От радостного настроения не осталось и следа. Он даже не заметил, что разговор Стефана и Софьи утих, и мужчина пристально глядел на него. Стефану не составило большого труда догадаться, о чём думал Локи, смотря на них, и что творится у него на душе:
— Ну что ты… сынок!
От этих неожиданных слов, сказанных Стефаном дружелюбным тоном и от его осторожного прикосновения к плечу, трикстер вздрогнул и чуть не уронил полупустую миску, но Софья вовремя успела подхватить её и отошла в сторону. А Локи… Локи вдруг разрыдался. Злокозненный, чьи шутки не раз доводили до слёз других, вдруг сам не смог сдержать слёз, идущих, как казалось, из самого израненного сердца. Сколько времени оно было хранилищем чувств и эмоций трикстера, и вдруг нашёлся к нему ключ — одно единственное слово «Сынок!», сказанное с душевной теплотой такой силы, что растопило все замки на сердце сына ледяного гиганта.
Зарывшись лицом в листву своего ложе, Локи рыдал, не стесняясь ни Стефана, ни Софьи. Стефан сидел рядом и терпеливо ждал, а Софья, поставив миску с недоеденным супом перед прикорнувшим у дерева лисом, вернулась к Локи, присела рядом с ним на листву и погладила по голове. От первого лёгкого прикосновения трикстер вздрогнул, но не отстранился. Он плакал, а Софья всё гладила и гладила его, колдуя простейшей древней магией женской ласки, имеющей невероятную силу воздействия.
Постепенно рыдания становились всё тише, но когда поток слёз иссяк, Локи так и остался лежать, пряча лицо в листьях. Софья в последний раз провела ладошкой по непослушным локонам Злокозненного, а потом, по знаку отца, осторожно встала и отошла к лису.
Какое-то время на поляне стояла тишина, потом Локи, чуть приподнявшись на локтях, но всё так же глядя на мокрую листву, а не на Стефана, сказал:
— Я — Локи. Локи Лафейсон из Асгарда. Бог обмана и лжи, сосланный Одином, которого я всю жизнь считал отцом, в Мидгард в наказание.
Стефан уже давно понял, что чужак далеко не так прост, как показалось в первые дни его пребывания в поселении, но о таком повороте дела он даже и подумать не мог. В их поселении не было принято молиться какому-то определенному богу. Селяне старались жить в согласии с природой и её стихиями. Несмотря на это, о богах им было известно, и имя Одина Стефан знал. Протянув руку, он ободряюще пожал плечо принца, а Локи как будто ждал этого жеста. Резко сел, поморщившись от боли. Положив руки на колени, он, всё так же не смея посмотреть на Стефана, заговорил. Его рассказ был долог. Он рассказал всё, без утайки. И об Асгарде, и о брате, который оказался не братом, но соперником, и о том, как узнал о своём происхождении, и о том, как пытался доказать, что тоже имеет права на трон, и о падении в Бездну, и о том, как долго потом в его ушах стоял голос Одина «Нет, Локи!» Рассказал Локи и про неудавшуюся попытку стать Властелином Мидгарда, и про суд ВсеОтца, о том, как ожидал казни, а услышал о праве выбора наказания…
Рассказывая, он не сразу заметил, как к нему на колени взобрался лис, а рядом на листья присела Софья. Когда Локи замолк, девушка влажным платком вытерла ему лицо. Прикосновение прохладной ткани привело в чувство. Его взгляд стал более осмысленным, а о том, что внутри ещё гуляют эмоции, говорили лишь подрагивающие уголки плотно сжатых губ, норовящие опуститься вниз.
Затянувшееся молчание нарушил Стефан:
— Как ты думаешь, этот ваш Страж Радужного Моста сейчас наблюдает за тобой?
— Не знаю. Но думаю, что — да.
— Значит, он наверняка расскажет твоей матери, как ты скучаешь по ней и раскаиваешься в содеянном.
