— Увидишь. Не знаю, получится ли… Но я бы хотел, чтобы ты увидела…
— Что? — не поняла она, но тут они вышли наконец из рощи и оказались на берегу чудесного лесного озера. Его водная гладь напоминала таинственное зеркало — в нем отражалось намного больше, чем обычное ночное небо.
Ирэйна с восхищением посмотрела сначала на озеро, потом на довольного Лоренса.
— Оно… необыкновенное.
— Да, — хрипло подтвердил принц: ему внезапно изменил голос. Он смотрел на Ирэйну, такую прекрасно-далекую и в то же время свою, родную. Словно почувствовав его настроение, она обернулась, хитро улыбнулась и поманила его в озеро.
— Прекрасная ночь для купания… Не находишь?
— Я бы не стал в нем купаться, — едва выговорил Лоренс, не сводя взгляда с любимой. Ирэйна повернулась к озеру, провела рукой по волосам, вынимая шпильки. Сияющая волна окутала ее плечи, а потом темно-зеленое платье шелковым дождем рухнуло к ее ногам. Лоренс наблюдал, как силуэт прекрасной эльфийки входит в озеро — вода сама расступалась перед нею, принимая в свои объятия.
Луна широким серпом отражалась в воде. Ирэйна провела рукой, и изображение пошло рябью. Было так тепло и легко, словно она не жила, а вознеслась душою…
На плечи легли крепкие мужские руки. Она обернулась. Ни слова не было произнесено — этот момент был только для их душ. На небе сияли звезды, светила луна. Теплый ветер ласкал кроны деревьев, тихо шумели листья. Губы Лоренса касались горячей обнаженной кожи любимой. Ирэйна запустила руки в его серебристые волосы, наслаждаясь их мягкостью. Он слегка приподнял ее, и когда они слились не только душам, но и телам, Лес заботливой дланью благословил свое любимое дитя…
Для Алесты ежегодный бал, на котором представляли подросших лордов и леди Рассветного Леса, был не только праздником, но и источником множества хлопот. Часто они не оставляли ее даже на следующий день. Поэтому утром после бала она вновь была на ногах и решала привычные дворцовые проблемы. Еще даже не все члены семьи и гости встали с постели, а королева уже вернулась в свои покои после небольшого рейда по помещениям для слуг.
— Лестер?
Он поднял на нее безликий взгляд своих льдистых глаз. Ледяной король.
Алеста в недоумении смотрела на мужа: за все время их супружеской жизни он едва ли пару раз заходил в ее покои без приглашения — и никогда без ее ведома. Но вот, сейчас, он сидел на ее диване, а на коленях у него лежало ее любимое бархатное платье — темно-синее с золотой вышивкой по подолу.
— Красивое, — холодно произнес Лестер, откидывая его в сторону, и поднялся. А вот Алеста наоборот села — ей изменили силы. Она всей своей женской душой чувствовала, что муж злился, но причину понять не могла. И только когда он закрыл на замок дверь и обернулся, она осознала, что он не злился — он был в ярости. Но внешнее спокойствие продолжало сбивать с толку.
— Лестер?
— Молчи, — приказал он и прошелся по ее покоям. Она так долго и со вкусом их обставляла: она давно обжилась во дворце.
Он остановился у окна, сложив руки за спиной, и она не видела выражение его лица.
