После нескольких минут напрасной борьбы девушка окончательно обессилила под навалившимся всей массой Лансом. Вот-вот чудовище, которое она любила всю свою жизнь, заберет ее невинность, а что останется ей?.. Жалкое существование рядом с этим ублюдком?
Пламя лампадки коснулось соломинки, потом еще одной и еще. Огонь тонкими тропками разбегался в стороны, сжигая нити прежней жизни.
- Истинно суженый мой, это сердце отныне с тобой… - слова той старухи с базара сами собой пришли на ум. Сперва Луна произнесла их шепотом, но уже в следующий миг она вложила в них все свое отчаяние, всю боль, что разрывала сейчас ее душу, и из последних сил прокричала: - Истинно суженый мой, это сердце отныне с тобой!
Не успели слова клятвы сорваться с уст девушки, как вдруг она увидела серебристое свечение, ползущее по полу отовсюду невесомыми газовыми лентами. Все вокруг притихло. Куры больше не голосили, прочие звуки тоже исчезли, в самом воздухе повисло безмолвие. И только Ланс продолжал пыхтеть от вожделения.
Слезы застилали взор, Луна отчаянно пыталась смаргивать их, чтобы хоть что-то видеть. Тем временем серебристые ручейки подобрались уже совсем близко. Тонкая светящаяся цепочка оплела бычью шею Ланса, и тут же из его утробы раздался резкий сдавленный звук. Глаза парня неестественно расширились, а лицо мгновенно приобрело багровый оттенок. Он оставил попытки добраться до желанного тела невесты, разрывая ее платье на лоскуты, а неистово стремился освободиться от удавки. Озверев от страха, он вскочил на ноги, но не устоял и вновь повалился на колени, кашляя, задыхаясь.
Луна ошарашено взирала на происходящее, прежде ей никогда не приходилось сталкиваться с магией. И сейчас она не знала, чего боится больше: омерзительных прикосновений жениха или серебристого сияния, в один миг обретшего очертания человеческой фигуры. Над ней молчаливо возвышался незнакомец, но Луна не могла видеть ни его лица, ни цвета волос, только призрачные контуры и ничего более.
Его левое запястье вдруг опоясала красная нить, а мгновение спустя точно такая же появилась и на руке Луны. Прикосновение магии напугало девушку еще больше. И хотя боли волшебство ей не причинило, она резко вскочила с сенного настила, не сводя взгляда с призрачного силуэта, а затем бросилась прочь. Луна не глянула на корчившегося от удушья Ланса, а просто побежала со всех ног от того места, где родилась, выросла и мечтала состариться. Она бежала оттуда, где все эти годы с самого рождения жила в радости и стала несчастной в один короткий миг. К прежней жизни не было возврата, ибо ее окутал огонь и обратил в пепел.
Луна ни разу не обернулась на полыхающий в языках пламени родной дом. Она убегала все дальше, подгоняемая болью, точно хлесткой плетью. И не было у несчастной девушки в жизни желания сильнее, чем то, что поселилось в ее душе отныне. Пусть замолчит это сердце! Пусть утихнет боль, сотрутся в памяти какие-либо воспоминания о прошлом, да так, чтоб ни одного образа, ни одного чувства! Ни одного чувства!
Золотистые локоны цеплялись за сучья сухого, безжизненного леса. Ветви царапали ее лицо и срывали лоскуты подвенечного платья Луны. Девушка все бежала, не ведая усталости, не замечая, как меняются день с ночью. Кряжистые корни хватали ее босые ноги. Она падала, а, поднимаясь, бежала еще быстрее. В небе больше не было светящегося диска, сегодня луне суждено было переродиться вновь. И только воронье бесчисленной стаей кружило над Мертвым Лесом. Их угольно-черные крылья застилали мерцание звезд, бросая на дремучую чащу сухостоя бристлеконских сосен непроглядную тень. В зловещем карканье все отчетливее звучала тоскливая мелодия, а потом послышались и слова:
«Черные вороны крылья расправили
Над нерадивой судьбою моей,
Черные вороны мне не оставили
Надежды на счастье будущих дней.
