Так что никакие твои злодеяния меня не испугают, да и плевать мне на то, кто ты. Ты ведь не изменишься, вспомнив, что у тебя есть небольшое поместье на Идарэс или табун югранских лошадей. Нет, все останется прежним, но…
— И что будет после "но"? — печально поинтересовался он. Вот ведь был же у нее похожий характером мужчина, тоже любил ее, тоже в личных отношениях не давил, а ей тогда было все равно. Она его безжалостно убила и давно забыла. С Ретаином все не так. Может, потому что она тоже полюбила? Так в этом все дело? В этом странном чувстве душевного подъема, которое может в любой момент убить?
— Прошлое может играть важную роль. Поверь, мое — неприятно. Однако узнав его, ты можешь лишь ужаснуться моему коварству и числу жертв.
— Я так же, как и ты, не отличаюсь совестливостью и склонностью к морализации.
— Да, я чувствую, — усмехнулась она, взъерошив свои волосы. Они давно спутались, а подол платья был весь перепачкан в грязи, хотя с наступлением лета на южные дороги пришла жара и дождя не было уже неделю.
— Так чего ты боишься? — не выдержал Ретаин. — Мое прошлое тоже может таить секреты, но если твое отношение в любом случае не изменится, тогда почему ты придаешь этому такое значение? Я буду любить тебя всегда.
— Так говорят все мужчины, — горько улыбнулась Эра, и это больше походило на оскал. — И никто не может точно знать, что будет любить свою женщину вечно. А ты — тем более.
— Потому что мое прошлое — тайна не только для всех, но и для меня?
— Да, Ретаин, в этом все дело. Ты ведь не знаешь, есть ли у тебя…
— …жена и любовница, дети, — закончил он за нее, а потом вздохнул. — Я уже тысячу раз говорил тебе, что чувствую — ты моя единственная. Если в остальном я понимаю, что уже переживал это — начиная с метания ножей и заканчивая допросом свидетелей, — то с тобой для меня все по-новому. Память ведь не скрыта от меня полностью, я многое смог восстановить, хоть и не помню главных деталей. Я люблю лишь тебя.
— Хорошо, — произнесла она странным деревянным голосом. — Хорошо, — повторила она и продолжила: — если ты останешься при том же мнении, когда вспомнишь действительно все.
— Так ты все же веришь в то, что прошлое может погубить любовь?
— Легко. Ты дурак и мечтатель, если отрицаешь это.
— Твоя грубость и мое умиление ею лишь еще раз подчеркивают, как ты мне дорога, — проникновенно произнес, и глаза его смотрели слишком печально, чтобы она могла не поверить ему.
— Жизнь слишком мерзкая, чтобы дарить столько счастья, — ответила она, не сводя взгляда с его лица. Не самый красивый, не самый мужественный, не самый… Он не был исключительным, но наполняло его множество достоинств, которые перекликались с ее. Смешно сказать, но оба они хорошо умели выживать. Вот бы этот навык помог их любви.
— Я не перестану тебя любить, когда все вспомню.
— Не обещай того, чего не знаешь, — прошептала она, склоняясь к его губам. — Все может измениться.
— Надеюсь, не это.
«Я тоже», — с горечью напополам с отчаянием подумала Эра, утопая в своей любви. Кто мог подумать, что в столь почтенном даже для темной эльфийки возрасте ее постигнет эта сердечная кара? И снова словно она молодая и глупая, а жизнь готовит новую подлость.
