Глава 0
Грянет буря
Ты слышишь?
Грянет буря
Ветер гонит грозу с заката
Виновата
Я виновата
Что легко могла предсказать такую
С высшей точностью, до секунды
Но разбиты окна
И всё сметенно
И все смутно
И ветер несет с заката
Вперемешку с тучами чьи-то крики
И в преддверье бури мы все безумны
И в преддверье бури мы все двулики
И личины поверх нацепив от страха
В ожиданье мрака, в ожиданье боли
Из последних сил, по свободной воле
Открываем окна, отпираем двери
Отдаемся ветру, отдаемся буре
А гроза, заметив, что мы готовы
Что, раскрыв объятья, стоим зажмурясь
Отступает, ведь трусов не терпят бури
«Предчувствие", записанное Наркиль Адмар по прозванию Фогаль на клочках бумаги и салфетках где-то между Рюнцэ, Витания и Угрюмгородом, Ниддинг, то ли в 565, то ли в 1934 году
Глава первая
В Виттании было тепло, несмотря на то, что календарь в приемном зале порта возвещал о наступлении 20 октября. Здесь его еще иногда на собственный момент именовали поэтично «месяцем туманов». Был поздний вечер, туманный в самом деле, нро термометр не опускался ниже пятнадцати градусов. Фогаль огляделась в поисках Бенедикта, исчезнувшего куда-то, едва они сошли по трапу. Он только бросил «ждите меня» и удалился с мрачным видом. С самого утра у него было дурное настроение и, кажется, дело было в коробке для писем. Ожидание затягивалось, и в голову Фогаль закралась гадкая мыслишка: а что, если Тричент попросту бросил их в чужой стране? Ведьма обернулась за поддержкой к Ричарду. Тот полулежал на лавке, вцепившись пальцами в раненое плечо. По цвету его лицо могло соперничать с туманами.
- Ричард! – в испуге Фогаль вскочила с места.
В последние дни он выглядел плохо, и с каждой секундой – все хуже и хуже. Кожа была бледной и холодной, словно туман. Рана источала совершенно бесовский холод, и Ричард не в состоянии был поднять руку. Фогаль погладила пальцы, мнущие плечо.
- Ричард.
- Помоги поднять его…
Фогаль обернулась. Бенедикт Тричент вернулся и прихватил с собой весьма странный предмет, походящий на связку соединенных длинной цепью наручников.
- На левую руку, - распорядился Тричент, протягивая Фогаль один из браслетов. Второй он защелкнул на безвольном запястье Ричарда. Третий надел на свою руку.
- Что это? – с немалым подозрением спросила Фогаль.
- Поспеши! – шикнул на нее виттаниец. – Это не вполне легально.
- но что это?
От браслета и цепи исходила чужая, пугающе чужая магия, не похожая ни на что прежде знакомое Фогаль. Аж пальцы кололо.
- Портативные врата. Нам нужно оказаться у дяди в течении получаса, если ты хочешь, чтобы твой парень выжил.
Фогаль ощутила резкий укол страха. Выжил? Даже так? Она поспешно защелкнула браслет, тяжелый и неожиданно теплый, и подставила Ричарду плечо.
- Будет довольно неприятно, - предупредил Бенедикт и коснулся в ему одному ведомом порядке завитушек на тисненой коже своего браслета.
Когда ее сильно дернуло и поволокло куда-то сквозь туман, Фогаль порадовалась, что такой способ перемещения не прижился у Амулетских ведьм. «Неприятно» оказалось слишком мягким словом для того кошмара, который ей пришлось пережить. Кажется, ее разобрали по косточкам, растянули на дыбе, а потом швырнули со всех сил оземь на твердую мостовую. Фогаль чудом приземлилась на ноги и стояла теперь, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя.
- Понимаю, почему это нелегально…
Она заставила себя открыть глаза и уставилась на указатель с названием улицы, освещенный странным, горящим без малейшего мерцания фонарем. «Кладбищенская». О, отлично. Очень подходит к сложившейся ситуации.
Все чувства говорили Фогаль, что мир вокруг – чужой и странный. Волшебство было буквально разлито в воздухе, являлось такой же неотъемлемой и необходимой частью атмосферы, как кислород. Фогаль ощущала одновременно ужас и восторг. Ее все еще трясло от возбуждения.
