- Ты была у матери Пети Цветкова?
- Да, мы встречались с ней несколько раз. Пока она жила здесь я помогала ей когда могла. Она уехала в эвакуацию, вместе с матерью Курчатова. Отец его умер здесь еще по осени, он ведь болел, а мать мы уговорили уезжать на большую землю. Курчатов еще просил меня сходить посмотреть как его квартира? Я написала ему недавно: "была у вашего дома, обои у вас в квартире видела прямо с улицы, подниматься не потребовалось". В их дом попала бомба.
- А мышь наша, лабораторная, у мамы Цветкова выжила?
- Мыши я у нее не видела. Наверное она сбежала. Мышам в этом городе легче пришлось чем людям.
Завели патефон, привезенный отцом Валентины из Германии еще в незапамятные давние времена. Слушали романсы, вспоминали прошлое, общих знакомых и события в институте.
- А помнишь механика Меркулова, который работал в лаборатории у Курчатова? Здоровенный парень, а в жизни мухи не обидит, тихий, покладистый, исполнительный и руки у него золотые. Как то после работы у нас собрался народ в лаборатории, что-то отмечали, и он выпил лишнего, начал буянить, громко выражался, приставал и задирался с коллегами. Курчатов пытался на него воздействовать, по началу это помогало, глядя на руководителя от на какое то время притихал, отходил в сторонку, но потом снова принимался за свое.
В конце концов, исчерпав все средства, обратились к нашему администратору Степанову, обычному на вид мужчине, среднего роста и худощавого телосложения, вечно ходившему по институту со связкой ключей в руках, погрузившись в заботы по зданию и имуществу, которым нет числа. Степанов, сразу оценив обстановку, ловко скрутил Меркулову руку за спину, повалил буяна на пол, завернул его в ковер, и, положив на плечо, вынес его из помещения. У нас потом еще долго ходила поговорка "закатать в ковер", которую вспоминали когда кто-то начинал зарываться.
- Степанов же спортсмен, он вроде боксом занимался? - улыбнувшись заметила Валентина.
- Он рассказывал, что друзья пригласили его как-то раз на тренировку по боксу, но там его ударили разок в челюсть, и весь интерес к боксу у него моментально улетучился. Он борьбой занимается.
Наконец пришло время расставаться, чтобы не попасть на улице под комендантский час. Леша нехотя поднялся, потоптался на месте выпрямляя затекшие ноги, и потупив голову сказал:
- Валентина, я хотел вам сказать... Время сейчас такое, что и не знаешь доведется ли еще увидеть вас. В общем, понимайте как хотите, но я должен признаться, что люблю вас!
Она тоже поднялась со стула чтобы проводить его до двери, и разом вспыхнула при этих его словах.
- Леша, только не теперь. Не в такое время.
- Почему? Время здесь не причем. Я любил вас и до войны, просто тогда я не мог, вернее я боялся, сказать вам об этом. Скажите, вы еще любите его?
- И это тоже Леша, но ... я не могу сейчас говорить об этом.
В маленькой прихожей, тускло освещенной светом горящего фитиля лампы, они стояли у двери совсем рядом друг к другу. Он обнял ее за плечи и поцеловал. Она совсем не сопротивлялась этому.
В Ленинградский Физико-Технический Институт в Казани пришла разнарядка на работы по разгрузке угля и директор, Абрам Федорович, издал приказ: «Товарищам А.П. Александрову, Н.И. Шишкину, Г.Я. Щепкину и И.В. Курчатову к восьми утра прибыть в «Техснаб» для разгрузки угля. Бригадир Александров.»