Ретаин с самого начала их с Эрой знакомства хорошо понимал ее. Словно читал ее мысли или уже давно общался с ней. Ни первое, ни второе не было возможно, однако свою осведомленность насчет чувств любимой он принял как данность. Со временем он еще лучше узнал ее, учась читать по ее хмурому или презрительному лицу истинные мысли и отношение. Эра была скрытной, ее грубость и видимая простота являлась лишь защитой, маскировкой. По-другому она бы не выжила. Она была женщиной, она была одна, потерявшая всю семью. Она не привыкла открывать душу, была жестока и равнодушна к окружающим, не умела проявлять милосердие (даже в понимании темных). При этом у нее имелось и много положительных, вернее, привлекательных черт: она была демонически обаятельна — в своей грубости и откровенности, — сильна волей и душой, умела давать отпор и побеждать. Такой женщине надо быть лидером, а не прозябать в одиноком домике у болот, однако ко всем своим достоинствам Эра имела еще одно, весьма странное — нежелание властвовать. Это пьянящее чувство, ради которого многие темные шли на страшные преступления, было несвойственно ей. Ни малейшего интереса она не проявляла к знатности, богатству, не желала этого сама и даже не думала об этом. Она была равнодушна к возможности править кем-то — хотя бы отрядом стражников. А ведь с ее способностями у нее имелись хорошие шансы завоевать себе место в жестоком обществе темных. Но она этого не желала. Почему-то именно эта черта больше всего привлекала Ретаина. Наверное, потому что он и сам не стремился ни к чему подобному. Сколько бы Эра не напирала на то, что он не помнит себя всего, он сам был уверен в том, что они подходят друг другу. Мысли, чувства — им нравились одни вещи, у них был схожий подход к жизни. Несмотря на разность их характеров, они хорошо гармонировали друг с другом. Ретаин видел, сколь многое Эра прощает ему, со скольким смиряется. Ее душа, казалось, состояла из одного лишь огня, однако она часто смирялась с теми вещами, которые многие темные не прощали вовсе. При всей своей черствости, грубости и жестокости, она умела любить. Она не распыляла это чувство на всех. Нет, она сосредотачивала все помыслы сердца и души на нескольких, самых дорогих, темных. Так она могла спокойно убить карманника, пойманного в недобрый час, но искренне горевать по потерянному варгу. Ее же любовь к Ретаину поглощала. Он и сам тонул в этих чувствах, иногда не в силах справиться с такими глупыми волнениями души (словно мальчишка), а тут сама Эра начинала сводить его с ума. И все же, если отстраниться от той страсти, что горела между ними, она была дорога ему. Как темная, не как женщина (хотя и это тоже, безусловно). Радость и печаль он готов был делить с нею, и все же ее сомнения, которые грызли ее изнутри — он видел это — отравляли их жизнь. Теперь он понимал, почему она так настаивала на том, чтобы он отправился в Меладу — потому что непонятная тоска, которая терзала его, рождала неопределенность, которая тяготила уже ее. Ей нужно было знать, что он ее и больше ничей. Смешно: разве может быть иначе? Ретаин знал, что ничто не сможет заменить любовь к Эре, даже забытые воспоминания. Но он был благодарен ей, что она рядом. Как бы сильно ее не мучили сомнения в его чувствах, она готова была следовать за ним. Если она любила его, то до конца, до последней капли души и жизни. И от этого ему становилось легче, потому что он готов был ко всему — ведь рядом она.
Мелада встретила их… проливным дождем. Они не то что знаменитые виды столицы Империи не увидели, они ворота не разглядели, такая стена воды обрушилась на землю. Кое-как удалось добраться до дешевенькой таверны и снять комнату. Ужина так поздно уже не было, пришлось Эре ругаться с хозяином, а вот согрелись они давно проверенным способом. Он запомнил ее такой: с черной блестящей от пота кожей, смеющуюся и целующую его, с кривой усмешкой и полными любви глазами. Это был самый прекрасный миг его новой жизни, потому что проснувшись утром первым и подойдя к окну, он вспомнил свою старую жизнь.
Эра терпеть не могла солнце — как и большинство темных, — и давно приучила Ретаина задергивать шторы на ночь. Даже если в этот момент они предавались любовным утехам. Немногочисленные капризы Эры Ретаин с удовольствием исполнял — его это почему-то радовало, — поэтому утром она пришла в негодование, когда солнце посмело разбудить ее. Тело наполняла сладкая истома и легкая усталость от ночных побед. В конце концов даже солнце перестало раздражать ее, ведь у нее было столько поводов для радости. Пошарив рукой сбоку от себя и обнаружив лишь пустую постель, причем давно остывшую, она осознала, что ее "радость" куда-то делась.
