-Donnerwetter!*- гнусаво выругался один из нападавших. - Я рассчитывал убить его.
Вновь послышался свист шпаги. Беда снова миновала - пострадали только кюлоты Армана-Филиппа. Однако он ясно осознал, что эту битву ему не выиграть. Куда одному восемнадцатилетнему юноше против четырёх взрослых верзил, решивших во что бы то ни стало расправиться с ним. «Если я умру, то я умру сражаясь», - решил Арман-Филипп, приготовившись парировать очередной удар.
Пока Арман-Филипп отбивал удары напавших на него людей, испуганный Анри успел добежать до «Золотого лося». К счастью, заведение находилось неподалёку. В австерию он ворвался словно вихрь.
-Помогите! Моего господина убивают! - истошно вопил он. Кажется, среди всей этой разношерстной публики никто не собирался ему помогать. На лицах посетителей было написано недоумение.
-Этот малый ошалел. Зачем же так кричать? Не умалишенный ли он случаем? - доев хрустящий брецель, сказал господин, выглядевший как зануда и сноб.
-С Ивашкой Хмельницким дружбы ему водить не надо, - добавил второй и пригубил вина.
Неужели все так и будут равнодушно взирать на него? А вдруг Армана-Филиппа убьют? При мысли об этом у Анри возникло желание кричать и клясть судьбу за несправедливость. Только он нашёл хорошего господина, как вот-вот его потеряет. И у кого ему потом служить? Только Анри решил, гневно хлопнув дверью, покинуть австерию, как к нему подошёл один из посетителей. Это был рослый мужчина лет двадцати восьми, крепкого телосложения. По мнению Анри, он походил на военного, пусть и не носил мундира.
-Чего тебе нужно? - на ломанном французском спросил незнакомец. Он внимательно посмотрел на Анри своими глазами оловянного цвета.
-Разве я неясно выразился?! Моего господина убивают. - Непонятливость незнакомца удивила Анри. Он же только что прокричал это на всю австерию.
-Я не разумею по-твоему, - путая русский с французским, буркнул тот. Галантностью этот господин не отличался.
-Он говорит, что его хозяина убивают. - На счастье, Анри кто-то из посетителей перевёл его слова на русский.
Арман-Филипп приготовился к худшему исходу дела. Он ощутил холодное прикосновение металла к своей шее. Ещё мгновение, и этот мерзкий низкорослый тип проткнет ему горло.
«О милосердный Иисус, руки твои, простертые здесь на кресте, обращены ко всему живому, осени же меня своей любящей дланью и отпусти мне мои прегрешения. Аминь».
Прочитав про себя эту короткую молитву, Арман-Филипп приготовился встретить свою смерть. К своему удивлению, вместо её зловещего дыхания он услышал, как кто-то прокричал на русском:
-Где это видано? Четверо чтоб против одного дрались. А ну получите на орехи.
Таинственный спаситель выбил шпагу из рук этого верзилы и повалил его на землю. Арман-Филипп почувствовал, что оцепенение как рукой сняло. Он был полон решимости помочь тому господину расправиться с оставшимися тремя драчунами. Вдвоём они довольно быстро обратили противников в бегство. Незнакомец владел шпагой гораздо лучше Армана-Филиппа и обладал большей физической силой, нежели он.
-Благодарю вас, сударь. Мне бы очень хотелось знать, кому я обязан своей жизнью, - сказал Арман-Филипп, когда противники позорно ретировались.
-Адъютант генерал-фельдцейхмейстера графа Петра Шувалова Григорий Орлов, - представился тот. - А что до жизни, сударик, то не стоит большой благодарности. Мне за радость было проучить этих голштинских прихвостней.
- Арман-Филипп, граф де ла Рантье, - в ответ представился он.
-Француз, да по-нашему понимает!! - Может, вы водку матушку в трактирах тоже пробовали?
-Нет, сударь. Во Французском посольстве предпочитают вино, - покачал головой Арман-Филипп. Водку он никогда в своей жизни не пробовал. И желания такого не возникало.