— С Илинерой нас насильно связали узами брака. Ни ей, ни мне не был приятен наш союз, — начал Лестер, и Алесте не хватило духу его перебить: она чувствовала, что сейчас ей позволено лишь молча слушать. — Наш брак пережил множество невзгод, и в этом горниле боли и крови родилась любовь… Когда Илинера умерла, я понимал, что никто и ничто не заменит мне ее. Она была единственной. Но не последней. Я готов был взвалить на себя бремя нового брака, лишь бы обеспечить своего сына семьей. Он лишился матери, и я мог восполнить его утрату. Тогда я не был готов к новой любви, поэтому искал опытную и умную женщину, возможно, тоже пережившую какую-либо утрату. Она могла бы стать не любимой, а супругой, моей опорой и матерью моему сыну. Но я не собирался неволить ее. А потом я познакомился с тобой, Алеста. Ты проявила заинтересованность, но умеренную: я понимал, что ты до сих пор переживаешь разрыв с женихом. По мере нашего сближения, я все больше убеждался, что мы можем стать неплохими партнерами. Прежде чем сделать тебе предложение, я подробно рассказал тебе о своих чувствах и ожиданиях. Я предупредил тебя, что не смогу подарить тебе неземную любовь, что бремя короля лишит меня возможности быть идеальным мужем, что семейные проблемы лягут на твои плечи — но я полностью буду тебе доверять. Я также сказал, что не жду от тебя любви и даже к близости не буду принуждать. Я дал тебе практически полную свободу, какая только может быть у королевы. У меня было лишь одно условие: ты должна была позаботиться о Лоренсе. Ты должна была стать ему матерью. Это было важно. Я спросил тебя, готова ли ты взять на себя такую ответственность, принять такого супруга. Ты согласилась.
После войны наше королевство как никогда нуждалось в сильной руке. Я все свое внимание обратил на дела государственные, доверяя тебе в остальном. Теперь я понимаю, что это было моей ошибкой. Мне следовало заметить все раньше: ведь следов и намеков было предостаточно. Но я был слеп — или я хотел быть таким. Я не обращал внимания на то, что Лоренс сторонится тебя — ты объяснила, что он скучает по матери. Ты не смогла заменить ему Илинеру, но я всегда думал, что проблема кроется в моем сыне. К тому же, скоро у нас родились общие дети. Я не настаивал на этом, но я был рад и близнецам, и Ловэлю. Я покорно принял твое желание отдалиться, ведь я знал, что нами обоими движет не любовь, а лишь долг. Ты была заботливой матерью для наших детей, а вот Лоренсу… Он всегда был камнем преткновения. Мне следовало понять еще тогда. Но все всегда упиралось в Лоренса, и я решил, что дело в нем. Он не ладит с тобой? Он тебя недолюбливает. Он не ладит с близнецами? Он и их не любит. Я ведь знал собственного сына, я должен был понять, что Лоренс не подвержен предрассудкам или пустому упрямству. Он всегда логичен в своих поступках. А значит, есть причина, почему он так ведет себя.
Потом была свадьба Линэль — я тогда еще заметил, что ты была не рада. Но я подумал, что ты не одобряешь выбор дочери. Я тоже не был ему рад. Сердце родителей подвержено чувствам… А потом Лоренс исчез. Мне было так плохо, как не было со дня смерти Илинеры. Только ты и наши дети заставляли меня продолжать жить. Ради вас я двигался, думал и решал, хотя хотел умереть. Тогда я был слишком ослеплен горем, чтобы осознать одну простую вещь — ты рада. Ты рада смерти моего старшего сына. Но я не видел этого. Даже когда Лоренс вернулся, я был слишком поглощен его проблемами, чтобы заметить, как от тебя отдалился и Лидэль. С ним я тоже никогда не ладил, он трудный, так я говорил себе. Но нужно было осознать истину — ты давно стала другой. А возможно, ты всегда была такой.
Лестер обернулся. Сейчас он смотрел на нее не как муж, и даже не как король — а как палач. Он готовился вынести приговор.
— Я не понимаю… — прошелестела Алеста, бессильно сжимая в руках подол платья.
— Это ты украла меч с кровью Лоренса. Я видел тебя той ночью, но узнал лишь сейчас. Ты предала меня. Предала Лоренса. Предала семью. Скажи, зачем?
Она проиграла — она осознала это. Внезапно стало легко: так легко, как никогда не было в жизни. И тогда маска заботливой матери и королевы слетела. Она медленно поднялась и с ленцой проговорила — слова ее были жестоки, и она не скрывала этого:
— Я ненавидела его. Твое ублюдка. Всю свою жизнь я жила в надежде стать королевой, ведь я была этого достойна. Я стала. И что? Я была лишь тенью твоей ненаглядной Илинеры. Ты постарался стереть память о ней, запретил произносить ее имя — неужели ты не понимаешь, что это было самым ярким доказательством твоих чувств к ней. А твой Лоренс? Он занимал место моего Лидэля? Я постоянно смотрела на него и думала…
Она все же осеклась, увидев заледеневшее лицо мужа.
