Весь следующий день Ворон не ел, вспоминая этот мерзкий сладкий привкус на губах. От неприятных воспоминаний четверку отвлекла внезапно поднявшаяся метель, позабывшая о том, что начинается весна. К счастью, дня через три снег с ветром перестали сбивать путников с ног, а меж облаков вновь показалось ясное голубое небо.
Спустя неделю они вышли к Поднебесному Чертогу.
За окном барабанил по мостовой дождь, а внутри было тихо, сухо и спокойно. Энид прохаживалась по гостиной, размышляя о том, как прошли эти полгода. Осень и зима были тяжелыми, полными разных переживаний. Энид нелегко давался пост представителя Ордена в Рестании, ей не нравилось даже жить в Столице Мира — накатывали печальные воспоминания. Она была не против иногда пройтись по улицам, по которым они гуляли с Герардом, ее покойным мужем. Рестания дарила ей легкую печаль, чувство тепла и давно ушедшей любви, но лишь тогда, когда она не задерживалась здесь. Постоянная жизнь в городе, хранившем столько воспоминаний, ей не нравилась. Со временем печаль переросла в тоску, а затем и боль, открылись старые раны. Энид еще больше стал тяготить ее новый пост. Она бы с радостью вернулась в Фелин'Сен, но в ней нуждался Дарес. Лорд де Гор страдал куда сильнее, чем она, однако не позволял себе показывать слабость. За эти полгода они сблизились, хотя отношения их носили сугубо деловой и дружеский характер (несмотря на множащиеся слухи). В Даресе Энид нашла умного мужчину и верного товарища. Ради него и блага всего Ордена она готова была терпеть Рестанию. А город, словно в отместку, с каждым днем все больше показывал ей свою темную сторону. Или ей это лишь казалось?
Решив, что окончательно сходит с ума, Энид приказала себе выбросить из головы все лишние мысли, и отправилась в кабинет поработать. В Рестании всегда хватало забот. Живущие здесь люди и нелюди были весьма изобретательны и не любили, когда им навязывали необходимые правила. Де Нарат успешно припугнул местное население, но его влияние было слишком коротко, чтобы поставить рестанийцев на место. Как бы Энид не осуждала действия товарища, она не могла не понимать, почему он поступал именно так. Рестания сопротивлялась изо всех сил, не желая исполнять ни один закон Света. Даже введенный Серый список действовал далеко не везде: в некоторых района города ликаны спокойно жили и гуляли по улицам, не страшась паладинов и заслуженной кары. Это выбешивало обычно спокойную Энид. На собраниях Совета Рестании ее, паладина-представителя, ни во что не ставили. Оправившиеся от кровавого террора рестанийцы вновь отпихивали от себя все разумные предложения, живя в свободе, разврате и убийствах. Никакого желания принести в свои сердца хоть каплю Света! Энид обычно не была настроена столь решительно, позволяя подопечным не разделять воззрения Ордена, но в Рестании это приобретало угрожающие масштабы. Людские королевства могли иметь разное отношение к Ордену, к паладинам и к их политике, не со всеми монархами удавалось договориться, но нигде никогда к воинам Света не относились с таким пренебрежением, как в Рестании. Энид злилась. У нее не получалось то, что она хотела и должна была сделать. Она привыкла, что если Верховный паладин отдает приказ, она его выполняет, но в Рестании легче было десять раз прыгнуть через голову. Энид утомила непрерывная вереница проблем и собственного бессилия. Дарес помогал ей, но каждый раз, когда он решал за нее очередной вопрос, ей казалось, что он смотрит с осуждением. Груз прожитых лет, новых проблем и старых переживаний стал неподъемным. Лорд де Гор постепенно смирился, оправился после смерти семьи, начинал жить, а вот Энид стала сдавать. Если бы не де Нарат, который продолжал отравлять жизнь Ордена, она бы попросила о назначении в другое место. Она скучала по Уорону, своему другу-любовнику, переживала об оставленных в Фелин'Сене приятелях. А недавно произошло событие, которое еще больше подточило душевную стойкость Энид.
