А старец знай посмеивается.
- Это ничего. Сыновьям моим приданое без надобности. Станут в моем доме дочки ваши с золота есть, на серебре спать, в жемчуга одеваться. Да и вас не обижу.
Махнул рукой молодому, а тот как бросит на пол мешок кожаный, с доброго поросенка размером. Открылся мешок – полон он до краев золота.
Так и ахнули муж с женой. Никогда они таких денег не видели!
А дочки-красавицы с перепугу обмерли. Не ослепило их золото, посулы не обманули. Увидели они, что зубы у старика железные да острые.
Соскочили красавицы с лавки, кинулись родителям в ноги, чтоб не отдавали их неведомо куда.
Да только устали родители в голоде-холоде жить. И дочкам того не желали. Куда лучше на золоте есть, на серебре спать!
Согласились дочерей отдать. Подняли с колен, подвели к старику. Взял тот за руку старшую, а молодой – младшую, вывели из дома. Только на крыльцо ступили, топнул старик раз, а молодой – другой, да и превратились в воронов огромных, с железными клювами, со стальными когтями. Схватили сестер, да в небо взвились. Летят, крыльями тучи гонят. Красавицы с перепугу ни живы, ни мертвы. Не знают, чего больше бояться – что уронят их вороны-чудища, или что донесут, куда хотят.
Летели вороны, летели, саму старуху-полночь обгоняли. Долетели до вершины горы, у ворот черного замка остановились, людьми обернулись.
Посмотрел старик на сестер, да и говорит:
- Тут мы, люди-вороны, от начала мира живем. Никому другому сюда ни хода, ни выхода нет. И вам бы не было, да слово матери вашей нам ветер донес. Будете кротки да послушны – будете жить в довольстве, ни в чем отказа не узнаете. А вздумаете строптивость выказать – пеняйте на себя.
Спустились тут с самой высокой башни множество воронов, обернулись людьми – все, как один, в черном бархате, с глазами-угольями да зубами железными. Смотрят на сестер, да меж собой что-то говорят, словно каркают.
А старик рукой махнул, чтоб сестер в их покои проводили, с дороги отдохнуть.
Вошли красавицы в черный замок, глядят по сторонам, надивиться не могут. Замок снаружи черный, как ночь, а внутри, куда глаз ни кинь, серебро да золото, да камни драгоценные.
- Всю жизнь бы на такое богатство смотрела, - говорит старшая, а младшая молчит – не по нраву ей эта красота, сердце недоброе чует.
Привели сестер в их покои. Ковры в покоях шелковые, кровать золотая, одеяла да перины пуховые. Столик серебряный приборами золотыми заставлен, в кубках вино крепкое, на тарелках мяса печеного, да жареного, вволю.
- Не ешь, сестрица, - говорит младшая. – Не по душе мне этакий пир. Не к добру нас так встречают.
А у старшей от голода в животе коты лесные воют. Хотела она сестру послушать, не есть, да не выдержала, съела кусочек мяса.
А младшая к еде и не притронулась.
Прошла ночь, вышло на небо солнце. Пришел в покои к сестрам старик-ворон. Поздоровался, как полагается, спросил, всем ли довольны невестушки.
- Всем довольны, батюшка, ничего нам не надо, - говорят сестры.
- Ну раз так, - говорит старик – Так улыбнитесь, красавицы. Не дело это – солнце хмурым лицом приветствовать.
Улыбнулись сестры, как он просил – да тут у младшей сердце и захолонуло. Смотрит она – у сестрицы зубы железными стали.
Посмотрел старик на старшую – улыбнулся. Посмотрел на младшую – нахмурился.
- Что, - говорит, - красавица, не по нраву тебе наш ужин пришелся?
У младшей сестрицы от страха так сердце и зашлось. Но собралась она с силами, и отвечает ласково:
- По нраву, батюшка, еще как по нраву. Только разлила я вчера целый подойник молока, вот матушка мне и велела в наказание сутки голодать. Уж не прогневайся, не могла я ее волю нарушить.