— Скажи, это все правда? — спросил он. — Все, что говорил про тебя Лоренс, пока я отмахивался от его слов.
— Да, — выпалила Алеста и впервые в жизни искренне улыбнулась — это была улыбка демона. — Я ненавидела его. И я постаралась, чтобы его жизнь превратилась в мучения. Я унижала его? Да. Я обделяла его? Да. Я настраивала против него Лидэля и Линэль? Да. Мне доставляло необъяснимое удовольствие видеть, как мой сын избивает этого ублюдка Илинеры. Он все портил, его не должно было быть! А ты всю жизнь вокруг него трясся!
— Я никогда не выделял Лоренса!
— Он был наследником! Он бы стал королем! Этого не должно было произойти, но мне многие годы не хватало смелости убить его!
— А потом хватило? — неестественно спокойным тоном поинтересовался Лестер.
— Да, — просто пожала плечами Алеста, довольно улыбаясь. — Это я рассказала оркам про поездку Лоренса — я знала, что он отправляется к границе. Это я потом, когда эта живучая тварь вернулась, отправила оркам меч с его кровью. Но они опять его упустили. Какая глупость! Надо было отравить его еще в детстве! Но знаешь, — она улыбалась все шире, а глаза ее горели безумным огнем, — я не жалею, что сделала это. Каждый раз, когда я смотрю на него, я представляю, как он орал, когда его пытали орки. Это великолеп…
Алеста захрипела, когда руки Лестера сомкнулись на ее горле.
— Что тебе было нужно?! Жадная сука! Ты почти убила моего сына! Ты… — Он отшатнулся, в ужасе смотря на свои руки. Алеста рухнула на пол, хватаясь за горло и хрипя. На ее нежной коже проступали темно-синие следы ладоней. А Лестер смотрел на нее и не мог заставить себя пережить этот момент. Она была красивой и умной, она была заботливой и внимательной, она была любящей и верной, но сейчас она сидела на полу, ее платье помялось, волосы растрепались, а с языка могли срываться только оскорбления. Она была жалкой, и он мог лишь презирать ее — и себя, что был так слеп. Он сам обрек свою семью на эту боль.
— Сегодня же ты отправишься в мое родовое поместье. Я приставлю к тебе охрану. — Он словно со стороны слышал свой холодный жесткий голос. Она теперь рыдала, но ничего не шелохнулось в нем. Лоренс тоже плакал — у него на плече, — после того, как пережил страшные пытки только из-за того, что, по мнению одной эльфийки, родился слишком рано. Или наоборот — не умер.
— Управление дворцом возьмет на себя Ирэйна. Ты больше не увидишь ничего, кроме четырех стен своей спальни в поместье.
— Нет! — Она рыдала, а он видел лишь лица своих детей. Он подвел их, но больше всех — Лоренса.
— Ты сама выбрала свою судьбу, — бросил Лестер прежде, чем выйти.
Лес надежно укрыл своих гостей от солнечных лучей, и они проспали почти до полудня. Убаюканные пением птиц и шелестом листвы, они нежились на теплом песке, обнимая друг друга даже во сне. Но всему приходит конец. Немного поворочавшись, Лоренс все же открыл глаза и улыбнулся новому дню. На душе было непривычно легко. Только спустя долгие полчаса, которые он провел лежа и наслаждаясь покоем, он понял, что произошло. Он чувствовал Лес. Резко сев, Лоренс запрокинул голову и мысленно спросил, боясь ответа:
«Ты меня слышишь? Лес?!»
«Слышу, дитя», — раздалось в шелесте листвы.
Лоренс прикрыл глаза, не зная, как выразить свою радость, рвущуюся наружу. Он вновь стал Зрячим, вновь чувствовал Лес, был с ним связан!
«Я так скучал по тебе!»
«И я по тебе, дитя. Надеюсь, тебе понравится мой дар за твою самоотверженность».
«Какой дар?» — не понял Лоренс.
Но ответ он получить не успел: рядом зашевелилась Ирэйна.
