Вилеша контролировала себя намного лучше, как бросила однажды Джетта: ей не привыкать трепать нервы. Цериан метался по семье и дому, не зная, что делать. Единственным островком спасения казался Олан, и именно с ним молодой лорд Бурошкуров проводил бо?льшую часть времени, пытаясь сбежать от семейной бури. Он не знал, что своими действиями подталкивает дальнейшее развитие конфликта. Джетта ходила вокруг него и скрипела зубами, но он был непреклонен в своем мнении, и даже сестра отступила. В конце концов, семейное счастье разочаровало Цериана. Он всю жизнь прожил, мечтая вернуться к тем, кого так сильно любил, но как оказалось, темные, которые были в его детстве, кардинально отличаются от тех, которые сейчас жили с ним. Братья погибли, отец едва справляется с этим, мама вечно ругается, дяди и кузены, с которыми он когда-то играл, относятся к нему враждебно, родной папа смотрит с болью, а сестра ходит и насмехается над всеми ними.
Прошло совсем немного времени, но Цериан уже был доведен до предела. Его все чаще стали посещать мысли, что без него хрупкий мир в семье мог бы появиться. Что если Джетта права, и он мешает? Он не знал уже, что думать. Однажды Цериан решил высказать эти мысли матери — несмотря на собственные наблюдения, она казалась ему тем темным, к которому можно прийти за советом. Возможно, это произошло из-за того, что он был вынужден наблюдать в семье своего дяди, где все проблемы решала Императрица.
— Я думаю, мне стоит уехать, — произнес он, и мама резко обернулась к нему. Все ее дела были тут же брошены, и он оказался в центре ее внимания.
— Зачем? Здесь твой дом, Цери.
Он тяжело вздохнул, не зная, как объяснить это ей, женщине.
— Я становлюсь причиной распрей и склок, а так негоже. В столице у тебя есть дом, я поживу в нем. Возможно, нам всем нужно привыкнуть…
— Глупости! Ты останешься, и это не обсуждается, — беспрекословным тоном произнесла Вилеша, и Цериан повиновался. — Не переживай так сильно, мой милый, — добавила она намного мягче. — Тебе непривычно, но ты не должен себя корить. Вспомни, кто ты.
— В этом и дело, отец считает меня… что я… что я возглавлю семью после него, но я не думаю, что это будет правильно.
— Глупости, мой милый, — голос Вилеши успокаивал. Она нежно, как могла только мать, взяла его лицо в свои ладони, любуясь им, своим взрослым сыном. — Ты заслуживаешь этого. Подумай сам, всю жизнь мой брат держал тебя в тени своего величия, вдали от семьи. Та трагическая случайность, которая нас разлучила… Подумай, что было бы, если бы этого не произошло или произошло, но иначе.
— Я не понима…
— Все просто, — с любящей улыбкой произнесла Вилеша, отпуская его и проходя по гостиной. — Если бы тогда этот камень убил не твоего дядю Берина, а Императрицу? Печально, но так бывает. Мой брат стал бы вдовцом, и сейчас… Сейчас ты бы претендовал не на титул лорда-главы рода Бурошкуров, а трон всей Империи.
— Вы говорите опасные вещи, мама, — скованно заметил Цериан. В столице подобные вещи не то что обсуждать — о них думать запрещалось. Все знали, что власть принадлежит Темному Императору и его семье — его сыновьям. — Сейчас у дяди достаточно своих детей.
— Да, но кому как не нам знать, что дети часто умирают, — с горечью произнесла Вилеша. — Ты мог бы достичь много, стоит лишь захотеть. Ты этого достоин, Цериан, я вижу. Ты лучший из всех моих детей.
— Мама, — пролепетал этот взрослый мужчина, разом превращаясь в маленького мальчика, которого много лет назад Император вырвал из объятий матери.
— Ты достоин большего, — прошептала она, и в ее глазах была лишь гордость за сына.