Локи удивлённо посмотрел на него, потом на небо, на котором уже были видны первые звёзды, но ничего не сказал, только пожал плечами и запоздало всхлипнул. Чувствуя новые близкие слёзы принца, Стефан вдруг притянул его к себе и крепко обнял. С другого бока трикстера приобняла Софья. Так они и сидели, глядя на звёзды — мидгарцы и их несостоявшийся царь — пока не стало совсем темно.
То, что огонь вот-вот угаснет, первым заметил Стефан. Он уже собрался встать, чтобы подойти к костру и подбросить веток, но Локи его опередил. Небрежный взмах рукой с практически незаметным быстрым движением пальцев, и вот уже костёр горит мощным и ярким пламенем.
Софья смотрела на огонь широко распахнутыми глазами. Локи в первый раз так открыто магичил. Это было удивительно и совсем не похоже на то, чему её учила бабка, когда Софья заглядывала к ней втайне от отца. А трикстер, заметив интерес в глазах Софьи, повторил жест, но слегка изменив движение пальцами, и на девушку посыпались мягкие белые лепестки каких-то цветов. Их аромат был нежен и свеж. Менее, чем за минуту Софья оказалась припорошена лепестками, как снегом. Она сидела, боясь неосторожным движением нарушить ощущение сказки.
Несколько лепестков попало и на лиса. Зверь чихнул, недовольно тявкнул тоненьким голоском, а потом, отбежав подальше, отряхнулся и с невозмутимым видом удалился с поляны. Зрелище было настолько уморительным, что Стефан и Софья засмеялись, а потом к ним присоединился и Локи. Его глаза ещё были покрасневшими от слез, но смеялся он искренне и по-мальчишески заливисто. Локи чувствовал, что с его души как бы свалился камень, давящий и не дающий порой дышать.
В эту ночь Стефан долго не мог уснуть. Он лежал и думал, мысли прыгали от Софьи к Локи и обратно. Да, его радовало, что отношения с дочерью восстановились, но эту радость периодически перекрывало волнение за Локи. Как же странно устроена жизнь, порой подкидывая ситуации, плохо поддающиеся объяснению! Всего несколько дней назад он, Стефан, в компании односельчан обсуждал план экзекуции чужака, а сегодня не может уснуть из-за беспокойства за него. Как он успел так изменить своё отношение к безобразнику и привязаться к нему? Да и сам Локи, надо сказать, сильно изменился. Он уже почти ничем не напоминал того наглого и самоуверенного типа с высокомерным взглядом, каким привыкли наблюдать его селяне. Ещё и эта история… Стефана тронул до глубины души рассказ принца и эта внезапная доверчивость, показавшая его с иной стороны. Селянин ничуть не сомневался — эта искренность не была очередной искусной игрой. Поломала его жизнь, врагу такой не пожелаешь. Характерец, правда, ещё тот, но Стефан был уверен в том, что под маской обманщика и шкодника скрывается не испорченная окончательно и бесповоротно очень ранимая душа. Бог! Принц! Ну надо же! Мужчина еле слышно усмехнулся, а потом, приподнявшись, посмотрел в сторону Локи. Вроде спит. Это хорошо. Ему ещё восстанавливаться и восстанавливаться, и физически, и душевно, а сон — хорошее лекарство, особенно для издёрганных нервов. Интересно только, за какое именно из его прегрешений ВсеОтец решил выкинуть мальчишку из привычного ему мира? И почему решил, что жизнь среди землян будет ему наказанием, равноценным пожизненному тюремному заключению без возможности видеть пусть неродную, но мать?
А Локи не спал. Вот! Опять! Опять было нечто, не поддающееся пониманию. Забота. Беспокойство. Опека. Локи чувствовал, что переживания Стефана не наиграны, и он действительно волнуется за него. Злокозненный непроизвольно поёжился. Он не мог понять не только поступки селянина, но и самого себя, что с ним творится.