- Хорошо же, - говорит старик, а глаза у него злые, страшные. – Но уж этим вечером не откажись, поужинай. А не то на завтрашний ужин не гостьей, угощеньем попадешь.
И вышел, а дверь запер.
Поняли тут сестры, что люди-вороны человечиной пропитаются. Кто их едой соблазнится – сам вороном станет. И хоть съела старшая всего кусочек, а все одно, пропала навеки.
Но крепко любили сестры друг друга. Ударилась старшая об пол золотой, обернулась черным вороном с клювом железным, да и говорит:
- Садись, сестра дорогая, мне на спину, да держись крепко. Унесу я тебя отсюда!
Села младшая сестра на спину старшей. Взлетела старшая, да и вылетела через окно. Полетела с ветром наперегонки – скорей сестру любимую к людям отнести!
Да увидели беглянок черные вороны. Взлетели тучей, закрыли крыльями солнце, кинулись в погоню.
Тяжко лететь старшей. Сестрица любимая, хоть и легкая, а все к земле тянет. Крылья от усталости ломит. Погоня все ближе и ближе. Вот-вот налетят, железными клювами забьют, стальными когтями растерзают.
Взмолились тут обе красавицы благим богам. Пожалели их боги, ударила с ясного неба молния.
И не стало ничего – ни стаи черной, ни сестриц, ни горы, что выше облаков поднималась.
Один черный замок остался, меж небом и землей повис.
Говорят люди, что не принесло мужу с женой воронье золото счастья. Разлетелось оно, словно пыль по ветру, словно перо воронье. В нищете померли.
Говорят, что видели потом сестер-красавиц, не то в дикой пустыне, не то в лесной чаще. Только не выходили сестры к людям, издали показывались.
Говорят еще, что не все люди-вороны сгинули. Остался старик, остался и старший его сын. Приходят они к людям, сами в людей обернувшись. Сватают девушек-красавиц, богатый выкуп дают. Да если отдадут девиц – никто их больше не увидит. А золото воронье никому счастья не принесет.
Дориан Ревенгар сидел на подоконнике в палате целительского крыла и мрачно смотрел в сад. Нет, вид на сад открывался самый замечательный – прямо на грядку с шалфеем, слегка разоренную адептами с Голубого факультета. Разоряли прямо сегодняшней ночью, громким шепотом призывая то Всеблагую мать, то Творца Превращений, то Баргота, причем в самых еретических и противоестественных сочетаниях с первыми двумя. Открытое по летнему времени окно палаты совершенно не помешало Дориану выслушать эти увлекательные богохульства, кое-что старательно запомнить на будущее, пополнив собственный запас ругани, а потом высунуться в окно, дабы уточнить, для какого именно зелья шалфей положено непременно красть. И даже слегка припугнуть внезапно онемевших алхимиков дежурным целителем.
Упоминание целителя – сегодня им был мэтр Бреннан, который славился изобретательностью при наказании нарушителей! - оказало поистине магическое воздействие. Пойманные на горячем последователи Творца Превращений признались, что шалфей требуется для настойки по экспериментальному рецепту. Настойка предполагалась на карвейне двойной перегонки, строго запрещенном к изготовлению и применению в стенах Академии. Поэтому экспериментаторы сначала напомнили о верности братству адептов, а потом пообещали Дориану целую флягу в благодарность за понимание.
В общем, вид поредевшей грядки радовал глаз, но не душу – несмотря на свободный от занятий день и предвкушение дегустации Дориан пребывал в сомнениях. Всего час назад Бастельеро с Фиолетового факультета заглянул к нему в палату и сообщил, что разумник Роверстан оскорбил все семь факультетов, что, несомненно, заслуживает наказания.
- Все семь разом? – с невольным уважением уточнил Дориан. – Как ему это удалось?!
- Сказал, что не собирается стоять в очереди за поцелуями! Представляешь, какой мерзавец?! – возмущенно выдохнул Бастельеро, и Дориан согласился, что мерзавец, да еще какой!