-Надо исправить, сударик. А то лица на вас нету, - бестактно заметил Орлов. - А от неё, родимой, хорошеет довольно быстро.
Словарик:
1. Австерия (также аустерия) — ресторация, питейный дом, гостиница и почти клуб для иноземцев и русской знати, устроенный на западный манер и по приказу царя после его ознакомления с европейским бытом. Появились в России при Петре Великом.
2.Donnerwetter! - Чёрт возьми!(нем).
ГЛАВА 35
-Слугу своего поблагодарите за чудесное спасение, - сказал Орлов, когда они уже сидели в питейном доме с говорящим названием «Братья Хмельницкие». - Кабы не этот малый, вас бы давно прибили эти чёртовы голштинцы. - Он махом опустошил стопку водки. Это удивило Армана-Филиппа. Он не понимал, как можно с таким удовольствием пить сей неприятный на вкус напиток. Он сам усилием воли влил его в себя и лишь ради того, чтобы прийти в чувства. После этого ему стало лучше, и силы постепенно начали возвращаться. «Не приведи Господь мне ещё раз выпить это», - подумал Арман-Филипп. Во рту до сих пор ощущался горький, как полынь, вкус водки.
-Спасибо, Анри. Ты настоящий друг, - сказал Арман-Филипп.
-В общем-то, я просто ваш слуга. И поступил так только для того, чтобы не потерять своего господина. А, соответственно, жалованье, - простодушно ответил Анри.
-Ну и корыстный же ты! - рассмеялся Арман-Филипп. Он оценил шутку слуги.
-Какой уж уродился! - Губы Анри растянулись в улыбке.
-А откуда вам известно, сударь, что те люди - голштинцы? - спросил Арман-Филипп у Орлова, решив, что с его стороны будет бестактностью больше уделять внимание слуге, нежели своему спасителю.
-Это проще пареной репы, сударик. Граф де ла Рантье, я слыхал, оставил царапину на пригожем лице маркграфа Шильдкраута, а он зело мстителен. - И Орлов заговорщически подмигнул.
-Ну так Елизавета Петровна приказала Шильдкрауту отправляться в Голштинию?! Как он мог ослушаться её и вернуться в Петербург? - удивился Арман-Филипп.
-Дык разве такому усидится на месте? Им законы писаны только для того, чтобы их нарушать. Приехали они с маменькой инкогнито, да сохранить его не сумели. Графиня обивает пороги вельмож. Деньги клянчит. Двор, разумеется, слухами полниться. А маркграф сидит себе в гербере*, девок пользует да по дружку своему, Петруше, скучает. Говорят, помирает он от тоски. Вот и решил подослать к тебе буянов. - Орлов говорил это с видом осведомлённого человека. Арман-Филипп подумал, что так на него подействовала водка. Однако ж над его словами действительно стоило поразмыслить.
-А что великий князь? Он знает о том, что маркграф в Петербурге? - В голосе Армана-Филиппа послышались нотки волнения.
-Прознал-таки голштинский чертушка, - выругался Орлов. - Елизавете, однако ж, ни словом не обмолвился о сём. Видно, понимает, что она маркграфа ко двору не вернёт, а хужей - отправит в Тайную канцелярию. Пущай повисит на дыбе. Авось поймёт что, - хрипло сказал Орлов, опустошив очередную стопку.
-Откуда вам столько всего известно, сударь? - Арман-Филипп хоть и волновался, но старался не показывать своих чувств. Вдруг Орлов сплетен наслушался и пересказывает их ему. Вдобавок, он подвыпил, а в таком состоянии всё что угодно можно сказать.
-Я человек, вхожий во многие салоны, имеющий доступ ко двору и, более того, но об этом молчок: я весьма близок к великой княгине Екатерине Алексеевне. - Орлов приложил палец к губам, будто открыл Арману-Филиппу бог весть какую тайну. - Думаю, у вас нет никаких оснований не доверять такому человеку, как я.
