Она могла только догадываться о корнях неприязни к ней аршеда Ловица, но саму эту неприязнь ой, как чувствовала. Они были как прошлое и будущее – на противоположных полюсах. И обоим плевать было на то, что куда больше они походят на суматошное и гнилое настоящее.
- Он бессилен, - бесстрастно сказала Кирия. – Мы не совершаем ничего противозаконного. Мы ведь не собираемся входить в Темьгород. Я много раз читала лист Князя Ниолта и знаю его почти наизусть. Там нет запрета смотреть на врата города. Мы просто убедимся, что он здесь.
- А потом? – спросил Мартин. Ему важен был результат, он был тщеславен, хотел остаться в истории, как человек, раскрывший одну из величайших загадок мира – тайну гибели Темьгорода.
Кирии куда интереснее были процесс и собственная правота.
- А потом мы начнем воздействовать на Князя Йоринга, - сказала она, - и добьемся аннулирования листа.
- И чем вы собрались давить на него, уррика?
Кирия обернулась. Шинад Ловиц, казалось, совсем не мерз, стоя под голубоватыми сводами ледяного коридора. На нем была лишь легкая куртка на овечьем меху, накинутая поверх водолазки. Кирии стало еще холоднее.
- Аршед. Решили взглянуть своими глазами на происходящее?
- Я всегда составляю обо всем собственное мнение, уррика.
Они вели бессмысленный разговор ни о чем, холодный, как недра горы Фаграу. С самой первой встречи аршед и уррика демонстрировали отчуждение. В Княжинске это отчуждение порой согревалось людьми, встрявшими между двумя полюсами. Особенно старалась Гелена, покойная жена аршеда, которой претили любые конфликты. Теперь, когда ее не было, пропасть стала еще шире, несмотря на все надежды Кирии на обратное. В недрах Фаграу было и без того холодно. Кирия еще плотнее закуталась в меха, как в кокон, подняла воротник, так что мягкие ворсинки касались ее оледеневших щек, и подошла к аршеду. Они были примерно одного роста – что его конечно раздражало – и женщина могла смотреть в прозрачные зеленые глаза, не испытывая неудобств. Только дискомфорт.
- Идемте, аршед. Будем же первыми, кто увидит легендарные медные врата Темьгорода.
Шинад Ловиц хмыкнул, и его подвижное, прежде всегда улыбчивое лицо исказилось. Тем не менее, он последовал за Кирией, отступая всего на шаг, так что она постоянно чувствовала его присутствие, и решительно не знала, что с этим делать.
С первой минуты знакомства Кирия Маверьска была влюблена в нового аршеда Ниддинга. Весь двор гудел, полный недоумения, чем молодой – всего двадцать пять лет – человек, проживший большую часть своей жизни за пределами Льдинных Гор, сумел привлечь Князя. Однако, только что взошедший на престол Йоринг предпочел обновить, насколько это возможно, все свое правительство, и изменения затронули даже нидгейр. Кирия к тому времени уже десять лет была уррикой, приняв должность у рано скончавшейся Кледии Мизеревской. Уже много лет у нее никого не было, и Кирия привыкла чувствовать себя… самодостаточной. Она не любила слово «одинокой». Жизнь шла своим чередом, пока не появился Шинад Ловиц, незнакомец, пришелец из Долины. От него пахло солнцем, цветами и виноградом. Светловолосый, как и все в Ниддинге, зеленоглазый, что встречалось значительно реже, он все время улыбался. Кирии тогда казалось, что в Ниддинге, в Княжинске в особенности, вообще никто не улыбается. Словно какое-то древнее проклятие довлеет над этой страной. Но не успела она порадоваться появлению кого-то столь солнечного, приехала жена аршеда, Гелена Ловиц. Еще одна ниддингка по рождению и изумрудка по воспитанию, дочь посла в Долине. Да еще словно кошка пробежала между новоназначенным аршедом и опытной, привычной к сварам и интригам Княжински уррикой. Если не с первого, то со второго дня знакомства они возненавидели друг друга. Вернее, Кирия так и не переставала любить странного пришельца из Долины, но их вечные споры и ссоры… Рано или поздно она должна была начать испытывать к нему черную ненависть. Когда умерла Гелена, Кирия радовалась. Четыре минуты. Говорят, Богу, в которого Кирия не верила, и того достаточно.
