-Мне кажется, у вас неплохо выходит, мадемуазель де Голль. По моему мнению, в поэзии главное чувствовать и находить нужные слова для выражения своих чувств, а остальное придёт со временем.
-Вы так часто льстите, месье. Я знаю, вам не хочется обидеть меня горькой правдой. - вздохнула Нинон, выслушав его похвалу.
- Если бы я любил льстить, то никогда не оказался бы здесь. Ведь меня отправили в тюрьму за то, что я сказал правду. - рассмеялся Берти. - Я хотел бы спросить, - она увидела, что он слегка смутился, - могу ли я звать вас по имени. Вы будете для меня Нинон, а я для вас - Берти, а не этим безликим месье.
Девушка тоже смутилась и согласно кивнула. Всё-таки тюрьма не то место, где нужно блюсти этикет.
*******
Незаметно прошёл октябрь. Аристократы, а в особенности мадемуазель де Голль, полюбили Берти. Они часто собирались вместе, говорили о разном, он читал им свои стихи. Нинон очень любила их слушать - чем больше они виделись, тем отчётливее она понимала, что она начинает испытывать к нему тёплые чувства.
В этот день ничего не предвещало беды, но как гром среди ясного неба пришло известие о том, что завтра утром Берти вызывают в Революционный трибунал.
-Надеюсь, вам повезёт избежать встречи с Мадам Луизон, мой друг. - вздохнул маркиз де Фонтенель. Он искренне переживал за своего товарища по несчастью.
-Я слышала, что общественный обвинитель знает лишь один приговор: смерть. Я молю Господа, чтобы Он покарал Фукье и этого кровавого диктатора Робеспьера. - патетически сказала Нинон.
- Я уверен, Бог рано или поздно услышит ваши молитвы. Верньо мудро сказал, что Революция, подобно богу Сатурну, пожирает собственных детей. В конце концов, Робеспьер падёт жертвой террора, который он сам развязал. - успокоил её Берти. - Но я боюсь, мы больше не увидимся, Нинон, поэтому хотел бы отдать вам те стихи, что сочинил здесь. Если вы выйдете на свободу, а я не сомневаюсь, что так и будет, пожалуйста, передайте их моему брату. Его адрес я записал для вас на одном из листов.
-Это для меня большая честь, Берти! Но разве я смогу выйти отсюда и выполнить вашу просьбу? - спросила удивленная Нинон.
Вместо ответа Берти провёл рукой по её волосам и сказал:
-Вы очень добрая и сильная, Нинон. Я уверен, что у вас всё получится. Будь у меня чуть побольше времени, я бы даже на вас женился. - пошутил он.
Они тепло попрощались. Нинон выразила надежду на то, что его освободят, но Берти не ожидал от Революционного трибунала милосердия. Он понимал, что исход его дела был уже заранее ясен. Осталось лишь соблюсти некоторые формальности.
Словарик:
1.«Чихнуть в мешок» — на простонародном жаргоне времен Французской революции означает — быть казненным, обезглавленным, так как после казни отрубленную голову бросали в мешок.
2.Мадам Луизон - народное прозвище гильотины.
Глава 22
Вот плаха. Он взошел. Он славу именует…
Плачь, муза, плачь!..
Александр Сергеевич Пушкин. “Андрей Шенье”.
Огромный зал величественного Дворца Правосудия. Когда-то в нём заседал Парламент и Людовик XIV самодовольно произнёс обречённую на бессмертие фразу: «Государство — это я!». Сейчас же в нём должен был состояться очередной судебный процесс. Нужно было вынести приговор двадцати одному человеку.
Общественный обвинитель Фукье-Тенвиль - весьма неприятная личность с выдающимся носом - полагал, что процесс не затянется. Председатель Революционного трибунала Эрман - тоже весьма тёмная личность - думал так же.
-Я так привык ко всему этому, что мне уже смешно видеть надежду в глазах осуждённых. Они должны бы свыкнуться с мыслью, что путь отсюда только на гильотину. - губы Фукье растянулись в ухмылке.
-Как ты думаешь, у нас не будет больших проблем с этим Бертраном Астрее? Он покорил стихами весь Париж, не проявят ли присяжные к нему симпатии? - поинтересовался Эрман.
