двоих умудрилась образоваться сцепка? Какое уж тут родство душ, привязанность, доверие и симпатия, о которых писали во всех учебниках! Наверное, дело в том, что он стоял на краю смерти и схватился, как утопающий за соломинку, за ближайшее живое существо.
На краю сознания билась мысль, что, возможно, проблема его нынешнего отношения — не в личности Горской, что же Яр, зануд раньше не встречал? Просто наложилось: она, нехорошие подозрения, вынужденное бездействие, стены госпиталя, вызывавшие исключительно неприятные воспоминания…
К счастью, Бочкин отлично знал своего беспокойного пациента, поэтому долго задерживать его здесь не стал. Не прошло и получаса вязкой, скучной тишины, когда хирург возник на пороге. Правда, сначала немного растерялся, заметив дремлющего Вольнова, который сосредоточенно игнорировал сидящую неподалёку женщину. Ещё сильнее стало его удивление, когда оказалось, что Яр не спал, а сразу почувствовав появление нового лица, вскинулся и уставился на Бочкина полным надежды взглядом:
— Ты пришёл подарить мне свободу?
— И никакой благодарности за спасённую жизнь! — насмешливо качнул головой врач, взглядом пытаясь спросить у феникса, отчего тот столь неожиданно потерял интерес к привлекательной женщине, на которую буквально пару часов назад только положил глаз. Однако тот сделал вид, что любопытства товарища не понимает.
— Я благодарен! Ты не представляешь, как сильно я благодарен! А уж как я буду благодарен, когда окажусь дома, словами не передать. Я буду самым благодарным...
— Да уймись уже и проваливай, мой самый невыносимый пациент!
Прощание и выписка много времени не заняли. Бочкин даже любезно проводил друга вместе со столичной гостьей к раздевалке для работников, где в целости и сохранности нашлись шуба, пушистый шарф и шапка Горской. Хирург же помог женщине одеться, пожал Яру руку и распрощался.
— А где твоя куртка? — не выдержала Лета, когда феникс без усилия толкнул тяжеленную дверь, выходя первым, и придержал её, выпуская спутницу.
Ветер успел перемениться, и здесь, на крыльце, стало тише, но обманываться не приходилось: вокруг продолжало свистеть и завывать, небо мрачно хмурилось и сеяло мелкий колючий снег. Да и мороз окреп, дохнул в лицо, попытался пролезть под капюшон и полы длинной шубы.
Причём интересовала его только Лета, Яроплет зимы словно не замечал, разве что жилетку застегнул, но вряд ли это могло помочь от холода.
— Я не мёрзну, — пожал он плечами и уверенно двинулся в нужном направлении.
Летана на несколько мгновений замешкалась, недоверчиво разглядывая шагнувшего в буран феникса. Овитый искристо-белым вихрем, он выглядел живым факелом: чёрное древко и трепещущее слабое рыжее пламя, которое яростно пытался сорвать ветер.
Она слышала, что сильным огневикам не страшен холод, их греет собственная магия, но видеть воочию было странно. И тем более понимать, что нечто продолжает согревать Вольнова даже в нынешнем истощённом состоянии. Интересно, дело в сцепке и том, что они сейчас рядом, или эффект сохранится, даже если они окажутся слишком далеко?
Опомнившись, Лета поспешила догнать мужчину. Тому оказался нипочём не только снег вокруг, но и под ногами, шагал феникс легко и уверенно, и это было куда более значительным поводом для зависти: от метели шуба защищала, а вот оскальзываться на снежной каше ничто не мешало. За Вольновым, который шёл не оглядываясь и явно не собирался ждать спутницу, Летана едва поспевала, и это не добавило хорошего настроения.
Наверное, стоило бы окликнуть, но упрямство и гордость не позволили. И отстать — тоже. Потому что она обещала, что не доставит патрулям проблем, и самое время это доказать. Плевать, что одета она сейчас для города и совсем не готовилась к такому марш-броску: для пограничников это не станет оправданием, как и её привычка к совсем другому обхождению.
