За последнюю неделю он почти не спал и не ел, зато они с Тирестом и Гайлом, еще двумя доверенными лицами покровителей из Темной Империи, обошли все точки пустынных торговцев. Вернее, все их тайники. Действовать приходилось быстро и аккуратно. Если бы агенты Шарэта прознали, что их банально обыскивают, то в Рестании разразилась бы настоящая теневая война. Но Аран с товарищами отработали великолепно, и спустя восемь дней золото, принадлежащее Темной Империи, было найдено, а виновные в хищении были наказаны. Нескоро пустынные торговцы забудут их визит…
Тирест с Гайлом отправились с золотом на место встречи, в одно из убежищ, а Аран остался с ребятами подчищать хвосты. Когда все было сделано, он сам наведался к повелителям, но уже не застал их. Перехваченный по пути Тирест рассказал, что они подробно отчитались темным и те забрали золота и драгоценные камни — плату за последнюю часть партии. Разобравшись еще с рядом текущих дел и так и не дождавшись покровителей, Аран отправился домой. Он чувствовал себя, мягко говоря, неуютно: за ним уже был один грешок, который ему простили, однако последнее дело было слишком противоречивым. Слуги теневых королей привыкли выполнять все быстро, четко и без нареканий. Любые проблемы должны были решаться в считанные дни, при этом не создавая никаких неудобств повелителем — это самое главное. В далекой Темной Империи никого не будет волновать, что курьера убили, а на месте встречи крутились стражи из Управления. Лорды ждут свое золото, и они должны его получить — любыми средствами. А на пешек они не обращают внимание. Аран же готов был проклинать все на свете — дважды за неполные полгода обстоятельства играли против него. Дважды он подвел повелителей. Первый раз они его простили, дали искупить вину, но что будет во второй раз? Аран едва не совершил непоправимую ошибку: не появись внезапно в Рестании повелители, не отдай приказ искать золото в городе, он бы отправил своих подручных вниз по Асдель. Этим бы он не только взбаламутил всех на южном торговом пути, но и позволил бы пустынникам обойти себя, надежно спрятав золото и вывезя его позже, когда все бы улеглось. Страшный провал грозил Арану — но сведения были верны! Или он захотел в это поверить? Ведь сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что во многих случаях невольно подтасовывал факты, желая, чтобы они соответствовали действительности — действительности, которую придумал сам. Один, два штриха — и он уже был готов поверить в целую картину. А повелителей не сбило с пути ничего, на то они мудрее и сильнее. Если бы они не появились… Что было бы? Аран бы все равно отправил бы в Темную Империю известие, но на месте действовал бы сам — на то его и оставили главным в этом деле. И соратники бы не помогли: хоть они и были равны, однако у каждого было свое занятие, свои задачи, порученные им непосредственно повелителями. Так что никто бы не помог Арану — они не были соперниками, но и делать чужую работу не привыкли, — и он бы оступился, провалил задание. Драгоценное время бы ушло, а золото бы утекло из Рестании. Кому другому это могло показаться несерьезным, ведь ничего не произошло, и повелители вовремя вмешались, однако Аран знал, что они карали и за меньшие провинности. Чем выше цена, тем выше ожидания. Если ты не соответствуешь им, то тебя наказывают. Казнят. Иного пути из теней нет. И теперь Аран лишь молил Забытых Богов, чтобы ему дали возможность оправдаться — как глупо, словно это могло помочь! Повелители не знали жалости… И любили карать всех, даже семью…
