ЧАСТЬ 1. ХОЗЯЙКА
- У нас новый постоялец будет! - возбужденно объявила Эни.
Она каким-то образом узнавала новости первой, раньше меня, раньше старого Грау, даже раньше мисс Эрскин, главной местной сплетницы. Может, мысли и в самом деле сродни радиоволнам? Эту теорию разрабатывал мой прежний постоялец, смешной, косматый, как медведь. Правда, увезли его отсюда прямиком в Санаторий*. Не из-за его теорий, впрочем, а оттого что нагишом носился по округе. Это не поощряется.
Я проветрила комнаты, перетряхнула матрас, пропылесосила диван и кресла, пересчитала наволочки и простыни. Пальцы хранили теперь запах лаванды и вербены, но я едва могла его ощутить. Сварила кофе, скорее по привычке. Осень была в самом разгаре, но я пока не мерзла, поэтому вынесла этюдник на веранду и немного порисовала. Мак, он жил у меня около полугода, сказал однажды: Карон, у тебя талант. Его собственные полотна странные, но раскупаются, как горячие пирожки.
Я поджарила пончики. Грау обожает их. Сидит на надгробии и склевывает. Воображает себя вороном.
С гор подул ветер, стало зябко, но я еще около часа упрямо сидела на качелях на вернаде, слушая звон бубенцов, далекий гул водопада и пение Энни. Песни у нее жутковатые.
Около пять зазвонил телефон.
- Карон, - спросил Марвин, - у тебя сейчас не занято?
Марвин терпеть меня не может, так почему звонит? Его… посланцы — люди исключительно неприятные и, думается, они изучают меня. Это были три врача, два Эн-механика и один разоблачитель «оккультной хрени». По именам я их не помню, да и не различу, наверное, если увижу. Но платят они хорошо, а мне не до жиру, нужны деньги. Я дорого себе обхожусь, особенно в этой глуши.
- Не занято, - сказала я.
- Тогда мы подъедем, - пообещал Марвин.
Я поставила чайник, достала чашки — с розанами — и включила радио. Сегодня должны передавать концерт из Зала королевы Синтии. Я люблю арфу, и у Вангра она солирует.
Поднялся ветер. Дорожку быстро замело желтыми и красными листьями, завтра надо смести их, пока не стали скользкими. Потом зажгла фонари, один — для Марвина, а другой — для тех, кто ходит своими путями. Положила несколько пончиков в дупло кривого старого вяза. Он тут такой один, в основном горы поросли соснами и кленами.
Последнюю пару недель было тихо, и я начинаю маяться от безделья.
- Едут! - радостно объявила Эни.
Спустя пару минут за деревьями появились огни фар, и на подъездную дорожку вырулил «нэклер» Марвина, дорогая машина с отделанным вишней и кожей салоном. Адвокаты гребут неприлично большие деньги. Я зажгла еще несколько фонарей, осветив лужайку, и встала на крыльце, кутаясь в кардиган. «Нэклер» затормозил картинно, взметнув водяную пыль, Марвин вышел и сразу же поскользнулся на листьях.
- Эни!
Укор мой прошел втуне, Эни, хохоча, умчалась к обрыву. Марвин чертыхнулся и принялся вытирать подошву щегольских ботинок о поросший мхом камень. Ему ведь невдомек, что это надгробие Грау, и сам Грау здесь, под землей, и прорастает сквозь нее мхом, кислицей и камнеломкой.
- Привет, Карон.
Имя я выбрала сама, и Марвина это злит. Вроде бы, так звали какую-то школьную его любовь, или няньку, или он просто нашел повод позлиться.
- Привет, Марвин.
Задняя дверь машины открылась, и из нее выбрался молодой человек с четырьмя сумками. А еще — худая, бледная тень.
- Это Сук Хён. Господин Сук Хён, это Карон, хозяйка приюта.
Это многое объясняло. Почему, к примеру, Марвин позвонил мне. Господин Сук Хён — гарсинец, «желтушный», как здесь у нас говорят. Здесь и так-то чужаков не жалуют, а гар, их так и вовсе ненавидят с последней войны. Прошло уже лет сорок, а местные до сих пор поминают старые обиды. Мертвым бы и свечки с пряником хватило.