Между прочим, за поцелуями адептки Симмонс незазорно было и постоять! Дориан аж зажмурился, припомнив ясные карие глаза, белокурые локоны, приятнейшие формы... А уж розовые губки прекрасной целительницы и вовсе стоили не только очереди, но и дуэли, а может быть, даже какого-нибудь подвига. Какая, право, жалость, что Симмонс выбрала Бастельеро! Который, кстати, вовсе не оценил оказанного благоволения и предпочел гордиться победой в турнире поцелуев вместо того, чтобы пригласить девицу хотя бы в кондитерскую.
- И я думаю, что надо поставить его на место, - решительно закончил Бастельеро.
Дориан открыл глаза и посмотрел на некроманта изумленно.
- Дуэли между адептами запрещены, - напомнил он и поморщился – в лазарет они оба угодили как раз после дуэли, причем дрались именно из-за красавицы Симмонс.
По которой Дориан, между прочим, тайно вздыхал весь прошлый год и попросту не мог простить Бастельеро выказанного ей пренебрежения. О, к слову!
- И мы только что дрались друг с другом. Тебя это нисколько не смущает?
В самом деле, почему Бастельеро явился именно к нему? Если нуждается в секунданте, попросил бы Дилана Эддерли. Ведь гораздо проще и логичнее обратиться с этим к лучшему другу, чем к сопернику!
- Мы помирились, - заявил Бастельеро с такой непоколебимой убежденностью, что Дориан проглотил изумленный вопрос: «Когда?!» - И я не собираюсь вызывать его на дуэль! Точнее, я уже пробовал, но он уклоняется! Все время находит какие-то причины, чтобы не принять вызов!
- Ну... Не вижу в этом ничего странного, - вынужден был признать Дориан. – Он же разумник! Естественно, он не соглашается на магическую дуэль. Мало того, что непременно проиграет, так еще и правила факультета у них на этот счет гораздо строже. Какой дурак на его месте согласился бы?
- Человек чести! – процедил Бастельеро, выпрямившись и задрав подбородок так, что показался немного выше своего обычного роста. – Тот, кто дорожит репутацией больше, чем своей шкурой и милостью преподавателей. Но разве можно этого ждать от простолюдина? Пусть он и получит вскоре перстень, но все равно в душе останется подлой чернью. Поэтому я предлагаю поступить с ним соответственно!
- Это как? – спросил Дориан, гадая, почему же Бастельеро все-таки зовет его, а не Эддерли. – Вызвать на дуэль с оружием? А если он опять не примет вызова?
- Непременно не примет, - с полным убеждением заявил Бастельеро, гневно сверкая глазами. – И тогда мы его попросту отлупим ножнами от рапиры, как и положено поступать с трусами и подлецами. Тебя, Ревенгар, я зову лишь затем, чтобы удобнее было поймать этого скользкого угря. От нас двоих он уж никак не сбежит! И разве ты не хочешь постоять за честь Красного факультета?! – А потом, высокомерно изогнув бровь, уточнил: - Или тоже боишься наказания?
- Нет! – яростно возмутился Дориан, и Бастельеро, удовлетворенно кивнув, вышел из палаты, бросив через плечо:
- Значит, встретимся вечером на тренировочном поле. Он там берет дополнительные уроки фехтования.
...И вот теперь Дориан, хмуро разглядывая сад, залитый послеполуденным солнцем, изнывал от безнадежности. Не явиться – значит убедить Бастельеро в собственной трусости, а уж некроманты не упустят случая поднять на смех боевика вообще и его, Дориана Ревенгара, в особенности. Но и явиться...
Правда, его собственная дуэль с Бастельеро тоже была, мягко говоря, неравной – но за нее Дориан почти не чувствовал неловкости. Все-таки одно дело, когда один некромант вызывает трех боевиков. Бастельеро – Избранный Смерти, любимый ученик магистра Эддерли и наследник своего деда – великого мастера проклятий. Неудивительно, что он так уверен в себе и дерзок. В конце концов, сам решил драться сразу с тремя и подтвердил, что сделал это не зря.