Через десяток шагов Летана даже сдалась и плюнула на свой принцип не тратить силу попусту: резерв у неё был очень большой, но зачастую всё это уходило на одного пациента, потому что простые случаи попадали к ней очень редко, так что Лета привыкла экономить. Сейчас же она не ограничилась простым щитом, и ветер, послушный её воле, перестал бить в лицо, залепляя его снегом, а принялся ласково и осторожно подталкивать в спину. С такой поддержкой Летана буквально добежала до гостиницы, взмокла и запыхалась, но зато от феникса не отстала ни на шаг.
Яроплету прогулка давалась тяжелее, чем он пытался показать. Его пошатывало от слабости, но упрямства было не занимать, так что феникс решительно пёр вперёд, заставляя себя продышаться назло неприятному скрежету в груди и месить снег в привычном темпе быстрой ходьбы, игнорируя подрагивающие и норовящие подогнуться колени.
О том, что он не один, Яр задумался только на входе в гостиницу и даже догадался придержать для спутницы дверь. К этому моменту у него даже стоять получалось с трудом, но зато разжалась тугая пружина раздражения, клокотавшего внутри в госпитале, и он испытал громадное облегчение: дело было вовсе не в Горской, а в больничных стенах. Хорошо. Потому что затащит он Лету в постель или нет — это дело десятое, а вот существование на одной территории с человеком, от которого хочется сбежать или придушить его по-тихому, могло стать серьёзным испытанием.
— Подожди меня внизу, — попросила Летана. Феникс только кивнул и принялся озираться в небольшом фойе, выбирая между низким мягким диваном под деревцем в кадке и миловидной блондинкой за стойкой.
Лета подошла к девушке за ключом от номера, и Яр после мгновения колебаний последовал за ней. У блондинки был лёгкий и звонкий голос, а ещё тёплая улыбка — не заученная, живая. И в рослого феникса она стрельнула взглядом с искренним интересом, который не помешал улыбаться постоялице и быть с ней любезной и вежливой, притом не через силу. Это говорило о неплохом характере и том, что девушка действительно милая, а не просто хорошо выполняет свою работу, и на стойку Яр облокотился с самыми серьёзным намерениями, настроенный с удовольствием провести ближайшие полчаса, или сколько там понадобится Горской на сборы.
А Лета только философски вздохнула, услышав за спиной негромкое банальное воркование феникса. Из серьёзного упрямого студента за десять с лишним лет вырос первостатейный бабник. Вчера едва не умер, а сегодня уже ко всем встречным девушкам липнет! Оставалось надеяться, что его совести хватит не тащить развлечения домой, когда там будет гостить Летана.
Сборы много времени не заняли, и она спустилась вниз с чемоданом на колёсиках. Феникса Лета нашла там же, где оставила, и в той же компании. Отвлеклась от чемодана, чтобы вернуть управляющей ключи и расписаться в пухлой тетради с сероватыми листами, а когда обернулась, Яр уже держал её багаж на весу. Помощи не предлагал, разрешения не спрашивал, и Лета ощутила мимолётную досаду от подобной бесцеремонности. Но промолчала, потому что колёсики были слишком малы для толстого снежного ковра, и по совести стоило поблагодарить феникса за помощь.
Правда, сразу это к слову не пришлось, на улице тоже, а потом… По настоянию Яроплета они зашли в пару магазинов по дороге, чтобы купить продуктов, и благодарность опять сменилась устойчивым раздражением от манеры общения феникса с окружающими. Он флиртовал и шутил едва ли не со всеми встречными особами женского пола. В булочной встретил трёх соседок и знакомую продавщицу, в мясной лавке перекинуться с ним парой слов и предложить самый лучший кусок спустилась хозяйка, зеленщица лично отобрала всё самое лучшее, вдохновенно сетуя на то, какой он бледненький и как давно не показывался.
Углядеть во всём этом что-то пошлое не выходило при всём желании, потому что одинаково расточал улыбки Вольнов и хорошенькой рыжей булочнице, и немолодым соседкам, и совсем старенькой зеленщице, и весьма обильной формами и давно не юной жене мясника. Просто он — вот такой, и ничего с этим не сделаешь. Летане не было бы никакого дела до его манеры общения, если бы не приходилось торчать в это время рядом и испытывать острое чувство неловкости от собственной неуместности. Она словно стояла над душой у Вольнова и мешала ему нормально жить.