Пол ушел у нее из под ног, и вечный предмет ее размышлений удержал уррику от падения. Выпрямившись, обретя твердую почву, Кирия с достоинством кивнула.
- Благодарю.
- Осторожнее, уррика, - бросил Шинад Ловиц и дождался, пока она достаточно далеко уйдет вперед.
Ход оказался длинным, и неудивительно было, что рабочие потратили столько дней на то, чтобы вырубить его. Потолок в нескольких местах укрепили шахтными балками, но в целом он был ровным и гладким, как церковный свод. Звуки в этом ледяном коридоре вели себя странно: то каждый вдох оборачивался шумом урагана, то тишина съедала звук шагов. Кирия осенила себя защитным знаком, потом, подумав, нарисовала такой же в спину Мартину. Аршед, полагала она, сам о себе позаботится. Воспоминания о прошлом всколыхнули неприязнь к нему, к тому же, Кирия еще чувствовала прикосновение сильной руки к локтю. Чур меня, чур!
- Долго еще? – спросила она.
- Не знаю, госпожа, - глухо ответил Мартин. – Я сам впервые иду этим проходом. И… ух ты!
Это «ух ты», совершенно мальчишеское, многократно повторило эхо. Коридор кончился, и Кирия застыла, как вкопанная и не заметила даже, что Шинад Ловиц налетел на нее. Он тоже пробормотал что-то нечленораздельное, но на этот раз – далекое от восхищения. Они вышли в пещеру. Гигантскую пещеру, размеры которой были просто невообразимы, свод терялся в синеватом мраке, а дальняя стена, казалось, просто отсутствовала.
- Потрясающе! – пробормотала Кирия.
- Что ж, - прагматично заметил аршед. – Здесь действительно можно жить.
- Желаете идти дальше, госпожа? – спросил Мартин. После каждой ночи, проведенной вместе, он становился на людях так невыносимо официален, словно чувствовал себя в чем-то виноватым.
- Желаю, - кивнула Кирия. – Постойте-ка, Мартин… Чтобы осветить эту пещеру нам потребуется много фонарей… пошлите рабочих в контору. Нам нужны будут лампы и генератор.
- Не дадут, госпожа, - покачал головой молодой археолог. – Я уже пробовал. Генератор не дадут точно, а фонари – только масляные.
Кирия повернулась и посмотрела на Ловица. Он внимательно оглядывался, словно высчитывал, откуда пойдут в наступление враги. Забавно, его братец – видный оружейный воротила – вел себя на людях, как породистый пудель: падал на спину, виляя хвостом, и подставлял пузо для почеса, особенно хорошеньким женщинам. Фигурально выражаясь, конечно. Шинад Ловиц, демонстративно открещивающийся от любого оружия, да и от всего, что может причинить вред, порой выглядел, как солдат в глубоком тылу врага: постоянно ожидал нападения. И Кирия напала.
- Выдайте им распоряжение, аршед.
- Я не собираюсь нарушать лист Князя Ниолта, - покачал головой Ловиц. – Вы – пожалуйста, вы власть духовная, вам простится. А я и не могу, и не хочу.
- Бросьте. В листе ни слова о том, что нам нельзя взглянуть на ворота города. Это при учете, что они вообще здесь, - Кирия вытащила руку из муфты и коснулась его запястья. – И подумайте: землетрясение, часть пещеры может обвалиться. Кто знает, что посыплется на Фаграу.
- О да, - кивнул аршед, отдергивая руку. – Землетрясение, и эта пещера станет нашей могилой. И что только вам неймется?
- Компромисс, - предложила Кирия. – Вы выписываете нам разрешение на генератор, а мы не входим в город, если сейчас найдем его.
- Да вы и так не войдете в город, уррика. За нарушение листа, напомню, вам грозит пожизненное заключение, а господину Кристэлю высылка на родину.
Мартин побледнел. В Империю он не рвался.
- Вы трусите? – сухо спросила Кирия. – Боитесь того, что мы можем здесь увидеть?
