Другим очагом сопротивления был завод «Красмаш», где несколько уцелевших охранников при поддержке небольшой группы военных, сумевших вырваться из разрушенной ВЧ рядом с заводом, успешно терроризировали вражеские силы: военные – снаружи, охранники – внутри.
Состоялось экстренное совещание по скайпу высших полицейских чинов города; была срочно разработана стратегия по отражению нападения на город; версия о вторжении из параллельного мира никому на ум не пришла, так как была чересчур абсурдной. Но как претворить этот поистине гениальный план в жизнь, пока было непонятно: из всей полиции уцелело процентов двадцать личного состава, да и те были в данный момент связаны боем.
Мэр Красноярска, посчитав, что «несколько перестрелок», о которых его известили, могут подождать и до утра, и при этом напившись на новогоднем банкете на своей роскошной даче, ещё в третьем часу лёг спать. Губернатор, которому было известно больше, пытался дозвониться до президента, но пока безуспешно – и теперь нервно курил у себя на даче, глядя на вновь пошедший за окном снег.
Экстренный выпуск программы «Вести-Красноярск» не состоялся, так как репортёры, пытавшиеся собрать материал о вторжении, в большинстве своём были убиты. А оставшиеся не настолько были преданы своей работе, чтобы ради удачного сюжета лезть под лучи лазеров.
В общем, в Красноярске бардак всё ещё сохранялся – как и в других городах-миллионерах Сибири и Урала.
Оставалось совсем немного до проникновения «новогодней заразы» в столичный часовой пояс.
* * *
Москва, Россия, Земля.
31 декабря, 23:59 (часовой пояс +3).
Полковник Дьяченко нервничал.
Это было заметно по тому, как подрагивали его руки, когда он чуть ранее расставлял на столе бокалы. Как натянуто и надтреснуто звучал его смех над музыкальными номерами из «Новогодней ночи на Втором канале (части первой)». Как он иногда, забыв о том, чтобы скрывать свои эмоции, незаметно для себя подносил ко рту руку и начинал покусывать ноготь большого пальца.
На вопросы жены он отвечал, что, мол, всё в порядке, чего ты беспокоишься… и т.д., и т.п. в таком духе; сыну, кажется, вообще было на это наплевать: тот продолжал сидеть и резаться во что-то по Сети.
А сам Дьяченко, глядя на экран на бормочущего что-то на фоне ночной Москвы президента, надеялся на то, чтобы всё, что он узнал за последние три часа, оказалось страшным сном или хотя бы обошло стороной его город.
Он ошибся.
Беда пришла в полночь – строго по расписанию.
21
Москва, Россия, Земля.
31 декабря, 23:59 (часовой пояс +3).
Красная площадь гуляла.
Веселье было разлито повсюду, словно шампанское из случайно опрокинутого бокала; его пары растекались по воздуху и будоражили толпу, приплясывавшую под раздающуюся из колонок музыку; к ларькам с шаурмой, хот-догами и прочей вкусной отравой выстроились гигантские очереди.
Радостное напряжение двигалось к своему пику; некоторые смотрели на свои кибербраслеты, поставленные в режим часов, отсчитывая про себя последние секунды до полуночи.
Когда раздался первый звук колокола часов на Спасской башне, по площади прокатился общий крик восторга: наступило то, чего все эти люди ждали целых триста шестьдесят пять дней.
Но вместе с тем пришло и то, чего они ну никак не ждали.
Примерно с первым ударом колокола, последовавшим за вступительной мелодией, когда люди начали дружно скандировать: «Раз!.. Два!..» – около Главной Ёлки Страны в воздухе протаяла серая овальная дыра трёхметрового диаметра.
Со вторым ударом часов из портала стали выходить люди в костюмах основных новогодних персонажей. У мужчин в руках были посохи, у женщин под белоснежными шубами что-то еле заметно топорщилось.
Это вызвало тихий шок. Те, кто стоял ближе других к Главной Ёлке и мог это видеть, в изумлении умолкли (некоторые бормотали: «Это ещё что за?..»); остальные же, кто находился подальше, продолжали громко отсчитывать: «…Три! Четыре!..»
