этого уразумения общественного в человеческом, а это и будет означать — определиться, справиться с миром сим из мира иного? И тут, кстати, акценты, векторы, символы (ценности) должны заработать вовсю душевно -духовно? Из мира иного, во имя мира иного, над миром сим, в мире сим, вопреки мира сего и т.д.?
Ну, скажем, что есть «небытие» или «точечная ничтойность» человека в мире сем? Это не может быть отнесено к здешним порядкам. В своем небытии в сем мире человек доподлинно есть в мире иного или из мира иного? Скорее всего именно из мира иного он есть в мире сем в небытии. Но вот тут-то и «собака зарыта», это «есть» — в штучности, обособленности, безличности, омассовленности и т.д. И из этого же состояния человеку вовеки-веков, никогда не может светиться освобождение. Возможны лишь социальные потуги в утопиях. Или «пустое равенство», «негативная свобода», «стихийный охлос братства».
Притом, что относительно лучшего (чем этот) мира сказано преизбыточно, со всеми достоинствами и недостатками в его изображениях, а о том, в чем человек уперт, в чем он растерян, в чем он отчужден и самоотчужден сказано недостаточно, если сказано вообще что-то, за исключением марксизма? Как единственного варианта цивилизационной самокритики человечества, но и как недостаточной (философией) культурой самосознания при установке на практическое преобразование сего мира.
Понимать ли сей мир из того мира или возводить его к миру высшему — разница не такая уж большая, а по существу это одно и то же. По существу при этом (в том и другом обращениях, оттуда-сюда или отсюда-туда) остается в равнодушии человек.
И неисправимость его в захваченности, завязанности, замазанности, замурованности во внутренней и темной бездне. Поэтому и своим он должен считать не присутствие среди других в этом мире, а точечность, которая не математична, а душевна как исходящий изнутри дрожащий лучик света. Так что время как свет оттуда-сюда пробивается через тьму присутствия в мире сем и встречается, откликается, отсвечивается светом души из человека. Поэтому и оттуда-сюда («из») и отсюда-туда («из») в душевно-духовном самостоянии человека дано.
Вот таким-то образом «свет во тьме светит и тьма не объяла его» (библ.). Но при этом «вначале было слово» все-таки. А это значит, что для человека и человечества преимущественно время, в котором слово и светится. Но в нем же и душа отзывается времени, пробуждается сквозь давящую повседневную темноту или просто серость обыденности лучиком света.
Поэтому и открытие человека может и должно совершится просветлением его же мира, когда «то что внизу, то и вверху, а то что вверху, то и внизу» («герметически»). Не просвещение в знаниях извне во внутрь, а высветление изнутри-вовне в душевно-духовном горении — разнесении света.
Но время довлеет именно в этом душевно-духовном состоянии, которое выдерживается как самостояние из душевных опор в мире сем и которые обретаются из череды прижизненных рождений души во времени. Готовых, завершенных душ нет, они тогда мертвы. Душа поэтому не содержательна. А есть всегда выдержанность (воздержанность от одержимости). Поэтому она и «обязана трудиться», она и есть навалившаяся тяжесть, «метафизическая трудность труда» для физического существа.
Пока живет человек — даже в сем мире — свет для него нескончаем. А кошмар — это событие местного значения. Хотя, впрочем, бывают и радостные сны.
Можно сказать и так, что душа, выдерживая время, и удерживается в нем и символически содержит его в себе, в смысле одержимо обозначает собой в его выражениях, вплоть до поэтического фонтанирования в образах.
Поэтому порождения души — это всегда со-бытия врывающиеся в повседневность и взрывающие обыденность сего мира. Хотя бы это было и не заметно для современников. А может и остается неизвестным и в последующем.
Но и порождения души — это не ее собственные представления, даже не то, что она предложила (из себя) в самоотвержении, а события как факт проявления оттуда-сюда, в котором человек достал до дна души. Точнее, досталось поневоле, поэтому в самопожертвовании не может быть отчета-расчета с собой. Вложение души в творчество и есть «потлач» как безвозмездный дар. Иначе — это халтура, в которой-то и производятся расчеты со временем. Обьяснения причин творчества немыслимы и недопустимы, так как они сводятся к ничто, если отдалась душа.