Но совсем другое – когда двое вызывают одного! К тому же разумника, пусть даже и дерзкого не по статусу. Да еще не просто вызывают, а ожидают отказа и строят на этот случай не самые великодушные планы... Да, Роверстан – простолюдин, и глупо ждать от него храбрости прирожденного дворянина. Еще и разумник! Но все равно, двое на одного... Это как-то совсем не благородно. И... не поэтому ли отказался Эддерли?!
Дориан представил, как пренебрежет обещанием, слишком поспешно данным Бастельеро, и какие слухи пойдут по Академии в любом случае. А вдруг адептка Симмонс решит, что ее честь задета? И получится, что защитил ее Бастельеро, а не он, Дориан Ревенгар. Боевик оплошал там, где за девицу заступился некромант. Вот уж этого собратья по факультету просто не поймут!
«Ладно, пойду. - мрачно сказал себе Дориан. – Роверстан, если подумать, сам виноват. Нечего было насмешничать, да еще над кем... Все знают, что Бастельеро видит смертельные обиды там, где никто и не собирался его оскорбить. Вот и пусть разумник в следующий раз подумает!»
И тут в дверь постучали. А потом и вошли.
Увидев долговязую худощавую фигуру в светлой мантии и знакомое смуглое лицо, Дориан едва не выругался.
- Что вам тут надо, Роверстан? – поинтересовался он от неожиданности и неловкости грубее, чем собирался.
- И вам доброго дня, Ревенгар. - с безмятежной любезностью отозвался разумник, подходя к подоконнику. - Я пришел осмотреть ваш шов по поручению мэтра Бреннана.
- И давно вы перевелись на факультет целителей? Или вы тайная двойная звезда? – хмыкнул Дориан и едва не рассмеялся.
Двойная звезда, ну конечно же! Небывалая редкость, а может, и вообще легенда, не зря же их никто никогда не видел. Только в учебниках такое упоминается, да и то по истории Ордена, а там можно понаписать всякого, все равно никто не проверит...
- О, я просто изучаю медицину, - улыбнулся Роверстан, то ли не замечая его грубости, то ли притворяясь, что не замечает. – Можете не вставать с подоконника, если вам здесь удобно. Просто позвольте взглянуть на шов.
И совершенно по-целительски бесцеремонным жестом взял Дориана за подбородок, повернув его голову к свету. Мэтр Бреннан делал абсолютно так же, хотя Дориан и недоумевал – зачем каждый раз при осмотре разглядывать еще и его глаза, если шов на лбу – пересекает правую бровь и уходит под волосы?
- Зачем вам медицина? – удивился Дориан. – Вы же разумник, вам положено учить... другое, что вы там учите...
- Разумников много, - рассеянно откликнулся Роверстан, пристально всматриваясь в его глаза и зачем-то выставив перед лицом указательный палец, на который Дориан теперь невольно таращился. – Службы для нас куда меньше, надо же как-то зарабатывать на жизнь? Лекари нужны всем, даже без зеленой искры... Послушайте, Ревенгар, как вы получили такую рану?
- «Клык упыря» пропустил, - нехотя признался Дориан. – И никакая это не рана. Царапина! А что?
- Вам повезло, - серьезно ответил разумник, отпуская его лицо и отходя на шаг. – Вы могли лишиться глаза. Еще бы самую малость... А если бы вместо «Клыка» вам прилетело что-то вроде этих ваших «Молотов»? Было бы сотрясение мозга, и вам пришлось бы пролежать в лазарете не меньше недели. Между прочим – это в лучшем случае! Ну а так выйдете уже сегодня, как только мэтр Бреннан закончит с делами и вас отпустит. Но впредь будьте осторожнее, когда видите, что аркан летит в голову. Ставьте двойные щиты, что ли?
- Мы не друзья, - буркнул Дориан, поежившись от снова накатившей неловкости. – Зачем вы мне это говорите?
- Просто так, - пожал плечами разумник. – Лучше не попадать в лазарет вовсе, даже к мэтру Бреннану. До встречи, Ревенгар.
И направился к двери.
Изводившая Дориана неловкость превратилась в совершенно невыносимую неприязнь к себе, так по-дурацки попавшемуся в ловушку, к Бастельеро, эту ловушку расставившему, и, разумеется, к Роверстану, который
- Это ничего. Сыновьям моим приданое без надобности. Станут в моем доме дочки ваши с золота есть, на серебре спать, в жемчуга одеваться. Да и вас не обижу.