— А папа…
— Олан рад тебе, разве ты не видишь, как он старается посвятить тебя в свои дела?
— Я говорил не о нем… — Цериан смешался под недовольным взглядом матери.
— Релиф не имеет никакого отношения к тебе, Джетте и… к другим нашим детям.
— Но…
— Я знаю, о чем ты думаешь, Цериан. Верю, что ты можешь меня осуждать — я заслужила это. Но поверь, я всегда любила и люблю до сих пор именно Олана. Он принял меня, полюбил, принял моих детей, он всегда любил вас и дал вам свое имя. Я всю жизнь хотела родить ему сыновей и дочерей, но Тьма распорядилась иначе. Релиф был всего лишь средством достижения цели, не стоит вспоминать о нем, принимая важные решения.
— Да, мама.
Никто из них двоих не знал, что их разговор не был тайной. Релиф осторожно прикрыл дверь, в которую собирался постучаться — он пришел извиниться перед любимой, — и быстро покинул поместье. Ему больше не о чем было думать, и это последнее предательство лишь подтолкнуло сделать его то, на что он давно решался.
В последнее время настроение Велии можно было описать двумя словами: одно будет очень неприличным, а второе — буря. Ее швыряло из стороны в сторону, она то впадала в отчаяние, то в радость, то паниковала, то злилась. Разговор с Лисари и Шильэт перевернул ее отношение к ссоре с Риэлом, но совсем не облегчил ситуацию. Осознание того, что любимый не предавал ее, конечно, помогло и сняло с ее души камень, залечило сердечные раны, однако также принесло новые беды. Велия слишком хорошо знала Риэла и его принципы: он не был обычным мужчиной, который простил бы ей истерику, скандалы и оскорбления, стоило только прижаться к нему да поплакаться (конечно, не по-настоящему). Оборотной стороной того, что он относился к ней как к равной было то, что он и спрашивал с нее соответственно. Никакая любовь не могла заставить его простить ей те слова, за которые она бы убила любого — если бы услышала их в адрес любимого. Но так уж получилось, что она сама ударила Риэла — ударила наотмашь, до крови. Она знала, как причинить ему боль, знала все его уязвимые места, в чем он больше всего сомневался. Она понимала, что именно от нее ему будет больнее всего услышать подобное — но в тот момент она была так зла, что не думала, а теперь она опоздала. Риэл не простит, да и она не пойдет извиняться. За что? За то, что застала за мнимой изменой и наорала? Так она была права — на тот момент. К тому же Велия никогда в жизни ни у кого не просила прощения, только если у родителей и иногда у братьев. Но они… с ними было легче. Она знала, что они простят ее, а вот Риэл такой милостью одаривать ее не собирался. Неизвестно, сколько ей придется ползать на брюхе, чтобы он сжалился. Это было так унизительно. Ни за что! У Велии тоже была гордость.
День медленно тянулся за днем, а проблема не решалась. Братья поглядывали на нее некоторое время, но потом отстали: видимо, Лисари с Шильэт сочинили какую-нибудь сказку или попросту шуганули мужей. Ей было все равно, потому что все ее мысли занимал Риэл. Его руки, обнимающие ее, его глаза, глядящие на нее с любовью, его тихий низкий голос, как у орка, завораживающий ее. Она думала о нем днем, думала ночью. Она не могла перестать, оборвать эту нить, потому что поняла — она не желает этого. Любовь к нему пришла так внезапно, так больно, но отказ от нее казалось самой страшной бедой. Велия металась между любовью и гордостью, чувствуя, что первая побеждает вторую. Принцесса никогда не отличалась выдержкой, если речь шла о ее желаниях: это ведь не охота, где цель — поймать дичь, одним выстрелом прервать чью-то жизнь. Риэл был воплощением всех ее желаний. Она поняла, что скучает по нему. Даже не по сексу (хотя он был великолепен) или по ощущению влюбленности, а по их разговорам, которые больше напоминали споры, потому что у них почти никогда не совпадало мнение. Ей так хотелось увидеть еще раз, как Риэл потирает пальцы, готовясь зажечь магией свечу, или чуть склоняет голову, слушая ее рассказ.