Поэтому и отвержение «потлача» в постмодернизме в конце-концов из стремления поставить «крест» на творчестве. Но бог с ним, с «творчеством», а как быть с душой? Тем более, что она сама способна ставить на себе «крест»?! Перед ближними или дальними? Вопрос, правда — открытый!
Душа не есть собственность, какие бы соблазны относительно ее мы не испытывали в себе, чтобы владеть, располагать ею.
… И вообще о душе человека ничего определенного и сказать-то нельзя. Как о боге в апокатативной теологии. Она ни есть ни то, ни другое, ни третье. Но она насквозь условна, а потому и временна…
Она адекватна лишь другим душам, хотя и проходит между ними(?). Это схвачено в «монадологии» Г. Лейбница.
И возможно, что душа и есть (таинственная) под-сознательная перемычка в со-знании с прорезью, в которой вращается ключ бессознательного из иного мира, превышающего сей мир?
Почему «перемычка» и почему «ключ»? Да потому что со-знание не равновесно (неравнодушно) даже физиологически, по разделению мозга на правое и левое полушария, ну и соответственно по их функциональной ответственности за рацио и чувства. И в этой «кривизне» и таится душа. Но она неравнодушна не по полушариям мозга и даже не в сем мире, а из мира иного, хотя и через мир сей. Поэтому и «ключ» нужен, чтобы вращатся в со-знании.
Впрочем, эта «перемычка» пространственно может быть представлена (продолжена, вытянута, распространена) — переносицей носа (дыхательного органа), точкой зрения, слухом, руками (особенно или исключительно) и дальше всем орудийно-предметным миром сим.
Вообще человек способен выходить из себя в душе и в то же время доставать себя. А потому душа и есть пространство, в котором сей мир промежуточен (для него) во времени и открыт при всей его одновременности. Чему человек и обязан душе.
Душа и есть «бытие в себе и для себя». Но в ней же можно замыкатся и открыватся. Не со-знание само по себе, а душа бывает замкнутой и открытой. Но тогда она интровертна и экстравертна в со-знании и к сознанию? Меньше и больше его?
Но что ее замыкает и отчего она бывает открытой?
Не в духе ли тут дело? В нем она открывается, а отстраняясь (или теряя связь), закрывается. Что и значит «быть в духе» и «быть не в духе».
Но хроно-топически в замыкании души и со-знание уравновешивается топически. В своей пространственности оно тем самым вполне «оправдывается» (выявляется) как «сознание-пространство» и «пространство-сознание» с вытеснением (или потерей) из него «времени в душе» и «души во времени». Так что, это и есть внутренний развал в хроно-топосе человека (вот где требуется ремонт!)
А в открытости души со-знание в своей про-странственности уместно душевно-духовно в хроно-топосе.
16. Мне снится, нам видится
(Сон на 28.11.2019). Кошмар, от которого я проснулся. Был этому и рад, что он закончился. А потом и забыл его. Почему? Сон в нас или мы во сне — происходит или пребываем?
Если космос из вечности (в нем) нас посещает, то он не должен бы забыватся? Значит, негативно ситуация тут иная. Наяву мы в космосе пребывая, тем не менее видим кажется о нем «теоретические» («в божьем взгляде») «сны», которые в повседневности не прерываются. Во сне же сама повседневность распространяется на возможную вселенную, а потому из таковых, искусственно-интеллектуальных тупиков как кошмаров мы выбираемся? И сон прерывается. Т.е. наяву мы оттуда-сюда, во сне отсюда-туда. Но об этом оттуда-сюда можем догадыватся не из «сонного ли отсюда-туда» как из «личной вечности» (Борхес), которая иллюзорна?
Да, но вот из междусубъектности она уже предстает и разыгрывается как творческое во-ображение. В котором вечность достает (до) нас во времени.
… Но к тому же, в родовом провале оттуда-сюда как заведомом (априорном) состоянии — во сне испытывается еще и его субъективно-субстанциальная теснота в отсюда-туда.
Да, сон — «личная вечность» в самом широком смысле. Хотя, кому как он может приснится? В родовом ареале, т.е. в родовом пространстве? Да, сон внутри тела «видится», но это не точечная телесность, а если и точечная, то линейно протянутая и сворачивающаяся в клубок и разворачивающаяся на свет озарение. «Космическая механика» в нас самих таится. Мы в нее-то и провалены в роде — из света во тьму! И тут уже (во сне) «не свет во тьме светит как при сотворении мира», а именно «тьма светит-ся»? Ну разумеется, как «просвещенная (облученная) тьма», которой коснулось знание, в смысле опыта вплоть до мук переживания. А в конечном счете доставшая до души истина как втиснутая в тело бесконечность и обратно распахивающаяся из души во времени вечность:.