Бенедикт вызвал легкий ветерок, и хлестнувший по щекам влажный туман привел ее в чувство. Фогаль расстегнула браслет и пришла на помощь аспиду, удерживающему на ногах бесчувственного Ричарда.
- Где мы?
- В Рюнце, - спокойно ответил Бенедикт, прислоняя Ричарда к холодной каменной стене и взбегая на высокое крыльцо.
Рюнце. Столица Виттании. Город, насколько Фогаль помнила, удаленный от любого океанского порта. Насквозь пронизанный магией. Бенедикт тем временем постучал, воспользовавшись старомодным дверным молотком, и пояснил:
- Гостиница моего дяди. Здесь можно устроиться. И, как маг, он осмотрит Ричарда.
Гостиница выглядела нерпиветливо: ставни наглухо закрыты, как и окованная полосами металла дверь. Ни откуда не пробивается и луча света. В сгущающемся тумане улица казалась совсем средневековой, словно зачарованные браслеты перенесли не только в город в самом сердце континента, но и в прошлое. Колокол неподалеку отбил полночь, и этот звук странно исказился туманом.
Бенедикт снова постучал, досадливо притоптывая. Прошла, должно быть, вечность, и наконец с грохотом, который мог перебудить всю улицу и мертвых на кладбище (если он действительно было где-то поблизости), задвижки сдвинули, и дверь открылась. На пороге стоял сгорбленный старик, закутанный в плед. Лампа в его руке, покачиваясь, бросала на пол и стены зловещие блики и оставляла лицо в тени. Выглядел старик пугающе и неприветливо, и Фогаль вдруг захотелось домой, в простой и понятный мир.
- Сашель? – в голосе Бенедикта прозвучало изумление. – Что случилось?
- У Габриэллы своей спроси, - огрызнулся хозяин. Фогаль ощутила на себе его враждебный взгляд.
- У нас тут раненый.
Старик обратил наконец внимание на Ричарда к кивнул.
- Вносите и положите на стол. Только гостей не разбудите.
- Гостей? – изумился Бенедикт.
- Это гостиница. Что тебя так удивляет?
- Сколько помню, здесь никогда и никто не останавливался, - развел руками Бенедикт.
Старик фыркнул и пошел вперед, освещая дорогу.
Зал гостиницы был старомодно отделан и обставлен, словно его интерьер не менялся веками. Между дубовыми столами, на которые поставлен были массивные стулья, пришлось протискиваться. Свободное место было только у горящего очага, где стояла пара глубоких кресел. Хозяин огляделся, потом взмахнул рукой, и все четыре стула с ближайшего стола оказались на полу. Фогаль помогла уложить Ричарда. Дыхание его было слабым и прерывистым, а кожа холодной, как лёд.
- Его ранили чем-то странным в плечо, - сказала ведьма.
Подвесив фонарь прямо в воздухе, старик склонился над Ричардом. Неожиданно… аккуратные, по-другому и не скажешь, руки огладили покрытое холодным потом лицо, ощупали плечо. Потом хозяин скинул плед и укрыл им Ричарда.
- Дядя? – встревоженно спросил Бенедикт.
- Отведи девочку наверх, пусть отдохнет с дороги.
- Но… - начала Фогаль.
Бенедикт обнял ее за плечи.
- Пойдем. Поспишь, и уже завтра все будет хорошо.
- Но ты сказал, твой дядя…
- Дай ему время во всем разобраться,- попросил Бенедикт, и Фогаль позволила увести себя наверх.
В проклятия Сашель не верил. Нет, чисто теоретически, это было возможно, особенно если речь шла о переполненном магией Рюнце. Но ни у кого на земле не была такой силы воли и такой ненависти, чтобы проклясть князя Амади. И тем не менее, этим утром Сашель получил подтверждение обратного. Курьер королевы был бледен и смертельно напуган. Габриэлла и сама, по всей видимости, испытывала такие же чувства, раз обратилась к Линарду за помощью после своей отповеди.
Сашель поставил кружку с фрианкаром на стол.
- слушаю.