Арман-Филипп понял, что окончательно протрезвел. Слова Орлова открыли ему глаза на пугающую реальность. Выходит, он, сам того не ведая, стал врагом самому наследнику российского престола. «Лучше б эти люди убили меня», - подумал Арман-Филипп. Отчаяние было готово поселиться в его душе. Теперь на каждом углу его будут поджидать опасности. Это покушение было первым, но вряд ли оно окажется последним. Страшно подумать о том, что станется с ним, если Елизавета скончается, а на престол взойдёт её племянник. С другой стороны, он может отправиться во Францию раньше, чем государыня отдаст Богу душу. Или Арман-Филипп забыл, что Рюльер в следующем январе уже будет в Петербурге? «Хоть бы медведи этого секретаря по дороге съели», - про себя выругался он, и на его лице появилась гримаса раздражения, смешанного с отчаянием.
-Чего так сник, сударик? - Это обращение приободрило Армана-Филиппа. Возможно, его новый знакомый действительно хотел ему помочь. В конце концов, он же спас Арману-Филиппу жизнь. - Испужался, должно быть, гнева этих голштинцев? Вдруг ещё кого подошлют маркграф с Петрушей. Они оба бузотёры*, каких поискать.
-Моя жизнь висит на волоске, - грустно заметил Арман-Филипп. - Думаю, не миновать ещё такого нападения. А если не бретёров подошлют, так измыслят извести меня иным образом. Отравить, например. - Арман-Филипп читал в книжках, что яд с незапамятных времён применяли в борьбе с неугодными и неудобными людьми.
-Послушай-ка меня, - Орлов перешёл на шепот. Вероятно, он хотел сказать Арману-Филиппу что-то действительно важное. - От опасности тебя может спасти только дружба с великой княгиней Екатериной Алексеевной. Она может вступиться за тебя и перед супругом своим непутевым. Коли Государыне не угодишь, можешь надеяться на её защиту.
-А коли посол решит, что я должен во Францию возвращаться, сумеет помочь мне остаться в России? - неожиданно для себя выпалил Арман-Филипп. Этот вопрос ему самому показался глупым.
-Не боись. И в таком случае помочь тебе сумеет, - уверенно ответил Орлов, с удовольствием положив себе в рот квашеную капусту. Она помогала справиться с похмельем, а её кислый вкус доставлял ему немало удовольствия. - Беда только вот в чём: Пётр на каждом шагу говорит, что как станет он императором, так жену свою в монастырь отправит, али в крепость. А женится он на Лизетке Воронцовой - зело страшная оку девица. И бесстыдница вдобавок. Живут они почти открытым домом*, посему сей марьяж мало кого удивит, но и никого не обрадует.- Орлов многозначительно замолчал. Арману-Филиппу показалось, будто бы он ожидал его расспросов.
-Но ей же наверняка нужно от меня что-то взамен. Великая княгиня не станет ничего просто так делать для секретаря Французского посольства, - задумчиво проговорил Арман-Филипп.
-Я и так больше, чем надо тебе сказал, сударик. В питейных домах разговоры подобные вести не стоит. До Канцелярии мы с тобой доболтаемся. - Орлов как будто бы слегка протрезвел. Его привлекательное пухлое лицо сделалось сосредоточенным, тон тоже поменялся. Из развязного стал более серьёзным. Арману-Филиппу показалось, будто его собеседника что-то не на шутку озаботило Иначе чем объяснить подобные перемены? - Завтра в шесть вечера неподалёку от Летнего сада вас будет ждать карета. Оденьтесь неприметно.
Когда водка в графине закончилась, Орлов печально посмотрел на пустой сосуд, как будто бы мысленно прощался с его содержимым.
-Пожалуй, мне уже пора идти. Засиделись мы с тобой, сударик. - Поднявшись с деревянной скамьи, Орлов накинул епанчу* из добротного чёрного сукна.
«На прощание надо бы поклониться ему», - подумал Арман-Филипп и отвесил Орлову галантный, но немного неуклюжий поклон. Вероятно, из-за того, что он до сих пор чувствовал себя невозможно, а возможно - сказывалось действие хмельного зелья.
