Она со всей силы влетела плечом в стену, сползла по ней, потом, сдирая руки в кровь, заставила подняться, сделать шаг, два. Впереди показался поворот, и Лисари, спасаясь от человеческих шагов и криков, свернула за угол. Лишь тонкий серп луны и россыпь звезд освещала ей дорогу. Страх колоколом бился в голове, заставляя сердце сходить с ума от ударов. Боль и слабость сдавливала все тело в силки. Это было слишком даже для нее, Лисари.
Она все же споткнулась, едва не упала, зато наконец-то поняла, что ее никто не преследует. Прислонившись к ледяной стене, она выдохнула — все еще не полной грудью. В небо поднимались столбы дыма, Лисари смотрела на свой горящий дом, в котором она провела самую счастливую часть своей жизни, и чувствовала странное опустошение. У нее забрали почти все.
Рука рефлекторно скользнула на живот. Были вещи, которые стоило много. Едва ли не жизни. И с этой печальной мыслью Лисари развернулась и похромала прочь, слыша за спиной крики соседей и случайных прохожих. Босая, в крови и пепле, в порванной ночнушке и с пустым взглядом серых глаз…
А потом мужчина схватил ее сзади. Она забилась, пытаясь вырваться, и тогда ее шеи коснулись сильные пальцы. Последнее, что Лисари увидела, было звездное небо, которое застилал дым.
Первое, что она почувствовала, очнувшись, это мягкий шелк на теле. Было тепло и уютно. Тихо и спокойно. В общем, слишком хорошо, чтобы быть правдой. А еще этот запах, до боли знакомый…
— Открывай глаза, мы знаем, что ты проснулась, — прошептал ей на ухо мужской голос. Его она уже слышала, больше месяца назад, в грязном переулке… А еще пятнадцать лет, когда он стонал, расходясь тройным эхом.
Лисари резко распахнула глаза. Она лежала на огромной кровати, в мужской (!) рубашке, явно вымытая, левая нога перевязана, а над ней нависли два темных эльфа. Впрочем, третий обнаружился тут же, на стуле рядом с кроватью.
Лисари подскочила, как ужаленная, тут же покачнулась и рухнула бы обратно на кровать, но ее подхватил Милый.
— Не дергайся, — с самым серьезным видом посоветовал Боец.
А Вожак всего лишь смотрел, но от этого пристального взгляда голубых глаз становилось жутко. Лисари поежилась, все ее внутренности сдавил страх, но не тот, который управлял ею вчера, а парализующий, убивающий. Она могла бороться с мошенниками, безумным возлюбленным и жестоким бандитом, но тягаться с дроу… с тремя еще более жестокими темными эльфами, спокойно убивающих неугодных — нет. Властных, явно знатных и богатых, привыкших получать от этой жизни все — с такими обычная, пусть и боевая светлая эльфийка не справится. И они все же отберут у нее ее нерожденное дитя: убьют их обоих или отнимут ребенка… Какая разница?! Она столько боролась, через столькое прошла — и все, чтобы проиграть сейчас?!
От злости слезы навернулись на глаза.
— Ты чего плачешь?
— Больно?
— Обиделась?
— Ну пришлось нам тебя оглушить, ты бы вырывалась…
— Или убежала!
— Или дралась бы!
— Что ты вообще делала на улице?!
— Дом загорелся?
— Что случилось?
— ЗАМОЛЧИТЕ!
Дроу разом притихли, как послушные песики, смотря на нее преданными, но провинившимися глазами. Лисари внутренне подобралась. Надо было что-то придумать, как-то спасаться, хотя проснувшийся мозг пульсировал громкой мыслью, что против таких противников ей не выиграть битву. К тому же руки Милого на ее плечах и тепло его тела под спиной существенно отвлекали от размышлений. А тут еще Боец нежно обхватил ладонями ее ступни и потерся щекой о колено.
— Мы так долго тебя искали, — произнес дрогнувшим (!!) голосом Вожак.
— Ага, наши Косички.
Поцелуй в щеку не отвлек ее от слов Милого.
— Косички? — фыркнула она, пытаясь вывернуться и посмотреть на этого наглеца. Но ей не позволили, и пришлось довольствоваться счастливыми физиономиями его братьев.