Открыв глаза и выругавшись, Эра принялась осматривать комнату. Ретаин, конечно, был ранней пташкой (как и она), но имел привычку проводить утро вместе с любимой. Эра, конечно, сегодня заспалась…
Поднявшись и накинув платье, она прошла по комнате, ища следы своего пропавшего любовника. Одежды его на месте не оказалось, да и других вещей — вся сумка, меч и метательные ножи пропали. На столе лежал лук, с которым последнее время ходила Эра — она не очень любила такое оружие, но Ретаин настоял, мотивировав тем, что с одним кинжалом ей не стоит ходить, небезопасно. Трогательная забота, которую он мог выразить только так…
На столе, помимо лука, лежала записка, и почерк Эра узнала сразу. Ретаин! Ушел что ли куда?
Записка гласила:
"Вспомнил все. Приду вечером. Дождись".
За последней буквой тянулся короткий росчерк, словно Ретаин настолько спешил, что даже изменил своей аккуратности. Или был сильно взволнован. Только чем?
Эра подняла полный тревоги взгляд на небо, а потом опустила: императорский замок. С верхнего этажа их таверны как раз открывался вид на огромного черного монстра, возвышающегося над Меладой.
Шесть месяцев назад
4734 год от Великого Нашествия
Мелада, Темная Империя
— Тейнол исчез! — таким известием огорошил Вадерион жену, стоило той только переступить порог его кабинета.
— Давно? Где? Он слышит зов Теней? — тут выпалила Элиэн, проходя и опускаясь в одно из гостевых кресел. Вадерион не был столь же сдержан, как она, поэтому продолжил мерить шагами свой кабинет.
— Нет. Не знаю. Не знаю, — ответил он коротко поглядывая на дверь. Спустя пару секунд та распахнулась, явив его величеству старшего сына — весьма растрепанного, как душевно, так и телесно. Не нужно было быть пророком, чтобы сказать, что Велона опять посреди ночи подняли с постели "детки", которых он потом "полоскал" своими нотациями.
— Проходи, — рыкнул взбешенный Вадерион, не готовый сейчас простить сыну медлительность.
— Чего ради ты меня дернул? — с раздражением поинтересовался Велон, падая во второе гостевое кресло. Как только два самых важных для Вадериона темных оказались в кабинете, он перестал попусту беситься, уселся за стол и объявил:
— Тейнол пропал. Последний раз я видел его вчера вечером.
Велон с Элиэн переглянулись.
— Тени не дождались сегодня утром своего главу и обратились ко мне. Зов уходит, — сразу же ответил Вадерион на неозвученный вопрос сына. — Не в пустоту. Семь к одному, что Тейнол жив, но полностью полагаться на эти ощущения я бы не стал.
— Ты не можешь переместиться туда, куда уходит зов? — задумчиво поинтересовалась Элиэн. Еще никто не видел Темную Императрицу такой озабоченной.
— Нет, — качнул головой Вадерион. — Если бы Тейнол меня позвал, я бы смог открыть тропу к нему. Как и он сейчас может переместиться ко мне.
— Если он вовсе способен это сделать, — заметил Велон. — Ты прав, зов уходит не в пустоту, но все равно ощущения странные. Тейнол, конечно, с большой вероятностью пока жив.
— Тогда почему не отвечает? — нахмурилась Элиэн. — Ранен? Умирает?
— В таком случае он бы точно ответил на зов, — не согласился Вадерион. — Он понимает, что здесь ему помогут.
— Тейнол может находиться там, где невозможно ответит на зов, — заметил Велон. — К примеру, в подвалах Ордена Света. Согласись, мало кто еще может противостоять Тьме.
