еще не все горожане успели упиться до невменяемого состояния (в отличие от четырех друзей) или собраться на домашние посиделки, многие, как и Дель с Далией, предпочли прогулку на свежем морозном воздухе. Вечер уже вступал в свои права, когда они добрались до катка: праздничное, счастливое, настроение заставляло время бежать быстрее. Они шли по улицам, рука об руку, а мимо них пробегали подростки, резвились дети, проходили, смеясь, влюбленные парочки и степенные пары.
— Сегодня будут фейерверки? — полюбопытствовал у Далии Дель.
Она кивнула.
— А что именно?
— Не знаю, ими занимался Хестер. — Эта тема для разговора, как и все, связанные с "ярмарочными фокусами", не была интересна Далии, но Дель быстро перешел с нее на обсуждение подарков. Рассказал, как однажды получил от друзей жилетку из волчьего меха, которую те посчитали смешным подарком, а он им отомстил, вылив в канаву все запасы их любимого эля, который Реб исправно таскал из своей Керианы.
— Правда, меня тогда чуть не убили.
— Но дружба победила?
— Нет, на мою защиту встала Соня, а против нее даже Реб боится выступать. А Мила лишь хохотала — ее вся эта ситуация знатно повеселила.
Также Дель поведал, что их с друзьями преследует странное проклятие — они, сколько бы не собирались, ни разу не смогли попасть на каток.
— Двадцать лет уже. То на других студентов нарвемся и подеремся, то напьется кое-кто, то свадьба, то чье-то рождение, то дежурство, то война. Вот дойти успеваем, а покататься — нет. Один раз даже Лен ногу сломал: споткнулся и упал прямо на лед, очень неудачно. И это Лен, который самый ловкий из всех, кого я знаю.
— Бывает, — поддержала Далия, неуверенно улыбаясь: как и всегда, в разговорах она предпочитала отмалчиваться, но Делю уже не приходилось силком вырывать из нее ответы, с чем он себя тайно поздравлял.
Снегопад усиливался, укрывая все вокруг белоснежной пеленой. У входа на каток была очередь, и Дель, отведя Далию в сторону, заботливо стряхнул с ее мехового капюшона налипший снег.
— Ты скоро в нем утонешь, — пробормотал он, пытаясь скрыть смущение, когда их взгляды пересеклись. Казалось, это он сейчас утонет в голубизне ее глаз. Рука невольно скользнула по медному браслету, нагревшемуся от тепла кожи. Ее лицо оказалось слишком, слишком близко. Он видел, как на темные ресницы налип снег, отчего она напоминала снежную деву...
Мгновение — и в небе прогремел гром: черноту разорвал сноп магических искр, тут же превратившихся в причудливый узор, а тот — в картинку.
Они отшатнулись друг от друга, тяжело дыша. Глаза ее расширились от ужаса, хотя он даже пальцем ее не коснулся. Но не успел Дель что-либо сказать — попросить прощения или признаться в собственных глупых чувствах, — как взгляд Далии скользнул поверх его плеча, и через секунду он уже летел в сторону, ломая спиной ограду катка.
Часы на стене громко тикали в тишине, но даже они не могли заглушить грохот фейерверков и радостные крики толпы.
Кэтрин перелистнула еще пару страниц, пытаясь читать, но тут же в раздражении захлопнула книгу. Вопреки обещанию и желанию она не приняла приглашения от близких друзей на их балы или вечерние приемы. Она не могла заставить себя унизиться и появиться там одной — это был бы страшный позор, который досужие сплетницы обсуждали бы еще пару лет. Кэтрин де Шелон брошена собственным мужем и ищет утешение в праздных развлечениях! Невыносимо!
Настроение и без того ужасное, упало еще ниже. Если бы не воспитание леди и не чувство собственного достоинства, она бы разрыдался прямо в этом кресле. Кэтрин чувствовала себя глубоко несчастной, одинокой и никому не нужной. Совершенно одна... Ее никто не понимает... Не любит...
— Леди?
