненькую смуглую такморку, которая со светильником в руке походит к ложу, в изголовье и изножье которого вырезан Бэтцу.
Я сделала паузу, оставляя время на изучение и обсуждение картинки.
— Согласитесь, его сложно назвать красавцем. — продолжила я и тут же сделала ещё одна паузу на смешки и комментарии слушательниц. — Он мал ростом, толст, а лицо его пугающе безобразно. Но так и надо, потому что Хранитель одним видом должен устрашать злых духов.
Я опять остановилась, чуть помолчала, и заговорила:
— Девушка ставит светильник на столик, складывает руки в молитвенном жесте.
Тут я крест-накрест сложила руки на груди, повторяя жест, и, не отрывая глаз от странички с изголовьем, украшенном барельефом с уродливым божком, продолжила:
— И трижды произносит молитву:
О, карлик великий! Могучий карлик!
О, Бэтцу-защитник, заступник слабых,
Идущий по кромке меж днём и ночью,
Идущий по грани меж сном и явью,
Живущий над прошлым и настоящим,
Грозящий расправою злобным духам.
К тебе взываю, услышь меня, мудрый.
Путь в сны мои закрой для кошмаров.
С первого раза произнести молитву без запинки у меня не получилось. Я сбивалась на последних строчках, так что в итоге повторила раз пять, чтобы от зубов отскакивало, и только потом двинулась дальше, рассказывать о величественном храме Бэтцу в зелёной Абде…
Спать я ложилась довольная — презентация отлетала у меня от зубов, а про Полуликого я и думать забыла. Вот только он не забыл про меня. И кошмары начались по новой. Не знаю, сколько времени продолжался безумный бег от ужасающего Нечто, которое бежало, летело, плыло за мной изо сна в сон. Но внезапно сон изменился. Я влетела в читальный зал. Маленький уютный читальный зал нашей библиотеки, именуемый залом только из вежливости, был залит ярким светом. Здесь Вера Михайловна вела с детьми занятие по такморскому языку. Моя коллега была спокойна и, видимо, понятия не имела о приближающейся опасности. Завидев меня, она приветливо кивнула и вновь повернулась к детям. Я знала их всех — Ниночку с двумя смешными косичками, серьёзную Дину, конопатого Павлика, задаваку Жоржи...
Спасительная дверь была на другом конце зала. Можно было пробежать через него, юркнуть в дверь, запереть её с той стороны на задвижку и пару замков, и бежать дальше, радуясь, что смогу выиграть немного времени, пока Нечто отвлеклось на тётю Веру и детей. Можно было… И нельзя.
Допустить, чтобы Нечто завладело старой женщиной и детьми, я не могла.
Лицо юноши сначала стало похожим на одноклассника Серёжку, который нравился мне в старших классах, потом на Андра, потом на покойного мужа, каким он был до своей болезни, потом замелькали лица актёров, писателей и других известных людей, виденные в кино и на страницах журналов… И, наконец, застыло Андром. Мужчина же сперва преобразился в Вадим Вадимыча, моего несостоявшегося жениха, от брака с которым меня спасло только бегство из отцовского дома на учёбу в Зарянск; затем в доцента Валимского, пытавшегося завалить меня во время первой сессии; затем в Трофимыча из соседнего дома… Последним стало лицо мужчины с тремя подбородками, маленькими, заплывшими жиром глазками и едкими сальными волосами неопределённо-пегого цвета, отросшими чуть ниже плеч.
— Ты звала, женщина. — произнёс лже-Андр, улыбнувшись своей половинкой рта бесшабашной, по-мальчишески открытой улыбкой, при виде которой у меня когда-то замирало сердце.
— Ты звала, женщина, — повторил толстяк.
Его половина рта искривилась в похабной ухмылке.
— Я-мы пришли, — закончили они хором.
Всё это выглядело устрашающе, но нереалистично — как сцена какого-то фильма ужасов. И я вспомнила, почему мне показалось знакомым имя «Рахас-Аранди». Конечно же! «Записки на змеиной коже» — культовый фильм ужасов по не менее культовой книге Роберта Фейлина! Там Рахас, хранитель тёмных тайн, открыл главному герою, которого играл мужественный красавец Джимми Джонс, известный в реальности далеко немужественным поведением, и его друзьям тайну спрятанных в пещере сокровищ. Сокровища стоили жизни всем друзьям, кроме, разумеется, героя Джонса и его партнёрши, сыгранной знаменитой Натали Райд. Но запомнился всем не Джимми, а как раз Полуликий, сыгранный близнецами Брадом и Майком, кажется, Томар.
Но в книге Хранитель открывал тайну, я же, наоборот, хотела скрыть свою.
— Ты сомневаешься во мне-нас, женщина? — хором спросил Рахас-Аранди.
