— Не могу, мерзость, пойдем смывать.
— А говорила-а… — хохотнул он и тут же получил свою затрещину, которая немного примирила его с тем, что желанная экзекуция откладывается.
За свою вспышку гнева Велия извинилась на следующем обеде, и братья, которые привыкли получать выволочки за все подряд, быстро ее простили, вытащив на тренировку. Надо же посмотреть, чего сестренка понахваталась на своем севере. Велия тоже была не против поразмяться и хоть как-то отвлечься от грызущей ее изнутри боли. Темные принцы веселились, как мальчишки, гоняя сестру по плацу.
— Что, Велия, как север? — поинтересовался Велиот, пытаясь отдышаться: ему только что досталось от Вэйзара, тот разошелся не на шутку.
— Так себе, — бросила принцесса, поигрывая мечом. Кружащий около нее Веррсон (или Винетт?) многообещающе ухмыльнулся. — Дичь отменная, есть где поразвлечься, да и воины все хорошие, только занудливые.
— Да, есть такое, — с хохотом припомнил Вэйзар, отбивая бока третьему из близнецов. — Риэл нас в каждой таверне отчитывал: то много пили, то разносчиц за задницы лапали, то подрались. Прям истинный лорд, такой правильный!
— А тебе бы все буянить, братец? — поддел его Велон и, как-то извернувшись, шлепнул плашмя мечом по месту ниже спины. Такого ора от бесстрашного наездника Черного Пламени никто не слышал.
— Индюк! Демоны тебя задери! Иди сюда!
— О, я в немилости! — хохотнул старший и бросился наутек.
— Как дети, — покачала головой Велия и протянула руку Веррсону, чтобы помочь подняться. Тот недовольно глянул на нее и встал сам.
— А как там в общем? На севере, — пояснил Велиот, пока Винетт стенал в сторону веселящегося Вэйзара. — Ты ведь не все время бегала по лесам с луком, были и нормальные занятия.
Мгновение назад Велия наконец расслабилась, но сейчас вновь пылала. Причем причиной ее злости стал не один северный лорд (как было в последнее время), а собственный брат.
— Что ты подразумеваешь под "нормальными занятиями"? И что такого в "беготне с луком"? Между прочим, север живет охотой и другими промыслами. Там лучшие охотники во всей Империи! Я уже не говорю о постоянной боевой готовности из-за опасности Мертвых Земель!
— Да я просто спросил! — завопил принц, пытаясь пробиться сквозь поток возмущения сестры.
Велия разом погасла, мысленно ругая себя. Она совершенно отвыкла от этих постоянных раздражающих мелочей, которыми была наполнена ее жизнь дома. На севере никто не посчитал бы ее образ жизни предосудительным, но здесь братья то и дело замечали, если она чересчур (по их мнению) увлекалась "беготней с луком". В сознании принцев крепко прижилась мысль, что принцесса должна вести себя подобающе, любить платья и приемы, вышивать и растить детей. И если последнее было вполне разумно, хотя Велия и не стремилась становиться матерью еще лет двести, остальное вызывало раздражение. Хуже всего было то, что к остальным темным женщинам братья относились вполне лояльно — у Вэйзара в войсках служило немало прекрасных эльфиек и яростных орчих. Но вот с сестрой у принцев что-то не заладилось, и они вслед за папой считали Велию копией мамы и старательно лепили из нее настоящую леди. И пусть сейчас они уже не зудели ей на ухо и не заставляли ходить с ними на столичные приемы, их случайные замечания неприятно кололи принцессу. Отношение братьев не менялось, лишь корректировалось мамой — она просто заставила их пореже открывать рот, но они до сих пор видели в ней нежную и прекрасную младшую сестру, воспринимая все ее увлечения и достижения как невинные забавы. Это было даже смешно: Раудгард, который питал явную неприязнь к ней, трезво оценивал ее способности и даже дал возможность показать себя среди северян, а родные братья и отец, которые обожали единственную в семье девочку, не могли переступить через собственную любовь и увидеть в ней кого-то равного себе. Раньше она еще жила надеждой, что со временем все изменится, но теперь, после свободного севера, она поняла, что ей нечего ждать от братьев. Она никогда не докажет им, что такой же воин, как они.