Черные вороны цепи накинули,
Сердце сдавили, убивая мечты.
Жизнь и любовь навеки покинули,
Робко сложив у надгробья цветы.
Черные вороны! Лишь вы не предали!
Так заберите ж душу мою!
Больше нет боли, она мне неведома,
Отныне никто не услышит: «Люблю…»
Я ухожу, презирая все чувства,
Те, что когда-то хранила к тебе.
Черные вороны впредь не допустят,
Чтобы любовь возродилась во мне.
Черные вороны крылья расправили,
И я отправлюсь за ними во след.
Не для меня нимбы белого ангела,
Не для меня золотистый их свет…»
Босые ступни пронзили тысячи иголок. Боль физическая оказалось настолько сильной, что мгновенно вернула Луну в сознание. Опомнившись от забытья, девушка обнаружила, что стоит по колено в воде. По поверхности небольшого лесного озера стелился туман, и такой холод исходил от него, что мокрые от слез щеки щипало, и только ноющие раны ощущались не так болезненно, как прежде.
«Не это ли спасение от моих бед? – подумала Луна. – Вместе с жизнью уйдет и боль, и горе, и прочие чувства, среди которых не осталось ныне ни одного светлого, потому и жалеть не о чем…»
Холод пробрался в каждую клеточку ее тела, девушку била крупная дрожь. Сейчас, остановившись, прекратив попытки убежать от себя самой, она в полной мере осознала, что же с ней приключилось и как безнадежно теперь ее положение. Без ненужных, пустых размышлений Луна двинулась вперед, все глубже погружаясь в воду безмолвного озера.
Воронье, что кружило в зловещем танце, сопровождая девушку через Мертвый лес, теперь сидело на толстых завитых ветках сосен и взирало на нее вполне осознанно.
- Смерть – лучший и, несомненно, самый действенный способ избавиться от страданий, но и в той же степени кардинальный, - в ночи вдруг раздался зловещий шепот.
Луна резко обернулась, глядя в темноту. Меж могучих стволов она увидела скользящие тени.
- Кто вы?! – выкрикнула девушка, обращаясь к таинственным силуэтам, которых становилось все больше и больше.
- Это не имеет сейчас большого значения, куда важнее, кем теперь являешься ты? – ответили голоса, посмеиваясь.
- Пройдет мгновение, ледяная бездна примет меня в свои объятия, и станет также неважно, кем я была, а кем стать не смогла.
- Верно. Случись это, и вопрос наш потеряет всякий смысл, - согласились голоса. – Да только стоит ли приносить себя в жертву коварной судьбе, если смерть – не единственный способ избавиться от мук?.. Ведь ты так молода и так красива. А, главное, обладаешь огромным потенциалом, которому подвластно менять предписанное, отводить несчастья, создавая то будущее, в котором нуждаешься… И все это ты хочешь в один миг отринуть, похоронить под толщью темных вод?
- В моем случае, смерть – единственный выход. Ничто не способно успокоить моего скорбящего сердца! – воскликнула Луна.
- Есть сила, которая может и не такое, сестра, - смеялись голоса. – Магия правит миром, судьбами и даже душой. Она всевластна и безгранична, а потому нет для нее ничего невозможного.
- Безгранична?.. – неуверенно переспросила Луна. – И она может сделать так, чтобы боль ушла и не возвращалась впредь?
- Ну, разумеется, сестра, ведь именно об этом мы тебе и толкуем, - снова посмеивались голоса.
Луна повернулась к берегу, где мелькали тени в хороводе и, стерев слезы, прокричала:
- Тогда пускай она заберет мое горе!
- Не торопись, сестра. У всякой магии имеется своя цена…
- Я согласна заплатить любую, только бы страдания ушли, и не было бы им возврата! Пусть сердце мое умолкнет навек и отныне не отзовется святыми чувствами до последнего своего удара! – голос Луны звучал холодно и решительно, не было в нем прежних мягких ноток, не было и доброты.
