А поэтому и всякий акт творчества есть про-падание (как поется у В. Высоцкого). Недаром приводится Рильке: «нас унижает наш успех!»
Но главное в том, что только как ничто можно быть абсолютно сопричастным к другому субъекту, а тем самым выходить на беспредельную объективную диалектику, олицетворением которой каждый раз предстает другой уникальный субъект. С этим, пожалуй, можно согласиться.
Но при этом получается, что нет одновременного множества равноправных, равноцельных субъектов. Да это так, но есть и разномерность субъектов…
В состояние ничто ввергает себя некий преимущественный субъект и тем самым относится к другому во всей его полноте, так сказать, со всех сторон облепливает, обжимает, описывает его или наоборот, изнутри его через особенное выходит на перспективу объективной диалектики.
А может и вовсе сами в себе мы ничто обнаружить не можем. Это мы делаем по отношению к другому или другой по отношению ко мне. Ничто не относится к ничто, а лишь к нечто, к бытию, причем не к бытию вообще, а к субъектному бытию (Гегелевская, идеалистическая развертка этого, в итоге которой абсолютный дух пожирает всякое бытие).
Впрочем, это ничто может проходить и под наименованием «точки», против которой настроен Батищев Г.С. Только точку надо понимать как круг ничто, а не центр(?). Точка зрения другого — это уже выход на вселенную. Это уже особенное, конкретное.
Отвергая точечность, Батищев Г.С. выкидывает и ничто, которое индивид несет в себе, за счет которого и является уникальным и открытым существом.
Таким образом, все-таки нужно допустить в рамках сопричастности субъектов и их неравновесность, моменты преимущества, инициативы, активности и т.д. Они не преодолеваются в творчестве, а стимулируют и присутствуют в нем. Без перепадов не обойтись, хотя, разумеется, они резонируют в гармонических отношениях. Последние не снимают перепады, деклинации в общении, а в своем напряжении наводятся на них и в этих «пространствах» и прерывается творчество в его результативности, продуктивности. Иначе мы сводим творчество к общению, а, следовательно, лишь к созерцанию междусубъектного мира и всей вселенной.
А впрочем, созерцательность у Г.С. Батищева в трактовке творчества именно из невыговоренного понимания субъекта как ничто, распространяющего себя в этом качестве на всю вселенную. И наоборот, на всю вселенную можно распространяться лишь в качестве ничто.
Однако, здесь речь не идет каких-то ошибках со стороны автора, а об «идее человека», которая еще не вполне утряслась, рефлектировалась, развернулась.
Если в математике применяют понятия «мнимого» числа, если у Гегеля, у Сартра анализируются «бытие и ничто», «ничто и свобода», то говоря с марксистских позиций, мы не вменяем в вину Батищеву Г.С. какие-то грехи, а пытаемся выявить суть предположенной им вселенской идеи человека.
Второе чтение: размышление
Субъектное бытие строится не вокруг точки, а вокруг центральных «векторов устремленностей», говорит Батищев Г.С. Именно потому, что становление идет от ничто к беспредельной объективной диалектике, субъекты в своей устремленности к ней раскрыты по отношению друг к другу. То есть и изначально и в перспективе взаимопроникают друг друга. Ничто в субъектах соответствует беспредельной объективной диалектике и одновременно за счет незавершимого становления они со-причастны, раскрыты друг другу.
Или: беспредельная объективная диалектика — это позитивная, ничто же негативная, а в целом они стороны — аспекты человеческого бытия. В своем становлении субъекты и приходятся на эти уровни. И наоборот пределы субъекта это ничто и беспредельная объективная диалектика, тем более если субъекта нужно брать в становлении. Но значит, тогда субъекты лишь потенциально взаимораскрыты, актуально, в своей определенности, отталкиваются? Да, но это так, если на одной плоскости, в одном измерении существуют — присутствуют. Но благодаря многомерности и конкретике их бытия субъекты не сталкиваются, а гармонируют друг с другом в беспредельной объективной диалектике. И наоборот, беспредельно, бесконечно многомерная объективная диалектика через отношение к себе, становление человека освящает гармонические отношения.