— Да, хотя я назову с десяток мест и еще столько же способов не дать Тени уйти по зову, — мрачно оповестил собравшихся Император. — Причин может быть тысяча, но результаты таковы, что Тейнол слышит зов, но не в силах прийти. В любом случае это та ситуация, когда ему нужна помощь.
— Редкость, — с горечью усмехнулся Велон. — Тогда ищем его сами. Есть варианты? Мне на ум приходит только Эда. У магов возможности куда шире, чем мы думаем.
— Вампиры могут находить по крови, вот только не уверена, что мы найдем кровь Тейнола, — с сожалением произнесла Элиэн.
— Владыка и его окружение способны найти любого даже по крови его родственников, но с этим у Тейнола тоже проблемы, — заметил Вадерион и повернулся к Велону: — Зови Эду. Тейнол почти никогда не проливал кровь и не оставлял следов. Найти его без помощи магов нам не под силу.
Признать такое было тяжело, но пришлось. В конце концов, именно Вадерион когда-то обучал Тейнола основам и теперь мог гордиться тем, что его давно взрослый и самостоятельный ученик столь неуловим.
Велон поднялся и, открыв тропу Тьмы, исчез. В последнее время он почти не пользовался столь удобным способом передвижения. По молодости был азарт, желание доказать могущественному отцу, что он тоже может. Потом, когда Тьма покорилась его воле и стала свободно впускать в свои владения, пришла сначала привычка, а потом и насыщение новыми ощущениями. Когда же Велон женился и стал отцом, то почти перестал открывать тропы Теней — это казалось ему позерством, к тому же не хотелось лишний раз демонстрировать свои способности посторонним. Ведь в замке обитала не только императорская семья. Так что Велон во многом стал подражать отцу, который мало кому показывал, что не только Тени умеют быть быстрыми, скрытными и неуловимыми. Однако сегодня произошло исключительное, и не имелось времени на переходы по замковым коридорам.
Спустя десять минут в кабинет Императора вошли Эда с Велоном. В отличие от мужа, принцесса была нормально одета, бодра и готова помогать. Уступив беременной жене кресло, Велон с тихим вздохом облокотился о его спинку.
— Пап, что случилось?
— Тейнол пропал. Нам нужно его найти, — коротко ответил Вадерион и, подцепив цепочку на шее, вытащил из-под рубашки маленький серебряный медальон. — Ты делала такой для всех, ведь так? И говорила, что по ним можно отследить носителя.
— Да, создатель может найти свои артефакты, — подтвердила Эда. — Не всегда и не все, но я знала, что делала.
— Ты можешь отследить любого члена семьи? — встрял Велон, нервно дернув ворот рубашки. Лет десять назад Эда закончила создавать артефакты — небольшие серебряные медальоны, которые защищали носителя от большинства магических атак. Они не были безусловной защитой, как огорчила всех принцесса, но существенно снижали воздействие вражеского заклинания. Вещица, на самом деле, хорошая, и некоторые, особо буйные (по словам папы) члены семьи уже успели проверить ее полезность на своей побитой шкуре.
— Да, могу, — пряча улыбку, серьезно ответила Эда. — И если отправишься в бордель, я буду знать… что ты опять вытаскиваешь оттуда пьяного Вейкара с племянниками.
Велон нахохлился, как надутый индюк, и промолчал — этому поспособствовал злой взгляд отца, которого прервали.
— Ты можешь найти Тейнола? — поинтересовался Вадерион.
— Нет, прости, пап, — с сожалением ответила Эда. — Тейнол, как и ты, спросил, можно ли отследить по этому амулету. Я сказала, что да, и тогда он отказался его брать. Заявил, что его никто не должен уметь отслеживать.
— Да, у брата получилось скрыться ото всех, — мрачно постановил Император.
— Я так понимаю, — начал Велон, — что спрашивать, где должен был быть дядя, глупо?
— Да. Глава Теней перед подчиненными не отчитывается.
— Мог бы тебе.
— Я достаточно доверяю ему, — Вадерион прожег взглядом сына. — Последний год мы разделили обязанности: я занимался югом и другими направлениями, а он взял на себя нашего замкового шпиона.
