На мгновение меня одолело желание именно так и сделать, а уже потом признаться, что я соврала. Будь на месте Джоэла Макс, я бы, наверное, так и поступила, но шутить с малознакомым человеком все-таки не рискнула.
– Увы, – я развела руками. – Но там есть самое главное: место, куда стремятся все люди, попавшие на Марс.
Джоэл заинтригованно вскинул брови.
– Космопорт, – пояснила я, – из которого можно улететь на Землю пассажирским кораблем.
– На Марсе все так плохо? – не на шутку заинтересовался Джоэл и наконец-то сообразил отстегнуться от моего кресла.
Я неопределенно пожала одним плечом. В случае с Марсом слишком многое познавалось исключительно в сравнении.
Красная планета так и не порадовала землян дешевой водой, атмосфера по-прежнему оставалась слишком разреженной, а повлиять на малую силу притяжения люди и вовсе никак не могли; однако тем же лунным поселенцам приходилось и того хуже. Моя проблема заключалась в том, что сравнивала я всё-таки не с Луной, а с Землёй, где провела большую часть жизни, и здесь Марс однозначно проигрывал.
Джоэл, судя по телосложению, тоже провел немало времени в «колыбели человечества», но это ещё не было поводом для однозначных выводов.
– Космопорт скрашивает многое, – отозвалась я с кривоватой усмешкой, уже догадываясь, каким будет следующий вопрос.
– Но вы же там живёте? – предположил Джоэл и сощурился. – Постойте-ка... – левый проектор его очков дополненной реальности слабо засветился, проецируя что-то прямо на сетчатку. – Кажется, я вас где-то видел!
Кажется, заморожен он был гораздо меньше, чем хотелось бы. Но исправить сей досадный недосмотр возможным уже не представлялось.
– Точно! – радостно воскликнул Джоэл и нацелил на меня палец. – Вы ведь та самая Железная Соф, которая добилась повторных исследований «Лебединой преданности», я угадал? Но почему тогда...
– Потому что положительный результат воспроизводился только на крысах, а на людях – уже нет, – поспешно перебила я, – и это очень не понравилось источникам финансирования лаборатории. А я предпочитаю работать, а не доказывать кучке жадных до сенсаций журналистов, что не припрятала рабочую версию вакцины, чтобы иметь возможность изменять жениху! – Я поняла, что повысила голос, и замолчала.
Эмоции ни разу не доводили меня до добра. Особенно с «вакциной верности»: вспылив, я удалила результаты наблюдений со всех серверов, а рекламный буклет отправила прямиком в редакцию научного журнала, в котором планировалось опубликовать статью. Скандал вышел знатный: в публикации нам отказали сразу же, а рекламная кампания пробуксовала из-за потери данных. Из-за этого кандидат в Парламент предсказуемо пролетел мимо выборов, лаборатория лишилась самого крупного спонсора и репутации, а меня попросили уволиться – в стиле «ложки-то нашлись, а осадочек остался». Мне не оставалось ничего, кроме как сделать вид, что работать и дальше с опозорившейся исследовательской группой в мои планы и не входило, и положить заявление на стол.
Нехватку еще и бэкапов на серверах обнаружили позже, когда я уже летела к Марсу, донельзя впечатленная журналистской засадой прямо в космопорте, куда я первоначально направлялась, чтобы повидаться с родителями и поплакаться на несправедливость. Доказать мою причастность к уничтожению данных не удалось, восстановить их – тоже; зато лаборатория могла хотя бы попытаться сохранить лицо, заявив, что испытания на людях тоже проводились, но результаты пропали. Остатков средств хватило даже на пару подсадных добровольцев – коллег Джоэла, готовых на все за звонкую монету. Однако разработку формулы и сбор статистики пришлось начинать заново, поскольку до меня уже было не дотянуться.