Ни много, ни мало — предпосылка, исток творчества — ничто, перспектива — беспредельная объективная диалектика; вектор — незавершимое становление; сфера, предметная область, ареал или условие, или содержание — общение. Хотя может быть и по-другому несколько: так как субъектность вся складывается из междусубъектных отношений, то ничто должно быть в общении. Оно должно не разделять, а соединять, и не за счет самих индивидов как таковых. Их различия не сняты в чем-то третьем, их деятельность есть единство опредмечивания и распредмечивания. Перед беспредельной объективной диалектикой всякий результат деятельности есть только преходящая частность.
Да, но он говорит, что именно через общение раскрывается беспредельная объективная диалектика. Это правильно, тем более с точки зрения гармонических отношений, многомерности субъектного бытия. А общение социально-онтологическая, а не социально- психологическая категория. И общение к частностям сводить нельзя. Может быть даже в нем, на его уровне и дана актуально беспредельная объективная диалектика. То есть не только в виде каких-то явлений частных, не в виде намеков на себя, а в виде абсолютной истины как суммы относительных истин, на уровне философских категорий. Ухватывается в междусубъектности не «хвост вселенский», а сама вселенная, со всеми, разумеется, ее человеческими ограничениями, абстрактными на нее накладками становящихся в своей взаимности, раскрытости друг другу субъектов. Это так. Это-то как раз и нужно называть субстанцией, в ее диалектическом понимании. Но без всякой редукции к низшему, а только в перспективе бесконечности ее брать. Как человеческую категорию, как антропоморфизированную по форме и объективную по содержанию субстанцию.
И может быть даже, всякая редукция высшего к низшему есть редукция в конечном счете к ничто. И это происходит, как только мы отвлекается от становления.
Но где же это ничто находится, осталось ли оно далеко, позади становящегося человека?
Если человек «измеряется» ничто и беспредельной объективной диалектикой, то это не внешние пределы его, с одной стороны оставляемые нами позади, с другой как недосягаемые, простирающиеся далеко впереди для линейного прогрессирования, метаморфозов в одном измерении — а пространство–время (топо-хронос и хроно-топос) многомерного становления.
По существу, перед нами душевно-духовное становление человека и многомерное становление-творчество, которое возможно лишь как духовное приобщение к беспредельной объективной диалектике. Одновременная активность или устремлённость во все стороны вкруг себя — во всевозможные измерения возможны только в духе или фиксируются в духе. И может быть с формальной стороны субстанция «исторически определенная» и есть дух (по Гегелю). То есть мы находимся в своих исканиях в надвещном духовном мире (пространстве общения), сохраняя в том же отношении свою душу, свою неисполненность, невоплощенность, неутвержденность, свое ничто (время становления)
В этом смысле беспредельная объективная диалектика и ничто ухватываются человеком через (пространство–время) общение–становление в качестве его собственного духовно-душевного бытия или в виде его духовно-душевного единства или духовно-душевной его многомерности.
Но так ли при всем при этом обязательна категория «ничто»? (По существу ты уже подставил под нее «душу»!) Да и корректно ли будет беспредельную объективную диалектику соотносить, коррелировать с ничто? Оно обратно должно соотносится с Бытием? — Нет, оно соотносится не с бытием, а с нечто. Беспредельная объективная диалектика и есть нечто, т.е. абстрактное бытие. Точнее, ничто соотносительно и не с нечто, объединяемое затем с бытием (а Гегель, который под бытие подсунет дух как законченную, завершенную в себе субстанцию, а ничто достанется на долю бесплодной действительности), а непосредственно с бытием. Под ничто и бытием находятся абстрактная свобода и конкретная беспредельная объективная диалектика.