— Нет, конечно, — замялась я.
— Что ты желаешь скрыть, женщина? — спросили Рахас-Аранди, указывая на дверь в аудиторию. — Эту тайну?
— Да, — кивнула я. — Хочу скрыть правду об отце моей дочери.
— Я-мы скроем её покровом забвенья, — начало полуличье толстяка, которое я мысленно окрестила «Аранди».
— Я-мы укутаем её туманом безвестности, — подхватило полуличье лже-Андра, которого я буду звать «Рахасом».
— Если ты заплатишь, женщина, — завершил Рахас-Аранди.
— Чем и как? — насторожилась я. — Я заклинала тайной заката…
— И я-мы пришли, — перебил меня Рахас.
— Но томатного сока мало, — ухмыльнулся Аранди, — чтобы приказывать мне-нам. Если ты хочешь скрыть свою тайну…
— От глаз чужих и от уст недобрых, — подхватил Рахас.
— Открой мне-нам путь в сны чужие. — закончили они хором.
Кажется, я начинала понимать. По книге Рахас-Аранди подпитывался человеческим страхом, особенно страхом людей, преследуемых кошмарами во сне.
— Н-нет, — выдавила из себя я.
— В сон всего одного человека, — подмигнул Аранди.
— Соглашайся, женщина, — искушающе улыбнулся Рахас. — Разве Маникена не заслужила пару-тройку дурных снов?
Маникена, разваливающая библиотеку, заслуживала больше, чем пару дурных снов. И предложение наслать на неё кошмары звучало весьма соблазнительно. Вот только зря Рахас выбрал себе лицо Андра. Оно лишь напомнило мне о цене, которую приходится платить, поддавшись соблазну. Стоит коготку увязнуть в тёмных играх, как и всей пташке, то бишь мне, придётся пропасть. Так легко меня не отпустят.
— Нет, — ответила я. — Эту цену я заплатить не могу.
— Подумай как следует, — ещё слаще улыбнулся Рахас.
— Нет, — повторила я. — Эту цену я заплатить не могу.
— Подумай хорошенько, — протянул Аранди. Теперь в его голосе чувствовались угрожающие нотки.
— Нет, — ещё твёрже ответила я.
— Ты пожалеешь, — пообещали мне оба.
— Нет, — повторила я.
И проснулась.
Глава 10 Храм Небесной четы
Я ввязалась в ритуал, чтобы отвлечься от неприятных мыслей о прошлом и тревожных о будущем. И это мне удалось. Теперь моя голова была занята куда более приземлённым вопросом - как выспаться?
После сна с Полуликим — имя его я не желала произносить даже мысленно — я долго не могла уснуть. А когда наконец уснула…
Страх. Необъяснимый, непонятный, липкий, как пот, неотступный, как тень. Он гнал меня вперёд и вперёд. И я бежала, каким-то шестым чувством ощущая преследующее меня Нечто. Нечто, окутанное мраком, овеянное аурой безысходности, было ещё далеко, но с каждым мгновением сокращало расстояние между нами. Что будет, когда оно догонит меня? Что-то непоправимое, то, для чего в человеческом языке нет слов — только крик ужаса.
Я бежала сквозь какие-то комнаты, коридоры, залы. Где-то они перетекали один в другой, где-то мне приходилось отыскивать и открывать двери, проходы, форточки... Я тщательно закрывала, запирала, заваливала их за собой, но в глубине души чувствовала, что все эти засовы, замки и запоры не удержат Нечто, даже не выиграют мне времени.
Проснулась я выжатой, как лимон, словно и в самом деле бежала полночи. Похоже, призвав Полуликого, я добровольно открыла кошмарам свои сны.
С трудом соскребла себя с постели, чтобы привести в порядок и отправиться в библиотеку. Собираясь, оценивающе посмотрела в зеркало. Оттуда на меня строго и придирчиво глянула симпатичная женщина средних лет. Любимый объёмный свитер ещё не скрыл стройную, почти девичью фигуру, ничем не уступающую Маникениной, а ещё не расчёсанные каштановые, с рыжеватым отливом волосы казались похожими на львиную гриву. Ровный овал лица, чуть полноватые губы, аккуратный, самую чуточку широковатый нос, большие карие глаза, кожа, не привыкшая к косметике и потому без следов морщин… Но синяки под глазами после сегодняшней ночи не могли скрыть даже большие очками с толстыми стёклами. Придётся воспользоваться тональником…
На работе всё валилось у меня из рук, так что тётя Вера даже забеспокоилась. Кое-как я дотянула до вечера. А во сне меня снова ждали кошмары, только теперь я бегала и искала проходы, двери и форточки, чувствуя, что куда-то опаздываю, что вот-вот случится беда, которую я могла бы отвести, но уже не отведу…
В воскресенье я снова проснулась уставшей и опустошённой. Но солнечный свет разогнал витавшие вокруг меня тени кошмаров, а чашка кофе вернула способность ясно мыслить. А потому, нарядившись в лучшее платье и тщательно скрыв под тональным кремом последствия бурной ночи, я отправилась в Земную обитель Небесной Четы.