Наконец она не выдержала, закинула за спину лук и уехала, никого не предупредив.
Джетта редко проводила время в четырех стенах. Рождение дочери стало для Вилеши сюрпризом, хоть и приятным, однако никто никогда не относился к девочке, как к важной фигуре в семье. Она была пятым ребенок, да еще и полом не вышла, не говоря о расе — мама ее любила, но использовать, как сыновей, не собиралась. Отцы также баловали девочку, но серьезно никогда не относились к ее жизни и судьбе: вырастет — выдадим замуж. Что еще может сделать девушка? Конечно, среди оборотней было немало воительниц и просто сильных женщин, однако на семью Бурошкуров подобные взгляды не распространялись. Вернее, они не распространялись на Джетту. Живя в тени старших братьев, она всегда была лишь приложением к ним и не стремилась что-либо менять. Она ценила свободу, даруемую безразличием взрослых, и даже достигнув молодости не изменила ничего. Она много гуляла, любила природу и частенько возилась в саду травников. Ее даже обучали лекари — негласно, конечно, ведь леди не позволено заниматься подобной грязной работой. Со временем Джетта перестала скрывать свои склонности, а когда мама сделала ей замечание, то получила хлесткую отповедь — дочь так и не простила ее за обвинения и пощечину.
Так что младшая леди Бурошкур продолжила проводить бо?льшую часть времени среди зелени, уже пробивающейся сквозь тающий снег. Именно в саду ее нашел Релиф.
— Пап, рада тебя видеть. Давай поцелую.
— Ты слишком непосредственна.
— Ложь, я всего лишь не вижу смысла лицемерить в таких мелочах, — усмехнулась Джетта, отряхивая руки от земли. Если бы это увидела мама, она бы пришла в ужас, но папа никогда не ограничивал ее, наоборот, занимался с нею тем, что леди не положено делать: охотился, учил драться, рыбачить, читать следы, плести сети и многое другое.
— Я хотел с тобой поговорить.
Джетта понимающе кивнула и уселась прямо на ближайший пенек. Релиф выбрал поваленное дерево.
— Я уезжаю, — без предисловий начал он. Девушка шумно втянула воздух, но больше никак не выказала своего отношения к подобной новости. — Ты поедешь со мной?
Она молчала, и он начал нервничать. Долготерпением Релиф никогда не отличался, поэтому уже через несколько минут произнес с чувством:
— Тебе нельзя здесь оставаться. Вилешу ничем не учит жизнь, она погубила твоих братьев, теперь взялась за Цериана. Я не хочу, чтобы тебя использовали, как пешку в игре.
Слова его звучали искренне, но Джетта не могла поверить в подобный поворот событий, хоть разумом и была готова.
— Ты оставляешь нас? Маму? — не поверила она.
Мужчина отвел взгляд, а потом и вовсе поднялся.
— Подумай об этом. Я уезжаю завтра и… тебе лучше здесь не оставаться. Я слышал многое и знаю, на что способен Роро. Барриус еще надеется решить дело миром, и ему почти удалось склонить Олана к идее отказа в пользу племянников, но смерть… Марета и младших сильно сказалась на нем. Он глупо цепляется за Цериана, а Вилеша этому потворствует. Я не в силах помешать им, но я могу спасти тебя, цветочек мой. Здесь все закончится плачевно. Даже если Вилеша одержит победу и протолкнет Цериана во главу семьи, Император быстро умерит ее желания. Но ты — ты пострадаешь в любом случае. Уезжай со мной, Джетта. У меня есть золото, я смогу достойно содержать тебя, не так, конечно, роскошно, как Олан, но ты будешь жива и свободна.