Велию вдруг заела тоска по северу: там не нужно было изображать кого-то другого, а здесь даже за обеденным столом она вынуждена соответствовать чужим представлениям о приличиях. Еще никогда ей так не хотелось хоть раз оказаться в крепости Вал'Акэш, пройтись по промерзшим коридорам и увидеть, как одинокие свечи освещают старинную карту границ, вокруг которой собрались первые лорды севера. Именно в этот момент она очень четко осознала, что не будь той ссоры с Риэлом, она бы вернулась. Не к нему — к свободе.
Вадерион вальяжно развалился на троне, при этом ни на секунду не теряя величественного вида. Сейчас перед миром предстал Темный Император, и хоть огромный зал, выложенный черным мрамором, был пуст, это продлилось бы недолго — учитывая, кто прибыл в столицу. Вадерион не сомневался, что она приедет — вопрос был только когда.
Двери тронного зала распахнулись, и леди Вилеша прошла по черным плитам к брату. Тишину нарушал лишь шорох ее дорого платья. Наконец она остановилась в нескольких метрах от трона.
— Темной ночи, брат, — холодно произнесла Вилеша. — Вижу, тронный зал опустел.
— Сегодня аудиенция только для тебя, — Вадерион не скрывал того, что доволен сложившейся ситуацией. Ей не нужны были слова — все его поведение, от позы до жестов, кричало о признании вины.
— Это ты, — облизнув губы, прошептала она, едва сдерживая гнев. — Ты их всех убил.
— Я простил тебя, разве нет? — жестко усмехнулся Вадерион. — А ты меня. Мир настал.
— Знаю, что это ты. Такое нельзя назвать случайностью. Ты. Их. Убил. Моих сыновей!
— Потише, Вилеша, иначе я вынужден буду казнить тебя за измену. Не клевещи на своего Императора.
— Ты не только Темный Император, ты и мой брат! И мои сыновья были твоими племянниками!
— Не дави на совесть, Вилеша, — с обманчивой мягкостью посоветовал Вадерион, — у меня ее нет, разве ты забыла?
Она смотрела на него с такой ненавистью, что, казалось, не было во всем мире темного, который бы смог вызвать в ней более сильное чувство, чем родной брат.
— Не лги мне больше, сестра, — холодно произнес Вадерион. Его багровые глаза были двумя омутами, ведущими в Глубины. — Ты откусила кусок от пирога, который был не для тебя, и подавилась. В следующий раз можешь не выжить.
— Я не отступлю, — прошипела она. — Ты заплатишь мне за все!
— Жду и боюсь, — усмехнулся он, глядя на нее с презрительной жалостью. — Возвращайся к своему Бурошкуру.
— Ты пожалеешь, — повторила она. — Пусть не я, но Судьба тебя покарает. Будь ты проклят братец, ты — чудовище, которое, заслуживает смерти. Я жду того часа, когда собственные дети перережут тебе глотку — это будет заслуженная и ожидаемая кара.
Вилеша резко развернулась и решительно направилась к дверям. В глубине глаз Вадериона загорелся нехороший огонек: сестра коснулась запретной для всех темы — его семьи.