— И что будет после "но"? — печально поинтересовался он. Вот ведь был же у нее похожий характером мужчина, тоже любил ее, тоже в личных отношениях не давил, а ей тогда было все равно. Она его безжалостно убила и давно забыла. С Ретаином все не так. Может, потому что она тоже полюбила? Так в этом все дело? В этом странном чувстве душевного подъема, которое может в любой момент убить?
— Прошлое может играть важную роль. Поверь, мое — неприятно. Однако узнав его, ты можешь лишь ужаснуться моему коварству и числу жертв.
— Я так же, как и ты, не отличаюсь совестливостью и склонностью к морализации.
— Да, я чувствую, — усмехнулась она, взъерошив свои волосы. Они давно спутались, а подол платья был весь перепачкан в грязи, хотя с наступлением лета на южные дороги пришла жара и дождя не было уже неделю.
— Так чего ты боишься? — не выдержал Ретаин. — Мое прошлое тоже может таить секреты, но если твое отношение в любом случае не изменится, тогда почему ты придаешь этому такое значение? Я буду любить тебя всегда.
— Так говорят все мужчины, — горько улыбнулась Эра, и это больше походило на оскал. — И никто не может точно знать, что будет любить свою женщину вечно. А ты — тем более.
— Потому что мое прошлое — тайна не только для всех, но и для меня?
— Да, Ретаин, в этом все дело. Ты ведь не знаешь, есть ли у тебя…
— …жена и любовница, дети, — закончил он за нее, а потом вздохнул. — Я уже тысячу раз говорил тебе, что чувствую — ты моя единственная. Если в остальном я понимаю, что уже переживал это — начиная с метания ножей и заканчивая допросом свидетелей, — то с тобой для меня все по-новому. Память ведь не скрыта от меня полностью, я многое смог восстановить, хоть и не помню главных деталей. Я люблю лишь тебя.
— Хорошо, — произнесла она странным деревянным голосом. — Хорошо, — повторила она и продолжила: — если ты останешься при том же мнении, когда вспомнишь действительно все.
— Так ты все же веришь в то, что прошлое может погубить любовь?
— Легко. Ты дурак и мечтатель, если отрицаешь это.
— Твоя грубость и мое умиление ею лишь еще раз подчеркивают, как ты мне дорога, — проникновенно произнес, и глаза его смотрели слишком печально, чтобы она могла не поверить ему.
— Жизнь слишком мерзкая, чтобы дарить столько счастья, — ответила она, не сводя взгляда с его лица. Не самый красивый, не самый мужественный, не самый… Он не был исключительным, но наполняло его множество достоинств, которые перекликались с ее. Смешно сказать, но оба они хорошо умели выживать. Вот бы этот навык помог их любви.
— Я не перестану тебя любить, когда все вспомню.
— Не обещай того, чего не знаешь, — прошептала она, склоняясь к его губам. — Все может измениться.
— Надеюсь, не это.
«Я тоже», — с горечью напополам с отчаянием подумала Эра, утопая в своей любви. Кто мог подумать, что в столь почтенном даже для темной эльфийки возрасте ее постигнет эта сердечная кара? И снова словно она молодая и глупая, а жизнь готовит новую подлость.