Она подняла глаза и увидела склонившегося в коротком поклоне Карета.
— Милорд, как вы здесь оказались?
— На мой стук так никто и не вышел, а дверь была открыта, — повинился мужчина. — Я забеспокоился о вас.
— Я неважно себя чувствую, поэтому решила остаться дома, а слуг отпустила — пусть отдохнут, — быстро нашлась Кэтрин, беря себя в руки.
На лицо Карета легла тень.
— Позвольте простить меня, что побеспокоил вас. Я уже ухожу.
— Нет, прошу, не уходите! — воскликнула Кэтрин, резко поднимаясь, отчего у нее закружилась голова, и Карету пришлось ее поддерживать. Его рука обожгла запястье, губы оказались слишком близко, а мысли легко выветрились из головы.
За окном гремели взрывы фейерверков вперемешку с магическими, Рестанию погребала под толстым слоем снега метель и сотрясала битва двух волшебников. Люди и нелюди кричали от восторга и от ужаса, а леди Кэтрин Остерфальд впервые за последние года почувствовала себя той счастливой и молодой женщиной, которой когда-то была.
Лицо Далии, снежинки в воздухе, крики детей и смех взрослых — а потом он летит спиной в железную ограду. Боль от удара была настолько сильная, что на несколько мгновений Дель потерял сознание. Первым, что он почувствовал, когда очнулся — как содрогается под ним земля: мостовая тряслась так сильно, что из нее вываливались камни, по ней проходили волны. Вокруг уже никто не кричал, хотя Дель готов был поклясться, что привели его в чувство чьи-то отчаянные визги. Спина безумно болела — он все же сломал ее об ограду, радовало лишь то, что кровь ликана быстро исцелит его, но сейчас ему было очень плохо. Только беспокойство за Далию позволило ему найти силы и поднять голову. В воздухе творилось невообразимое — два огромных вихря сплелись над городом, ломая, искажая, уничтожая все вокруг. Вокруг них летали обломки лотков, железные штыри ограды, камни из мостовой и грязные комья снега, а в центре были две фигуры — хрупкая женская и массивная мужская. Даже не чувствительный к магии человек ощутил бы всю ту колоссальную мощь, что была высвобождена в этот момент над площадью, каково же было полуэльфу, оказавшемуся едва ли не в эпицентре? Горло и легкие сдавливал густой, вязкий, как смола, воздух, глаза щипало то ли от снега, то ли от резких порывов ветра, а сердце замирало, когда два вихря сплетались в магической битвой. Это был хаос — перед глазами то и дело пролетали обломки и цветные огни, в ушах гудело, а пространство вокруг магов горело от напряжения. Вихри все увеличивались и увеличивались, то сплетаясь, то расходясь, то вновь врезаясь друг в друга с невообразимым грохотом. Непонятно было, как долго это происходило, кто побеждал и побеждал ли, осталось ли что-нибудь от города, и жив ли он сам — все смешалось. Казалось, прошла вечность — вечность отчаяния, надежды и острого осознания бессилия, — когда все закончилось так же внезапно, как и началось. Темно-синий вихрь прогнулся под серо-сиреневым и резко потух, рухнув вниз. Магия развеялась, обломки попадали на изрытую мостовую, а в воздухе повисла та самая звенящая тишина, когда кажется, что ты оглох. Если бы Дель не слышал собственное тяжелое дыхание, он бы так и решил. Он вцепился в чудом оставшийся на месте кусок изгороди и с трудом поднялся. Шатаясь и едва не падая, он добрел до стоящей на коленях одинокой женской фигуры. Перед ней разверзлась впадина метров десять в ширину, на дне которой, на обожженной земле, лежал труп мужчины. Лицо его не пострадало, и Дель с изумлением узнал в нем колдуна с арены. Но ведь...
— Ты жива?
Дель упал на колени рядом с Далией. Она подняла голову: из носа у нее текла тонкая струйка крови, щеки были изодраны, но в глазах горел огонь.
— Жива. Ты?