Велия никогда раньше не задавалась сложными философскими вопросами, не искала смысл бытия и уж точно не копалась в себе, пытаясь размышлять о собственных чувствах и причинах их возникновения. Единственный вопрос, которому она посвящала время на пустые раздумья — это ее отношения с братьями, которые в упор не видели в ней кого-то, кроме сестры и принцессы. Но все это касалось других темных и их душевных переживаний (или отсутствия оных), а вот в себе Велия всегда была уверена. Даже предположение обратного казалось глупостью. И вдруг ей, трезвомыслящей и достаточно практичной женщине, пришлось потратить немало времени (целое утро!), чтобы разобраться в себе. Причиной же, сподвигнувшей ее на такое эпохальное событие, стало собственное поведение, которое перестало поддаваться контролю и хоть какому-то логическому обоснованию. Она вернулась домой, исполнив волю отца и заслужив его похвалу, однако ни о каком покое или радости речи не шло. Ее угнетало все: поведение братьев, отца, жизнь столицы, в которую ее тут же втянули знакомые, отсутствие привычных занятий и, конечно, сердечные переживания. Именно с последними она боролась особенно рьяно, запрещая себе любые упоминания его имени. К счастью, разговоры с отцом насчет севера отошли в прошлое, Император исполнил волю дочери, и Раудгард мог радоваться помощи, а она — не бояться больше услышать мимоходом имя Вал'Акэш. Но как бы она не старалась, как бы не избегала даже в простых беседах упоминания севера, она не могла не заметить, что прошлое влияет на нее. Когда к ней зашли эти две подружки, жены ее братьев, и поинтересовались, скоро ли она планирует вылезать из своих комнат и что вообще случилось, Велия осознала, что полностью отгородилась от мира. Она привыкла делать то, что хочет, но сейчас ей хотелось того, что было под запретом. Ее раздражало все: обстановка, старые знакомые, любовники и семья. Она словно оказалась на охоте, в засаде, только целью была не дичь, а собственные воспоминания. Вопреки намерениям, она не могла перестать думать о том, кто причинил ей боль. Риэл… Только осознав, что она его потеряла, что он никогда не был ее, что для него она была всего лишь игрушкой, способом достичь цель, она поняла, что полюбила его. Когда, как — какая разница? Ей было плохо, и это все, что имело сейчас значение. Она отчаянно пыталась изжить в себе это глупое чувство, искала какие-то недостатки у Риэла, но не могла ни в чем его осудить, кроме того, что он оказался подлым неверным мужчиной. В чем-то, ей казалось, это было даже справедливо: она разбила сердце ему, он — ей, а мотивы никого не волнуют. Но как же изящно он ей отомстил! Она всю жизнь играла мужчинами, пользовалась ими, выбирала, как породистых пантер, а в итоге сама была разбита одним из своих любовников. Как забавно, что им оказался тот, кто смог сделать ее уязвимой. Теперь она видела, что только Риэлу она позволяла вещи, за которые убила бы любого другого. Он был иным, он был справедливым, принципиальным и каким-то стойким, непоколебимым, несмотря на нежность в любовных отношениях. Нежность! Играл он в любовь, вот и получалось дурно! А она поверила, покорилась. Приходила сама к нему. Сама! При этом ни разу не увидела от него ответного шага: он ведь так и не признался ей в любви, не позвал к себе или не пришел сам. Наоборот, он всеми силами старался держаться подальше, а потом вдруг приближал к себе, словно играл на ее чувствах. Теперь это виделось ясно, но тогда…
Велия выгнала обеих девиц и потратила целое утро на поиски причин, которые заставили ее, прекрасную эльфийку и воительницу, запереть себя в четырех стенах. Разбитая любовь не учитывалась, но другой вариант не находился. Это выводило ее из себя, но она понимала, что не в силах заставить себя изменить хоть что-то. Она злилась, и, окажись Риэл сейчас рядом, она бы убила его. А потом перерезала бы глотку и себе, потому что жить уже не могла без этого полукровки, потому что не видеть его стало такой же мукой, как и видеть. Это был замкнутый круг из боли и любви, где одно происходило из другого.
— Пап! Пап! Ну, пап! Ну долго мне еще стоять?!
— Истинная женщина, ни секунды покоя, — проворчал Велиот, роясь в ящиках. Кто бы ему сказал в юности, что через полстолетия он будет с радостью искать в детских одежках запрятанный бант, а потом с любовью завязывать его на голове дочурки, назвал бы его идиотом. А нет, действительно роется, потому что маленькая принцесса хочет именно желтый бант.
— Так, подожди, ты ведь наказана, — вспомнил Велиот, оборачиваясь к дочери. Та тут же поникла, насупилась, разозлилась и дерзко ответила (все это за пять секунд):
— Мы всего лишь пошутили! Было же смешно, даже Вэйзар смеялся!