***
Ретаин с самого начала их с Эрой знакомства хорошо понимал ее. Словно читал ее мысли или уже давно общался с ней. Ни первое, ни второе не было возможно, однако свою осведомленность насчет чувств любимой он принял как данность. Со временем он еще лучше узнал ее, учась читать по ее хмурому или презрительному лицу истинные мысли и отношение. Эра была скрытной, ее грубость и видимая простота являлась лишь защитой, маскировкой. По-другому она бы не выжила. Она была женщиной, она была одна, потерявшая всю семью. Она не привыкла открывать душу, была жестока и равнодушна к окружающим, не умела проявлять милосердие (даже в понимании темных). При этом у нее имелось и много положительных, вернее, привлекательных черт: она была демонически обаятельна — в своей грубости и откровенности, — сильна волей и душой, умела давать отпор и побеждать. Такой женщине надо быть лидером, а не прозябать в одиноком домике у болот, однако ко всем своим достоинствам Эра имела еще одно, весьма странное — нежелание властвовать. Это пьянящее чувство, ради которого многие темные шли на страшные преступления, было несвойственно ей. Ни малейшего интереса она не проявляла к знатности, богатству, не желала этого сама и даже не думала об этом. Она была равнодушна к возможности править кем-то — хотя бы отрядом стражников. А ведь с ее способностями у нее имелись хорошие шансы завоевать себе место в жестоком обществе темных. Но она этого не желала. Почему-то именно эта черта больше всего привлекала Ретаина. Наверное, потому что он и сам не стремился ни к чему подобному. Сколько бы Эра не напирала на то, что он не помнит себя всего, он сам был уверен в том, что они подходят друг другу. Мысли, чувства — им нравились одни вещи, у них был схожий подход к жизни. Несмотря на разность их характеров, они хорошо гармонировали друг с другом. Ретаин видел, сколь многое Эра прощает ему, со скольким смиряется. Ее душа, казалось, состояла из одного лишь огня, однако она часто смирялась с теми вещами, которые многие темные не прощали вовсе. При всей своей черствости, грубости и жестокости, она умела любить. Она не распыляла это чувство на всех. Нет, она сосредотачивала все помыслы сердца и души на нескольких, самых дорогих, темных. Так она могла спокойно убить карманника, пойманного в недобрый час, но искренне горевать по потерянному варгу. Ее же любовь к Ретаину поглощала. Он и сам тонул в этих чувствах, иногда не в силах справиться с такими глупыми волнениями души (словно мальчишка), а тут сама Эра начинала сводить его с ума. И все же, если отстраниться от той страсти, что горела между ними, она была дорога ему. Как темная, не как женщина (хотя и это тоже, безусловно). Радость и печаль он готов был делить с нею, и все же ее сомнения, которые грызли ее изнутри — он видел это — отравляли их жизнь. Теперь он понимал, почему она так настаивала на том, чтобы он отправился в Меладу — потому что непонятная тоска, которая терзала его, рождала неопределенность, которая тяготила уже ее. Ей нужно было знать, что он ее и больше ничей. Смешно: разве может быть иначе? Ретаин знал, что ничто не сможет заменить любовь к Эре, даже забытые воспоминания. Но он был благодарен ей, что она рядом. Как бы сильно ее не мучили сомнения в его чувствах, она готова была следовать за ним. Если она любила его, то до конца, до последней капли души и жизни. И от этого ему становилось легче, потому что он готов был ко всему — ведь рядом она.
Мелада встретила их… проливным дождем. Они не то что знаменитые виды столицы Империи не увидели, они ворота не разглядели, такая стена воды обрушилась на землю. Кое-как удалось добраться до дешевенькой таверны и снять комнату. Ужина так поздно уже не было, пришлось Эре ругаться с хозяином, а вот согрелись они давно проверенным способом. Он запомнил ее такой: с черной блестящей от пота кожей, смеющуюся и целующую его, с кривой усмешкой и полными любви глазами. Это был самый прекрасный миг его новой жизни, потому что проснувшись утром первым и подойдя к окну, он вспомнил свою старую жизнь.
***
Эра терпеть не могла солнце — как и большинство темных, — и давно приучила Ретаина задергивать шторы на ночь. Даже если в этот момент они предавались любовным утехам. Немногочисленные капризы Эры Ретаин с удовольствием исполнял — его это почему-то радовало, — поэтому утром она пришла в негодование, когда солнце посмело разбудить ее. Тело наполняла сладкая истома и легкая усталость от ночных побед. В конце концов даже солнце перестало раздражать ее, ведь у нее было столько поводов для радости. Пошарив рукой сбоку от себя и обнаружив лишь пустую постель, причем давно остывшую, она осознала, что ее "радость" куда-то делась.