Она расправила плечи и направилась к берегу, а, ступив на темный песок, оказалась в самом центре ведьминского круга. Красивые и безобразные, молодые и дряхлые, черноволосые и седые колдуньи сомкнули кольцо и заплясали в ритуальном танце, нашептывая понятные одним им слова. Их глаза горели магией, но отчего-то Луна не испытывала страха, напротив, она жаждала, чтобы чары ведьм быстрее сделали свое дело, чтобы освободили ее душу от мук.
В один миг вороны покинули насиженные места и кинулись к земле. Казалось, когтистые лапы вопьются в шею, волосы, глаза Луны, но, нет, они приблизились не за тем, чтобы ранить. Отрывая от подвенечного платья лоскуты, птицы уносили их и вязали на ветви, это продолжалось до тех пор, пока девушка не оказалась совсем нагой. А ведьмы все плясали да приговаривали:
- Мальвада, богиня темнейших сил, призывает твою боль. Стирая воспоминания о былом отныне и впредь, она дарует часть своих чар, чтобы ты могла исполнить ее высшую волю. Ты отправишься в самое сердце Элессара, в замок чародея Амриса. Отыскав там оберег его души, ты уничтожишь проклятый предмет, что мешает владычице завладеть мыслями и чувствами колдуна. Такова цена, которую назначила Мальвада за вечный покой твоего сердца. Ты согласна заплатить?
- Да! – провозгласила Луна, после чего ее тотчас с головы до ног окутал и неистово заклубился черный туман.
- Отныне ты стала нам сестрой, и имя тебе Черная Луна! Лилит – так мы нарекаем тебя!
Раздался пронзительный ведьминский хохот и свист, а потом все в одночасье стихло. Черный туман же до последней капли растворился в теле Луны, заполонив все свободное пространство в сердце девушки. И с этого мига боль ушла, а вместе с ней и все прочие чувства. Точно подкошенная, Луна упала на холодный песок, привыкая к гулкой пустоте внутри себя.
Мягкое сияние, похожее на алмазную пыль, способную отражать даже незначительный отблеск света, осыпалось на нее с самого неба. Под его нежными прикосновениями кожа девушки становилась светлее, привычный румянец на щеках сменился фарфоровой бледностью. Золото волос обернулось пепельным мерцанием, точно таким, какое излучал молодой лунный серп, взошедший над Мертвым лесом. От былых локонов не осталось и следа, расыпались они бесконечными волнами, укрывая нагое тело. А глубокую синеву глаз разбавил алмазный свет до едва заметного голубого, почти белого оттенка.
Прежняя луна умерла вчерашней ночью, сегодня же родилась новая.
- Лилит… - повторила ведьма свое новое имя и поднялась.
Тотчас в воздух взмыли перья, что потеряли вороны, пока кружили над Луной. Они-то и подарили ей черные одежды под стать новому имени, в цвет кромешной тьмы, что ныне живет в ее сердце.
Горизонт зарделся золотистым рассветом, когда Лилит ступила на земли Элессара. Она бессознательно глянула на свое левое запястье. Не было ни красной нити, еще вчера связавшей ее судьбу с незнакомцем, ни прочих воспоминаний о былом.
* * *
- Ты куда-то отлучался этой ночью? - хитро прищурившись, спросила Саграда.
Она сидела на каменном троне и подпирала подбородок ладонью, нарочно изображая скучающий вид. Но как ни пыталась богиня скрыть алчного интереса, горящий взгляд выдавал ее истинные чувства. даром, что собеседник был погружен в собственные мысли и, казалось, не замечал хитрых уверток Саграды.
- Отлучался? - задумчиво переспросил Амрис, глядя сквозь витражное окно на поднимающееся из-за Белых гор солнце. - Нет, напротив, этой ночью я спал беспробудно, без сновидений. Подобного со мной не случалось со времен обретения бессмертия.
- Выходит, Мальвада отступилась? - удивленно подняла брови богиня, но, по-видимому, уже зная ответ на свой вопрос.