На счёт «пять» «пришельцы» начали стрелять.
Возникла и стала быстро распространяться паника; вокруг ёлки началась давка: люди старались убраться прочь от этого страшного абсурда.
А «деды-морозы» и «снегурочки» продолжали выходить из портала.
Полицейские, охранявшие площадь по периметру, ринулись было в атаку на нарушителей правопорядка, но после трёх трупов в синей форме опомнились и, укрывшись от давки и выстрелов за своими машинами, принялись вызывать подкрепление.
Приблизительно через полминуты после того, как куранты отбили двенадцатый удар, нескончаемая колонна закончилась, и из «дыры между мирами» стали появляться флаеры, подниматься вверх и обстреливать всё подряд: исторический музей, ГУМ, храм Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому, Лобное место, кремлёвскую стену… Один снаряд попал даже в мавзолей Ленина и всё там разворотил.
Первые пять вылетевших машин остались, так сказать, на огневой поддержке, а следующие десять перелетели через красную кирпичную стену, в которой кое-где зияли проломы, и приступили к захвату Кремля.
Вторжение в Москву началось.
* * *
1 января, 00:00.
– …С Новым, две тысячи ****десят *****ым годом! – сказал президент с дисплея технологии «квантум дот», и появилось изображение кремлёвских курантов, отбивающих главную полночь года, – запись, которую уже лет двадцать не переснимали.
– Ура!!! – в семь глоток проревели сотрудники следственной бригады (парой лет ранее название «следственный отдел» было заменено – якобы для того, чтобы избежать тавтологии с расшифровкой аббревиатуры «ОВД») отдела внутренних дел района Мневники, в пароксизме восторга звучно все вместе чокнулись стаканами, в которых у кого было налито шампанское, у кого – водка, у кого – ещё что-нибудь, и залпом выпили.
– Эх, вот и пришёл Новый год… – произнёс начальник следствия майор юстиции Андрей Авдеенко, после того как закусил выпитое и налил себе снова. Остальные сотрудники, стоявшие вокруг двух поставленных вместе и накрытых к празднику рабочих столов, сделали то же самое. – Говорят, что, как встретишь этот праздник, так год и проведёшь. Встречаем мы его дружно, в родном отделе, когда в Москве всё спокойно, – значит, весь наступающий год мы также проведём в отделе… Нет-нет-нет, мы не будем здесь постоянно жить, – пояснил Авдеенко, заметив ехидные ухмылки на лицах подчинённых – я имел в виду, что мы так же хорошо будем выполнять свою работу и в нашем городе, в нашем районе всё будет, как сейчас, спокойно. Выпьем за это! Ура!
– Ура!!!
Вновь чокнулись, выпили, закусили.
– Я быстро, – сказал вдруг капитан Антошин и, аккуратно обойдя «праздничную площадку», направился к выходу из кабинета, где в обычное время работал вместе с тремя другим следователями.
– Что, закуска не пошла? – с притворным сочувствием спросил начальник.
Все захохотали.
– Очень смешно, – отозвался Антошин и вышел.
Прошагал немного по коридору – но не к туалету.
К подсобке.
Так и было запланировано: он уходит под мнимым предлогом, а затем возвращается – в новом качестве. Даже полушутливый диалог с Авдеенко был отрепетирован.
Но об этом знали только сам капитан и майор.
Для остальных то, что произойдёт чуть позже, должно стать сюрпризом. Причём – полным. Хотя… и для майора, возможно, тоже.
* * *
00:02.
– Что-то Антошин задерживается, – заметил, опустошив четвёртый стакан, старший лейтенант Алексей Агапкин; язык его уже немного заплетался – Может, пойдём поможем ему?..
– Не, скоро вернётся, – ответил Авдеенко, налегая на салат; в это время фоном звучал по «ящику» на маленькой громкости Гимн России.
– А я всё-таки ему помогу… – пробормотал Агапкин, поднимаясь со своего места.