Старые приятели, Анатолий Александров с Игорем Курчатовым, похожие как братья, двое высоченных мужиков в засаленных тельниках, с самого утра работали на складе у железнодорожной станции, таскали уголь здоровенными деревянными носилками на двоих человек, а в редкие перерывы, отдыхая, разговаривали. В морозном воздухе ясного, спокойного апрельского утра стояла безмятежная тишина, изредка нарушаемая паровозными свистками, непохожими друг на друга: беспокойными, тревожными, торжественными. Прямо над ними, на массивном деревянном заборе сидели две здоровые, черные галки, спокойно посматривавшие, наклоняя голову, то одним то другим глазом на происходящее внизу на земле, внимательно прислушиваясь к разговору.
- Что «академик» Курчатов, осилим порученное нам Родиной задание разгрузить вагон угля?
- А как же «академик» Александров, конечно справимся. И не с такими задачами справляемся. Наше поколение работой не испугаешь. После революции сложное было время. Теперь как вспомнишь. В студенчестве, в Крыму, за какую я только работу не брался чтобы хоть как-то подработать: был ночным сторожем в кинотеатре, охранял фруктовые сады по ночам, ходил стрелком в железнодорожной охране, довелось побыть даже воспитателем в детском доме.
Долгое время работал я у одного неграмотного, но очень богатого мужика, бывшего купца. Тот скупал вино в сорокаведерных бочках. Мы с этими бочками на складе целыми днями возились, они прошли через мои руки сотнями. Процесс был следующий. Из каждой бочки половину вина сразу сливали - это шло на продажу как дешевая бражка. Она всегда пользовалась хорошим спросом, ее брали на свадьбы и на похороны. Затем, преимущественно по ночам, мы занимались «хидромодуляцией» – заливали в бочки воду из водопровода, добавляли сахар и разливали в бутылки с этикетками «Рислинг». Подход простой, добавишь побольше сахара, да отвара подсолнечника для цвета, и вот тебе, пожалуйста, «Кагор». В высшие сорта, такие как «Портвейн» и «Херес», добавляли спирт. Так что грузчик — это очень уважаемая профессия! Даже академикам не мешает иногда спуститься с облаков да поработать грузчиком, чтобы плотнее стоять на земле матушке. А мы с тобой далеко не академики, нам и сам бог велел уголек грузить.
- Тебя ведь выдвигали в академию в прошлом году. Что там у них не заладилось?
- В академики не сразу принимают, для начала нужно выбиться в члены корреспонденты. Прокатили мою кандидатуру на выборах в Академии.
- Почему?
- Ничего не говорят академики, тайное голосование, просто проголосовали против и все тут. Не гож значит, ничего достойного в науке не сделал чтобы место среди них заслужить. Алиханова, того взяли, а мне – отказ.
- Алиханов, наш «Абуша», вот горячий армянский парень. Знаешь, как я с ним впервые столкнулся в институте? У нас в лаборатории потек насос, а под нами, на первом этаже, как раз находится лаборатория Алиханова. Когда Абуша заметил, что у него с потолка начала капать вода, он тут же объявился у нас в комнате. Я не буду воспроизводить все сказанное им тогда, но крик стоял такой, что наши соседи «жабодавы» из лаборатории биофизики, потом своих лягушек ловили по всему этажу, они видать разбежались от страха и попрятались в коридоре по углам. Не знаешь кстати, а где он теперь? Давно его не было видно.
- В самом начале войны он уехал к себе в Армению в экспедицию, да и застрял там в горах. Ничего не слышно про него с тех пор ни слухом, ни духом. – и внезапно помрачнев лицом, Курчатов задумчиво продолжил.
- Знаешь, прошлой осенью в Севастополе, когда ты улетел на север, я каждый день ходил в море на кораблях: скользишь по блестящей водной глади, морские ветры гудят в ушах и кругом безграничный простор, спокойствие и свобода. Понял я, возвращаясь к впечатлениям моей юности, что бродяжничество - это, пожалуй, мое. Не лежит у меня душа к большим городам. Вот кончится война я уеду обратно в Крым, поселимся с женой на побережье, буду каждое утро ходить в море на рыбацкой шхуне. Так что все эти выборы в Академии мне и ни к чему.