— В порядке. — Не до конца зажившую спину прострелило болью, но он не обратил внимание на это, продолжая с беспокойством вглядываться в лицо Далии.
Она же спокойно перевела взгляд на труп. Откуда-то издали раздались крики и топот ног.
Мила, как опытная и пожившая жизнь женщина, умела справляться с таким последствием попоек, как похмелье, но обычно оно наступало утром, а не тем же вечером. Однако обстоятельства вынудили правительницу Рестании протрезветь раньше положенного.
— Лерот, успокойся, — рявкнул рядом сидящий Лен: у него голова от трещания торговца болела не меньше. Мила скривилась и потерла виски, пока глава Торговой палаты обиженно пыхтел.
— Господин Лерот, мы решим вопрос с разрушениями на первом же собрании Совета, — пообещала эльфийка. — Нет нужды поднимать этот вопрос прямо сейчас.
— Город разрушен...
— Всего одна площадь, — встрял Дель. — Не преувеличивайте!
— Я...
— Хватит! — рявкнула Мила так, что заткнулись все: и возмущенный грядущими тратами Лерот, и злой и бледный, как полотно, Дель, и хохочущий за ее спиной Реб, и ворчащая Соня, и стонущий на ухо Лен. Только Далия, молча сидящая в углу, продолжила смотреть на остывающий в руках чай, который ей всучила дриада.
— Все. Вопросы. На. Собрании, — отчеканила правительница Рестании, напоминая, что главная здесь она. — Господин Лерот, если вы настолько свободны в праздничную ночь, займитесь делом: оградите разрушенную площадь, успокойте горожан и подсчитайте ущерб. Идите.
Представитель Торговый палаты поднялся и вышел. Мила перевела взгляд на Далию, стараясь не показывать раздражения: она знала, что ее Верховный маг не стала бы посреди прогулки с Делем начинать крушить город просто так.
Когда уже все взгляды присутствующих обратились к Далии, а молчание стало затягиваться, она наконец-то оторвалась от созерцания чайной гущи и соизволила ответить:
— Это был брат колдуна с арена. Предполагаю, что мы встретились случайно, но он меня сразу узнал.
— Откуда?
— С арены сбежало немало народа, наверняка там были подручные тролля, которые донесли магу об убийцах брата, — ответил за Далию Дель. Он был как никогда серьезен, что даже Реб удержался от своих шуточек. Хотя, возможно, этому поспособствовало так же то, что Соня за спиной Милы показала ему кулак.
— То есть наш маг-зверовед мертв? — подвела итог правительница Рестании. Ответом ей была выразительная тишина. — Понятно. Плохо, конечно, что не удалось допросить его — узнали бы имена его выживших подручных. — Они с Леном многозначительно переглянулись: оба помнили о том, что на арене пользовались зельем, которое было известно Деризе и, возможно, арена как-то связана с их таинственным демоном. — Но уже ничего не поделать. Отправляйтесь отдыхать, оба. Я улажу дело с этой дурацкой площадью.
— Ну? — ехидно поинтересовался Лен, стоило закрыться двери за, как всегда, спокойной Далией и неестественно бледным Делем.
— ..! — очень емко выразилась Мила, откидываясь на спинку и потирая виски.
— Я не у тебя, — отмахнулся ее муж. — Реб, а? Ты видел?
— Присоединюсь к правительнице Рестании, — пафосно заявил тот: он был более всех устойчив к своему любимому элю, и голова у него болела меньше, чем у других. — Парень пропал. Он же на нее едва не молится!
— Я тебе говорил!
— А она-то отмороженная, как вчерашняя рыба на рынке.
— Фу, Реб, что у тебя за мысли.
— Вынуждена согласится с супругом.
— Впервые в жизни, Лен, заметь.
— Это правда, — невозмутимо пожала плечами Соня. — Дель действительно влюблен в эту магичку, она, по-моему, его воспринимает, как элемент обстановки. Но любовь не всегда бывает счастливой.
— Да уж, — согласился Лен. — А мы все хотели, чтобы Дель женился. Сглазили. Вот Забытые Боги подкинули проблему.