— А до этого ругался. И вообще, так нельзя делать.
— Ты сам обрадовался, я слышала, как вы с мамой смеялись над дядей!
— То есть ты еще и подслушивала? Так мы тебя мало наказали!
— Не подслушивала, а проверяла реакцию, — парировала Вэйла с недетской разумностью. — Пап, я тоже хочу с вами обедать.
— Нет, Вэйла, тебе еще рано. За столом мы обсуждаем взрослые вещи, детям нельзя такое слышать.
Вэйла вздохнула, цокнула и с истинно женским снисхождением к мужской глупости произнесла:
— Пап, я давно знаю про секс.
— От-ткуда? — заикаясь от шока, поинтересовался несчастный папа. Даже желтый бант чуть не выронил.
— Мама рассказала, у нее опыт большой, — со знанием дела ответила Вэйла.
Несколько минут Велиоту пришлось потратить, чтобы совладать с охватившим его смятением и придумать, что сказать дочери. Наконец он произнес наставительно:
— Тебе все равно рано еще присутствовать на семейных обедах. И про секс мама… Ладно, она знает, что говорить. Но бант ты все равно не получишь.
— Ну это мой люби-имый! — принялась канючить Вэйла, однако папа был непреклонен. Он поправил платье, вручил дочери книгу и унес желанный желтый бант (подарок мамы) подальше. Шмыгнув носом, девочка уселась на невысоком детском стульчике и насупилась. План под номером три провалился. Из всех ее любимых папочек Велиот был самым строгим, поэтому с ним она попробовала договориться в последнюю очередь. Наибольшие надежды она питала в отношении вспыльчивого и чересчур эмоционального Веррсона — он часто баловал ее, поддавшись душевному порыву и красивым глазкам, — но и Винетт был неплохим вариантом — его мягкость иногда граничила с попустительством. Однако на этот раз ни один из дорогих родителей не сжалился над любимой дочерью и не уступил ее просьбам. Теперь вместо увлекательной прогулки она должна была сидеть и учиться. Почему мир так несправедлив?!
Почему мир так несправедлив? Кому-то Судьбой и Тьмой дается все, а кто-то вечно остается в тени, собирая крохи счастья других. Брату всю жизнь везло — это сложно было отрицать. Вилеша с бессильной злостью наблюдала за тем, как он выигрывает войны, строит свою Империю, правит огромной страной. Лишь на миг ей удалось превзойти его: она полюбила, вышла замуж, родила детей (несмотря на изъян супруга), а брат так и оставался один, несмотря на целую орду темных в подчинении и верное окружение. Однако это был лишь миг — Вадерион женился на светлоэльфийской принцесске, которую и от стены сложно было отличить. Может, в столице слухи ходили более лояльные, но в глубинке супругу Императора похоронили сразу же после свадьбы. Кто же знал, что за пару десятилетий это маленькое чудовище подчинит себе Вадериона. Теперь у брата было все: семья, дети и любимая. Он правил целой Империей, играючи ломая судьбы подданных и тех, кто был ему безразличен.
— Вилеша? — Олан тактично постучал о косяк приоткрытой двери. Вилеша отложила в сторону недописанное письмо, предчувствуя неприятный разговор: после ее возвращения из столицы они так и не объяснились. Она не очень-то и любила все эти разговоры, но ощущала странную потребность оправдаться, словно прощение Олана дало бы ей шанс простить себя за смерть сыновей.
— Темной ночи, милый.
— Темной. Я хотел бы поговорить, — с намеком произнес он, входя и плотно прикрывая дверь. — Насчет вчерашнего ужина.
— Если ты о том, что твой младший брат совершенно позабыл о приличиях, то здесь не о чем говорить — его давно надо было поставить на место.
— Позволю себе заметить, что пока приличия нарушаешь лишь ты, — спокойно заметил Олан, усаживаясь в кресле напротив жены. Та решительным жестом отодвинула чернильницу и впилась в него взглядом.