- Зачем тебе борода? Кто у нас в России бороды носит, старики и разбойники. На мужицком лице борода хороша, а у тебя красивое лицо художника. Не знаю, не вяжется для меня борода с твоим образом. Долго ты собираешься с ней ходить?
- Думаю, что до конца войны. А потом сбрею бороду и уйду жить отшельником.
- Брось Гаррик, не гони лошадей. Как же мы без тебя. У тебя золотые руки, ты ведь любое оборудование можешь собрать, любой эксперимент поставишь.
- В том и дело Анатоль, что одними руками в науке давно уже ничего не сделаешь, будь ты хоть семи пядей во лбу. Прошли времена, когда ученый работал в одиночестве и мог делать большие открытия укрывшись от всего мира у себя в лаборатории. С некоторыми оговорками это возможно еще сегодня в теоретической науке, но никак не в экспериментах. Для исследования ядра нужны редкие, дорогие материалы, нужно дорогостоящее измерительное оборудование, нужны теоретики, нужно делать массу вычислений – это большая команда исследователей и куча денег. Поэтому итальянец Энрико Ферми, великий маэстро ядерной физики, способный перешагнуть границы теории и эксперимента, уезжает работать в США, где ему созданы все условия.
В этом положении, что остается нам, привыкшим годами работать на самопальном оборудовании, с минимумом людей, по крохам, собирающим радиоактивные материалы для своей работы? Мы плетемся в хвосте, повторяя результаты наших зарубежных коллег, это максимум на что мы способны. Мне уже скоро сорок лет, мы ровесники с Ферми, и я начинаю всерьез задумываться, стоит ли продолжать все это.
- Ах так! Тогда товарищ «Генерал», вот тебе мое бригадирское приказание: Отставить хандру! Вперед, к носилкам, бегом ма-а-рш!
Друзья поднялись на ноги, отряхнулись от снега, и, на ходу перекидываясь шутками, трусцой двинулись к носилкам, оставленным возле большой кучи угля, провожаемые сердитыми взглядами галок, ежившимися на заборе от легкого морозца.
В конце июня 1942 года академик Петр Капица, находясь с институтом в эвакуации в Казани, неожиданно получил от Кафтанова вызов немедленно явиться в Москву, с указанием НКВД об оформлении пропуска, въезд в столицу тогда был закрыт, и запросом железной дороге о предоставлении спального места в купе. В Москве ему позвонили в гостиницу и сообщили, что во втором часу ночи в Кремле его хочет видеть товарищ Молотов и что к гостинице в назначенное время для него будет подан транспорт.
Сидя в автомобиле, несущемся по темным и пустым улицам ночной Москвы, ему вспомнилось их первое знакомство с Молотовым. Минуло уже более семи лет как он оказался в западне у себя на Родине, внезапно лишенный возможности выезда из страны. Ему предлагалось перевести домой его исследования, и он с головой ушел в строительство здания для своего института Москве. Договариваясь о перевозке из Англии оборудования своей лаборатории и о переводе двух сотрудников, он безуспешно потратил много времени и сил и уже находясь на грани отчаянья решил обратиться за помощью к председателю Совнаркома Молотову, однако тот, поначалу, долгое время избегал с ним встречи, отделываясь сухой и формальной перепиской.
Сколько раз, обивая пороги всевозможных организаций, приходилось ему сталкиваться здесь с оскорбительным обращением со стороны чиновников, милостиво снисходящих до разговора о потребности ученых: количество звонков, необходимое чтобы условиться о времени приема, очереди в бюро пропусков, ожидание в приемной по часу и больше, все это тут же кошмаром возникало у него в памяти, как только он понимал, что ему требуется пойти к кому-то на прием. Такое впечатление, что на разговор с большим чиновником это награда или почесть для него, и тем самым он решает свои личные проблемы не заботится о нуждах страны и правительства.