Столичная Земная обитель Небесной Четы была дворцом, величественным и роскошным. Бельская же была куда скромнее: одноэтажное здание с двускатной крышей, настолько маленькая, что вмещала в себя всего пару десятков посетителей, а церемонии по большим праздникам проводились на площади перед ней. Зато стены её, облицованные разноцветным кирпичом, выглядели нарядно, а внутри обитель была щедро украшена поделками верующих. Половина Радана, Небесного Отца, хранящего в бою и в пути, отводящего беды и дарующего благословение, была выдержана в кроваво-красных тонах. Они напоминали, что Радан — в первую очередь бог воинов, а уже потом путешественников, торговцев и мастеров.
Зал Трехликой Сияны был по-домашнему уютным. В глубине стояли три статуи. Слева от входа в небесно-голубой нише — юная Сияна-Защитница. В правой руке дева сжимала жезл, которым отгоняла болезни от домов и посевов, в левой держала чашу с водой, символизирующую плодородие. Прямо напротив входа в нише василькового цвета стояла статуя Наставницы. Женщина в самом расцвете лет держала в одной руке свиток откровений, в другой — факел, разгоняющий тьму невежества. Справа, в нише чернильно-синего цвета скрывалась статуя Утешительницы. Руки старой женщины были пусты. Она протягивала их вперёд, то ли желая обнять просительницу, то ли забрать себе часть груза, которым горе придавило бедняжку к земле. Именно бедняжку, потому что из-за пустяков Утешительницу не беспокоили.
Немногочисленные служительницы богини всегда готовы были помочь советом и добрым словом. Так что стоило мне войти на половину Сияны и поклониться по очереди всем статуям, как ко мне подошла Наина, чьи волосы были седыми уже семнадцать лет назад, когда я впервые пришла в Бельскую обитель. Но улыбка её была по-прежнему тёплой, а голубые глаза ясными.
— Доброго дня, тётушка Наина, — приветствовала её я.
Все служительницы Сияны были «тётушками», независимо от возраста, так же как служители Радана «дядюшками».
— Доброго дня, Софьюшка, — ласково улыбнулась Наина. — Что за тревога привела тебя сегодня?
— Дурные сны, тётушка. Дурные сны.
— Вот как? Расскажи поподробнее.
Она отвела меня к низенькому диванчику, стоявшему перед статуей Сияны-Наставницы. Мы сели, и, глядя на статую, я принялась подробно рассказывать о сегодняшних снах — разумеется, не упоминая Полуликого.
— И я боюсь, тётушка, — закончила я, — что эти сны насланы кем-то из слуг Сумрана.
— Пустое, — мягко улыбнулась Наина. — Будь на тебе метка сумранитов, я бы её увидела ещё у входа. Твои дурные сны — отражение дневных тревог. Ты ведь наверняка думала перед сном об Анюте.
— Думала, — согласилась я.
— Так что выпей перед сном настой пумилы и постарайся сосредоточиться на приятных мыслях. А ещё лучше… Ты ведь ещё молодая женщина, Софьюшка, — она лукаво подмигнула мне, — пора бы перестать вдоветь. Женщина ты самостоятельная, невеста завидная. Стоит пожелать, женихи найдутся. Скажем, чем плох Сергей Трофимович Чаров? Не красавец, конечно, но и не урод. А мужчина солидный, серьёзный… Или вот Егор Владимирович Пастухов… Я слышала, — Наина лукаво улыбнулась, — он тебе симпатизирует. И срок вдовства у него как раз вышел…
И Сергей Трофимович, и Егор Владимирович были постоянными читателями библиотеки. И я с удовольствием общалась с обоими, обсуждая новые и старые книги. К обоим относилась хорошо, но ни одного из них своим мужем не видела. Никого не видела! Ни-ко-го!
Но спорить с тётушкой Наиной было себе дороже. Поэтому я заставила себя улыбнуться:
— Благодарю за совет, тётушка. Я подумаю.
Глава 11 Письмо редактора
Домой я вернулась в расстроенных чувствах. Судя по разговору с Наиной, Сияна ничем не поможет мне в противостоянии с Полуликим. Её заботит явь, а не сны. Да и мне пора озаботиться явью. Такое ощущение, что сам Радан-хранитель путей подталкивает меня к перемене места: появление Маникены, сулящая неприятности ситуация с Анютой, теперь ещё тётушка Наина с идеей нового замужества…
Из раздумий меня вырвал закурлыкавший компьютер, сообщивший о пришедшем письме.