— Не думаю, что нам стоит лезть.
— Я могу высказать свое мнение, дорогая супруга? Так вот, по моему мнению, уже поздно что-либо предпринимать. Дель и так всегда был упертым — светлый эльф же, — а сейчас... — Реб махнул рукой. Соня понимающе качнула головой. Лен лишь вздохнул, признавая правоту друзей.
— Вы издеваетесь? — в изумлении поинтересовалась Мила, кое-как справившаяся с головной болью и накидавшая мысленно план решения ближайших проблем. — У нас тут запретная магия, разрушенный город и, возможно, демон под носом, а вы сплетничаете сидите!
Первые лучи солнца скользнули по грязному подолу теплого бежевого платья. Далия подняла голову и посмотрела сквозь тяжелые шторы на голубое зимнее небо. За эту ночь, вернее, ее остаток, она успела передумать многое. Схватка с магом, хоть и была тяжелой, вымотала ее лишь физически: она знала, что силы восстановятся полностью за пару дней. Ученица Карсена мало чего боялась в этой жизни, и смертельный бой туда не входил: судьба мага (хорошего мага) никогда не бывает спокойна, он не умрет от старости. Намного больше ее волновало то, что произошло... едва не произошло до схватки. Она чувствовала, что падает вниз и все никак не может достичь дна, и этот страх скоро падения — смертельного, последнего — пугал ее больше, чем все маги и колдуны мира. Она помнила лицо Деля — красивое, эльфийское — ласковое и сияющее, безумно близко, слишком близко. Казалось, еще мгновение — и она разобьется. Нет, она поклялась себе, что больше не позволит себе любить, необходимо было это прекратить, пока все не зашло далеко, пока она не обожглась. Дель добрый и заботливый, и Далия верила, что его терпения хватит пережить ее чувства и отнестись с пониманием, но это было не нужно ей самой. Глупая, влюбившаяся в первого попавшегося мужчину.
И только где-то на границе сознания скользнула мысль, что Дель лучший мужчина из всех, кого она знала...
В реальность ее вернул тихий стук — кто-то поставил серебряный поднос на комод. Далия обернулась и увидела Деля.
— Завтрак. Уже утро. — Он глянул на нее с явным неодобрением, когда понял, что она так и не легла, а Далия не могла отвести взгляда от комода: на нем стоял поднос с заботливо приготовленной Делем едой, а рядом, буквально в нескольких дюймах, лежал его самый первый подарок — венок из белоснежных цветов. Внутри нее переплелись все чувства и эмоции, прошлые и настоящие. Дель что-то еще говорил, она не слушала. Медленно в ней закипала волна ледяного огня.
— Хватит, — ее тихий голос разорвал ту струну, что натянулась в ней. Дель настороженно замолк, явно почувствовав, что что-то изменилось.
— Хватит, — размеренно повторила она, поднимаясь в подоконника. — Хватит. Ты — всего лишь мой телохранитель — надзиратель, как пожелаешь, — но не более. Твоя забота излишня.
Взмах руки — и все содержимое комода пожрал бело-синий огонь.
— Вон.
Бывает так в жизни, что ты оглядываешься назад и понимаешь, как хорошо было раньше. Дель никогда не относился к той категории людей и нелюдей, которые вечно недовольны чем-то. Он был благодарен Судьбе, Забытым Богам, Свету и Тьме за то, что он был жив, были живы и здоровы те, кого он любил, а большего он не требовал, поэтому он никак не мог понять, почему ему так плохо, словно солнце померкло и наступила вечная ночь. Прошла неделя с Зимних Праздников, развороченную площадь уже начали восстанавливать, а Лерот почти перестал ворчать (зато Шадок был весел — казна ведь полностью оплатила работу ремесленников). Они с Далией больше не разговаривали. Никак. Никогда. Даже не желали светлого утра друг другу, не обсуждали больше, кто из магов опять не смог зарядить фонарь на улице или какой будет погода завтра. Далия ограничивалась скупой благодарностью за еду в обед: единственное, в чем Дель не изменил себе — это готовить для своей возлюбленной. Единственное, в чем он не смог себе отказать. Единственное, на чем он настоял.