Усугубляли ощущение и любопытные взгляды всех этих незнакомых женщин, которым Яр и не думал представлять спутницу. Только на прямой вопрос зеленщицы расплывчато ответил — гостья. Лета и сама не видела смысла представляться соседкам и продавщицам, которых видела первый и последний раз в жизни, да и не вдруг объяснишь, кто она такая и как здесь оказалась. Но...
Глупые ощущения, глупая ситуация, и особенно глупо, что общался он так со всеми, кроме неё. И вроде бы радоваться должна, сама этого добивалась, но избавиться от глупого ощущения эти рассуждения не помогали.
Когда Яроплет у зеленщицы сообщил, что теперь можно и домой, Лета вздохнула с облегчением и всю оставшуюся дорогу мучилась вопросом, надо ли объясниться с фениксом и о чём-то его попросить или нет, а если да, то какими словами и, главное, о чём? Но так и не пришла ни к какому итогу, а там они уже добрались до места.
Квартира у Вольнова оказалась небольшой, но для одного человека — вполне просторной. Две маленьких комнаты, спальня и «вторая», как её назвал хозяин, проводя экскурсию, а кроме того — небольшая, но всё-таки не тесная кухня, уборная и маленькая ванная, куда собственно ванна не влезла, только умывальник и душевая кабина. Квартира явно жилая, не пустующая, но, кажется, бывал здесь хозяин нечасто. Оно и понятно, основная часть его жизни проходила на заставе. И всё равно осмотреться было интересно: по жилью вполне можно составить представление о его хозяине.
Представление, правда, складывалось довольно странным. Всё обставлено без изысков и оглядки на моду — светлые обои с ненавязчивым рисунком, основательная, простая мебель. Много книг, но никаких статуэток, портретов и прочих безделушек, если не считать нескольких вышитых картин на стенах, очень неожиданных рядом с этим человеком. Вообще вся обстановка не очень-то сочеталась с фениксом: здесь было просто, основательно, надёжно и пустовато, при чём тут Вольнов? То ли Лета чего-то не понимала, то ли жильё это обставлял кто-то другой, а нынешний хозяин лишь поддерживал порядок, и вышитые картины на стенах подталкивали к последнему варианту и мысли о какой-то женщине. Наверное, мать позаботилась о сыне, потому что жены у него явно не было.
Неожиданно Яроплет оказался решительно не настроен на флирт. Лета, морально готовая к неизбежным шуточкам с предложением разделить достаточно широкую постель, без лишних слов получила в распоряжение диван, подушку и одеяло. Потом феникс принёс из комода в спальне постельное бельё и даже как гостеприимный хозяин собрался помочь с устройством ночлега.
Вот только в момент, когда Яр наклонился над диваном, его резко повело вперёд и вбок, так что он едва не протаранил лбом стену, но всё же уклонился и с грохотом упал на диван, выругался, но тут же, цепляясь за спинку дивана и воздух, попытался подняться. Лета на мгновение растерянно замерла над расстёгнутым чемоданом, откуда доставала в этот момент пижаму, а потом вдруг осознала: «бледненьким» феникс был не только в воображении знакомой зеленщицы, его лицо в прямом смысле отливало синевой.
— Сиди! — Летана подорвалась с места.
То ли от неожиданности, то ли она невольно задействовала сцепку, но Вольнов оставил свои неуклюжие попытки подняться, осел расслабленно, запрокинул голову. Шмыгнул носом, из которого пошла кровь.
— Тошнит? — спросила Лета, опёрлась коленом о диван, ладонью — о его спинку. Второй рукой мягко обхватила горло мужчины, одновременно находя кончиками пальцев пульс под челюстью и оценивая состояние пациента диагностическими чарами.
— Да нормально со мной всё, — поморщился Яроплет. Вибрация голоса под ладонью сбила со счёта, но Лете и без пульса всё стало ясно.
— Тебя в детстве не учили, что врать нехорошо? — мрачно спросила она и полезла в чемодан за аптечкой.
— Так то в детстве! — хмыкнул Вольнов, приоткрывая глаза, опять шмыгнул носом и, недовольно поморщившись, достал из кармана серый застиранный платок. Судя по виду, стирали его вместе со штанами.