Слава «Железной Соф» нагнала меня гораздо позже, уже на Марсе, и по-прежнему казалась мне не слишком обоснованной. «Вспыльчивая Дура Соф» звучало куда правдоподобнее.
А начиналось-то все с совершенно дурацкой и наивной мысли: если уж в семье так или иначе будет только один ребенок, отчего бы не позаботиться о том, чтобы эта семья не развалилась при первом же кризисе? Даже период с режущимися зубками куда проще пережить, если сформирована прочная связь между родителями. Заодно можно было попытаться решить проблему со «спящим» материнским инстинктом и уменьшить количество отказников – в конечном-то счёте все сводилось к правильному гормональному фону!..
Следовало сразу подумать о том, что первыми в «вакцине верности» заинтересуются не будущие родители, а люди с патологически низкой самооценкой, готовые выложить любые деньги за капельку обманчивой уверенности в партнёре. Но Вспыльчивая Дура Соф...
Примерно это я уже неоднократно излагала журналистам и блогерам и уже обречённо готовилась к очередному раунду каверзных вопросов (благо сама «Лебединая преданность» давала весьма плодородную почву для холиваров любой степени адекватности), но Джоэла неожиданно заинтересовала отнюдь не моральная сторона вопроса.
– Жениха? – удивлённо и как-то немного разочарованно переспросил он и даже будто погас изнутри, но тут же снова заулыбался ещё шире, чем прежде. – Как же это он отпустил невесту с планеты? – В его голосе откуда ни возьмись появились низкие обертоны и мурлыкающие интонации, лучше всяких слов намекающие, что жених – это, конечно, хорошо, но очень далеко. И надо ли?..
Однако давний перекос соотношения полов отнюдь не в пользу женщин давно приучил меня пропускать подобные намеки мимо ушей. Да и мурлыкал Эрик не хуже.
Впрочем, решающим аргументом было то, что с планеты я улетела, чтобы похудеть перед свадьбой, благо в космосе не было кондитерских, а потеря массы сопровождалась увеличением роста. Что ещё нужно для безупречных свадебных фотографий?..
Разумеется, признаваться в этом идиотизме я не стала бы и под страхом пыток, а потому сделала вид, что не поняла ни намека, ни вопроса.
– К счастью, мы ушли достаточно далеко от тех времён, когда взрослую дееспособную женщину могли куда-то не пустить, потому что её жених против, – усмехнулась я и поспешила нацелиться на Джоэла внутренней камерой: – Вы готовы записать сообщение для командного центра?
В конце концов, это тоже было не самым плохим способом отвлечься от мысли, что «Лебединая преданность» едва не вернула те самые времена, когда взрослая дееспособная женщина сидела под замком, потому что так было угодно господину и повелителю.
Прим.авт.: «How much wood could a woodchuck chuck if a wooodchuck could chuck wood?» – это реально существующая английская скороговорка. Что не делает ее менее бредовой, признаю.
Количество ошибок в тексте прямо пропорционально доверию вторичным источникам.
Гаролд Фейбер
Ужиться с незапланированным пассажиром оказалось сложнее, чем я ожидала. На ночь-то Джоэл согласился пристегнуться обратно к ложементу криокапсулы, галантно уступив мне единственный спальный мешок, а вот потом…
В норме мой день начинался с обязательного сеанса связи. Данные о длительном пребывании человека в космосе успели накопить и земляне, и марсиане, но это все еще не означало, что информации было достаточно. Марсианскую лабораторию интересовали жизненные показатели – теперь даже не столько мои (они как раз изменялись вполне предсказуемо и никакой сенсации не сулили), сколько Джоэла: человек с критичными модификациями тела и головы, да еще размороженный прямо в состоянии невесомости, представлял куда большую ценность для науки. В лаборатории, кажется, искренне жалели, что не могут прислать мне гору аппаратуры для изучения активности мозга немедленно. И еще больше – о том, что не могут позволить себе приковать Джоэла Ритца наручниками к батарее и не выпускать, пока не исследуют все изменения в его теле (а лучше бы не выпускать вообще – труп тоже штука чрезвычайно полезная, а главное, не лезущая под руку с вопросами).