— Что-то случилось? — сонно поинтересовалась она, приподнимаясь на песке. На мгновение Лоренс даже залюбовался ею. А вот Ирэйна почему-то не радовалась лицезрению любимого: она нахмурилась и поднялась.
— Нам, наверное, пора, — пробормотала она. Лоренс глянул на голубое небо, виднеющееся в просветах меж ветвей.
— Да, пора.
Все то время, что они одевались, между ними висело напряженное молчание. Очарование вчерашней ночи прошло, а настоящее и будущее была весьма гнетущим. К тому же, каждый думал о своем: Лоренса до сих пор волновал "дар" Леса — что бы это могло быть? — а Ирэйну что-то тревожило, словно что-то изменилось, но она еще не поняла…
— Нет, — неверяще прошептала она, вспомнив, что женщины их расы обладали одной редкой особенностью — способностью чувствовать свое дитя практически с момента зачатия. Все еще не веря в происходящее, Ирэйна положила ладонь на живот: даже сквозь ткань платья она почувствовала жар внутри, словно в ней был маленький огонек.
Она подняла голову и встретилась взглядом с округлившимися глазами Лоренса.
— Так вот что за дар, — одними губами прошептал он.
— Что? Какой дар?!
— Лес… он… — Лоренс потер лицо ладонями. — Лес, по-видимому, благословил нас. Я еще вчера почувствовал его силу над озером, но не придал значения…
— То есть твои деревья взяли и оплодотворили меня? — зло прошипела Ирэйна, сжимая кулаки и из последних сил сдерживаясь, чтобы не ударить собственного мужа.
— Нет, это сделал я, Лес просто… ну повысил шансы… мы же эльфы… — Лоренс выглядел совершенно растерянным, и в любое другое время Ирэйна обязательно пришла бы ему на помощь и посочувствовала, но сейчас она была зла. На проклятый Лес этих проклятых светлых эльфов и своего мужа, "одарившего" ее ребенком.
— Да катись ты в Глубины со своим Лесом! — вскричала она, отшатываясь, когда он протянул к ней руки. — Думаешь, я благодарна за этот "дар"? Мне не нужен твой ребенок!
— Он и твой! Не смей так о нем говорить! — неожиданно вспылил Лоренс.
Ирэйна развернулась и бросилась с берега в лес. Ей сейчас не хотелось видеть ни это озеро, которым она еще вчера восхищалась, ни Лоренса, который еще вчера дарил ей бесконечное наслаждение. Додарился.
Эстель мерила шагами собственную спальню. Она рано пришла вчера с бала: едва выйдя с балкона, она покинула зал. Перед этим пришлось испросить разрешение у королевы, как хозяйки, и ее взгляд мог уничтожить любого. Только воспитание и недюжинная выдержка позволили Эстель не потерять лицо и гордо удалиться из зала. Зато потом в своих покоях она в полной мере отдалась чувствам. Что на нее нашло?! Она целовалась с Лидэлем! И ей даже нравилось! С Лидэлем! С этим высокомерным наглым принцем! С этим… с этим…
Хотелось еще как-нибудь назвать Лидэля, но не получалось. Скрипя сердцем, Эстель признала, что принц оказался совсем не таким негодяем, каким был еще года четыре назад. Да, он часто вел себя развязно и по-идиотски, но был совсем не таким… плохим? Он уже давно перестал оскорблять всех подряд, держался менее высокомерно, с Нейлином вообще едва ли не дружил! Да и братом оказался заботливым. Эстель знала это по рассказам Нейлина и Линэль, да и сама наблюдала совсем недавно. Он любил сестру, помогал и беспокоился о старшем брате, проводил время с младшим. Он даже дядей был заботливым, хотя с детьми дела не имел! Но с Наэвилем возился с удовольствием. И это сторона Лидэля, открывшаяся Эстель, не позволяла ей однозначно заклеймить его подлецом. Он ведь не был… не был плохим? Или он изменился? Интуиция подсказывала Эстель, что Лидэль все же изменился. Это было видно даже ей, не родственнице и не близкой знакомой. Но неужели это произошло из-за ее слов? Хотелось верить — это льстило самолюбию, — но было маловероятно.