Сон мне снится иллюзорно, нам же видится из оттуда-сюда в отсюда-туда. Кошмар — предупреждение об истине. Надо быть готовым к тому, чтобы отдать душу для выхода (ухода) из этого мира в зове времени к вечности.
Но сон все равно продолжает мне снится, потому что в нем обозначается единящее нас космическое предназнаение. И оно во сне должно видется как усмотрение человеком себя во времени из тутошнего пространства или, наоборот, в здешнем пространстве из тамошнего времени. А точнее, второе относится уже к наяву.
17. Лики культуры — от души
Интерсубъектность (вторно и кратно) дискурсивна. Она и пространственна, но лишь в конечном счете, исторически. И она пресекается во времени оттуда-сюда. Так что, между обособленными индивидами прорезается и предстает ситуация особенного в душевно-духовном самостоянии. Точечность равнодушных (повторяющихся) индивидов как безличных субъектов в их отношениях друг к другу из «вожделения» через «признание» и «самосознание» (по Гегелю) снизводится к абстрактному Я перед конкретным и превосходящим Другим.
Это и обозначает, помечает в промежутке впереди душу в ее возможной встрече времени в континууме интерсубъектности как «птичку-галочку», готовую взлететь в душе из ситуации неравности Я?Другой. Но душа сама по себе бессильна без духа как «без крыльев». Возможно они могут быть возмещены «рукопожатиями», «объятиями» и т.д., что физически в обыденности и происходит. Но тут кроме физики и метафизика требуется.
Голой душа в свет не отправляется, она рядится как я личностью и предстает духовно в кругу других через «Ты», «Вы» и в конечном счете в «Мы — имярек» человечества над кругом «Они». Собственно, дух и есть всегда неизбывный и упреждающий Другой. Поэтому душевно-духовное самостояние есть круговращение в бытии «в-себе-и-для-себя». В котором дух норовит сбежать, оторваться от души. И душе в личности всегда приходится и нужно быть настороже.
… Душа фонтанирует духовно по человечеству, но из ничейной, нейтральной территории в междсубъектности, как бы в освоении «культурной целины» в цивилизационном пространстве, обозначая свободы в межпирамидальном про-странстве посреди упертых пирамид — городов, поселений, а может быть даже стран, государств, политических систем, а там глядишь и сторон света как Запада-Востока, Юго-Севера?
Поэтому душа маргинальна, она везде и нигде, и всегда взьерошена, не может найти себе места и покоя в мире сем.
Но значит «культура», в которой время откликается, всего лишь дополнительностна в мире сем как дольнем. Но тогда она компенсаторна или даже паллиативна. Она нужна как бы на всякий случай, про запас? Или просто удельна?
И тогда это не культура как почитание света? А всего лишь вариант цивилизации как масс-культура, поп-культура, рок-культура. Цивилизация рядящаяся в культурные одежды! И что же нужно копать под наличные пирамиды? Точнее, под пирамидальное мироустройство (?). А не гробокопательстом заниматься. Из антропоцентризма освобождатся, привечая время в душе. А это и значит, что истина просеивается сквозь ее поры в конечности бытия под тучами взлохмаченных заблуждений, красота демонстрируется чередой сменяющихся форм уродства, добро испытывается во зле в себе на себя и т.д. «Что наверху, то и внизу, а что внизу, то и наверху». Но так, что по преимущесту срабатывает закон достаточного основания (по Лейбницу). А может даже «предустановленная гармония», в которой души совместимы, согласны, созвучны, соразмерны и непосредственны как духи?
Но не получается ли при этом: «На тебе боже, что нам негоже»?!
Нет, здесь надо уточнить эти ценностные раскладки. Скажем, истина посредине как «столп», но в нем она упирается в имманентное и разматывается трансцендентально в заблуждениях. Добро «валяется в ногах» и (его) во зле на себя нужно возвысить до блага. А что касается красоты, то она всегда была превыше всего в этом мире (уродства), хотя именно через нее мы испытываем и терпим, выдерживаем себя в несовершенном из совершенного.