— Сегодня будут фейерверки? — полюбопытствовал у Далии Дель.
Она кивнула.
— А что именно?
— Не знаю, ими занимался Хестер. — Эта тема для разговора, как и все, связанные с "ярмарочными фокусами", не была интересна Далии, но Дель быстро перешел с нее на обсуждение подарков. Рассказал, как однажды получил от друзей жилетку из волчьего меха, которую те посчитали смешным подарком, а он им отомстил, вылив в канаву все запасы их любимого эля, который Реб исправно таскал из своей Керианы.
— Правда, меня тогда чуть не убили.
— Но дружба победила?
— Нет, на мою защиту встала Соня, а против нее даже Реб боится выступать. А Мила лишь хохотала — ее вся эта ситуация знатно повеселила.
Также Дель поведал, что их с друзьями преследует странное проклятие — они, сколько бы не собирались, ни разу не смогли попасть на каток.
— Двадцать лет уже. То на других студентов нарвемся и подеремся, то напьется кое-кто, то свадьба, то чье-то рождение, то дежурство, то война. Вот дойти успеваем, а покататься — нет. Один раз даже Лен ногу сломал: споткнулся и упал прямо на лед, очень неудачно. И это Лен, который самый ловкий из всех, кого я знаю.
— Бывает, — поддержала Далия, неуверенно улыбаясь: как и всегда, в разговорах она предпочитала отмалчиваться, но Делю уже не приходилось силком вырывать из нее ответы, с чем он себя тайно поздравлял.
Снегопад усиливался, укрывая все вокруг белоснежной пеленой. У входа на каток была очередь, и Дель, отведя Далию в сторону, заботливо стряхнул с ее мехового капюшона налипший снег.
— Ты скоро в нем утонешь, — пробормотал он, пытаясь скрыть смущение, когда их взгляды пересеклись. Казалось, это он сейчас утонет в голубизне ее глаз. Рука невольно скользнула по медному браслету, нагревшемуся от тепла кожи. Ее лицо оказалось слишком, слишком близко. Он видел, как на темные ресницы налип снег, отчего она напоминала снежную деву...
Мгновение — и в небе прогремел гром: черноту разорвал сноп магических искр, тут же превратившихся в причудливый узор, а тот — в картинку.
Они отшатнулись друг от друга, тяжело дыша. Глаза ее расширились от ужаса, хотя он даже пальцем ее не коснулся. Но не успел Дель что-либо сказать — попросить прощения или признаться в собственных глупых чувствах, — как взгляд Далии скользнул поверх его плеча, и через секунду он уже летел в сторону, ломая спиной ограду катка.
***
Часы на стене громко тикали в тишине, но даже они не могли заглушить грохот фейерверков и радостные крики толпы.
Кэтрин перелистнула еще пару страниц, пытаясь читать, но тут же в раздражении захлопнула книгу. Вопреки обещанию и желанию она не приняла приглашения от близких друзей на их балы или вечерние приемы. Она не могла заставить себя унизиться и появиться там одной — это был бы страшный позор, который досужие сплетницы обсуждали бы еще пару лет. Кэтрин де Шелон брошена собственным мужем и ищет утешение в праздных развлечениях! Невыносимо!
Настроение и без того ужасное, упало еще ниже. Если бы не воспитание леди и не чувство собственного достоинства, она бы разрыдался прямо в этом кресле. Кэтрин чувствовала себя глубоко несчастной, одинокой и никому не нужной. Совершенно одна... Ее никто не понимает... Не любит...
— Леди?
Она подняла глаза и увидела склонившегося в коротком поклоне Карета.
— Милорд, как вы здесь оказались?
— На мой стук так никто и не вышел, а дверь была открыта, — повинился мужчина. — Я забеспокоился о вас.