— А что? Мы ведь не знали твоего имени, как нам тебя было называть?!
— Могли бы просто спросить, — буркнула недовольная непонятно чем Лисари, но, вопреки ее ожиданиям, эльфы смутились.
— Да, надо было, — неловко (!!!) признался Боец, а Вожак вздохнул.
— Ну и как тебя зовут? — ласково поинтересовался Милый.
— А вас?
— Мы первые спросили! — хором возмутились близнецы.
— И что? — "убила" их самым "логичным" доводом Лисари — еще ни разу она не проигрывала спор с этой фразой.
Братья переглянулись.
— А папа говорил, что женщины коварны, — проворчал Боец и представился: — Веррсон.
— Велиот, — качнул головой Вожак.
— Винетт, — последним произнес Милый и напомнил: — А ты?
Она деланно вздохнула, выждала с полминуты, выведя из себя всех трех и ответила:
— Лисари.
— Сдвинулись с мертвой точки, — усмехнулся Веррсон. — А теперь скажи, зачем ты сбежала от меня? Еще и паладинов натравила!
Братья тут де помрачнели, но враждебность в их глазах так и не появилась.
— Во-первых, я имею права делать то, что захочу. Во-вторых, я с вами встречи не желала. И в-третьих, — она повернулась и посмотрела прямо в глаза Веррсону, — я сбежала не от тебя, а от Винетта.
Реакция братьев — это что-то неописуемое.
— Ты действительно нас различаешь! — пораженно выдохнул Веррсон и Винетт, а Велиот прямо засиял, словно ему сообщили о рождении сына. Кстати…
Видимо, мыслили они четверо синхронно, потому что следующим вопросом братьев было:
— Это наш ребенок?
Взгляд Лисари сразу дал понять им, что на этот вопрос они не получат ответ — только если не решат ее пытать.
— Ты ведь понимаешь, что узнать правду мы сможем достаточно легко и, судя по твоему виду, скоро? — разумно заметил Велиот.
Лисари ответила ему еще более мрачным взглядом, но после ряда размышлений, пришла к выводу, что ей придется признаться им. Велиот прав: совсем скоро они и так увидят, чей это ребенок. А Лисари все равно уже не может повлиять на свою судьбу. И только где-то внутри загорался огонек протеста…
— Ваш. Довольны?
— Да!
Веррсон сполз с колен на ее бедра, частично прикрытые рубашкой, а Винетт крепче обнял ее за плечи и даже поинтересовался:
— Ты не замерзла? Дрожишь.
— Я не… — Ее уже не слушали. Винетт приподнял ее, Велиот выдернул покрывало, а Веррсон заботливо закутал ее.
— Тепло? — заботливо поинтересовался Винетт, заглядывая ей в глаза. Казалось, вот он момент, о котором мечтает любая девушка (особенно влюбленная), но Лисари наоборот возмутилась.
— Тепло?! Я вам что, кукла? Отпустите меня!
Вырываться она не решилась, и в итоге ее требование близнецы исполнили достаточно своеобразно; Веррсон сполз обратно на коленки, Винетт чуть убрал назад руки, а Велиот вздохнул и на дюйм отодвинул стул от кровати. Вот что с ними делать? Лисари хотелось смеяться и плакать, но тут ее достаточно болезненно пнули изнутри — малыш напомнил маме, что в этой комнате сидят не только его неугомонные папы, но и он.
— Что?
— Больно?
— Воды?
Лисари прожгла их взглядом, но все же смягчилась (относительно):
— Нет, все в порядке. Трудности положения… Ребенок такой же неспокойный, как и папаши!
Она сказала это с претензией, но ее недовольный тон братья опять пропустили мимо ушей. Три пары рук легли на ее живот, словно закрывая его от всего этого грязного жестокого мира, и долгие мгновения они все молчали, наслаждаясь каким-то странным единением друг с другом.
Лисари вновь почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы: она так ненавидела это свое состояние, словно флюгер на ветру, ее чувства менялись ежесекундно. Такая глупая, трепетная и влюбленная, потому что даже простые их касания, взгляды, нежный голос — все это лишало ее воли. Хотелось навсегда остаться в их объятиях…
— Что вы теперь будете делать? — как можно более естественным тоном спросила Лисари. Братья отстранились, заняв прежние места, и только Велиот пересел на кровать, сжав ее руки в своих. Теперь она была в кольце их тел, за самой мощной и одновременно страшной защитой.