Аршед скорчил рожу – по другому и не скажешь – мученически вздохнул и вытащил блокнот, с которым не расставался. Черкнув на листе несколько слов, он вырвал его и протянул Мартину.
- Скажите дежурному, что это срочно. И пускай сюда спустится господин Чаревень и осмотрит пещеру, как геолог. Скажите, мне требуется его профессиональное мнение.
Мартин, которого низвели до курьера, обратился к Кирии за помощью, но та только кивнула.
- Идите, Мартин. А я пока осмотрюсь здесь. Можете сказать людям, что я провожу защитные обряды. А то еще откажутся спускаться, - Кирия ободряюще улыбнулась. Мартин улыбнулся в ответ – очень бледно – кивнул и скрылся в тоннеле.
Кирия сделала фонарик поярче и аккуратно ступая пошла вперед, в синюю мглу. Ей было боязно и холодно, но показывать это перед неотступно ее преследующим аршедом женщина не собиралась. Пол пещеры был скользкий, словно его полировали без устали чьи-то ноги, и в счете фонарика мерцал, как паркет бальной залы. Подо льдом мерещилось что-то таинственное. Сама пещера казалась просто грандиозной, в такой мог поместиться не только город, а словно целая страна. «Сквозь сто пещер, по сотне горных рек…», вспомнилось Кирии старинное стихотворение, написанное в подражание «Темьгородской легенде». Сквозь сто пещер.
- Вы успокоитесь, если мы ничего не найдем? – спросил аршед.
- Я и без того спокойна, - парировала Кирия. – Если Темьгорода здесь нет, значит все мои изыскания напрасны, а выводы ошибочны. Не волнуйтесь, следующие десять лет я потрачу на новую теорию.
Десять лет! Кирии и самой не верилось. Десять лет она потратила на поиски города, овеянного легендами. Зачем? Это придавало ее жизни хоть какой-то смысл. Со времен Кенар Падшей, проклятой прародительницы доброй половины оставшихся сейчас Донтагов, они вынуждены были искать этот смысл, иначе сходили с ума. Кирия и сама порой начинала ощущать признаки подступающего безумия. Вот как сейчас, в темноте и тишине, съедающей даже звук осторожных шагов: ей чудилось пение. «Ни от кого не завися, ни с кем не советуясь, ни Богу, ни бесу не веря, и пренебрегая наветами…». Кирия замерла. Она не рисковала спросить «Слышите?», ведь аршед наверняка счел бы ее сумасшедшей. Он тем временем ушел уже далеко, луч фонаря скользил по полу, потом Ловиц сдавлено охнул и крикнул:
- Подойдите-ка, уррика.
Эхо повторило это «уррика» несколько раз, смакуя, облизываясь, и Кирия почувствовала себя главным блюдом на обеде. Она прибавила шаг, стремясь оказаться как можно ближе к мужчине. Не дойдя до него всего пару шагов, она поскользнулась и грохнулась оземь, так что хрустнули разом все кости. Тесемка порвалась, и муфта улетела куда-то в темноту. Аршед и не подумал подать ей руку. Он стоял, водя фонарем, освещая палец за пальцем* огромные медные ворота, украшенные причудливой чеканкой. На левой створке изгибающимся шрифтом времен Расцвета была выведена надпись:
И город ждет, и стража у ворот
И солнце совершает поворот
И города не достигает свет…
Дальше надпись стерлась, или кто-то нарочно сбил ее, уничтожил, вытравил, покорежив красноватый металл. По ритму строки напоминали всю ту же «Темьгородскую легенду», но слова были Кирии незнакомы, хотя она немало потратила времени на то, чтобы внимательно изучить все изводы этой поэмы.
- Полюбовались? – сухо спросил аршед. – А теперь идемте назад. Пока вы не изыщете способ аннулировать лист Ниолта, ноги вашей за этой дверью не будет.
- Но осмотреть-то я ворота могу? – ядовито поинтересовалась Кирия.
- О, это сколько угодно. А я пойду и встречу геолога. Не нравится мне эта пещера.
