Басё
«Растет цена на свёклу», «Банда байкеров терроризирует Нанто», «В зоопарке города Огучи родилась двухголовая макака». Закончив читать заголовки, Рин подняла голову от газеты. Кицусамномару с задумчивым видом складывал из бумаги журавлика, еще три стояли перед ним на столе между чашкой с хризантемовым чаем и тарелочкой фасолевых пирожков. Оборотень определенно не цветочной росой питался. Откуда появились пирожки, Рин предпочитала не знать.
- Ты все еще здесь? – мрачно поинтересовалась она. Со встречи с Бабочкой прошло уже дней шесть, но к миру духов она по-прежнему относилась с недоверием и опаской. – Где твои приятели?
- На Козьей горе. Варят сакэ к празднику проводов лета, - рассеяно ответил лис, занятый каким-то особенно головоломным складыванием крыла.
- До него же почти месяц!
- Вот именно столько сакэ и будет настаиваться. Это же не весенняя бражка.
Рин фыркнула. Хотя, чего уж скрывать досаду, Бокка, Кокка и Рокка нравились ей, несмотря на все причиненные ими хлопоты. Веселая троица Заоблачных Выпивох, горланящая песни и уплетающая вафли так, словно это были яства Небожителей, создавали иллюзию нужности, причастности к чему-то чудесному. Не то, что вечно всем недовольный оборотень.
- Я в город, - Рин сложила газету. – Надо кое-что купить к дедушкиному дню рождения. Могу я надеяться, что, вернувшись, застану закусочную в прежнем виде?
Лис пожал плечами. Рин оставалось только махнуть на него рукой, потому что большего все равно было не добиться. Они мало разговаривали, а все беседы сводились к ссорам и поучениям. Словно бы Рин должна была все знать о мире духов, и словно это она была лису чем-то обязана.
Прихватив с собой зонтик – помня о скорой осени, солнце пекло вовсю – Рин отправилась в город, внутренне содрогаясь. После того, как Бабочка настроила против себя целую прорву народа, Рин старалась не показываться в некоторых магазинах. И так репутация ее оставляла желать лучшего. Она вообще не появлялась бы среди людей, превратилась в горную отшельницу, окруженную ёкаями всех мастей, если бы не день рождения дедушки. Его хотелось порадовать, купить все то, что он любил при жизни.
Кто-то в праздники жег на могилах деньги, кто-то приносил молитвенные дощечки, но в семье Рин было заведено: только самые любимые вещи следует нести усопшим. Не нужно приходить на всякий праздник, не нужно надоедать мертвым, но уж в день рождения-то можно постараться и отыскать то, что родные любили при жизни. Дедушка, к примеру, был охоч до вишневого вина «Чешу»*, которым, случалось «смачивал уста», впрочем, Рин никогда не доводилось видеть его пьяным. Не меньше он любил и табак из Кокубена*, и вот в клубах дыма его не всегда удавалось сыскать. Прибавить сюда красные ягоды с островов Чиненчи, и получалось, что дедушка отдает равную дань всему Ё*.
Вино стоило недешево, но Рин отложила на него деньги в день похорон, а ко всему еще взяла немного на подарки с кузенов. Табак продавался в единственной лавочке в тени огромных многоквартирных домов, а из-за ягод, пожалуй, предстояло побегать. Рин отчаянно не хотелось лишний раз показываться на глаза местным. Купив бутылочку «Чешу» в ближайшем магазине, Рин узкими боковыми улицами направилась вниз, оглядываясь поминутно по сторонам. Редкие прохожие отворачивались, и всюду ей мерещилось шушуканье. Как же, та самая Нацуко Ринсингё, которая… Возможно, тут было повинно только ее воображение. Но так или иначе, на путь к табачной лавочке Рин потратила на двадцать минут больше, чем следовало. Небо тем временем затянули тучи, первые капли теплого дождя ударили по зонту, и зонтик ей здорово пригодился. К тому моменту, когда она шагнула за штору с изображением трубки в ромбе, с него уже текло обильными струями.