Но тут дверь кабинета распахнулась, и в помещение вошёл Антошин.
В костюме Деда Мороза. Только без накладной бороды.
С большим мешком за спиной и посохом, обвитым фиолетовой змеёй мишуры, в одной руке.
И ещё он улыбался, и зубы его блестели в лучах люминесцентных ламп, светивших с потолка.
– А, так вот в какой туалет ты ходил!.. – сказал Агапкин, подходя к своему коллеге. – Ну, что в мешке? Чем ты нас, Дед Мороз, порадуешь?..
– А вот чем, – ответил Антошин и поставил мешок на пол.
А потом он сделал совсем не то, о чём договаривался с начальником и чего от него все ожидали.
Вместо того, чтобы спокойно открыть мешок и начать раздавать подарки, купленные на пару с Авдеенко, Антошин внезапно поднял посох на манер оружия и «прицелился» в живот Агапкину.
– Э, это чё значит?.. – спросил тот, не понимая, что происходит.
– А вот что, – ответил Антошин и сделал неуловимое движение пальцем одной из рук.
Нажал на неприметную кнопку на посохе.
Никто из следователей не понял, что случилось в следующее мгновение.
Из «посоха» вырвался какой-то яркий светло-зелёный луч и вонзился в живот оторопевшему Агапкину. А через полсекунды вышел у него из спины и, пробив стекло шкафа с делами, попал в стену.
Все застыли, ошарашенные, на своих местах с отвисшей челюстью – в том числе и Агапкин, вытаращившийся на того, кого последние лет пять считал одним из своих лучших друзей.
Антошин захохотал и, не убирая луч, провёл им снизу вверх, разрезав рубашку следователя – китель тот носил расстёгнутым – и прочертив по его телу кровавый след от проделанной в животе сквозной дыры до середины лба, после чего дуло «посоха» оказалось устремлённым в потолок, и лишь затем выключил луч.
И в этот момент Агапкин заорал: шок прошёл, осталась лишь невыносимая боль.
Антошин, не переставая смеяться, вновь выстрелил, на этот раз одним движением отхватив старлею голову. Ор тут же оборвался.
– Вот вам ваши подарки, товарищ майор! – крикнул капитан в безудержном припадке веселья и открыл практически беззвучный огонь по остальным сотрудникам следственной бригады.
Майору Авдеенко, полезшему в карман за пистолетом, Антошин сначала, заливаясь неудержимым смехом, отрезал руку по плечо, а потом прострелил грудь.
Далее пришёл черёд оставшихся следаков, успевших разве что понять, что мирная новогодняя пьянка для них отменяется. На этот раз и навсегда.
А покончив со следствием – в буквальном смысле слова, он подхватил с пола мешок, в котором звякнуло что-то металлическое, и вышел в коридор.
Его, вазда 4-го эскама 396-го урта Северной группы армий Винтхерлунда Дэнза Антшенна, ждали великие дела.
А для начала – зачистка РОВД.
После этого можно будет использовать то, что находится в мешке.
Там были явно не новогодние подарки. Вернее, подарки – но для винтхерлундских сил.
Однако до последних ещё надо было добраться. А в данный момент – сделать то, что от него требовалось, и выйти наружу из здания, так доставшего Антшенна за годы работы под прикрытием.
* * *
00:03.
…Начальник полиции общественной безопасности ОВД «Мневники» Пётр Морозевич выпивал вместе с парой оперов (остальные праздновали по домам, в том числе и начальник службы криминальной полиции, которому они подчинялись; от следователей они отличались ещё и тем, что на погонах у них были красные полоски, а не синие), когда где-то в отделе раздались ужасные крики.
Сначала один… резко оборвавшийся… затем ещё. И ещё. А следом – тишина.
– Это что, в допросной? – полюбопытствовал Морозевич, остановив подносимую ко рту руку со стопкой водки. – Я и не знал, что кого-то к нам в такое время привезли…
– Да нет, – ответил один из оперуполномоченных, обеспокоенно вскакивая со стула. – Кажется, это в следствии.