— Мы? Мы вернемся в Империю… — Кажется, ее вопрос застал близнецов врасплох. И вот что ей теперь делать? Они смотрели непонимающе, а она не решалась в лоб спросить, убьют ли они ее и ребенка или дадут возможность жить? Их реакция подсказывала ей, что малыша они точно не тронут. Значит, хотя бы его жизнь продолжится. Это одновременно и радовало Лисари, и пугало — она не хотела расставаться с ним. Он часть ее…
— А мы?
— Что мы? Мы уезжаем в Империю.
— Жениться лучше там.
— Да, у вас в Рестании нет храмов Тьмы.
— Да и папу с мамой надо известить.
— Ага, а то если женимся тайно, то папа нас прибьет.
— И будет еще лет десять орать.
— И двадцать припоминать.
— А мама расстроится.
Лисари смотрела на них со все расширяющимися глазами.
— Какая женитьба? Какая Империя? Какие мама с папой?
— Наши. Наши мама и папа, — радостно ответил Веррсон, уловив хотя бы один понятный вопрос.
— Так. Ладно. А женитьба?
— Наша.
— Наша?!
— Наша, — подтвердили близнецы.
И вот тогда злость захватила Лисари с головой: она столько боялась, столько скрывалась, столько пережила — и все одна! А потом появляются эти трое и начинают издеваться над всеми ее мечтами.
— Какая женитьба! Вы меня спросили?! — она гневно уставилась на этих… этих… дроу!
— А ты против? — удивился Веррсон.
— Ты нас не любишь что ли? — еще больше поразился Винетт, и даже Велиот посмотрел как-то разочаровано.
— А почему я должна вас любить?! — возмутилась Лисари. Близнецы вели странно — они не пытались на нее надавить, соблазнить или угрожать, — и она чувствовала непонятную беспомощность. Как атаковать, если тебя не бьют? И все же она нашла в себе силы разозлиться и заставить себя быть несгибаемой. Ну уж нет, они не смогут навязать ей свое решение, еще и такое дурацкое! В итоге, чем спокойнее вели себя братья, тем яростнее — она.
— Вы пятнадцать лет мною пользовались во всех позах, даже ни разу не заговорили, а потом, вдруг, как я понесла, тут же заинтересовались! А что потом? Рожу, а вы меня в канаву? Я что, думаете, не знаю, как вы поступаете?
— Кто "вы"? — О, вот она и зацепила их.
— Темные, — холодно ответила она, и этот лед словно пронзил все их нынешние отношения. Это была не злоба — тень застарелой враждебности.
— Так в этом все дело? — также холодно поинтересовался Велиот, а из-за спины почти исчезло тепло Винетта. Даже Веррсон отпрянул, теперь сидя в полуметре от нее.
— Но почему же ты продолжала ходить к нам в бордель? Почему оставила ребенка от ненавистных темных?
На этот вопрос ответить было неимоверно сложно.
— Какая разница? — Она отвела взгляд.
— То есть терпела?!
— Веррс…
— Согласен!
Четыре взгляда схлестнулись. Лисари поежилась, впервые чувствую себя в этой светлой уютной комнате так холодно.
— Замерзла? — тут же отозвался Винетт, да и другие братья чуть смягчились.
— Я в порядке, — дернула плечом она, и тут же поймала три ледяных взгляда. Все, теперь они вели себя так, как она и ожидала, вот только легче от этого не становилось. Наоборот, ей стало страшно и невыносимо больно. Намного легче было держаться от них на расстоянии, разумно убеждать себя в том, что они жестокие и безжалостные существа, а чувствам позволять строить радужные мечты, воплощавшиеся в снах. Однако теперь те, кто так волновали ее последние годы, сидели рядом и всем своим видом показывали, как она им безразлична. Значит, весь спектакль до этого был из-за ребенка… Из-за ее ребенка!
Инстинктивно она обняла руками живот, зло смотря на братьев.
— Почему ты нас ненавидишь? — выплюнул Веррсон. — Потому что темные?