Многообразие рас мира, естественно, побуждало его жителей как-то делить друг друга. Ученые из Академии Трех Солнц, конечно, составили несколько классификаций и весьма сложных. Простые же обыватели делили всех на смертных и бессмертных, или на темных и светлых, хотя это порождало больше вопросов, чем ответов. К примеру, народная молва относила к бессмертным, то есть нестареющим, всех подряд: и эльфов, и ликанов, и драконов, и нимф, и вампиров со свалгами, и вендиго, ныне почивших благодаря неустанным трудам воинов Света. Однако те же профессора из Академии сказали бы, что вампиров или истребленных вендиго, а также свалгов, фей и дриад лишь условно можно назвать бессмертными, потому что при определенном стечении обстоятельств они могут утратить волю к жизни и, как следствие, лишиться своего бессмертия. Случаи эти были хоть и редкие, однако не уникальные, и считаться с ними стоило. Так же и среди смертных, к котором относились все остальные, стареющие расы, было не все просто. Разве можно в один ряд ставить оборотня, живущего столетия, и человека или орка, которые едва ли успевают разменять пять десятков лет? Но крестьяне и даже горожане (и даже рестанийцы) не замечали разницы и не заботились вопросами теории. Так и в делении на темных и светлых. Оборотни, веками считавшиеся служителями Тьмы, населяли весь мир и спокойно жили бок о бок с людьми, поклоняющимися Свету. Конечно, были и более однозначные примеры: орки, ликаны, темные эльфы или светлые эльфы и нимфы, дриады, русалки, феи. Поэтому никто никогда бы не смог увидеть союз из орка и нимфы, или дроу и русалки. Исключением была Рестания, однако и здесь действовали свои законы, и если на полукровок тех же рас фейри или орков и троллей все закрывали глаза, то вот ликаны явно относились к тем, кого общество осуждало и гнобило. Естественно, всякие связи с ними подвергались критике, зачастую грубой и насильственной. Выйти замуж за ликана представительнице светлой расы было равно самоубийству или, по крайней мере, обещало множество трудностей в будущем.
Когда Мире согласилась связать с ним свою судьбу, Аран осознавал, что обрекает ее на многие страдания. Но отказаться, уйти он не мог: он любил ее и, проявляя постыдную слабость, не в силах был отпустить. Поэтому всю свою жизнь он старался компенсировать ей те страдания, которые причинял их неравный союз. При появлении золота делать это стало проще. Отдельный дом, молчаливая прислуга, отсутствие нужды — Мире жила, как настоящая принцесса, вдали от грязи этого мира, которую успела познать сполна. А потом у них родился сын. К сожалению, ликан.
Были расы, у которых возможность появления полукровок отсутствовала. К ним относились оборотни и ликаны. Ходили, правда, слухи, что у последних иногда рождаются полукровки от светлых эльфов, но это была байка из разряда легенд. Тем более Мире по крови к жителям Рассветного Леса не относилась, поэтому их дитя должно было полностью унаследовать либо кровь отца, либо кровь матери. Случилось первое, и Аран бы солгал, если бы сказал, что не жалеет. С одной стороны, ликану легче выжить в этом жестоком мире: одно убийство — и ты можешь превращаться в неуязвимое создание. Но, с другой стороны, в обычной жизни ликану нет места: он — изгой. Его не полюбит прекрасная девушка из дома напротив, с ним не будут играть соседские мальчишки, его с неохотой возьмут разве что в бар вышибалой, а все приличные заведения будут шарахаться от него, как от зачумленного. Такова была судьба всех ликанов, пытающихся жить обычной жизнью, подавляющих свою звериную суть. И понимая это — он ведь сам прошел через подобное, — Аран сожалел, что и его сыну грозит та же участь. Именно поэтому его желание перевезти семью в Темную Империю усилилось в последние месяцы — как раз после рождения ребенка. Только там, за закрытой границей, в царстве прислужников Тьмы, они могли бы быть счастливы. Жить среди своих, а не среди чужих, не ловить косые взгляды, не сдерживать свою натуру. Там они бы жили, по-настоящему, не прячась за стенами и горой золота. Жаль только, Мире этого не понимала. А сейчас она вновь начнет нудить, пытаясь его к чему-то — к чему? — склонить и "спасти".