Душа ухватывает ничто в человеке, но не сводится к нему…
Просто ничто — это абсолютная негативность человека по отношению к беспредельной объективной диалектике, это доведенный до «понятия» субъект творчества. Преодоленная единственность человека. Преодоленная обратно активность его. Договоренный до конца, а не отброшенный извне антропоцентризм. Архимедова «точка» применительно к человеку, оборачивающаяся бесконечным миром человека. Но это не точка тем самым, а именно ничто (математически ноль)…
Может быть ничто это и есть «выворачивание точки» и «натягивание» ее на беспредельную объективную диалектику? Это не оставленная позади себя субъектом исходная, стартовая точка, а сама душа субъекта, «индивидуальность как круг действования» (Гегель), оболочка человека, непрерывно изменяющаяся; то, в чем последовательно нейтрализуются предпосылки и приобретения, выявляются перспективы творчества, дух как сфера общения, ухватываемая беспредельная объективная диалектика.
Выворачивание точки возможно. Превращение ее в субстанцию в активизме. Ограничение внешним миром. Все люди скопом предстают.
Или это душевная пустыня, оставляемая после себя субъектом творчества по направлению к духу — субстанции в беспредельной объективной диалектике. То в чем сжигает себя творец. Без аннигиляции субъектом себя беспредельная объективная диалектика не дается никоим образом. Преодоление себя и есть не что иное как душевное опустошение и духовное приобщение к беспредельной объективной диалектике. Последнее строго детерминировано междусубъектностью в ее исторически определенной многомерности. Экзотерически междусубъектность наличествует в технике как «поставе» (Хайдеггер). Эзотерически же это сфера духовности, на ее уровне человек и существует как «ансамбль общественных отношений», как открытое навстречу беспредельной объективной диалектике, как становящееся, но никогда не ставшее существо («кто это?» — «человек, еще не ставшее существо»!).
Следовательно, именно то, что человек сжег в себе, ради творчества или стихийно в бессознательном творчестве («детство» — у Батищева Г.С.) и составляет его душу. То, что в нем пропало, исчезло и есть его субъективность. Растраченные силы, потерянное здоровье, время, которое уже не вернешь, поступки, которые я совершил по отношению к другим, вся жизнедеятельность, отбрасываемая как будто бы в прошлое — все это непрерывно откладывается в человеческой душе, точнее поставляет саму душу. И душа живет в этом опустошении. Но душа не опыт. Душа не составляется просто негативно всем тем, что остается позади, это и не память, а актуально совершающийся процесс исчезновения точечного субъекта и становления духовного человека. Но если только в качестве абсолютного ничто мы можем наконец «прикоснуться» к беспредельной объективной диалектике, то не получается ли, что такое прикосновение возможно только вместе с полной кончиной субъекта становления? Но тогда не предположить ли, что в творчестве — исчезновении человека мы непрерывно касаемся этой беспредельной объективной диалектики? Или во всяком случае, как-то прикасаемся к ней на уровне духовных субстанций, в (совместном) междусубъектном мире. Дух человека поддерживается непрерывной работой человеческой души в ее сопричастности к другим душам. Но видимо одного общения для человеческого духа мало, хотя автор подчеркивает всячески роль междусубъектности. Это конечно сфера духа и духовного творчества, но для работы души и выхода на общение (а также выходов в реальность) нужна активность, деятельность, труд, то есть то в чем мы отдаем и должны отдавать свои души: непрерывно длящийся отказ от себя осуществляется не только для других (это в конечном счете), а непосредственно в самодеятельности; отказ от себя естественен для человека- творца, а поэтому это даже не столько момент нравственности, насилия над собой, а сама объективная логика творчества. Для того чтобы общаться надо обладать тем, при помощи чего мы общаемся (Станиславский). Этого нельзя заимствовать, это вырабатывается, как говорит сам автор, в качестве «внутреннего человека». Это так. Но если в исчезновении — творчестве мы приобщаемся к беспредельной объективной диалектике, то не происходит ли это приобщение уже на уровне души, а, следовательно, в чем тогда необходимость духа для человека?
Однако, человек все-таки душевно-духовное существо, несмотря на то, что понятие души и духа как философские категории у нас находятся в загоне и употребляются лишь в переносном смысле и разорваны друг от друга (см. М.С. Кагана). И вероятно разрыв этого сущностного единства человека и приводит ко всяким центризмам (субъективным и субстанциальным) или психологизмам, с одной стороны, социологизмам, с другой стороны, в исследовании мира человека.