Курьер протянул самого официального вида пакет, скрепленный сургучной печатью с гербом. В таких присылали уведомления о присвоении титула или приглашения на королевский бал. Сломав печать, Сашель пробежал послание глазами. По спине скользнул холодок. Началось.
- Когда это случилось?
Курьер смущенно кашлянул.
- Я должен только передать послание, мэти…
Ругнувшись на амади, Сашель, на ходу допивая фрианкар, бросился к шкафу. Дни стояли теплые, но туманы заставляли всякого змея прятаться за теплыми плащами и длинными шарфами. А еще у Сашеля была чудовищно немодная шляпа.
У лестницы он столкнулся с Одри.
- Куда вы?
- На прием к ее величеству.
Одри тяжело вздохнула. Листки отрывного календаря зашелестели в ее руках.
- Раз вы так заняты государственными делами, может быть отпустите меня домой?
Сашель вновь посмотрел на календарные листки. Несколько дней назад он застал Одри сидящей на полу в окружении этих бумажек. Она не плакала, просто потому, что Одри никогда не плакала. Но выражение лица было жутким. Рханкаф сказал: «Если он в Гробницах, то уже не выберутся», и ретировался аж на четвертый этаж, где под низким скошенным потолком сушились травы. Сашель остался рядом со страшной в своем безразличии Одри.
В предсказания и предчувствия от тоже не верил. Время для змеев было слишком пластичной субстанцией, чтобы хоть что-то можно было предсказать. Но в последнее время он чувствовал: друзей и врагов нужно держать перед глазами. Так безопаснее.
- Сделаешь хоть шаг за порог – шею сверну, - пообещал Сашель. – Ваше высочество, проследите. И поворошите руццу, может пригодиться.
Залихватски заломив поля шляпы, он направился к авто с королевским гербом на дверце.
Во дворце было сумрачно и как-то своеобразно жутко. И пахло мертвечиной. Габриэлла, позабывшая все обвинения и упреки, встретила Сашеля на пороге своих покоев и, не таясь, взяла за руку.
- Я… на меня…
Обычно храбрая и самоуверенная королева запиналась и не могла подобрать слова. Сашель бережно погладил ее по голове, словно маленькую девочку.
- На вас напали в собственной спальне, ваше величество. Я знаю. Могу я взглянуть?
Королева к изумлению амади крепче стиснула его руку. Она дрожала, и Сашель как не злился на поистине королевское упрямство Габриэллы, решил ее поддержать.
- Бенедикт написал мне, сообщил быть со дня на день.
- Он и мне писал, - отрешенно кивнула Габриэлла. – Это Бенедикт. Его опять что-нибудь задержит.
Это Бенедикт. Сашель кивнул. Всегда на страже добра и света, всегда благороден. Из явных недостатков: явная склонность к позёрству. Сашель отчего-то если не любил, то ценил его меньше, чем Арвиджена.
У спальни королевы он почувствовал сильный запах тления. Отодвинув Габриэллу за спину, Сашель распахнул дверь и огляделся. Комната в стиле принца-консорта, просторая и светлая, была разгромлена. Изящную легкую мебель перевернули, был повален даже тяжелый гардероб, отделанный бронзовыми драконами. Пушистые ковры покрывал слой пахучей темно-бурой жижи. Посреди спальни, примерно в полудюжине шагов от двери и в стольких же – от скрытого пологом алькова, лежало ничком изломанное тело. От него, искорёженного огнем и будто бы кислотой, мало что осталось. Только по длинным волосам и легкомысленному, отделанному кружевами савану можно было понять, что прежде это была женщина.
- Она кинулась на меня, - голос Габриэллы дрогнул. – Я… я испугалась. Я не проснулась толком. Нашарила на столике стакан с водой и выплеснула на нее. Она завыла, оплавилась, вспыхнула и упала.
Последние четыре слова королева произнесла неестественно ровным тоном.
- Нюхательные соли ее величеству, - не оборачиваясь сказал Сашель и опустился возле тела на колени.