Этот мир был странным для асгардского принца, а населяющие его люди непонятны своими поступками. Искренность, открытость, умение сопереживать и сочувствовать — эти свойства человеческого характера были чужды трикстеру, выросшему в мире, где он видел в основном двуличие, ложь, грубость, издевательства и равнодушие. Разница миров в воспитании, в ценностях и отношении друг к другу имела вид пропасти, схожей своими размерами с Бездной, в которую когда-то упал Локи. Даже та, кого он практически всю свою жизнь считал матерью, лгала ему и не всегда его понимала, что уж говорить о братце и его ненормальной компании, признающей только грубую силу. Переселение в Мидгард должно было стать серьёзным наказанием гордому принцу. Изначальная перспектива пугала: жить среди тех, кого он считал ниже себя не только по социальному статусу, но и уровню развития. Действительность же оказалась иной.
Да, его приняли настороженно, но это нормально для тех, кто долгие годы вёл затворническую жизнь. Однако при этом ему всё же оказали помощь и предоставили какое-никакое жильё. Агрессия? Вполне естественная реакция на выходки скучающего и обозлённого на весь мир трикстера. Да, он был нещадно бит и неизвестно, сколько ещё понадобится времени, чтобы полностью поправиться, но испытанные им боль и унижение - вполне логичная расплата за те боль и унижения, что он нанёс своими шутками и выходками, зачастую граничащими с жестокостью. Безобразничая, он даже не думал, как выглядят его поступки со стороны. Впервые в жизни Локи занялся самокопанием и делал это, не оправдывая себя и не пытаясь очернить землян. Грустные мысли вызывали ранее мало знакомое и не особо приятное чувство стыда. Но и оно отступало на второй план, когда Локи начинал думать о Стефане, а самокопание сменялось на неумелые попытки понять селянина и его поступки.
Вот спит недалеко человек, совсем недавно испиннавший его до полусмерти. Но человек, разделивший потом с ним хлеб и, наплевав на возможные неприятности, по собственной воле решивший поставить его на ноги, в нарушение какого-то местного Закона. Более того, начав лечить его физические ссадины, сегодня он непроизвольно разбередил и душевные раны, которые также не оставил без внимания. Но странно — это хоть и причинило поначалу некоторую боль, в результате принесло невероятное облегчение.
Любовь? Вряд ли его смогут когда-нибудь полюбить, да Локи и не ждал этого. Но то, что уже два человека начали относиться к нему с сочувствием и добротой, которые он явно не заслужил — факт.
А это непривычно-ласковое обращение «Сынок!», сказанное явно от чистого сердца? Локи покраснел, вспомнив свои слёзы, но это смущение было легким, мимолётным. Вспомнив, как обратился к нему Стефан, как ругал, за то, что он встал и пошёл, Локи почувствовал разливающееся внутри него непривычное тепло. От него не отмахнулись, когда он уже не смог держать в себе все накопившиеся за долгое время слова и эмоции, выслушали и выслушали внимательно. Он был благодарен селянину за это. Наверное, в первый раз в жизни трикстер рассказал о себе чистую правду, без прикрас. Ложь уже не виделась ему единственным способом общения, а издевки — весёлой шуткой.
Власть? Менее года назад он желал властвовать над мидгардцами. Нынче эти честолюбивые планы даже ему самому казались невероятно смешными и наивными. Каким же глупцом он тогда был! Никакая власть, никакой трон не позволили бы ему почувствовать то, что он чувствует сейчас, и не сделали бы его по-настоящему счастливым.
Вместо королевских покоев — кусты и крона дерева. Вместо уютной постели — ветки да листва, покрытые пледом. Вместо изысканных кушаний, разложенных по золотым блюдам — суп да каша в деревянных, грубо выструганных мисках. И всё же Локи ощущал себя практически счастливым. Ему было хорошо и спокойно, как никогда. Убаюканный позитивными мыслями, принц в конце-концов уснул. И сон Локи был настолько крепок, что он даже не почувствовал мех на своем лице: лис, где-то нагулявшись, пристроился рядом и задремал, свернувшись клубочком и лишь иногда подёргивая во сне хвостом и попадая им на хозяина.