Но мне, впрочем, все равно. Я ксенофобией, слава Богу, не страдаю.
- Добрый вечер, - говорю, - проходите.
И веду их в дом, на ходу прикрутив потише радио.
Господи Сук Хён высок — гарсинцев обычно представляют кривоногими коротышками — высок и строен, у него хорошее пальто, кашемировый шарф, глаза цвета горячего шоколада, очень темные волосы и занятный изгиб губ. Он, наверное, хорошо улыбается, да видно отвык. Тень смотрит на него печально. Мы… позже поговорим.
Сук Хён оглядывается, безразлично и холодно. Да, мой дом скромен и просто, это только Приют, так и на почтовом ящике написано. Комната поделена бамбуковой шторой на кухоньку и гостиную, а в приоткрытую дверь видна моя спальня. На лестнице на второй этаж лежат книги, и надо бы убрать их.
- Хотите чаю? - я разливаю чай, отменный, с травами, и достаю вазочку желейных конфет. - Квартира на втором этаже. Три комнаты, ванная и балкон. Есть выход на крышу, но в ноябре я запираю его, не то снегу навалит. Вы также можете пользоваться кухней когда захотите.
Сук Хён оглядывается, прикусывая нижнюю губу. Ему что-то не нравится, и к чаю он не притронулся. Тень его беспокойна. Запоздало я думаю, а он понимает по-нашему?
- Я… я хочу поработать в тишине, - говорит он наконец. Легкий акцент, а голос очень приятный.
- Здесь почти никто не бывает, а я неназойлива, - в подтверждение своих слов я села на стул и принялась за чай. Пускай сам принимает решение.
- Что наверху?
Я показала ему квартиру: спальня с широкой железной кроватью с шишечками, такая же была у моих родителей; ванная; две комнаты, которым мои постояльцы находили различное применение. Сук Хён подошел к окну и сдвинул штору. Обрыв было не видно в темноте, зато горы поражали воображение даже ночью. Луна висела в ложбине между двумя вершинами, молочно-белая. Мак, проживший у меня больше полугода летом, а затем осенью и в начале зимы, оставил две картины с этим странным видом.
- Мне подходит, - сказал вдруг Сук Хён.
Мы еще какое-то время обсуждали бытовые детали, но видно было, что моего гостя разговор тяготит. Вот ваше белье, если вышибет пробки, в тумбочке есть свечи, приготовить ли завтрак? Нет? Доброй ночи, господин Сук Хён.
Я спустилась вниз, и Марвин за мной.
- Прекрасно выглядишь.
- Свари мне кофе, Марвин.
Я села на стул, наблюдая за его действиями. А Марвин наблюдал за мной. Его собственные тени остались снаружи, прижались носами к стеклу, и жадно ловили каждое движение. Подобных, злых и алчных, я в дом не пускаю, они несут зло, а еще — нервируют Эни.
Марвин ставит передо мной чашку чашку кофе — аромат сказочный! - садится и пересказывает неинтересные мне новости. А иногда вдруг задает вопрос, с подвохом, проверяя, я ли это. За десять лет так и не убедился в моих словах. Тени так распластались по стеклу, что сплелись в одно синюшное полотно. Однажды они доберутся до Марвина.
Девиз компании Морено Инк - «Никакого недостатка в рабочей силе больше нет!», и Марвин уже пятнадцать лет на посту штатного корпоративного юриста. Я помню женщину, которая рыдала, хватала Астера Морено за полы пиджака и молила. Стараниями Марвина она выплатила громадный штраф.
А еще, я думаю, Марвин — некрофил, хотя о таком, конечно, не говорят вслух.
Мы пили кофе, часы тикали, а постоялец ходил по комнатам второго этажа.
Сказать Марвину о тенях? Ведь однажды они его за собой утянут. Впрочем, мне Марвина не жалко. Это в полной мере его тени.
Кофепитие затянулось, но в конце концов Марвин уехал, не прощаясь с моим новым постояльцем. Они — случайные знакомые. Значил ли это, то гарсинец работает в Морено Инк?
Его тень не зла, но печальна.
- Как тебя зовут? - спросила я.
Тень тихо вздохнула и, ничего не сказав, ушла наверх. Она не заговорит, пока сама того не пожелает, значит, буду ждать. Или попрошу Эни о помощи.