За прошедшее время их отношения сильно продвинулись: руководитель Совнаркома оценил пользу его начинаний для промышленности и оказывал ему поддержку, а он в свою очередь не раз обращался за помощью к высокому покровителю в критических ситуациях, в частности когда нужно было вытащить из тюрьмы гениального физика Ландау. Однако он раз за разом перебирал в уме зачем Молотову потребовалось вызвать его для личной встречи и не находил ответа.
Машина проехала Спасские ворота и оказалась в Кремле: документы не потребовали, охрана явно была предупреждена заранее. На улице стояла полная темнота, царило безмолвие. Капица поднялся на второй этаж. После недолгого томления в полумраке приемной он услышал вежливое: «Проходите». Он осторожно приоткрыл дверь и ступил в следующую комнату, погруженную темноту, едва-едва освещенную светом, идущим из приоткрытой двери напротив входа. В следующей комнате за столом с лампой с зеленым абажуром склонившись над документами сидел знакомый по портретам и кинохронике человек, с огромным лбом, переходящим в лысину, широко посаженными глазами на широком, почти прямоугольной формы, лице, на носу поблескивало изящное пенсне.
Молотов принял гостя очень приветливо, как старого знакомого, вежливо улыбался, говорил комплименты:
- Петр Леонидович, я вызвал вас по одному важному вопросу. Хочу сразу попросить вас: все, о чем мы будем говорить с вами, должно остаться в пределах этого кабинета.
- Разумеется. – Капице было от чего насторожиться после такого вступления.
- Мы задумались о возобновлении в Союзе работ по урановой проблеме и об организации их на новом уровне. В настоящее время решается вопрос о выборе достойного кандидата, готового возглавить эти работы. Конечно, не стоит говорить, что этот кандидат должен быть физиком с мировым именем. Я проконсультировался с товарищами из НКВД, и они указали на вас как крупнейшего специалиста в области атомного ядра среди наших ученых
Капица растерянно улыбался, он явно не ожидал такого поворота судьбы.
- Товарищ Молотов, для меня большая честь, что наши партия и правительство оказывают мне доверие, рассматривая меня кандидатом для такой ответственной работы. Вы знаете, я всегда готов заниматься тем, что необходимо для страны, всем тем, что будет мне поручено. Однако, есть несколько важных факторов, которые должны быть приняты во внимание. Вы конечно знаете, что область моих научных интересов находится несколько в стороне от физики атомного ядра. Кроме того, все те работы по производству жидкого кислорода, необходимого для фронта, остро нуждающегося теперь в кислородных бомбах, требуют моего большого личного участия. Мне бы очень не хотелось бросить эту задачу, не завершив ее полностью.
- Я думаю вы можете поручить ее одному из своих заместителей, или мы попробуем подыскать вам достойную замену для этой работы.
- Мне бы не хотелось этого делать. Вы знаете, что очень сильно погружен в эту проблему и будет трудно так быстро предать кому-либо все мои обязанности. Кроме того, Глававтоген по-прежнему скверно работает и это причина моей головной боли, когда фронту не хватает взрывчатки.
- Ну, раз вы так считаете… Скажите, а каковы на ваш взгляд перспективы влияния разработок по урановой проблеме для этой войны.
- Решение урановой проблемы и получение энергии из атомного ядра имеет огромные перспективы, в этом у меня нет никаких сомнений. Однако с технологической точки зрения в решении этой проблемы еще очень многое должно быть сделано. Я вижу огромное количество не решенных вопросов, лежащих на этом пути. Взять хотя бы организацию добычи урана, который потребуется тоннами. Нет товарищ Молотов, я думаю урановая проблема — это больше из области будущего, в ближайшие несколько лет она никак не может быть решена и потому в этой войне не должна рассматриваться в качестве серьезного фактора.
Молотов внимательно понимал на собеседника сквозь стекла своего пенсне.