— Что? — не поняла она, но тут они вышли наконец из рощи и оказались на берегу чудесного лесного озера. Его водная гладь напоминала таинственное зеркало — в нем отражалось намного больше, чем обычное ночное небо.
Ирэйна с восхищением посмотрела сначала на озеро, потом на довольного Лоренса.
— Оно… необыкновенное.
— Да, — хрипло подтвердил принц: ему внезапно изменил голос. Он смотрел на Ирэйну, такую прекрасно-далекую и в то же время свою, родную. Словно почувствовав его настроение, она обернулась, хитро улыбнулась и поманила его в озеро.
— Прекрасная ночь для купания… Не находишь?
— Я бы не стал в нем купаться, — едва выговорил Лоренс, не сводя взгляда с любимой. Ирэйна повернулась к озеру, провела рукой по волосам, вынимая шпильки. Сияющая волна окутала ее плечи, а потом темно-зеленое платье шелковым дождем рухнуло к ее ногам. Лоренс наблюдал, как силуэт прекрасной эльфийки входит в озеро — вода сама расступалась перед нею, принимая в свои объятия.
Луна широким серпом отражалась в воде. Ирэйна провела рукой, и изображение пошло рябью. Было так тепло и легко, словно она не жила, а вознеслась душою…
На плечи легли крепкие мужские руки. Она обернулась. Ни слова не было произнесено — этот момент был только для их душ. На небе сияли звезды, светила луна. Теплый ветер ласкал кроны деревьев, тихо шумели листья. Губы Лоренса касались горячей обнаженной кожи любимой. Ирэйна запустила руки в его серебристые волосы, наслаждаясь их мягкостью. Он слегка приподнял ее, и когда они слились не только душам, но и телам, Лес заботливой дланью благословил свое любимое дитя…
Глава 11. Расскажи мне о своей любви
Для Алесты ежегодный бал, на котором представляли подросших лордов и леди Рассветного Леса, был не только праздником, но и источником множества хлопот. Часто они не оставляли ее даже на следующий день. Поэтому утром после бала она вновь была на ногах и решала привычные дворцовые проблемы. Еще даже не все члены семьи и гости встали с постели, а королева уже вернулась в свои покои после небольшого рейда по помещениям для слуг.
— Лестер?
Он поднял на нее безликий взгляд своих льдистых глаз. Ледяной король.
Алеста в недоумении смотрела на мужа: за все время их супружеской жизни он едва ли пару раз заходил в ее покои без приглашения — и никогда без ее ведома. Но вот, сейчас, он сидел на ее диване, а на коленях у него лежало ее любимое бархатное платье — темно-синее с золотой вышивкой по подолу.
— Красивое, — холодно произнес Лестер, откидывая его в сторону, и поднялся. А вот Алеста наоборот села — ей изменили силы. Она всей своей женской душой чувствовала, что муж злился, но причину понять не могла. И только когда он закрыл на замок дверь и обернулся, она осознала, что он не злился — он был в ярости. Но внешнее спокойствие продолжало сбивать с толку.
— Лестер?
— Молчи, — приказал он и прошелся по ее покоям. Она так долго и со вкусом их обставляла: она давно обжилась во дворце.
Он остановился у окна, сложив руки за спиной, и она не видела выражение его лица.