- А-а, Риччан, Риччан! – старик Тоусуно вышел из-за прилавка, отряхивая колени от табака. Его потемневшие пальцы постоянно перебирали воздух. Тоусуно был из тех немногих, кто несмотря ни на что относился к Рин по-доброму, и помнил ее еще ребенком. И был также из тех, кому она позволяла звать себя этим глупым детским именем. – За табачком?
- Дедушка Тоусуно, - Рин с радостью позволила заключить себя в объятья.
От старика пахло табаком, но это был не тот гадкий перегар, которым несло изо рта каждого курильщика, и который Рин ненавидела. Нет, это был легкий аромат дорогого сухого табака, который дедушка Тоусуно перебирал и упаковывал в небольшие бумажные конверты. Запах, знакомый Рин с детства.
- Пришла за гостинцем для деда? – сощурился старик. – Садись-ка. У меня есть горячий чай с вишневыми лепестками, только вчера невестка из Тхэкона* прислала. Дождь такой, что ты здесь надолго застрянешь.
Рин забралась на табурет и позволила Тоусуно принести ей подносик с чайником и чашками. Помогать старику значило – оскорбить его. У Тоусуно было очень старомодное представление о гостеприимстве: гостю следовало сидеть и дожидаться, пока все будет ему поднесено. В детстве Рин, воспитанная в частной школе, где этикет прививали с младых ногтей, чувствовала себя неловко, но со временем привыкла. Она не спешила уже вскакивать с места, стоило старику появиться в комнате, не кидалась разливать чай, однако для верности сложила руки на коленях.
Наполнив две чашечки, Тоусуно уселся напротив.
- Ну и погодка, верно? Но Кабэ любил такую, что и говорить. Чтобы сперва солнце, потом дождь, а назавтра снова солнце жарит вовсю.
Что верно, то верно: дедушка всегда почитал переменчивость погоды проявлением божественного чувства юмора. И как и все проявление божественного, высоко ценил. Наверное, это был хороший знак, что именно в его день рождения солнце и дождь воевали за небо. Что-то в этом было сказочное. Впрочем, слишком близко в последнее время знакомая с миром духов, Рин старалась избегать всего сказочного и божественного. Ей наследничка лис Нанто за глаза хватало. Она пила драгоценный ароматный чай маленькими глоточками и наслаждалась сумраком и сухими ароматами табачной лавки, а также искренним дружелюбием старика Тоусуно.
- Не откажешь мне в одной просьбе, Риччан?
Голос старика звучал так обеспокоено, что тревога передалась и Рин. Поставив чашку на прилавок, она внимательно посмотрела на лавочника.
- Что-то случилось, дедушка Тоусуно?
Старик сокрушенно покачал головой:
- До меня тут дошли неприятные новости, что какие-то хулиганы ошивались вокруг старого кургана под горой. Боюсь, как бы они не натворили чего. Ноги у меня, сама понимаешь, не те, так что не могла бы ты сходить и проверить, что там да как? Если эти поганцы хоть одну фигуру с места сдвинули, так я позвоню в Отиё, в Охрану памятников. Пускай приезжают и охраняют.
Старый курган, называемый также «Могилой Героя» располагался неподалеку от закусочной Рин на склоне горы в том месте, где она особенно густо поросла соснами. Могиле была уже, наверное, тысяча лет, и давно позабылось, кто в ней похоронен, однако же глиняные стражники, челядь и наложницы, выстроившиеся кольцом вокруг кургана, оставались нетронутыми. Жители Нанто до сих пор гордились этой достопримечательностью, и в детстве Рин несколько раз попадала туда с экскурсией. Все, что ей помнилось, это ощущение величия, буквально разлитое в воздухе. Кто бы не был погребен под насыпью, это был, наверное, достойный человек.
- Конечно, проверю, - согласилась Рин, ей и самой мысль об осквернении могилы казалась неприятной. Впрочем, раскопай кто на Старом кладбище могилу некоей Бабочки, она бы той даже не посочувствовала.