Он говорил, а лицо Джетты не меняло выражения, оставаясь все таким же каменным. Когда же Релиф закончил, она нейтрально произнесла:
— У меня есть время до завтра. Я подумаю.
Отчаяние и надежда горели в глазах рыси, но давить на дочь он не стал. Едва за мужчиной сомкнулись ближайшие заросли, Джетта судорожно вздохнула, пытаясь понять, что ей делать. Она полностью была согласна с папой — все идеи мамы в итоге обречены на провал, и остановиться она точно уже не сможет, — но как уйти от них? От отца, от Цериана и мамы? У нее остались только они… и Релиф. Если бы вдруг все, кроме него, погибли, Джетта не задумываясь бы уехала с ним, но так… Ей нужно было сделать выбор между одними любимыми темными и другим. Разумнее — уехать с Релифом, он единственный из семьи понял истинную суть их матери, затягивающей их трясину, но… Опять "но"! Она не могла бросить тех, кого любила! Разум и чувства, две мощнейшие силы, которыми Тьма одарила своих детей, сейчас боролись в ней. Она так любила папу, он был лучшим, но Олан, отец, также заботился о ней. А мама? Пусть она эгоистична и зачастую слепа в своей жажде власти, но она оставалась ее матерью. И Цериан, ее бедный несчастный брат, тоже попавший в эти сети. Совсем скоро в семье Бурошкуров грядет война, и Джетте нужно было решить, чью сторону она примет, и нужно ли это делать.
Только глупец думает, что высокое положение имеет лишь одни достоинства. Знатность, богатство, власть — у всех них есть оборотная сторона, которую видят только те, кто обладает этими тремя самыми желанными в мире вещами. Риэлу по праву рождения досталась и знатность, и богатство, и власть. Он был законным сыном леди, владел землями, приносящими огромный (по меркам простых темных) доход и являлся наследником Хранителя Северных Границ. Именно последнее особенно сильно повлияло на Риэла: для него не было ничего важнее, чем долг лорда перед своими темными. Он жил этим и никогда не думал, что может быть иначе. Он настолько привык к подобному образу своего бессмертного существования, что никогда не размышлял о том, как к этому отнесется его супруга. Он вообще не думал о женитьбе: изъян Риэла служил слишком серьезной преградой для искренней любви, а остальные попытки себя закабалить лорд Вал'Акэш решительно пресекал. К сожалению, в нем многие видели полукровку. Большая часть женщин — обычные воины, шаманки, служанки и крестьянки — относились к нему хорошо, они уважали и на свой лад любили своего господина. У Риэла было много друзей среди охотниц и стражниц, но ни одна из них почему-то не видела в нем мужчину. Другие же леди, которые немалое внимание уделяли поискам удачных женихов, не интересовали уже его — становиться добычей таких дам и продавать себя он не желал. Так что после поры юношеских терзаний и поисков себя и своего места в мире и обществе, Риэл жестко стал пресекать все попытки себя окольцевать, серьезных романов и даже коротких интрижек не заводил, а для телесного удовлетворения пользовался услугами шлюх — те хотя бы честно называли свою цену. Со временем в нем все больше росло сомнение во всех женщинах, так что вопрос брака для него давно не поднимался. Если бы не многочисленные обязанности лорда земель, которые он делил с Рау, он, возможно, почувствовал бы себя одиноко, но дела севера занимали все его время, и большего он не желал. А потом появилась Велия. К ней у него было особое отношение, и не только потому что она понравилась ему, но и потому что изначально не воспринималась как любая другая леди — как двуликая хищница. Уж ее, принцессу, северный лорд, даже Вал'Акэш, не интересовал и свое положение с помощью женитьбы на нем она бы точно не улучшила. Она и так была второй по значимости женщиной в Империи (после матери). Это она выбирала мужчин, а не они ее, и Риэл по глупости решил, что все ее действия и слова искренни, ведь ей не было нужды лгать. Как оказалось, женщинам не нужен повод, чтобы использовать мужчину и играть его чувствами. После такого хотелось одного — перестать верить в любовь. Риэл, несмотря на внешнюю грубость и грозный вид полуорка, всегда тянулся к прекрасному — это ему досталось от матери — и не смог преодолеть свой недостаток (для мужчины и воина) даже спустя два столетия.