Словом, я успела пообещать, что первым же делом с утра продиагностирую свой улов всеми подручными средствами, благо их в криокапсуле было предостаточно, – и в результате проснулась оттого, что Джоэл влетел головой в переборку, отделяющую санитарный отсек от кабины. Поскольку сделал он это уже на выходе, часть жизненных показателей можно было смело именовать спущенными в унитаз, но Джоэла предсказуемо волновало вовсе не это.
– А как здесь с припасами? – поинтересовался он и, спохватившись, добавил: – Доброе утро.
Я хмуро щелкнула пристяжными ремнями. Вчера вопрос припасов как-то не всплывал: я успела поужинать, пока капсула завершала программу разморозки, а Джоэл еще отходил от криосна и ничего не хотел. Зато сегодня проблема нарисовалась в полный рост – правда, сразу вместе с вариантом решения.
Марсианская лаборатория использовала рейс на полную катушку. Красная планета сопротивлялась колонизации изо всех сил: ультрафиолет выжигал все, что не было спрятано в куполе, а хлористая почва добивала растения и в теплицах, несмотря на все попытки вывести подходящие сорта; гидропоника оказалась слишком дорогой, поскольку питательный субстрат приходилось везти с Земли, а воды и так вечно не хватало. Оставалась только аэропоника, но в условиях пониженной гравитации сюрпризы преподносила и она, и соседнее подразделение, едва узнав о планируемом полете за образцом ганимедского льда, радостно впихнуло мне сразу два портативных аппарата: с салатом и с репой. Предварительный анализ ничего утешительного не показал*, но, по крайней мере, никаких вредных веществ в значимой концентрации в них не обнаружилось, а дополнив запас консервов свежими овощами, можно было дотянуть до Марса, не вцепившись друг другу в глотку с голодухи.
Прим.авт.: В невесомости растения могут терять вкусовые и питательные качества, что, впрочем, ничуть не мешает им благополучно плодиться и размножаться, невзирая на.
Оставалось только надеяться, что коллеги утешатся журналом наблюдений и не станут возмущаться по поводу того, что экспериментальные образцы съедены.
А уж как чудесно я похудею!..
– Вот, – торжественно объявила я и открыла аэропонный аппарат с салатом.
Судя по выражению лица Джоэла, он с некоторой тоской вспоминал давние времена, когда хорошим тоном считалось держать на корабле не столько зелень в горшках, сколько коз и свиней. И, вероятно, ром.
– Учитывая, где мы, – небывалая роскошь, – заметил Джоэл так вежливо, что я не выдержала и расхохоталась.
– Нормальные консервы тоже есть, – созналась я, – но паек рассчитан на одного человека. Придется выкручиваться подручными средствами.
Джоэл не сдержал облегченный вздох, а я – дурацкий смешок.
Вообще-то самым простым решением всех проблем – что продовольственных, что психологических – было попросту запихнуть мой «улов» обратно в криокапсулу и запустить программу глубокой заморозки. Но я и так не понимала, каким чудом он вышел из нее с целыми мозгами, а сама заморозиться не могла по протоколу исследований: в мои обязанности входило следить и за растениями, и за неприкосновенностью образцов льда, и за заполнением журналов с жизненными показателями. Не то чтобы в этом было что-то ужасающе сложное, но допускать к работе посторонних я не имела права даже в том случае, если у них имелось хотя бы удостоверение личности – а Джоэл и тем похвастаться не мог. Поэтому тему глубокой заморозки по обоюдному молчаливому соглашению мы осторожно обходили, а бодрствование диктовало свои условия.
– А чем вы обычно занимаетесь в полете? – полюбопытствовал Джоэл, когда конфликт имени листового салата был исчерпан, не начавшись.