— Несправедливо, у нас мать — светлая, — отозвался Винетт.
— Вин, учитывая, что она замужем за папой, то ее "светлость" можно не учитывать.
— Согласен, но вернемся к нашей малышке.
— Вот да, какого демона ты так поступаешь?
— А что я должна делать? — возмутилась Лисари. — Это вам, мужикам, вечно что-то нужно: то изнасилуете, то изобьете, то сожжете все.
— Мы тебя любим!
— Что?!
— Это когда мы тебя насиловали и били? — удивился Веррсон, а Винетт добавил:
— Разве мы давали тебе повод бояться нас?
Лисари повела плечами, сбрасывая его руки.
— Как логично, вот поэтому вы и бесите.
Близнецы не удержались и фыркнули.
— Твои претензии понятны, — вдруг произнес Велиот. Это признание, на удивление, далось ему тяжело. Веррсон поморщился, а Винетт вздохнул, но поддержал брата:
— Мы задолжали тебе объяснение.
Велиот поднялся и прошелся по комнате, его братья чуть отодвинулись от Лисари, переглядываясь.
— Меня больше интересует разговор и насильной женитьбе и поездке в Империю…
— Ты поймешь, если выслушаешь нас.
— Наверное.
— Мы виноваты. Демон, какие же мы идиоты.
— Но понимаем это только сейчас.
— Но начнем сначала.
— Да.
На мгновение близнецы замолчали, с надеждой глядя на Лисари. Та пожала плечами, не скрывая своего скептицизма. Все это походило на сцену в дешевом романе, но выбора у нее все равно не было: она и ребенок полностью во власти дроу.
— Начнем с того, что мы очень молоды. Да-да, — с улыбкой добавил Велиот, заметив недоверие Лисари.
— И сколько вам? — Она с сомнением посмотрела на близнецов. Пятнадцать лет назад, в дни их первых встреч, они не выглядели неопытными юнцами. Высокие, широкоплечие (по сравнению с теми же светлыми эльфами) дроу, не поразительно красивые, скорее, мужественные. Внешне и по поведению они были вполне взрослыми представителями сильного пола.
— Нам недавно исполнилось пятьдесят один.
— Мне пятьдесят три и это вполне немалый возраст.
— Возможно, для Рестании — да, но не для Темной Империи, — все с той же теплой улыбкой заметил Велиот, как и всегда, исправно исполняя роль Вожака в их триаде. А вот Лисари, к стыду своему, совсем замечталась, глядя на его улыбку, так не подходящей к лицу темного эльфа. Впрочем, как и голубые глаза. Не темно-синие, не сапфировые — голубые, кристально чистые, как небо. Светлые…
— Почему у вас такие глаза? — не удержалась от мучавшего ее вопроса Лисари.
— Какие? — не понял сбитый с толку Велиот.
— Голубые.
Братья странно переглянулись, а потом Веррсон ответил:
— Мы же говорили: мама у нас светлая. Папа соригинальничал.
— Кхм, мы говорим о другом, — напомнил Винетт, и Велиот продолжил:
— Так вот, по меркам Темной Империи мы весьма молоды. У нас на родине взрослыми считаются лишь после достижения тридцати пяти лет. Это, конечно, не закон, обычное правило, даже, скорее, общественное мнение, но оно достаточно весомо. К тому же мы еще и младшие.
— В смысле?
— У нас два старших брата и сестра, — со смешком-улыбкой ответил Веррсон. — Те еще занозы.
— Вот именно. Папа нам, конечно, с детства покоя не давал: у нас в семье бездельников нет. Так что мы лет с пятнадцати исправно работаем на благо семьи. Причем, как рабы.
— Да, слуги хоть могут уволиться или сбежать, а мы связаны навсегда. — Несмотря на вздох, Лисари не услышала в голосе близнецов сожаления.
— В общем, мы так хорошо исполняли папины поручения…
— Он бы сейчас посмеялся.