- Ну, что думаешь? - Эни зависла над кофейником, жадно вдыхая аромат.
Я плеснула немного кофе на пол и пожала плечами.
- Случайные люди тут не появляются.
Я снова пожала плечами. Не появляются. Но и не случайных я не допрашиваю. Этот Юноша расскажет все, когда сочтет нужным, или заговорит его тень. В свое время.
Я вышла из дома и посыпала дорожку соли вдоль всех дверей и окон, чтобы теням, сопровождающим Марвина, не пришло в голову вернуться.
На рассвете я вышла за продуктами, а то, новый постоялец, а дома — шаром покати, одно тесто для пончиков в морозилке.
«Первые опыты по подъему мёртвых на Эпуре начались в XIV веке, пока еще робкие и не вполне удачные. Тогда уровень медицины не позволял сохранить тело должным образом. Чтобы поддерживаться в должном, рабочем состоянии, первые механоиди нуждались в крови и мясе, и, зачастую, убежав, становились причиной массовых смертей, порождая досужие росказни о вампирах. Тела их гнили, переносили болезни, и порой один такой механоид заражал чумой целый город. Так они получили второе свое название - «носферату» (элл. «Несущий чуму») и обросли новыми легендами.
Только в 1714 году химик из Королевской Академии Наук Лагланда Джон Престон Ши разработал раствор, ко...»
Скрежет по крыше. Сук Хён отложил автоматическое перо и посмотрел на потолок. И тот час же одернул и отругал себя. Это птица. Или ветер. Или что-то еще из тысячи логичных, рациональных, материалистических причин. В глуши, куда он приехал, может быть много необычных для слуха горожанина звуков, особенно по ночам, когда так тихо.
С недавних пор ночи нервировали Сук Хёна, да и днем иногда казалось, что за спиной кто-то стоит. Глупое ощущение, но оно заставляет поеживаться и непрестанно оглядываться, как будто там действительно есть кто-то. Сук Хён плохо спал в последние дни… недели… девять месяцев с того дня, как… Он помассировал виски, встал и прошелся по комнате.
Квартира была невелика. Сперва Марвин Блейк, хлыщ с замашками упыря из киноужастиков, предложил коттедж на озере Рил, большой, со всеми удобствами. Место отдыха гостей морено Инк. Куда наверняка буду постоянно наезжать из праздного и не очень любопытства гости. Нет? Господин Сук Хён хочет в глушь? Что ж, есть «Приют над Пропастью».
Символичное название.
В спальне почти все пространство занимала металлическая кровать, и между ней и комодом едва можно было протиснуться. Во второй комнате стоял стол, красло и пара сиротливо-пустых книжных шкафов. В третьей было и вовсе пусто, и там Сук Хён оставил вещи. Он подошел к окну — комнату-со-столом он назначил кабинетом — и вгляделся в темноту.
Хозяйка «Приюта» показалась ему странной. По местным меркам — красивая, рыжая, вся в веснушках, но очень бледная и с тяжелым, недоверчивым взглядом. В Ёндо хозяйка пансиона была бы услужлива, часто кланялась и так вела себя, словно на дворе феодальные времена. Да и здесь Сук Хёну встречались хозяйки гостиниц, услужливые до назойливости. Карон (имя это, фамилия, или прозвище?) было, кажется, безразлично. Пришел, поселился — и ладно. У нее не было механоида, и сейчас это казалось благом.
Сук Хён вернулся за стол и попытался работать, но мысль ускользнула. Последние дни были перенасыщены — событиями, людьми, переездами. Перелет из Ёндо в Лагланд занял девять часов, потом разговор с Астером Морено. Жадные руки Морено Инк тянутся через океан, схлестываются с Ён-Ори-Сэн, и два монополиста делают вид, что сотрудничают. Вежливые убийцы.
Мэ Ри в лимонно-желтом традиционном наряде заваривает чай с лепестками абрикоса. У нее руки слоновой кости белее. Сук Нан зорко следит за каждым жестом. Невестка не идеальна. Ее отец нужен Семье, но этот брак — слишком большая цена. Сук Хён всегда пытается за Мэ Ри вступиться, но бабушка отсылает прочь. Она лучше знает, как воспитывать невестку дома ГоСук. Отец Мэ Ри, господин Мэ Хон госпожу Сук Нан боится до дрожи, до икоты. И Сук Хён ее боится. Все в доме выросли в зловещей тени этой женщины.