Если дух поддерживается работой души, то и душа человека портится без духовной освященности, без «общественных» идеалов. Человек в работе над собой (как червь-шелкопряд) не исходит непосредственно из самого себя, перемещаясь из одного состояния души в другое состояние. (Смена настроений отражает смену общественных ценностей, к которым субъект приобщен). Это было бы равносильно «толочь воду в ступе», из ничего создавать ничто! В ничто обращается ставшая обусловленность, определенность субъекта, а она обуславливается междусубъектными отношениями, которые в свою очередь проникают в душу человека в виде нравственных, психологических и т.д. ценностей, установок, мотивов, одним словом в виде подвижек общего духа (общности, к которой принадлежит индивид или негативных к данной общности духовных явлений)
Но что же тогда получается, между душой и духом определённость субъекта, которая последовательно исчезает, но, следовательно, отсекается и дух, который обусловил эту определенность? Или эта определённость субъекта по отношению к духу чисто негативная? Душа учит человека все время каким не надо быть, а дух призывает все время к поиску. Но значит тогда и душа, и дух по отношению к реальному индивиду негативны? Или определение себя индивидом через работу души последовательно сменяет негативность его к духу на положение в духе, дает обретение своего духовного мира, точечное бытие сменяется приобщением к другим субъектам, одни лишь высоты духа — много-мерным общением, открытием себя в мире людей и ценностей. Возможно, но что-то…?
Точнее видимо, будет сказать, что в ничто обращается сам дух через работу души. Не определенность индивида негативна к духу, а дух негативен к определенности его. Иначе ради чего же мы отдаем души (не дьяволу, не смерти, а родине, людям, работе). Не ради подчинения наличному духу социальных, правовых, нравственных и т.п. порядков, во всяком случае не ради консервации их в виде господствующего духа-субстанции, а ради многомерного развития человека во всех действительных и возможных отношениях, ради самого духовного прогресса, без которого человека попросту нет. Поэтому тождество человека и духа — это всегда пройденный этап. Без «святотатства» в творчестве не обойтись, без замаха на духовный уровень эпохи продвинуться человек не может.
Но главное в том, что только как ничто можно быть абсолютно сопричастным к другому субъекту, а тем самым выходить на беспредельную объективную диалектику, олицетворением которой каждый раз предстает другой уникальный субъект. С этим, пожалуй, можно согласиться.
Но при этом получается, что нет одновременного множества равноправных, равноцельных субъектов. Да это так, но есть и разномерность субъектов…
В состояние ничто ввергает себя некий преимущественный субъект и тем самым относится к другому во всей его полноте, так сказать, со всех сторон облепливает, обжимает, описывает его или наоборот, изнутри его через особенное выходит на перспективу объективной диалектики.
А может и вовсе сами в себе мы ничто обнаружить не можем. Это мы делаем по отношению к другому или другой по отношению ко мне. Ничто не относится к ничто, а лишь к нечто, к бытию, причем не к бытию вообще, а к субъектному бытию (Гегелевская, идеалистическая развертка этого, в итоге которой абсолютный дух пожирает всякое бытие).
Впрочем, это ничто может проходить и под наименованием «точки», против которой настроен Батищев Г.С. Только точку надо понимать как круг ничто, а не центр(?). Точка зрения другого — это уже выход на вселенную. Это уже особенное, конкретное.
Отвергая точечность, Батищев Г.С. выкидывает и ничто, которое индивид несет в себе, за счет которого и является уникальным и открытым существом.
Таким образом, все-таки нужно допустить в рамках сопричастности субъектов и их неравновесность, моменты преимущества, инициативы, активности и т.д. Они не преодолеваются в творчестве, а стимулируют и присутствуют в нем. Без перепадов не обойтись, хотя, разумеется, они резонируют в гармонических отношениях. Последние не снимают перепады, деклинации в общении, а в своем напряжении наводятся на них и в этих «пространствах» и прерывается творчество в его результативности, продуктивности. Иначе мы сводим творчество к общению, а, следовательно, лишь к созерцанию междусубъектного мира и всей вселенной.