— Я неважно себя чувствую, поэтому решила остаться дома, а слуг отпустила — пусть отдохнут, — быстро нашлась Кэтрин, беря себя в руки.
На лицо Карета легла тень.
— Позвольте простить меня, что побеспокоил вас. Я уже ухожу.
— Нет, прошу, не уходите! — воскликнула Кэтрин, резко поднимаясь, отчего у нее закружилась голова, и Карету пришлось ее поддерживать. Его рука обожгла запястье, губы оказались слишком близко, а мысли легко выветрились из головы.
За окном гремели взрывы фейерверков вперемешку с магическими, Рестанию погребала под толстым слоем снега метель и сотрясала битва двух волшебников. Люди и нелюди кричали от восторга и от ужаса, а леди Кэтрин Остерфальд впервые за последние года почувствовала себя той счастливой и молодой женщиной, которой когда-то была.
***
Лицо Далии, снежинки в воздухе, крики детей и смех взрослых — а потом он летит спиной в железную ограду. Боль от удара была настолько сильная, что на несколько мгновений Дель потерял сознание. Первым, что он почувствовал, когда очнулся — как содрогается под ним земля: мостовая тряслась так сильно, что из нее вываливались камни, по ней проходили волны. Вокруг уже никто не кричал, хотя Дель готов был поклясться, что привели его в чувство чьи-то отчаянные визги. Спина безумно болела — он все же сломал ее об ограду, радовало лишь то, что кровь ликана быстро исцелит его, но сейчас ему было очень плохо. Только беспокойство за Далию позволило ему найти силы и поднять голову. В воздухе творилось невообразимое — два огромных вихря сплелись над городом, ломая, искажая, уничтожая все вокруг. Вокруг них летали обломки лотков, железные штыри ограды, камни из мостовой и грязные комья снега, а в центре были две фигуры — хрупкая женская и массивная мужская. Даже не чувствительный к магии человек ощутил бы всю ту колоссальную мощь, что была высвобождена в этот момент над площадью, каково же было полуэльфу, оказавшемуся едва ли не в эпицентре? Горло и легкие сдавливал густой, вязкий, как смола, воздух, глаза щипало то ли от снега, то ли от резких порывов ветра, а сердце замирало, когда два вихря сплетались в магической битвой. Это был хаос — перед глазами то и дело пролетали обломки и цветные огни, в ушах гудело, а пространство вокруг магов горело от напряжения. Вихри все увеличивались и увеличивались, то сплетаясь, то расходясь, то вновь врезаясь друг в друга с невообразимым грохотом. Непонятно было, как долго это происходило, кто побеждал и побеждал ли, осталось ли что-нибудь от города, и жив ли он сам — все смешалось. Казалось, прошла вечность — вечность отчаяния, надежды и острого осознания бессилия, — когда все закончилось так же внезапно, как и началось. Темно-синий вихрь прогнулся под серо-сиреневым и резко потух, рухнув вниз. Магия развеялась, обломки попадали на изрытую мостовую, а в воздухе повисла та самая звенящая тишина, когда кажется, что ты оглох. Если бы Дель не слышал собственное тяжелое дыхание, он бы так и решил. Он вцепился в чудом оставшийся на месте кусок изгороди и с трудом поднялся. Шатаясь и едва не падая, он добрел до стоящей на коленях одинокой женской фигуры. Перед ней разверзлась впадина метров десять в ширину, на дне которой, на обожженной земле, лежал труп мужчины. Лицо его не пострадало, и Дель с изумлением узнал в нем колдуна с арены. Но ведь...
— Ты жива?
Дель упал на колени рядом с Далией. Она подняла голову: из носа у нее текла тонкая струйка крови, щеки были изодраны, но в глазах горел огонь.
— Жива. Ты?
— В порядке. — Не до конца зажившую спину прострелило болью, но он не обратил внимание на это, продолжая с беспокойством вглядываться в лицо Далии.
Она же спокойно перевела взгляд на труп. Откуда-то издали раздались крики и топот ног.