Прошло совсем немного времени, но Цериан уже был доведен до предела. Его все чаще стали посещать мысли, что без него хрупкий мир в семье мог бы появиться. Что если Джетта права, и он мешает? Он не знал уже, что думать. Однажды Цериан решил высказать эти мысли матери — несмотря на собственные наблюдения, она казалась ему тем темным, к которому можно прийти за советом. Возможно, это произошло из-за того, что он был вынужден наблюдать в семье своего дяди, где все проблемы решала Императрица.
— Я думаю, мне стоит уехать, — произнес он, и мама резко обернулась к нему. Все ее дела были тут же брошены, и он оказался в центре ее внимания.
— Зачем? Здесь твой дом, Цери.
Он тяжело вздохнул, не зная, как объяснить это ей, женщине.
— Я становлюсь причиной распрей и склок, а так негоже. В столице у тебя есть дом, я поживу в нем. Возможно, нам всем нужно привыкнуть…
— Глупости! Ты останешься, и это не обсуждается, — беспрекословным тоном произнесла Вилеша, и Цериан повиновался. — Не переживай так сильно, мой милый, — добавила она намного мягче. — Тебе непривычно, но ты не должен себя корить. Вспомни, кто ты.
— В этом и дело, отец считает меня… что я… что я возглавлю семью после него, но я не думаю, что это будет правильно.
— Глупости, мой милый, — голос Вилеши успокаивал. Она нежно, как могла только мать, взяла его лицо в свои ладони, любуясь им, своим взрослым сыном. — Ты заслуживаешь этого. Подумай сам, всю жизнь мой брат держал тебя в тени своего величия, вдали от семьи. Та трагическая случайность, которая нас разлучила… Подумай, что было бы, если бы этого не произошло или произошло, но иначе.
— Я не понима…
— Все просто, — с любящей улыбкой произнесла Вилеша, отпуская его и проходя по гостиной. — Если бы тогда этот камень убил не твоего дядю Берина, а Императрицу? Печально, но так бывает. Мой брат стал бы вдовцом, и сейчас… Сейчас ты бы претендовал не на титул лорда-главы рода Бурошкуров, а трон всей Империи.
— Вы говорите опасные вещи, мама, — скованно заметил Цериан. В столице подобные вещи не то что обсуждать — о них думать запрещалось. Все знали, что власть принадлежит Темному Императору и его семье — его сыновьям. — Сейчас у дяди достаточно своих детей.
— Да, но кому как не нам знать, что дети часто умирают, — с горечью произнесла Вилеша. — Ты мог бы достичь много, стоит лишь захотеть. Ты этого достоин, Цериан, я вижу. Ты лучший из всех моих детей.
— Мама, — пролепетал этот взрослый мужчина, разом превращаясь в маленького мальчика, которого много лет назад Император вырвал из объятий матери.
— Ты достоин большего, — прошептала она, и в ее глазах была лишь гордость за сына.
— А папа…
— Олан рад тебе, разве ты не видишь, как он старается посвятить тебя в свои дела?
— Я говорил не о нем… — Цериан смешался под недовольным взглядом матери.
— Релиф не имеет никакого отношения к тебе, Джетте и… к другим нашим детям.
