- Я хочу видеть, как вылетает частица!
- Вот. Ты начинаешь понимать азарт экспериментатора. Смотри, я подаю электричество на разъемы камеры, она под высоким напряжением, ни в коем случае нельзя касаться ее руками. И теперь смотрим сюда.
- Здесь светящаяся зеленая полоска.
- Давай ждать. Когда в камеру попадет частица мы это заметим.
- Так и сидеть, смотреть напрягая глаза? И сколько нам ждать?
- Точно не могу сказать, это случайный процесс, минут десять, может быть пятнадцать.
- И долго вы так сидите здесь в ожидании?
- Бывает, что и целую ночь на пролет.
- Это же ужасно скучно!
- Смотри, вот она! Камера зарегистрировала вылет частицы.
- Серьезно? Ну вот, а я ничего не заметила! Когда ждать следующую?
- Теперь еще минут десять.
Он обнял ее за плечи и целовал ее в губы, чему она теперь уже не сопротивлялась, отвалившись всем телом к спинке кресла, запрокинув назад голову и давясь от смеха. Вверху под потолком горела потемневшая от налета лампочка, тускло освещая комнату, а в углу в тени от большого железного шкафа большая мышь деловито грызла крошки хлебного сухаря, иногда останавливаясь, поднимая голову и прислушиваясь к тому как по черному ночному небу над Ленинградом катилась вниз звезда, и, пропадая из видимости за верхушками деревьев Сосновки, падала в спокойную и безмолвную воду залива.
Глава 3.
Светлым, летним субботним вечером 21 июня 1941 года у цирка на Фонтанке было очень много людей. Оставив в стороне все свои дневные заботы городские обитатели высыпали на улицы и неспешно прогуливались по тротуарам и по набережным, наслаждаясь прохладой тянущего с Невы ветерка. Мимолетно северное лето, не прошло еще и трех недель как в городе крупными хлопьями шел снег, живя здесь привыкаешь дорожить каждым его мгновением. Игорь Курчатов, высокий, статный мужчина, с копной густых темных волос, с правильными, строгими чертами лица и озорной искрой во взгляде беспокойно смотрел на часы.
- Товарищи, я ничего не пониманию. Очень непохоже на предводителя. Остается всего десять минут до представления, а их с женой все нет и нет. Вероятно, произошло что-то неожиданное. Давайте ждем еще пять минут и тогда уже пойдем. Все билеты у меня.
Компания была молодой, шумной, веселой, по большей части парни и лишь трое девушек, одной из которых была жена Игоря. Отмечали постройку нового институтского здания, и повсюду за Игорем маячил журналист из центральной прессы, приехавший из Москвы специально по этому поводу, делавший заметки у себя в блокнотике, как он объяснял, для формирования образа молодого советского ученого физика.
Кто-то пошутил, что директор института сейчас приземлится на аэроплане, но вот на площадь влетел извозчик с лошадью в мыле от быстрой езды и уже мгновение спустя Абрам Федорович, высокий и немного сутуловатый, с побелевшими от времени бровями и едва начавшими седеть усами, вместе с молодой женой Анной, круглолицей и улыбчивой, также сотрудницей института, отвечали на приветствия коллег, слышавшиеся со всех сторон. Однако представление уже вот-вот начнется и все толпой двинулись ко входу. Курчатов в роли организатора вручил контролеру пачку билетов; первым в зал прошел руководитель с женой, за ним потянулась говорливая публика.
- Алексей! – окликнул Курчатов молодого человека, идущего одним из последних. – а где твой напарник Петро?
- Забыл сказать, он передавал извинения, что не сможет быть. Они с девушкой сегодня поехали загорать на залив.
- Понятно. Променял коллектив на амурные дела. Ай-ай-ай предлагаю обсудить поведение коллеги на следующем совещании у нас в лаборатории. – и громко рассмеялся этой своей шутке.
Важный пожилой капельдинер в камзоле с галунами расшитом золотом указывал видному и элегантно одетому Абраму Федоровичу, напоминающему доброго слона, на длинный ряд кресел, пустовавший на трибуне, в остальном уже полностью забитой зрителями, и по-свойски поделился с ним, что сегодня в представлении участвует молодая наездница с акробатической программой, которая на самом деле дочка профессора физики.
Цирковая программа изобиловала эффектными сценами с пиротехникой: разноцветные огни с треском взмывали к верху и с грохотом разрывались под куполом. Затем открылись шлюзы и под действием хлынувших наружу потоков воды арена цирка в считанные мгновения превратилась в бассейн с купальщицами, скользившими в воде в разноцветных лучах прожекторов под энергичную музыку. В финале выступления снова зажглись бенгальские огни и под купол облаком взмыла стайка белых голубей.
Однако, гвоздем программы циркового представления, действительно, было акробатическое выступление дочери директора института Валентины, высокой стройной блондинки, в костюме амазонки. Превосходная черная лошадь, блестевшая словно жемчуг, кругами неслась по арене с развевавшейся длинной гривою, а ее отчаянная наездница поднялась с седла, встала на круп и даже прыгала через обруч, который держала в руках. В эффектной концовке, лошадь встала на дыбы, и девушка, зацепившись ногами в седле, откинулась назад всем телом, повисла вниз головой и грациозно раскинула руки в стороны. Публика была в восторге.