Когда из-под земли показывается первый Воин, Сук Хён пишет бабушке, не жене. И от бабушки он получает письма, а от Мэ Ри — обязательные посылки с теплой одеждой, писчей бумагой (с ней в Нантонге беда) и чаем с персиком, его любимым. Курган срывается, все больше Воинов и Слуш извлекается на свей, и они совершенны, а потом, на самом дне…
Яркие зеленые глаза.
Сук Хён просыпается от холода. Наручные часы показывают восемь, но они почти всегда спешат.
Все тело затекло от сна в неудобной позе, Сук Хён встал и потянулся до хруста в костях, проделал несколько упражнений. Ему двадцать шесть, стыдно ныть, как старому деду. Подумаешь, неделя переездов и бессмысленных разговоров.
Подумаешь, девять месяцев без сна.
Раздраженно фыркнув, Сук Хён распахнул шторы, а затем и обе створки. В горах висел туман, и сквозь него проступили очертания поросших лесом склонов. Где-то в отдалении шумел водопад. Незнакомо тенькали птицы. Сук Хён высунулся по пояс, но внизу был туман, и земли не разглядеть.
Вздрогнул. Выпрямился. У него в который раз появилось иррациональное желание прыгнуть, а вместе с тем страх, что его вытолкнут. Кто? Что за глупости. Бабушка Сук Нан любит повторять, что на голодный желудок и бес примерещится, и это редкий случай, когда Сук Хён с ней согласен.
Он решил воспользоваться вчерашним предложением и сварить рис. Его запасов хватит на пару дней, а потом можно будет отправиться за покупками или же положиться на госпожу Карон.
Мысль о том, чтобы есть что-то, приготовленная этой женщиной, отчего-то показалась ему омерзительной.
Сук Хён спустился на первый этаж, стараясь не потревожить оставленные на ступеньках книги. Впрочем, он мог и не таиться: дом был пуст. В приоткрытую дверь видна была, как и вчера, часть хозяйской спальни, широкая кровать, педантично — ни складочки — застеленная лоскутным покрывало. В гостиной — пусто, на кухне — никого. Сук Хён пожал плечами.
Он взял кастрюльку, наполнил водой из крана — чуть отдает ржавым железом — и поставил вариться рис. Еще есть сушеные водоросли и немного соленой рыбы.
Хлопоча у плиты Сук Хён всегда себя чувствовал бунтарем. Бабушка, облаченная в белый вдовий ёнбон, с вплетенной в косу сухой травой, сидела в его воображении на троне и выговаривала, что можно наследнику семейной чести и рода ГоСук.
Сражаться врукопашную и холодным оружием;
Читать — назубок — Предвечные Законы;
Почитать предков;
Трудиться на благо рода;
Произвести потомство;
Умереть благородно, а не как его отец…
Приготовление пищи в этот список не входило. Как и в программу Академии ЁнМэй (фехтование, верховая езда, каллиграфия, музыка, стихосложение, астрономия, алгебра, четыре языка, лагландские бальные танцы, этикет, алхимия и химия, физика, управление автомобилем, рукопашный бой, бадук, шахматы, фортепиано, снова этикет и снова фортепиано). Когда у Мэ Ри подгорал рис, он варил для нее новый.
- Доброе утро, господин Сук Хён.
Хозяйка Приюта появилась внезапно и принесла с собой запах молока и прелых листьев, и две плотно набитые хозяйственные сумки. Она разгружала их сосредоточенно, а Сук Хён не знал, как следует поступить. Предложить ей завтрак, или…
в голове то и дело всплывали слова бабушки, живущей замшелым кодексом двухвековой давности.
Не разделяй трапезу с чужаком.
Не прикасайся к баддо.
Не ходи к квирен*, когда жена в тягости...
Нет, это уже совсем мне то, даже не кодекс — глупое суеверие. Это все от бессонницы и усталости он позволяет старой ведьме пробраться к нему в голову.
- Хотите рис? - спросил Сук Хён. - Традиционный ёнский завтра, рис с пали*.
На губах женщины расцвела улыбка, мгновенно оживившая лицо.