Месяц назад пришло письмо от одного из паладинов, с которым леди Рид поддерживала хорошие отношения и в преданности которого не сомневалась. Он, а затем и другие люди, и даже слухи, разлетевшиеся веером, сообщили Энид, что достопочтимый король Фелин'Сена Родер Первый скончался, отравившись прокисшим вином, которое, признаться, любил хлестать почище любого пьянчужки. Но питейные пристрастия монарха, стальной рукой правившего своим королевством, никого никогда не интересовали. Никто не ожидал, что бодрый и еще весьма молодой (сорок два года всего) мужчина скончается так скоро. Утрата любимого короля погрузила весь Фелин'Сен в траур. На престол взошел юный принц Айрин, которому совсем скоро должно было исполниться девятнадцать лет. Юный возраст вкупе с некоторой мягкостью взглядов и идиллическими идеями вызывали опасения и у высшей знати, и у простого люда. Родер тоже рано стал королем, но он прошел суровую школу жизни и смог взять на себя ответственность за огромное королевство, за тысячи тысяч людских жизней. А Айрин? За широкой спиной отца он жил вполне хорошо, и пусть Энид любила этого мальчишку и видела в нем много достойных черт, но она не могла не признавать очевидного — для него время правления наступило слишком рано. Если бы не собственный долг перед Орденом и доверившимися ей людьми, леди Рид уже была бы в Фелин'Сене. Айрин остался совсем один, без поддержки семьи. Энид ничего не слышала о леди де Нарат, но не сомневалась, что Гарет не позволит своей жене и шагу ступить. Он может только попробовать с помощью Тилины повлиять на молодого короля, но бывшая принцесса была слишком умна для подобного. Нет, Айрин останется один, окруженный врагами и недоброжелателями. Сколькие захотят использовать юного короля? Сколькие пожелают свергнуть его?
Энид не была особенно добрым и сострадательным человеком. Несмотря на внешнее спокойствие и размеренность, мягкость была присуща ей лишь в рамках вежливости. Жизнь научила ее быть равнодушной к страданиям другим — иначе она бы давно сошла с ума. Энид помогала слабым, но не переживала их горести как свои. Лишь некоторые люди были важны ей настолько, что колебали ее душевное спокойствие. Семья Родера относилась к таким. Смерть короля, трудности принца — все это давило на Энид. Юность Айрина прошла на ее глазах, она искренне привязалась к нему, относилась практически как к сыну. К тому же… она не могла забыть, что променяла Тилину на благополучие Ордена. Если бы Энид проявила твердость, если бы пошла до конца, сместив лорда де Гора, она бы успела спасти принцессу от неразумного брака, а теперь… Теперь оставалось лишь гадать, как Гарет будет использовать свою знатную жену. Зная де Нарата, Энид не питала иллюзий. Совесть ее беспрестанно напоминала о выборе, который она сделала. Чувствуя вину перед Тилиной, она еще больше переживала за Айрина. После смерти Родера Энид ожидала письмо, весточку, хоть от кого-нибудь из его детей. Но ни Тилина, ни Айрин так и не написали. Принцесса молчала давно, со дня свадьбы, а принц, видимо, став королем, попросту не мог найти ни минуты свободного времени, чтобы прислать письмо той, что искренне его любила и могла дать совет.
Эти мысли давно бродили в голове Энид. Они копились, как снежный ком, грозя прорваться из стальных оков разума. Домашние туфли утопали в мягком ковре. Энид уже который час в задумчивости мерила гостиную. Даже отлучка в кабинет не помогла — увидев горы писем и документов, леди Рид вновь потянулась к своим безрадостным размышлениям. Наконец она взяла себя в руки и, посмотрев на часы и увидев, что день давно закончился, мягко перейдя в ночь, решила спуститься вниз за ужином. Можно было, конечно, позвать слуг, но Энид хотелось хоть немного отвлечься от мрачных мыслей, которые, казалось, навечно поселились в ее голове.