— А говорила-а… — хохотнул он и тут же получил свою затрещину, которая немного примирила его с тем, что желанная экзекуция откладывается.
***
За свою вспышку гнева Велия извинилась на следующем обеде, и братья, которые привыкли получать выволочки за все подряд, быстро ее простили, вытащив на тренировку. Надо же посмотреть, чего сестренка понахваталась на своем севере. Велия тоже была не против поразмяться и хоть как-то отвлечься от грызущей ее изнутри боли. Темные принцы веселились, как мальчишки, гоняя сестру по плацу.
— Что, Велия, как север? — поинтересовался Велиот, пытаясь отдышаться: ему только что досталось от Вэйзара, тот разошелся не на шутку.
— Так себе, — бросила принцесса, поигрывая мечом. Кружащий около нее Веррсон (или Винетт?) многообещающе ухмыльнулся. — Дичь отменная, есть где поразвлечься, да и воины все хорошие, только занудливые.
— Да, есть такое, — с хохотом припомнил Вэйзар, отбивая бока третьему из близнецов. — Риэл нас в каждой таверне отчитывал: то много пили, то разносчиц за задницы лапали, то подрались. Прям истинный лорд, такой правильный!
— А тебе бы все буянить, братец? — поддел его Велон и, как-то извернувшись, шлепнул плашмя мечом по месту ниже спины. Такого ора от бесстрашного наездника Черного Пламени никто не слышал.
— Индюк! Демоны тебя задери! Иди сюда!
— О, я в немилости! — хохотнул старший и бросился наутек.
— Как дети, — покачала головой Велия и протянула руку Веррсону, чтобы помочь подняться. Тот недовольно глянул на нее и встал сам.
— А как там в общем? На севере, — пояснил Велиот, пока Винетт стенал в сторону веселящегося Вэйзара. — Ты ведь не все время бегала по лесам с луком, были и нормальные занятия.
Мгновение назад Велия наконец расслабилась, но сейчас вновь пылала. Причем причиной ее злости стал не один северный лорд (как было в последнее время), а собственный брат.
— Что ты подразумеваешь под "нормальными занятиями"? И что такого в "беготне с луком"? Между прочим, север живет охотой и другими промыслами. Там лучшие охотники во всей Империи! Я уже не говорю о постоянной боевой готовности из-за опасности Мертвых Земель!
— Да я просто спросил! — завопил принц, пытаясь пробиться сквозь поток возмущения сестры.
Велия разом погасла, мысленно ругая себя. Она совершенно отвыкла от этих постоянных раздражающих мелочей, которыми была наполнена ее жизнь дома. На севере никто не посчитал бы ее образ жизни предосудительным, но здесь братья то и дело замечали, если она чересчур (по их мнению) увлекалась "беготней с луком". В сознании принцев крепко прижилась мысль, что принцесса должна вести себя подобающе, любить платья и приемы, вышивать и растить детей. И если последнее было вполне разумно, хотя Велия и не стремилась становиться матерью еще лет двести, остальное вызывало раздражение. Хуже всего было то, что к остальным темным женщинам братья относились вполне лояльно — у Вэйзара в войсках служило немало прекрасных эльфиек и яростных орчих. Но вот с сестрой у принцев что-то не заладилось, и они вслед за папой считали Велию копией мамы и старательно лепили из нее настоящую леди. И пусть сейчас они уже не зудели ей на ухо и не заставляли ходить с ними на столичные приемы, их случайные замечания неприятно кололи принцессу. Отношение братьев не менялось, лишь корректировалось мамой — она просто заставила их пореже открывать рот, но они до сих пор видели в ней нежную и прекрасную младшую сестру, воспринимая все ее увлечения и достижения как невинные забавы. Это было даже смешно: Раудгард, который питал явную неприязнь к ней, трезво оценивал ее способности и даже дал возможность показать себя среди северян, а родные братья и отец, которые обожали единственную в семье девочку, не могли переступить через собственную любовь и увидеть в ней кого-то равного себе. Раньше она еще жила надеждой, что со временем все изменится, но теперь, после свободного севера, она поняла, что ей нечего ждать от братьев. Она никогда не докажет им, что такой же воин, как они.
