Жена как-то странно на него посмотрела, когда он входил в помещение, но ничего не сказала, следя за приключениями некоего Ивана Васильевича. Дьяченко тоже промолчал, усаживаясь на своё место; в его душе боролись тревога и облегчение – от напряжённого ожидания проблем и осознания, что он сделал всё, что на данном этапе от него зависело, – и эта борьба мельчайшей мимикой отражалась на его физиономии.
Но тревога на время отступила, и полковник расслабился, позволив своему довольно-таки грузному телу расплыться по дивану.
Но только на время.
* * *
Винтхерлунд (58,5? с.ш., 77,5? в.д.).
306-й день года эры Льдов, 01:03 (местный часовой пояс №4).
У Егора начали слипаться глаза.; напряжение, копившееся в первые полтора часа с начала вторжения в Красноярск, внезапно куда-то ушло, несмотря на то что вражеские флаеры теперь неотлучно следовали за их машиной в каком-то километре (секунды три полёта – с их-то скоростью). Голова налилась свинцом; Егор внезапно почувствовал жжение на спине, по которой семьдесят минут назад прошёлся шальной лазерный луч – там, на стадионе, – и осознал, что в куртке поперёк спины зияет большая прореха. «Обидно, – подумал Киселёв, начиная клевать носом в своём кресле перед штурвалом. – Недавно только вещь покупал…»
– Егор, – вдруг услышал он голос Марины справа от себя, и сонное оцепенения чуть отступило.
– Чего? – спросил копирайтер, поворачиваясь к ней.
– Егор, мне холодно, – сказала Марина, теребя «молнию» на уже немного расстёгнутой куртке и при этом как-то странно глядя исподлобья на парня. Как-то… с ожиданием, что ли.
– Так застегнись, – буркнул Киселёв, из-за усталости не до конца въезжая в ситуацию. – Делов-то…
– Егор… обними меня.
Эти слова разом сняли с копирайтера сонливость; он удивлённо посмотрел на девушку, сдвинувшую теперь застёжку ещё ниже. Глаза Марины будто бы о чём-то говорили (причём, возможно, с настойчивостью), и Егор даже словно бы понимал, чего она ждёт, но в то же время…
– Я, кажется, знаю, чего ты хочешь, – произнёс он, всё же с интересом глядя на то, что не закрывала сейчас чёрная куртка с розовыми узорами на воротнике и у пояса. – Но пойми: ты выбрала для этого неподходящее время. У нас на хвосте две машины противника, мы летим чёрт знаем где на огромной скорости и должны вскоре прибыть туда, где Хшер сможет помочь нам преодолеть языковой барьер с чебами. И я думаю, что после этого мы займёмся ещё чем-нибудь, относящимся к борьбе с захватчиками… так что…
– Егор, я уже начинаю уставать от этого вторжения. В такую передрягу я ещё никогда не попадала... Мне нужна хоть какая-то разрядка. Так... нет? – спросила Марина, застёгиваясь, хотя особой нужды в этом не было: в кабине поддерживалась вполне приемлемая температура.
– Нет, Марина, извини... Я тоже устал, но, как видишь, тебе на шею не вешаюсь, – ответил Егор. – Давай потом, а? Когда ситуация хотя бы чуть-чуть рассосётся...
Марина хотела было сказать: «Потом может быть поздно, потому что нас могут убить!» – но в этот момент в кабину вернулся Хшер и просигналил жестами: мол, подлетаем, сбросьте скорость – и наберите, пожалуйста, высоту. Резко так. Ну очень надо.
А потом лидер чебов вновь скрылся в салоне.
– Ну, раз сказали, надо выполнять, – пробормотал Егор, выключая автопилот и сбрасывая скорость.
Вражеские флаеры тоже начали замедляться; их пилоты не очень понимали, что творит этот землянин, но старались подстраиваться под ситуацию.
Краем глаза Егор увидел на окне дверцы еле заметные зелёные отблески и понял, что Хшер стал стрелять из своего лазера. В следующий момент в салоне поднялся какой-то шум, из переборки у потолка вырвался зелёный луч (более широкий и менее яркий, чем только что выпущенный, – судя по всему, отражённый вражеской техникой) и впился в лобовое стекло, правда, не пробив его, так как упёрся, похоже, в невидимое силовое поле.