От этих мыслей у Арана даже голова разболелась. А может, от недосыпа — он уже не помнил, когда последний раз ел и спал, и делал ли он это вообще. Даже выносливость ликана не спасала больше, и он лишь надеялся, что Мире поймет его состояние и хоть один вечер помолчит. Пусть лучше сына нянчит.
Ключ громко лязгнул в замочной скважине. Аран толкнул дверь и буквально ввалился внутрь. Дом пустовал — Мире не любила прислугу и частенько ее отсылала. Сейчас еще было не так поздно, чтобы ложиться спать, и Аран не удивился, когда увидел свет в гостиной. И только зайдя внутрь он осознал, как непростительно глуп и невнимателен был. Усталость, нервы — он даже не заметил, что что-то не так.
Аран замер на пороге гостиной, не в силах пошевелиться, и лишь чувствуя, как в горле собирается ком. Он смотрел прямо в испуганные серебристые глаза.
— Мы заждались тебя, Аран, — произнес один из дроу.
Тут же за спиной ликана возникли еще двое. Его грубо толкнули вперед, ставя на колени и заламывая руки, а потом к шее прижалось холодное лезвие голубой стали. Даже будь Аран бодрым и полным сил, он бы не справился с тремя дроу. Но попытаться мог, и на бесполезную борьбу ушло еще с пять минут, пока темные эльфы не скрутили его вновь. Мире все это время послушно просидела в кресле под надзором третьего из братьев.
Кашляя кровью, он чувствовал, как силы покидают его человеческое тело, и готов был выть от досады от невозможности превратиться в ликана — он бы дорого отдал за то, чтобы узнать, что же они плеснули ему в лицо, и как смогли заставить остаться в этом слабом обличье.
— Неужели ты думал, что мы, темные эльфы, не сможем справиться с ликаном? — насмешливо поинтересовался дроу, держащий клинок из голубой стали. Он поблескивал в свете магических светильников и неприятно холодил кожу. Второй дроу оставил его и прошелся по гостиной. Третий продолжал стоять рядом с дрожащей Мире и легонько поглаживать ее по плечу — от этого она только больше вздрагивала и пыталась отстраниться. Аран встретился взглядом с серебристыми глазами, и, казалось, вся их жизнь промелькнула перед ними.
— Итак, думаем, ты понимаешь, Аран, зачем мы тут? — произнес второй дроу, остановившись прямо в центре гостиной. — Ты совершил ошибку. Ты подвел нас и Империю. Ты будешь наказан.
— Условия работы были тебе известно, — прошептал держащий его темный эльф. — Мы не прощаем провалы.
— Никогда, — добавил третий, играя с прядью волос Мире.
— Придется тебя наказать. И другим будет неповадно. — Они играли с ним, как волк с зайцем, зная, что он полностью в их власти, они веселились от души, наслаждаясь процессом. — Начнем, пожалуй, с твоей красавицы-жены. Жаль ее, правда?
Мире судорожно вздохнула, но даже не дернулась, послушной овечкой ожидая своего заклания.
Аран попытался вырваться, из последних сил, совершить невозможное, но слабость одолевала его, и он лишь повис в крепком захвате дроу.
— Нет! Не трогайте ее!
— Не ори, не привлекай лишнего внимания, — спокойно посоветовал второй эльф, пока его брат нежно поглаживал шейку Мире.
Этот взгляд, глаза в глаза — он длился вечность…
…— Осторожнее надо, господин! — звонко воскликнула девчонка. Он обернулся, уже готовый сказать гадость, но увидел два серебристых омута — и пропал. Она смутилась под его взглядом, такая юная и невинная. Она еще долго смущалась, пока он нес ее корзину с овощами и мучительно тяжело пытался поговорить. Но о чем? О чем говорить с этим неземным созданием? Она такая чистая и возвышенная, а он — ликан, зверь, живущий лишь инстинктами. Он видел лишь грязь и боль, забыл о том, что день может быть светлым и солнечным. А теперь шел рядом с ней по мостовой и мямлил, как юнец, пытаясь не краснеть. Так бы, наверное, и ушел, не попытав удачу, а потом бы кружил вокруг нее, мечтая о встрече, но она сама почувствовала его смятение, так перекликающееся с ее. Они остановились у черного хода какого-то богатого дома, где она служила, и долго стояли, глядя друг другу в глаза.