Аршед ушел, оставив Кирию наедине с чудовищными воротами. Они были поистине огромны: в шесть или семь двуростов* высотой. Медь, несмотря на прошедшие века, несмотря на покрывающий ее седой иней, сияла, словно ее начищали каждый день. Створки так и манили: подойди, прикоснись, открой. Не в силах противиться, Кирия сделала шаг вперед. Под ногой что-то хрустнуло. Опустив взгляд, Кирия обнаружила, что под ногами у нее человеческие кости, великое множество костей. Словно она угодила в дурной сон. В этом костяном месиве попадались куски металла, прежде бывшие шлемами, бляшками с доспехов, украшениями, но все прочее истлело. Кирия нарисовала в воздухе отгоняющий зло знак и присела на корточки. Мертвые, ровесники темьгородского проклятья, а может быть, люди погибшие еще до того. Проведшие в темноте больше тысячи лет. Следовало похоронить их с почестями и провести все необходимые обряды. Как знать, может быть именно их неупокоенные души сотрясают пик Фаграу. Кирия была рациональна, но и мистики была не чужда – таково уж было ее занятие.
Машинально она подняла череп, женский, судя по еще сохранившимся прядям длинных светлых волос. Череп скалился, пустые глазницы недобро смотрели на нарушительницу покоя в зубах – вот странно – были зажаты клочки бумаги. Озадаченная, Кирия аккуратно потянула за кончик одного из листов. Челюсть отломилась и с треском покатилась по ледяному полу, листы с тихим шорохом посыпались вниз. Кирия подобрала их. Это была вовсе не бумага: превосходно выделанный коль, имперская работа. Только в пору расцвета Империи, во времена великих Канцлеров коль выделывали так тонко, придавая ему восхитительный чуть розоватый оттенок. Однако испещрены листы были знаками ниччага в старом, дореформенном написании. И их было много больше, чем используют сейчас даже заядлые любители старины. Эти записи, без сомнения связные, сделал человек, привыкший писать ниччагом. Охваченная странным предвкушением, Кирия убрала листы в рукав и выпрямилась. По спине пробежал холодок. Ей почудился недобрый взгляд. Оглянулась. Конечно же, никого. Только древние ворота и мертвые, которым нет дела до уррики. Совсем нервы расшалились, и разыгралось и без того богатое воображение. Подобрав длинные полы уплеу, Кирия поспешила к выходу. Ей хотелось согреться и повнимательнее рассмотреть находку.
------------------
* Мастер – до сих пор принятое в Ниддинге обращение к профессионалам
* Нидгейр – нечто среднее между парламентом и советом старейшин; голосованием решает наиболее важные для страны вопросы
* Палец – принятая в Ниддинге мера длины, равен примерно 2,5 см
* Двурост – принятая в Ниддинге мера длины, равен 2, 2 или 2,5 метрам. При этом рост равен 1,75. Двуростами обычно меряют высоту, ростами – длину. Для того, чтобы измерить рост человека, пользуются «локтями» (40-42 см в зависимости от региона). Расстояние меряют на «шаги» (25 см) и «прыжки» (1,15 м)
Аршед Шинад Ловиц
В холле единственной гостиницы – по совести ее следовало бы назвать «трактиром» - висела чудовищная картина «Гибель Темьгорода», кисти местного самородка Лэнэ Арчевара, а под ней стояла кадка с пальмой. Подобное дурновкусие почтенная Серифина Ловиц определяла, как «имперскую кашу». Добавляли красок вазы с эдельвейсами, бутыли со всевозможными настойками, выставленные на полках, как это принято в Западном Ниддинге, и уррика Кирия, сидящая в кресле-качалке. Прислуга накрывала к обеду единственный стол, заставляя его тарелками и мисками из красной глины довольно грубой работы и тонкостенными стеклянными бокалами. Пахло рагу, мясом с подливой, картофельным пирогом, тыквенными лепешками и другими местными «деликатесами». Шинад взял с подноса золотистую булочку и отщипнул кусочек. Пожалуй, единственное, что здесь умели готовить – хлеб.
- Пообедаете со мной, аршед? – бесстрастно поинтересовалась уррика. Ответ Шинада ее едва ли интересовал. На людях они предпочитали изображать хотя бы минимальное дружелюбие, поэтому он согласился. – Чудесно. Сегодня рыбный пирог и миндальные пирожные. И мясное рагу. Впрочем, здесь каждый день подают мясное рагу.