А впрочем, созерцательность у Г.С. Батищева в трактовке творчества именно из невыговоренного понимания субъекта как ничто, распространяющего себя в этом качестве на всю вселенную. И наоборот, на всю вселенную можно распространяться лишь в качестве ничто.
Однако, здесь речь не идет каких-то ошибках со стороны автора, а об «идее человека», которая еще не вполне утряслась, рефлектировалась, развернулась.
Если в математике применяют понятия «мнимого» числа, если у Гегеля, у Сартра анализируются «бытие и ничто», «ничто и свобода», то говоря с марксистских позиций, мы не вменяем в вину Батищеву Г.С. какие-то грехи, а пытаемся выявить суть предположенной им вселенской идеи человека.
Второе чтение: размышление
Субъектное бытие строится не вокруг точки, а вокруг центральных «векторов устремленностей», говорит Батищев Г.С. Именно потому, что становление идет от ничто к беспредельной объективной диалектике, субъекты в своей устремленности к ней раскрыты по отношению друг к другу. То есть и изначально и в перспективе взаимопроникают друг друга. Ничто в субъектах соответствует беспредельной объективной диалектике и одновременно за счет незавершимого становления они со-причастны, раскрыты друг другу.
Или: беспредельная объективная диалектика — это позитивная, ничто же негативная, а в целом они стороны — аспекты человеческого бытия. В своем становлении субъекты и приходятся на эти уровни. И наоборот пределы субъекта это ничто и беспредельная объективная диалектика, тем более если субъекта нужно брать в становлении. Но значит, тогда субъекты лишь потенциально взаимораскрыты, актуально, в своей определенности, отталкиваются? Да, но это так, если на одной плоскости, в одном измерении существуют — присутствуют. Но благодаря многомерности и конкретике их бытия субъекты не сталкиваются, а гармонируют друг с другом в беспредельной объективной диалектике. И наоборот, беспредельно, бесконечно многомерная объективная диалектика через отношение к себе, становление человека освящает гармонические отношения.
Ни много, ни мало — предпосылка, исток творчества — ничто, перспектива — беспредельная объективная диалектика; вектор — незавершимое становление; сфера, предметная область, ареал или условие, или содержание — общение. Хотя может быть и по-другому несколько: так как субъектность вся складывается из междусубъектных отношений, то ничто должно быть в общении. Оно должно не разделять, а соединять, и не за счет самих индивидов как таковых. Их различия не сняты в чем-то третьем, их деятельность есть единство опредмечивания и распредмечивания. Перед беспредельной объективной диалектикой всякий результат деятельности есть только преходящая частность.
Да, но он говорит, что именно через общение раскрывается беспредельная объективная диалектика. Это правильно, тем более с точки зрения гармонических отношений, многомерности субъектного бытия. А общение социально-онтологическая, а не социально- психологическая категория. И общение к частностям сводить нельзя. Может быть даже в нем, на его уровне и дана актуально беспредельная объективная диалектика. То есть не только в виде каких-то явлений частных, не в виде намеков на себя, а в виде абсолютной истины как суммы относительных истин, на уровне философских категорий. Ухватывается в междусубъектности не «хвост вселенский», а сама вселенная, со всеми, разумеется, ее человеческими ограничениями, абстрактными на нее накладками становящихся в своей взаимности, раскрытости друг другу субъектов. Это так. Это-то как раз и нужно называть субстанцией, в ее диалектическом понимании. Но без всякой редукции к низшему, а только в перспективе бесконечности ее брать. Как человеческую категорию, как антропоморфизированную по форме и объективную по содержанию субстанцию.
И может быть даже, всякая редукция высшего к низшему есть редукция в конечном счете к ничто. И это происходит, как только мы отвлекается от становления.
Но где же это ничто находится, осталось ли оно далеко, позади становящегося человека?
Если человек «измеряется» ничто и беспредельной объективной диалектикой, то это не внешние пределы его, с одной стороны оставляемые нами позади, с другой как недосягаемые, простирающиеся далеко впереди для линейного прогрессирования, метаморфозов в одном измерении — а пространство–время (топо-хронос и хроно-топос) многомерного становления.