- Едва ли... И отчего-то я убежден, что это затишье обойдется мне дороже самого коварного ее неистовства, - ответил колдун.
- А что с оберегом? Удалось продвинуться в его поисках? - как бы между прочим спросила она.
Амрис обернулся. Из-под темных его бровей на Саграду уставился пронизывающий взгляд голубых глаз. Он скрестил руки на груди и разоблачающе произнес:
- Знаешь, поначалу тебе неплохо удавалось скрывать любопытство, но вопрос с оберегом лишь поспособствовал твоему разоблачению. Крайне недальновидно для премудрой богини так проколоться.
- Почему же я не могу задать тебе вполне безобидный вопрос, не вызвав при этом подозрения? - рассмеялась Саграда, а Амрис снова повернулся к окну.
- Возможно, потому что нет причин задавать подобного вопроса? В случае явления мне оберега, ты ведь незамедлительно узнаешь об этом. И, кстати, не удивлюсь, если тебе станет известно о нем прежде даже, чем мне самому...
- Сомневаюсь я, что такое возможно, Амрис, - деланно махнула рукой богиня и поднялась с места.
Она заскользила по полу, точно не шла, а летела над его зеркальной поверхностью, а следом развевались подолы ее невесомых белых одежд. Саграда остановилась позади колдуна и хитрым голосом добавила:
- У меня есть все основания полагать, что тебе сегодня не стоит отлучаться из замка...
- Не потрудишься объяснить, что бы это могло означать, - бросил он фразу в пустоту, поскольку еще мгновение назад Саграда растаяла за его спиной.
Чуть только смолк голос одной богини, как эхом в сознании Амриса прозвучал шепот другой. Он ворковал настолько же сладко, насколько пугающе. Эти его нежные переливы, тембр в единый миг грозились полоснуть лезвием завороженного слушателя, наполнить душу пробирающим до мурашек страхом, что пульсирует в груди, укореняясь, деморализуя. И всякая физическая боль, какой бы силы и длительности она ни была, не ощущалась так остро, так мучительно, как прикосновения черной магии Мальвады к душе Амриса.
Она являла его памяти образы давно минувшего прошлого. Как одного за другим он похоронил всех родных сердцу людей, сам не старея при этом ни на секунду. Сперва Амрис проводил к порогу загробного мира отца и мать. Потом в сражении вместе с многотысячным войском погиб его старший брат, по праву рождения унаследовавший королевский трон. Амрис видел, как умирает от горя его молодая супруга. Не прошло и месяца со дня гибели Рейана, и королевский склеп принял под свои молчаливые своды неупокоенную душу овдовевшей королевы. Не лежать им было в одной усыпальнице, ведь тело Рейана отыскать так и не удалось.
Амрис так и не принял королевского венца, оставшись вечным затворником родового замка, его живым мертвецом. И неусыпно душу колдуна терзал шепот. Амрис не ел и не знал покоя, это звучание разливалось ядом, очерняя каждую клеточку его тела, отравляя чувства, подавляя волю. Мальвада жаждала обратить на себя взор, полный любви, преданности, но вот уже сотни лет чародей противился, черпая сил для борьбы в колдовском обереге. Так думала богиня. На самом же деле, причина, по которой Амрис мог противостоять темнейшему воздействию Мальвады, была совсем иная, вот только раскрывать ее пока не велено…
Снедаемый агонией Амрис сидел на ступенях широкой каменной лестницы... В его голубых глазах безумие исполняло ритуальный танец. Призраки прошлого и образы настоящего, смешавшись, еще туманили сознание колдуна. Именно в тот самый миг входные двери замка резко распахнулись, и в богатый зал из белого мрамора проник сладковато-медовый аромат маттиол. Лунный месяц скромно выглянул из-за облаков, и его серебристое сияние разлилось жидким шелком с небес к самому порогу дворца. Следом вошла Лилит. Окутанная черными одеждами она ступала бесшумно по каменному полу и остановилась, лишь оказавшись прямо перед Амрисом. Глаза хозяина замка медленно поднялись на гостью. В его взгляде не было ни удивления, ни злости – ничего, кроме до смерти измотавшей его усталости.