Я мельком глянула в почту и поспешила открыть — письмо было из издательства, последние годы исправно обеспечивающего меня книгами для перевода.
«Уважаемая Софья Алексеевна!
Прежде всего хочу поздравить нас обоих с тем, что переведённые Вами "Хроники Полночи" выходят уже в ноябре.
И хочу предложить Вам для перевода следующий цикл этого же автора - четыре тома "Хроник Полдня". Предложить хочу именно Вам - есть у нас и другие переводчики, но они и похуже, и помедленнее.
Я вижу это так...»
Я читала письмо, одновременно сопоставляя сроки и объёмы. Полтора месяца на книгу — совсем немного. Чтобы успеть с переводом первого тома к ноябрю, как желал того редактор, мне надо было отложить все дела и плотно заняться переводом. Раньше бы я, пожалуй, поторговалась, не желая обижать Анну Сергеевну, но теперь... Почему бы и нет? Решено, завтра же — в понедельник — объявлю Маникене об увольнении! Две недели обязательной отработки, и через понедельник буду уже свободна.
Свободна… Ещё один знак Радана?! Мысль о переезде страшила меня, но всё складывалось один к одному. В Бельске меня больше ничто не держало. Интересно, сколько стоит аренда однокомнатной квартиры где-нибудь на окраине Зарянска?
Глава 12 Могучий карлик
Стоило принять решение об увольнении, как с плеч скатился камень, навалившийся с приходом Маникены. И я с удвоенным рвением взялась за подготовку к завтрашнему заседанию исторического кружка. Презентация уже была полностью скомпонована — текст написан, иллюстрации подобраны, оставалось только прорепетировать выступление и прохронометрировать его, чтобы не затянуть заседание на лишние полчаса.
— Представьте себе, уважаемые слушательницы, — начала я, глядя на распечатанную страницу презентации с рисунком изголовья кровати, каким-то чудом попавшего в Государственный музей древностей, — тоненькую смуглую такморку, которая со светильником в руке походит к ложу, в изголовье и изножье которого вырезан Бэтцу.
Я сделала паузу, оставляя время на изучение и обсуждение картинки.
— Согласитесь, его сложно назвать красавцем. — продолжила я и тут же сделала ещё одна паузу на смешки и комментарии слушательниц. — Он мал ростом, толст, а лицо его пугающе безобразно. Но так и надо, потому что Хранитель одним видом должен устрашать злых духов.
Я опять остановилась, чуть помолчала, и заговорила:
— Девушка ставит светильник на столик, складывает руки в молитвенном жесте.
Тут я крест-накрест сложила руки на груди, повторяя жест, и, не отрывая глаз от странички с изголовьем, украшенном барельефом с уродливым божком, продолжила:
— И трижды произносит молитву:
О, карлик великий! Могучий карлик!
О, Бэтцу-защитник, заступник слабых,
Идущий по кромке меж днём и ночью,
Идущий по грани меж сном и явью,
Живущий над прошлым и настоящим,
Грозящий расправою злобным духам.
К тебе взываю, услышь меня, мудрый.
Путь в сны мои закрой для кошмаров.
С первого раза произнести молитву без запинки у меня не получилось. Я сбивалась на последних строчках, так что в итоге повторила раз пять, чтобы от зубов отскакивало, и только потом двинулась дальше, рассказывать о величественном храме Бэтцу в зелёной Абде…
Спать я ложилась довольная — презентация отлетала у меня от зубов, а про Полуликого я и думать забыла. Вот только он не забыл про меня. И кошмары начались по новой. Не знаю, сколько времени продолжался безумный бег от ужасающего Нечто, которое бежало, летело, плыло за мной изо сна в сон. Но внезапно сон изменился. Я влетела в читальный зал. Маленький уютный читальный зал нашей библиотеки, именуемый залом только из вежливости, был залит ярким светом. Здесь Вера Михайловна вела с детьми занятие по такморскому языку. Моя коллега была спокойна и, видимо, понятия не имела о приближающейся опасности. Завидев меня, она приветливо кивнула и вновь повернулась к детям. Я знала их всех — Ниночку с двумя смешными косичками, серьёзную Дину, конопатого Павлика, задаваку Жоржи...
Спасительная дверь была на другом конце зала. Можно было пробежать через него, юркнуть в дверь, запереть её с той стороны на задвижку и пару замков, и бежать дальше, радуясь, что смогу выиграть немного времени, пока Нечто отвлеклось на тётю Веру и детей. Можно было… И нельзя.
Допустить, чтобы Нечто завладело старой женщиной и детьми, я не могла.