Внизу, как и во всем доме, было тихо, лишь экономка пререкалась с какой-то нищенкой. Девушка, кажется, просила впустить ее, а Нетта, грозная старушка, серьезно отчитывала ее и пыталась закрыть дверь. Но то ли экономке изменила ее сила и упрямство, то ли нищенка действительно находилась в отчаянном положении, но несчастная дверь никак не могла захлопнуться перед носом грязной девицы. Энид эти мелочи не интересовали, она была достаточно равнодушной хозяйкой и слуг почти никогда не отчитывала, тем более леди Рид не сомневалась, что Нетта в итоге выкинет девушку за порог. В дом паладина нередко приходили нищие и нуждающиеся, которые не понимали, что Энид их защищает, а не благодетельствует. Вот и в этот раз она равнодушно прошла мимо, к кухне — вернее, собиралась, потому что нищенка вдруг обрела небывалую громкость голоса и завопила на полдома:
— Леди Рид!
Энид дернулась, схватилась за стену и обернулась. Ей хватило мгновения, чтобы оценить обстановку. За это время экономка ухитрилась выпихнуть девушку за порог и уже собиралась закрыть дверь.
— Нетта, стой! Впусти ее, — приказала Энид, подходя. Экономка почтительно отступила, и нищенка бросилась к леди Рид. К удивлению экономки, госпожа позволила простолюдинке ее обнять и внимательно выслушала сбивчивый шепот, а потом приказала замершей слуге:
— Горячую ванну и ужин в мои покои. Меня больше не тревожить, гостей не принимать, никого не впускать.
После чего леди Рид увела девушку наверх, в свои комнаты, оставив экономку и выглянувших на шум повара с горничной недоуменно переглядываться. И только в собственной спальне Энид смогла дать волю чувствам. Она прижала к себе Тилину, которая уже рыдала, погладила ее по спутанным грязным волосам. Сейчас даже леди Рид с трудом узнавала в оборванной девушке прежнюю красавицу-принцессу. Одежда на ней была с чужого плеча, вся залатанная, в засохшей грязи и с багровыми, почти черными пятнами крови, въевшимися в ткань. Лицо осунулось, посерело, волосы утратили блеск, висели паклей, едва можно было угадать их светлый оттенок. Глаза утратили сияние и жизнерадостность, они потухли, теперь в них была лишь обреченность загнанного зверя.
Энид дала Тилине выплакаться, потом осторожно отправила мыться и есть. Она не приглядывалась, но успела заметить следы на запястьях и выше, на лице, плечах — ссадины, старые и новые, синяки, царапины. Некоторым из них было несколько недель.
В то время, как леди Рид подбирала чистую одежду, Тилина успела умыться и привести себя в относительный порядок. Пока она облачалась в простое платье — пришлось брать у служанки, только такое подошло на хрупкую фигуру бывшей принцессы, — Энид с болезненной жалостью следила за ней. Двигалась Тилина скованно, словно боялась, что сейчас на нее обрушится небосвод. Любой шорох и шум пугали ее. В ней остались крохи былого величия — кажется, только они и позволяли Тилине держать себя в руках. Когда они сели ужинать, девушка молча уткнулась в тарелку, пряча взгляд. Самые худшие опасения Энид подтверждались, но все равно она не знала, что именно случилось. Как Тилина оказалась здесь? По ней было видно, что она шла пешком много дней. Одна из самых богатых и знатных женщин центральных земель! Что с ней случилось? Кто ее обидел?
Когда тарелку опустели — несмотря на внешнюю вялость, Тилина ела жадно, словно давно голодала, — на гостиную опустилась мрачная напряженная тишина. Девушка не смотрела на Энид, взгляд ее уперся в ковер. Она вся сжалась, казалась, такой уязвимой и несчастной, что леди Рид не выдержала, подсела к ней поближе и обняла. Тилина доверчиво прижалась к ней и тихо произнесла:
— Он убил папу.
Энид судорожно вздохнула, догадываясь, кого Тилина называет "он". Она погладила девушку по еще влажным волосам и попросила:
— Расскажи. Станет легче.