Открыв глаза и выругавшись, Эра принялась осматривать комнату. Ретаин, конечно, был ранней пташкой (как и она), но имел привычку проводить утро вместе с любимой. Эра, конечно, сегодня заспалась…
Поднявшись и накинув платье, она прошла по комнате, ища следы своего пропавшего любовника. Одежды его на месте не оказалось, да и других вещей — вся сумка, меч и метательные ножи пропали. На столе лежал лук, с которым последнее время ходила Эра — она не очень любила такое оружие, но Ретаин настоял, мотивировав тем, что с одним кинжалом ей не стоит ходить, небезопасно. Трогательная забота, которую он мог выразить только так…
На столе, помимо лука, лежала записка, и почерк Эра узнала сразу. Ретаин! Ушел что ли куда?
Записка гласила:
"Вспомнил все. Приду вечером. Дождись".
За последней буквой тянулся короткий росчерк, словно Ретаин настолько спешил, что даже изменил своей аккуратности. Или был сильно взволнован. Только чем?
Эра подняла полный тревоги взгляд на небо, а потом опустила: императорский замок. С верхнего этажа их таверны как раз открывался вид на огромного черного монстра, возвышающегося над Меладой.
Часть 2. Тяжкая доля отца
Глава 1. Необычная ситуация
Шесть месяцев назад
4734 год от Великого Нашествия
Мелада, Темная Империя
— Тейнол исчез! — таким известием огорошил Вадерион жену, стоило той только переступить порог его кабинета.
— Давно? Где? Он слышит зов Теней? — тут выпалила Элиэн, проходя и опускаясь в одно из гостевых кресел. Вадерион не был столь же сдержан, как она, поэтому продолжил мерить шагами свой кабинет.
— Нет. Не знаю. Не знаю, — ответил он коротко поглядывая на дверь. Спустя пару секунд та распахнулась, явив его величеству старшего сына — весьма растрепанного, как душевно, так и телесно. Не нужно было быть пророком, чтобы сказать, что Велона опять посреди ночи подняли с постели "детки", которых он потом "полоскал" своими нотациями.
— Проходи, — рыкнул взбешенный Вадерион, не готовый сейчас простить сыну медлительность.
— Чего ради ты меня дернул? — с раздражением поинтересовался Велон, падая во второе гостевое кресло. Как только два самых важных для Вадериона темных оказались в кабинете, он перестал попусту беситься, уселся за стол и объявил:
— Тейнол пропал. Последний раз я видел его вчера вечером.
Велон с Элиэн переглянулись.
— Тени не дождались сегодня утром своего главу и обратились ко мне. Зов уходит, — сразу же ответил Вадерион на неозвученный вопрос сына. — Не в пустоту. Семь к одному, что Тейнол жив, но полностью полагаться на эти ощущения я бы не стал.
— Ты не можешь переместиться туда, куда уходит зов? — задумчиво поинтересовалась Элиэн. Еще никто не видел Темную Императрицу такой озабоченной.
— Нет, — качнул головой Вадерион. — Если бы Тейнол меня позвал, я бы смог открыть тропу к нему. Как и он сейчас может переместиться ко мне.
— Если он вовсе способен это сделать, — заметил Велон. — Ты прав, зов уходит не в пустоту, но все равно ощущения странные. Тейнол, конечно, с большой вероятностью пока жив.
— Тогда почему не отвечает? — нахмурилась Элиэн. — Ранен? Умирает?
— В таком случае он бы точно ответил на зов, — не согласился Вадерион. — Он понимает, что здесь ему помогут.
— Тейнол может находиться там, где невозможно ответит на зов, — заметил Велон. — К примеру, в подвалах Ордена Света. Согласись, мало кто еще может противостоять Тьме.
— Да, хотя я назову с десяток мест и еще столько же способов не дать Тени уйти по зову, — мрачно оповестил собравшихся Император. — Причин может быть тысяча, но результаты таковы, что Тейнол слышит зов, но не в силах прийти. В любом случае это та ситуация, когда ему нужна помощь.