– В основном – написанием отчетов, – честно призналась я. – Исследовательская работа требует документировать каждый чих.
Благодаря незапланированному пассажиру чихов заметно прибавилось, но элементарная вежливость не позволяла сообщить об этом в лоб, а осторожность – припрячь постороннего к заполнению журналов хотя бы с его собственными замерами. А жаль.
– Вы можете воспользоваться Карлом, – спохватилась я, сообразив, что у меня-то занятие найдется, а вот Джоэл едва ли прихватил с собой в криокапсулу лайтфон. – В него загружена моя личная библиотека, может быть, найдете что-нибудь себе по вкусу… – не заметив на его лице особого энтузиазма, я понятливо хмыкнула и добавила: – А еще там установлена одна старенькая РПГ. Иногда после работы невыносимо хочется кого-нибудь застрелить.
Джоэл заметно оживился.
– Вы не против, если я создам копию вашего сохранения и продолжу игру с него?
Я озадаченно моргнула. Шумный, яркий и массивный Джоэл слабо ассоциировался со стилем игры а-ля «расстрелять всех из кустов и удрать незамеченным», к которому чаще всего прибегала я. А еще в этой просьбе было что-то странное, необъяснимо личное, словно он пытался влезть мне под кожу, но…
Не отказывать же?
...лучше бы прислушалась к себе.
Джоэл не умел играть молча. У него находился тысяча и один комментарий по поводу каждой тропки, игрового диалога и даже притаившихся в виртуальном лесу волков. Особенно красочной ситуацию делали очки дополненной реальности: монитором мой «улов» не пользовался, предпочитая проецировать изображение прямиком на сетчатку.
Со стороны выглядело пугающе – взрослый мужчина с остановившимся взглядом болтался в невесомости, бессознательно расслабив тело – до тех пор, пока системе не требовалась смена команды: тогда он резко дёргался, то имитируя прыжки, то стреляя из невидимого лука. При этом Джоэл практически не замолкал, так неприкрыто наслаждаясь процессом, что я, поначалу только раздражавшаяся из-за лишнего шума, поймала себя на внезапном желании присоединиться.
Недописанная химическая реакция безмолвно вопияла с монитора. Я с некоторым отвращением изучила выкладки и смахнула их в запароленную папку, но предаться угрызениям совести из-за брошенной на середине работы не успела: кабину огласил сигнал входящего сообщения.
Джоэл вздрогнул от неожиданности и, не успев схватиться за скобы, плавно полетел в сторону санитарного отсека. На полпути ему всё-таки удалось уцепиться за стену, и он снова повис на месте – только с вопросительным видом указал на переборку.
Я благодарно кивнула. Джоэл вздохнул и всё-таки скрылся в санитарном отсеке, а я запустила запись.
Со всех трёх мониторов на меня уставился Эрик – в обязательном белом халате, взъерошенный, как всегда, и умеренно небритый: когда я улетала, он неизменно устраивал себе щетинистые каникулы – благо волосы у него были пшенично-светлыми, и до первой взбучки от начальства могло пройти от трёх дней до недели. А потом отсчет начинался заново, и цикл повторялся до тех пор, пока я не возвращалась на Марс и не наводила свои порядки.
– Соф, ты движешься в сторону астероидного роя. Вероятность столкновения низкая, но лучше проследи лично, – деловито сообщил он и позволил себе быструю и теплую улыбку: рабочие записи не подразумевали обмена личной информацией, но Эрик, как обычно, умудрялся нарушать все правила, оставаясь в границах дозволенного. – Расчетное время до сближения – сорок шесть часов тридцать минут.
Я машинально опустила взгляд на время отправки сообщения. Из отпущенных мне сорока шести с половиной часов прошла двадцать одна минута, но корабельный лидар ещё ничего не засёк, зато я едва не пропустила тот момент, когда Эрик исхитрился ещё и подмигнуть перед окончанием сообщения.