— Но…
— Я знаю, о чем ты думаешь, Цериан. Верю, что ты можешь меня осуждать — я заслужила это. Но поверь, я всегда любила и люблю до сих пор именно Олана. Он принял меня, полюбил, принял моих детей, он всегда любил вас и дал вам свое имя. Я всю жизнь хотела родить ему сыновей и дочерей, но Тьма распорядилась иначе. Релиф был всего лишь средством достижения цели, не стоит вспоминать о нем, принимая важные решения.
— Да, мама.
Никто из них двоих не знал, что их разговор не был тайной. Релиф осторожно прикрыл дверь, в которую собирался постучаться — он пришел извиниться перед любимой, — и быстро покинул поместье. Ему больше не о чем было думать, и это последнее предательство лишь подтолкнуло сделать его то, на что он давно решался.
***
В последнее время настроение Велии можно было описать двумя словами: одно будет очень неприличным, а второе — буря. Ее швыряло из стороны в сторону, она то впадала в отчаяние, то в радость, то паниковала, то злилась. Разговор с Лисари и Шильэт перевернул ее отношение к ссоре с Риэлом, но совсем не облегчил ситуацию. Осознание того, что любимый не предавал ее, конечно, помогло и сняло с ее души камень, залечило сердечные раны, однако также принесло новые беды. Велия слишком хорошо знала Риэла и его принципы: он не был обычным мужчиной, который простил бы ей истерику, скандалы и оскорбления, стоило только прижаться к нему да поплакаться (конечно, не по-настоящему). Оборотной стороной того, что он относился к ней как к равной было то, что он и спрашивал с нее соответственно. Никакая любовь не могла заставить его простить ей те слова, за которые она бы убила любого — если бы услышала их в адрес любимого. Но так уж получилось, что она сама ударила Риэла — ударила наотмашь, до крови. Она знала, как причинить ему боль, знала все его уязвимые места, в чем он больше всего сомневался. Она понимала, что именно от нее ему будет больнее всего услышать подобное — но в тот момент она была так зла, что не думала, а теперь она опоздала. Риэл не простит, да и она не пойдет извиняться. За что? За то, что застала за мнимой изменой и наорала? Так она была права — на тот момент. К тому же Велия никогда в жизни ни у кого не просила прощения, только если у родителей и иногда у братьев. Но они… с ними было легче. Она знала, что они простят ее, а вот Риэл такой милостью одаривать ее не собирался. Неизвестно, сколько ей придется ползать на брюхе, чтобы он сжалился. Это было так унизительно. Ни за что! У Велии тоже была гордость.
День медленно тянулся за днем, а проблема не решалась. Братья поглядывали на нее некоторое время, но потом отстали: видимо, Лисари с Шильэт сочинили какую-нибудь сказку или попросту шуганули мужей. Ей было все равно, потому что все ее мысли занимал Риэл. Его руки, обнимающие ее, его глаза, глядящие на нее с любовью, его тихий низкий голос, как у орка, завораживающий ее. Она думала о нем днем, думала ночью. Она не могла перестать, оборвать эту нить, потому что поняла — она не желает этого. Любовь к нему пришла так внезапно, так больно, но отказ от нее казалось самой страшной бедой. Велия металась между любовью и гордостью, чувствуя, что первая побеждает вторую. Принцесса никогда не отличалась выдержкой, если речь шла о ее желаниях: это ведь не охота, где цель — поймать дичь, одним выстрелом прервать чью-то жизнь. Риэл был воплощением всех ее желаний. Она поняла, что скучает по нему. Даже не по сексу (хотя он был великолепен) или по ощущению влюбленности, а по их разговорам, которые больше напоминали споры, потому что у них почти никогда не совпадало мнение. Ей так хотелось увидеть еще раз, как Риэл потирает пальцы, готовясь зажечь магией свечу, или чуть склоняет голову, слушая ее рассказ.
Наконец она не выдержала, закинула за спину лук и уехала, никого не предупредив.