-Если проявят, сами отправятся на свидание с Луизон. - хмыкнул Фукье.
******
Когда Берти ввели в зал, он обратил внимание, что за высокой балюстрадой, отделяющей судей от мест, отведенных для публики, собралось много зевак. Промелькнула мысль о значимости этого процесса. Возможно, он даже войдёт в историю. Бюстам Брута, Марата и Лепелетье придётся вновь стать свидетелями очередного беззакония. За длинным столом сидел Эрман вместе с четырьмя судьями. Перед ним стояло бюро, золоченые ножки которого изображали грифонов.
-У них тут всё со вкусом обставлено! - заметил Берти, оглядывая зал.
-Лучше подумай о том, что скажешь в своё оправдание. - заметил его сосед по скамье подсудимых.
-Я скажу, что ни в чём не виновен. В конце концов, они уже всё решили. - вполголоса ответил Берти. Сосед не расслышал его слов, ибо Эрман торжественно провозгласил:
-Объявляю заседание Революционного трибунала открытым.
-Гражданин Бертран Астрее, я обожаю ваши стихи! - со зрительского места крикнула молодая горожанка.
-Призываю к тишине! - и Эрман позвонил в колокольчик. - А вы, гражданка, - обратился он к той молодой женщине, - помалкивайте, если не хотите отправиться на скамью подсудимых.
Воцарилось молчание. Берти шепнул своему соседу:
-Чем-то всё это напоминает мне заседание Национального Конвента.
-Я никогда не был там, но верю вам, гражданин. - вздохнул тот и по-дружески улыбнулся Берти.
*******
-Начнём, пожалуй, с гражданина Бертрана Астрее. - не отрывая глаз от бумаг, сказал Эрман. - Итак, гражданин, - обратился он к Берти, - вы обвиняетесь в содействии контрреволюции, подстрекательству к мятежу и государственной измене.
-Тоже самое мне говорили на моём первом допросе. - заявил Берти.
Эрман оторвался от бумаг и сухо ответил:
-Насколько мне известно, вы с упорством отрицали собственную вину, но перед лицом революционного правосудия будете вынуждены её признать.
Берти только и делал, что отвечал на вопросы. Сначала их задавал председатель Эрман, потом грубый на язык общественный обвинитель. Берти держался самоуверенно и даже шутил.
-Как бы вы ни отрицали свою вину, вы всё равно отправитесь на гильотину. Ясно, гражданин Астрее? - грубо бросил Фукье.
-Если вы отрубите мне голову, Франция потеряет прекрасного поэта. - надменно ответил Берти. Самообладание не покидало его ни на минуту.
-Поэты не нужны Республике, так что после вашей смерти Франции станет легче. - отрезал Фукье.
-Моя поэзия обречена на бессмертие, раз о ней так любят спорить. - рассмеялся Берти. - “Vita brevis, ars longa”, что значит “жизнь коротка, искусство вечно! “
-Итак, вы признаёте себя виновным? - спросил Фукье. Самоуверенность Берти начала выводить его из себя.
-Если вам так угодно, гражданин, то признаю. - гордо ответил Берти. Его участь, как и участь всех остальных подсудимых, была решена.
*****
- Революционный трибунал признаёт подсудимых виновными в государственной измене и приговаривает к смертной казни на гильотине. Приговор будет приведен в исполнение сегодня в 4 часа пополудни на площади Революции…- подытожил Эрман. Он хотел сказать ещё что-то, но был прерван:
-Гражданин председатель, это несправедливо! Я ни в чём не виноват. - воскликнул кто-то из подсудимых. В отличие от Берти этот несчастный ещё не осознал, что Революционный трибунал глух ко всем мольбам.
Раздался звук колокольчика, и Эрман изрек традиционную фразу:
-Увести осуждённых. Заседание Революционного трибунала объявляется закрытым.
**********
Сквозь тучи проглядывало солнце. На площади Революции
гордо возвышалась гильотина. Сегодня у неё было много работы.
-Бертран Астрее! - крикнул глашатай.