***
Мила, как опытная и пожившая жизнь женщина, умела справляться с таким последствием попоек, как похмелье, но обычно оно наступало утром, а не тем же вечером. Однако обстоятельства вынудили правительницу Рестании протрезветь раньше положенного.
— Лерот, успокойся, — рявкнул рядом сидящий Лен: у него голова от трещания торговца болела не меньше. Мила скривилась и потерла виски, пока глава Торговой палаты обиженно пыхтел.
— Господин Лерот, мы решим вопрос с разрушениями на первом же собрании Совета, — пообещала эльфийка. — Нет нужды поднимать этот вопрос прямо сейчас.
— Город разрушен...
— Всего одна площадь, — встрял Дель. — Не преувеличивайте!
— Я...
— Хватит! — рявкнула Мила так, что заткнулись все: и возмущенный грядущими тратами Лерот, и злой и бледный, как полотно, Дель, и хохочущий за ее спиной Реб, и ворчащая Соня, и стонущий на ухо Лен. Только Далия, молча сидящая в углу, продолжила смотреть на остывающий в руках чай, который ей всучила дриада.
— Все. Вопросы. На. Собрании, — отчеканила правительница Рестании, напоминая, что главная здесь она. — Господин Лерот, если вы настолько свободны в праздничную ночь, займитесь делом: оградите разрушенную площадь, успокойте горожан и подсчитайте ущерб. Идите.
Представитель Торговый палаты поднялся и вышел. Мила перевела взгляд на Далию, стараясь не показывать раздражения: она знала, что ее Верховный маг не стала бы посреди прогулки с Делем начинать крушить город просто так.
Когда уже все взгляды присутствующих обратились к Далии, а молчание стало затягиваться, она наконец-то оторвалась от созерцания чайной гущи и соизволила ответить:
— Это был брат колдуна с арена. Предполагаю, что мы встретились случайно, но он меня сразу узнал.
— Откуда?
— С арены сбежало немало народа, наверняка там были подручные тролля, которые донесли магу об убийцах брата, — ответил за Далию Дель. Он был как никогда серьезен, что даже Реб удержался от своих шуточек. Хотя, возможно, этому поспособствовало так же то, что Соня за спиной Милы показала ему кулак.
— То есть наш маг-зверовед мертв? — подвела итог правительница Рестании. Ответом ей была выразительная тишина. — Понятно. Плохо, конечно, что не удалось допросить его — узнали бы имена его выживших подручных. — Они с Леном многозначительно переглянулись: оба помнили о том, что на арене пользовались зельем, которое было известно Деризе и, возможно, арена как-то связана с их таинственным демоном. — Но уже ничего не поделать. Отправляйтесь отдыхать, оба. Я улажу дело с этой дурацкой площадью.
— Ну? — ехидно поинтересовался Лен, стоило закрыться двери за, как всегда, спокойной Далией и неестественно бледным Делем.
— ..! — очень емко выразилась Мила, откидываясь на спинку и потирая виски.
— Я не у тебя, — отмахнулся ее муж. — Реб, а? Ты видел?
— Присоединюсь к правительнице Рестании, — пафосно заявил тот: он был более всех устойчив к своему любимому элю, и голова у него болела меньше, чем у других. — Парень пропал. Он же на нее едва не молится!
— Я тебе говорил!
— А она-то отмороженная, как вчерашняя рыба на рынке.
— Фу, Реб, что у тебя за мысли.
— Вынуждена согласится с супругом.
— Впервые в жизни, Лен, заметь.
— Это правда, — невозмутимо пожала плечами Соня. — Дель действительно влюблен в эту магичку, она, по-моему, его воспринимает, как элемент обстановки. Но любовь не всегда бывает счастливой.
— Да уж, — согласился Лен. — А мы все хотели, чтобы Дель женился. Сглазили. Вот Забытые Боги подкинули проблему.
— Не думаю, что нам стоит лезть.