Несколько минут Тилина молчала. Казалось, она замерла, заледенела. Энид почувствовала, как напряглась девушка. А потом она закрыла глаза, расслабилась и начала свой рассказ:
— Все было хорошо… Я была счастлива… Но потом… Спустя несколько недель после свадьбы Гарет… он стал заводить неприятные разговоры, озвучивать странные просьбы: поговорить с кем-нибудь, заехать в гости к какому-нибудь лорду, даже улыбнуться… Это казалось мне странным… Я люб… Я любила Гарета и готова была на все ради него… но я не хотела лгать, а он просил и просил… Я не понимала зачем… А он не объяснял. Я спрашивала и спрашивала, а он начал злиться… Мы поругались… Тогда мне впервые стало страшно… Я испугалась его… Потом он извинился, мы помирились, и все вновь стало хорошо. Он больше не просил меня ни о чем, но стал… более скрытным? У меня словно пелена с глаз упала, я вдруг стала замечать мелочи, которые… насторожили меня. Гарет что-то скрывал, а мне было так скучно… Я заглянула в его кабинет, когда его не было… Это произошло случайно, я забыла шарф в кресле… Случайно увидела у него на столе… Там были письма… Но не к паладинам, не к лордам… Я начала читать… Это было ужасно… Он нанимал людей, чтобы они находили в Логре тех, кто укрывал ликанов, и убивали их, зверски, показательно… И не только… Когда Гарета вновь не было, я осмотрела ящики стола и нашла там старые письма… Я н-не м-могла пов-верить, что м-мой м-муж — чудовище, — уже рыдала Тилина. — Он их всех убивал… Словно бандит… Преступник… Я испуг-гал-лась… Я пошла к отцу, все ему рассказала… Он велел пока молчать, просил остаться, но я не пос-слушала… Я вернулась домой, а там Гарет… Он с-сидел в к-каб-бинете и т-так см-мотрел, что я п-поняла — он в-все з-знает… Н-на следующий день, — Тилина перестала заикаться, хотя слезы все еще катились по ее щекам, а голос дрожал, — папа… папа умер… Гарет пришел и сказал, что я… я виновата!.. Я не могла… смириться… Мне было так плохо… Он закричал, ему надоели мои слезы… А когда я кинулась на него… он ударил меня. — Голос ее потух и стал методично и глухо описывать происходящее. — Он бил меня, но очень аккуратно, чтобы я не умерла и серьезно не покалечилась. Я пыталась отбиваться. Было больно. Потом он ушел. Сказал, что накажет меня за неповиновение. Что я слишком глупа, что я должна была помогать ему, а не мешать… Он пришел ночью. Он не спрашивал. Мне было плохо… Он приходил теперь каждую ночь. Я держалась. Потом не смогла больше. Начала просить его остановиться. Он не слушал. Говорил, что теперь я — никто. Он был прав… — она шептала так тихо, что Энид почти не слышала ее. — Когда стало совсем невозможно, я сбежала. Не знала, к кому идти. Только к вам. Мне помогли старые слуги, которые пришли со мной в его дом. Я боялась. Я знала, что он меня ищет.
Тилина подняла на нее взгляд — это был взгляд мертвеца. Ничего больше не было в этих пустых безжизненных глазах. Только боль. Боль, страх и стыд.
— Теперь ты в безопасности, он больше никогда не приблизится к тебе, — пообещала Энид. Это была малая часть того, что она должна была сделать. Это ее вина. Бедная Тилина…
В ворота особняка лорда де Рандора постучались какие-то подозрительные личности — так воспринял происходящее дворецкий и приказал спустить собак на незваных гостей. Но не успел он махнуть рукой псарю, как из-за ворот раздался зычный и глубокий голос женщины:
— Карл, старый ворчун, прикажи открыть эти демоновы ворота! Я не собираюсь стоять и ждать, пока ты со своей палкой доковыляешь!