— Я — Мире, — вдруг произнесла она, в десятый раз заправляя послушно лежащую прядь за ухо.
— Аран, — прохрипел он и перехватил ее руку. Она вздрогнула, когда он коснулся поцелуем ее пальчиков. А потом резко отпрянул и исчез за углом.
Они встретились уже на следующий день. Долго гуляли, а потом говорили и говорили. Это был чудесный, волшебный день. Такой же, как их первый поцелуй. Тогда все казалось таким сложным, непонятным, но они точно знали, что их любовь не разрушить ничем. И они наслаждались этими короткими мгновениями счастья, позабыв о прошлом, мечтая о будущем и живя полной жизнью в таком прекрасном настоящем…
…Хруст ломающихся костей разорвал тишину.
— НЕТ! Н… — удар в челюсть прервал крик отчаяния и боли.
Хрупкое женское тело изломанной куклой рухнуло на пол. В серебристых глазах теперь была лишь пустота, а неестественно повернутая шея черным клинком перерезала всю его жизнь.
Он даже не заметил, что его давно не держат. Просто рванул вперед, к ней, к его любимой. К единственной, к его светлому чудо. Только не она! Нет! Этого не может быть!
Боль скручивала изнутри. Он дрожащими пальцами провел по ее щеке, не замечая, что плачет. Лишь детский крик привел его в чувство, заставил вынырнуть из омута боли, в который его затягивали безжизненные серебристые глаза.
«Ардес!» — мелькнула отчаянная мысль в его голове. Их сын!
— Да, еще ведь ребенок, — все также размеренно, словно они вели научную беседу за чашкой чая, произнес дроу. — Жаль его, правда?
— Не троньте его, — прохрипел Аран, пытаясь подняться, что-то сделать, защитить сына. Но вновь его скрутили, приставляя к горлу кинжал из губительной для него стали.
— Конечно, не тронем, — усмехнулся дроу и опустился рядом, шепча прямо ему в ухо: — Он выживет, можем тебе обещать. Было бы настоящим расточительством убивать твоего сына, он может оказаться не менее способным исполнителем, чем его отец.
— Вот только проблема, — подхватил третий дроу, который убил… убил… ее… — Если бы ты умер на задании, верно служа нам, то мы бы, конечно, позаботились о будущем твоей семьи, твой сын, останься он сиротой, вырос бы в приемной семье, которую мы бы ему подыскали, и получил бы достойное образование. Мы умеем ценить верных подданных.
— Но вот незадача, — цокнул самый первый дроу, который держал его. — Ты подвел нас. Ты будешь казнен. И твой сын расплатится за твои ошибки, как и твоя жена. Он будет жить, мы отнесем его в приют. Он вырастет в нищете и грязи, а потом так же, как и ты, верным псом будет служить нам. Он будет ненавидеть тебя за то, что по твоей вине убили его мать, что ты обрек его на эту бедность, на несчастное детство. А он будет несчастен.
— И все потому, что ты был недостаточно старателен. Не стоит заигрывать с Тьмой.