После представления всей компанией зашли в заведение в подвале на Караванной улице. В кабинете, большой комнате с персидскими коврами и саблями на стенах, разместились за одним длинным столом. Подали вино и шутки с тостами лились нескончаемой струей: Валентиной восхищались, Абрама Федоровича боготворили за то, что у него такая талантливая дочь, а он, растроганный, объяснял, что с раннего детства привил дочери любовь к лошадям.
Когда наконец подали горячие шашлыки на молодую публику это подействовало словно электрический разряд. Курчатов вскочил из-за стола, сделал всем знак рукой помолчать и долго стоял с бокалом в руках с красным от возбуждения лицом, терпеливо ожидая пока успокоятся, чтобы начать говорить.
- Я хотел бы объявить тост за нашего руководителя. Абрам Федорович я понимаю, что мы все уже смертельно вам надоели, но как создатель и идейный вдохновитель нашего института вы просто обязаны сказать речь.
Абрам Федорович поднялся, высокий, холеный, в строгом костюме серого цвета с белым воротничком, и немного наклоняя вперед голову, словно тая усмешку в своих седеющих усах, начал говорить тихим, спокойным, размеренным голосом, непривычно высоким для такого крупного мужчины:
- Игорь, я должен признать вы попали прямо в точку. Во всей этой административной суете и около научных заботах я иногда начинаю чувствовать себя, как у Чехова, человеком с большими усами и малыми способностями. Мне всегда хотелось больше времени проводить в лаборатории за экспериментом, и поступая так я мог бы больше сделать в физике. С другой стороны, если вместо школы в несколько учеников я создал большой научно исследовательский институт, если я ставил и решал серьезные организационные вопросы, то это не моя личная заслуга… Я попал в струю революции и просто выполнял то, что требовалось временем. И, можете быть спокойны, впереди нас ждут большие дела и у вас молодых будет шанс проявить себя, у каждого из вас; пройдет время, и вы вспомните мои слова. Я должен поблагодарить Игоря, за ту работу которую он взвалил на себя со стройкой, и с многими другими административными делами. Все эти заботы отнимают массу времени, не имея конечно прямого отношения ни к науке, ни к работе исследователя, но без них не было бы развития и не будет больших открытий. Давайте выпьем за наши успехи!
Едва стих звон бокалов как кто-то предложил, публично утвердить Игоря в звании «генерала», что было встречено с одобрением. Немедленно было объявлено выездное заседание президиума «Академии Около Физических Наук» на котором в повестку был вынесен единственный вопрос и немедленно поставлен на голосование. Решение об утверждении Курчатова Игоря Васильевича в звании «генерал» было принято единогласно, что с большим воодушевлением было поддержано всеми присутствующими.
Журналист из Москвы то ли от волнения, то ли от выпитого вина, совсем забыл о своем блокноте и о «лейке», лез обниматься к Курчатову, путал циклотрон с планетарием, его со смехом поправляли, он извинялся, и снова начинал говорить о замечательном новом здании планетария.
Валентина был в компании своего мужа Николая Кисленко, офицера в форме НКВД с ромбиками в петлицах, высокого красивого брюнета, с вздернутым носом на круглом лице, большими влажными губами, с нотками сластолюбия, и холодным выражением карих глаз, неожиданно резко контрастирующих со всем его лицом. Находясь большую часть вечера в тени внимания своей супруги, Николай внезапно объявил за столом, что с детских лет занимался пением, обладает хорошим голосом и даже давал сольные концерты. Его тут же начали просить исполнить что-нибудь, он сначала отказывался, но быстро согласился; привели музыкантов, и Николай под аккомпанемент исполнил пару популярных романсов о несчастной любви. Успех был полный. Солиста просили исполнить на бис, но он с извинениями отказался, ссылаясь на усталость.
В конце вечера, когда веселой компанией все вывалили на улицу и уже начали прощаться, появился Алексей, с неизвестно откуда взятым огромным букетом белых роз, и бледный и волнующийся преподнес его Валентине. Это событие породило среди присутствующих некоторое замешательство, однако Курчатов вовремя нашелся, предложил всем желающим идти гулять на Невский и дальше на Невские набережные, всю белую ночь напролет. Желающих оказалось достаточно. Абрам Федорович с женой вежливо откланялись и направились домой, также поступили и Валентина со мужем.
Глава 4.
В понедельник все спешили на работу в институт в смятении от произошедшего в воскресенье. Война с Германией была настолько же предсказуемой насколько неожиданной оказалось новость о ее начале. За ночь с ней уже успели немного свыкнуться, но все же за прошедшие сутки окружающая жизнь изменилась полностью и теперь каждый новый день сулил массу неопределенности.