— С Илинерой нас насильно связали узами брака. Ни ей, ни мне не был приятен наш союз, — начал Лестер, и Алесте не хватило духу его перебить: она чувствовала, что сейчас ей позволено лишь молча слушать. — Наш брак пережил множество невзгод, и в этом горниле боли и крови родилась любовь… Когда Илинера умерла, я понимал, что никто и ничто не заменит мне ее. Она была единственной. Но не последней. Я готов был взвалить на себя бремя нового брака, лишь бы обеспечить своего сына семьей. Он лишился матери, и я мог восполнить его утрату. Тогда я не был готов к новой любви, поэтому искал опытную и умную женщину, возможно, тоже пережившую какую-либо утрату. Она могла бы стать не любимой, а супругой, моей опорой и матерью моему сыну. Но я не собирался неволить ее. А потом я познакомился с тобой, Алеста. Ты проявила заинтересованность, но умеренную: я понимал, что ты до сих пор переживаешь разрыв с женихом. По мере нашего сближения, я все больше убеждался, что мы можем стать неплохими партнерами. Прежде чем сделать тебе предложение, я подробно рассказал тебе о своих чувствах и ожиданиях. Я предупредил тебя, что не смогу подарить тебе неземную любовь, что бремя короля лишит меня возможности быть идеальным мужем, что семейные проблемы лягут на твои плечи — но я полностью буду тебе доверять. Я также сказал, что не жду от тебя любви и даже к близости не буду принуждать. Я дал тебе практически полную свободу, какая только может быть у королевы. У меня было лишь одно условие: ты должна была позаботиться о Лоренсе. Ты должна была стать ему матерью. Это было важно. Я спросил тебя, готова ли ты взять на себя такую ответственность, принять такого супруга. Ты согласилась.
После войны наше королевство как никогда нуждалось в сильной руке. Я все свое внимание обратил на дела государственные, доверяя тебе в остальном. Теперь я понимаю, что это было моей ошибкой. Мне следовало заметить все раньше: ведь следов и намеков было предостаточно. Но я был слеп — или я хотел быть таким. Я не обращал внимания на то, что Лоренс сторонится тебя — ты объяснила, что он скучает по матери. Ты не смогла заменить ему Илинеру, но я всегда думал, что проблема кроется в моем сыне. К тому же, скоро у нас родились общие дети. Я не настаивал на этом, но я был рад и близнецам, и Ловэлю. Я покорно принял твое желание отдалиться, ведь я знал, что нами обоими движет не любовь, а лишь долг. Ты была заботливой матерью для наших детей, а вот Лоренсу… Он всегда был камнем преткновения. Мне следовало понять еще тогда. Но все всегда упиралось в Лоренса, и я решил, что дело в нем. Он не ладит с тобой? Он тебя недолюбливает. Он не ладит с близнецами? Он и их не любит. Я ведь знал собственного сына, я должен был понять, что Лоренс не подвержен предрассудкам или пустому упрямству. Он всегда логичен в своих поступках. А значит, есть причина, почему он так ведет себя.
Потом была свадьба Линэль — я тогда еще заметил, что ты была не рада. Но я подумал, что ты не одобряешь выбор дочери. Я тоже не был ему рад. Сердце родителей подвержено чувствам… А потом Лоренс исчез. Мне было так плохо, как не было со дня смерти Илинеры. Только ты и наши дети заставляли меня продолжать жить. Ради вас я двигался, думал и решал, хотя хотел умереть. Тогда я был слишком ослеплен горем, чтобы осознать одну простую вещь — ты рада. Ты рада смерти моего старшего сына. Но я не видел этого. Даже когда Лоренс вернулся, я был слишком поглощен его проблемами, чтобы заметить, как от тебя отдалился и Лидэль. С ним я тоже никогда не ладил, он трудный, так я говорил себе. Но нужно было осознать истину — ты давно стала другой. А возможно, ты всегда была такой.
Лестер обернулся. Сейчас он смотрел на нее не как муж, и даже не как король — а как палач. Он готовился вынести приговор.
— Я не понимаю… — прошелестела Алеста, бессильно сжимая в руках подол платья.
— Это ты украла меч с кровью Лоренса. Я видел тебя той ночью, но узнал лишь сейчас. Ты предала меня. Предала Лоренса. Предала семью. Скажи, зачем?
Она проиграла — она осознала это. Внезапно стало легко: так легко, как никогда не было в жизни. И тогда маска заботливой матери и королевы слетела. Она медленно поднялась и с ленцой проговорила — слова ее были жестоки, и она не скрывала этого:
— Я ненавидела его. Твое ублюдка. Всю свою жизнь я жила в надежде стать королевой, ведь я была этого достойна. Я стала. И что? Я была лишь тенью твоей ненаглядной Илинеры. Ты постарался стереть память о ней, запретил произносить ее имя — неужели ты не понимаешь, что это было самым ярким доказательством твоих чувств к ней. А твой Лоренс? Он занимал место моего Лидэля? Я постоянно смотрела на него и думала…
Она все же осеклась, увидев заледеневшее лицо мужа.