Один росчерк кинжала — и рядом с серебристыми глазами оказались серые, такие же безжизненные, в которых отражалась вся боль, что он перенес в последние мгновения. А в детской надрываясь кричал и плакал маленький Ардес. Он еще не знал, что остался один в этом жестоком мире, что больше не придет его мать и не будет укачивать, с любовью напевая колыбельную. Что отец не научит его ходить и держать меч, а по вечерам они с семьей не будут собираться за столом. Что у него не будет всей той жизни, которая есть у каждого. Он лишился ее прямо сейчас, и впереди у него были лишь серые стены рестанийского приюта. Но он ни о чем об этом не знал и плакал, потому что хотел есть. И чтобы мама все же пришла и укачала его…
Тирест с Гайлом отправились с золотом на место встречи, в одно из убежищ, а Аран остался с ребятами подчищать хвосты. Когда все было сделано, он сам наведался к повелителям, но уже не застал их. Перехваченный по пути Тирест рассказал, что они подробно отчитались темным и те забрали золота и драгоценные камни — плату за последнюю часть партии. Разобравшись еще с рядом текущих дел и так и не дождавшись покровителей, Аран отправился домой. Он чувствовал себя, мягко говоря, неуютно: за ним уже был один грешок, который ему простили, однако последнее дело было слишком противоречивым. Слуги теневых королей привыкли выполнять все быстро, четко и без нареканий. Любые проблемы должны были решаться в считанные дни, при этом не создавая никаких неудобств повелителем — это самое главное. В далекой Темной Империи никого не будет волновать, что курьера убили, а на месте встречи крутились стражи из Управления. Лорды ждут свое золото, и они должны его получить — любыми средствами. А на пешек они не обращают внимание. Аран же готов был проклинать все на свете — дважды за неполные полгода обстоятельства играли против него. Дважды он подвел повелителей. Первый раз они его простили, дали искупить вину, но что будет во второй раз? Аран едва не совершил непоправимую ошибку: не появись внезапно в Рестании повелители, не отдай приказ искать золото в городе, он бы отправил своих подручных вниз по Асдель. Этим бы он не только взбаламутил всех на южном торговом пути, но и позволил бы пустынникам обойти себя, надежно спрятав золото и вывезя его позже, когда все бы улеглось. Страшный провал грозил Арану — но сведения были верны! Или он захотел в это поверить? Ведь сейчас, оглядываясь назад, он понимал, что во многих случаях невольно подтасовывал факты, желая, чтобы они соответствовали действительности — действительности, которую придумал сам. Один, два штриха — и он уже был готов поверить в целую картину. А повелителей не сбило с пути ничего, на то они мудрее и сильнее. Если бы они не появились… Что было бы? Аран бы все равно отправил бы в Темную Империю известие, но на месте действовал бы сам — на то его и оставили главным в этом деле. И соратники бы не помогли: хоть они и были равны, однако у каждого было свое занятие, свои задачи, порученные им непосредственно повелителями. Так что никто бы не помог Арану — они не были соперниками, но и делать чужую работу не привыкли, — и он бы оступился, провалил задание. Драгоценное время бы ушло, а золото бы утекло из Рестании. Кому другому это могло показаться несерьезным, ведь ничего не произошло, и повелители вовремя вмешались, однако Аран знал, что они карали и за меньшие провинности. Чем выше цена, тем выше ожидания. Если ты не соответствуешь им, то тебя наказывают. Казнят. Иного пути из теней нет. И теперь Аран лишь молил Забытых Богов, чтобы ему дали возможность оправдаться — как глупо, словно это могло помочь! Повелители не знали жалости… И любили карать всех, даже семью…