Велию вдруг заела тоска по северу: там не нужно было изображать кого-то другого, а здесь даже за обеденным столом она вынуждена соответствовать чужим представлениям о приличиях. Еще никогда ей так не хотелось хоть раз оказаться в крепости Вал'Акэш, пройтись по промерзшим коридорам и увидеть, как одинокие свечи освещают старинную карту границ, вокруг которой собрались первые лорды севера. Именно в этот момент она очень четко осознала, что не будь той ссоры с Риэлом, она бы вернулась. Не к нему — к свободе.
***
Вадерион вальяжно развалился на троне, при этом ни на секунду не теряя величественного вида. Сейчас перед миром предстал Темный Император, и хоть огромный зал, выложенный черным мрамором, был пуст, это продлилось бы недолго — учитывая, кто прибыл в столицу. Вадерион не сомневался, что она приедет — вопрос был только когда.
Двери тронного зала распахнулись, и леди Вилеша прошла по черным плитам к брату. Тишину нарушал лишь шорох ее дорого платья. Наконец она остановилась в нескольких метрах от трона.
— Темной ночи, брат, — холодно произнесла Вилеша. — Вижу, тронный зал опустел.
— Сегодня аудиенция только для тебя, — Вадерион не скрывал того, что доволен сложившейся ситуацией. Ей не нужны были слова — все его поведение, от позы до жестов, кричало о признании вины.
— Это ты, — облизнув губы, прошептала она, едва сдерживая гнев. — Ты их всех убил.
— Я простил тебя, разве нет? — жестко усмехнулся Вадерион. — А ты меня. Мир настал.
— Знаю, что это ты. Такое нельзя назвать случайностью. Ты. Их. Убил. Моих сыновей!
— Потише, Вилеша, иначе я вынужден буду казнить тебя за измену. Не клевещи на своего Императора.
— Ты не только Темный Император, ты и мой брат! И мои сыновья были твоими племянниками!
— Не дави на совесть, Вилеша, — с обманчивой мягкостью посоветовал Вадерион, — у меня ее нет, разве ты забыла?
Она смотрела на него с такой ненавистью, что, казалось, не было во всем мире темного, который бы смог вызвать в ней более сильное чувство, чем родной брат.
— Не лги мне больше, сестра, — холодно произнес Вадерион. Его багровые глаза были двумя омутами, ведущими в Глубины. — Ты откусила кусок от пирога, который был не для тебя, и подавилась. В следующий раз можешь не выжить.
— Я не отступлю, — прошипела она. — Ты заплатишь мне за все!
— Жду и боюсь, — усмехнулся он, глядя на нее с презрительной жалостью. — Возвращайся к своему Бурошкуру.
— Ты пожалеешь, — повторила она. — Пусть не я, но Судьба тебя покарает. Будь ты проклят братец, ты — чудовище, которое, заслуживает смерти. Я жду того часа, когда собственные дети перережут тебе глотку — это будет заслуженная и ожидаемая кара.
Вилеша резко развернулась и решительно направилась к дверям. В глубине глаз Вадериона загорелся нехороший огонек: сестра коснулась запретной для всех темы — его семьи.