Хеймдалль смотрел на Мидгард с возрастающим беспокойством и недоумением. Еще днём он почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, но колебался, докладывать Одину или нет. А когда в Мидгарде наступила ночь, он понял, что зря оттягивал неприятный разговор. Теперь оставалось лишь констатировать свершившийся факт: Локи исчез из поля зрения Всевидящего. Его психологическая связь с Асгардом была нарушена, сделав младшего принца невидимым для Стража.
Они жили на поляне уже неделю. Стефан, твердо решивший остаться с принцем до полного выздоровления, соорудил три небольших шалаша и Локи был ему благодарен за это подобие жилья. Несмотря на то, что дождей не было, он чувствовал себя слегка неуютно, засыпая под открытым небом.
Дни проходили спокойно и немного однообразно. Стефан промышлял охотой и рыбалкой, а Софья занималась заготовкой трав. И только Локи ничего не делал. Он мог с мрачным видом лежать у костра или сидеть у дерева и смотреть в никуда, не всегда даже слыша, что к нему обращаются. Первым разговор практически никогда не заводил, а когда к нему обращалась Софья, очень смущался. Стефан подозревал, что Локи стеснялся своих слёз и откровенности, а потому старался не напоминать о том вечере. Пока свежи воспоминания, больную тему лучше не затрагивать. Пусть пройдет время.
Понимая, что молодому человеку сложно проводить столько времени без движения, Стефан вырезал из высохшего молодого дубка палку, украсив её затейливой резьбой. Локи с нескрываемым любопытством наблюдал за работой селянина. Во дворце Одина было немало мебели с резными вставками, но принц никогда не обращал на них внимания и не задумывался об их рукотворном происхождении. А сейчас, прямо у него на глазах, рождалась красивая вещь и сам процесс завораживал. Стефану был приятен этот интерес, к тому же во время работы можно вести разговоры как бы между прочим и Локи спокойнее реагировал на вопросы. Когда трость была готова, он протянул её трикстеру:
— Ну-ка, опробуй!
Локи с недоумением посмотрел на Стефана:
— Так это… мне? Ты сделал её для меня?
— Да, для тебя. Конечно, она не совсем подходит под статус принца, но с ней тебе будет легче начать вновь ходить.
Как нечто невероятно ценное и хрупкое принял принц Асгарда из рук селянина дар, сделанный от души и преподнесённый от всего сердца. И не смог-таки побороть волнение: Стефан заметил, как у него задрожали губы, а глаза подозрительно заблестели.
— Ну что ты, сынок! — Стефан умышленно обратился к трикстеру так и не ошибся, Локи сумел наконец справиться с эмоциями. Смущенно посмотрев на селянина, он улыбнулся:
— Что-то совсем я разнюнился. Непорядок!
Потом встал, опираясь на трость, и сделал несколько неуверенных шагов. Стефан оказался прав: с палкой стоять и ходить было не так больно.
— Спасибо! — Локи хотел добавить что-то, но перехватило дыхание, и голос внезапно сел. Трикстер смутился ещё больше и, чтобы скрыть свое состояние, отошёл к костру, присел рядом с ним, по-турецки скрестив ноги и положив на колени трость, а потом замер, глядя на пламя.
Когда это было? Покои спящего ВсеОтца, невнятный разговор с Фригг и вдруг — появление в сопровождении стражи Хранителя Гунгнира. С притворным почтением и дежурным глубоким поклоном он вручил растерявшемуся принцу Символ Власти, обладать которым мог только король.
— Тор изгнан. По порядку преемственности следуешь ты. До пробуждения Одина. Асгард в твоей власти. Пусть отец гордится тобой. Мой король! — услышал Локи голос Фригг.
Голос матери прозвучал в воспоминаниях так реально, что Локи вздрогнул, как от удара. Пальцы непроизвольно сжали трость, по которой быстро пробежал легкий зелёный блик.