***
Многообразие рас мира, естественно, побуждало его жителей как-то делить друг друга. Ученые из Академии Трех Солнц, конечно, составили несколько классификаций и весьма сложных. Простые же обыватели делили всех на смертных и бессмертных, или на темных и светлых, хотя это порождало больше вопросов, чем ответов. К примеру, народная молва относила к бессмертным, то есть нестареющим, всех подряд: и эльфов, и ликанов, и драконов, и нимф, и вампиров со свалгами, и вендиго, ныне почивших благодаря неустанным трудам воинов Света. Однако те же профессора из Академии сказали бы, что вампиров или истребленных вендиго, а также свалгов, фей и дриад лишь условно можно назвать бессмертными, потому что при определенном стечении обстоятельств они могут утратить волю к жизни и, как следствие, лишиться своего бессмертия. Случаи эти были хоть и редкие, однако не уникальные, и считаться с ними стоило. Так же и среди смертных, к котором относились все остальные, стареющие расы, было не все просто. Разве можно в один ряд ставить оборотня, живущего столетия, и человека или орка, которые едва ли успевают разменять пять десятков лет? Но крестьяне и даже горожане (и даже рестанийцы) не замечали разницы и не заботились вопросами теории. Так и в делении на темных и светлых. Оборотни, веками считавшиеся служителями Тьмы, населяли весь мир и спокойно жили бок о бок с людьми, поклоняющимися Свету. Конечно, были и более однозначные примеры: орки, ликаны, темные эльфы или светлые эльфы и нимфы, дриады, русалки, феи. Поэтому никто никогда бы не смог увидеть союз из орка и нимфы, или дроу и русалки. Исключением была Рестания, однако и здесь действовали свои законы, и если на полукровок тех же рас фейри или орков и троллей все закрывали глаза, то вот ликаны явно относились к тем, кого общество осуждало и гнобило. Естественно, всякие связи с ними подвергались критике, зачастую грубой и насильственной. Выйти замуж за ликана представительнице светлой расы было равно самоубийству или, по крайней мере, обещало множество трудностей в будущем.
Когда Мире согласилась связать с ним свою судьбу, Аран осознавал, что обрекает ее на многие страдания. Но отказаться, уйти он не мог: он любил ее и, проявляя постыдную слабость, не в силах был отпустить. Поэтому всю свою жизнь он старался компенсировать ей те страдания, которые причинял их неравный союз. При появлении золота делать это стало проще. Отдельный дом, молчаливая прислуга, отсутствие нужды — Мире жила, как настоящая принцесса, вдали от грязи этого мира, которую успела познать сполна. А потом у них родился сын. К сожалению, ликан.
Были расы, у которых возможность появления полукровок отсутствовала. К ним относились оборотни и ликаны. Ходили, правда, слухи, что у последних иногда рождаются полукровки от светлых эльфов, но это была байка из разряда легенд. Тем более Мире по крови к жителям Рассветного Леса не относилась, поэтому их дитя должно было полностью унаследовать либо кровь отца, либо кровь матери. Случилось первое, и Аран бы солгал, если бы сказал, что не жалеет. С одной стороны, ликану легче выжить в этом жестоком мире: одно убийство — и ты можешь превращаться в неуязвимое создание. Но, с другой стороны, в обычной жизни ликану нет места: он — изгой. Его не полюбит прекрасная девушка из дома напротив, с ним не будут играть соседские мальчишки, его с неохотой возьмут разве что в бар вышибалой, а все приличные заведения будут шарахаться от него, как от зачумленного. Такова была судьба всех ликанов, пытающихся жить обычной жизнью, подавляющих свою звериную суть. И понимая это — он ведь сам прошел через подобное, — Аран сожалел, что и его сыну грозит та же участь. Именно поэтому его желание перевезти семью в Темную Империю усилилось в последние месяцы — как раз после рождения ребенка. Только там, за закрытой границей, в царстве прислужников Тьмы, они могли бы быть счастливы. Жить среди своих, а не среди чужих, не ловить косые взгляды, не сдерживать свою натуру. Там они бы жили, по-настоящему, не прячась за стенами и горой золота. Жаль только, Мире этого не понимала. А сейчас она вновь начнет нудить, пытаясь его к чему-то — к чему? — склонить и "спасти".
От этих мыслей у Арана даже голова разболелась. А может, от недосыпа — он уже не помнил, когда последний раз ел и спал, и делал ли он это вообще. Даже выносливость ликана не спасала больше, и он лишь надеялся, что Мире поймет его состояние и хоть один вечер помолчит. Пусть лучше сына нянчит.