- Он бессилен, - бесстрастно сказала Кирия. – Мы не совершаем ничего противозаконного. Мы ведь не собираемся входить в Темьгород. Я много раз читала лист Князя Ниолта и знаю его почти наизусть. Там нет запрета смотреть на врата города. Мы просто убедимся, что он здесь.
- А потом? – спросил Мартин. Ему важен был результат, он был тщеславен, хотел остаться в истории, как человек, раскрывший одну из величайших загадок мира – тайну гибели Темьгорода.
Кирии куда интереснее были процесс и собственная правота.
- А потом мы начнем воздействовать на Князя Йоринга, - сказала она, - и добьемся аннулирования листа.
- И чем вы собрались давить на него, уррика?
Кирия обернулась. Шинад Ловиц, казалось, совсем не мерз, стоя под голубоватыми сводами ледяного коридора. На нем была лишь легкая куртка на овечьем меху, накинутая поверх водолазки. Кирии стало еще холоднее.
- Аршед. Решили взглянуть своими глазами на происходящее?
- Я всегда составляю обо всем собственное мнение, уррика.
Они вели бессмысленный разговор ни о чем, холодный, как недра горы Фаграу. С самой первой встречи аршед и уррика демонстрировали отчуждение. В Княжинске это отчуждение порой согревалось людьми, встрявшими между двумя полюсами. Особенно старалась Гелена, покойная жена аршеда, которой претили любые конфликты. Теперь, когда ее не было, пропасть стала еще шире, несмотря на все надежды Кирии на обратное. В недрах Фаграу было и без того холодно. Кирия еще плотнее закуталась в меха, как в кокон, подняла воротник, так что мягкие ворсинки касались ее оледеневших щек, и подошла к аршеду. Они были примерно одного роста – что его конечно раздражало – и женщина могла смотреть в прозрачные зеленые глаза, не испытывая неудобств. Только дискомфорт.
- Идемте, аршед. Будем же первыми, кто увидит легендарные медные врата Темьгорода.
Шинад Ловиц хмыкнул, и его подвижное, прежде всегда улыбчивое лицо исказилось. Тем не менее, он последовал за Кирией, отступая всего на шаг, так что она постоянно чувствовала его присутствие, и решительно не знала, что с этим делать.
С первой минуты знакомства Кирия Маверьска была влюблена в нового аршеда Ниддинга. Весь двор гудел, полный недоумения, чем молодой – всего двадцать пять лет – человек, проживший большую часть своей жизни за пределами Льдинных Гор, сумел привлечь Князя. Однако, только что взошедший на престол Йоринг предпочел обновить, насколько это возможно, все свое правительство, и изменения затронули даже нидгейр. Кирия к тому времени уже десять лет была уррикой, приняв должность у рано скончавшейся Кледии Мизеревской. Уже много лет у нее никого не было, и Кирия привыкла чувствовать себя… самодостаточной. Она не любила слово «одинокой». Жизнь шла своим чередом, пока не появился Шинад Ловиц, незнакомец, пришелец из Долины. От него пахло солнцем, цветами и виноградом. Светловолосый, как и все в Ниддинге, зеленоглазый, что встречалось значительно реже, он все время улыбался. Кирии тогда казалось, что в Ниддинге, в Княжинске в особенности, вообще никто не улыбается. Словно какое-то древнее проклятие довлеет над этой страной. Но не успела она порадоваться появлению кого-то столь солнечного, приехала жена аршеда, Гелена Ловиц. Еще одна ниддингка по рождению и изумрудка по воспитанию, дочь посла в Долине. Да еще словно кошка пробежала между новоназначенным аршедом и опытной, привычной к сварам и интригам Княжински уррикой. Если не с первого, то со второго дня знакомства они возненавидели друг друга. Вернее, Кирия так и не переставала любить странного пришельца из Долины, но их вечные споры и ссоры… Рано или поздно она должна была начать испытывать к нему черную ненависть. Когда умерла Гелена, Кирия радовалась. Четыре минуты. Говорят, Богу, в которого Кирия не верила, и того достаточно.