— Ну что ты… сынок!
Прода от 12.10.2019, 12:13
От этих неожиданных слов, сказанных Стефаном дружелюбным тоном и от его осторожного прикосновения к плечу, трикстер вздрогнул и чуть не уронил полупустую миску, но Софья вовремя успела подхватить её и отошла в сторону. А Локи… Локи вдруг разрыдался. Злокозненный, чьи шутки не раз доводили до слёз других, вдруг сам не смог сдержать слёз, идущих, как казалось, из самого израненного сердца. Сколько времени оно было хранилищем чувств и эмоций трикстера, и вдруг нашёлся к нему ключ — одно единственное слово «Сынок!», сказанное с душевной теплотой такой силы, что растопило все замки на сердце сына ледяного гиганта.
Зарывшись лицом в листву своего ложе, Локи рыдал, не стесняясь ни Стефана, ни Софьи. Стефан сидел рядом и терпеливо ждал, а Софья, поставив миску с недоеденным супом перед прикорнувшим у дерева лисом, вернулась к Локи, присела рядом с ним на листву и погладила по голове. От первого лёгкого прикосновения трикстер вздрогнул, но не отстранился. Он плакал, а Софья всё гладила и гладила его, колдуя простейшей древней магией женской ласки, имеющей невероятную силу воздействия.
Постепенно рыдания становились всё тише, но когда поток слёз иссяк, Локи так и остался лежать, пряча лицо в листьях. Софья в последний раз провела ладошкой по непослушным локонам Злокозненного, а потом, по знаку отца, осторожно встала и отошла к лису.
Какое-то время на поляне стояла тишина, потом Локи, чуть приподнявшись на локтях, но всё так же глядя на мокрую листву, а не на Стефана, сказал:
— Я — Локи. Локи Лафейсон из Асгарда. Бог обмана и лжи, сосланный Одином, которого я всю жизнь считал отцом, в Мидгард в наказание.
Стефан уже давно понял, что чужак далеко не так прост, как показалось в первые дни его пребывания в поселении, но о таком повороте дела он даже и подумать не мог. В их поселении не было принято молиться какому-то определенному богу. Селяне старались жить в согласии с природой и её стихиями. Несмотря на это, о богах им было известно, и имя Одина Стефан знал. Протянув руку, он ободряюще пожал плечо принца, а Локи как будто ждал этого жеста. Резко сел, поморщившись от боли. Положив руки на колени, он, всё так же не смея посмотреть на Стефана, заговорил. Его рассказ был долог. Он рассказал всё, без утайки. И об Асгарде, и о брате, который оказался не братом, но соперником, и о том, как узнал о своём происхождении, и о том, как пытался доказать, что тоже имеет права на трон, и о падении в Бездну, и о том, как долго потом в его ушах стоял голос Одина «Нет, Локи!» Рассказал Локи и про неудавшуюся попытку стать Властелином Мидгарда, и про суд ВсеОтца, о том, как ожидал казни, а услышал о праве выбора наказания…
Рассказывая, он не сразу заметил, как к нему на колени взобрался лис, а рядом на листья присела Софья. Когда Локи замолк, девушка влажным платком вытерла ему лицо. Прикосновение прохладной ткани привело в чувство. Его взгляд стал более осмысленным, а о том, что внутри ещё гуляют эмоции, говорили лишь подрагивающие уголки плотно сжатых губ, норовящие опуститься вниз.
Затянувшееся молчание нарушил Стефан:
— Как ты думаешь, этот ваш Страж Радужного Моста сейчас наблюдает за тобой?
— Не знаю. Но думаю, что — да.
— Значит, он наверняка расскажет твоей матери, как ты скучаешь по ней и раскаиваешься в содеянном.
Локи удивлённо посмотрел на него, потом на небо, на котором уже были видны первые звёзды, но ничего не сказал, только пожал плечами и запоздало всхлипнул. Чувствуя новые близкие слёзы принца, Стефан вдруг притянул его к себе и крепко обнял. С другого бока трикстера приобняла Софья. Так они и сидели, глядя на звёзды — мидгарцы и их несостоявшийся царь — пока не стало совсем темно.