---------------
* «Чешу» или «Чи-ен-шу» - вишневое вино из провинции Дсиань в соседнем Тьюбене (самоназв. «Син»); очень терпкое, темно-вишневого цвета, чрезвычайно крепкое. В Тьюбене существует поговорка «Смочил уста чиеншу», означающая – напился вдрызг
* Кокубен – второе по величине государство на континенте, самоназвание «Чон», из-за родственного языка иногда называется «Кейбен» - «братской страной»
* Ё – общее название всего региона, на языке Куни и Чон это слово одинаково значит «Мир», на языке Син используется тот же иероглиф, просто слово звучит немного по-другому. Помимо двух больших континентальных государств и одного архипелага, в Ё входит множество мелких, как континентальных, так и островных государств. Государственное устройство всех их – абсолютная монархия, власть правителя напрямую связывается с божественной, и они традиционно противопоставляют себя демократиям и конституционным монархиям Ощю и Бейбен (грубо говоря – Европе и Америке). Регион достаточно мирный, главным образом из-за оживленной торговли, а также потому, что последняя война 150-летней давности показала, что Куни, несмотря на свои небольшие размеры, прекрасно может дать отпор
* Тхэкон – южная провинция Чон, известная своим первосортным белым чаем
* * *
Кицусаномаро не знал, что беспокоит его больше: появление на когда-то священной горе капканов, или то, что за последние несколько дней, обшарив весь склон, он так ни одного и не встретил. Словно затишье. Будь это простой капкан, молодой лис не тревожился бы. В ловушку, поставленную браконьерами, он мог угодить только по неосторожности. Однако, капкан был клеймен, кто-то поставил на него печать, связывающую духов, и даже позолотил ее.
Взобравшись на склон, Кицусаномаро опустился на траву между корней Лисьего Патриарха, старейшего из деревьев Нанто, и прижался затылком к стволу. Дерево бормотало что-то в глубокой вековой дреме, но Кицусаномаро никогда не хватало смирения и терпения, чтобы прислушаться. Вот и сейчас, когда требовалось задавать правильные вопросы, лис ничего не мог поделать. Древнее дерево ворчало во сне, а ему чудился скрип ветвей и шелест игл. Густо пахло сосновой смолой.
Кицусаномаро просидел там довольно долго, прислушиваясь, принюхиваясь, приглядываясь с примерно равным результатом. Потом поднялся. Как бы там не было, связываться с матерью ему не было позволено, да и гордость его была задета. Кто бы не раскладывал заговоренные капканы на склонах Белого Старца, молодой лис должен выяснить это сам. Так он докажет почтенной госпоже Нанто, что достоин быть наследником. Это, к тому же, куда почетнее, чем выслуживаться перед смертной.
В конце концов сидеть и прислушиваться к шороху, едва различимому голосу древней сосны молодому лису надоело; поднявшись, он отряхнул одежду и решил прогуляться в город. Едва ли жители Нанто могли знать что-то об охотниках на духов, разложивших на горе заговоренные капканы, но Кицусаномаро был уверен, что непременно почует чужую силу.
Спустившись с горы у самого ее подножия, там где склон казался уже совсем пологим и начинался город, лис столкнулся со смертной. От нее пахло погребальными подношениями и вином, на юбке осталось несколько темно-красных пятен. На коленях – кладбищенская земля, сухая и безжизненная. Заприметив Кицусаномаро, девушка хмыкнула и постаралась пройти мимо, делая вид, что они незнакомы. Вместо того, чтобы пойти домой, или подняться к Лисьему Патриарху, где она любила рисовать, Рин свернула куда-то налево.
Кицусаномаро не слишком хотелось за ней следовать, однако он узнал направление. В той стороне находился древний курган, возведенный над могилой безвестного воителя. Даже госпожа Нанто не помнила уже, кто же там погребен, однако всегда просила своих подданных держаться подальше. Что-то дурное было связано с этой могилой, о чем лиса Нанто не любила распространяться. Кицусаномаро же был слишком беспечен, чтобы слушать. Однако, он не мог упустить свой шанс спасти девчонку от какой-либо опасности, выплатить ей долг жизни и вернуться наконец в свой жемчужный терем. С этой мыслью молодой лис поспешил в сторону кургана.