Пламя лампадки коснулось соломинки, потом еще одной и еще. Огонь тонкими тропками разбегался в стороны, сжигая нити прежней жизни.
- Истинно суженый мой, это сердце отныне с тобой… - слова той старухи с базара сами собой пришли на ум. Сперва Луна произнесла их шепотом, но уже в следующий миг она вложила в них все свое отчаяние, всю боль, что разрывала сейчас ее душу, и из последних сил прокричала: - Истинно суженый мой, это сердце отныне с тобой!
Не успели слова клятвы сорваться с уст девушки, как вдруг она увидела серебристое свечение, ползущее по полу отовсюду невесомыми газовыми лентами. Все вокруг притихло. Куры больше не голосили, прочие звуки тоже исчезли, в самом воздухе повисло безмолвие. И только Ланс продолжал пыхтеть от вожделения.
Слезы застилали взор, Луна отчаянно пыталась смаргивать их, чтобы хоть что-то видеть. Тем временем серебристые ручейки подобрались уже совсем близко. Тонкая светящаяся цепочка оплела бычью шею Ланса, и тут же из его утробы раздался резкий сдавленный звук. Глаза парня неестественно расширились, а лицо мгновенно приобрело багровый оттенок. Он оставил попытки добраться до желанного тела невесты, разрывая ее платье на лоскуты, а неистово стремился освободиться от удавки. Озверев от страха, он вскочил на ноги, но не устоял и вновь повалился на колени, кашляя, задыхаясь.
Луна ошарашено взирала на происходящее, прежде ей никогда не приходилось сталкиваться с магией. И сейчас она не знала, чего боится больше: омерзительных прикосновений жениха или серебристого сияния, в один миг обретшего очертания человеческой фигуры. Над ней молчаливо возвышался незнакомец, но Луна не могла видеть ни его лица, ни цвета волос, только призрачные контуры и ничего более.
Его левое запястье вдруг опоясала красная нить, а мгновение спустя точно такая же появилась и на руке Луны. Прикосновение магии напугало девушку еще больше. И хотя боли волшебство ей не причинило, она резко вскочила с сенного настила, не сводя взгляда с призрачного силуэта, а затем бросилась прочь. Луна не глянула на корчившегося от удушья Ланса, а просто побежала со всех ног от того места, где родилась, выросла и мечтала состариться. Она бежала оттуда, где все эти годы с самого рождения жила в радости и стала несчастной в один короткий миг. К прежней жизни не было возврата, ибо ее окутал огонь и обратил в пепел.
Луна ни разу не обернулась на полыхающий в языках пламени родной дом. Она убегала все дальше, подгоняемая болью, точно хлесткой плетью. И не было у несчастной девушки в жизни желания сильнее, чем то, что поселилось в ее душе отныне. Пусть замолчит это сердце! Пусть утихнет боль, сотрутся в памяти какие-либо воспоминания о прошлом, да так, чтоб ни одного образа, ни одного чувства! Ни одного чувства!
Золотистые локоны цеплялись за сучья сухого, безжизненного леса. Ветви царапали ее лицо и срывали лоскуты подвенечного платья Луны. Девушка все бежала, не ведая усталости, не замечая, как меняются день с ночью. Кряжистые корни хватали ее босые ноги. Она падала, а, поднимаясь, бежала еще быстрее. В небе больше не было светящегося диска, сегодня луне суждено было переродиться вновь. И только воронье бесчисленной стаей кружило над Мертвым Лесом. Их угольно-черные крылья застилали мерцание звезд, бросая на дремучую чащу сухостоя бристлеконских сосен непроглядную тень. В зловещем карканье все отчетливее звучала тоскливая мелодия, а потом послышались и слова:
«Черные вороны крылья расправили
Над нерадивой судьбою моей,
Черные вороны мне не оставили
Надежды на счастье будущих дней.
Черные вороны цепи накинули,
Сердце сдавили, убивая мечты.