- Да, мы встречались с ней несколько раз. Пока она жила здесь я помогала ей когда могла. Она уехала в эвакуацию, вместе с матерью Курчатова. Отец его умер здесь еще по осени, он ведь болел, а мать мы уговорили уезжать на большую землю. Курчатов еще просил меня сходить посмотреть как его квартира? Я написала ему недавно: "была у вашего дома, обои у вас в квартире видела прямо с улицы, подниматься не потребовалось". В их дом попала бомба.
- А мышь наша, лабораторная, у мамы Цветкова выжила?
- Мыши я у нее не видела. Наверное она сбежала. Мышам в этом городе легче пришлось чем людям.
Завели патефон, привезенный отцом Валентины из Германии еще в незапамятные давние времена. Слушали романсы, вспоминали прошлое, общих знакомых и события в институте.
- А помнишь механика Меркулова, который работал в лаборатории у Курчатова? Здоровенный парень, а в жизни мухи не обидит, тихий, покладистый, исполнительный и руки у него золотые. Как то после работы у нас собрался народ в лаборатории, что-то отмечали, и он выпил лишнего, начал буянить, громко выражался, приставал и задирался с коллегами. Курчатов пытался на него воздействовать, по началу это помогало, глядя на руководителя от на какое то время притихал, отходил в сторонку, но потом снова принимался за свое.
В конце концов, исчерпав все средства, обратились к нашему администратору Степанову, обычному на вид мужчине, среднего роста и худощавого телосложения, вечно ходившему по институту со связкой ключей в руках, погрузившись в заботы по зданию и имуществу, которым нет числа. Степанов, сразу оценив обстановку, ловко скрутил Меркулову руку за спину, повалил буяна на пол, завернул его в ковер, и, положив на плечо, вынес его из помещения. У нас потом еще долго ходила поговорка "закатать в ковер", которую вспоминали когда кто-то начинал зарываться.
- Степанов же спортсмен, он вроде боксом занимался? - улыбнувшись заметила Валентина.
- Он рассказывал, что друзья пригласили его как-то раз на тренировку по боксу, но там его ударили разок в челюсть, и весь интерес к боксу у него моментально улетучился. Он борьбой занимается.
Наконец пришло время расставаться, чтобы не попасть на улице под комендантский час. Леша нехотя поднялся, потоптался на месте выпрямляя затекшие ноги, и потупив голову сказал:
- Валентина, я хотел вам сказать... Время сейчас такое, что и не знаешь доведется ли еще увидеть вас. В общем, понимайте как хотите, но я должен признаться, что люблю вас!
Она тоже поднялась со стула чтобы проводить его до двери, и разом вспыхнула при этих его словах.
- Леша, только не теперь. Не в такое время.
- Почему? Время здесь не причем. Я любил вас и до войны, просто тогда я не мог, вернее я боялся, сказать вам об этом. Скажите, вы еще любите его?
- И это тоже Леша, но ... я не могу сейчас говорить об этом.
В маленькой прихожей, тускло освещенной светом горящего фитиля лампы, они стояли у двери совсем рядом друг к другу. Он обнял ее за плечи и поцеловал. Она совсем не сопротивлялась этому.
Глава 17.
В Ленинградский Физико-Технический Институт в Казани пришла разнарядка на работы по разгрузке угля и директор, Абрам Федорович, издал приказ: «Товарищам А.П. Александрову, Н.И. Шишкину, Г.Я. Щепкину и И.В. Курчатову к восьми утра прибыть в «Техснаб» для разгрузки угля. Бригадир Александров.»