По всем признакам это было тело Аделаиды Роанкаль. По крайней мере, мало кто мог похвастаться такими роскошными медно-рыжими волосами. И все же, Сашеля снедало беспокойство. Слишком внезапно принцесса сошла со сцены. Слишком театрально умерла. В конце концов, самоубийство с ней попросту не вязалось: слишком велико было ее самолюбие. Кроме того, невероятно подозрительно было и то, что из-за стакана простой воды – Габриэлла даже лимон в нее не клала – труп мог воспламениться и оплавиться. Слишком уж удачно сложились обстоятельства: теперь даже ближайшие родственники, родные братья опознали бы Аделаиду только по волосам и савану. Слишком уж косвенные указания.
Бесов Кеши! И почему только этому упырю приспичило уехать домой именно сейчас?! Впрочем, профессор никогда не задерживался в Ниддинге надолго, и должен был вскоре вновь объявиться. Сашель огляделся, отмечая мельчайшие детали. Кеши в королевскую спальню никто не пустит, и к тому же будет уже слишком поздно. Все следы успеют развеяться.
- Перевезите тело в Новый Университет, - велел Сашель слугам и придворным, ожидающим у двери. – Аккуратно, завернув в холстину. Там будут предупреждены. Где стакан?
- Стакан? – первая статс-дама, ревниво следившая за движениями Сашеля, удивленно воззрилась на него. Впервые на ее лицо появилось что-то человеческое.
- Стакан, - терпеливо пояснил Сашель, - из которого ее величество плеснула водой в нападавшую.
- статс-дама перевела все внимание на жмущуюся к стене горничную. Вид обезображенного тела пугал ее. Девушка мелко дрожала.
- Он… он разбился, мэти… я выкинула осколки…
- Как удачно, - пробормотал Сашель. Теперь уже не удастся выяснить, вода ли была в том стакане. – потрудитесь доставить тело по адресу, срочно.
Не слушая возражения, он поспешно покинул королевский дворец. У Габриэллы хватало утешителей, да и лейб-медике замаячил на горизонте. Так что Сашель вернулся в гостиницу, нырнул, не снимая плаща, под стойку и выудил бутылку грушевой браги. Увы, он не пьянел, выпей хоть бочонок этой дряни. Сашель не отказался бы сейчас от возможности забыться.
- Вы в порядке?
Выбравшись из-под стойки, Сашель посмотрел на Одри. У нее иногда бывал по-настоящему пристальный, пугающий взгляд.
- Да, все нормально. – Сашель плеснул браги и ей, не обращая внимания на возражения. – Где Рханкаф?
- Сказал, что поедет во дворец.
- Решил-таки показаться потомкам на глаза? – хмыкнул Сашель. Впрочем, он был раз, что за Габриэллой до гипотетического возвращения Бенедикта будет приглядывать кто-то надежный. – Извини, мне нужно кое-что проверить.
- Я могу помочь? – спросила Одри.
- Боюсь, что нет, - покачала головой Сашель.
Он вытащил с чердака коробки с книгами и принялся просматривать их содержимое. Спустя пару минут, Одри, так и не притронувшаяся к браге, села напротив.
- Я читаю на нескольких языках, мэти Линард.
Сашель подвинул к ней коробку.
- Любые упоминания о том, чтобы человек вспыхнул, соприкоснувшись с водой.
Через пару часов к ним присоединился и задумчивый Рханкаф, однако даже втроем они так и не нашли ни малейшего упоминания о подобном. Сашель с чистой совестью окрестил это феноменом и отправил своих помощников спать. Рханкаф удалился в прежней задумчивости, Одри же убежала, прихватив с собой книги.
Время перевалило за полночь. Оставив поиски, Сашель закутался в плед и сел у камина. В голове теснились безрадостные мысли и дурные предчувствия. Когда вдали загромыхало, а порыв ветра заставил дребезжать стекла, амади даже не удивился. Дурные пошли дни, а ночи еще дурней. Поднявшись, он запер ставни и двери и на всякий случай посыпал порог солью. Мигнул и погас свет. Судя по всему, электричество отключилось опять по всему городу. Нелестно высказавшись в адрес Габриэллы и ее министерства энергетики (кучка старых идиотов!), Сашель вернулся к очагу и погрузился в невесёлые раздумья, изредка прерываемые особенно громкими раскатами грома.
Он не сразу сообразил, что в дверь нетерпеливо барабанят.