– Увы, – я развела руками. – Но там есть самое главное: место, куда стремятся все люди, попавшие на Марс.
Джоэл заинтригованно вскинул брови.
– Космопорт, – пояснила я, – из которого можно улететь на Землю пассажирским кораблем.
– На Марсе все так плохо? – не на шутку заинтересовался Джоэл и наконец-то сообразил отстегнуться от моего кресла.
Я неопределенно пожала одним плечом. В случае с Марсом слишком многое познавалось исключительно в сравнении.
Красная планета так и не порадовала землян дешевой водой, атмосфера по-прежнему оставалась слишком разреженной, а повлиять на малую силу притяжения люди и вовсе никак не могли; однако тем же лунным поселенцам приходилось и того хуже. Моя проблема заключалась в том, что сравнивала я всё-таки не с Луной, а с Землёй, где провела большую часть жизни, и здесь Марс однозначно проигрывал.
Джоэл, судя по телосложению, тоже провел немало времени в «колыбели человечества», но это ещё не было поводом для однозначных выводов.
– Космопорт скрашивает многое, – отозвалась я с кривоватой усмешкой, уже догадываясь, каким будет следующий вопрос.
– Но вы же там живёте? – предположил Джоэл и сощурился. – Постойте-ка... – левый проектор его очков дополненной реальности слабо засветился, проецируя что-то прямо на сетчатку. – Кажется, я вас где-то видел!
Кажется, заморожен он был гораздо меньше, чем хотелось бы. Но исправить сей досадный недосмотр возможным уже не представлялось.
– Точно! – радостно воскликнул Джоэл и нацелил на меня палец. – Вы ведь та самая Железная Соф, которая добилась повторных исследований «Лебединой преданности», я угадал? Но почему тогда...
– Потому что положительный результат воспроизводился только на крысах, а на людях – уже нет, – поспешно перебила я, – и это очень не понравилось источникам финансирования лаборатории. А я предпочитаю работать, а не доказывать кучке жадных до сенсаций журналистов, что не припрятала рабочую версию вакцины, чтобы иметь возможность изменять жениху! – Я поняла, что повысила голос, и замолчала.
Эмоции ни разу не доводили меня до добра. Особенно с «вакциной верности»: вспылив, я удалила результаты наблюдений со всех серверов, а рекламный буклет отправила прямиком в редакцию научного журнала, в котором планировалось опубликовать статью. Скандал вышел знатный: в публикации нам отказали сразу же, а рекламная кампания пробуксовала из-за потери данных. Из-за этого кандидат в Парламент предсказуемо пролетел мимо выборов, лаборатория лишилась самого крупного спонсора и репутации, а меня попросили уволиться – в стиле «ложки-то нашлись, а осадочек остался». Мне не оставалось ничего, кроме как сделать вид, что работать и дальше с опозорившейся исследовательской группой в мои планы и не входило, и положить заявление на стол.
Нехватку еще и бэкапов на серверах обнаружили позже, когда я уже летела к Марсу, донельзя впечатленная журналистской засадой прямо в космопорте, куда я первоначально направлялась, чтобы повидаться с родителями и поплакаться на несправедливость. Доказать мою причастность к уничтожению данных не удалось, восстановить их – тоже; зато лаборатория могла хотя бы попытаться сохранить лицо, заявив, что испытания на людях тоже проводились, но результаты пропали. Остатков средств хватило даже на пару подсадных добровольцев – коллег Джоэла, готовых на все за звонкую монету. Однако разработку формулы и сбор статистики пришлось начинать заново, поскольку до меня уже было не дотянуться.
Слава «Железной Соф» нагнала меня гораздо позже, уже на Марсе, и по-прежнему казалась мне не слишком обоснованной. «Вспыльчивая Дура Соф» звучало куда правдоподобнее.