***
Джетта редко проводила время в четырех стенах. Рождение дочери стало для Вилеши сюрпризом, хоть и приятным, однако никто никогда не относился к девочке, как к важной фигуре в семье. Она была пятым ребенок, да еще и полом не вышла, не говоря о расе — мама ее любила, но использовать, как сыновей, не собиралась. Отцы также баловали девочку, но серьезно никогда не относились к ее жизни и судьбе: вырастет — выдадим замуж. Что еще может сделать девушка? Конечно, среди оборотней было немало воительниц и просто сильных женщин, однако на семью Бурошкуров подобные взгляды не распространялись. Вернее, они не распространялись на Джетту. Живя в тени старших братьев, она всегда была лишь приложением к ним и не стремилась что-либо менять. Она ценила свободу, даруемую безразличием взрослых, и даже достигнув молодости не изменила ничего. Она много гуляла, любила природу и частенько возилась в саду травников. Ее даже обучали лекари — негласно, конечно, ведь леди не позволено заниматься подобной грязной работой. Со временем Джетта перестала скрывать свои склонности, а когда мама сделала ей замечание, то получила хлесткую отповедь — дочь так и не простила ее за обвинения и пощечину.
Так что младшая леди Бурошкур продолжила проводить бо?льшую часть времени среди зелени, уже пробивающейся сквозь тающий снег. Именно в саду ее нашел Релиф.
— Пап, рада тебя видеть. Давай поцелую.
— Ты слишком непосредственна.
— Ложь, я всего лишь не вижу смысла лицемерить в таких мелочах, — усмехнулась Джетта, отряхивая руки от земли. Если бы это увидела мама, она бы пришла в ужас, но папа никогда не ограничивал ее, наоборот, занимался с нею тем, что леди не положено делать: охотился, учил драться, рыбачить, читать следы, плести сети и многое другое.
— Я хотел с тобой поговорить.
Джетта понимающе кивнула и уселась прямо на ближайший пенек. Релиф выбрал поваленное дерево.
— Я уезжаю, — без предисловий начал он. Девушка шумно втянула воздух, но больше никак не выказала своего отношения к подобной новости. — Ты поедешь со мной?
Она молчала, и он начал нервничать. Долготерпением Релиф никогда не отличался, поэтому уже через несколько минут произнес с чувством:
— Тебе нельзя здесь оставаться. Вилешу ничем не учит жизнь, она погубила твоих братьев, теперь взялась за Цериана. Я не хочу, чтобы тебя использовали, как пешку в игре.
Слова его звучали искренне, но Джетта не могла поверить в подобный поворот событий, хоть разумом и была готова.
— Ты оставляешь нас? Маму? — не поверила она.
Мужчина отвел взгляд, а потом и вовсе поднялся.
— Подумай об этом. Я уезжаю завтра и… тебе лучше здесь не оставаться. Я слышал многое и знаю, на что способен Роро. Барриус еще надеется решить дело миром, и ему почти удалось склонить Олана к идее отказа в пользу племянников, но смерть… Марета и младших сильно сказалась на нем. Он глупо цепляется за Цериана, а Вилеша этому потворствует. Я не в силах помешать им, но я могу спасти тебя, цветочек мой. Здесь все закончится плачевно. Даже если Вилеша одержит победу и протолкнет Цериана во главу семьи, Император быстро умерит ее желания. Но ты — ты пострадаешь в любом случае. Уезжай со мной, Джетта. У меня есть золото, я смогу достойно содержать тебя, не так, конечно, роскошно, как Олан, но ты будешь жива и свободна.
Он говорил, а лицо Джетты не меняло выражения, оставаясь все таким же каменным. Когда же Релиф закончил, она нейтрально произнесла:
— У меня есть время до завтра. Я подумаю.