Старые приятели, Анатолий Александров с Игорем Курчатовым, похожие как братья, двое высоченных мужиков в засаленных тельниках, с самого утра работали на складе у железнодорожной станции, таскали уголь здоровенными деревянными носилками на двоих человек, а в редкие перерывы, отдыхая, разговаривали. В морозном воздухе ясного, спокойного апрельского утра стояла безмятежная тишина, изредка нарушаемая паровозными свистками, непохожими друг на друга: беспокойными, тревожными, торжественными. Прямо над ними, на массивном деревянном заборе сидели две здоровые, черные галки, спокойно посматривавшие, наклоняя голову, то одним то другим глазом на происходящее внизу на земле, внимательно прислушиваясь к разговору.
- Что «академик» Курчатов, осилим порученное нам Родиной задание разгрузить вагон угля?
- А как же «академик» Александров, конечно справимся. И не с такими задачами справляемся. Наше поколение работой не испугаешь. После революции сложное было время. Теперь как вспомнишь. В студенчестве, в Крыму, за какую я только работу не брался чтобы хоть как-то подработать: был ночным сторожем в кинотеатре, охранял фруктовые сады по ночам, ходил стрелком в железнодорожной охране, довелось побыть даже воспитателем в детском доме.
Долгое время работал я у одного неграмотного, но очень богатого мужика, бывшего купца. Тот скупал вино в сорокаведерных бочках. Мы с этими бочками на складе целыми днями возились, они прошли через мои руки сотнями. Процесс был следующий. Из каждой бочки половину вина сразу сливали - это шло на продажу как дешевая бражка. Она всегда пользовалась хорошим спросом, ее брали на свадьбы и на похороны. Затем, преимущественно по ночам, мы занимались «хидромодуляцией» – заливали в бочки воду из водопровода, добавляли сахар и разливали в бутылки с этикетками «Рислинг». Подход простой, добавишь побольше сахара, да отвара подсолнечника для цвета, и вот тебе, пожалуйста, «Кагор». В высшие сорта, такие как «Портвейн» и «Херес», добавляли спирт. Так что грузчик — это очень уважаемая профессия! Даже академикам не мешает иногда спуститься с облаков да поработать грузчиком, чтобы плотнее стоять на земле матушке. А мы с тобой далеко не академики, нам и сам бог велел уголек грузить.
- Тебя ведь выдвигали в академию в прошлом году. Что там у них не заладилось?
- В академики не сразу принимают, для начала нужно выбиться в члены корреспонденты. Прокатили мою кандидатуру на выборах в Академии.
- Почему?
- Ничего не говорят академики, тайное голосование, просто проголосовали против и все тут. Не гож значит, ничего достойного в науке не сделал чтобы место среди них заслужить. Алиханова, того взяли, а мне – отказ.
- Алиханов, наш «Абуша», вот горячий армянский парень. Знаешь, как я с ним впервые столкнулся в институте? У нас в лаборатории потек насос, а под нами, на первом этаже, как раз находится лаборатория Алиханова. Когда Абуша заметил, что у него с потолка начала капать вода, он тут же объявился у нас в комнате. Я не буду воспроизводить все сказанное им тогда, но крик стоял такой, что наши соседи «жабодавы» из лаборатории биофизики, потом своих лягушек ловили по всему этажу, они видать разбежались от страха и попрятались в коридоре по углам. Не знаешь кстати, а где он теперь? Давно его не было видно.
- В самом начале войны он уехал к себе в Армению в экспедицию, да и застрял там в горах. Ничего не слышно про него с тех пор ни слухом, ни духом. – и внезапно помрачнев лицом, Курчатов задумчиво продолжил.
- Знаешь, прошлой осенью в Севастополе, когда ты улетел на север, я каждый день ходил в море на кораблях: скользишь по блестящей водной глади, морские ветры гудят в ушах и кругом безграничный простор, спокойствие и свобода. Понял я, возвращаясь к впечатлениям моей юности, что бродяжничество - это, пожалуй, мое. Не лежит у меня душа к большим городам. Вот кончится война я уеду обратно в Крым, поселимся с женой на побережье, буду каждое утро ходить в море на рыбацкой шхуне. Так что все эти выборы в Академии мне и ни к чему.