Жизнь и любовь навеки покинули,
Робко сложив у надгробья цветы.
Черные вороны! Лишь вы не предали!
Так заберите ж душу мою!
Больше нет боли, она мне неведома,
Отныне никто не услышит: «Люблю…»
Я ухожу, презирая все чувства,
Те, что когда-то хранила к тебе.
Черные вороны впредь не допустят,
Чтобы любовь возродилась во мне.
Черные вороны крылья расправили,
И я отправлюсь за ними во след.
Не для меня нимбы белого ангела,
Не для меня золотистый их свет…»
Босые ступни пронзили тысячи иголок. Боль физическая оказалось настолько сильной, что мгновенно вернула Луну в сознание. Опомнившись от забытья, девушка обнаружила, что стоит по колено в воде. По поверхности небольшого лесного озера стелился туман, и такой холод исходил от него, что мокрые от слез щеки щипало, и только ноющие раны ощущались не так болезненно, как прежде.
«Не это ли спасение от моих бед? – подумала Луна. – Вместе с жизнью уйдет и боль, и горе, и прочие чувства, среди которых не осталось ныне ни одного светлого, потому и жалеть не о чем…»
Холод пробрался в каждую клеточку ее тела, девушку била крупная дрожь. Сейчас, остановившись, прекратив попытки убежать от себя самой, она в полной мере осознала, что же с ней приключилось и как безнадежно теперь ее положение. Без ненужных, пустых размышлений Луна двинулась вперед, все глубже погружаясь в воду безмолвного озера.
Воронье, что кружило в зловещем танце, сопровождая девушку через Мертвый лес, теперь сидело на толстых завитых ветках сосен и взирало на нее вполне осознанно.
- Смерть – лучший и, несомненно, самый действенный способ избавиться от страданий, но и в той же степени кардинальный, - в ночи вдруг раздался зловещий шепот.
Луна резко обернулась, глядя в темноту. Меж могучих стволов она увидела скользящие тени.
- Кто вы?! – выкрикнула девушка, обращаясь к таинственным силуэтам, которых становилось все больше и больше.
- Это не имеет сейчас большого значения, куда важнее, кем теперь являешься ты? – ответили голоса, посмеиваясь.
- Пройдет мгновение, ледяная бездна примет меня в свои объятия, и станет также неважно, кем я была, а кем стать не смогла.
- Верно. Случись это, и вопрос наш потеряет всякий смысл, - согласились голоса. – Да только стоит ли приносить себя в жертву коварной судьбе, если смерть – не единственный способ избавиться от мук?.. Ведь ты так молода и так красива. А, главное, обладаешь огромным потенциалом, которому подвластно менять предписанное, отводить несчастья, создавая то будущее, в котором нуждаешься… И все это ты хочешь в один миг отринуть, похоронить под толщью темных вод?
- В моем случае, смерть – единственный выход. Ничто не способно успокоить моего скорбящего сердца! – воскликнула Луна.
- Есть сила, которая может и не такое, сестра, - смеялись голоса. – Магия правит миром, судьбами и даже душой. Она всевластна и безгранична, а потому нет для нее ничего невозможного.
- Безгранична?.. – неуверенно переспросила Луна. – И она может сделать так, чтобы боль ушла и не возвращалась впредь?
- Ну, разумеется, сестра, ведь именно об этом мы тебе и толкуем, - снова посмеивались голоса.
Луна повернулась к берегу, где мелькали тени в хороводе и, стерев слезы, прокричала:
- Тогда пускай она заберет мое горе!
- Не торопись, сестра. У всякой магии имеется своя цена…
- Я согласна заплатить любую, только бы страдания ушли, и не было бы им возврата! Пусть сердце мое умолкнет навек и отныне не отзовется святыми чувствами до последнего своего удара! – голос Луны звучал холодно и решительно, не было в нем прежних мягких ноток, не было и доброты.