Махнул рукой молодому, а тот как бросит на пол мешок кожаный, с доброго поросенка размером. Открылся мешок – полон он до краев золота.
Так и ахнули муж с женой. Никогда они таких денег не видели!
А дочки-красавицы с перепугу обмерли. Не ослепило их золото, посулы не обманули. Увидели они, что зубы у старика железные да острые.
Соскочили красавицы с лавки, кинулись родителям в ноги, чтоб не отдавали их неведомо куда.
Да только устали родители в голоде-холоде жить. И дочкам того не желали. Куда лучше на золоте есть, на серебре спать!
Согласились дочерей отдать. Подняли с колен, подвели к старику. Взял тот за руку старшую, а молодой – младшую, вывели из дома. Только на крыльцо ступили, топнул старик раз, а молодой – другой, да и превратились в воронов огромных, с железными клювами, со стальными когтями. Схватили сестер, да в небо взвились. Летят, крыльями тучи гонят. Красавицы с перепугу ни живы, ни мертвы. Не знают, чего больше бояться – что уронят их вороны-чудища, или что донесут, куда хотят.
Летели вороны, летели, саму старуху-полночь обгоняли. Долетели до вершины горы, у ворот черного замка остановились, людьми обернулись.
Посмотрел старик на сестер, да и говорит:
- Тут мы, люди-вороны, от начала мира живем. Никому другому сюда ни хода, ни выхода нет. И вам бы не было, да слово матери вашей нам ветер донес. Будете кротки да послушны – будете жить в довольстве, ни в чем отказа не узнаете. А вздумаете строптивость выказать – пеняйте на себя.
Спустились тут с самой высокой башни множество воронов, обернулись людьми – все, как один, в черном бархате, с глазами-угольями да зубами железными. Смотрят на сестер, да меж собой что-то говорят, словно каркают.
А старик рукой махнул, чтоб сестер в их покои проводили, с дороги отдохнуть.
Вошли красавицы в черный замок, глядят по сторонам, надивиться не могут. Замок снаружи черный, как ночь, а внутри, куда глаз ни кинь, серебро да золото, да камни драгоценные.
- Всю жизнь бы на такое богатство смотрела, - говорит старшая, а младшая молчит – не по нраву ей эта красота, сердце недоброе чует.
Привели сестер в их покои. Ковры в покоях шелковые, кровать золотая, одеяла да перины пуховые. Столик серебряный приборами золотыми заставлен, в кубках вино крепкое, на тарелках мяса печеного, да жареного, вволю.
- Не ешь, сестрица, - говорит младшая. – Не по душе мне этакий пир. Не к добру нас так встречают.
А у старшей от голода в животе коты лесные воют. Хотела она сестру послушать, не есть, да не выдержала, съела кусочек мяса.
А младшая к еде и не притронулась.
Прошла ночь, вышло на небо солнце. Пришел в покои к сестрам старик-ворон. Поздоровался, как полагается, спросил, всем ли довольны невестушки.
- Всем довольны, батюшка, ничего нам не надо, - говорят сестры.
- Ну раз так, - говорит старик – Так улыбнитесь, красавицы. Не дело это – солнце хмурым лицом приветствовать.
Улыбнулись сестры, как он просил – да тут у младшей сердце и захолонуло. Смотрит она – у сестрицы зубы железными стали.
Посмотрел старик на старшую – улыбнулся. Посмотрел на младшую – нахмурился.
- Что, - говорит, - красавица, не по нраву тебе наш ужин пришелся?
У младшей сестрицы от страха так сердце и зашлось. Но собралась она с силами, и отвечает ласково:
- По нраву, батюшка, еще как по нраву. Только разлила я вчера целый подойник молока, вот матушка мне и велела в наказание сутки голодать. Уж не прогневайся, не могла я ее волю нарушить.
- Хорошо же, - говорит старик, а глаза у него злые, страшные. – Но уж этим вечером не откажись, поужинай. А не то на завтрашний ужин не гостьей, угощеньем попадешь.