Прода от 12.10.2019, 21:05
Глава 6
То, что огонь вот-вот угаснет, первым заметил Стефан. Он уже собрался встать, чтобы подойти к костру и подбросить веток, но Локи его опередил. Небрежный взмах рукой с практически незаметным быстрым движением пальцев, и вот уже костёр горит мощным и ярким пламенем.
Софья смотрела на огонь широко распахнутыми глазами. Локи в первый раз так открыто магичил. Это было удивительно и совсем не похоже на то, чему её учила бабка, когда Софья заглядывала к ней втайне от отца. А трикстер, заметив интерес в глазах Софьи, повторил жест, но слегка изменив движение пальцами, и на девушку посыпались мягкие белые лепестки каких-то цветов. Их аромат был нежен и свеж. Менее, чем за минуту Софья оказалась припорошена лепестками, как снегом. Она сидела, боясь неосторожным движением нарушить ощущение сказки.
Несколько лепестков попало и на лиса. Зверь чихнул, недовольно тявкнул тоненьким голоском, а потом, отбежав подальше, отряхнулся и с невозмутимым видом удалился с поляны. Зрелище было настолько уморительным, что Стефан и Софья засмеялись, а потом к ним присоединился и Локи. Его глаза ещё были покрасневшими от слез, но смеялся он искренне и по-мальчишески заливисто. Локи чувствовал, что с его души как бы свалился камень, давящий и не дающий порой дышать.
В эту ночь Стефан долго не мог уснуть. Он лежал и думал, мысли прыгали от Софьи к Локи и обратно. Да, его радовало, что отношения с дочерью восстановились, но эту радость периодически перекрывало волнение за Локи. Как же странно устроена жизнь, порой подкидывая ситуации, плохо поддающиеся объяснению! Всего несколько дней назад он, Стефан, в компании односельчан обсуждал план экзекуции чужака, а сегодня не может уснуть из-за беспокойства за него. Как он успел так изменить своё отношение к безобразнику и привязаться к нему? Да и сам Локи, надо сказать, сильно изменился. Он уже почти ничем не напоминал того наглого и самоуверенного типа с высокомерным взглядом, каким привыкли наблюдать его селяне. Ещё и эта история… Стефана тронул до глубины души рассказ принца и эта внезапная доверчивость, показавшая его с иной стороны. Селянин ничуть не сомневался — эта искренность не была очередной искусной игрой. Поломала его жизнь, врагу такой не пожелаешь. Характерец, правда, ещё тот, но Стефан был уверен в том, что под маской обманщика и шкодника скрывается не испорченная окончательно и бесповоротно очень ранимая душа. Бог! Принц! Ну надо же! Мужчина еле слышно усмехнулся, а потом, приподнявшись, посмотрел в сторону Локи. Вроде спит. Это хорошо. Ему ещё восстанавливаться и восстанавливаться, и физически, и душевно, а сон — хорошее лекарство, особенно для издёрганных нервов. Интересно только, за какое именно из его прегрешений ВсеОтец решил выкинуть мальчишку из привычного ему мира? И почему решил, что жизнь среди землян будет ему наказанием, равноценным пожизненному тюремному заключению без возможности видеть пусть неродную, но мать?
А Локи не спал. Вот! Опять! Опять было нечто, не поддающееся пониманию. Забота. Беспокойство. Опека. Локи чувствовал, что переживания Стефана не наиграны, и он действительно волнуется за него. Злокозненный непроизвольно поёжился. Он не мог понять не только поступки селянина, но и самого себя, что с ним творится.