Она расправила плечи и направилась к берегу, а, ступив на темный песок, оказалась в самом центре ведьминского круга. Красивые и безобразные, молодые и дряхлые, черноволосые и седые колдуньи сомкнули кольцо и заплясали в ритуальном танце, нашептывая понятные одним им слова. Их глаза горели магией, но отчего-то Луна не испытывала страха, напротив, она жаждала, чтобы чары ведьм быстрее сделали свое дело, чтобы освободили ее душу от мук.
В один миг вороны покинули насиженные места и кинулись к земле. Казалось, когтистые лапы вопьются в шею, волосы, глаза Луны, но, нет, они приблизились не за тем, чтобы ранить. Отрывая от подвенечного платья лоскуты, птицы уносили их и вязали на ветви, это продолжалось до тех пор, пока девушка не оказалась совсем нагой. А ведьмы все плясали да приговаривали:
- Мальвада, богиня темнейших сил, призывает твою боль. Стирая воспоминания о былом отныне и впредь, она дарует часть своих чар, чтобы ты могла исполнить ее высшую волю. Ты отправишься в самое сердце Элессара, в замок чародея Амриса. Отыскав там оберег его души, ты уничтожишь проклятый предмет, что мешает владычице завладеть мыслями и чувствами колдуна. Такова цена, которую назначила Мальвада за вечный покой твоего сердца. Ты согласна заплатить?
- Да! – провозгласила Луна, после чего ее тотчас с головы до ног окутал и неистово заклубился черный туман.
- Отныне ты стала нам сестрой, и имя тебе Черная Луна! Лилит – так мы нарекаем тебя!
Раздался пронзительный ведьминский хохот и свист, а потом все в одночасье стихло. Черный туман же до последней капли растворился в теле Луны, заполонив все свободное пространство в сердце девушки. И с этого мига боль ушла, а вместе с ней и все прочие чувства. Точно подкошенная, Луна упала на холодный песок, привыкая к гулкой пустоте внутри себя.
Мягкое сияние, похожее на алмазную пыль, способную отражать даже незначительный отблеск света, осыпалось на нее с самого неба. Под его нежными прикосновениями кожа девушки становилась светлее, привычный румянец на щеках сменился фарфоровой бледностью. Золото волос обернулось пепельным мерцанием, точно таким, какое излучал молодой лунный серп, взошедший над Мертвым лесом. От былых локонов не осталось и следа, расыпались они бесконечными волнами, укрывая нагое тело. А глубокую синеву глаз разбавил алмазный свет до едва заметного голубого, почти белого оттенка.
Прежняя луна умерла вчерашней ночью, сегодня же родилась новая.
- Лилит… - повторила ведьма свое новое имя и поднялась.
Тотчас в воздух взмыли перья, что потеряли вороны, пока кружили над Луной. Они-то и подарили ей черные одежды под стать новому имени, в цвет кромешной тьмы, что ныне живет в ее сердце.
Горизонт зарделся золотистым рассветом, когда Лилит ступила на земли Элессара. Она бессознательно глянула на свое левое запястье. Не было ни красной нити, еще вчера связавшей ее судьбу с незнакомцем, ни прочих воспоминаний о былом.
* * *
Глава 2
- Ты куда-то отлучался этой ночью? - хитро прищурившись, спросила Саграда.
Она сидела на каменном троне и подпирала подбородок ладонью, нарочно изображая скучающий вид. Но как ни пыталась богиня скрыть алчного интереса, горящий взгляд выдавал ее истинные чувства. даром, что собеседник был погружен в собственные мысли и, казалось, не замечал хитрых уверток Саграды.
- Отлучался? - задумчиво переспросил Амрис, глядя сквозь витражное окно на поднимающееся из-за Белых гор солнце. - Нет, напротив, этой ночью я спал беспробудно, без сновидений. Подобного со мной не случалось со времен обретения бессмертия.
- Выходит, Мальвада отступилась? - удивленно подняла брови богиня, но, по-видимому, уже зная ответ на свой вопрос.
- Едва ли... И отчего-то я убежден, что это затишье обойдется мне дороже самого коварного ее неистовства, - ответил колдун.