И вышел, а дверь запер.
Поняли тут сестры, что люди-вороны человечиной пропитаются. Кто их едой соблазнится – сам вороном станет. И хоть съела старшая всего кусочек, а все одно, пропала навеки.
Но крепко любили сестры друг друга. Ударилась старшая об пол золотой, обернулась черным вороном с клювом железным, да и говорит:
- Садись, сестра дорогая, мне на спину, да держись крепко. Унесу я тебя отсюда!
Села младшая сестра на спину старшей. Взлетела старшая, да и вылетела через окно. Полетела с ветром наперегонки – скорей сестру любимую к людям отнести!
Да увидели беглянок черные вороны. Взлетели тучей, закрыли крыльями солнце, кинулись в погоню.
Тяжко лететь старшей. Сестрица любимая, хоть и легкая, а все к земле тянет. Крылья от усталости ломит. Погоня все ближе и ближе. Вот-вот налетят, железными клювами забьют, стальными когтями растерзают.
Взмолились тут обе красавицы благим богам. Пожалели их боги, ударила с ясного неба молния.
И не стало ничего – ни стаи черной, ни сестриц, ни горы, что выше облаков поднималась.
Один черный замок остался, меж небом и землей повис.
Говорят люди, что не принесло мужу с женой воронье золото счастья. Разлетелось оно, словно пыль по ветру, словно перо воронье. В нищете померли.
Говорят, что видели потом сестер-красавиц, не то в дикой пустыне, не то в лесной чаще. Только не выходили сестры к людям, издали показывались.
Говорят еще, что не все люди-вороны сгинули. Остался старик, остался и старший его сын. Приходят они к людям, сами в людей обернувшись. Сватают девушек-красавиц, богатый выкуп дают. Да если отдадут девиц – никто их больше не увидит. А золото воронье никому счастья не принесет.
Глава 14. История неслучившейся дуэли
Дориан Ревенгар сидел на подоконнике в палате целительского крыла и мрачно смотрел в сад. Нет, вид на сад открывался самый замечательный – прямо на грядку с шалфеем, слегка разоренную адептами с Голубого факультета. Разоряли прямо сегодняшней ночью, громким шепотом призывая то Всеблагую мать, то Творца Превращений, то Баргота, причем в самых еретических и противоестественных сочетаниях с первыми двумя. Открытое по летнему времени окно палаты совершенно не помешало Дориану выслушать эти увлекательные богохульства, кое-что старательно запомнить на будущее, пополнив собственный запас ругани, а потом высунуться в окно, дабы уточнить, для какого именно зелья шалфей положено непременно красть. И даже слегка припугнуть внезапно онемевших алхимиков дежурным целителем.
Упоминание целителя – сегодня им был мэтр Бреннан, который славился изобретательностью при наказании нарушителей! - оказало поистине магическое воздействие. Пойманные на горячем последователи Творца Превращений признались, что шалфей требуется для настойки по экспериментальному рецепту. Настойка предполагалась на карвейне двойной перегонки, строго запрещенном к изготовлению и применению в стенах Академии. Поэтому экспериментаторы сначала напомнили о верности братству адептов, а потом пообещали Дориану целую флягу в благодарность за понимание.
В общем, вид поредевшей грядки радовал глаз, но не душу – несмотря на свободный от занятий день и предвкушение дегустации Дориан пребывал в сомнениях. Всего час назад Бастельеро с Фиолетового факультета заглянул к нему в палату и сообщил, что разумник Роверстан оскорбил все семь факультетов, что, несомненно, заслуживает наказания.
- Все семь разом? – с невольным уважением уточнил Дориан. – Как ему это удалось?!
- Сказал, что не собирается стоять в очереди за поцелуями! Представляешь, какой мерзавец?! – возмущенно выдохнул Бастельеро, и Дориан согласился, что мерзавец, да еще какой!