— …что когда нам исполнилось тридцать пять, он отправил нас в Рестанию. Ему были необходимы доверенные лица там. Но для нас его поручение было весьма лестно и важно. Мы здорово боялись оплошать и подвести отца. И все же мы достаточно высоко оцениваем собственные способности и, в отличие от наших старших братьев, детьми себя давным-давно не считаем. Так что, когда мы пятнадцать лет назад отправились в Рестанию, то не думали, что вскорости нам придется засомневаться…
Она все же споткнулась, едва не упала, зато наконец-то поняла, что ее никто не преследует. Прислонившись к ледяной стене, она выдохнула — все еще не полной грудью. В небо поднимались столбы дыма, Лисари смотрела на свой горящий дом, в котором она провела самую счастливую часть своей жизни, и чувствовала странное опустошение. У нее забрали почти все.
Рука рефлекторно скользнула на живот. Были вещи, которые стоило много. Едва ли не жизни. И с этой печальной мыслью Лисари развернулась и похромала прочь, слыша за спиной крики соседей и случайных прохожих. Босая, в крови и пепле, в порванной ночнушке и с пустым взглядом серых глаз…
А потом мужчина схватил ее сзади. Она забилась, пытаясь вырваться, и тогда ее шеи коснулись сильные пальцы. Последнее, что Лисари увидела, было звездное небо, которое застилал дым.
Глава 5. Пепелище жизни, или Исповедь из прошлого
Первое, что она почувствовала, очнувшись, это мягкий шелк на теле. Было тепло и уютно. Тихо и спокойно. В общем, слишком хорошо, чтобы быть правдой. А еще этот запах, до боли знакомый…
— Открывай глаза, мы знаем, что ты проснулась, — прошептал ей на ухо мужской голос. Его она уже слышала, больше месяца назад, в грязном переулке… А еще пятнадцать лет, когда он стонал, расходясь тройным эхом.
Лисари резко распахнула глаза. Она лежала на огромной кровати, в мужской (!) рубашке, явно вымытая, левая нога перевязана, а над ней нависли два темных эльфа. Впрочем, третий обнаружился тут же, на стуле рядом с кроватью.
Лисари подскочила, как ужаленная, тут же покачнулась и рухнула бы обратно на кровать, но ее подхватил Милый.
— Не дергайся, — с самым серьезным видом посоветовал Боец.
А Вожак всего лишь смотрел, но от этого пристального взгляда голубых глаз становилось жутко. Лисари поежилась, все ее внутренности сдавил страх, но не тот, который управлял ею вчера, а парализующий, убивающий. Она могла бороться с мошенниками, безумным возлюбленным и жестоким бандитом, но тягаться с дроу… с тремя еще более жестокими темными эльфами, спокойно убивающих неугодных — нет. Властных, явно знатных и богатых, привыкших получать от этой жизни все — с такими обычная, пусть и боевая светлая эльфийка не справится. И они все же отберут у нее ее нерожденное дитя: убьют их обоих или отнимут ребенка… Какая разница?! Она столько боролась, через столькое прошла — и все, чтобы проиграть сейчас?!
От злости слезы навернулись на глаза.
— Ты чего плачешь?
— Больно?
— Обиделась?
— Ну пришлось нам тебя оглушить, ты бы вырывалась…
— Или убежала!
— Или дралась бы!
— Что ты вообще делала на улице?!
— Дом загорелся?
— Что случилось?
— ЗАМОЛЧИТЕ!
Дроу разом притихли, как послушные песики, смотря на нее преданными, но провинившимися глазами. Лисари внутренне подобралась. Надо было что-то придумать, как-то спасаться, хотя проснувшийся мозг пульсировал громкой мыслью, что против таких противников ей не выиграть битву. К тому же руки Милого на ее плечах и тепло его тела под спиной существенно отвлекали от размышлений. А тут еще Боец нежно обхватил ладонями ее ступни и потерся щекой о колено.
— Мы так долго тебя искали, — произнес дрогнувшим (!!) голосом Вожак.
— Ага, наши Косички.
Поцелуй в щеку не отвлек ее от слов Милого.
— Косички? — фыркнула она, пытаясь вывернуться и посмотреть на этого наглеца. Но ей не позволили, и пришлось довольствоваться счастливыми физиономиями его братьев.
— А что? Мы ведь не знали твоего имени, как нам тебя было называть?!
— Могли бы просто спросить, — буркнула недовольная непонятно чем Лисари, но, вопреки ее ожиданиям, эльфы смутились.