— Редкость, — с горечью усмехнулся Велон. — Тогда ищем его сами. Есть варианты? Мне на ум приходит только Эда. У магов возможности куда шире, чем мы думаем.
— Вампиры могут находить по крови, вот только не уверена, что мы найдем кровь Тейнола, — с сожалением произнесла Элиэн.
— Владыка и его окружение способны найти любого даже по крови его родственников, но с этим у Тейнола тоже проблемы, — заметил Вадерион и повернулся к Велону: — Зови Эду. Тейнол почти никогда не проливал кровь и не оставлял следов. Найти его без помощи магов нам не под силу.
Признать такое было тяжело, но пришлось. В конце концов, именно Вадерион когда-то обучал Тейнола основам и теперь мог гордиться тем, что его давно взрослый и самостоятельный ученик столь неуловим.
Велон поднялся и, открыв тропу Тьмы, исчез. В последнее время он почти не пользовался столь удобным способом передвижения. По молодости был азарт, желание доказать могущественному отцу, что он тоже может. Потом, когда Тьма покорилась его воле и стала свободно впускать в свои владения, пришла сначала привычка, а потом и насыщение новыми ощущениями. Когда же Велон женился и стал отцом, то почти перестал открывать тропы Теней — это казалось ему позерством, к тому же не хотелось лишний раз демонстрировать свои способности посторонним. Ведь в замке обитала не только императорская семья. Так что Велон во многом стал подражать отцу, который мало кому показывал, что не только Тени умеют быть быстрыми, скрытными и неуловимыми. Однако сегодня произошло исключительное, и не имелось времени на переходы по замковым коридорам.
Спустя десять минут в кабинет Императора вошли Эда с Велоном. В отличие от мужа, принцесса была нормально одета, бодра и готова помогать. Уступив беременной жене кресло, Велон с тихим вздохом облокотился о его спинку.
— Пап, что случилось?
— Тейнол пропал. Нам нужно его найти, — коротко ответил Вадерион и, подцепив цепочку на шее, вытащил из-под рубашки маленький серебряный медальон. — Ты делала такой для всех, ведь так? И говорила, что по ним можно отследить носителя.
— Да, создатель может найти свои артефакты, — подтвердила Эда. — Не всегда и не все, но я знала, что делала.
— Ты можешь отследить любого члена семьи? — встрял Велон, нервно дернув ворот рубашки. Лет десять назад Эда закончила создавать артефакты — небольшие серебряные медальоны, которые защищали носителя от большинства магических атак. Они не были безусловной защитой, как огорчила всех принцесса, но существенно снижали воздействие вражеского заклинания. Вещица, на самом деле, хорошая, и некоторые, особо буйные (по словам папы) члены семьи уже успели проверить ее полезность на своей побитой шкуре.
— Да, могу, — пряча улыбку, серьезно ответила Эда. — И если отправишься в бордель, я буду знать… что ты опять вытаскиваешь оттуда пьяного Вейкара с племянниками.
Велон нахохлился, как надутый индюк, и промолчал — этому поспособствовал злой взгляд отца, которого прервали.
— Ты можешь найти Тейнола? — поинтересовался Вадерион.
— Нет, прости, пап, — с сожалением ответила Эда. — Тейнол, как и ты, спросил, можно ли отследить по этому амулету. Я сказала, что да, и тогда он отказался его брать. Заявил, что его никто не должен уметь отслеживать.
— Да, у брата получилось скрыться ото всех, — мрачно постановил Император.
— Я так понимаю, — начал Велон, — что спрашивать, где должен был быть дядя, глупо?
— Да. Глава Теней перед подчиненными не отчитывается.
— Мог бы тебе.
— Я достаточно доверяю ему, — Вадерион прожег взглядом сына. — Последний год мы разделили обязанности: я занимался югом и другими направлениями, а он взял на себя нашего замкового шпиона.