Между прочим, за поцелуями адептки Симмонс незазорно было и постоять! Дориан аж зажмурился, припомнив ясные карие глаза, белокурые локоны, приятнейшие формы... А уж розовые губки прекрасной целительницы и вовсе стоили не только очереди, но и дуэли, а может быть, даже какого-нибудь подвига. Какая, право, жалость, что Симмонс выбрала Бастельеро! Который, кстати, вовсе не оценил оказанного благоволения и предпочел гордиться победой в турнире поцелуев вместо того, чтобы пригласить девицу хотя бы в кондитерскую.
- И я думаю, что надо поставить его на место, - решительно закончил Бастельеро.
Дориан открыл глаза и посмотрел на некроманта изумленно.
- Дуэли между адептами запрещены, - напомнил он и поморщился – в лазарет они оба угодили как раз после дуэли, причем дрались именно из-за красавицы Симмонс.
По которой Дориан, между прочим, тайно вздыхал весь прошлый год и попросту не мог простить Бастельеро выказанного ей пренебрежения. О, к слову!
- И мы только что дрались друг с другом. Тебя это нисколько не смущает?
В самом деле, почему Бастельеро явился именно к нему? Если нуждается в секунданте, попросил бы Дилана Эддерли. Ведь гораздо проще и логичнее обратиться с этим к лучшему другу, чем к сопернику!
- Мы помирились, - заявил Бастельеро с такой непоколебимой убежденностью, что Дориан проглотил изумленный вопрос: «Когда?!» - И я не собираюсь вызывать его на дуэль! Точнее, я уже пробовал, но он уклоняется! Все время находит какие-то причины, чтобы не принять вызов!
- Ну... Не вижу в этом ничего странного, - вынужден был признать Дориан. – Он же разумник! Естественно, он не соглашается на магическую дуэль. Мало того, что непременно проиграет, так еще и правила факультета у них на этот счет гораздо строже. Какой дурак на его месте согласился бы?
- Человек чести! – процедил Бастельеро, выпрямившись и задрав подбородок так, что показался немного выше своего обычного роста. – Тот, кто дорожит репутацией больше, чем своей шкурой и милостью преподавателей. Но разве можно этого ждать от простолюдина? Пусть он и получит вскоре перстень, но все равно в душе останется подлой чернью. Поэтому я предлагаю поступить с ним соответственно!
- Это как? – спросил Дориан, гадая, почему же Бастельеро все-таки зовет его, а не Эддерли. – Вызвать на дуэль с оружием? А если он опять не примет вызова?
- Непременно не примет, - с полным убеждением заявил Бастельеро, гневно сверкая глазами. – И тогда мы его попросту отлупим ножнами от рапиры, как и положено поступать с трусами и подлецами. Тебя, Ревенгар, я зову лишь затем, чтобы удобнее было поймать этого скользкого угря. От нас двоих он уж никак не сбежит! И разве ты не хочешь постоять за честь Красного факультета?! – А потом, высокомерно изогнув бровь, уточнил: - Или тоже боишься наказания?
- Нет! – яростно возмутился Дориан, и Бастельеро, удовлетворенно кивнув, вышел из палаты, бросив через плечо:
- Значит, встретимся вечером на тренировочном поле. Он там берет дополнительные уроки фехтования.
...И вот теперь Дориан, хмуро разглядывая сад, залитый послеполуденным солнцем, изнывал от безнадежности. Не явиться – значит убедить Бастельеро в собственной трусости, а уж некроманты не упустят случая поднять на смех боевика вообще и его, Дориана Ревенгара, в особенности. Но и явиться...
Правда, его собственная дуэль с Бастельеро тоже была, мягко говоря, неравной – но за нее Дориан почти не чувствовал неловкости. Все-таки одно дело, когда один некромант вызывает трех боевиков. Бастельеро – Избранный Смерти, любимый ученик магистра Эддерли и наследник своего деда – великого мастера проклятий. Неудивительно, что он так уверен в себе и дерзок. В конце концов, сам решил драться сразу с тремя и подтвердил, что сделал это не зря.