Ему пришлось пробираться сквозь густые заросли. Люди давно позабыли и чудесную могилу, в былые времена служившую местом паломничества, и маленькие святилища по обе стороны от заросшей тропинки. Всеобщее запустение нагоняло на Кицусаномаро тоску. В прежние времена он и его семья, почтенные лисы Нанто, пользовались влиянием и уважением во всей провинции. Даже в храме Тысячи Богов в Столице им был поставлен алтарь. И что же осталось теперь? Жалкие крохи. Люди, подобные Рин, даже не верили в них. Люди вытаптывали когда-то священные рощи, ломали ветки, подминали колесами своих мотоциклов ароматные травы и редкие цветы.
Пара таких байкеров – развязных парней лет восемнадцати с крашенными в желтый цвет волосами – как раз пронеслась по цзкой просеке вверх по склону. Следом еще четверо, ревя разъяренными бесами. Кицусаномаро едва успел отпрыгнуть в сторону, но его чудесные светлые одежды оказались испачканы в грязи.
Ругнувшись вполголоса, молодой лис принялся очищать драгоценную парчу от комьев земли. Эти мерзкие создания, бестолковые шумные смертные, сеяли вокруг хаос и разрушение сильнее, чем бесы и представляли немалую опасность даже для себе подобных.
Кицусаномаро выпрямился, разглядывая свои перемазанные грязью руки. Это был в самом дере шанс вернуть долг смертной и вернуться домой, в место, уготованное ему по праву рождения.
Подобно всем лисам Нанто, в родной провинции Кицусаномаро мог двигаться легко и бесшумно, смешиваясь с ветром, стелясь туманом среди вековых сосен, составляющих священный лес вокруг кургана. Он и сам по себе был полно величественных теней, этот древний, сумрачный, даже зловещий лес. Он окружал курган, становясь непролазной стеной. Стволы старых сосен были покрыты седыми бородами мха. Увы, все чаще попадались зияющие раны на теле почтенных деревьев и потеки смолы, похожие на гнойники. Банды, облюбовавшие себе это место, вырезали имена и различные скабрезности на коре, а если удавалось – на камнях, отмечающих места святилищ. Могила Героя была осквернена, и хранители Нанто упустили этот важный момент.
Своим штабом юные мерзавцы выбрали сам курган, небольшой пологий холм в форме пузатого колокола-понгу. По краям его были поставлены охранниками панива – вылепленная из глины свита покойного: стражники, сокольничие, заклинатели, придворные дамы. Людям они давно уже казались условными фигурами, призванными заменить приносимых прежде в жертву слуг и придворных. Они и были таковы: условные фигуры, куски обожженной глины. Но были они и чем-то большим. Они были полны магии и, что важнее – воспоминаний. Разбитые, испорченные, покрытые сигаретными ожогами и криво написанными ругательствами, они кричали от боли и унижения. Этого Кицусаномаро стерпеть не мог. Подобное злодеяние на земле, принадлежащей почтенным лисам Нанто, следовало пресечь любой ценой.
Кицусаномаро ринулся вперед, готовый обнажить меч, но его опрокинули обратно в кусты. Извернувшись, молодой лис приставил клинок к горлу Рин.
- Я мог убить тебя!
Едва ли это то, что ожидала от него матушка, почтенная госпожа Нанто.
- Я не могу вот так запросто позволить тебе убивать детей! – прошипела Рин.
- Дети?! - в тон ей ответил лис. – Дети эти в шаге от превращения в бесов: жестокие и непочтительные!
- Тише ты! – ладонь, воняющая человеком, зажала ему рот. – С ними будем бороться по-моему.
* * *
Упрямый и надоедливый оборотень, похоже, преследовал Рин. Куда бы она не пошла, лис выскакивал, словно клоун из коробки с сюрпризом. К тому же, он пытался, как и все духи, сеять хаос и разрушение, а этого Рин не могла позволить.