– Пойдём проверим, – сказал другой, и оба, на всякий случай достав пистолеты и передёрнув затворы, вышли в коридор.
А Морозевич выпил-таки свою водку и вслед за операми пошёл к двери. Пистолет он оставил в ящике стола.
И вскоре горько пожалел об этом.
Выйдя из кабинета, оперуполномоченные увидели идущего им навстречу Антошина в шубе и шапке Деда Мороза, с мешком за спиной и посохом в руке.
– Эй, ты не знаешь, почему там кричали? – спросил один из оперов, в то время как другой, обойдя капитана юстиции в новогоднем костюме, по стеночке подбирался к кабинету следствия, откуда сейчас не доносилось ни звука, со «стволом» в руках, направленным в потолок.
– Нет, не знаю, – ответил Антошин первому оперу, обернулся, поднял «посох» и выстрелил лазером во второго.
Пронзённый светом насквозь, тот издал горлом странный звук и стал сползать вниз по стене, пачкая её кровью.
Ещё не отпустив кнопку стрельбы на «посохе», тот, кого все считали капитаном Антошиным, повернулся головой и торсом к первому оперу, только начавшему поднимать пистолет, ногой выбил у него оружие, а когда повернулся полностью, выстрелил ему в грудь.
Опер крякнул и повалился на спину, при этом ударившись головой о пол.
Вазд Дэнз Антшенн переступил через него и тут заметил выглянувшего из своего кабинета начальника ПОБ, у которого от вида того, что произошло, лицо побелело чуть не до оттенка шпаклёвки. Злобно оскалился, подумал: «Как же вас здесь много!..» – далее, почти не целясь, пальнул в Морозевича и устремился по коридору к дежурной части, волоча за собой мешок, в котором что-то металлически звякало.
На упавшего майора полиции он даже не взглянул.
И тем самым допустил большую ошибку.
Когда лазерный луч коснулся тела начальника ПОБ, тот подумал: «Вот и всё. Конец…»
Когда Морозевич, потеряв равновесие, упал на пол, к нему пришло чёткое осознание того, что это последнее, что происходит в его жизни. «Обидно погибать вот так – при таких странных обстоятельствах, да ещё и в новогоднюю ночь…» – подумал в этот миг майор полиции, морально приготовившись к отделению души от тела или чему-нибудь в таком роде.
Прошло две, три, пять секунд. Ничего сверхъестественного. Только острая боль на левом краю груди.
«Если я не умер, значит, он попал не в сердце», – подумал Морозевич и стиснул зубы, превозмогая боль, на которую лишь сейчас обратил внимание. Из его горла вырвался сдавленный хрип – хорошо, что тихий, иначе Антошин вернулся бы и прикончил его.
«Куда это меня?..» – Морозевич приподнял левую руку, едва не взвыл от боли и посмотрел туда, куда его ранили.
Луч, похоже, прошёл почти что по касательной, – правда, порвав китель, рубашку, кожу, два-три миллиметра мышц и, возможно, слегка задев кость. Но рана смертельной не была, да и кровь текла вяло: артерии повреждены не были.
«Значит, я выживу, – подумал Морозевич, приподнявшись на локте правой, неповреждённой руки. – Но смогу ли я остановить этого психа?.. Эх, зачем я только «ствол» оставил в столе?..»
Тут он вспомнил звонок Дьяченко. Тот говорил вроде, что могут поступать странные звонки и поэтому надо сохранять бдительность…
«А не связано ли это с?..» – пришла мысль. А следом – какое-то неосознанное озарение, как будто в голове сложился трудный пазл; Морозевич вдруг осознал, что протрезвел.
О том, что сказал ему полковник два с половиной часа назад, майор забыл за употреблением спиртосодержащих веществ. Забыл сам и не сказал остальным. Ох, зря…
«От водки один вред», – подумал Морозевич и, зажимая правой рукой рану, пополз к столу.
Несколько секунд – и он уже там. Протянул правую руку, открыл ящик и нащупал пистолет. «ПМ», недавно принятая на вооружение модель. Обойма полная: в этом отношении Морозевич был перфекционист.