- Зачем тебе борода? Кто у нас в России бороды носит, старики и разбойники. На мужицком лице борода хороша, а у тебя красивое лицо художника. Не знаю, не вяжется для меня борода с твоим образом. Долго ты собираешься с ней ходить?
- Думаю, что до конца войны. А потом сбрею бороду и уйду жить отшельником.
- Брось Гаррик, не гони лошадей. Как же мы без тебя. У тебя золотые руки, ты ведь любое оборудование можешь собрать, любой эксперимент поставишь.
- В том и дело Анатоль, что одними руками в науке давно уже ничего не сделаешь, будь ты хоть семи пядей во лбу. Прошли времена, когда ученый работал в одиночестве и мог делать большие открытия укрывшись от всего мира у себя в лаборатории. С некоторыми оговорками это возможно еще сегодня в теоретической науке, но никак не в экспериментах. Для исследования ядра нужны редкие, дорогие материалы, нужно дорогостоящее измерительное оборудование, нужны теоретики, нужно делать массу вычислений – это большая команда исследователей и куча денег. Поэтому итальянец Энрико Ферми, великий маэстро ядерной физики, способный перешагнуть границы теории и эксперимента, уезжает работать в США, где ему созданы все условия.
В этом положении, что остается нам, привыкшим годами работать на самопальном оборудовании, с минимумом людей, по крохам, собирающим радиоактивные материалы для своей работы? Мы плетемся в хвосте, повторяя результаты наших зарубежных коллег, это максимум на что мы способны. Мне уже скоро сорок лет, мы ровесники с Ферми, и я начинаю всерьез задумываться, стоит ли продолжать все это.
- Ах так! Тогда товарищ «Генерал», вот тебе мое бригадирское приказание: Отставить хандру! Вперед, к носилкам, бегом ма-а-рш!
Друзья поднялись на ноги, отряхнулись от снега, и, на ходу перекидываясь шутками, трусцой двинулись к носилкам, оставленным возле большой кучи угля, провожаемые сердитыми взглядами галок, ежившимися на заборе от легкого морозца.
Глава 18.
В конце июня 1942 года академик Петр Капица, находясь с институтом в эвакуации в Казани, неожиданно получил от Кафтанова вызов немедленно явиться в Москву, с указанием НКВД об оформлении пропуска, въезд в столицу тогда был закрыт, и запросом железной дороге о предоставлении спального места в купе. В Москве ему позвонили в гостиницу и сообщили, что во втором часу ночи в Кремле его хочет видеть товарищ Молотов и что к гостинице в назначенное время для него будет подан транспорт.
Сидя в автомобиле, несущемся по темным и пустым улицам ночной Москвы, ему вспомнилось их первое знакомство с Молотовым. Минуло уже более семи лет как он оказался в западне у себя на Родине, внезапно лишенный возможности выезда из страны. Ему предлагалось перевести домой его исследования, и он с головой ушел в строительство здания для своего института Москве. Договариваясь о перевозке из Англии оборудования своей лаборатории и о переводе двух сотрудников, он безуспешно потратил много времени и сил и уже находясь на грани отчаянья решил обратиться за помощью к председателю Совнаркома Молотову, однако тот, поначалу, долгое время избегал с ним встречи, отделываясь сухой и формальной перепиской.
Сколько раз, обивая пороги всевозможных организаций, приходилось ему сталкиваться здесь с оскорбительным обращением со стороны чиновников, милостиво снисходящих до разговора о потребности ученых: количество звонков, необходимое чтобы условиться о времени приема, очереди в бюро пропусков, ожидание в приемной по часу и больше, все это тут же кошмаром возникало у него в памяти, как только он понимал, что ему требуется пойти к кому-то на прием. Такое впечатление, что на разговор с большим чиновником это награда или почесть для него, и тем самым он решает свои личные проблемы не заботится о нуждах страны и правительства.