Когда Петя с Лешей зашли к себе в лабораторию, Курчатова не было на месте, а у него на столе лежал свежий номер газеты Правда, где на последней странице, рядом с заметкой об открытии в Киеве нового стадиона, была заметка о строительстве «Советского циклотрона» в Физико Техническом Институте в Ленинграде. Руководство института закрылось в кабинете у директора и не выходило оттуда с самого утра, а сотрудники сидели притихшие у себя по кабинетам и разговаривали; никто толком не работал, всем было не до этого. Наконец появился Курчатов и сообщил решение директора о закрытии лаборатории.
- Все работы сворачиваются. Институт будет заниматься только работами, связанными с оборонной тематикой.
- А мы куда? – сухо спросил Петр
- Не знаю пока. – был ответ.
- Игорь Васильевич, неужели работы в области атомного ядра не интересны для оборонной тематики? А как же цепная реакция распада? Ядерная энергия? Бомба?
- Я пытался объяснять Абраму Федоровичу. Он говорит, нет, нас не поймут. Сейчас в военное время востребованы работы дающие немедленный результат. К изучению цепной реакции вернемся после, так же, как и к завершению строительство циклотрона. – и он с грустью посмотрел на лежащую на столе газету.
- Так, получается лаборатория закрыта, а мы подлежим призыву. И вы тоже в армию пойдете, Игорь Васильевич?
- Нет. Меня назначили в помощь к Анатолию, буду заниматься работами военно-морской тематики. Я поеду с его людьми размагничивать корабли на Черное море.
- Хорошо, а с нами почему так поступают? Неужели нельзя было попросить Абрама Федоровича написать какую-то бумагу? Разве на фронте от нас больше пользы чем в лаборатории? А наши работы по расщеплению ядра, которые даже выдвинуты на Сталинскую премию – все это теперь никому не надо? Давайте я сам схожу к нему!
- Петр, я очень прошу тебя, не нужно дергать Абрама Федоровича, у него сейчас и без этого хватает проблем. Он сильно переживает из-за этого, но, поверьте мне, ничего сделать нельзя. Утром из Москвы, из Академии пришла телефонограмма: «немедленно пересмотреть тематику и методы исследовательских работ, всю творческую инициативу научных работников в первую очередь на выполнение задач по укреплению военной мощи нашей социалистической Родины».
Пока продолжался этот разговор, Алексей молча слушал и следил за Эйнштейном, который, словно что-то чувствуя, забился у себя домике, откуда едва выглядывали кончики его усов. Настроение было мрачным.
- Ну что Алексей, похоже и все, так вот бесславно закончилась наши с тобой исследования атома. Вручат нам сапоги да каску и пойдем мы страну защищать с винтовкой в окопе.
- Да, знатное время было Петь: идешь домой вечером, уставший но вдохновленный, потому что завтра вернешься и продолжишь возиться со своей проблемой. Захватывающее ощущение, мысли сами в голове вьются, хочется докопаться, добиться ясности: можно завтра это попробовать, а что если сделать так, или так… Теперь вот не понятно даже вернемся ли мы когда-нибудь еще сюда в институт, в нашу лабораторию.
- А как мы по коридору бегали: облучишь образец у источника с радием, который под лестницей стоит в парафиновой кадке, и бегом в лабораторию, к измерителю, пока эффект от излучения не пропал. Помнишь, когда мы засекали время, и я Курчатова на пять секунд обогнал. Да ладно, все, хватит, нет смысла теперь сопли разводить. Так не бывает, что вчера твой труд был важен и нужен, а сегодня вдруг перестал требоваться. Во всем этом явно присутствует какая-то ошибка. Да что говорить, ты сам все только что слышал, мой с Курчатовым разговор. Спохватятся конечно в руководстве, разберутся, только вот не было бы поздно. Мы вернемся, и не думай иначе. Поэтому давай разбирать установку, «подальше положишь поближе возьмешь», чтобы в наше отсутствие не пропало ничего и как вернемся сразу за возьмемся за свою работу.
- У меня к тебе просьба, можешь Эйнштейна к себе забрать? Здесь его оставлять конечно нельзя, а у меня о нем некому позаботиться.
- Конечно! Как же можно бросить на произвол судьбы такого уважаемого персонажа. Мы не будем уподобляться некоторым руководителям. Давай, я его маме отвезу, и ей веселее будет в мое отсутствие, и животина под присмотром.
Ближе к вечеру собрались в лаборатории втроем; когда все было собрано и все уже было сказано, Игорь Васильевич предложил присесть на дорожку. Сидели молча. Каждый думал о своем. Потом Курчатов по очереди обнял каждого из своих сотрудников повторяя: «Вы пишите! Сначала сюда в институт, мне передадут. Потом я вам пришлю свой почтовый адрес. Сразу как сможете, пишите.»
Глава 5.
Был яркий солнечный день. Солнце стояло в зените и все живое спешило прятаться от его лучей ища в тени спасения от невыносимой жары. Облака клочьями разбежались по небу, держась ближе к горизонту. Петя с Ниной отдыхали на вершине большого холма, разложив покрывало на траве. Нина загорала на солнце в купальном костюме, а Петя сидел рядом в брюках и в белой рубашке, упорно отказываясь на все предложения раздеться хотя бы до пояса.
- Представляешь, в газетах пишут, что ученые в средней Азии подвергли исследованию останки древнего могущественного правителя Тимура.