Пол ушел у нее из под ног, и вечный предмет ее размышлений удержал уррику от падения. Выпрямившись, обретя твердую почву, Кирия с достоинством кивнула.
- Благодарю.
- Осторожнее, уррика, - бросил Шинад Ловиц и дождался, пока она достаточно далеко уйдет вперед.
Ход оказался длинным, и неудивительно было, что рабочие потратили столько дней на то, чтобы вырубить его. Потолок в нескольких местах укрепили шахтными балками, но в целом он был ровным и гладким, как церковный свод. Звуки в этом ледяном коридоре вели себя странно: то каждый вдох оборачивался шумом урагана, то тишина съедала звук шагов. Кирия осенила себя защитным знаком, потом, подумав, нарисовала такой же в спину Мартину. Аршед, полагала она, сам о себе позаботится. Воспоминания о прошлом всколыхнули неприязнь к нему, к тому же, Кирия еще чувствовала прикосновение сильной руки к локтю. Чур меня, чур!
- Долго еще? – спросила она.
- Не знаю, госпожа, - глухо ответил Мартин. – Я сам впервые иду этим проходом. И… ух ты!
Это «ух ты», совершенно мальчишеское, многократно повторило эхо. Коридор кончился, и Кирия застыла, как вкопанная и не заметила даже, что Шинад Ловиц налетел на нее. Он тоже пробормотал что-то нечленораздельное, но на этот раз – далекое от восхищения. Они вышли в пещеру. Гигантскую пещеру, размеры которой были просто невообразимы, свод терялся в синеватом мраке, а дальняя стена, казалось, просто отсутствовала.
- Потрясающе! – пробормотала Кирия.
- Что ж, - прагматично заметил аршед. – Здесь действительно можно жить.
- Желаете идти дальше, госпожа? – спросил Мартин. После каждой ночи, проведенной вместе, он становился на людях так невыносимо официален, словно чувствовал себя в чем-то виноватым.
- Желаю, - кивнула Кирия. – Постойте-ка, Мартин… Чтобы осветить эту пещеру нам потребуется много фонарей… пошлите рабочих в контору. Нам нужны будут лампы и генератор.
- Не дадут, госпожа, - покачал головой молодой археолог. – Я уже пробовал. Генератор не дадут точно, а фонари – только масляные.
Кирия повернулась и посмотрела на Ловица. Он внимательно оглядывался, словно высчитывал, откуда пойдут в наступление враги. Забавно, его братец – видный оружейный воротила – вел себя на людях, как породистый пудель: падал на спину, виляя хвостом, и подставлял пузо для почеса, особенно хорошеньким женщинам. Фигурально выражаясь, конечно. Шинад Ловиц, демонстративно открещивающийся от любого оружия, да и от всего, что может причинить вред, порой выглядел, как солдат в глубоком тылу врага: постоянно ожидал нападения. И Кирия напала.
- Выдайте им распоряжение, аршед.
- Я не собираюсь нарушать лист Князя Ниолта, - покачал головой Ловиц. – Вы – пожалуйста, вы власть духовная, вам простится. А я и не могу, и не хочу.
- Бросьте. В листе ни слова о том, что нам нельзя взглянуть на ворота города. Это при учете, что они вообще здесь, - Кирия вытащила руку из муфты и коснулась его запястья. – И подумайте: землетрясение, часть пещеры может обвалиться. Кто знает, что посыплется на Фаграу.
- О да, - кивнул аршед, отдергивая руку. – Землетрясение, и эта пещера станет нашей могилой. И что только вам неймется?
- Компромисс, - предложила Кирия. – Вы выписываете нам разрешение на генератор, а мы не входим в город, если сейчас найдем его.
- Да вы и так не войдете в город, уррика. За нарушение листа, напомню, вам грозит пожизненное заключение, а господину Кристэлю высылка на родину.
Мартин побледнел. В Империю он не рвался.
- Вы трусите? – сухо спросила Кирия. – Боитесь того, что мы можем здесь увидеть?
Аршед скорчил рожу – по другому и не скажешь – мученически вздохнул и вытащил блокнот, с которым не расставался. Черкнув на листе несколько слов, он вырвал его и протянул Мартину.