Дворецкий подскочил как ошпаренный, выронив трость. Да что дворецкий! Сам лорд де Рандор, грузный лысеющий мужчина лет сорока, выскочил из дома в одних штанах и нижней рубашки, на ходу крича:
Спустя неделю они вышли к Поднебесному Чертогу.
Глава 3. Сбежавшая жена
За окном барабанил по мостовой дождь, а внутри было тихо, сухо и спокойно. Энид прохаживалась по гостиной, размышляя о том, как прошли эти полгода. Осень и зима были тяжелыми, полными разных переживаний. Энид нелегко давался пост представителя Ордена в Рестании, ей не нравилось даже жить в Столице Мира — накатывали печальные воспоминания. Она была не против иногда пройтись по улицам, по которым они гуляли с Герардом, ее покойным мужем. Рестания дарила ей легкую печаль, чувство тепла и давно ушедшей любви, но лишь тогда, когда она не задерживалась здесь. Постоянная жизнь в городе, хранившем столько воспоминаний, ей не нравилась. Со временем печаль переросла в тоску, а затем и боль, открылись старые раны. Энид еще больше стал тяготить ее новый пост. Она бы с радостью вернулась в Фелин'Сен, но в ней нуждался Дарес. Лорд де Гор страдал куда сильнее, чем она, однако не позволял себе показывать слабость. За эти полгода они сблизились, хотя отношения их носили сугубо деловой и дружеский характер (несмотря на множащиеся слухи). В Даресе Энид нашла умного мужчину и верного товарища. Ради него и блага всего Ордена она готова была терпеть Рестанию. А город, словно в отместку, с каждым днем все больше показывал ей свою темную сторону. Или ей это лишь казалось?
Решив, что окончательно сходит с ума, Энид приказала себе выбросить из головы все лишние мысли, и отправилась в кабинет поработать. В Рестании всегда хватало забот. Живущие здесь люди и нелюди были весьма изобретательны и не любили, когда им навязывали необходимые правила. Де Нарат успешно припугнул местное население, но его влияние было слишком коротко, чтобы поставить рестанийцев на место. Как бы Энид не осуждала действия товарища, она не могла не понимать, почему он поступал именно так. Рестания сопротивлялась изо всех сил, не желая исполнять ни один закон Света. Даже введенный Серый список действовал далеко не везде: в некоторых района города ликаны спокойно жили и гуляли по улицам, не страшась паладинов и заслуженной кары. Это выбешивало обычно спокойную Энид. На собраниях Совета Рестании ее, паладина-представителя, ни во что не ставили. Оправившиеся от кровавого террора рестанийцы вновь отпихивали от себя все разумные предложения, живя в свободе, разврате и убийствах. Никакого желания принести в свои сердца хоть каплю Света! Энид обычно не была настроена столь решительно, позволяя подопечным не разделять воззрения Ордена, но в Рестании это приобретало угрожающие масштабы. Людские королевства могли иметь разное отношение к Ордену, к паладинам и к их политике, не со всеми монархами удавалось договориться, но нигде никогда к воинам Света не относились с таким пренебрежением, как в Рестании. Энид злилась. У нее не получалось то, что она хотела и должна была сделать. Она привыкла, что если Верховный паладин отдает приказ, она его выполняет, но в Рестании легче было десять раз прыгнуть через голову. Энид утомила непрерывная вереница проблем и собственного бессилия. Дарес помогал ей, но каждый раз, когда он решал за нее очередной вопрос, ей казалось, что он смотрит с осуждением. Груз прожитых лет, новых проблем и старых переживаний стал неподъемным. Лорд де Гор постепенно смирился, оправился после смерти семьи, начинал жить, а вот Энид стала сдавать. Если бы не де Нарат, который продолжал отравлять жизнь Ордена, она бы попросила о назначении в другое место. Она скучала по Уорону, своему другу-любовнику, переживала об оставленных в Фелин'Сене приятелях. А недавно произошло событие, которое еще больше подточило душевную стойкость Энид.