По существу, перед нами душевно-духовное становление человека и многомерное становление-творчество, которое возможно лишь как духовное приобщение к беспредельной объективной диалектике. Одновременная активность или устремлённость во все стороны вкруг себя — во всевозможные измерения возможны только в духе или фиксируются в духе. И может быть с формальной стороны субстанция «исторически определенная» и есть дух (по Гегелю). То есть мы находимся в своих исканиях в надвещном духовном мире (пространстве общения), сохраняя в том же отношении свою душу, свою неисполненность, невоплощенность, неутвержденность, свое ничто (время становления)
В этом смысле беспредельная объективная диалектика и ничто ухватываются человеком через (пространство–время) общение–становление в качестве его собственного духовно-душевного бытия или в виде его духовно-душевного единства или духовно-душевной его многомерности.
Но так ли при всем при этом обязательна категория «ничто»? (По существу ты уже подставил под нее «душу»!) Да и корректно ли будет беспредельную объективную диалектику соотносить, коррелировать с ничто? Оно обратно должно соотносится с Бытием? — Нет, оно соотносится не с бытием, а с нечто. Беспредельная объективная диалектика и есть нечто, т.е. абстрактное бытие. Точнее, ничто соотносительно и не с нечто, объединяемое затем с бытием (а Гегель, который под бытие подсунет дух как законченную, завершенную в себе субстанцию, а ничто достанется на долю бесплодной действительности), а непосредственно с бытием. Под ничто и бытием находятся абстрактная свобода и конкретная беспредельная объективная диалектика.
Душа ухватывает ничто в человеке, но не сводится к нему…
Просто ничто — это абсолютная негативность человека по отношению к беспредельной объективной диалектике, это доведенный до «понятия» субъект творчества. Преодоленная единственность человека. Преодоленная обратно активность его. Договоренный до конца, а не отброшенный извне антропоцентризм. Архимедова «точка» применительно к человеку, оборачивающаяся бесконечным миром человека. Но это не точка тем самым, а именно ничто (математически ноль)…
Может быть ничто это и есть «выворачивание точки» и «натягивание» ее на беспредельную объективную диалектику? Это не оставленная позади себя субъектом исходная, стартовая точка, а сама душа субъекта, «индивидуальность как круг действования» (Гегель), оболочка человека, непрерывно изменяющаяся; то, в чем последовательно нейтрализуются предпосылки и приобретения, выявляются перспективы творчества, дух как сфера общения, ухватываемая беспредельная объективная диалектика.
Выворачивание точки возможно. Превращение ее в субстанцию в активизме. Ограничение внешним миром. Все люди скопом предстают.
Или это душевная пустыня, оставляемая после себя субъектом творчества по направлению к духу — субстанции в беспредельной объективной диалектике. То в чем сжигает себя творец. Без аннигиляции субъектом себя беспредельная объективная диалектика не дается никоим образом. Преодоление себя и есть не что иное как душевное опустошение и духовное приобщение к беспредельной объективной диалектике. Последнее строго детерминировано междусубъектностью в ее исторически определенной многомерности. Экзотерически междусубъектность наличествует в технике как «поставе» (Хайдеггер). Эзотерически же это сфера духовности, на ее уровне человек и существует как «ансамбль общественных отношений», как открытое навстречу беспредельной объективной диалектике, как становящееся, но никогда не ставшее существо («кто это?» — «человек, еще не ставшее существо»!).