Но тем не менее, кардинальная переоценка ценностей должна быть произведена судом времени от души, из души и в душе. Вновь: именно во встрече души со временем истина усматривается из заблуждений, добро из зла на себя возносится к благу и лишь красота сохраняется в своем превосходстве, она-то и светится в своем воспевании душой. Перед ней душа содрогается, трепещет, волнуется без надежды ее покорить, усвоить или прикоснуться к ней. Разверзается «дистанция огромного размера», которая и не снится ученым умам (в расщепе) межде субъектом и объектом. Где человек и мир в пуповине родовых связей.
И при этом не так, чтобы было «на тебе боже, что нам негоже»! В смысле «отчета наверх о выполненном наряде работ в мире сем». Ситуация сложнее и о ней отчитаться трудно, если вообще возможно. Душа не отчитывается наверх и даже не отвечает на вызовы времени. Она (духовно) мучается в круговых и нескончаемых заблуждениях. Ради единой и конечной истины. Изворачивается у воли зла, мучаясь в нем и жертвуя собой в ближних и дальних, направо и налево, чтобы возвыситься в добре ко благу.
Истина таким образом для души (онтологически) глубокомысленна (с чем, кстати душа единственно, уместно считается). Добро долженствует к превознесению. А что касается красоты опять-таки, то тут ситуация загадочная?! То ли сама душа «красочна», то ли в красоте время сникает, то ли она и есть мировое состояние? Или это не третий лик культуры, а истина и благо одновременно? Т.е. сама одновременность истины и блага? Но не «прекрасное сводимое к мгновению», тут Гете переведен на русский ошибочно. У него: «продлись мгновение, ты прекрасно!!!
Поэтому она «служит» не спасению мира вообще, ей это не требуется, а освобождению от (расплющенно-униженной) «истины» и (отобранно-оторванного) «добра» в мире, их «очищению» из правдоподобия и вещной собственности. В этом красота и есть свет души из времени. И пока она лишь в звездности надежды, т.е. астрально абстрактна.
В красоте достается душе свет во времени и время как просветление во благодарение за ее невольные мучения в заблуждениях и самоотвержении во зле на себя. И тогда душа может исповедоватся в миру других. Подлинная коммуникация возможна лишь как общение между претерпевыми душами, а не субтильными типами как субъектами в их эгоцентричности.
Ну, скажем, что есть «небытие» или «точечная ничтойность» человека в мире сем? Это не может быть отнесено к здешним порядкам. В своем небытии в сем мире человек доподлинно есть в мире иного или из мира иного? Скорее всего именно из мира иного он есть в мире сем в небытии. Но вот тут-то и «собака зарыта», это «есть» — в штучности, обособленности, безличности, омассовленности и т.д. И из этого же состояния человеку вовеки-веков, никогда не может светиться освобождение. Возможны лишь социальные потуги в утопиях. Или «пустое равенство», «негативная свобода», «стихийный охлос братства».
Притом, что относительно лучшего (чем этот) мира сказано преизбыточно, со всеми достоинствами и недостатками в его изображениях, а о том, в чем человек уперт, в чем он растерян, в чем он отчужден и самоотчужден сказано недостаточно, если сказано вообще что-то, за исключением марксизма? Как единственного варианта цивилизационной самокритики человечества, но и как недостаточной (философией) культурой самосознания при установке на практическое преобразование сего мира.
Понимать ли сей мир из того мира или возводить его к миру высшему — разница не такая уж большая, а по существу это одно и то же. По существу при этом (в том и другом обращениях, оттуда-сюда или отсюда-туда) остается в равнодушии человек.
И неисправимость его в захваченности, завязанности, замазанности, замурованности во внутренней и темной бездне. Поэтому и своим он должен считать не присутствие среди других в этом мире, а точечность, которая не математична, а душевна как исходящий изнутри дрожащий лучик света. Так что время как свет оттуда-сюда пробивается через тьму присутствия в мире сем и встречается, откликается, отсвечивается светом души из человека. Поэтому и оттуда-сюда («из») и отсюда-туда («из») в душевно-духовном самостоянии человека дано.
Вот таким-то образом «свет во тьме светит и тьма не объяла его» (библ.). Но при этом «вначале было слово» все-таки. А это значит, что для человека и человечества преимущественно время, в котором слово и светится. Но в нем же и душа отзывается времени, пробуждается сквозь давящую повседневную темноту или просто серость обыденности лучиком света.