— Я могу высказать свое мнение, дорогая супруга? Так вот, по моему мнению, уже поздно что-либо предпринимать. Дель и так всегда был упертым — светлый эльф же, — а сейчас... — Реб махнул рукой. Соня понимающе качнула головой. Лен лишь вздохнул, признавая правоту друзей.
— Вы издеваетесь? — в изумлении поинтересовалась Мила, кое-как справившаяся с головной болью и накидавшая мысленно план решения ближайших проблем. — У нас тут запретная магия, разрушенный город и, возможно, демон под носом, а вы сплетничаете сидите!
***
Первые лучи солнца скользнули по грязному подолу теплого бежевого платья. Далия подняла голову и посмотрела сквозь тяжелые шторы на голубое зимнее небо. За эту ночь, вернее, ее остаток, она успела передумать многое. Схватка с магом, хоть и была тяжелой, вымотала ее лишь физически: она знала, что силы восстановятся полностью за пару дней. Ученица Карсена мало чего боялась в этой жизни, и смертельный бой туда не входил: судьба мага (хорошего мага) никогда не бывает спокойна, он не умрет от старости. Намного больше ее волновало то, что произошло... едва не произошло до схватки. Она чувствовала, что падает вниз и все никак не может достичь дна, и этот страх скоро падения — смертельного, последнего — пугал ее больше, чем все маги и колдуны мира. Она помнила лицо Деля — красивое, эльфийское — ласковое и сияющее, безумно близко, слишком близко. Казалось, еще мгновение — и она разобьется. Нет, она поклялась себе, что больше не позволит себе любить, необходимо было это прекратить, пока все не зашло далеко, пока она не обожглась. Дель добрый и заботливый, и Далия верила, что его терпения хватит пережить ее чувства и отнестись с пониманием, но это было не нужно ей самой. Глупая, влюбившаяся в первого попавшегося мужчину.
И только где-то на границе сознания скользнула мысль, что Дель лучший мужчина из всех, кого она знала...
В реальность ее вернул тихий стук — кто-то поставил серебряный поднос на комод. Далия обернулась и увидела Деля.
— Завтрак. Уже утро. — Он глянул на нее с явным неодобрением, когда понял, что она так и не легла, а Далия не могла отвести взгляда от комода: на нем стоял поднос с заботливо приготовленной Делем едой, а рядом, буквально в нескольких дюймах, лежал его самый первый подарок — венок из белоснежных цветов. Внутри нее переплелись все чувства и эмоции, прошлые и настоящие. Дель что-то еще говорил, она не слушала. Медленно в ней закипала волна ледяного огня.
— Хватит, — ее тихий голос разорвал ту струну, что натянулась в ней. Дель настороженно замолк, явно почувствовав, что что-то изменилось.
— Хватит, — размеренно повторила она, поднимаясь в подоконника. — Хватит. Ты — всего лишь мой телохранитель — надзиратель, как пожелаешь, — но не более. Твоя забота излишня.
Взмах руки — и все содержимое комода пожрал бело-синий огонь.
— Вон.
Глава 9. Неудачный визит, или О любви
Бывает так в жизни, что ты оглядываешься назад и понимаешь, как хорошо было раньше. Дель никогда не относился к той категории людей и нелюдей, которые вечно недовольны чем-то. Он был благодарен Судьбе, Забытым Богам, Свету и Тьме за то, что он был жив, были живы и здоровы те, кого он любил, а большего он не требовал, поэтому он никак не мог понять, почему ему так плохо, словно солнце померкло и наступила вечная ночь. Прошла неделя с Зимних Праздников, развороченную площадь уже начали восстанавливать, а Лерот почти перестал ворчать (зато Шадок был весел — казна ведь полностью оплатила работу ремесленников). Они с Далией больше не разговаривали. Никак. Никогда. Даже не желали светлого утра друг другу, не обсуждали больше, кто из магов опять не смог зарядить фонарь на улице или какой будет погода завтра. Далия ограничивалась скупой благодарностью за еду в обед: единственное, в чем Дель не изменил себе — это готовить для своей возлюбленной. Единственное, в чем он не смог себе отказать. Единственное, на чем он настоял.