«Растет цена на свёклу», «Банда байкеров терроризирует Нанто», «В зоопарке города Огучи родилась двухголовая макака». Закончив читать заголовки, Рин подняла голову от газеты. Кицусамномару с задумчивым видом складывал из бумаги журавлика, еще три стояли перед ним на столе между чашкой с хризантемовым чаем и тарелочкой фасолевых пирожков. Оборотень определенно не цветочной росой питался. Откуда появились пирожки, Рин предпочитала не знать.
- Ты все еще здесь? – мрачно поинтересовалась она. Со встречи с Бабочкой прошло уже дней шесть, но к миру духов она по-прежнему относилась с недоверием и опаской. – Где твои приятели?
- На Козьей горе. Варят сакэ к празднику проводов лета, - рассеяно ответил лис, занятый каким-то особенно головоломным складыванием крыла.
- До него же почти месяц!
- Вот именно столько сакэ и будет настаиваться. Это же не весенняя бражка.
Рин фыркнула. Хотя, чего уж скрывать досаду, Бокка, Кокка и Рокка нравились ей, несмотря на все причиненные ими хлопоты. Веселая троица Заоблачных Выпивох, горланящая песни и уплетающая вафли так, словно это были яства Небожителей, создавали иллюзию нужности, причастности к чему-то чудесному. Не то, что вечно всем недовольный оборотень.
- Я в город, - Рин сложила газету. – Надо кое-что купить к дедушкиному дню рождения. Могу я надеяться, что, вернувшись, застану закусочную в прежнем виде?
Лис пожал плечами. Рин оставалось только махнуть на него рукой, потому что большего все равно было не добиться. Они мало разговаривали, а все беседы сводились к ссорам и поучениям. Словно бы Рин должна была все знать о мире духов, и словно это она была лису чем-то обязана.
Прихватив с собой зонтик – помня о скорой осени, солнце пекло вовсю – Рин отправилась в город, внутренне содрогаясь. После того, как Бабочка настроила против себя целую прорву народа, Рин старалась не показываться в некоторых магазинах. И так репутация ее оставляла желать лучшего. Она вообще не появлялась бы среди людей, превратилась в горную отшельницу, окруженную ёкаями всех мастей, если бы не день рождения дедушки. Его хотелось порадовать, купить все то, что он любил при жизни.
Кто-то в праздники жег на могилах деньги, кто-то приносил молитвенные дощечки, но в семье Рин было заведено: только самые любимые вещи следует нести усопшим. Не нужно приходить на всякий праздник, не нужно надоедать мертвым, но уж в день рождения-то можно постараться и отыскать то, что родные любили при жизни. Дедушка, к примеру, был охоч до вишневого вина «Чешу»*, которым, случалось «смачивал уста», впрочем, Рин никогда не доводилось видеть его пьяным. Не меньше он любил и табак из Кокубена*, и вот в клубах дыма его не всегда удавалось сыскать. Прибавить сюда красные ягоды с островов Чиненчи, и получалось, что дедушка отдает равную дань всему Ё*.
Вино стоило недешево, но Рин отложила на него деньги в день похорон, а ко всему еще взяла немного на подарки с кузенов. Табак продавался в единственной лавочке в тени огромных многоквартирных домов, а из-за ягод, пожалуй, предстояло побегать. Рин отчаянно не хотелось лишний раз показываться на глаза местным. Купив бутылочку «Чешу» в ближайшем магазине, Рин узкими боковыми улицами направилась вниз, оглядываясь поминутно по сторонам. Редкие прохожие отворачивались, и всюду ей мерещилось шушуканье. Как же, та самая Нацуко Ринсингё, которая… Возможно, тут было повинно только ее воображение. Но так или иначе, на путь к табачной лавочке Рин потратила на двадцать минут больше, чем следовало. Небо тем временем затянули тучи, первые капли теплого дождя ударили по зонту, и зонтик ей здорово пригодился. К тому моменту, когда она шагнула за штору с изображением трубки в ромбе, с него уже текло обильными струями.