Взял пистолет и, опираясь на стол, принял вертикальное положение.
Состоялось экстренное совещание по скайпу высших полицейских чинов города; была срочно разработана стратегия по отражению нападения на город; версия о вторжении из параллельного мира никому на ум не пришла, так как была чересчур абсурдной. Но как претворить этот поистине гениальный план в жизнь, пока было непонятно: из всей полиции уцелело процентов двадцать личного состава, да и те были в данный момент связаны боем.
Мэр Красноярска, посчитав, что «несколько перестрелок», о которых его известили, могут подождать и до утра, и при этом напившись на новогоднем банкете на своей роскошной даче, ещё в третьем часу лёг спать. Губернатор, которому было известно больше, пытался дозвониться до президента, но пока безуспешно – и теперь нервно курил у себя на даче, глядя на вновь пошедший за окном снег.
Экстренный выпуск программы «Вести-Красноярск» не состоялся, так как репортёры, пытавшиеся собрать материал о вторжении, в большинстве своём были убиты. А оставшиеся не настолько были преданы своей работе, чтобы ради удачного сюжета лезть под лучи лазеров.
В общем, в Красноярске бардак всё ещё сохранялся – как и в других городах-миллионерах Сибири и Урала.
Оставалось совсем немного до проникновения «новогодней заразы» в столичный часовой пояс.
* * *
Москва, Россия, Земля.
31 декабря, 23:59 (часовой пояс +3).
Полковник Дьяченко нервничал.
Это было заметно по тому, как подрагивали его руки, когда он чуть ранее расставлял на столе бокалы. Как натянуто и надтреснуто звучал его смех над музыкальными номерами из «Новогодней ночи на Втором канале (части первой)». Как он иногда, забыв о том, чтобы скрывать свои эмоции, незаметно для себя подносил ко рту руку и начинал покусывать ноготь большого пальца.
На вопросы жены он отвечал, что, мол, всё в порядке, чего ты беспокоишься… и т.д., и т.п. в таком духе; сыну, кажется, вообще было на это наплевать: тот продолжал сидеть и резаться во что-то по Сети.
А сам Дьяченко, глядя на экран на бормочущего что-то на фоне ночной Москвы президента, надеялся на то, чтобы всё, что он узнал за последние три часа, оказалось страшным сном или хотя бы обошло стороной его город.
Он ошибся.
Беда пришла в полночь – строго по расписанию.
21
Москва, Россия, Земля.
31 декабря, 23:59 (часовой пояс +3).
Красная площадь гуляла.
Веселье было разлито повсюду, словно шампанское из случайно опрокинутого бокала; его пары растекались по воздуху и будоражили толпу, приплясывавшую под раздающуюся из колонок музыку; к ларькам с шаурмой, хот-догами и прочей вкусной отравой выстроились гигантские очереди.
Радостное напряжение двигалось к своему пику; некоторые смотрели на свои кибербраслеты, поставленные в режим часов, отсчитывая про себя последние секунды до полуночи.
Когда раздался первый звук колокола часов на Спасской башне, по площади прокатился общий крик восторга: наступило то, чего все эти люди ждали целых триста шестьдесят пять дней.
Но вместе с тем пришло и то, чего они ну никак не ждали.
Примерно с первым ударом колокола, последовавшим за вступительной мелодией, когда люди начали дружно скандировать: «Раз!.. Два!..» – около Главной Ёлки Страны в воздухе протаяла серая овальная дыра трёхметрового диаметра.
Со вторым ударом часов из портала стали выходить люди в костюмах основных новогодних персонажей. У мужчин в руках были посохи, у женщин под белоснежными шубами что-то еле заметно топорщилось.
Это вызвало тихий шок. Те, кто стоял ближе других к Главной Ёлке и мог это видеть, в изумлении умолкли (некоторые бормотали: «Это ещё что за?..»); остальные же, кто находился подальше, продолжали громко отсчитывать: «…Три! Четыре!..»
На счёт «пять» «пришельцы» начали стрелять.