Месяц назад пришло письмо от одного из паладинов, с которым леди Рид поддерживала хорошие отношения и в преданности которого не сомневалась. Он, а затем и другие люди, и даже слухи, разлетевшиеся веером, сообщили Энид, что достопочтимый король Фелин'Сена Родер Первый скончался, отравившись прокисшим вином, которое, признаться, любил хлестать почище любого пьянчужки. Но питейные пристрастия монарха, стальной рукой правившего своим королевством, никого никогда не интересовали. Никто не ожидал, что бодрый и еще весьма молодой (сорок два года всего) мужчина скончается так скоро. Утрата любимого короля погрузила весь Фелин'Сен в траур. На престол взошел юный принц Айрин, которому совсем скоро должно было исполниться девятнадцать лет. Юный возраст вкупе с некоторой мягкостью взглядов и идиллическими идеями вызывали опасения и у высшей знати, и у простого люда. Родер тоже рано стал королем, но он прошел суровую школу жизни и смог взять на себя ответственность за огромное королевство, за тысячи тысяч людских жизней. А Айрин? За широкой спиной отца он жил вполне хорошо, и пусть Энид любила этого мальчишку и видела в нем много достойных черт, но она не могла не признавать очевидного — для него время правления наступило слишком рано. Если бы не собственный долг перед Орденом и доверившимися ей людьми, леди Рид уже была бы в Фелин'Сене. Айрин остался совсем один, без поддержки семьи. Энид ничего не слышала о леди де Нарат, но не сомневалась, что Гарет не позволит своей жене и шагу ступить. Он может только попробовать с помощью Тилины повлиять на молодого короля, но бывшая принцесса была слишком умна для подобного. Нет, Айрин останется один, окруженный врагами и недоброжелателями. Сколькие захотят использовать юного короля? Сколькие пожелают свергнуть его?
Энид не была особенно добрым и сострадательным человеком. Несмотря на внешнее спокойствие и размеренность, мягкость была присуща ей лишь в рамках вежливости. Жизнь научила ее быть равнодушной к страданиям другим — иначе она бы давно сошла с ума. Энид помогала слабым, но не переживала их горести как свои. Лишь некоторые люди были важны ей настолько, что колебали ее душевное спокойствие. Семья Родера относилась к таким. Смерть короля, трудности принца — все это давило на Энид. Юность Айрина прошла на ее глазах, она искренне привязалась к нему, относилась практически как к сыну. К тому же… она не могла забыть, что променяла Тилину на благополучие Ордена. Если бы Энид проявила твердость, если бы пошла до конца, сместив лорда де Гора, она бы успела спасти принцессу от неразумного брака, а теперь… Теперь оставалось лишь гадать, как Гарет будет использовать свою знатную жену. Зная де Нарата, Энид не питала иллюзий. Совесть ее беспрестанно напоминала о выборе, который она сделала. Чувствуя вину перед Тилиной, она еще больше переживала за Айрина. После смерти Родера Энид ожидала письмо, весточку, хоть от кого-нибудь из его детей. Но ни Тилина, ни Айрин так и не написали. Принцесса молчала давно, со дня свадьбы, а принц, видимо, став королем, попросту не мог найти ни минуты свободного времени, чтобы прислать письмо той, что искренне его любила и могла дать совет.
Эти мысли давно бродили в голове Энид. Они копились, как снежный ком, грозя прорваться из стальных оков разума. Домашние туфли утопали в мягком ковре. Энид уже который час в задумчивости мерила гостиную. Даже отлучка в кабинет не помогла — увидев горы писем и документов, леди Рид вновь потянулась к своим безрадостным размышлениям. Наконец она взяла себя в руки и, посмотрев на часы и увидев, что день давно закончился, мягко перейдя в ночь, решила спуститься вниз за ужином. Можно было, конечно, позвать слуг, но Энид хотелось хоть немного отвлечься от мрачных мыслей, которые, казалось, навечно поселились в ее голове.