- А-а, Риччан, Риччан! – старик Тоусуно вышел из-за прилавка, отряхивая колени от табака. Его потемневшие пальцы постоянно перебирали воздух. Тоусуно был из тех немногих, кто несмотря ни на что относился к Рин по-доброму, и помнил ее еще ребенком. И был также из тех, кому она позволяла звать себя этим глупым детским именем. – За табачком?
- Дедушка Тоусуно, - Рин с радостью позволила заключить себя в объятья.
От старика пахло табаком, но это был не тот гадкий перегар, которым несло изо рта каждого курильщика, и который Рин ненавидела. Нет, это был легкий аромат дорогого сухого табака, который дедушка Тоусуно перебирал и упаковывал в небольшие бумажные конверты. Запах, знакомый Рин с детства.
- Пришла за гостинцем для деда? – сощурился старик. – Садись-ка. У меня есть горячий чай с вишневыми лепестками, только вчера невестка из Тхэкона* прислала. Дождь такой, что ты здесь надолго застрянешь.
Рин забралась на табурет и позволила Тоусуно принести ей подносик с чайником и чашками. Помогать старику значило – оскорбить его. У Тоусуно было очень старомодное представление о гостеприимстве: гостю следовало сидеть и дожидаться, пока все будет ему поднесено. В детстве Рин, воспитанная в частной школе, где этикет прививали с младых ногтей, чувствовала себя неловко, но со временем привыкла. Она не спешила уже вскакивать с места, стоило старику появиться в комнате, не кидалась разливать чай, однако для верности сложила руки на коленях.
Наполнив две чашечки, Тоусуно уселся напротив.
- Ну и погодка, верно? Но Кабэ любил такую, что и говорить. Чтобы сперва солнце, потом дождь, а назавтра снова солнце жарит вовсю.
Что верно, то верно: дедушка всегда почитал переменчивость погоды проявлением божественного чувства юмора. И как и все проявление божественного, высоко ценил. Наверное, это был хороший знак, что именно в его день рождения солнце и дождь воевали за небо. Что-то в этом было сказочное. Впрочем, слишком близко в последнее время знакомая с миром духов, Рин старалась избегать всего сказочного и божественного. Ей наследничка лис Нанто за глаза хватало. Она пила драгоценный ароматный чай маленькими глоточками и наслаждалась сумраком и сухими ароматами табачной лавки, а также искренним дружелюбием старика Тоусуно.
- Не откажешь мне в одной просьбе, Риччан?
Голос старика звучал так обеспокоено, что тревога передалась и Рин. Поставив чашку на прилавок, она внимательно посмотрела на лавочника.
- Что-то случилось, дедушка Тоусуно?
Старик сокрушенно покачал головой:
- До меня тут дошли неприятные новости, что какие-то хулиганы ошивались вокруг старого кургана под горой. Боюсь, как бы они не натворили чего. Ноги у меня, сама понимаешь, не те, так что не могла бы ты сходить и проверить, что там да как? Если эти поганцы хоть одну фигуру с места сдвинули, так я позвоню в Отиё, в Охрану памятников. Пускай приезжают и охраняют.
Старый курган, называемый также «Могилой Героя» располагался неподалеку от закусочной Рин на склоне горы в том месте, где она особенно густо поросла соснами. Могиле была уже, наверное, тысяча лет, и давно позабылось, кто в ней похоронен, однако же глиняные стражники, челядь и наложницы, выстроившиеся кольцом вокруг кургана, оставались нетронутыми. Жители Нанто до сих пор гордились этой достопримечательностью, и в детстве Рин несколько раз попадала туда с экскурсией. Все, что ей помнилось, это ощущение величия, буквально разлитое в воздухе. Кто бы не был погребен под насыпью, это был, наверное, достойный человек.
- Конечно, проверю, - согласилась Рин, ей и самой мысль об осквернении могилы казалась неприятной. Впрочем, раскопай кто на Старом кладбище могилу некоей Бабочки, она бы той даже не посочувствовала.