Возникла и стала быстро распространяться паника; вокруг ёлки началась давка: люди старались убраться прочь от этого страшного абсурда.
А «деды-морозы» и «снегурочки» продолжали выходить из портала.
Полицейские, охранявшие площадь по периметру, ринулись было в атаку на нарушителей правопорядка, но после трёх трупов в синей форме опомнились и, укрывшись от давки и выстрелов за своими машинами, принялись вызывать подкрепление.
Приблизительно через полминуты после того, как куранты отбили двенадцатый удар, нескончаемая колонна закончилась, и из «дыры между мирами» стали появляться флаеры, подниматься вверх и обстреливать всё подряд: исторический музей, ГУМ, храм Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому, Лобное место, кремлёвскую стену… Один снаряд попал даже в мавзолей Ленина и всё там разворотил.
Первые пять вылетевших машин остались, так сказать, на огневой поддержке, а следующие десять перелетели через красную кирпичную стену, в которой кое-где зияли проломы, и приступили к захвату Кремля.
Вторжение в Москву началось.
* * *
1 января, 00:00.
– …С Новым, две тысячи ****десят *****ым годом! – сказал президент с дисплея технологии «квантум дот», и появилось изображение кремлёвских курантов, отбивающих главную полночь года, – запись, которую уже лет двадцать не переснимали.
– Ура!!! – в семь глоток проревели сотрудники следственной бригады (парой лет ранее название «следственный отдел» было заменено – якобы для того, чтобы избежать тавтологии с расшифровкой аббревиатуры «ОВД») отдела внутренних дел района Мневники, в пароксизме восторга звучно все вместе чокнулись стаканами, в которых у кого было налито шампанское, у кого – водка, у кого – ещё что-нибудь, и залпом выпили.
– Эх, вот и пришёл Новый год… – произнёс начальник следствия майор юстиции Андрей Авдеенко, после того как закусил выпитое и налил себе снова. Остальные сотрудники, стоявшие вокруг двух поставленных вместе и накрытых к празднику рабочих столов, сделали то же самое. – Говорят, что, как встретишь этот праздник, так год и проведёшь. Встречаем мы его дружно, в родном отделе, когда в Москве всё спокойно, – значит, весь наступающий год мы также проведём в отделе… Нет-нет-нет, мы не будем здесь постоянно жить, – пояснил Авдеенко, заметив ехидные ухмылки на лицах подчинённых – я имел в виду, что мы так же хорошо будем выполнять свою работу и в нашем городе, в нашем районе всё будет, как сейчас, спокойно. Выпьем за это! Ура!
– Ура!!!
Вновь чокнулись, выпили, закусили.
– Я быстро, – сказал вдруг капитан Антошин и, аккуратно обойдя «праздничную площадку», направился к выходу из кабинета, где в обычное время работал вместе с тремя другим следователями.
– Что, закуска не пошла? – с притворным сочувствием спросил начальник.
Все захохотали.
– Очень смешно, – отозвался Антошин и вышел.
Прошагал немного по коридору – но не к туалету.
К подсобке.
Так и было запланировано: он уходит под мнимым предлогом, а затем возвращается – в новом качестве. Даже полушутливый диалог с Авдеенко был отрепетирован.
Но об этом знали только сам капитан и майор.
Для остальных то, что произойдёт чуть позже, должно стать сюрпризом. Причём – полным. Хотя… и для майора, возможно, тоже.
* * *
00:02.
– Что-то Антошин задерживается, – заметил, опустошив четвёртый стакан, старший лейтенант Алексей Агапкин; язык его уже немного заплетался – Может, пойдём поможем ему?..
– Не, скоро вернётся, – ответил Авдеенко, налегая на салат; в это время фоном звучал по «ящику» на маленькой громкости Гимн России.
– А я всё-таки ему помогу… – пробормотал Агапкин, поднимаясь со своего места.
Но тут дверь кабинета распахнулась, и в помещение вошёл Антошин.
В костюме Деда Мороза. Только без накладной бороды.