Этот мир был странным для асгардского принца, а населяющие его люди непонятны своими поступками. Искренность, открытость, умение сопереживать и сочувствовать — эти свойства человеческого характера были чужды трикстеру, выросшему в мире, где он видел в основном двуличие, ложь, грубость, издевательства и равнодушие. Разница миров в воспитании, в ценностях и отношении друг к другу имела вид пропасти, схожей своими размерами с Бездной, в которую когда-то упал Локи. Даже та, кого он практически всю свою жизнь считал матерью, лгала ему и не всегда его понимала, что уж говорить о братце и его ненормальной компании, признающей только грубую силу. Переселение в Мидгард должно было стать серьёзным наказанием гордому принцу. Изначальная перспектива пугала: жить среди тех, кого он считал ниже себя не только по социальному статусу, но и уровню развития. Действительность же оказалась иной.
Прода от 13.10.2019, 11:29
Да, его приняли настороженно, но это нормально для тех, кто долгие годы вёл затворническую жизнь. Однако при этом ему всё же оказали помощь и предоставили какое-никакое жильё. Агрессия? Вполне естественная реакция на выходки скучающего и обозлённого на весь мир трикстера. Да, он был нещадно бит и неизвестно, сколько ещё понадобится времени, чтобы полностью поправиться, но испытанные им боль и унижение - вполне логичная расплата за те боль и унижения, что он нанёс своими шутками и выходками, зачастую граничащими с жестокостью. Безобразничая, он даже не думал, как выглядят его поступки со стороны. Впервые в жизни Локи занялся самокопанием и делал это, не оправдывая себя и не пытаясь очернить землян. Грустные мысли вызывали ранее мало знакомое и не особо приятное чувство стыда. Но и оно отступало на второй план, когда Локи начинал думать о Стефане, а самокопание сменялось на неумелые попытки понять селянина и его поступки.
Вот спит недалеко человек, совсем недавно испиннавший его до полусмерти. Но человек, разделивший потом с ним хлеб и, наплевав на возможные неприятности, по собственной воле решивший поставить его на ноги, в нарушение какого-то местного Закона. Более того, начав лечить его физические ссадины, сегодня он непроизвольно разбередил и душевные раны, которые также не оставил без внимания. Но странно — это хоть и причинило поначалу некоторую боль, в результате принесло невероятное облегчение.
Любовь? Вряд ли его смогут когда-нибудь полюбить, да Локи и не ждал этого. Но то, что уже два человека начали относиться к нему с сочувствием и добротой, которые он явно не заслужил — факт.
А это непривычно-ласковое обращение «Сынок!», сказанное явно от чистого сердца? Локи покраснел, вспомнив свои слёзы, но это смущение было легким, мимолётным. Вспомнив, как обратился к нему Стефан, как ругал, за то, что он встал и пошёл, Локи почувствовал разливающееся внутри него непривычное тепло. От него не отмахнулись, когда он уже не смог держать в себе все накопившиеся за долгое время слова и эмоции, выслушали и выслушали внимательно. Он был благодарен селянину за это. Наверное, в первый раз в жизни трикстер рассказал о себе чистую правду, без прикрас. Ложь уже не виделась ему единственным способом общения, а издевки — весёлой шуткой.
Власть? Менее года назад он желал властвовать над мидгардцами. Нынче эти честолюбивые планы даже ему самому казались невероятно смешными и наивными. Каким же глупцом он тогда был! Никакая власть, никакой трон не позволили бы ему почувствовать то, что он чувствует сейчас, и не сделали бы его по-настоящему счастливым.
Вместо королевских покоев — кусты и крона дерева. Вместо уютной постели — ветки да листва, покрытые пледом. Вместо изысканных кушаний, разложенных по золотым блюдам — суп да каша в деревянных, грубо выструганных мисках. И всё же Локи ощущал себя практически счастливым. Ему было хорошо и спокойно, как никогда. Убаюканный позитивными мыслями, принц в конце-концов уснул. И сон Локи был настолько крепок, что он даже не почувствовал мех на своем лице: лис, где-то нагулявшись, пристроился рядом и задремал, свернувшись клубочком и лишь иногда подёргивая во сне хвостом и попадая им на хозяина.