Глава 2. Женская дружба
Велия никогда раньше не задавалась сложными философскими вопросами, не искала смысл бытия и уж точно не копалась в себе, пытаясь размышлять о собственных чувствах и причинах их возникновения. Единственный вопрос, которому она посвящала время на пустые раздумья — это ее отношения с братьями, которые в упор не видели в ней кого-то, кроме сестры и принцессы. Но все это касалось других темных и их душевных переживаний (или отсутствия оных), а вот в себе Велия всегда была уверена. Даже предположение обратного казалось глупостью. И вдруг ей, трезвомыслящей и достаточно практичной женщине, пришлось потратить немало времени (целое утро!), чтобы разобраться в себе. Причиной же, сподвигнувшей ее на такое эпохальное событие, стало собственное поведение, которое перестало поддаваться контролю и хоть какому-то логическому обоснованию. Она вернулась домой, исполнив волю отца и заслужив его похвалу, однако ни о каком покое или радости речи не шло. Ее угнетало все: поведение братьев, отца, жизнь столицы, в которую ее тут же втянули знакомые, отсутствие привычных занятий и, конечно, сердечные переживания. Именно с последними она боролась особенно рьяно, запрещая себе любые упоминания его имени. К счастью, разговоры с отцом насчет севера отошли в прошлое, Император исполнил волю дочери, и Раудгард мог радоваться помощи, а она — не бояться больше услышать мимоходом имя Вал'Акэш. Но как бы она не старалась, как бы не избегала даже в простых беседах упоминания севера, она не могла не заметить, что прошлое влияет на нее. Когда к ней зашли эти две подружки, жены ее братьев, и поинтересовались, скоро ли она планирует вылезать из своих комнат и что вообще случилось, Велия осознала, что полностью отгородилась от мира. Она привыкла делать то, что хочет, но сейчас ей хотелось того, что было под запретом. Ее раздражало все: обстановка, старые знакомые, любовники и семья. Она словно оказалась на охоте, в засаде, только целью была не дичь, а собственные воспоминания. Вопреки намерениям, она не могла перестать думать о том, кто причинил ей боль. Риэл… Только осознав, что она его потеряла, что он никогда не был ее, что для него она была всего лишь игрушкой, способом достичь цель, она поняла, что полюбила его. Когда, как — какая разница? Ей было плохо, и это все, что имело сейчас значение. Она отчаянно пыталась изжить в себе это глупое чувство, искала какие-то недостатки у Риэла, но не могла ни в чем его осудить, кроме того, что он оказался подлым неверным мужчиной. В чем-то, ей казалось, это было даже справедливо: она разбила сердце ему, он — ей, а мотивы никого не волнуют. Но как же изящно он ей отомстил! Она всю жизнь играла мужчинами, пользовалась ими, выбирала, как породистых пантер, а в итоге сама была разбита одним из своих любовников. Как забавно, что им оказался тот, кто смог сделать ее уязвимой. Теперь она видела, что только Риэлу она позволяла вещи, за которые убила бы любого другого. Он был иным, он был справедливым, принципиальным и каким-то стойким, непоколебимым, несмотря на нежность в любовных отношениях. Нежность! Играл он в любовь, вот и получалось дурно! А она поверила, покорилась. Приходила сама к нему. Сама! При этом ни разу не увидела от него ответного шага: он ведь так и не признался ей в любви, не позвал к себе или не пришел сам. Наоборот, он всеми силами старался держаться подальше, а потом вдруг приближал к себе, словно играл на ее чувствах. Теперь это виделось ясно, но тогда…
Велия выгнала обеих девиц и потратила целое утро на поиски причин, которые заставили ее, прекрасную эльфийку и воительницу, запереть себя в четырех стенах. Разбитая любовь не учитывалась, но другой вариант не находился. Это выводило ее из себя, но она понимала, что не в силах заставить себя изменить хоть что-то. Она злилась, и, окажись Риэл сейчас рядом, она бы убила его. А потом перерезала бы глотку и себе, потому что жить уже не могла без этого полукровки, потому что не видеть его стало такой же мукой, как и видеть. Это был замкнутый круг из боли и любви, где одно происходило из другого.
***
— Пап! Пап! Ну, пап! Ну долго мне еще стоять?!
— Истинная женщина, ни секунды покоя, — проворчал Велиот, роясь в ящиках. Кто бы ему сказал в юности, что через полстолетия он будет с радостью искать в детских одежках запрятанный бант, а потом с любовью завязывать его на голове дочурки, назвал бы его идиотом. А нет, действительно роется, потому что маленькая принцесса хочет именно желтый бант.
— Так, подожди, ты ведь наказана, — вспомнил Велиот, оборачиваясь к дочери. Та тут же поникла, насупилась, разозлилась и дерзко ответила (все это за пять секунд):
— Мы всего лишь пошутили! Было же смешно, даже Вэйзар смеялся!