С большим мешком за спиной и посохом, обвитым фиолетовой змеёй мишуры, в одной руке.
И ещё он улыбался, и зубы его блестели в лучах люминесцентных ламп, светивших с потолка.
– А, так вот в какой туалет ты ходил!.. – сказал Агапкин, подходя к своему коллеге. – Ну, что в мешке? Чем ты нас, Дед Мороз, порадуешь?..
– А вот чем, – ответил Антошин и поставил мешок на пол.
А потом он сделал совсем не то, о чём договаривался с начальником и чего от него все ожидали.
Вместо того, чтобы спокойно открыть мешок и начать раздавать подарки, купленные на пару с Авдеенко, Антошин внезапно поднял посох на манер оружия и «прицелился» в живот Агапкину.
– Э, это чё значит?.. – спросил тот, не понимая, что происходит.
– А вот что, – ответил Антошин и сделал неуловимое движение пальцем одной из рук.
Нажал на неприметную кнопку на посохе.
Никто из следователей не понял, что случилось в следующее мгновение.
Из «посоха» вырвался какой-то яркий светло-зелёный луч и вонзился в живот оторопевшему Агапкину. А через полсекунды вышел у него из спины и, пробив стекло шкафа с делами, попал в стену.
Все застыли, ошарашенные, на своих местах с отвисшей челюстью – в том числе и Агапкин, вытаращившийся на того, кого последние лет пять считал одним из своих лучших друзей.
Антошин захохотал и, не убирая луч, провёл им снизу вверх, разрезав рубашку следователя – китель тот носил расстёгнутым – и прочертив по его телу кровавый след от проделанной в животе сквозной дыры до середины лба, после чего дуло «посоха» оказалось устремлённым в потолок, и лишь затем выключил луч.
И в этот момент Агапкин заорал: шок прошёл, осталась лишь невыносимая боль.
Антошин, не переставая смеяться, вновь выстрелил, на этот раз одним движением отхватив старлею голову. Ор тут же оборвался.
– Вот вам ваши подарки, товарищ майор! – крикнул капитан в безудержном припадке веселья и открыл практически беззвучный огонь по остальным сотрудникам следственной бригады.
Майору Авдеенко, полезшему в карман за пистолетом, Антошин сначала, заливаясь неудержимым смехом, отрезал руку по плечо, а потом прострелил грудь.
Далее пришёл черёд оставшихся следаков, успевших разве что понять, что мирная новогодняя пьянка для них отменяется. На этот раз и навсегда.
А покончив со следствием – в буквальном смысле слова, он подхватил с пола мешок, в котором звякнуло что-то металлическое, и вышел в коридор.
Его, вазда 4-го эскама 396-го урта Северной группы армий Винтхерлунда Дэнза Антшенна, ждали великие дела.
А для начала – зачистка РОВД.
После этого можно будет использовать то, что находится в мешке.
Там были явно не новогодние подарки. Вернее, подарки – но для винтхерлундских сил.
Однако до последних ещё надо было добраться. А в данный момент – сделать то, что от него требовалось, и выйти наружу из здания, так доставшего Антшенна за годы работы под прикрытием.
* * *
00:03.
…Начальник полиции общественной безопасности ОВД «Мневники» Пётр Морозевич выпивал вместе с парой оперов (остальные праздновали по домам, в том числе и начальник службы криминальной полиции, которому они подчинялись; от следователей они отличались ещё и тем, что на погонах у них были красные полоски, а не синие), когда где-то в отделе раздались ужасные крики.
Сначала один… резко оборвавшийся… затем ещё. И ещё. А следом – тишина.
– Это что, в допросной? – полюбопытствовал Морозевич, остановив подносимую ко рту руку со стопкой водки. – Я и не знал, что кого-то к нам в такое время привезли…
– Да нет, – ответил один из оперуполномоченных, обеспокоенно вскакивая со стула. – Кажется, это в следствии.
– Пойдём проверим, – сказал другой, и оба, на всякий случай достав пистолеты и передёрнув затворы, вышли в коридор.