Следовательно, именно то, что человек сжег в себе, ради творчества или стихийно в бессознательном творчестве («детство» — у Батищева Г.С.) и составляет его душу. То, что в нем пропало, исчезло и есть его субъективность. Растраченные силы, потерянное здоровье, время, которое уже не вернешь, поступки, которые я совершил по отношению к другим, вся жизнедеятельность, отбрасываемая как будто бы в прошлое — все это непрерывно откладывается в человеческой душе, точнее поставляет саму душу. И душа живет в этом опустошении. Но душа не опыт. Душа не составляется просто негативно всем тем, что остается позади, это и не память, а актуально совершающийся процесс исчезновения точечного субъекта и становления духовного человека. Но если только в качестве абсолютного ничто мы можем наконец «прикоснуться» к беспредельной объективной диалектике, то не получается ли, что такое прикосновение возможно только вместе с полной кончиной субъекта становления? Но тогда не предположить ли, что в творчестве — исчезновении человека мы непрерывно касаемся этой беспредельной объективной диалектики? Или во всяком случае, как-то прикасаемся к ней на уровне духовных субстанций, в (совместном) междусубъектном мире. Дух человека поддерживается непрерывной работой человеческой души в ее сопричастности к другим душам. Но видимо одного общения для человеческого духа мало, хотя автор подчеркивает всячески роль междусубъектности. Это конечно сфера духа и духовного творчества, но для работы души и выхода на общение (а также выходов в реальность) нужна активность, деятельность, труд, то есть то в чем мы отдаем и должны отдавать свои души: непрерывно длящийся отказ от себя осуществляется не только для других (это в конечном счете), а непосредственно в самодеятельности; отказ от себя естественен для человека- творца, а поэтому это даже не столько момент нравственности, насилия над собой, а сама объективная логика творчества. Для того чтобы общаться надо обладать тем, при помощи чего мы общаемся (Станиславский). Этого нельзя заимствовать, это вырабатывается, как говорит сам автор, в качестве «внутреннего человека». Это так. Но если в исчезновении — творчестве мы приобщаемся к беспредельной объективной диалектике, то не происходит ли это приобщение уже на уровне души, а, следовательно, в чем тогда необходимость духа для человека?
Однако, человек все-таки душевно-духовное существо, несмотря на то, что понятие души и духа как философские категории у нас находятся в загоне и употребляются лишь в переносном смысле и разорваны друг от друга (см. М.С. Кагана). И вероятно разрыв этого сущностного единства человека и приводит ко всяким центризмам (субъективным и субстанциальным) или психологизмам, с одной стороны, социологизмам, с другой стороны, в исследовании мира человека.
Если дух поддерживается работой души, то и душа человека портится без духовной освященности, без «общественных» идеалов. Человек в работе над собой (как червь-шелкопряд) не исходит непосредственно из самого себя, перемещаясь из одного состояния души в другое состояние. (Смена настроений отражает смену общественных ценностей, к которым субъект приобщен). Это было бы равносильно «толочь воду в ступе», из ничего создавать ничто! В ничто обращается ставшая обусловленность, определенность субъекта, а она обуславливается междусубъектными отношениями, которые в свою очередь проникают в душу человека в виде нравственных, психологических и т.д. ценностей, установок, мотивов, одним словом в виде подвижек общего духа (общности, к которой принадлежит индивид или негативных к данной общности духовных явлений)
Но что же тогда получается, между душой и духом определённость субъекта, которая последовательно исчезает, но, следовательно, отсекается и дух, который обусловил эту определенность? Или эта определённость субъекта по отношению к духу чисто негативная? Душа учит человека все время каким не надо быть, а дух призывает все время к поиску. Но значит тогда и душа, и дух по отношению к реальному индивиду негативны? Или определение себя индивидом через работу души последовательно сменяет негативность его к духу на положение в духе, дает обретение своего духовного мира, точечное бытие сменяется приобщением к другим субъектам, одни лишь высоты духа — много-мерным общением, открытием себя в мире людей и ценностей. Возможно, но что-то…?
Точнее видимо, будет сказать, что в ничто обращается сам дух через работу души. Не определенность индивида негативна к духу, а дух негативен к определенности его. Иначе ради чего же мы отдаем души (не дьяволу, не смерти, а родине, людям, работе). Не ради подчинения наличному духу социальных, правовых, нравственных и т.п. порядков, во всяком случае не ради консервации их в виде господствующего духа-субстанции, а ради многомерного развития человека во всех действительных и возможных отношениях, ради самого духовного прогресса, без которого человека попросту нет. Поэтому тождество человека и духа — это всегда пройденный этап. Без «святотатства» в творчестве не обойтись, без замаха на духовный уровень эпохи продвинуться человек не может.