---------------
* «Чешу» или «Чи-ен-шу» - вишневое вино из провинции Дсиань в соседнем Тьюбене (самоназв. «Син»); очень терпкое, темно-вишневого цвета, чрезвычайно крепкое. В Тьюбене существует поговорка «Смочил уста чиеншу», означающая – напился вдрызг
* Кокубен – второе по величине государство на континенте, самоназвание «Чон», из-за родственного языка иногда называется «Кейбен» - «братской страной»
* Ё – общее название всего региона, на языке Куни и Чон это слово одинаково значит «Мир», на языке Син используется тот же иероглиф, просто слово звучит немного по-другому. Помимо двух больших континентальных государств и одного архипелага, в Ё входит множество мелких, как континентальных, так и островных государств. Государственное устройство всех их – абсолютная монархия, власть правителя напрямую связывается с божественной, и они традиционно противопоставляют себя демократиям и конституционным монархиям Ощю и Бейбен (грубо говоря – Европе и Америке). Регион достаточно мирный, главным образом из-за оживленной торговли, а также потому, что последняя война 150-летней давности показала, что Куни, несмотря на свои небольшие размеры, прекрасно может дать отпор
* Тхэкон – южная провинция Чон, известная своим первосортным белым чаем
* * *
Кицусаномаро не знал, что беспокоит его больше: появление на когда-то священной горе капканов, или то, что за последние несколько дней, обшарив весь склон, он так ни одного и не встретил. Словно затишье. Будь это простой капкан, молодой лис не тревожился бы. В ловушку, поставленную браконьерами, он мог угодить только по неосторожности. Однако, капкан был клеймен, кто-то поставил на него печать, связывающую духов, и даже позолотил ее.
Взобравшись на склон, Кицусаномаро опустился на траву между корней Лисьего Патриарха, старейшего из деревьев Нанто, и прижался затылком к стволу. Дерево бормотало что-то в глубокой вековой дреме, но Кицусаномаро никогда не хватало смирения и терпения, чтобы прислушаться. Вот и сейчас, когда требовалось задавать правильные вопросы, лис ничего не мог поделать. Древнее дерево ворчало во сне, а ему чудился скрип ветвей и шелест игл. Густо пахло сосновой смолой.
Кицусаномаро просидел там довольно долго, прислушиваясь, принюхиваясь, приглядываясь с примерно равным результатом. Потом поднялся. Как бы там не было, связываться с матерью ему не было позволено, да и гордость его была задета. Кто бы не раскладывал заговоренные капканы на склонах Белого Старца, молодой лис должен выяснить это сам. Так он докажет почтенной госпоже Нанто, что достоин быть наследником. Это, к тому же, куда почетнее, чем выслуживаться перед смертной.
В конце концов сидеть и прислушиваться к шороху, едва различимому голосу древней сосны молодому лису надоело; поднявшись, он отряхнул одежду и решил прогуляться в город. Едва ли жители Нанто могли знать что-то об охотниках на духов, разложивших на горе заговоренные капканы, но Кицусаномаро был уверен, что непременно почует чужую силу.
Спустившись с горы у самого ее подножия, там где склон казался уже совсем пологим и начинался город, лис столкнулся со смертной. От нее пахло погребальными подношениями и вином, на юбке осталось несколько темно-красных пятен. На коленях – кладбищенская земля, сухая и безжизненная. Заприметив Кицусаномаро, девушка хмыкнула и постаралась пройти мимо, делая вид, что они незнакомы. Вместо того, чтобы пойти домой, или подняться к Лисьему Патриарху, где она любила рисовать, Рин свернула куда-то налево.
Кицусаномаро не слишком хотелось за ней следовать, однако он узнал направление. В той стороне находился древний курган, возведенный над могилой безвестного воителя. Даже госпожа Нанто не помнила уже, кто же там погребен, однако всегда просила своих подданных держаться подальше. Что-то дурное было связано с этой могилой, о чем лиса Нанто не любила распространяться. Кицусаномаро же был слишком беспечен, чтобы слушать. Однако, он не мог упустить свой шанс спасти девчонку от какой-либо опасности, выплатить ей долг жизни и вернуться наконец в свой жемчужный терем. С этой мыслью молодой лис поспешил в сторону кургана.