А начиналось-то все с совершенно дурацкой и наивной мысли: если уж в семье так или иначе будет только один ребенок, отчего бы не позаботиться о том, чтобы эта семья не развалилась при первом же кризисе? Даже период с режущимися зубками куда проще пережить, если сформирована прочная связь между родителями. Заодно можно было попытаться решить проблему со «спящим» материнским инстинктом и уменьшить количество отказников – в конечном-то счёте все сводилось к правильному гормональному фону!..
Следовало сразу подумать о том, что первыми в «вакцине верности» заинтересуются не будущие родители, а люди с патологически низкой самооценкой, готовые выложить любые деньги за капельку обманчивой уверенности в партнёре. Но Вспыльчивая Дура Соф...
Примерно это я уже неоднократно излагала журналистам и блогерам и уже обречённо готовилась к очередному раунду каверзных вопросов (благо сама «Лебединая преданность» давала весьма плодородную почву для холиваров любой степени адекватности), но Джоэла неожиданно заинтересовала отнюдь не моральная сторона вопроса.
– Жениха? – удивлённо и как-то немного разочарованно переспросил он и даже будто погас изнутри, но тут же снова заулыбался ещё шире, чем прежде. – Как же это он отпустил невесту с планеты? – В его голосе откуда ни возьмись появились низкие обертоны и мурлыкающие интонации, лучше всяких слов намекающие, что жених – это, конечно, хорошо, но очень далеко. И надо ли?..
Однако давний перекос соотношения полов отнюдь не в пользу женщин давно приучил меня пропускать подобные намеки мимо ушей. Да и мурлыкал Эрик не хуже.
Впрочем, решающим аргументом было то, что с планеты я улетела, чтобы похудеть перед свадьбой, благо в космосе не было кондитерских, а потеря массы сопровождалась увеличением роста. Что ещё нужно для безупречных свадебных фотографий?..
Разумеется, признаваться в этом идиотизме я не стала бы и под страхом пыток, а потому сделала вид, что не поняла ни намека, ни вопроса.
– К счастью, мы ушли достаточно далеко от тех времён, когда взрослую дееспособную женщину могли куда-то не пустить, потому что её жених против, – усмехнулась я и поспешила нацелиться на Джоэла внутренней камерой: – Вы готовы записать сообщение для командного центра?
В конце концов, это тоже было не самым плохим способом отвлечься от мысли, что «Лебединая преданность» едва не вернула те самые времена, когда взрослая дееспособная женщина сидела под замком, потому что так было угодно господину и повелителю.
Прим.авт.: «How much wood could a woodchuck chuck if a wooodchuck could chuck wood?» – это реально существующая английская скороговорка. Что не делает ее менее бредовой, признаю.
ГЛАВА 2. Нормальные консервы
Количество ошибок в тексте прямо пропорционально доверию вторичным источникам.
Гаролд Фейбер
Ужиться с незапланированным пассажиром оказалось сложнее, чем я ожидала. На ночь-то Джоэл согласился пристегнуться обратно к ложементу криокапсулы, галантно уступив мне единственный спальный мешок, а вот потом…
В норме мой день начинался с обязательного сеанса связи. Данные о длительном пребывании человека в космосе успели накопить и земляне, и марсиане, но это все еще не означало, что информации было достаточно. Марсианскую лабораторию интересовали жизненные показатели – теперь даже не столько мои (они как раз изменялись вполне предсказуемо и никакой сенсации не сулили), сколько Джоэла: человек с критичными модификациями тела и головы, да еще размороженный прямо в состоянии невесомости, представлял куда большую ценность для науки. В лаборатории, кажется, искренне жалели, что не могут прислать мне гору аппаратуры для изучения активности мозга немедленно. И еще больше – о том, что не могут позволить себе приковать Джоэла Ритца наручниками к батарее и не выпускать, пока не исследуют все изменения в его теле (а лучше бы не выпускать вообще – труп тоже штука чрезвычайно полезная, а главное, не лезущая под руку с вопросами).