– Ну, значит, теперь я постреляю, – сказал копирайтер и, вспомнив, что снаряды самонаводящиеся, не целясь, три раза нажал на гашетку пушки.
Сзади раздался взрыв, и один флаер пропал с радаров. Но только один. Другой чуть подотстал, но продолжал держаться в «кильватере», точно пилот понимал, что новая прямая атака приведёт и к его гибели.
А тем временем впереди в тёмно-синей глубине пространства начали протаивать чёрные силуэты строений. Похоже, это было то самое место, куда хотел добраться Хшер.
Егор ещё сильнее сбросил скорость, снизился и стал осторожно подводить флаер к цели.
Они прибыли.
18
Винтхерлунд (59? с.ш., 77? в.д.).
306-й день 2621 года эры Льдов, 01:02 (местный часовой пояс №4).
…На машине противника зажёгся прожектор, и Егор разглядел в долетающем до его поля зрения белом свете фасады ближайших зданий – а потом подумал, что лучше бы и не смотрел на них.
Лагерь подготовки чебов, о чём Хшер не сказал Егору, потому что не мог, представлял собой комплекс низких уродливых грязно-серых строений, которые точь-в-точь были похожи на красноярские пятиэтажки – разве что имели всего три или четыре этажа и были очень, очень длинными. Всё это было огорожено двойным высоким решетчатым забором, в который недалеко от двух флаеров была аккуратно встроена весьма прочная на вид будка КПП, рядом с которой находились запертые ворота.
«А если на флаере перелететь через ограду?..» – подумал Егор, но вдруг заметил на крышах зданий какие-то странные надстройки, подозрительно напоминающие зенитно-ракетные комплексы (Егор интересовался боевой фантастикой, поэтому имел какое-то представление о различных видах оружия – как реальных, так и выдуманных), – разумеется, в местном исполнении.
– М-да, это будет жёстко… – пробормотал Егор. Марина тревожно на него посмотрела, но взгляд копирайтера был устремлён вперёд и чуть вверх, на выросты ЗРК, которых он насчитал не меньше десятка.
– …но я постараюсь!!! – взревел он, одной рукой хватая штурвал, другой – ручку управления огнём, а пяткой поднятой в этот миг ноги в ботинке толкая вперёд рычаг скорости.
Следующие пятнадцать секунд прошли в бешеной свистопляске, в которой всё смешалось в вихри огня, льда и пыли.
Позже, восстанавливая в памяти картину событий, Егор расположил свои действия в хронологическом порядке следующим образом.
Два нажатия на гашетку. Снаряды уничтожают контрольно-пропускной пункт.
Поворот ручки, пяткой – на газ, штурвал вбок, три нажатия, затем ещё одно. Рывок вниз, выстрел вверх – очевидно, по ракете, выпущенной из ЗРК.
Полуосознанная молниеносная мысль: «Они теперь думают, что и мы, и эти, из другого флаера, – террористы, и собираются уничтожить обе машины, значит, о тех мы пока можем не беспокоиться…»
Здания устремляются навстречу. Штурвал на себя, тут же вбок, гашетка пушки – трижды, снова вбок, флаер делает переворот, желудок подпрыгивает к горлу, палец безостановочно жмёт на гашетку.
Слышатся взрывы, и в один прекрасный момент Егор понимает, что стреляет лишь он.
ЗРК замолчали.
Да что там: копирайтер теперь не видит больше зенитных установок на крышах зданий.
Паническая мысль: «А вражеский флаер?..»
Взгляд на радар. Белая искорка медленно отползает от центра и замирает неподалёку. Не улетели. Остались. И наверняка запросили подкрепление.