Ему пришлось пробираться сквозь густые заросли. Люди давно позабыли и чудесную могилу, в былые времена служившую местом паломничества, и маленькие святилища по обе стороны от заросшей тропинки. Всеобщее запустение нагоняло на Кицусаномаро тоску. В прежние времена он и его семья, почтенные лисы Нанто, пользовались влиянием и уважением во всей провинции. Даже в храме Тысячи Богов в Столице им был поставлен алтарь. И что же осталось теперь? Жалкие крохи. Люди, подобные Рин, даже не верили в них. Люди вытаптывали когда-то священные рощи, ломали ветки, подминали колесами своих мотоциклов ароматные травы и редкие цветы.
Пара таких байкеров – развязных парней лет восемнадцати с крашенными в желтый цвет волосами – как раз пронеслась по цзкой просеке вверх по склону. Следом еще четверо, ревя разъяренными бесами. Кицусаномаро едва успел отпрыгнуть в сторону, но его чудесные светлые одежды оказались испачканы в грязи.
Ругнувшись вполголоса, молодой лис принялся очищать драгоценную парчу от комьев земли. Эти мерзкие создания, бестолковые шумные смертные, сеяли вокруг хаос и разрушение сильнее, чем бесы и представляли немалую опасность даже для себе подобных.
Кицусаномаро выпрямился, разглядывая свои перемазанные грязью руки. Это был в самом дере шанс вернуть долг смертной и вернуться домой, в место, уготованное ему по праву рождения.
Подобно всем лисам Нанто, в родной провинции Кицусаномаро мог двигаться легко и бесшумно, смешиваясь с ветром, стелясь туманом среди вековых сосен, составляющих священный лес вокруг кургана. Он и сам по себе был полно величественных теней, этот древний, сумрачный, даже зловещий лес. Он окружал курган, становясь непролазной стеной. Стволы старых сосен были покрыты седыми бородами мха. Увы, все чаще попадались зияющие раны на теле почтенных деревьев и потеки смолы, похожие на гнойники. Банды, облюбовавшие себе это место, вырезали имена и различные скабрезности на коре, а если удавалось – на камнях, отмечающих места святилищ. Могила Героя была осквернена, и хранители Нанто упустили этот важный момент.
Своим штабом юные мерзавцы выбрали сам курган, небольшой пологий холм в форме пузатого колокола-понгу. По краям его были поставлены охранниками панива – вылепленная из глины свита покойного: стражники, сокольничие, заклинатели, придворные дамы. Людям они давно уже казались условными фигурами, призванными заменить приносимых прежде в жертву слуг и придворных. Они и были таковы: условные фигуры, куски обожженной глины. Но были они и чем-то большим. Они были полны магии и, что важнее – воспоминаний. Разбитые, испорченные, покрытые сигаретными ожогами и криво написанными ругательствами, они кричали от боли и унижения. Этого Кицусаномаро стерпеть не мог. Подобное злодеяние на земле, принадлежащей почтенным лисам Нанто, следовало пресечь любой ценой.
Кицусаномаро ринулся вперед, готовый обнажить меч, но его опрокинули обратно в кусты. Извернувшись, молодой лис приставил клинок к горлу Рин.
- Я мог убить тебя!
Едва ли это то, что ожидала от него матушка, почтенная госпожа Нанто.
- Я не могу вот так запросто позволить тебе убивать детей! – прошипела Рин.
- Дети?! - в тон ей ответил лис. – Дети эти в шаге от превращения в бесов: жестокие и непочтительные!
- Тише ты! – ладонь, воняющая человеком, зажала ему рот. – С ними будем бороться по-моему.
* * *
Упрямый и надоедливый оборотень, похоже, преследовал Рин. Куда бы она не пошла, лис выскакивал, словно клоун из коробки с сюрпризом. К тому же, он пытался, как и все духи, сеять хаос и разрушение, а этого Рин не могла позволить.