Словом, я успела пообещать, что первым же делом с утра продиагностирую свой улов всеми подручными средствами, благо их в криокапсуле было предостаточно, – и в результате проснулась оттого, что Джоэл влетел головой в переборку, отделяющую санитарный отсек от кабины. Поскольку сделал он это уже на выходе, часть жизненных показателей можно было смело именовать спущенными в унитаз, но Джоэла предсказуемо волновало вовсе не это.
– А как здесь с припасами? – поинтересовался он и, спохватившись, добавил: – Доброе утро.
Я хмуро щелкнула пристяжными ремнями. Вчера вопрос припасов как-то не всплывал: я успела поужинать, пока капсула завершала программу разморозки, а Джоэл еще отходил от криосна и ничего не хотел. Зато сегодня проблема нарисовалась в полный рост – правда, сразу вместе с вариантом решения.
Марсианская лаборатория использовала рейс на полную катушку. Красная планета сопротивлялась колонизации изо всех сил: ультрафиолет выжигал все, что не было спрятано в куполе, а хлористая почва добивала растения и в теплицах, несмотря на все попытки вывести подходящие сорта; гидропоника оказалась слишком дорогой, поскольку питательный субстрат приходилось везти с Земли, а воды и так вечно не хватало. Оставалась только аэропоника, но в условиях пониженной гравитации сюрпризы преподносила и она, и соседнее подразделение, едва узнав о планируемом полете за образцом ганимедского льда, радостно впихнуло мне сразу два портативных аппарата: с салатом и с репой. Предварительный анализ ничего утешительного не показал*, но, по крайней мере, никаких вредных веществ в значимой концентрации в них не обнаружилось, а дополнив запас консервов свежими овощами, можно было дотянуть до Марса, не вцепившись друг другу в глотку с голодухи.
Прим.авт.: В невесомости растения могут терять вкусовые и питательные качества, что, впрочем, ничуть не мешает им благополучно плодиться и размножаться, невзирая на.
Оставалось только надеяться, что коллеги утешатся журналом наблюдений и не станут возмущаться по поводу того, что экспериментальные образцы съедены.
А уж как чудесно я похудею!..
– Вот, – торжественно объявила я и открыла аэропонный аппарат с салатом.
Судя по выражению лица Джоэла, он с некоторой тоской вспоминал давние времена, когда хорошим тоном считалось держать на корабле не столько зелень в горшках, сколько коз и свиней. И, вероятно, ром.
– Учитывая, где мы, – небывалая роскошь, – заметил Джоэл так вежливо, что я не выдержала и расхохоталась.
– Нормальные консервы тоже есть, – созналась я, – но паек рассчитан на одного человека. Придется выкручиваться подручными средствами.
Джоэл не сдержал облегченный вздох, а я – дурацкий смешок.
Вообще-то самым простым решением всех проблем – что продовольственных, что психологических – было попросту запихнуть мой «улов» обратно в криокапсулу и запустить программу глубокой заморозки. Но я и так не понимала, каким чудом он вышел из нее с целыми мозгами, а сама заморозиться не могла по протоколу исследований: в мои обязанности входило следить и за растениями, и за неприкосновенностью образцов льда, и за заполнением журналов с жизненными показателями. Не то чтобы в этом было что-то ужасающе сложное, но допускать к работе посторонних я не имела права даже в том случае, если у них имелось хотя бы удостоверение личности – а Джоэл и тем похвастаться не мог. Поэтому тему глубокой заморозки по обоюдному молчаливому соглашению мы осторожно обходили, а бодрствование диктовало свои условия.
– А чем вы обычно занимаетесь в полете? – полюбопытствовал Джоэл, когда конфликт имени листового салата был исчерпан, не начавшись.