Жизнь заканчивается. Раз, два, три, четыре, пять…. Сколько ещё шагов ему осталось? Совсем немного. Вот он уже стоит на эшафоте. Смотрит на людей. Кажется, в толпе кто-то улыбается Берти. Лишь мгновение отделяет его от вечности и от лучшего мира, Света, к которому всё ближе его душа. Лезвие опустилось. В толпе кто-то с горечью вздохнул:
-Франция лишилась такого талантливого поэта.
-Палачи Берти даже мизинца его не стоят. Он будет отомщён.
Подул сильный ветер. Затем из-за туч вышло солнце и осветило кровавую площадь Революции.
-Террор, как плохая погода, - когда-нибудь он закончится, и мы наконец вздохнём с облегчением. - эти мудрые слова подхватило эхо.
Словарик:
Лепелетье -Лепелетье де Сен-Фаржо Луи Мишель (29.05.1760, Париж — 20.01.1793, там же) — деятель Французской революции XVIII века.
Автор «Плана национального воспитания» (1793), предусматривающего введение всеобщего начального бесплатного образования детей.
В июне — июле 1790 года был председателем Учредительного собрания. В 1792 году избран в Конвент. Член Якобинского клуба. В январе 1793 года голосовал за казнь Людовика XVI. Смертельно ранен роялистом. Был признан мучеником.
Глава 23
Мстят мертвецы. Могилы говорят. Вокруг Леба, Сен-Жюста и Кутона
Вскипает гнев, грозя их затопить.
Встал Робеспьер. Он хочет говорить.
Ему кричат: «Вас душит кровь Дантона!»
Максимилиан Волошин. «9 термидора»
ДНЕВНИК АННЫ ЛЮМЬЕР.
“20 декабря. 1793 год.
В ноябре Жермона отослали обратно в Париж. Недавно ввели новый революционный календарь. Согласно ему, этот месяц называется фримером. “
Следующие слова были размыты, будто на них капнула слеза:
“Казнён Берти. “
“13 января. 1794 год.
Жермон всегда печален. Я пытаюсь его утешить, но не в силах что-либо сделать. Он ходит на заседания Конвента как на Голгофу. Он говорит, что Робеспьер настроен против него, но почему-то не решается арестовать. “
“Без даты.
Казнили всех наших друзей - Дантона, Камиля Демулена, Эро де Сешеля и Фабра д’Эглантина. Мы удивляемся тому, что остались на свободе. “
“1 июля. 1794 год.
Французы одержали победу над Союзными державами. Пока что это единственная радостная новость.
“14 июля. 1794 год.
Жермон постепенно начал приходить в себя. Как-то он сказал, что у нас появились друзья и надежда. Он стал часто отлучаться куда-то. Я думаю, что это не просто так. “
********
Утром 27 июля Анна и Жермон завтракали. Последний, как она заметила, выглядел задумчивым и взволнованным, будто бы обдумывал что-то очень серьёзное. С того самого момента, как он узнал о смерти Берти, он часто стал погружаться в себя. Он не сломался, он собрался с силами и каждый день размышлял, что он должен предпринять, чтобы избежать ареста. Эта угроза нависла над Жермону, ибо, по словам коллег, Робеспьеру было мало крови Берти. Он хочет, чтобы его брат, не согласный с режимом террора, отправился туда же, куда и несчастный поэт.
-Дорогая, - наконец сказал Жермон, - я устал от политики и Революции. У нас был девиз:”жить свободно или умереть! “ Но жить свободно не получилось, поэтому, увы, равенство сейчас лишь перед гильотиной, а братства нет и вовсе. В Конвенте и комитетах одни распри. У меня не выходят из головы слова моего коллеги Тальена: он сказал, что если я не приму участия в заговоре против Робеспьера, я потеряю голову. Он не простит мне моей мягкости в Страсбурге. К сожалению, сейчас милосердие считается малодушием.
-Это очень опасно, Жермон! Вдруг робеспьеристы одержат победу, и я останусь без тебя. - воскликнула Анна, отставив чашку в сторону. Она больше всего на свете боялась потерять своего мужа - единственного родного человека, который у неё остался.