За прошедшее время их отношения сильно продвинулись: руководитель Совнаркома оценил пользу его начинаний для промышленности и оказывал ему поддержку, а он в свою очередь не раз обращался за помощью к высокому покровителю в критических ситуациях, в частности когда нужно было вытащить из тюрьмы гениального физика Ландау. Однако он раз за разом перебирал в уме зачем Молотову потребовалось вызвать его для личной встречи и не находил ответа.
Машина проехала Спасские ворота и оказалась в Кремле: документы не потребовали, охрана явно была предупреждена заранее. На улице стояла полная темнота, царило безмолвие. Капица поднялся на второй этаж. После недолгого томления в полумраке приемной он услышал вежливое: «Проходите». Он осторожно приоткрыл дверь и ступил в следующую комнату, погруженную темноту, едва-едва освещенную светом, идущим из приоткрытой двери напротив входа. В следующей комнате за столом с лампой с зеленым абажуром склонившись над документами сидел знакомый по портретам и кинохронике человек, с огромным лбом, переходящим в лысину, широко посаженными глазами на широком, почти прямоугольной формы, лице, на носу поблескивало изящное пенсне.
Молотов принял гостя очень приветливо, как старого знакомого, вежливо улыбался, говорил комплименты:
- Петр Леонидович, я вызвал вас по одному важному вопросу. Хочу сразу попросить вас: все, о чем мы будем говорить с вами, должно остаться в пределах этого кабинета.
- Разумеется. – Капице было от чего насторожиться после такого вступления.
- Мы задумались о возобновлении в Союзе работ по урановой проблеме и об организации их на новом уровне. В настоящее время решается вопрос о выборе достойного кандидата, готового возглавить эти работы. Конечно, не стоит говорить, что этот кандидат должен быть физиком с мировым именем. Я проконсультировался с товарищами из НКВД, и они указали на вас как крупнейшего специалиста в области атомного ядра среди наших ученых
Капица растерянно улыбался, он явно не ожидал такого поворота судьбы.
- Товарищ Молотов, для меня большая честь, что наши партия и правительство оказывают мне доверие, рассматривая меня кандидатом для такой ответственной работы. Вы знаете, я всегда готов заниматься тем, что необходимо для страны, всем тем, что будет мне поручено. Однако, есть несколько важных факторов, которые должны быть приняты во внимание. Вы конечно знаете, что область моих научных интересов находится несколько в стороне от физики атомного ядра. Кроме того, все те работы по производству жидкого кислорода, необходимого для фронта, остро нуждающегося теперь в кислородных бомбах, требуют моего большого личного участия. Мне бы очень не хотелось бросить эту задачу, не завершив ее полностью.
- Я думаю вы можете поручить ее одному из своих заместителей, или мы попробуем подыскать вам достойную замену для этой работы.
- Мне бы не хотелось этого делать. Вы знаете, что очень сильно погружен в эту проблему и будет трудно так быстро предать кому-либо все мои обязанности. Кроме того, Глававтоген по-прежнему скверно работает и это причина моей головной боли, когда фронту не хватает взрывчатки.
- Ну, раз вы так считаете… Скажите, а каковы на ваш взгляд перспективы влияния разработок по урановой проблеме для этой войны.
- Решение урановой проблемы и получение энергии из атомного ядра имеет огромные перспективы, в этом у меня нет никаких сомнений. Однако с технологической точки зрения в решении этой проблемы еще очень многое должно быть сделано. Я вижу огромное количество не решенных вопросов, лежащих на этом пути. Взять хотя бы организацию добычи урана, который потребуется тоннами. Нет товарищ Молотов, я думаю урановая проблема — это больше из области будущего, в ближайшие несколько лет она никак не может быть решена и потому в этой войне не должна рассматриваться в качестве серьезного фактора.
Молотов внимательно понимал на собеседника сквозь стекла своего пенсне.