-Ну и манерный же народ эти французы. Кланяешься мне, будто я кесарь какой, - Орлов рассмеялся своим грубым смехом. Арман-Филипп почувствовал себя неловко. Вероятно, его новый знакомый не из тех, кого можно расположить к себе галантностью.
-Благодарю вас, сударь, за прекрасное времяпровождение. Желаю доброй ночи, - так же вежливо ответил Арман-Филипп. Он собирался было уйти, как Орлов остановил его:
-И всё-таки хило ты выглядишь, - он задумчиво смерил взглядом стройную фигуру Армана-Филиппа, - во избежание неприятностей не мешало бы тебя проводить до здания посольства. Мало ли что по дороге может приключиться.
Арман-Филипп не подал и виду, что его задел «комплимент» Орлова, а потому согласился на это предложение. К тому же время было позднее, и на петербургских улицах могло встретиться немало опасностей. Они спокойно дошли до здания посольства и уже там довольно тепло распрощались.
-Завтра в шесть часов у Летнего сада. Смотри, не подведи меня. - Орлов посмотрел прямо в глаза Армана-Филиппа. От его тяжёлого взгляда тому стало не по себе, но он нашёл в себе силы сказать:
-Всенепременно буду, сударь.
Отчего-то Арман-Филипп почувствовал волнение. Быть может, его хотят во что-то втянуть, а он, по своей наивности, сам тому рад. С другой стороны, его собеседник слишком прямолинеен для интригана. Скорее - он просто объяснит Арману-Филиппу то, что тот недопонял, ведь не обо всём можно говорить в людных местах.
Словарик:
1.Гербер - трактир.
2.Бузотёры - задиры.
3. Жить открытым домом - то есть не скрывать своих отношений с кем-то.
3. Епанча - широкий, тяжёлый, безрукавный круглый плащ с капюшоном у мужчин, а у женщин — короткая, безрукавная шубейка (обепанечка). Завезена с арабского Востока.
ГЛАВА 36
«Ваше Императорское Высочество,
Я весьма польщен тем доверием, которые Вы оказали мне, удостоив просьбой ссудить Вам денег, однако же я с прискорбием сообщаю, что не имею возможности выполнить Ваше пожелание, ибо нынешняя война сильно опустошает французскую казну, что сказывается на содержании нашего посольства.
Ваш верный слуга,
Луи Огюст Лё Тоннелье, барон де Бретёй».
Это чтение не доставило Екатерине приятных минут. Она просила у посла не такую уж большую сумму - так, на мелкие расходы. Елизавета Петровна попрекала её в расточительности, а как не сделаться расточительной, если платья при дворе принято менять несколько раз в день. К тому же друзьям стоило доставлять плезир, вознаграждая их за доброе к себе отношение. Великой княгине думалось, что на устроение приёма во Французском посольстве было потрачено в разы больше средств, чем она просила. «Алтынник»*, - про себя подумала Екатерина и скомкала письмо де Бретёя.
-Что ты хмурная такая, Катенька? - Раздался до боли знакомый голос. Екатерина обернулась и увидела позади себя Орлова. Мундир военного невероятно шёл ему. За таким мужчиной она чувствовала бы себя как за каменной стеной. Григорий Григорьевич не то что её хилый и капризный муж. Грудь колесом, сильные руки, торс будто из камня вытесанный. В пост грешно было помышлять о подобном. Екатерина одновременно и хотела поддаться соблазну, и боялась. Елизавета Петровна была набожной. И, желая угодить императрице, великая княгиня говела, хотя не испытывала в этом такой нужды, как сама государыня.
-Григорий Григорьевич, зачем ты не предупредил о своём визите? Зашёл так запросто. О нас же судачить будут. - Екатерина умоляюще посмотрела на него. - Твоё счастье лишь, что тут нет ни одной из моих дам. Я приказала им оставить меня в одиночестве, сославшись на усталость да головную боль.