Внизу, как и во всем доме, было тихо, лишь экономка пререкалась с какой-то нищенкой. Девушка, кажется, просила впустить ее, а Нетта, грозная старушка, серьезно отчитывала ее и пыталась закрыть дверь. Но то ли экономке изменила ее сила и упрямство, то ли нищенка действительно находилась в отчаянном положении, но несчастная дверь никак не могла захлопнуться перед носом грязной девицы. Энид эти мелочи не интересовали, она была достаточно равнодушной хозяйкой и слуг почти никогда не отчитывала, тем более леди Рид не сомневалась, что Нетта в итоге выкинет девушку за порог. В дом паладина нередко приходили нищие и нуждающиеся, которые не понимали, что Энид их защищает, а не благодетельствует. Вот и в этот раз она равнодушно прошла мимо, к кухне — вернее, собиралась, потому что нищенка вдруг обрела небывалую громкость голоса и завопила на полдома:
— Леди Рид!
Энид дернулась, схватилась за стену и обернулась. Ей хватило мгновения, чтобы оценить обстановку. За это время экономка ухитрилась выпихнуть девушку за порог и уже собиралась закрыть дверь.
— Нетта, стой! Впусти ее, — приказала Энид, подходя. Экономка почтительно отступила, и нищенка бросилась к леди Рид. К удивлению экономки, госпожа позволила простолюдинке ее обнять и внимательно выслушала сбивчивый шепот, а потом приказала замершей слуге:
— Горячую ванну и ужин в мои покои. Меня больше не тревожить, гостей не принимать, никого не впускать.
После чего леди Рид увела девушку наверх, в свои комнаты, оставив экономку и выглянувших на шум повара с горничной недоуменно переглядываться. И только в собственной спальне Энид смогла дать волю чувствам. Она прижала к себе Тилину, которая уже рыдала, погладила ее по спутанным грязным волосам. Сейчас даже леди Рид с трудом узнавала в оборванной девушке прежнюю красавицу-принцессу. Одежда на ней была с чужого плеча, вся залатанная, в засохшей грязи и с багровыми, почти черными пятнами крови, въевшимися в ткань. Лицо осунулось, посерело, волосы утратили блеск, висели паклей, едва можно было угадать их светлый оттенок. Глаза утратили сияние и жизнерадостность, они потухли, теперь в них была лишь обреченность загнанного зверя.
Энид дала Тилине выплакаться, потом осторожно отправила мыться и есть. Она не приглядывалась, но успела заметить следы на запястьях и выше, на лице, плечах — ссадины, старые и новые, синяки, царапины. Некоторым из них было несколько недель.
В то время, как леди Рид подбирала чистую одежду, Тилина успела умыться и привести себя в относительный порядок. Пока она облачалась в простое платье — пришлось брать у служанки, только такое подошло на хрупкую фигуру бывшей принцессы, — Энид с болезненной жалостью следила за ней. Двигалась Тилина скованно, словно боялась, что сейчас на нее обрушится небосвод. Любой шорох и шум пугали ее. В ней остались крохи былого величия — кажется, только они и позволяли Тилине держать себя в руках. Когда они сели ужинать, девушка молча уткнулась в тарелку, пряча взгляд. Самые худшие опасения Энид подтверждались, но все равно она не знала, что именно случилось. Как Тилина оказалась здесь? По ней было видно, что она шла пешком много дней. Одна из самых богатых и знатных женщин центральных земель! Что с ней случилось? Кто ее обидел?
Когда тарелку опустели — несмотря на внешнюю вялость, Тилина ела жадно, словно давно голодала, — на гостиную опустилась мрачная напряженная тишина. Девушка не смотрела на Энид, взгляд ее уперся в ковер. Она вся сжалась, казалась, такой уязвимой и несчастной, что леди Рид не выдержала, подсела к ней поближе и обняла. Тилина доверчиво прижалась к ней и тихо произнесла:
— Он убил папу.
Энид судорожно вздохнула, догадываясь, кого Тилина называет "он". Она погладила девушку по еще влажным волосам и попросила:
— Расскажи. Станет легче.