Значит, действовать нужно быстро. Чебы должны выйти и отправиться туда, где выучат-таки этот чёртов русский язык, или что там они собрались сделать… И кто-то должен остаться в флаере – на случай, если враг опять начнёт стрелять. И этим «кем-то» следует стать…
– Марина, – произнёс Егор голосом, в котором уже не осталось никаких эмоций – только усталость. – Возьми чебов, и идите, сделайте там, что им надо, и возвращайтесь. Пожалуйста, поскорее: у нас не так много времени до того, как к противнику прибудет подкрепление; мне кажется, они не такие глупые, чтобы отправить за нами всего два флаера…
Девушка прокрутила его слова в голове – и просто кивнула, без всяких там вопросов или нравоучительных замечаний. Разве что попросила:
– Опусти, пожалуйста, нас на землю… тьфу ты, то есть на снег. Трудно, знаешь ли, высаживаться из машины, парящей в десятке метров над поверхностью…
– Слушаю и повинуюсь, – устало пробормотал Киселёв и плавно снизился менее чем до метровой высоты. – Ниже не хочу: не успею рвануть в сторону и выстрелить, прежде чем…
– Я поняла, – сказала Марина, заглянула в салон через дыру в переборке, призывно махнула рукой, открыла правую от Егора дверцу кабины и первой спрыгнула наружу. Вслед за ней потянулись чебы.
Когда салон опустел, Егор наклонился в сторону, закрыл дверцу, поёжился от царящего за бортом холода («Там, наверное, минус пятьдесят, если не…» – подумалось копирайтеру), развернул флаер передом к машине противника, затаившейся где-то в ночной темноте, и расслабленно откинулся на спинку кресла.
К сожалению, спать он не имел права. А хотелось бы.
* * *
01:04.
Быстро идя по смёрзшемуся в лёд снегу и при этом весь трясясь от холода, Хшер напряжённо размышлял, в каком из корпусов мог находиться прибор, с помощью которого винтхерлундские солдаты-люди загружали чебам в головы свой язык, а себе – русский. В точности «кха-дину» это было неизвестно: по дороге туда и обратно охранники-винтхерлундцы завязывали ему и всем остальным глаза мономолекулярными лентами.
«Точно не в этом, – думал Хшер, пробегая во главе «кха-тхета», к которому сейчас присоединилась Марина, мимо здания, в котором держали его самого и ещё несколько сотен таких, как он. – Я в нём когда-то все закоулки обошёл… Так, вот в тех домах, насколько я помню, было то же самое… Остаются всего два – вон там и там. С них и начнём…»
– Хшер, ты знаешь, куда мы идём? – спросила Марина – и закашлялась от сухости адски морозного воздуха.
Чеб повернулся к ней, на ходу пожал плечами и продолжил движение.
Вскоре они подошли ко входу в серый железобетонный параллелепипед, где, возможно, когда-то жило местное начальство. Но первый эшелон чебов подготовили и отправили, да и ощутимая часть людского населения Винтхерлунда также отбыла на захват Земли, вот лагерь и опустел – почти, а после неожиданной ночной атаки – совершенно.
Дверь была закрыта – судя по всему, на магнитный замок. Но Хшер вскинул «посох» и лазером прорезал в ней дыру – большую для чеба, но маленькую для землянина. А потом сказал что-то на родном языке, что, по мнению Марины, должно было означать: «Заходите».
* * *
01:06.
…Егор мучительно боролся с желанием заснуть: всё-таки в Красноярске было уже часа два, а то и больше, к тому же, после полуночи времяпрепровождение было довольно бурным, вот спать и хотелось, – как вдруг на дисплее пропало изображение радара и появилась та же строчка, что и перед их прорывом в Винтхерлунд. Ну… почти такая же.
Ему звонил какой-то пилот флаера. Вероятнее всего, тот, что скрывался в данный момент в морозе ночи.
«Интересно, зачем?..» – подумал Егор, протягивая руку и нажимая на ряд незнакомых символов, при этом ожидая вновь услышать ничего для него не значащие фразы на языке захватчиков.
Он ошибся.
Пилот заговорил на чистейшем русском.
– Эй, кто бы там ни был, вы меня слышите?
– Д-да… – запнувшись от неожиданности, ответил Егор. – А что такое?
– Что такое?! – Копирайтеру показалось, будто бы он услышал нервный смешок. – Он положил наших лучших бойцов, уничтожил несколько машин и орудий – а ещё спрашивает: что такое?! Вы все, земляне, что ли, такие?!
– Какие?
– Наглые и тупые! М-да, непросто будет завоевать вашу отсталую с виду планетку…
– Рот закрой! – вскипел Егор, в котором взыграл патриотизм. – Земля – мой дом, и я её не променяю ни на какую вашу технократию с элементами рабовладельческого общества! Так и знайте!
– Да что ты говоришь! А у вас разве не так? Разве у вас не то же самое – со скидкой на уровень развития тысячелетней давности по сравнению с нашим?
– Нет! Нас больше, поэтому всех подчинить невозможно, хотя и были попытки… У нас не убивают тех, кто с чем-то не согласен, – по крайней мере, подавляющее большинство… Вот что вам сделали чебы? За что вы их угнетаете?
– Кто-то должен обслуживать нас: выращивать для нас еду и работать на наших заводах!
– А вы сами обслужить себя не пробовали? Вот мы попытались – пока получается…
– Вот поэтому у вас всё и развалилось на сотни государств: вы не можете сами обслужить всех, поэтому и разделились! И продолжаете делиться! И в конце концов однажды у вас всё развалится окончательно, потому что…
– Нет, – сказал Егор, и собеседник прервался, точно подавившись собственными словами. – Что ты там хотел сказать? «…Потому что мы вас завоюем», не так ли? Так вот, этого не будет. Как я уже сказал, нас больше, и каждый из нас с чем-нибудь да не согласен. Мы делились и враждовали между собой, всё так… но теперь у нас появился общий враг – это вы, и в борьбе с вами мы, хоть ненадолго, но объединимся. И не позволим вам отнять у нас единственный мир, который у нас есть. К тому же, по некоторым особо пессимистичным прогнозам, он загнётся к концу столетия, похоронив и нас, и вас, если – не дай космос! – вы в этой войне – чисто гипотетически!!! – победите. Так что у вас ещё есть шанс одуматься и свернуть свою, не спорю, донельзя масштабную кампанию. Подумайте над этим, хорошо?
Какое-то время в эфире стояла тишина, не нарушаемая даже треском помех. «Ну и технологии! – подумал Егор. – Устранили и такую вездесущую вещь, как помехи при связи!..» Затем пилот вражеского флаера, находившийся, вероятно, под впечатлением от речи копирайтера, откашлялся и проговорил:
– Сначала я не хотел отпускать никого из вас, желал положить всех вас здесь, чтобы ваши тела вечно мёрзли в этом снегу… но теперь передумал. Можешь улетать. Один. Прямо сейчас. С подкреплением разбирайся самостоятельно. Я им скажу, что ты воспользовался моментом и сбежал…
– Нет.
Снова односложный ответ Егора заставил пилота ненадолго заткнуться. Ненадолго – но не насовсем.
– А ты всё же подумай, – вскоре сказал тот. – На кой тебе нужны все те, кто оставил тебя сидеть здесь, а сами пошли в лагерь, чтобы… ну, не знаю, зачем они туда пошли, но важен сам факт: тебя бросили.
– Нет. – Голос Киселёва был твёрже ледового панциря Винтхерлунда, обшивки флаера и силового поля на лобовом стекле, вместе взятых. – Они не бросили меня. Я сам их туда отправил. А зачем – это уже тебя не касается. И я их тоже – не брошу.
– Ну что ж… тогда я, когда вы полетите назад, или куда вы там хотите лететь, протараню захваченный вами флаер. И плевать, что у нас героизм одиночек не приветствуется. Вы нам мешаете. Вы не должны жить. И я это сделаю, – если понадобится. Несмотря на три лланга, размещающихся у меня в салоне.
– А почему ты ничего не предпринимаешь сейчас? – спросил Егор.
– Не поверишь: жить хочется.
– Отчего же, – пробормотал Киселёв. – Поверю. Ещё как поверю. Но с тем, что ты сказал до этого, я не согласен. Не мы не должны жить, потому что мы вам мешаем; вы не должны мешать нам, чтобы мы могли жить в своём мире. И аналогично – для вашего. И ещё. В отличие от вас, у нас личный героизм приветствуется. Поэтому, если с теми, кто сейчас находится, как ты сказал, в лагере, что-то случится, – клянусь, я лично протараню конкретно твой флаер. И что хочешь, говори мне насчёт «жить хочется», – это уже будет не важно. Думай, пилот. Думай.
Но тревога на время отступила, и полковник расслабился, позволив своему довольно-таки грузному телу расплыться по дивану.
Но только на время.
* * *
Винтхерлунд (58,5? с.ш., 77,5? в.д.).
306-й день года эры Льдов, 01:03 (местный часовой пояс №4).
У Егора начали слипаться глаза.; напряжение, копившееся в первые полтора часа с начала вторжения в Красноярск, внезапно куда-то ушло, несмотря на то что вражеские флаеры теперь неотлучно следовали за их машиной в каком-то километре (секунды три полёта – с их-то скоростью). Голова налилась свинцом; Егор внезапно почувствовал жжение на спине, по которой семьдесят минут назад прошёлся шальной лазерный луч – там, на стадионе, – и осознал, что в куртке поперёк спины зияет большая прореха. «Обидно, – подумал Киселёв, начиная клевать носом в своём кресле перед штурвалом. – Недавно только вещь покупал…»
– Егор, – вдруг услышал он голос Марины справа от себя, и сонное оцепенения чуть отступило.
– Чего? – спросил копирайтер, поворачиваясь к ней.
– Егор, мне холодно, – сказала Марина, теребя «молнию» на уже немного расстёгнутой куртке и при этом как-то странно глядя исподлобья на парня. Как-то… с ожиданием, что ли.
– Так застегнись, – буркнул Киселёв, из-за усталости не до конца въезжая в ситуацию. – Делов-то…
– Егор… обними меня.
Эти слова разом сняли с копирайтера сонливость; он удивлённо посмотрел на девушку, сдвинувшую теперь застёжку ещё ниже. Глаза Марины будто бы о чём-то говорили (причём, возможно, с настойчивостью), и Егор даже словно бы понимал, чего она ждёт, но в то же время…
– Я, кажется, знаю, чего ты хочешь, – произнёс он, всё же с интересом глядя на то, что не закрывала сейчас чёрная куртка с розовыми узорами на воротнике и у пояса. – Но пойми: ты выбрала для этого неподходящее время. У нас на хвосте две машины противника, мы летим чёрт знаем где на огромной скорости и должны вскоре прибыть туда, где Хшер сможет помочь нам преодолеть языковой барьер с чебами. И я думаю, что после этого мы займёмся ещё чем-нибудь, относящимся к борьбе с захватчиками… так что…
– Егор, я уже начинаю уставать от этого вторжения. В такую передрягу я ещё никогда не попадала... Мне нужна хоть какая-то разрядка. Так... нет? – спросила Марина, застёгиваясь, хотя особой нужды в этом не было: в кабине поддерживалась вполне приемлемая температура.
– Нет, Марина, извини... Я тоже устал, но, как видишь, тебе на шею не вешаюсь, – ответил Егор. – Давай потом, а? Когда ситуация хотя бы чуть-чуть рассосётся...
Марина хотела было сказать: «Потом может быть поздно, потому что нас могут убить!» – но в этот момент в кабину вернулся Хшер и просигналил жестами: мол, подлетаем, сбросьте скорость – и наберите, пожалуйста, высоту. Резко так. Ну очень надо.
А потом лидер чебов вновь скрылся в салоне.
– Ну, раз сказали, надо выполнять, – пробормотал Егор, выключая автопилот и сбрасывая скорость.
Вражеские флаеры тоже начали замедляться; их пилоты не очень понимали, что творит этот землянин, но старались подстраиваться под ситуацию.
Краем глаза Егор увидел на окне дверцы еле заметные зелёные отблески и понял, что Хшер стал стрелять из своего лазера. В следующий момент в салоне поднялся какой-то шум, из переборки у потолка вырвался зелёный луч (более широкий и менее яркий, чем только что выпущенный, – судя по всему, отражённый вражеской техникой) и впился в лобовое стекло, правда, не пробив его, так как упёрся, похоже, в невидимое силовое поле.
– Ну, значит, теперь я постреляю, – сказал копирайтер и, вспомнив, что снаряды самонаводящиеся, не целясь, три раза нажал на гашетку пушки.
Сзади раздался взрыв, и один флаер пропал с радаров. Но только один. Другой чуть подотстал, но продолжал держаться в «кильватере», точно пилот понимал, что новая прямая атака приведёт и к его гибели.
А тем временем впереди в тёмно-синей глубине пространства начали протаивать чёрные силуэты строений. Похоже, это было то самое место, куда хотел добраться Хшер.
Егор ещё сильнее сбросил скорость, снизился и стал осторожно подводить флаер к цели.
Они прибыли.
18
Винтхерлунд (59? с.ш., 77? в.д.).
306-й день 2621 года эры Льдов, 01:02 (местный часовой пояс №4).
…На машине противника зажёгся прожектор, и Егор разглядел в долетающем до его поля зрения белом свете фасады ближайших зданий – а потом подумал, что лучше бы и не смотрел на них.
Лагерь подготовки чебов, о чём Хшер не сказал Егору, потому что не мог, представлял собой комплекс низких уродливых грязно-серых строений, которые точь-в-точь были похожи на красноярские пятиэтажки – разве что имели всего три или четыре этажа и были очень, очень длинными. Всё это было огорожено двойным высоким решетчатым забором, в который недалеко от двух флаеров была аккуратно встроена весьма прочная на вид будка КПП, рядом с которой находились запертые ворота.
«А если на флаере перелететь через ограду?..» – подумал Егор, но вдруг заметил на крышах зданий какие-то странные надстройки, подозрительно напоминающие зенитно-ракетные комплексы (Егор интересовался боевой фантастикой, поэтому имел какое-то представление о различных видах оружия – как реальных, так и выдуманных), – разумеется, в местном исполнении.
– М-да, это будет жёстко… – пробормотал Егор. Марина тревожно на него посмотрела, но взгляд копирайтера был устремлён вперёд и чуть вверх, на выросты ЗРК, которых он насчитал не меньше десятка.
– …но я постараюсь!!! – взревел он, одной рукой хватая штурвал, другой – ручку управления огнём, а пяткой поднятой в этот миг ноги в ботинке толкая вперёд рычаг скорости.
Следующие пятнадцать секунд прошли в бешеной свистопляске, в которой всё смешалось в вихри огня, льда и пыли.
Позже, восстанавливая в памяти картину событий, Егор расположил свои действия в хронологическом порядке следующим образом.
Два нажатия на гашетку. Снаряды уничтожают контрольно-пропускной пункт.
Поворот ручки, пяткой – на газ, штурвал вбок, три нажатия, затем ещё одно. Рывок вниз, выстрел вверх – очевидно, по ракете, выпущенной из ЗРК.
Полуосознанная молниеносная мысль: «Они теперь думают, что и мы, и эти, из другого флаера, – террористы, и собираются уничтожить обе машины, значит, о тех мы пока можем не беспокоиться…»
Здания устремляются навстречу. Штурвал на себя, тут же вбок, гашетка пушки – трижды, снова вбок, флаер делает переворот, желудок подпрыгивает к горлу, палец безостановочно жмёт на гашетку.
Слышатся взрывы, и в один прекрасный момент Егор понимает, что стреляет лишь он.
ЗРК замолчали.
Да что там: копирайтер теперь не видит больше зенитных установок на крышах зданий.
Паническая мысль: «А вражеский флаер?..»
Взгляд на радар. Белая искорка медленно отползает от центра и замирает неподалёку. Не улетели. Остались. И наверняка запросили подкрепление.
Значит, действовать нужно быстро. Чебы должны выйти и отправиться туда, где выучат-таки этот чёртов русский язык, или что там они собрались сделать… И кто-то должен остаться в флаере – на случай, если враг опять начнёт стрелять. И этим «кем-то» следует стать…
– Марина, – произнёс Егор голосом, в котором уже не осталось никаких эмоций – только усталость. – Возьми чебов, и идите, сделайте там, что им надо, и возвращайтесь. Пожалуйста, поскорее: у нас не так много времени до того, как к противнику прибудет подкрепление; мне кажется, они не такие глупые, чтобы отправить за нами всего два флаера…
Девушка прокрутила его слова в голове – и просто кивнула, без всяких там вопросов или нравоучительных замечаний. Разве что попросила:
– Опусти, пожалуйста, нас на землю… тьфу ты, то есть на снег. Трудно, знаешь ли, высаживаться из машины, парящей в десятке метров над поверхностью…
– Слушаю и повинуюсь, – устало пробормотал Киселёв и плавно снизился менее чем до метровой высоты. – Ниже не хочу: не успею рвануть в сторону и выстрелить, прежде чем…
– Я поняла, – сказала Марина, заглянула в салон через дыру в переборке, призывно махнула рукой, открыла правую от Егора дверцу кабины и первой спрыгнула наружу. Вслед за ней потянулись чебы.
Когда салон опустел, Егор наклонился в сторону, закрыл дверцу, поёжился от царящего за бортом холода («Там, наверное, минус пятьдесят, если не…» – подумалось копирайтеру), развернул флаер передом к машине противника, затаившейся где-то в ночной темноте, и расслабленно откинулся на спинку кресла.
К сожалению, спать он не имел права. А хотелось бы.
* * *
01:04.
Быстро идя по смёрзшемуся в лёд снегу и при этом весь трясясь от холода, Хшер напряжённо размышлял, в каком из корпусов мог находиться прибор, с помощью которого винтхерлундские солдаты-люди загружали чебам в головы свой язык, а себе – русский. В точности «кха-дину» это было неизвестно: по дороге туда и обратно охранники-винтхерлундцы завязывали ему и всем остальным глаза мономолекулярными лентами.
«Точно не в этом, – думал Хшер, пробегая во главе «кха-тхета», к которому сейчас присоединилась Марина, мимо здания, в котором держали его самого и ещё несколько сотен таких, как он. – Я в нём когда-то все закоулки обошёл… Так, вот в тех домах, насколько я помню, было то же самое… Остаются всего два – вон там и там. С них и начнём…»
– Хшер, ты знаешь, куда мы идём? – спросила Марина – и закашлялась от сухости адски морозного воздуха.
Чеб повернулся к ней, на ходу пожал плечами и продолжил движение.
Вскоре они подошли ко входу в серый железобетонный параллелепипед, где, возможно, когда-то жило местное начальство. Но первый эшелон чебов подготовили и отправили, да и ощутимая часть людского населения Винтхерлунда также отбыла на захват Земли, вот лагерь и опустел – почти, а после неожиданной ночной атаки – совершенно.
Дверь была закрыта – судя по всему, на магнитный замок. Но Хшер вскинул «посох» и лазером прорезал в ней дыру – большую для чеба, но маленькую для землянина. А потом сказал что-то на родном языке, что, по мнению Марины, должно было означать: «Заходите».
* * *
01:06.
…Егор мучительно боролся с желанием заснуть: всё-таки в Красноярске было уже часа два, а то и больше, к тому же, после полуночи времяпрепровождение было довольно бурным, вот спать и хотелось, – как вдруг на дисплее пропало изображение радара и появилась та же строчка, что и перед их прорывом в Винтхерлунд. Ну… почти такая же.
Ему звонил какой-то пилот флаера. Вероятнее всего, тот, что скрывался в данный момент в морозе ночи.
«Интересно, зачем?..» – подумал Егор, протягивая руку и нажимая на ряд незнакомых символов, при этом ожидая вновь услышать ничего для него не значащие фразы на языке захватчиков.
Он ошибся.
Пилот заговорил на чистейшем русском.
– Эй, кто бы там ни был, вы меня слышите?
– Д-да… – запнувшись от неожиданности, ответил Егор. – А что такое?
– Что такое?! – Копирайтеру показалось, будто бы он услышал нервный смешок. – Он положил наших лучших бойцов, уничтожил несколько машин и орудий – а ещё спрашивает: что такое?! Вы все, земляне, что ли, такие?!
– Какие?
– Наглые и тупые! М-да, непросто будет завоевать вашу отсталую с виду планетку…
– Рот закрой! – вскипел Егор, в котором взыграл патриотизм. – Земля – мой дом, и я её не променяю ни на какую вашу технократию с элементами рабовладельческого общества! Так и знайте!