— Скажи, это все правда? — спросил он. — Все, что говорил про тебя Лоренс, пока я отмахивался от его слов.
— Да, — выпалила Алеста и впервые в жизни искренне улыбнулась — это была улыбка демона. — Я ненавидела его. И я постаралась, чтобы его жизнь превратилась в мучения. Я унижала его? Да. Я обделяла его? Да. Я настраивала против него Лидэля и Линэль? Да. Мне доставляло необъяснимое удовольствие видеть, как мой сын избивает этого ублюдка Илинеры. Он все портил, его не должно было быть! А ты всю жизнь вокруг него трясся!
— Я никогда не выделял Лоренса!
— Он был наследником! Он бы стал королем! Этого не должно было произойти, но мне многие годы не хватало смелости убить его!
— А потом хватило? — неестественно спокойным тоном поинтересовался Лестер.
— Да, — просто пожала плечами Алеста, довольно улыбаясь. — Это я рассказала оркам про поездку Лоренса — я знала, что он отправляется к границе. Это я потом, когда эта живучая тварь вернулась, отправила оркам меч с его кровью. Но они опять его упустили. Какая глупость! Надо было отравить его еще в детстве! Но знаешь, — она улыбалась все шире, а глаза ее горели безумным огнем, — я не жалею, что сделала это. Каждый раз, когда я смотрю на него, я представляю, как он орал, когда его пытали орки. Это великолеп…
Алеста захрипела, когда руки Лестера сомкнулись на ее горле.
— Что тебе было нужно?! Жадная сука! Ты почти убила моего сына! Ты… — Он отшатнулся, в ужасе смотря на свои руки. Алеста рухнула на пол, хватаясь за горло и хрипя. На ее нежной коже проступали темно-синие следы ладоней. А Лестер смотрел на нее и не мог заставить себя пережить этот момент. Она была красивой и умной, она была заботливой и внимательной, она была любящей и верной, но сейчас она сидела на полу, ее платье помялось, волосы растрепались, а с языка могли срываться только оскорбления. Она была жалкой, и он мог лишь презирать ее — и себя, что был так слеп. Он сам обрек свою семью на эту боль.
— Сегодня же ты отправишься в мое родовое поместье. Я приставлю к тебе охрану. — Он словно со стороны слышал свой холодный жесткий голос. Она теперь рыдала, но ничего не шелохнулось в нем. Лоренс тоже плакал — у него на плече, — после того, как пережил страшные пытки только из-за того, что, по мнению одной эльфийки, родился слишком рано. Или наоборот — не умер.
— Управление дворцом возьмет на себя Ирэйна. Ты больше не увидишь ничего, кроме четырех стен своей спальни в поместье.
— Нет! — Она рыдала, а он видел лишь лица своих детей. Он подвел их, но больше всех — Лоренса.
— Ты сама выбрала свою судьбу, — бросил Лестер прежде, чем выйти.
***
Лес надежно укрыл своих гостей от солнечных лучей, и они проспали почти до полудня. Убаюканные пением птиц и шелестом листвы, они нежились на теплом песке, обнимая друг друга даже во сне. Но всему приходит конец. Немного поворочавшись, Лоренс все же открыл глаза и улыбнулся новому дню. На душе было непривычно легко. Только спустя долгие полчаса, которые он провел лежа и наслаждаясь покоем, он понял, что произошло. Он чувствовал Лес. Резко сев, Лоренс запрокинул голову и мысленно спросил, боясь ответа:
«Ты меня слышишь? Лес?!»
«Слышу, дитя», — раздалось в шелесте листвы.
Лоренс прикрыл глаза, не зная, как выразить свою радость, рвущуюся наружу. Он вновь стал Зрячим, вновь чувствовал Лес, был с ним связан!
«Я так скучал по тебе!»
«И я по тебе, дитя. Надеюсь, тебе понравится мой дар за твою самоотверженность».
«Какой дар?» — не понял Лоренс.
Но ответ он получить не успел: рядом зашевелилась Ирэйна.