Поэтому и открытие человека может и должно совершится просветлением его же мира, когда «то что внизу, то и вверху, а то что вверху, то и внизу» («герметически»). Не просвещение в знаниях извне во внутрь, а высветление изнутри-вовне в душевно-духовном горении — разнесении света.
Но время довлеет именно в этом душевно-духовном состоянии, которое выдерживается как самостояние из душевных опор в мире сем и которые обретаются из череды прижизненных рождений души во времени. Готовых, завершенных душ нет, они тогда мертвы. Душа поэтому не содержательна. А есть всегда выдержанность (воздержанность от одержимости). Поэтому она и «обязана трудиться», она и есть навалившаяся тяжесть, «метафизическая трудность труда» для физического существа.
Пока живет человек — даже в сем мире — свет для него нескончаем. А кошмар — это событие местного значения. Хотя, впрочем, бывают и радостные сны.
Можно сказать и так, что душа, выдерживая время, и удерживается в нем и символически содержит его в себе, в смысле одержимо обозначает собой в его выражениях, вплоть до поэтического фонтанирования в образах.
Поэтому порождения души — это всегда со-бытия врывающиеся в повседневность и взрывающие обыденность сего мира. Хотя бы это было и не заметно для современников. А может и остается неизвестным и в последующем.
Но и порождения души — это не ее собственные представления, даже не то, что она предложила (из себя) в самоотвержении, а события как факт проявления оттуда-сюда, в котором человек достал до дна души. Точнее, досталось поневоле, поэтому в самопожертвовании не может быть отчета-расчета с собой. Вложение души в творчество и есть «потлач» как безвозмездный дар. Иначе — это халтура, в которой-то и производятся расчеты со временем. Обьяснения причин творчества немыслимы и недопустимы, так как они сводятся к ничто, если отдалась душа.
Поэтому и отвержение «потлача» в постмодернизме в конце-концов из стремления поставить «крест» на творчестве. Но бог с ним, с «творчеством», а как быть с душой? Тем более, что она сама способна ставить на себе «крест»?! Перед ближними или дальними? Вопрос, правда — открытый!
Душа не есть собственность, какие бы соблазны относительно ее мы не испытывали в себе, чтобы владеть, располагать ею.
… И вообще о душе человека ничего определенного и сказать-то нельзя. Как о боге в апокатативной теологии. Она ни есть ни то, ни другое, ни третье. Но она насквозь условна, а потому и временна…
Она адекватна лишь другим душам, хотя и проходит между ними(?). Это схвачено в «монадологии» Г. Лейбница.
И возможно, что душа и есть (таинственная) под-сознательная перемычка в со-знании с прорезью, в которой вращается ключ бессознательного из иного мира, превышающего сей мир?
Почему «перемычка» и почему «ключ»? Да потому что со-знание не равновесно (неравнодушно) даже физиологически, по разделению мозга на правое и левое полушария, ну и соответственно по их функциональной ответственности за рацио и чувства. И в этой «кривизне» и таится душа. Но она неравнодушна не по полушариям мозга и даже не в сем мире, а из мира иного, хотя и через мир сей. Поэтому и «ключ» нужен, чтобы вращатся в со-знании.
Впрочем, эта «перемычка» пространственно может быть представлена (продолжена, вытянута, распространена) — переносицей носа (дыхательного органа), точкой зрения, слухом, руками (особенно или исключительно) и дальше всем орудийно-предметным миром сим.
Вообще человек способен выходить из себя в душе и в то же время доставать себя. А потому душа и есть пространство, в котором сей мир промежуточен (для него) во времени и открыт при всей его одновременности. Чему человек и обязан душе.
Душа и есть «бытие в себе и для себя». Но в ней же можно замыкатся и открыватся. Не со-знание само по себе, а душа бывает замкнутой и открытой. Но тогда она интровертна и экстравертна в со-знании и к сознанию? Меньше и больше его?
Но что ее замыкает и отчего она бывает открытой?
Не в духе ли тут дело? В нем она открывается, а отстраняясь (или теряя связь), закрывается. Что и значит «быть в духе» и «быть не в духе».