Но совсем другое – когда двое вызывают одного! К тому же разумника, пусть даже и дерзкого не по статусу. Да еще не просто вызывают, а ожидают отказа и строят на этот случай не самые великодушные планы... Да, Роверстан – простолюдин, и глупо ждать от него храбрости прирожденного дворянина. Еще и разумник! Но все равно, двое на одного... Это как-то совсем не благородно. И... не поэтому ли отказался Эддерли?!
Дориан представил, как пренебрежет обещанием, слишком поспешно данным Бастельеро, и какие слухи пойдут по Академии в любом случае. А вдруг адептка Симмонс решит, что ее честь задета? И получится, что защитил ее Бастельеро, а не он, Дориан Ревенгар. Боевик оплошал там, где за девицу заступился некромант. Вот уж этого собратья по факультету просто не поймут!
«Ладно, пойду. - мрачно сказал себе Дориан. – Роверстан, если подумать, сам виноват. Нечего было насмешничать, да еще над кем... Все знают, что Бастельеро видит смертельные обиды там, где никто и не собирался его оскорбить. Вот и пусть разумник в следующий раз подумает!»
И тут в дверь постучали. А потом и вошли.
Увидев долговязую худощавую фигуру в светлой мантии и знакомое смуглое лицо, Дориан едва не выругался.
- Что вам тут надо, Роверстан? – поинтересовался он от неожиданности и неловкости грубее, чем собирался.
- И вам доброго дня, Ревенгар. - с безмятежной любезностью отозвался разумник, подходя к подоконнику. - Я пришел осмотреть ваш шов по поручению мэтра Бреннана.
- И давно вы перевелись на факультет целителей? Или вы тайная двойная звезда? – хмыкнул Дориан и едва не рассмеялся.
Двойная звезда, ну конечно же! Небывалая редкость, а может, и вообще легенда, не зря же их никто никогда не видел. Только в учебниках такое упоминается, да и то по истории Ордена, а там можно понаписать всякого, все равно никто не проверит...
- О, я просто изучаю медицину, - улыбнулся Роверстан, то ли не замечая его грубости, то ли притворяясь, что не замечает. – Можете не вставать с подоконника, если вам здесь удобно. Просто позвольте взглянуть на шов.
И совершенно по-целительски бесцеремонным жестом взял Дориана за подбородок, повернув его голову к свету. Мэтр Бреннан делал абсолютно так же, хотя Дориан и недоумевал – зачем каждый раз при осмотре разглядывать еще и его глаза, если шов на лбу – пересекает правую бровь и уходит под волосы?
- Зачем вам медицина? – удивился Дориан. – Вы же разумник, вам положено учить... другое, что вы там учите...
- Разумников много, - рассеянно откликнулся Роверстан, пристально всматриваясь в его глаза и зачем-то выставив перед лицом указательный палец, на который Дориан теперь невольно таращился. – Службы для нас куда меньше, надо же как-то зарабатывать на жизнь? Лекари нужны всем, даже без зеленой искры... Послушайте, Ревенгар, как вы получили такую рану?
- «Клык упыря» пропустил, - нехотя признался Дориан. – И никакая это не рана. Царапина! А что?
- Вам повезло, - серьезно ответил разумник, отпуская его лицо и отходя на шаг. – Вы могли лишиться глаза. Еще бы самую малость... А если бы вместо «Клыка» вам прилетело что-то вроде этих ваших «Молотов»? Было бы сотрясение мозга, и вам пришлось бы пролежать в лазарете не меньше недели. Между прочим – это в лучшем случае! Ну а так выйдете уже сегодня, как только мэтр Бреннан закончит с делами и вас отпустит. Но впредь будьте осторожнее, когда видите, что аркан летит в голову. Ставьте двойные щиты, что ли?
- Мы не друзья, - буркнул Дориан, поежившись от снова накатившей неловкости. – Зачем вы мне это говорите?
- Просто так, - пожал плечами разумник. – Лучше не попадать в лазарет вовсе, даже к мэтру Бреннану. До встречи, Ревенгар.
И направился к двери.
Изводившая Дориана неловкость превратилась в совершенно невыносимую неприязнь к себе, так по-дурацки попавшемуся в ловушку, к Бастельеро, эту ловушку расставившему, и, разумеется, к Роверстану, который