Несколько минут Тилина молчала. Казалось, она замерла, заледенела. Энид почувствовала, как напряглась девушка. А потом она закрыла глаза, расслабилась и начала свой рассказ:
— Все было хорошо… Я была счастлива… Но потом… Спустя несколько недель после свадьбы Гарет… он стал заводить неприятные разговоры, озвучивать странные просьбы: поговорить с кем-нибудь, заехать в гости к какому-нибудь лорду, даже улыбнуться… Это казалось мне странным… Я люб… Я любила Гарета и готова была на все ради него… но я не хотела лгать, а он просил и просил… Я не понимала зачем… А он не объяснял. Я спрашивала и спрашивала, а он начал злиться… Мы поругались… Тогда мне впервые стало страшно… Я испугалась его… Потом он извинился, мы помирились, и все вновь стало хорошо. Он больше не просил меня ни о чем, но стал… более скрытным? У меня словно пелена с глаз упала, я вдруг стала замечать мелочи, которые… насторожили меня. Гарет что-то скрывал, а мне было так скучно… Я заглянула в его кабинет, когда его не было… Это произошло случайно, я забыла шарф в кресле… Случайно увидела у него на столе… Там были письма… Но не к паладинам, не к лордам… Я начала читать… Это было ужасно… Он нанимал людей, чтобы они находили в Логре тех, кто укрывал ликанов, и убивали их, зверски, показательно… И не только… Когда Гарета вновь не было, я осмотрела ящики стола и нашла там старые письма… Я н-не м-могла пов-верить, что м-мой м-муж — чудовище, — уже рыдала Тилина. — Он их всех убивал… Словно бандит… Преступник… Я испуг-гал-лась… Я пошла к отцу, все ему рассказала… Он велел пока молчать, просил остаться, но я не пос-слушала… Я вернулась домой, а там Гарет… Он с-сидел в к-каб-бинете и т-так см-мотрел, что я п-поняла — он в-все з-знает… Н-на следующий день, — Тилина перестала заикаться, хотя слезы все еще катились по ее щекам, а голос дрожал, — папа… папа умер… Гарет пришел и сказал, что я… я виновата!.. Я не могла… смириться… Мне было так плохо… Он закричал, ему надоели мои слезы… А когда я кинулась на него… он ударил меня. — Голос ее потух и стал методично и глухо описывать происходящее. — Он бил меня, но очень аккуратно, чтобы я не умерла и серьезно не покалечилась. Я пыталась отбиваться. Было больно. Потом он ушел. Сказал, что накажет меня за неповиновение. Что я слишком глупа, что я должна была помогать ему, а не мешать… Он пришел ночью. Он не спрашивал. Мне было плохо… Он приходил теперь каждую ночь. Я держалась. Потом не смогла больше. Начала просить его остановиться. Он не слушал. Говорил, что теперь я — никто. Он был прав… — она шептала так тихо, что Энид почти не слышала ее. — Когда стало совсем невозможно, я сбежала. Не знала, к кому идти. Только к вам. Мне помогли старые слуги, которые пришли со мной в его дом. Я боялась. Я знала, что он меня ищет.
Тилина подняла на нее взгляд — это был взгляд мертвеца. Ничего больше не было в этих пустых безжизненных глазах. Только боль. Боль, страх и стыд.
— Теперь ты в безопасности, он больше никогда не приблизится к тебе, — пообещала Энид. Это была малая часть того, что она должна была сделать. Это ее вина. Бедная Тилина…
***
В ворота особняка лорда де Рандора постучались какие-то подозрительные личности — так воспринял происходящее дворецкий и приказал спустить собак на незваных гостей. Но не успел он махнуть рукой псарю, как из-за ворот раздался зычный и глубокий голос женщины:
— Карл, старый ворчун, прикажи открыть эти демоновы ворота! Я не собираюсь стоять и ждать, пока ты со своей палкой доковыляешь!
Дворецкий подскочил как ошпаренный, выронив трость. Да что дворецкий! Сам лорд де Рандор, грузный лысеющий мужчина лет сорока, выскочил из дома в одних штанах и нижней рубашки, на ходу крича:
