— Не одобрила, — мрачно кивнул Клякса.
Ели в молчании, если это можно назвать едой: я больше поглядывала на мужчину, а тот — вяло ковырялся в тарелке, явно не имея аппетита.
— Там яйца в холодильнике есть? — наконец спросил он, поднимаясь.
— Поджарить? — с сомнением спросила я.
— Не надо, — отмахнулся Глеб.
Яйцо было разбито в стакан, туда же — добавлена столовая ложка жидкости из фляжки, возвращённой мной в полку с красным крестом, и ложка растительного масла. С ненавистью глядя в стакан, Глеб размешал содержимое.
— Ты что, собираешься это пить? — не выдержала я.
— Лекарства редко бывают приятными на вкус, — криво усмехнулся Глеб и залпом опрокинул в себя эту бурду. — Главное, чтобы помогало, а я с такого похмелья на еду смотреть не могу, тошно. Странно ещё, что башка не трещит. Какое сегодня число?
— Понятия не имею, — вздохнула я и ответила на озадаченный взгляд мужчины: — Я же тебе говорила, всё это — видения. Виртуальность.
И сразу после этих слов мир опять померк, ознаменовав переход на новый уровень.
Глеб «Клякса» Жаров
Мысли путались. Воспоминания менялись местами и множились вариантами. Я помнил только, что я — это я, а вот как стал таким и где сейчас нахожусь — понять не получилось. Зима, взрывы и боль — было или не было? Так или иначе? Мерзкий привкус во рту и ещё более мерзкий в голове, которую хочется сжечь, чтобы только убрать оттуда бесконечные мысли о том, что могло бы быть, если...
А потом — темнота, наполненная болью.
Никогда не думал, что смерть может быть настолько разной. Я сгорал заживо и тонул, рассыпался на части, растворяясь в этой боли и бесконечном умирании, уже мечтая только о забытьи. Я не помнил, кто я, жив ли я — или это то самое посмертие, которое обещали религии преступникам.
Порой через безумную круговерть вспышками пробивались отдельные бессвязные детали — не то воспоминания, не то грёзы.
Но в какое-то мгновение сознание уцепилось за единственный ориентир, казавшийся реальным, настоящим: чужие карие глаза, глубокие, смешливые. И ярко-зелёные полосы на медно-красном — без привязки к какому-то предмету, просто образ, смесь цветов, которая казалась отчаянно важной.
На этих двух деталях я и сосредоточился, пытаясь отрешиться от собственного тела, ставшего обузой.
— Глеб!
Тихий, приглушённый оклик коснулся слуха — и словно выдернул меня из толщи воды на сушу, оставив наслаждаться отсутствием боли, волной накатившим покоем и возможностью дышать, смотреть, слушать и ощущать собственный сбивчивый пульс в висках.
Тело ломило, ныла каждая мышца, но именно сейчас это ощущение было приятным до головокружения. Потому что — я точно это знал — было настоящим. Не бесконечно длящаяся агония, в которой захлёбывался отделённый от реальности разум, а ощущения моего собственного тела. Даже хорошо знакомые ощущения: примерно такими сопровождался весь процесс изменения, и лишь иногда они сменялись чем-то другим, вроде пронзительной, острой боли.
Я поднял голову — и столкнулся с тем самым взглядом, который меня вывел. Губы сами собой изогнулись в улыбке, но взгляд Алисы оставался испуганным. Девушка что-то сказала, я не услышал, и прижала ладонь к губам. Вторая её рука упиралась в воздух между нами; а вернее, как я сообразил через мгновение, в какую-то невидимую преграду.
Эта мысль побудила оглядеться и попытаться сориентироваться в окружающей реальности. Я обнаружил себя подвешенным за растянутые в стороны руки на торчащей из пола Т-образной стойке, в небольшой совершенно пустой белой комнате — не помещение, а его абстрактное представление. На пробу потянул, но охватившие запястья толстые тёмные браслеты держали крепко.
Тогда, стиснув зубы, я изо всех её электронных сил напряг правую, искусственную руку. Плечо прострелило болью — от места крепления протеза до шеи, — из горла вырвался хриплый стон, а потом где-то сзади что-то хрустнуло — и я повис на левой руке.
Выругался, потому что браслет впился в кожу, а сил подтянуться и сломать его не было.
— Как же тебя сковырнуть? — просипел я. Горло тоже саднило.
А потом вдруг откуда-то со стороны пришла откровенно чужая мысль: не нужно ничего ломать, достаточно просто захотеть.
Мгновение, и я рухнул на пол, преодолев оставшиеся до него полметра. На дрожащих руках поднялся на четвереньки, встал на колени — и в этот момент комната исчезла, а вокруг раскинулось бескрайнее синее небо. Наверное, то самое, о котором говорила Алиса. И небо держало прочно.
— Глеб!
Вместе с комнатой исчезла преграда, отделявшая меня от ценной добычи, и через мгновение девушка была рядом. К счастью, виснуть на шее не стала, а то я бы точно не удержался; крепко обняла, прижав мою голову к груди, тонкие пальцы запутались во влажных от пота волосах. Я обхватил её в ответ — это движение потребовало почти запредельного усилия, потому что рук я сейчас попросту не ощущал.
Не знаю, сколько мы так простояли. Алиса нервно гладила меня по волосам и плечам, то и дело норовя вцепиться, словно боялась, что я исчезну, и негромко бормотала. Не то ругалась, не то что-то рассказывала — я не слушал. Не слышал. Полной грудью вдыхал запах, скулой чувствовал торопливый, заполошный стук сердца и ощущал себя невероятно, невозможно, отчаянно живым. Словно только что родился на свет и первый раз глотнул настоящего воздуха.
Через некоторое время начали возвращаться мысли. Вялые, обрывочные, спутанные, их ещё предстояло привести в порядок, разложить по полочкам, отделить реальность от вымысла, но — потом, сейчас на это не было сил.
Примерно в это же время справилась с собой и Алиса. Чуть отстранилась, осторожно потянула за волосы — я поддался, запрокинул голову. Глаза девушки припухли и покраснели, а ресницы были мокрыми — кажется, всё это время она плакала.
— Глеб, всё закончилось? Что теперь? — шмыгнув носом, спросила она.
— Теперь... — повторил я.
На мгновение замешкался, пытаясь собраться с мыслями. Потом, продолжая одной рукой приобнимать Алису, с трудом поднялся, второй ладонью опираясь о собственное колено. Только теперь обратил внимание, что на мне нет не только брони, но вообще хоть какой-то одежды — словно и правда заново родился.
— А теперь у меня нет сил со всем этим разбираться. Поэтому мы будем спать и решать всё потом, утром.
Синяя бездна вокруг мгновенно сменилась привычной каютой «Ветреницы», с которой я за прошедшие годы уже сроднился и начал считать домом. Алиса испуганно ахнула, а меня не хватило даже на то, чтобы хоть немного удивиться вывертам окружающего пространства. Не выпуская девушку из рук, я просто рухнул на постель. Моя добыча пыталась что-то возражать и осторожно освободиться, но без толку: я держал крепко и уже спал.
Пробуждение же получилось на удивление спокойным и приятным. Живое тепло стройного женского тела в объятьях, бархат нежной кожи, не отделённой никакой одеждой, приятный, будоражаще-пряный запах. Не открывая глаз и ещё толком не проснувшись, я коснулся губами плеча, легко провёл языком к шее, слизывая солоноватый вкус...
— Глеб, я надеюсь, ты сейчас проснулся и в себе? — проговорила Алиса с непонятным напряжением.
— Не уверен, — ответил я. Голос звучал хрипло и надтреснуто. — Надо убедиться.
А для этого я вновь коснулся губами шеи, уткнулся носом во впадинку за ухом, шумно глубоко вдохнул...
— Глеб, может, ты меня отпустишь? — жалобно пробормотала девушка.
— Зачем? — уточнил я. Более-менее проснувшись, понял, что не ощущаю в ней ни страха, ни злости, только всё тот же пряный привкус сильного смущения, кажется смешанного с удовольствием.
— Потому что иначе случится непоправимое. И мне будет очень, очень стыдно!
— Но недолго, — ответил я, вновь касаясь губами шеи.
— Глеб, я не об этом! — почти простонала Алиса. — Пусти, ну, пожалуйста! Мне очень, очень надо, а ты спишь так, что ни на какие тычки не реагируешь! Я тебя уже часа два добудиться пытаюсь! Обещаю скоро вернуться, пусти!
Понятнее не стало, но я всё же не стал её удерживать. Девушка, даже не попытавшись прикрыться, шмыгнула в санузел, а я, беззвучно смеясь, упал на спину и прикрыл глаза. Да уж, вот тебе и приятное утро.
Впрочем, очень хорошо, что Алиса вот так удрала и дала мне возможность окончательно проснуться. Во-первых, сейчас совсем не до утреннего секса, есть гораздо более важные дела, а во-вторых, будет верхом подлости соблазнять её теперь. Нет, скорее всего, она совершенно искренне ответит, и всё случится к общему удовольствию и по взаимному согласию. Вот только... что потом? Скоро эта девочка вернётся домой, в свой привычный мир, и, вероятнее всего, никогда больше не согласится полететь в космос, даже в пределах Солнечной системы. И лучше бы оставить ей о себе как можно меньше воспоминаний, уж приятных — так точно.
Алиса задержалась, чтобы умыться и принять душ. И это тоже было хорошо: за время её отсутствия я не просто взял себя в руки, но даже более-менее разобрался в себе и странностях собственного вновь изменившегося восприятия.
А вернувшись, абордажная доля, как и обещала, юркнула ко мне под одеяло, несмотря на собственное смущение. Улеглась, прильнула к моему боку, подпирая голову одной рукой, а вторую положила мне на грудь. Я в ответ приобнял её одной рукой за талию — и этим ограничился, посчитав достаточным компромиссом. Сложным компромиссом. Вин! Её совсем не обнимать хотелось, а...
Впрочем, ладно, всё это лирика. Эйфория. Я почти достиг своей цели, позади самое сложное, осталось совсем чуть-чуть — вот и расслабился. Благодаря вот этой самой девочке выкарабкался, почувствовал себя живым и начал думать о постороннем.
Срочно нужно это прекращать, пока не надумал чего-то непоправимого.
— Ну теперь-то ты объяснишь, куда дел мою одежду и как мы оказались на корабле? — полюбопытствовала Алиса. Опять же, очень кстати: разговор отвлекал от всего лишнего.
— Одежду? — растерянно уточнил я.
— Когда я начала тебя будить, — с искорками веселья в глазах заговорила она, — ты невнятно бурчал, что ещё рано, а потом сказал, что тебе так не нравится — и вся моя одежда просто исчезла. Вот мне и интересно, что ты с ней сделал?
— Убрал, — задумчиво ответил я. — А корабль... Нет корабля.
— То есть как — нет?
— Есть одна большая станция. Полуразумный полиморфный организм, способный делить себя на части. «Ветреница» — одна из таких частей.
— Погоди, входит, и того мужика не существует, который меня инкубатором обозвал? — Рыжие брови девушки удивлённо выгнулись. — Только станция, никаких хозяев?! А зачем ей в таком случае...
— Хозяева... есть. Дерьмовые, — вздохнул я. — Кстати, надо бы с ними потолковать.
— Постой, куда ты? — возмущённая Алиса придержала меня за плечо, не давая подняться. — Сначала объясни толком, что происходит! Что это было за последнее испытание? И чем оно завершилось? Всё, мы победили?!
Мгновение подумав, я не стал бороться и спорить. В самом деле, куда проще один раз спокойно объяснить. Тем более Алиса имела полное право знать: без неё я бы просто погиб, провалившись ещё на первом испытании. Правда, то помнилось смутно и путалось с реальными воспоминаниями, но разделить их можно будет потом, если выдастся такая возможность. А пока...
— Мы справились, — ответил коротко. — Координатор схрона, о котором шла речь, это фактически капитан всей станции. Именно капитан, а не разрешённый пользователь. Я... сложно объяснить это словами, но я ощущаю эту станцию. Вся неживая материя, попадая сюда, становится её частью. Какое-то запредельно сложное и невероятное преобразование веществ, мне удручающе не хватает мозга, чтобы понять хотя бы общий принцип. У меня всю жизнь по физике и математике были притянутые за уши трояки, — хмыкнул я скептически.
— А живая материя?
— А живая... живёт. Кстати, и вся биоэлектроника тоже существует где-то здесь. Похоже, всяческие связные модули корабля и станции — это приборы человеческого производства, внедрённые в эту сложную структуру. Для удобства станция предстаёт в привычных формах и соответствует представлениям, на самом же деле вот та синяя бездна куда ближе к подлинному облику. Нет, не подлинному, — поправил я самого себя. — Изначальному, вроде программной заставки. Собственно, выглядит она как большой ртутный шар, просто способна менять и внешние очертания. А что до здешних... хозяев, у меня есть некоторые предположения, но подтвердить или опровергнуть могут только они сами. Видишь ли, станция не умеет заглядывать в мозги разумных существ, такая функция просто не предусмотрена. Мне кажется, это что-то вроде одного из основных законов создателей всего этого. Собственно, мне, как и тебе, хочется поскорее выяснить правду. Идём?
— Идём, — хмуро кивнула Алиса. Настроение её отчего-то испортилось, но как и почему — я не разобрал. Да и не пытался, честно говоря.
— Чего изволите надеть сегодня? — спросил я с лёгкой насмешкой.
— Верни мне тот комбез, я к нему привыкла, — отмахнулась девушка. — Ладно, положим, с хозяевами мы сейчас разберёмся. А что ты собираешься делать с этой станцией? Как её капитан.
— Разберёмся. Сначала с хозяевами, потом и с ней. Идём.
Дождались!
Книга появилась целиком на "Призрачных мирах". Вот тут))
https://feisovet.ru/магазин/Абордажная-доля-Дарья-Кузнецова
Ели в молчании, если это можно назвать едой: я больше поглядывала на мужчину, а тот — вяло ковырялся в тарелке, явно не имея аппетита.
— Там яйца в холодильнике есть? — наконец спросил он, поднимаясь.
— Поджарить? — с сомнением спросила я.
— Не надо, — отмахнулся Глеб.
Яйцо было разбито в стакан, туда же — добавлена столовая ложка жидкости из фляжки, возвращённой мной в полку с красным крестом, и ложка растительного масла. С ненавистью глядя в стакан, Глеб размешал содержимое.
— Ты что, собираешься это пить? — не выдержала я.
— Лекарства редко бывают приятными на вкус, — криво усмехнулся Глеб и залпом опрокинул в себя эту бурду. — Главное, чтобы помогало, а я с такого похмелья на еду смотреть не могу, тошно. Странно ещё, что башка не трещит. Какое сегодня число?
— Понятия не имею, — вздохнула я и ответила на озадаченный взгляд мужчины: — Я же тебе говорила, всё это — видения. Виртуальность.
И сразу после этих слов мир опять померк, ознаменовав переход на новый уровень.
Прода от 13.09.2018, 23:35
Глеб «Клякса» Жаров
Мысли путались. Воспоминания менялись местами и множились вариантами. Я помнил только, что я — это я, а вот как стал таким и где сейчас нахожусь — понять не получилось. Зима, взрывы и боль — было или не было? Так или иначе? Мерзкий привкус во рту и ещё более мерзкий в голове, которую хочется сжечь, чтобы только убрать оттуда бесконечные мысли о том, что могло бы быть, если...
А потом — темнота, наполненная болью.
Никогда не думал, что смерть может быть настолько разной. Я сгорал заживо и тонул, рассыпался на части, растворяясь в этой боли и бесконечном умирании, уже мечтая только о забытьи. Я не помнил, кто я, жив ли я — или это то самое посмертие, которое обещали религии преступникам.
Порой через безумную круговерть вспышками пробивались отдельные бессвязные детали — не то воспоминания, не то грёзы.
Но в какое-то мгновение сознание уцепилось за единственный ориентир, казавшийся реальным, настоящим: чужие карие глаза, глубокие, смешливые. И ярко-зелёные полосы на медно-красном — без привязки к какому-то предмету, просто образ, смесь цветов, которая казалась отчаянно важной.
На этих двух деталях я и сосредоточился, пытаясь отрешиться от собственного тела, ставшего обузой.
— Глеб!
Тихий, приглушённый оклик коснулся слуха — и словно выдернул меня из толщи воды на сушу, оставив наслаждаться отсутствием боли, волной накатившим покоем и возможностью дышать, смотреть, слушать и ощущать собственный сбивчивый пульс в висках.
Тело ломило, ныла каждая мышца, но именно сейчас это ощущение было приятным до головокружения. Потому что — я точно это знал — было настоящим. Не бесконечно длящаяся агония, в которой захлёбывался отделённый от реальности разум, а ощущения моего собственного тела. Даже хорошо знакомые ощущения: примерно такими сопровождался весь процесс изменения, и лишь иногда они сменялись чем-то другим, вроде пронзительной, острой боли.
Я поднял голову — и столкнулся с тем самым взглядом, который меня вывел. Губы сами собой изогнулись в улыбке, но взгляд Алисы оставался испуганным. Девушка что-то сказала, я не услышал, и прижала ладонь к губам. Вторая её рука упиралась в воздух между нами; а вернее, как я сообразил через мгновение, в какую-то невидимую преграду.
Эта мысль побудила оглядеться и попытаться сориентироваться в окружающей реальности. Я обнаружил себя подвешенным за растянутые в стороны руки на торчащей из пола Т-образной стойке, в небольшой совершенно пустой белой комнате — не помещение, а его абстрактное представление. На пробу потянул, но охватившие запястья толстые тёмные браслеты держали крепко.
Тогда, стиснув зубы, я изо всех её электронных сил напряг правую, искусственную руку. Плечо прострелило болью — от места крепления протеза до шеи, — из горла вырвался хриплый стон, а потом где-то сзади что-то хрустнуло — и я повис на левой руке.
Выругался, потому что браслет впился в кожу, а сил подтянуться и сломать его не было.
— Как же тебя сковырнуть? — просипел я. Горло тоже саднило.
А потом вдруг откуда-то со стороны пришла откровенно чужая мысль: не нужно ничего ломать, достаточно просто захотеть.
Мгновение, и я рухнул на пол, преодолев оставшиеся до него полметра. На дрожащих руках поднялся на четвереньки, встал на колени — и в этот момент комната исчезла, а вокруг раскинулось бескрайнее синее небо. Наверное, то самое, о котором говорила Алиса. И небо держало прочно.
— Глеб!
Вместе с комнатой исчезла преграда, отделявшая меня от ценной добычи, и через мгновение девушка была рядом. К счастью, виснуть на шее не стала, а то я бы точно не удержался; крепко обняла, прижав мою голову к груди, тонкие пальцы запутались во влажных от пота волосах. Я обхватил её в ответ — это движение потребовало почти запредельного усилия, потому что рук я сейчас попросту не ощущал.
Не знаю, сколько мы так простояли. Алиса нервно гладила меня по волосам и плечам, то и дело норовя вцепиться, словно боялась, что я исчезну, и негромко бормотала. Не то ругалась, не то что-то рассказывала — я не слушал. Не слышал. Полной грудью вдыхал запах, скулой чувствовал торопливый, заполошный стук сердца и ощущал себя невероятно, невозможно, отчаянно живым. Словно только что родился на свет и первый раз глотнул настоящего воздуха.
Через некоторое время начали возвращаться мысли. Вялые, обрывочные, спутанные, их ещё предстояло привести в порядок, разложить по полочкам, отделить реальность от вымысла, но — потом, сейчас на это не было сил.
Примерно в это же время справилась с собой и Алиса. Чуть отстранилась, осторожно потянула за волосы — я поддался, запрокинул голову. Глаза девушки припухли и покраснели, а ресницы были мокрыми — кажется, всё это время она плакала.
— Глеб, всё закончилось? Что теперь? — шмыгнув носом, спросила она.
— Теперь... — повторил я.
На мгновение замешкался, пытаясь собраться с мыслями. Потом, продолжая одной рукой приобнимать Алису, с трудом поднялся, второй ладонью опираясь о собственное колено. Только теперь обратил внимание, что на мне нет не только брони, но вообще хоть какой-то одежды — словно и правда заново родился.
— А теперь у меня нет сил со всем этим разбираться. Поэтому мы будем спать и решать всё потом, утром.
Синяя бездна вокруг мгновенно сменилась привычной каютой «Ветреницы», с которой я за прошедшие годы уже сроднился и начал считать домом. Алиса испуганно ахнула, а меня не хватило даже на то, чтобы хоть немного удивиться вывертам окружающего пространства. Не выпуская девушку из рук, я просто рухнул на постель. Моя добыча пыталась что-то возражать и осторожно освободиться, но без толку: я держал крепко и уже спал.
Пробуждение же получилось на удивление спокойным и приятным. Живое тепло стройного женского тела в объятьях, бархат нежной кожи, не отделённой никакой одеждой, приятный, будоражаще-пряный запах. Не открывая глаз и ещё толком не проснувшись, я коснулся губами плеча, легко провёл языком к шее, слизывая солоноватый вкус...
— Глеб, я надеюсь, ты сейчас проснулся и в себе? — проговорила Алиса с непонятным напряжением.
— Не уверен, — ответил я. Голос звучал хрипло и надтреснуто. — Надо убедиться.
А для этого я вновь коснулся губами шеи, уткнулся носом во впадинку за ухом, шумно глубоко вдохнул...
— Глеб, может, ты меня отпустишь? — жалобно пробормотала девушка.
— Зачем? — уточнил я. Более-менее проснувшись, понял, что не ощущаю в ней ни страха, ни злости, только всё тот же пряный привкус сильного смущения, кажется смешанного с удовольствием.
— Потому что иначе случится непоправимое. И мне будет очень, очень стыдно!
— Но недолго, — ответил я, вновь касаясь губами шеи.
— Глеб, я не об этом! — почти простонала Алиса. — Пусти, ну, пожалуйста! Мне очень, очень надо, а ты спишь так, что ни на какие тычки не реагируешь! Я тебя уже часа два добудиться пытаюсь! Обещаю скоро вернуться, пусти!
Понятнее не стало, но я всё же не стал её удерживать. Девушка, даже не попытавшись прикрыться, шмыгнула в санузел, а я, беззвучно смеясь, упал на спину и прикрыл глаза. Да уж, вот тебе и приятное утро.
Впрочем, очень хорошо, что Алиса вот так удрала и дала мне возможность окончательно проснуться. Во-первых, сейчас совсем не до утреннего секса, есть гораздо более важные дела, а во-вторых, будет верхом подлости соблазнять её теперь. Нет, скорее всего, она совершенно искренне ответит, и всё случится к общему удовольствию и по взаимному согласию. Вот только... что потом? Скоро эта девочка вернётся домой, в свой привычный мир, и, вероятнее всего, никогда больше не согласится полететь в космос, даже в пределах Солнечной системы. И лучше бы оставить ей о себе как можно меньше воспоминаний, уж приятных — так точно.
Алиса задержалась, чтобы умыться и принять душ. И это тоже было хорошо: за время её отсутствия я не просто взял себя в руки, но даже более-менее разобрался в себе и странностях собственного вновь изменившегося восприятия.
А вернувшись, абордажная доля, как и обещала, юркнула ко мне под одеяло, несмотря на собственное смущение. Улеглась, прильнула к моему боку, подпирая голову одной рукой, а вторую положила мне на грудь. Я в ответ приобнял её одной рукой за талию — и этим ограничился, посчитав достаточным компромиссом. Сложным компромиссом. Вин! Её совсем не обнимать хотелось, а...