Ключ громко лязгнул в замочной скважине. Аран толкнул дверь и буквально ввалился внутрь. Дом пустовал — Мире не любила прислугу и частенько ее отсылала. Сейчас еще было не так поздно, чтобы ложиться спать, и Аран не удивился, когда увидел свет в гостиной. И только зайдя внутрь он осознал, как непростительно глуп и невнимателен был. Усталость, нервы — он даже не заметил, что что-то не так.
Аран замер на пороге гостиной, не в силах пошевелиться, и лишь чувствуя, как в горле собирается ком. Он смотрел прямо в испуганные серебристые глаза.
— Мы заждались тебя, Аран, — произнес один из дроу.
Тут же за спиной ликана возникли еще двое. Его грубо толкнули вперед, ставя на колени и заламывая руки, а потом к шее прижалось холодное лезвие голубой стали. Даже будь Аран бодрым и полным сил, он бы не справился с тремя дроу. Но попытаться мог, и на бесполезную борьбу ушло еще с пять минут, пока темные эльфы не скрутили его вновь. Мире все это время послушно просидела в кресле под надзором третьего из братьев.
Кашляя кровью, он чувствовал, как силы покидают его человеческое тело, и готов был выть от досады от невозможности превратиться в ликана — он бы дорого отдал за то, чтобы узнать, что же они плеснули ему в лицо, и как смогли заставить остаться в этом слабом обличье.
— Неужели ты думал, что мы, темные эльфы, не сможем справиться с ликаном? — насмешливо поинтересовался дроу, держащий клинок из голубой стали. Он поблескивал в свете магических светильников и неприятно холодил кожу. Второй дроу оставил его и прошелся по гостиной. Третий продолжал стоять рядом с дрожащей Мире и легонько поглаживать ее по плечу — от этого она только больше вздрагивала и пыталась отстраниться. Аран встретился взглядом с серебристыми глазами, и, казалось, вся их жизнь промелькнула перед ними.
— Итак, думаем, ты понимаешь, Аран, зачем мы тут? — произнес второй дроу, остановившись прямо в центре гостиной. — Ты совершил ошибку. Ты подвел нас и Империю. Ты будешь наказан.
— Условия работы были тебе известно, — прошептал держащий его темный эльф. — Мы не прощаем провалы.
— Никогда, — добавил третий, играя с прядью волос Мире.
— Придется тебя наказать. И другим будет неповадно. — Они играли с ним, как волк с зайцем, зная, что он полностью в их власти, они веселились от души, наслаждаясь процессом. — Начнем, пожалуй, с твоей красавицы-жены. Жаль ее, правда?
Мире судорожно вздохнула, но даже не дернулась, послушной овечкой ожидая своего заклания.
Аран попытался вырваться, из последних сил, совершить невозможное, но слабость одолевала его, и он лишь повис в крепком захвате дроу.
— Нет! Не трогайте ее!
— Не ори, не привлекай лишнего внимания, — спокойно посоветовал второй эльф, пока его брат нежно поглаживал шейку Мире.
Этот взгляд, глаза в глаза — он длился вечность…
…— Осторожнее надо, господин! — звонко воскликнула девчонка. Он обернулся, уже готовый сказать гадость, но увидел два серебристых омута — и пропал. Она смутилась под его взглядом, такая юная и невинная. Она еще долго смущалась, пока он нес ее корзину с овощами и мучительно тяжело пытался поговорить. Но о чем? О чем говорить с этим неземным созданием? Она такая чистая и возвышенная, а он — ликан, зверь, живущий лишь инстинктами. Он видел лишь грязь и боль, забыл о том, что день может быть светлым и солнечным. А теперь шел рядом с ней по мостовой и мямлил, как юнец, пытаясь не краснеть. Так бы, наверное, и ушел, не попытав удачу, а потом бы кружил вокруг нее, мечтая о встрече, но она сама почувствовала его смятение, так перекликающееся с ее. Они остановились у черного хода какого-то богатого дома, где она служила, и долго стояли, глядя друг другу в глаза.