— А до этого ругался. И вообще, так нельзя делать.
— Ты сам обрадовался, я слышала, как вы с мамой смеялись над дядей!
— То есть ты еще и подслушивала? Так мы тебя мало наказали!
— Не подслушивала, а проверяла реакцию, — парировала Вэйла с недетской разумностью. — Пап, я тоже хочу с вами обедать.
— Нет, Вэйла, тебе еще рано. За столом мы обсуждаем взрослые вещи, детям нельзя такое слышать.
Вэйла вздохнула, цокнула и с истинно женским снисхождением к мужской глупости произнесла:
— Пап, я давно знаю про секс.
— От-ткуда? — заикаясь от шока, поинтересовался несчастный папа. Даже желтый бант чуть не выронил.
— Мама рассказала, у нее опыт большой, — со знанием дела ответила Вэйла.
Несколько минут Велиоту пришлось потратить, чтобы совладать с охватившим его смятением и придумать, что сказать дочери. Наконец он произнес наставительно:
— Тебе все равно рано еще присутствовать на семейных обедах. И про секс мама… Ладно, она знает, что говорить. Но бант ты все равно не получишь.
— Ну это мой люби-имый! — принялась канючить Вэйла, однако папа был непреклонен. Он поправил платье, вручил дочери книгу и унес желанный желтый бант (подарок мамы) подальше. Шмыгнув носом, девочка уселась на невысоком детском стульчике и насупилась. План под номером три провалился. Из всех ее любимых папочек Велиот был самым строгим, поэтому с ним она попробовала договориться в последнюю очередь. Наибольшие надежды она питала в отношении вспыльчивого и чересчур эмоционального Веррсона — он часто баловал ее, поддавшись душевному порыву и красивым глазкам, — но и Винетт был неплохим вариантом — его мягкость иногда граничила с попустительством. Однако на этот раз ни один из дорогих родителей не сжалился над любимой дочерью и не уступил ее просьбам. Теперь вместо увлекательной прогулки она должна была сидеть и учиться. Почему мир так несправедлив?!
***
Почему мир так несправедлив? Кому-то Судьбой и Тьмой дается все, а кто-то вечно остается в тени, собирая крохи счастья других. Брату всю жизнь везло — это сложно было отрицать. Вилеша с бессильной злостью наблюдала за тем, как он выигрывает войны, строит свою Империю, правит огромной страной. Лишь на миг ей удалось превзойти его: она полюбила, вышла замуж, родила детей (несмотря на изъян супруга), а брат так и оставался один, несмотря на целую орду темных в подчинении и верное окружение. Однако это был лишь миг — Вадерион женился на светлоэльфийской принцесске, которую и от стены сложно было отличить. Может, в столице слухи ходили более лояльные, но в глубинке супругу Императора похоронили сразу же после свадьбы. Кто же знал, что за пару десятилетий это маленькое чудовище подчинит себе Вадериона. Теперь у брата было все: семья, дети и любимая. Он правил целой Империей, играючи ломая судьбы подданных и тех, кто был ему безразличен.
— Вилеша? — Олан тактично постучал о косяк приоткрытой двери. Вилеша отложила в сторону недописанное письмо, предчувствуя неприятный разговор: после ее возвращения из столицы они так и не объяснились. Она не очень-то и любила все эти разговоры, но ощущала странную потребность оправдаться, словно прощение Олана дало бы ей шанс простить себя за смерть сыновей.
— Темной ночи, милый.
— Темной. Я хотел бы поговорить, — с намеком произнес он, входя и плотно прикрывая дверь. — Насчет вчерашнего ужина.
— Если ты о том, что твой младший брат совершенно позабыл о приличиях, то здесь не о чем говорить — его давно надо было поставить на место.
— Позволю себе заметить, что пока приличия нарушаешь лишь ты, — спокойно заметил Олан, усаживаясь в кресле напротив жены. Та решительным жестом отодвинула чернильницу и впилась в него взглядом.