— Да, надо было, — неловко (!!!) признался Боец, а Вожак вздохнул.
— Ну и как тебя зовут? — ласково поинтересовался Милый.
— А вас?
— Мы первые спросили! — хором возмутились близнецы.
— И что? — "убила" их самым "логичным" доводом Лисари — еще ни разу она не проигрывала спор с этой фразой.
Братья переглянулись.
— А папа говорил, что женщины коварны, — проворчал Боец и представился: — Веррсон.
— Велиот, — качнул головой Вожак.
— Винетт, — последним произнес Милый и напомнил: — А ты?
Она деланно вздохнула, выждала с полминуты, выведя из себя всех трех и ответила:
— Лисари.
— Сдвинулись с мертвой точки, — усмехнулся Веррсон. — А теперь скажи, зачем ты сбежала от меня? Еще и паладинов натравила!
Братья тут де помрачнели, но враждебность в их глазах так и не появилась.
— Во-первых, я имею права делать то, что захочу. Во-вторых, я с вами встречи не желала. И в-третьих, — она повернулась и посмотрела прямо в глаза Веррсону, — я сбежала не от тебя, а от Винетта.
Реакция братьев — это что-то неописуемое.
— Ты действительно нас различаешь! — пораженно выдохнул Веррсон и Винетт, а Велиот прямо засиял, словно ему сообщили о рождении сына. Кстати…
Видимо, мыслили они четверо синхронно, потому что следующим вопросом братьев было:
— Это наш ребенок?
Взгляд Лисари сразу дал понять им, что на этот вопрос они не получат ответ — только если не решат ее пытать.
— Ты ведь понимаешь, что узнать правду мы сможем достаточно легко и, судя по твоему виду, скоро? — разумно заметил Велиот.
Лисари ответила ему еще более мрачным взглядом, но после ряда размышлений, пришла к выводу, что ей придется признаться им. Велиот прав: совсем скоро они и так увидят, чей это ребенок. А Лисари все равно уже не может повлиять на свою судьбу. И только где-то внутри загорался огонек протеста…
— Ваш. Довольны?
— Да!
Веррсон сполз с колен на ее бедра, частично прикрытые рубашкой, а Винетт крепче обнял ее за плечи и даже поинтересовался:
— Ты не замерзла? Дрожишь.
— Я не… — Ее уже не слушали. Винетт приподнял ее, Велиот выдернул покрывало, а Веррсон заботливо закутал ее.
— Тепло? — заботливо поинтересовался Винетт, заглядывая ей в глаза. Казалось, вот он момент, о котором мечтает любая девушка (особенно влюбленная), но Лисари наоборот возмутилась.
— Тепло?! Я вам что, кукла? Отпустите меня!
Вырываться она не решилась, и в итоге ее требование близнецы исполнили достаточно своеобразно; Веррсон сполз обратно на коленки, Винетт чуть убрал назад руки, а Велиот вздохнул и на дюйм отодвинул стул от кровати. Вот что с ними делать? Лисари хотелось смеяться и плакать, но тут ее достаточно болезненно пнули изнутри — малыш напомнил маме, что в этой комнате сидят не только его неугомонные папы, но и он.
— Что?
— Больно?
— Воды?
Лисари прожгла их взглядом, но все же смягчилась (относительно):
— Нет, все в порядке. Трудности положения… Ребенок такой же неспокойный, как и папаши!
Она сказала это с претензией, но ее недовольный тон братья опять пропустили мимо ушей. Три пары рук легли на ее живот, словно закрывая его от всего этого грязного жестокого мира, и долгие мгновения они все молчали, наслаждаясь каким-то странным единением друг с другом.
Лисари вновь почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы: она так ненавидела это свое состояние, словно флюгер на ветру, ее чувства менялись ежесекундно. Такая глупая, трепетная и влюбленная, потому что даже простые их касания, взгляды, нежный голос — все это лишало ее воли. Хотелось навсегда остаться в их объятиях…
— Что вы теперь будете делать? — как можно более естественным тоном спросила Лисари. Братья отстранились, заняв прежние места, и только Велиот пересел на кровать, сжав ее руки в своих. Теперь она была в кольце их тел, за самой мощной и одновременно страшной защитой.