А Морозевич выпил-таки свою водку и вслед за операми пошёл к двери. Пистолет он оставил в ящике стола.
И вскоре горько пожалел об этом.
Выйдя из кабинета, оперуполномоченные увидели идущего им навстречу Антошина в шубе и шапке Деда Мороза, с мешком за спиной и посохом в руке.
– Эй, ты не знаешь, почему там кричали? – спросил один из оперов, в то время как другой, обойдя капитана юстиции в новогоднем костюме, по стеночке подбирался к кабинету следствия, откуда сейчас не доносилось ни звука, со «стволом» в руках, направленным в потолок.
– Нет, не знаю, – ответил Антошин первому оперу, обернулся, поднял «посох» и выстрелил лазером во второго.
Пронзённый светом насквозь, тот издал горлом странный звук и стал сползать вниз по стене, пачкая её кровью.
Ещё не отпустив кнопку стрельбы на «посохе», тот, кого все считали капитаном Антошиным, повернулся головой и торсом к первому оперу, только начавшему поднимать пистолет, ногой выбил у него оружие, а когда повернулся полностью, выстрелил ему в грудь.
Опер крякнул и повалился на спину, при этом ударившись головой о пол.
Вазд Дэнз Антшенн переступил через него и тут заметил выглянувшего из своего кабинета начальника ПОБ, у которого от вида того, что произошло, лицо побелело чуть не до оттенка шпаклёвки. Злобно оскалился, подумал: «Как же вас здесь много!..» – далее, почти не целясь, пальнул в Морозевича и устремился по коридору к дежурной части, волоча за собой мешок, в котором что-то металлически звякало.
На упавшего майора полиции он даже не взглянул.
И тем самым допустил большую ошибку.
Когда лазерный луч коснулся тела начальника ПОБ, тот подумал: «Вот и всё. Конец…»
Когда Морозевич, потеряв равновесие, упал на пол, к нему пришло чёткое осознание того, что это последнее, что происходит в его жизни. «Обидно погибать вот так – при таких странных обстоятельствах, да ещё и в новогоднюю ночь…» – подумал в этот миг майор полиции, морально приготовившись к отделению души от тела или чему-нибудь в таком роде.
Прошло две, три, пять секунд. Ничего сверхъестественного. Только острая боль на левом краю груди.
«Если я не умер, значит, он попал не в сердце», – подумал Морозевич и стиснул зубы, превозмогая боль, на которую лишь сейчас обратил внимание. Из его горла вырвался сдавленный хрип – хорошо, что тихий, иначе Антошин вернулся бы и прикончил его.
«Куда это меня?..» – Морозевич приподнял левую руку, едва не взвыл от боли и посмотрел туда, куда его ранили.
Луч, похоже, прошёл почти что по касательной, – правда, порвав китель, рубашку, кожу, два-три миллиметра мышц и, возможно, слегка задев кость. Но рана смертельной не была, да и кровь текла вяло: артерии повреждены не были.
«Значит, я выживу, – подумал Морозевич, приподнявшись на локте правой, неповреждённой руки. – Но смогу ли я остановить этого психа?.. Эх, зачем я только «ствол» оставил в столе?..»
Тут он вспомнил звонок Дьяченко. Тот говорил вроде, что могут поступать странные звонки и поэтому надо сохранять бдительность…
«А не связано ли это с?..» – пришла мысль. А следом – какое-то неосознанное озарение, как будто в голове сложился трудный пазл; Морозевич вдруг осознал, что протрезвел.
О том, что сказал ему полковник два с половиной часа назад, майор забыл за употреблением спиртосодержащих веществ. Забыл сам и не сказал остальным. Ох, зря…
«От водки один вред», – подумал Морозевич и, зажимая правой рукой рану, пополз к столу.
Несколько секунд – и он уже там. Протянул правую руку, открыл ящик и нащупал пистолет. «ПМ», недавно принятая на вооружение модель. Обойма полная: в этом отношении Морозевич был перфекционист.
Взял пистолет и, опираясь на стол, принял вертикальное положение.