- Скажите дежурному, что это срочно. И пускай сюда спустится господин Чаревень и осмотрит пещеру, как геолог. Скажите, мне требуется его профессиональное мнение.
Мартин, которого низвели до курьера, обратился к Кирии за помощью, но та только кивнула.
- Идите, Мартин. А я пока осмотрюсь здесь. Можете сказать людям, что я провожу защитные обряды. А то еще откажутся спускаться, - Кирия ободряюще улыбнулась. Мартин улыбнулся в ответ – очень бледно – кивнул и скрылся в тоннеле.
Кирия сделала фонарик поярче и аккуратно ступая пошла вперед, в синюю мглу. Ей было боязно и холодно, но показывать это перед неотступно ее преследующим аршедом женщина не собиралась. Пол пещеры был скользкий, словно его полировали без устали чьи-то ноги, и в счете фонарика мерцал, как паркет бальной залы. Подо льдом мерещилось что-то таинственное. Сама пещера казалась просто грандиозной, в такой мог поместиться не только город, а словно целая страна. «Сквозь сто пещер, по сотне горных рек…», вспомнилось Кирии старинное стихотворение, написанное в подражание «Темьгородской легенде». Сквозь сто пещер.
- Вы успокоитесь, если мы ничего не найдем? – спросил аршед.
- Я и без того спокойна, - парировала Кирия. – Если Темьгорода здесь нет, значит все мои изыскания напрасны, а выводы ошибочны. Не волнуйтесь, следующие десять лет я потрачу на новую теорию.
Десять лет! Кирии и самой не верилось. Десять лет она потратила на поиски города, овеянного легендами. Зачем? Это придавало ее жизни хоть какой-то смысл. Со времен Кенар Падшей, проклятой прародительницы доброй половины оставшихся сейчас Донтагов, они вынуждены были искать этот смысл, иначе сходили с ума. Кирия и сама порой начинала ощущать признаки подступающего безумия. Вот как сейчас, в темноте и тишине, съедающей даже звук осторожных шагов: ей чудилось пение. «Ни от кого не завися, ни с кем не советуясь, ни Богу, ни бесу не веря, и пренебрегая наветами…». Кирия замерла. Она не рисковала спросить «Слышите?», ведь аршед наверняка счел бы ее сумасшедшей. Он тем временем ушел уже далеко, луч фонаря скользил по полу, потом Ловиц сдавлено охнул и крикнул:
- Подойдите-ка, уррика.
Эхо повторило это «уррика» несколько раз, смакуя, облизываясь, и Кирия почувствовала себя главным блюдом на обеде. Она прибавила шаг, стремясь оказаться как можно ближе к мужчине. Не дойдя до него всего пару шагов, она поскользнулась и грохнулась оземь, так что хрустнули разом все кости. Тесемка порвалась, и муфта улетела куда-то в темноту. Аршед и не подумал подать ей руку. Он стоял, водя фонарем, освещая палец за пальцем* огромные медные ворота, украшенные причудливой чеканкой. На левой створке изгибающимся шрифтом времен Расцвета была выведена надпись:
И город ждет, и стража у ворот
И солнце совершает поворот
И города не достигает свет…
Дальше надпись стерлась, или кто-то нарочно сбил ее, уничтожил, вытравил, покорежив красноватый металл. По ритму строки напоминали всю ту же «Темьгородскую легенду», но слова были Кирии незнакомы, хотя она немало потратила времени на то, чтобы внимательно изучить все изводы этой поэмы.
- Полюбовались? – сухо спросил аршед. – А теперь идемте назад. Пока вы не изыщете способ аннулировать лист Ниолта, ноги вашей за этой дверью не будет.
- Но осмотреть-то я ворота могу? – ядовито поинтересовалась Кирия.
- О, это сколько угодно. А я пойду и встречу геолога. Не нравится мне эта пещера.