— Мы? Мы вернемся в Империю… — Кажется, ее вопрос застал близнецов врасплох. И вот что ей теперь делать? Они смотрели непонимающе, а она не решалась в лоб спросить, убьют ли они ее и ребенка или дадут возможность жить? Их реакция подсказывала ей, что малыша они точно не тронут. Значит, хотя бы его жизнь продолжится. Это одновременно и радовало Лисари, и пугало — она не хотела расставаться с ним. Он часть ее…
— А мы?
— Что мы? Мы уезжаем в Империю.
— Жениться лучше там.
— Да, у вас в Рестании нет храмов Тьмы.
— Да и папу с мамой надо известить.
— Ага, а то если женимся тайно, то папа нас прибьет.
— И будет еще лет десять орать.
— И двадцать припоминать.
— А мама расстроится.
Лисари смотрела на них со все расширяющимися глазами.
— Какая женитьба? Какая Империя? Какие мама с папой?
— Наши. Наши мама и папа, — радостно ответил Веррсон, уловив хотя бы один понятный вопрос.
— Так. Ладно. А женитьба?
— Наша.
— Наша?!
— Наша, — подтвердили близнецы.
И вот тогда злость захватила Лисари с головой: она столько боялась, столько скрывалась, столько пережила — и все одна! А потом появляются эти трое и начинают издеваться над всеми ее мечтами.
— Какая женитьба! Вы меня спросили?! — она гневно уставилась на этих… этих… дроу!
— А ты против? — удивился Веррсон.
— Ты нас не любишь что ли? — еще больше поразился Винетт, и даже Велиот посмотрел как-то разочаровано.
— А почему я должна вас любить?! — возмутилась Лисари. Близнецы вели странно — они не пытались на нее надавить, соблазнить или угрожать, — и она чувствовала непонятную беспомощность. Как атаковать, если тебя не бьют? И все же она нашла в себе силы разозлиться и заставить себя быть несгибаемой. Ну уж нет, они не смогут навязать ей свое решение, еще и такое дурацкое! В итоге, чем спокойнее вели себя братья, тем яростнее — она.
— Вы пятнадцать лет мною пользовались во всех позах, даже ни разу не заговорили, а потом, вдруг, как я понесла, тут же заинтересовались! А что потом? Рожу, а вы меня в канаву? Я что, думаете, не знаю, как вы поступаете?
— Кто "вы"? — О, вот она и зацепила их.
— Темные, — холодно ответила она, и этот лед словно пронзил все их нынешние отношения. Это была не злоба — тень застарелой враждебности.
— Так в этом все дело? — также холодно поинтересовался Велиот, а из-за спины почти исчезло тепло Винетта. Даже Веррсон отпрянул, теперь сидя в полуметре от нее.
— Но почему же ты продолжала ходить к нам в бордель? Почему оставила ребенка от ненавистных темных?
На этот вопрос ответить было неимоверно сложно.
— Какая разница? — Она отвела взгляд.
— То есть терпела?!
— Веррс…
— Согласен!
Четыре взгляда схлестнулись. Лисари поежилась, впервые чувствую себя в этой светлой уютной комнате так холодно.
— Замерзла? — тут же отозвался Винетт, да и другие братья чуть смягчились.
— Я в порядке, — дернула плечом она, и тут же поймала три ледяных взгляда. Все, теперь они вели себя так, как она и ожидала, вот только легче от этого не становилось. Наоборот, ей стало страшно и невыносимо больно. Намного легче было держаться от них на расстоянии, разумно убеждать себя в том, что они жестокие и безжалостные существа, а чувствам позволять строить радужные мечты, воплощавшиеся в снах. Однако теперь те, кто так волновали ее последние годы, сидели рядом и всем своим видом показывали, как она им безразлична. Значит, весь спектакль до этого был из-за ребенка… Из-за ее ребенка!
Инстинктивно она обняла руками живот, зло смотря на братьев.
— Почему ты нас ненавидишь? — выплюнул Веррсон. — Потому что темные?
— Несправедливо, у нас мать — светлая, — отозвался Винетт.
— Вин, учитывая, что она замужем за папой, то ее "светлость" можно не учитывать.