– В основном – написанием отчетов, – честно призналась я. – Исследовательская работа требует документировать каждый чих.
Благодаря незапланированному пассажиру чихов заметно прибавилось, но элементарная вежливость не позволяла сообщить об этом в лоб, а осторожность – припрячь постороннего к заполнению журналов хотя бы с его собственными замерами. А жаль.
– Вы можете воспользоваться Карлом, – спохватилась я, сообразив, что у меня-то занятие найдется, а вот Джоэл едва ли прихватил с собой в криокапсулу лайтфон. – В него загружена моя личная библиотека, может быть, найдете что-нибудь себе по вкусу… – не заметив на его лице особого энтузиазма, я понятливо хмыкнула и добавила: – А еще там установлена одна старенькая РПГ. Иногда после работы невыносимо хочется кого-нибудь застрелить.
Джоэл заметно оживился.
– Вы не против, если я создам копию вашего сохранения и продолжу игру с него?
Я озадаченно моргнула. Шумный, яркий и массивный Джоэл слабо ассоциировался со стилем игры а-ля «расстрелять всех из кустов и удрать незамеченным», к которому чаще всего прибегала я. А еще в этой просьбе было что-то странное, необъяснимо личное, словно он пытался влезть мне под кожу, но…
Не отказывать же?
...лучше бы прислушалась к себе.
Джоэл не умел играть молча. У него находился тысяча и один комментарий по поводу каждой тропки, игрового диалога и даже притаившихся в виртуальном лесу волков. Особенно красочной ситуацию делали очки дополненной реальности: монитором мой «улов» не пользовался, предпочитая проецировать изображение прямиком на сетчатку.
Со стороны выглядело пугающе – взрослый мужчина с остановившимся взглядом болтался в невесомости, бессознательно расслабив тело – до тех пор, пока системе не требовалась смена команды: тогда он резко дёргался, то имитируя прыжки, то стреляя из невидимого лука. При этом Джоэл практически не замолкал, так неприкрыто наслаждаясь процессом, что я, поначалу только раздражавшаяся из-за лишнего шума, поймала себя на внезапном желании присоединиться.
Недописанная химическая реакция безмолвно вопияла с монитора. Я с некоторым отвращением изучила выкладки и смахнула их в запароленную папку, но предаться угрызениям совести из-за брошенной на середине работы не успела: кабину огласил сигнал входящего сообщения.
Джоэл вздрогнул от неожиданности и, не успев схватиться за скобы, плавно полетел в сторону санитарного отсека. На полпути ему всё-таки удалось уцепиться за стену, и он снова повис на месте – только с вопросительным видом указал на переборку.
Я благодарно кивнула. Джоэл вздохнул и всё-таки скрылся в санитарном отсеке, а я запустила запись.
Со всех трёх мониторов на меня уставился Эрик – в обязательном белом халате, взъерошенный, как всегда, и умеренно небритый: когда я улетала, он неизменно устраивал себе щетинистые каникулы – благо волосы у него были пшенично-светлыми, и до первой взбучки от начальства могло пройти от трёх дней до недели. А потом отсчет начинался заново, и цикл повторялся до тех пор, пока я не возвращалась на Марс и не наводила свои порядки.
– Соф, ты движешься в сторону астероидного роя. Вероятность столкновения низкая, но лучше проследи лично, – деловито сообщил он и позволил себе быструю и теплую улыбку: рабочие записи не подразумевали обмена личной информацией, но Эрик, как обычно, умудрялся нарушать все правила, оставаясь в границах дозволенного. – Расчетное время до сближения – сорок шесть часов тридцать минут.
Я машинально опустила взгляд на время отправки сообщения. Из отпущенных мне сорока шести с половиной часов прошла двадцать одна минута, но корабельный лидар ещё ничего не засёк, зато я едва не пропустила тот момент, когда Эрик исхитрился ещё и подмигнуть перед окончанием сообщения.