-Дорогая, я прекрасно знаю, на что иду. Если я ничего не сделаю, нам будет ещё хуже.- решительно сказал Жермон и поспешил на заседание. Он чувствовал, что от его исхода зависит очень многое….
******
-Какой ты сегодня задумчивый и беспокойный, Жермон. - этими словами встретил его Тальен. Он был чуть постарше Жермона. Несмотря на свою привлекательную наружность он слыл человеком жестоким и жадным.
-Я переживаю, получится ли воплотить задуманное. От этого зависит не только моя жизнь, но и жизнь моей жены. - ответил Жермон.
-Я переживаю так, что для храбрости я даже взял с собой кинжал. - и Тальен продемонстрировал ему рукоять ножа.
-Что ты с ним будешь делать, Жан? - спросил Жермон. Тальен истерически засмеялся и ответил:
-Покажу его Собранию и скажу, что если они не отправят Робеспьера на гильотину, я лично заколю его этим кинжалом.
-Сейчас мы должны действовать, а не болтать. - поторопил Жермона с Тальеном их сообщник Фуше. Это был человек, во всём искавший для себя выгоду. Он присоединился к заговорщикам, так как понимал, что Робеспьер знает о его чёрных делах и может отправить на гильотину. - Сен-Жюст поднимается на трибуну. Он обязатально станет обвинять нас в своей речи, поэтому ты, гражданин Тальен, должен его прервать. Иначе смертный приговор подписан всем нам.
*******
Луи Антуан Сен-Жюст поднимался на трибуну. Заговорщики перешёптывались друг с другом. Молодой светловолосый человек лет 27, пылкий патриот, прекрасный оратор и сторонник Робеспьера. С Жермоном они познакомились в Страсбурге, но не подружились - слишком разные у них были политические предпочтения. Сен-Жюст слыл сторонником террора, тогда как Жермон считал, что насилие всегда порождает насилие.
-Я не принадлежу ни к какой фракции, я буду бороться с любой из них. - начал Сен-Жюст. - Сейчас он выглядел мрачным и взволнованным, будто бы предчувствовал что-то. - Они не исчезнут, пока установления не создадут гарантии, не положат границ власти и не заставят человеческую гордость навсегда склониться под ярмом общественной свободы….*
Сен-Жюст больше не произнёс ни слова, ибо Тальен бросился к трибуне и произнёс пафосную речь про свободу. Начался хаос: одни ораторы сменяли других, очередь Жермона ещё не пришла. Он молча смотрел на это безумие. Вот вновь на трибуне Тальен, он восклицает:
- Я затрепетал в страхе за отечество и теперь вооружился кинжалом, чтобы пронзить ему грудь, если бы у Конвента не хватило смелости вынести Робеспьеру обвинительный декрет. *
-Слова, председатель убийц, слова!* - практически молил Робеспьер Колло д`Эрбуа. Этот депутат активно поддерживал систему террора и присоединился к заговорщикам, боясь, что всю ответственность за казни и насилие возложат именно на него. Словом, он просто не хотел прощаться со своей головой.
Раздражающе зазвенел колокольчик. “Председатель убийц”, не удостоив Робеспьера ответом, предоставил слово гражданину Астрее.
-Не подведи, Жермон. Это решит судьбу нашего заговора. - шепнул ему Тальен. - Ты должен довести зал своим красноречием до экстаза, а Робеспьера - до потери сознания.
-Не беспокойся. Если я буду говорить душой, а не ртом, у меня всё получится. - его ответ прозвучал уверенно.
****
-Граждане, - начал Жермон, поднявшись на трибуну, - я обращаюсь сейчас к тем, кто запятнал Свободу кровью, кто надругался над ней и решил совместить террор и добродетель. Неужто вы думали, что на крови и насилии можете построить что-то хорошее. Задумайтесь: каждый день аресты и казни ни в чём неповинных людей. Каждый день слёзы в их домах. И, в конце концов, каждый день вы наживаете себе врагов в лице тех, кого считаете врагами Революции. Дантон, Камиль Демулен, Эро де Сешель и многие другие коллеги, казнённые вами, - не враги Революции, они противники террора и той крови, в которой вы хотите утопить Францию.