Но хроно-топически в замыкании души и со-знание уравновешивается топически. В своей пространственности оно тем самым вполне «оправдывается» (выявляется) как «сознание-пространство» и «пространство-сознание» с вытеснением (или потерей) из него «времени в душе» и «души во времени». Так что, это и есть внутренний развал в хроно-топосе человека (вот где требуется ремонт!)
А в открытости души со-знание в своей про-странственности уместно душевно-духовно в хроно-топосе.
16. Мне снится, нам видится
(Сон на 28.11.2019). Кошмар, от которого я проснулся. Был этому и рад, что он закончился. А потом и забыл его. Почему? Сон в нас или мы во сне — происходит или пребываем?
Если космос из вечности (в нем) нас посещает, то он не должен бы забыватся? Значит, негативно ситуация тут иная. Наяву мы в космосе пребывая, тем не менее видим кажется о нем «теоретические» («в божьем взгляде») «сны», которые в повседневности не прерываются. Во сне же сама повседневность распространяется на возможную вселенную, а потому из таковых, искусственно-интеллектуальных тупиков как кошмаров мы выбираемся? И сон прерывается. Т.е. наяву мы оттуда-сюда, во сне отсюда-туда. Но об этом оттуда-сюда можем догадыватся не из «сонного ли отсюда-туда» как из «личной вечности» (Борхес), которая иллюзорна?
Да, но вот из междусубъектности она уже предстает и разыгрывается как творческое во-ображение. В котором вечность достает (до) нас во времени.
… Но к тому же, в родовом провале оттуда-сюда как заведомом (априорном) состоянии — во сне испытывается еще и его субъективно-субстанциальная теснота в отсюда-туда.
Да, сон — «личная вечность» в самом широком смысле. Хотя, кому как он может приснится? В родовом ареале, т.е. в родовом пространстве? Да, сон внутри тела «видится», но это не точечная телесность, а если и точечная, то линейно протянутая и сворачивающаяся в клубок и разворачивающаяся на свет озарение. «Космическая механика» в нас самих таится. Мы в нее-то и провалены в роде — из света во тьму! И тут уже (во сне) «не свет во тьме светит как при сотворении мира», а именно «тьма светит-ся»? Ну разумеется, как «просвещенная (облученная) тьма», которой коснулось знание, в смысле опыта вплоть до мук переживания. А в конечном счете доставшая до души истина как втиснутая в тело бесконечность и обратно распахивающаяся из души во времени вечность:.
Сон мне снится иллюзорно, нам же видится из оттуда-сюда в отсюда-туда. Кошмар — предупреждение об истине. Надо быть готовым к тому, чтобы отдать душу для выхода (ухода) из этого мира в зове времени к вечности.
Но сон все равно продолжает мне снится, потому что в нем обозначается единящее нас космическое предназнаение. И оно во сне должно видется как усмотрение человеком себя во времени из тутошнего пространства или, наоборот, в здешнем пространстве из тамошнего времени. А точнее, второе относится уже к наяву.
17. Лики культуры — от души
Интерсубъектность (вторно и кратно) дискурсивна. Она и пространственна, но лишь в конечном счете, исторически. И она пресекается во времени оттуда-сюда. Так что, между обособленными индивидами прорезается и предстает ситуация особенного в душевно-духовном самостоянии. Точечность равнодушных (повторяющихся) индивидов как безличных субъектов в их отношениях друг к другу из «вожделения» через «признание» и «самосознание» (по Гегелю) снизводится к абстрактному Я перед конкретным и превосходящим Другим.
Это и обозначает, помечает в промежутке впереди душу в ее возможной встрече времени в континууме интерсубъектности как «птичку-галочку», готовую взлететь в душе из ситуации неравности Я?Другой. Но душа сама по себе бессильна без духа как «без крыльев». Возможно они могут быть возмещены «рукопожатиями», «объятиями» и т.д., что физически в обыденности и происходит. Но тут кроме физики и метафизика требуется.
Голой душа в свет не отправляется, она рядится как я личностью и предстает духовно в кругу других через «Ты», «Вы» и в конечном счете в «Мы — имярек» человечества над кругом «Они». Собственно, дух и есть всегда неизбывный и упреждающий Другой. Поэтому душевно-духовное самостояние есть круговращение в бытии «в-себе-и-для-себя». В котором дух норовит сбежать, оторваться от души. И душе в личности всегда приходится и нужно быть настороже.