- А что с оберегом? Удалось продвинуться в его поисках? - как бы между прочим спросила она.
Амрис обернулся. Из-под темных его бровей на Саграду уставился пронизывающий взгляд голубых глаз. Он скрестил руки на груди и разоблачающе произнес:
- Знаешь, поначалу тебе неплохо удавалось скрывать любопытство, но вопрос с оберегом лишь поспособствовал твоему разоблачению. Крайне недальновидно для премудрой богини так проколоться.
- Почему же я не могу задать тебе вполне безобидный вопрос, не вызвав при этом подозрения? - рассмеялась Саграда, а Амрис снова повернулся к окну.
- Возможно, потому что нет причин задавать подобного вопроса? В случае явления мне оберега, ты ведь незамедлительно узнаешь об этом. И, кстати, не удивлюсь, если тебе станет известно о нем прежде даже, чем мне самому...
- Сомневаюсь я, что такое возможно, Амрис, - деланно махнула рукой богиня и поднялась с места.
Она заскользила по полу, точно не шла, а летела над его зеркальной поверхностью, а следом развевались подолы ее невесомых белых одежд. Саграда остановилась позади колдуна и хитрым голосом добавила:
- У меня есть все основания полагать, что тебе сегодня не стоит отлучаться из замка...
- Не потрудишься объяснить, что бы это могло означать, - бросил он фразу в пустоту, поскольку еще мгновение назад Саграда растаяла за его спиной.
Чуть только смолк голос одной богини, как эхом в сознании Амриса прозвучал шепот другой. Он ворковал настолько же сладко, насколько пугающе. Эти его нежные переливы, тембр в единый миг грозились полоснуть лезвием завороженного слушателя, наполнить душу пробирающим до мурашек страхом, что пульсирует в груди, укореняясь, деморализуя. И всякая физическая боль, какой бы силы и длительности она ни была, не ощущалась так остро, так мучительно, как прикосновения черной магии Мальвады к душе Амриса.
Она являла его памяти образы давно минувшего прошлого. Как одного за другим он похоронил всех родных сердцу людей, сам не старея при этом ни на секунду. Сперва Амрис проводил к порогу загробного мира отца и мать. Потом в сражении вместе с многотысячным войском погиб его старший брат, по праву рождения унаследовавший королевский трон. Амрис видел, как умирает от горя его молодая супруга. Не прошло и месяца со дня гибели Рейана, и королевский склеп принял под свои молчаливые своды неупокоенную душу овдовевшей королевы. Не лежать им было в одной усыпальнице, ведь тело Рейана отыскать так и не удалось.
Амрис так и не принял королевского венца, оставшись вечным затворником родового замка, его живым мертвецом. И неусыпно душу колдуна терзал шепот. Амрис не ел и не знал покоя, это звучание разливалось ядом, очерняя каждую клеточку его тела, отравляя чувства, подавляя волю. Мальвада жаждала обратить на себя взор, полный любви, преданности, но вот уже сотни лет чародей противился, черпая сил для борьбы в колдовском обереге. Так думала богиня. На самом же деле, причина, по которой Амрис мог противостоять темнейшему воздействию Мальвады, была совсем иная, вот только раскрывать ее пока не велено…
Снедаемый агонией Амрис сидел на ступенях широкой каменной лестницы... В его голубых глазах безумие исполняло ритуальный танец. Призраки прошлого и образы настоящего, смешавшись, еще туманили сознание колдуна. Именно в тот самый миг входные двери замка резко распахнулись, и в богатый зал из белого мрамора проник сладковато-медовый аромат маттиол. Лунный месяц скромно выглянул из-за облаков, и его серебристое сияние разлилось жидким шелком с небес к самому порогу дворца. Следом вошла Лилит. Окутанная черными одеждами она ступала бесшумно по каменному полу и остановилась, лишь оказавшись прямо перед Амрисом. Глаза хозяина замка медленно поднялись на гостью. В его взгляде не было ни удивления, ни злости – ничего, кроме до смерти измотавшей его усталости.