Впрочем, ладно, всё это лирика. Эйфория. Я почти достиг своей цели, позади самое сложное, осталось совсем чуть-чуть — вот и расслабился. Благодаря вот этой самой девочке выкарабкался, почувствовал себя живым и начал думать о постороннем.
Срочно нужно это прекращать, пока не надумал чего-то непоправимого.
— Ну теперь-то ты объяснишь, куда дел мою одежду и как мы оказались на корабле? — полюбопытствовала Алиса. Опять же, очень кстати: разговор отвлекал от всего лишнего.
— Одежду? — растерянно уточнил я.
— Когда я начала тебя будить, — с искорками веселья в глазах заговорила она, — ты невнятно бурчал, что ещё рано, а потом сказал, что тебе так не нравится — и вся моя одежда просто исчезла. Вот мне и интересно, что ты с ней сделал?
— Убрал, — задумчиво ответил я. — А корабль... Нет корабля.
— То есть как — нет?
— Есть одна большая станция. Полуразумный полиморфный организм, способный делить себя на части. «Ветреница» — одна из таких частей.
— Погоди, входит, и того мужика не существует, который меня инкубатором обозвал? — Рыжие брови девушки удивлённо выгнулись. — Только станция, никаких хозяев?! А зачем ей в таком случае...
— Хозяева... есть. Дерьмовые, — вздохнул я. — Кстати, надо бы с ними потолковать.
— Постой, куда ты? — возмущённая Алиса придержала меня за плечо, не давая подняться. — Сначала объясни толком, что происходит! Что это было за последнее испытание? И чем оно завершилось? Всё, мы победили?!
Мгновение подумав, я не стал бороться и спорить. В самом деле, куда проще один раз спокойно объяснить. Тем более Алиса имела полное право знать: без неё я бы просто погиб, провалившись ещё на первом испытании. Правда, то помнилось смутно и путалось с реальными воспоминаниями, но разделить их можно будет потом, если выдастся такая возможность. А пока...
— Мы справились, — ответил коротко. — Координатор схрона, о котором шла речь, это фактически капитан всей станции. Именно капитан, а не разрешённый пользователь. Я... сложно объяснить это словами, но я ощущаю эту станцию. Вся неживая материя, попадая сюда, становится её частью. Какое-то запредельно сложное и невероятное преобразование веществ, мне удручающе не хватает мозга, чтобы понять хотя бы общий принцип. У меня всю жизнь по физике и математике были притянутые за уши трояки, — хмыкнул я скептически.
— А живая материя?
— А живая... живёт. Кстати, и вся биоэлектроника тоже существует где-то здесь. Похоже, всяческие связные модули корабля и станции — это приборы человеческого производства, внедрённые в эту сложную структуру. Для удобства станция предстаёт в привычных формах и соответствует представлениям, на самом же деле вот та синяя бездна куда ближе к подлинному облику. Нет, не подлинному, — поправил я самого себя. — Изначальному, вроде программной заставки. Собственно, выглядит она как большой ртутный шар, просто способна менять и внешние очертания. А что до здешних... хозяев, у меня есть некоторые предположения, но подтвердить или опровергнуть могут только они сами. Видишь ли, станция не умеет заглядывать в мозги разумных существ, такая функция просто не предусмотрена. Мне кажется, это что-то вроде одного из основных законов создателей всего этого. Собственно, мне, как и тебе, хочется поскорее выяснить правду. Идём?
— Идём, — хмуро кивнула Алиса. Настроение её отчего-то испортилось, но как и почему — я не разобрал. Да и не пытался, честно говоря.
— Чего изволите надеть сегодня? — спросил я с лёгкой насмешкой.
— Верни мне тот комбез, я к нему привыкла, — отмахнулась девушка. — Ладно, положим, с хозяевами мы сейчас разберёмся. А что ты собираешься делать с этой станцией? Как её капитан.
— Разберёмся. Сначала с хозяевами, потом и с ней. Идём.
Дождались!
Книга появилась целиком на "Призрачных мирах". Вот тут))
https://feisovet.ru/магазин/Абордажная-доля-Дарья-Кузнецова