— Что-то случилось? — сонно поинтересовалась она, приподнимаясь на песке. На мгновение Лоренс даже залюбовался ею. А вот Ирэйна почему-то не радовалась лицезрению любимого: она нахмурилась и поднялась.
— Нам, наверное, пора, — пробормотала она. Лоренс глянул на голубое небо, виднеющееся в просветах меж ветвей.
— Да, пора.
Все то время, что они одевались, между ними висело напряженное молчание. Очарование вчерашней ночи прошло, а настоящее и будущее была весьма гнетущим. К тому же, каждый думал о своем: Лоренса до сих пор волновал "дар" Леса — что бы это могло быть? — а Ирэйну что-то тревожило, словно что-то изменилось, но она еще не поняла…
— Нет, — неверяще прошептала она, вспомнив, что женщины их расы обладали одной редкой особенностью — способностью чувствовать свое дитя практически с момента зачатия. Все еще не веря в происходящее, Ирэйна положила ладонь на живот: даже сквозь ткань платья она почувствовала жар внутри, словно в ней был маленький огонек.
Она подняла голову и встретилась взглядом с округлившимися глазами Лоренса.
— Так вот что за дар, — одними губами прошептал он.
— Что? Какой дар?!
— Лес… он… — Лоренс потер лицо ладонями. — Лес, по-видимому, благословил нас. Я еще вчера почувствовал его силу над озером, но не придал значения…
— То есть твои деревья взяли и оплодотворили меня? — зло прошипела Ирэйна, сжимая кулаки и из последних сил сдерживаясь, чтобы не ударить собственного мужа.
— Нет, это сделал я, Лес просто… ну повысил шансы… мы же эльфы… — Лоренс выглядел совершенно растерянным, и в любое другое время Ирэйна обязательно пришла бы ему на помощь и посочувствовала, но сейчас она была зла. На проклятый Лес этих проклятых светлых эльфов и своего мужа, "одарившего" ее ребенком.
— Да катись ты в Глубины со своим Лесом! — вскричала она, отшатываясь, когда он протянул к ней руки. — Думаешь, я благодарна за этот "дар"? Мне не нужен твой ребенок!
— Он и твой! Не смей так о нем говорить! — неожиданно вспылил Лоренс.
Ирэйна развернулась и бросилась с берега в лес. Ей сейчас не хотелось видеть ни это озеро, которым она еще вчера восхищалась, ни Лоренса, который еще вчера дарил ей бесконечное наслаждение. Додарился.
***
Эстель мерила шагами собственную спальню. Она рано пришла вчера с бала: едва выйдя с балкона, она покинула зал. Перед этим пришлось испросить разрешение у королевы, как хозяйки, и ее взгляд мог уничтожить любого. Только воспитание и недюжинная выдержка позволили Эстель не потерять лицо и гордо удалиться из зала. Зато потом в своих покоях она в полной мере отдалась чувствам. Что на нее нашло?! Она целовалась с Лидэлем! И ей даже нравилось! С Лидэлем! С этим высокомерным наглым принцем! С этим… с этим…
Хотелось еще как-нибудь назвать Лидэля, но не получалось. Скрипя сердцем, Эстель признала, что принц оказался совсем не таким негодяем, каким был еще года четыре назад. Да, он часто вел себя развязно и по-идиотски, но был совсем не таким… плохим? Он уже давно перестал оскорблять всех подряд, держался менее высокомерно, с Нейлином вообще едва ли не дружил! Да и братом оказался заботливым. Эстель знала это по рассказам Нейлина и Линэль, да и сама наблюдала совсем недавно. Он любил сестру, помогал и беспокоился о старшем брате, проводил время с младшим. Он даже дядей был заботливым, хотя с детьми дела не имел! Но с Наэвилем возился с удовольствием. И это сторона Лидэля, открывшаяся Эстель, не позволяла ей однозначно заклеймить его подлецом. Он ведь не был… не был плохим? Или он изменился? Интуиция подсказывала Эстель, что Лидэль все же изменился. Это было видно даже ей, не родственнице и не близкой знакомой. Но неужели это произошло из-за ее слов? Хотелось верить — это льстило самолюбию, — но было маловероятно.