— Я — Мире, — вдруг произнесла она, в десятый раз заправляя послушно лежащую прядь за ухо.
— Аран, — прохрипел он и перехватил ее руку. Она вздрогнула, когда он коснулся поцелуем ее пальчиков. А потом резко отпрянул и исчез за углом.
Они встретились уже на следующий день. Долго гуляли, а потом говорили и говорили. Это был чудесный, волшебный день. Такой же, как их первый поцелуй. Тогда все казалось таким сложным, непонятным, но они точно знали, что их любовь не разрушить ничем. И они наслаждались этими короткими мгновениями счастья, позабыв о прошлом, мечтая о будущем и живя полной жизнью в таком прекрасном настоящем…
…Хруст ломающихся костей разорвал тишину.
— НЕТ! Н… — удар в челюсть прервал крик отчаяния и боли.
Хрупкое женское тело изломанной куклой рухнуло на пол. В серебристых глазах теперь была лишь пустота, а неестественно повернутая шея черным клинком перерезала всю его жизнь.
Он даже не заметил, что его давно не держат. Просто рванул вперед, к ней, к его любимой. К единственной, к его светлому чудо. Только не она! Нет! Этого не может быть!
Боль скручивала изнутри. Он дрожащими пальцами провел по ее щеке, не замечая, что плачет. Лишь детский крик привел его в чувство, заставил вынырнуть из омута боли, в который его затягивали безжизненные серебристые глаза.
«Ардес!» — мелькнула отчаянная мысль в его голове. Их сын!
— Да, еще ведь ребенок, — все также размеренно, словно они вели научную беседу за чашкой чая, произнес дроу. — Жаль его, правда?
— Не троньте его, — прохрипел Аран, пытаясь подняться, что-то сделать, защитить сына. Но вновь его скрутили, приставляя к горлу кинжал из губительной для него стали.
— Конечно, не тронем, — усмехнулся дроу и опустился рядом, шепча прямо ему в ухо: — Он выживет, можем тебе обещать. Было бы настоящим расточительством убивать твоего сына, он может оказаться не менее способным исполнителем, чем его отец.
— Вот только проблема, — подхватил третий дроу, который убил… убил… ее… — Если бы ты умер на задании, верно служа нам, то мы бы, конечно, позаботились о будущем твоей семьи, твой сын, останься он сиротой, вырос бы в приемной семье, которую мы бы ему подыскали, и получил бы достойное образование. Мы умеем ценить верных подданных.
— Но вот незадача, — цокнул самый первый дроу, который держал его. — Ты подвел нас. Ты будешь казнен. И твой сын расплатится за твои ошибки, как и твоя жена. Он будет жить, мы отнесем его в приют. Он вырастет в нищете и грязи, а потом так же, как и ты, верным псом будет служить нам. Он будет ненавидеть тебя за то, что по твоей вине убили его мать, что ты обрек его на эту бедность, на несчастное детство. А он будет несчастен.
— И все потому, что ты был недостаточно старателен. Не стоит заигрывать с Тьмой.
Один росчерк кинжала — и рядом с серебристыми глазами оказались серые, такие же безжизненные, в которых отражалась вся боль, что он перенес в последние мгновения. А в детской надрываясь кричал и плакал маленький Ардес. Он еще не знал, что остался один в этом жестоком мире, что больше не придет его мать и не будет укачивать, с любовью напевая колыбельную. Что отец не научит его ходить и держать меч, а по вечерам они с семьей не будут собираться за столом. Что у него не будет всей той жизни, которая есть у каждого. Он лишился ее прямо сейчас, и впереди у него были лишь серые стены рестанийского приюта. Но он ни о чем об этом не знал и плакал, потому что хотел есть. И чтобы мама все же пришла и укачала его…