— Согласен, но вернемся к нашей малышке.
— Вот да, какого демона ты так поступаешь?
— А что я должна делать? — возмутилась Лисари. — Это вам, мужикам, вечно что-то нужно: то изнасилуете, то изобьете, то сожжете все.
— Мы тебя любим!
— Что?!
— Это когда мы тебя насиловали и били? — удивился Веррсон, а Винетт добавил:
— Разве мы давали тебе повод бояться нас?
Лисари повела плечами, сбрасывая его руки.
— Как логично, вот поэтому вы и бесите.
Близнецы не удержались и фыркнули.
— Твои претензии понятны, — вдруг произнес Велиот. Это признание, на удивление, далось ему тяжело. Веррсон поморщился, а Винетт вздохнул, но поддержал брата:
— Мы задолжали тебе объяснение.
Велиот поднялся и прошелся по комнате, его братья чуть отодвинулись от Лисари, переглядываясь.
— Меня больше интересует разговор и насильной женитьбе и поездке в Империю…
— Ты поймешь, если выслушаешь нас.
— Наверное.
— Мы виноваты. Демон, какие же мы идиоты.
— Но понимаем это только сейчас.
— Но начнем сначала.
— Да.
На мгновение близнецы замолчали, с надеждой глядя на Лисари. Та пожала плечами, не скрывая своего скептицизма. Все это походило на сцену в дешевом романе, но выбора у нее все равно не было: она и ребенок полностью во власти дроу.
— Начнем с того, что мы очень молоды. Да-да, — с улыбкой добавил Велиот, заметив недоверие Лисари.
— И сколько вам? — Она с сомнением посмотрела на близнецов. Пятнадцать лет назад, в дни их первых встреч, они не выглядели неопытными юнцами. Высокие, широкоплечие (по сравнению с теми же светлыми эльфами) дроу, не поразительно красивые, скорее, мужественные. Внешне и по поведению они были вполне взрослыми представителями сильного пола.
— Нам недавно исполнилось пятьдесят один.
— Мне пятьдесят три и это вполне немалый возраст.
— Возможно, для Рестании — да, но не для Темной Империи, — все с той же теплой улыбкой заметил Велиот, как и всегда, исправно исполняя роль Вожака в их триаде. А вот Лисари, к стыду своему, совсем замечталась, глядя на его улыбку, так не подходящей к лицу темного эльфа. Впрочем, как и голубые глаза. Не темно-синие, не сапфировые — голубые, кристально чистые, как небо. Светлые…
— Почему у вас такие глаза? — не удержалась от мучавшего ее вопроса Лисари.
— Какие? — не понял сбитый с толку Велиот.
— Голубые.
Братья странно переглянулись, а потом Веррсон ответил:
— Мы же говорили: мама у нас светлая. Папа соригинальничал.
— Кхм, мы говорим о другом, — напомнил Винетт, и Велиот продолжил:
— Так вот, по меркам Темной Империи мы весьма молоды. У нас на родине взрослыми считаются лишь после достижения тридцати пяти лет. Это, конечно, не закон, обычное правило, даже, скорее, общественное мнение, но оно достаточно весомо. К тому же мы еще и младшие.
— В смысле?
— У нас два старших брата и сестра, — со смешком-улыбкой ответил Веррсон. — Те еще занозы.
— Вот именно. Папа нам, конечно, с детства покоя не давал: у нас в семье бездельников нет. Так что мы лет с пятнадцати исправно работаем на благо семьи. Причем, как рабы.
— Да, слуги хоть могут уволиться или сбежать, а мы связаны навсегда. — Несмотря на вздох, Лисари не услышала в голосе близнецов сожаления.
— В общем, мы так хорошо исполняли папины поручения…
— Он бы сейчас посмеялся.
— …что когда нам исполнилось тридцать пять, он отправил нас в Рестанию. Ему были необходимы доверенные лица там. Но для нас его поручение было весьма лестно и важно. Мы здорово боялись оплошать и подвести отца. И все же мы достаточно высоко оцениваем собственные способности и, в отличие от наших старших братьев, детьми себя давным-давно не считаем. Так что, когда мы пятнадцать лет назад отправились в Рестанию, то не думали, что вскорости нам придется засомневаться…