Отчаяние и надежда горели в глазах рыси, но давить на дочь он не стал. Едва за мужчиной сомкнулись ближайшие заросли, Джетта судорожно вздохнула, пытаясь понять, что ей делать. Она полностью была согласна с папой — все идеи мамы в итоге обречены на провал, и остановиться она точно уже не сможет, — но как уйти от них? От отца, от Цериана и мамы? У нее остались только они… и Релиф. Если бы вдруг все, кроме него, погибли, Джетта не задумываясь бы уехала с ним, но так… Ей нужно было сделать выбор между одними любимыми темными и другим. Разумнее — уехать с Релифом, он единственный из семьи понял истинную суть их матери, затягивающей их трясину, но… Опять "но"! Она не могла бросить тех, кого любила! Разум и чувства, две мощнейшие силы, которыми Тьма одарила своих детей, сейчас боролись в ней. Она так любила папу, он был лучшим, но Олан, отец, также заботился о ней. А мама? Пусть она эгоистична и зачастую слепа в своей жажде власти, но она оставалась ее матерью. И Цериан, ее бедный несчастный брат, тоже попавший в эти сети. Совсем скоро в семье Бурошкуров грядет война, и Джетте нужно было решить, чью сторону она примет, и нужно ли это делать.
***
Только глупец думает, что высокое положение имеет лишь одни достоинства. Знатность, богатство, власть — у всех них есть оборотная сторона, которую видят только те, кто обладает этими тремя самыми желанными в мире вещами. Риэлу по праву рождения досталась и знатность, и богатство, и власть. Он был законным сыном леди, владел землями, приносящими огромный (по меркам простых темных) доход и являлся наследником Хранителя Северных Границ. Именно последнее особенно сильно повлияло на Риэла: для него не было ничего важнее, чем долг лорда перед своими темными. Он жил этим и никогда не думал, что может быть иначе. Он настолько привык к подобному образу своего бессмертного существования, что никогда не размышлял о том, как к этому отнесется его супруга. Он вообще не думал о женитьбе: изъян Риэла служил слишком серьезной преградой для искренней любви, а остальные попытки себя закабалить лорд Вал'Акэш решительно пресекал. К сожалению, в нем многие видели полукровку. Большая часть женщин — обычные воины, шаманки, служанки и крестьянки — относились к нему хорошо, они уважали и на свой лад любили своего господина. У Риэла было много друзей среди охотниц и стражниц, но ни одна из них почему-то не видела в нем мужчину. Другие же леди, которые немалое внимание уделяли поискам удачных женихов, не интересовали уже его — становиться добычей таких дам и продавать себя он не желал. Так что после поры юношеских терзаний и поисков себя и своего места в мире и обществе, Риэл жестко стал пресекать все попытки себя окольцевать, серьезных романов и даже коротких интрижек не заводил, а для телесного удовлетворения пользовался услугами шлюх — те хотя бы честно называли свою цену. Со временем в нем все больше росло сомнение во всех женщинах, так что вопрос брака для него давно не поднимался. Если бы не многочисленные обязанности лорда земель, которые он делил с Рау, он, возможно, почувствовал бы себя одиноко, но дела севера занимали все его время, и большего он не желал. А потом появилась Велия. К ней у него было особое отношение, и не только потому что она понравилась ему, но и потому что изначально не воспринималась как любая другая леди — как двуликая хищница. Уж ее, принцессу, северный лорд, даже Вал'Акэш, не интересовал и свое положение с помощью женитьбы на нем она бы точно не улучшила. Она и так была второй по значимости женщиной в Империи (после матери). Это она выбирала мужчин, а не они ее, и Риэл по глупости решил, что все ее действия и слова искренни, ведь ей не было нужды лгать. Как оказалось, женщинам не нужен повод, чтобы использовать мужчину и играть его чувствами. После такого хотелось одного — перестать верить в любовь. Риэл, несмотря на внешнюю грубость и грозный вид полуорка, всегда тянулся к прекрасному — это ему досталось от матери — и не смог преодолеть свой недостаток (для мужчины и воина) даже спустя два столетия.