– Да что ты говоришь! А у вас разве не так? Разве у вас не то же самое – со скидкой на уровень развития тысячелетней давности по сравнению с нашим?
– Нет! Нас больше, поэтому всех подчинить невозможно, хотя и были попытки… У нас не убивают тех, кто с чем-то не согласен, – по крайней мере, подавляющее большинство… Вот что вам сделали чебы? За что вы их угнетаете?
– Кто-то должен обслуживать нас: выращивать для нас еду и работать на наших заводах!
– А вы сами обслужить себя не пробовали? Вот мы попытались – пока получается…
– Вот поэтому у вас всё и развалилось на сотни государств: вы не можете сами обслужить всех, поэтому и разделились! И продолжаете делиться! И в конце концов однажды у вас всё развалится окончательно, потому что…
– Нет, – сказал Егор, и собеседник прервался, точно подавившись собственными словами. – Что ты там хотел сказать? «…Потому что мы вас завоюем», не так ли? Так вот, этого не будет. Как я уже сказал, нас больше, и каждый из нас с чем-нибудь да не согласен. Мы делились и враждовали между собой, всё так… но теперь у нас появился общий враг – это вы, и в борьбе с вами мы, хоть ненадолго, но объединимся. И не позволим вам отнять у нас единственный мир, который у нас есть. К тому же, по некоторым особо пессимистичным прогнозам, он загнётся к концу столетия, похоронив и нас, и вас, если – не дай космос! – вы в этой войне – чисто гипотетически!!! – победите. Так что у вас ещё есть шанс одуматься и свернуть свою, не спорю, донельзя масштабную кампанию. Подумайте над этим, хорошо?
Какое-то время в эфире стояла тишина, не нарушаемая даже треском помех. «Ну и технологии! – подумал Егор. – Устранили и такую вездесущую вещь, как помехи при связи!..» Затем пилот вражеского флаера, находившийся, вероятно, под впечатлением от речи копирайтера, откашлялся и проговорил:
– Сначала я не хотел отпускать никого из вас, желал положить всех вас здесь, чтобы ваши тела вечно мёрзли в этом снегу… но теперь передумал. Можешь улетать. Один. Прямо сейчас. С подкреплением разбирайся самостоятельно. Я им скажу, что ты воспользовался моментом и сбежал…
– Нет.
Снова односложный ответ Егора заставил пилота ненадолго заткнуться. Ненадолго – но не насовсем.
– А ты всё же подумай, – вскоре сказал тот. – На кой тебе нужны все те, кто оставил тебя сидеть здесь, а сами пошли в лагерь, чтобы… ну, не знаю, зачем они туда пошли, но важен сам факт: тебя бросили.
– Нет. – Голос Киселёва был твёрже ледового панциря Винтхерлунда, обшивки флаера и силового поля на лобовом стекле, вместе взятых. – Они не бросили меня. Я сам их туда отправил. А зачем – это уже тебя не касается. И я их тоже – не брошу.
– Ну что ж… тогда я, когда вы полетите назад, или куда вы там хотите лететь, протараню захваченный вами флаер. И плевать, что у нас героизм одиночек не приветствуется. Вы нам мешаете. Вы не должны жить. И я это сделаю, – если понадобится. Несмотря на три лланга, размещающихся у меня в салоне.
– А почему ты ничего не предпринимаешь сейчас? – спросил Егор.
– Не поверишь: жить хочется.
– Отчего же, – пробормотал Киселёв. – Поверю. Ещё как поверю. Но с тем, что ты сказал до этого, я не согласен. Не мы не должны жить, потому что мы вам мешаем; вы не должны мешать нам, чтобы мы могли жить в своём мире. И аналогично – для вашего. И ещё. В отличие от вас, у нас личный героизм приветствуется. Поэтому, если с теми, кто сейчас находится, как ты сказал, в лагере, что-то случится, – клянусь, я лично протараню конкретно твой флаер. И что хочешь, говори мне насчёт «жить хочется», – это уже будет не важно. Думай, пилот. Думай.