Хеймдалль смотрел на Мидгард с возрастающим беспокойством и недоумением. Еще днём он почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля, но колебался, докладывать Одину или нет. А когда в Мидгарде наступила ночь, он понял, что зря оттягивал неприятный разговор. Теперь оставалось лишь констатировать свершившийся факт: Локи исчез из поля зрения Всевидящего. Его психологическая связь с Асгардом была нарушена, сделав младшего принца невидимым для Стража.
Прода от 13.10.2019, 20:04
Глава 7
Они жили на поляне уже неделю. Стефан, твердо решивший остаться с принцем до полного выздоровления, соорудил три небольших шалаша и Локи был ему благодарен за это подобие жилья. Несмотря на то, что дождей не было, он чувствовал себя слегка неуютно, засыпая под открытым небом.
Дни проходили спокойно и немного однообразно. Стефан промышлял охотой и рыбалкой, а Софья занималась заготовкой трав. И только Локи ничего не делал. Он мог с мрачным видом лежать у костра или сидеть у дерева и смотреть в никуда, не всегда даже слыша, что к нему обращаются. Первым разговор практически никогда не заводил, а когда к нему обращалась Софья, очень смущался. Стефан подозревал, что Локи стеснялся своих слёз и откровенности, а потому старался не напоминать о том вечере. Пока свежи воспоминания, больную тему лучше не затрагивать. Пусть пройдет время.
Понимая, что молодому человеку сложно проводить столько времени без движения, Стефан вырезал из высохшего молодого дубка палку, украсив её затейливой резьбой. Локи с нескрываемым любопытством наблюдал за работой селянина. Во дворце Одина было немало мебели с резными вставками, но принц никогда не обращал на них внимания и не задумывался об их рукотворном происхождении. А сейчас, прямо у него на глазах, рождалась красивая вещь и сам процесс завораживал. Стефану был приятен этот интерес, к тому же во время работы можно вести разговоры как бы между прочим и Локи спокойнее реагировал на вопросы. Когда трость была готова, он протянул её трикстеру:
— Ну-ка, опробуй!
Локи с недоумением посмотрел на Стефана:
— Так это… мне? Ты сделал её для меня?
— Да, для тебя. Конечно, она не совсем подходит под статус принца, но с ней тебе будет легче начать вновь ходить.
Как нечто невероятно ценное и хрупкое принял принц Асгарда из рук селянина дар, сделанный от души и преподнесённый от всего сердца. И не смог-таки побороть волнение: Стефан заметил, как у него задрожали губы, а глаза подозрительно заблестели.
— Ну что ты, сынок! — Стефан умышленно обратился к трикстеру так и не ошибся, Локи сумел наконец справиться с эмоциями. Смущенно посмотрев на селянина, он улыбнулся:
— Что-то совсем я разнюнился. Непорядок!
Потом встал, опираясь на трость, и сделал несколько неуверенных шагов. Стефан оказался прав: с палкой стоять и ходить было не так больно.
— Спасибо! — Локи хотел добавить что-то, но перехватило дыхание, и голос внезапно сел. Трикстер смутился ещё больше и, чтобы скрыть свое состояние, отошёл к костру, присел рядом с ним, по-турецки скрестив ноги и положив на колени трость, а потом замер, глядя на пламя.
Когда это было? Покои спящего ВсеОтца, невнятный разговор с Фригг и вдруг — появление в сопровождении стражи Хранителя Гунгнира. С притворным почтением и дежурным глубоким поклоном он вручил растерявшемуся принцу Символ Власти, обладать которым мог только король.
— Тор изгнан. По порядку преемственности следуешь ты. До пробуждения Одина. Асгард в твоей власти. Пусть отец гордится тобой. Мой король! — услышал Локи голос Фригг.
Прода от 14.10.2019, 12:05
Голос матери прозвучал в воспоминаниях так реально, что Локи вздрогнул, как от удара. Пальцы непроизвольно сжали трость, по которой быстро пробежал легкий зелёный блик.