… Душа фонтанирует духовно по человечеству, но из ничейной, нейтральной территории в междсубъектности, как бы в освоении «культурной целины» в цивилизационном пространстве, обозначая свободы в межпирамидальном про-странстве посреди упертых пирамид — городов, поселений, а может быть даже стран, государств, политических систем, а там глядишь и сторон света как Запада-Востока, Юго-Севера?
Поэтому душа маргинальна, она везде и нигде, и всегда взьерошена, не может найти себе места и покоя в мире сем.
Но значит «культура», в которой время откликается, всего лишь дополнительностна в мире сем как дольнем. Но тогда она компенсаторна или даже паллиативна. Она нужна как бы на всякий случай, про запас? Или просто удельна?
И тогда это не культура как почитание света? А всего лишь вариант цивилизации как масс-культура, поп-культура, рок-культура. Цивилизация рядящаяся в культурные одежды! И что же нужно копать под наличные пирамиды? Точнее, под пирамидальное мироустройство (?). А не гробокопательстом заниматься. Из антропоцентризма освобождатся, привечая время в душе. А это и значит, что истина просеивается сквозь ее поры в конечности бытия под тучами взлохмаченных заблуждений, красота демонстрируется чередой сменяющихся форм уродства, добро испытывается во зле в себе на себя и т.д. «Что наверху, то и внизу, а что внизу, то и наверху». Но так, что по преимущесту срабатывает закон достаточного основания (по Лейбницу). А может даже «предустановленная гармония», в которой души совместимы, согласны, созвучны, соразмерны и непосредственны как духи?
Но не получается ли при этом: «На тебе боже, что нам негоже»?!
Нет, здесь надо уточнить эти ценностные раскладки. Скажем, истина посредине как «столп», но в нем она упирается в имманентное и разматывается трансцендентально в заблуждениях. Добро «валяется в ногах» и (его) во зле на себя нужно возвысить до блага. А что касается красоты, то она всегда была превыше всего в этом мире (уродства), хотя именно через нее мы испытываем и терпим, выдерживаем себя в несовершенном из совершенного.
Но тем не менее, кардинальная переоценка ценностей должна быть произведена судом времени от души, из души и в душе. Вновь: именно во встрече души со временем истина усматривается из заблуждений, добро из зла на себя возносится к благу и лишь красота сохраняется в своем превосходстве, она-то и светится в своем воспевании душой. Перед ней душа содрогается, трепещет, волнуется без надежды ее покорить, усвоить или прикоснуться к ней. Разверзается «дистанция огромного размера», которая и не снится ученым умам (в расщепе) межде субъектом и объектом. Где человек и мир в пуповине родовых связей.
И при этом не так, чтобы было «на тебе боже, что нам негоже»! В смысле «отчета наверх о выполненном наряде работ в мире сем». Ситуация сложнее и о ней отчитаться трудно, если вообще возможно. Душа не отчитывается наверх и даже не отвечает на вызовы времени. Она (духовно) мучается в круговых и нескончаемых заблуждениях. Ради единой и конечной истины. Изворачивается у воли зла, мучаясь в нем и жертвуя собой в ближних и дальних, направо и налево, чтобы возвыситься в добре ко благу.
Истина таким образом для души (онтологически) глубокомысленна (с чем, кстати душа единственно, уместно считается). Добро долженствует к превознесению. А что касается красоты опять-таки, то тут ситуация загадочная?! То ли сама душа «красочна», то ли в красоте время сникает, то ли она и есть мировое состояние? Или это не третий лик культуры, а истина и благо одновременно? Т.е. сама одновременность истины и блага? Но не «прекрасное сводимое к мгновению», тут Гете переведен на русский ошибочно. У него: «продлись мгновение, ты прекрасно!!!
Поэтому она «служит» не спасению мира вообще, ей это не требуется, а освобождению от (расплющенно-униженной) «истины» и (отобранно-оторванного) «добра» в мире, их «очищению» из правдоподобия и вещной собственности. В этом красота и есть свет души из времени. И пока она лишь в звездности надежды, т.е. астрально абстрактна.
В красоте достается душе свет во времени и время как просветление во благодарение за ее невольные мучения в заблуждениях и самоотвержении во зле на себя. И тогда душа может исповедоватся в миру других. Подлинная коммуникация возможна лишь как общение между претерпевыми душами, а не субтильными типами как субъектами в их эгоцентричности.