Аршед ушел, оставив Кирию наедине с чудовищными воротами. Они были поистине огромны: в шесть или семь двуростов* высотой. Медь, несмотря на прошедшие века, несмотря на покрывающий ее седой иней, сияла, словно ее начищали каждый день. Створки так и манили: подойди, прикоснись, открой. Не в силах противиться, Кирия сделала шаг вперед. Под ногой что-то хрустнуло. Опустив взгляд, Кирия обнаружила, что под ногами у нее человеческие кости, великое множество костей. Словно она угодила в дурной сон. В этом костяном месиве попадались куски металла, прежде бывшие шлемами, бляшками с доспехов, украшениями, но все прочее истлело. Кирия нарисовала в воздухе отгоняющий зло знак и присела на корточки. Мертвые, ровесники темьгородского проклятья, а может быть, люди погибшие еще до того. Проведшие в темноте больше тысячи лет. Следовало похоронить их с почестями и провести все необходимые обряды. Как знать, может быть именно их неупокоенные души сотрясают пик Фаграу. Кирия была рациональна, но и мистики была не чужда – таково уж было ее занятие.
Машинально она подняла череп, женский, судя по еще сохранившимся прядям длинных светлых волос. Череп скалился, пустые глазницы недобро смотрели на нарушительницу покоя в зубах – вот странно – были зажаты клочки бумаги. Озадаченная, Кирия аккуратно потянула за кончик одного из листов. Челюсть отломилась и с треском покатилась по ледяному полу, листы с тихим шорохом посыпались вниз. Кирия подобрала их. Это была вовсе не бумага: превосходно выделанный коль, имперская работа. Только в пору расцвета Империи, во времена великих Канцлеров коль выделывали так тонко, придавая ему восхитительный чуть розоватый оттенок. Однако испещрены листы были знаками ниччага в старом, дореформенном написании. И их было много больше, чем используют сейчас даже заядлые любители старины. Эти записи, без сомнения связные, сделал человек, привыкший писать ниччагом. Охваченная странным предвкушением, Кирия убрала листы в рукав и выпрямилась. По спине пробежал холодок. Ей почудился недобрый взгляд. Оглянулась. Конечно же, никого. Только древние ворота и мертвые, которым нет дела до уррики. Совсем нервы расшалились, и разыгралось и без того богатое воображение. Подобрав длинные полы уплеу, Кирия поспешила к выходу. Ей хотелось согреться и повнимательнее рассмотреть находку.
------------------
* Мастер – до сих пор принятое в Ниддинге обращение к профессионалам
* Нидгейр – нечто среднее между парламентом и советом старейшин; голосованием решает наиболее важные для страны вопросы
* Палец – принятая в Ниддинге мера длины, равен примерно 2,5 см
* Двурост – принятая в Ниддинге мера длины, равен 2, 2 или 2,5 метрам. При этом рост равен 1,75. Двуростами обычно меряют высоту, ростами – длину. Для того, чтобы измерить рост человека, пользуются «локтями» (40-42 см в зависимости от региона). Расстояние меряют на «шаги» (25 см) и «прыжки» (1,15 м)
Аршед Шинад Ловиц
В холле единственной гостиницы – по совести ее следовало бы назвать «трактиром» - висела чудовищная картина «Гибель Темьгорода», кисти местного самородка Лэнэ Арчевара, а под ней стояла кадка с пальмой. Подобное дурновкусие почтенная Серифина Ловиц определяла, как «имперскую кашу». Добавляли красок вазы с эдельвейсами, бутыли со всевозможными настойками, выставленные на полках, как это принято в Западном Ниддинге, и уррика Кирия, сидящая в кресле-качалке. Прислуга накрывала к обеду единственный стол, заставляя его тарелками и мисками из красной глины довольно грубой работы и тонкостенными стеклянными бокалами. Пахло рагу, мясом с подливой, картофельным пирогом, тыквенными лепешками и другими местными «деликатесами». Шинад взял с подноса золотистую булочку и отщипнул кусочек. Пожалуй, единственное, что здесь умели готовить – хлеб.
- Пообедаете со мной, аршед? – бесстрастно поинтересовалась уррика. Ответ Шинада ее едва ли интересовал. На людях они предпочитали изображать хотя бы минимальное дружелюбие, поэтому он согласился. – Чудесно. Сегодня рыбный пирог и миндальные пирожные. И мясное рагу. Впрочем, здесь каждый день подают мясное рагу.