Но с места феникс всё-таки не тронулся. Ему было интересно, что предпримет гостья. А ещё сидя не кружилась голова, и провести так пару минут, оправдываясь перед собой любопытством, было приятно. Хотя про тошноту она зря сказала: до сих пор он об этом не задумывался, а стоило спросить, и сразу стало понятно, что головокружение и мерзкая слабость — это ещё не всё.
Тем временем Лета вернулась на диван с небольшим плотным чемоданчиком. Стоило открыть его, и комнату заполнил характерный лекарственный запах — резкий, горьковатый, сейчас он казался неожиданно приятным.
— Зачем мы пошли по магазинам, если тебе плохо? — мрачно спросила Лета, перебирая пузырьки.
— Мне хорошо, — упрямо возразил феникс.
— То есть падать в обмороки для тебя нормально? — вздохнула она, доставая нужный эликсир и многоразовый шприц в футляре — очищающем артефакте.
— А я не упал, я присел отдохнуть.
— Как ты при таком наплевательском отношении к собственному здоровью сумел столько прожить? — Летана опять укоризненно покачала головой, а феникс снова отмахнулся:
— Сам удивляюсь. Повезло, наверное!
Жгута Лета с собой не возила, поэтому перетягивать крепкий бицепс пришлось воздушной петлёй. Капризный пациент наблюдал за действиями гостьи невозмутимо и без вопросов и кулаком заработал сразу, без просьб и напоминаний, выдавая немалый опыт общения с целителями. От болезненного укола не поморщился и вновь продемонстрировал безоговорочное доверие, даже не поинтересовавшись, что именно ему колют, чем заслужил от Летаны испытующий задумчивый взгляд.
А Яроплет просто не видел смысла демонстрировать любопытство, тем более укрепляющее зелье, показанное при кровопотере и энергетическом истощении, он и так узнал ещё в шприце, по характерному насыщенно-красному цвету, а потом — по не менее характерному жжению. Родившись в месте укола, оно прокатилось от локтя к груди, пощекотало когтями сердце и ударило в голову, выступив на лбу испариной.
Зато в голове от этого удара прояснилось, растаял липкий туман, заполнявший её почти всю дорогу. Признавать правоту Горской не хотелось, но всё же он здорово переоценил свои силы, и этот день тоже стоило бы провести в больнице. Или хотя бы двинуться напрямую домой, и плевать, что в хранильнике крысокан с голоду сдохнет. Он не крысокан, и можно было бы чего-нибудь по зеркалу заказать, да и наверняка в запасах что-то есть, он давно не открывал морозилку, но…
Питаться ему этими самыми крысоканами до конца жизни, если он об этом скажет! Ничего, дошёл же как-то, сейчас немного посидит, пока кончится отходняк от зелья, и пойдёт готовить еду. Вот только сначала…
— Да посиди ты хоть пару минут! — Лета надавила на его плечо, не позволяя встать. — Что случилось?
— Надо встречу перенести, — нехотя пояснил он, ленясь бороться.
Тем более от движения опять неприятно полыхнуло жаром по всему телу и бросило в пот. Для феникса, который в своей жизни ни разу не обжигался и почти никогда не температурил, это ощущение было непривычным и оттого особенно неприятным.
На краю сознания билась мысль, что, возможно, проблема его нынешнего отношения — не в личности Горской, что же Яр, зануд раньше не встречал? Просто наложилось: она, нехорошие подозрения, вынужденное бездействие, стены госпиталя, вызывавшие исключительно неприятные воспоминания…
К счастью, Бочкин отлично знал своего беспокойного пациента, поэтому долго задерживать его здесь не стал. Не прошло и получаса вязкой, скучной тишины, когда хирург возник на пороге. Правда, сначала немного растерялся, заметив дремлющего Вольнова, который сосредоточенно игнорировал сидящую неподалёку женщину. Ещё сильнее стало его удивление, когда оказалось, что Яр не спал, а сразу почувствовав появление нового лица, вскинулся и уставился на Бочкина полным надежды взглядом:
— Ты пришёл подарить мне свободу?
— И никакой благодарности за спасённую жизнь! — насмешливо качнул головой врач, взглядом пытаясь спросить у феникса, отчего тот столь неожиданно потерял интерес к привлекательной женщине, на которую буквально пару часов назад только положил глаз. Однако тот сделал вид, что любопытства товарища не понимает.
— Я благодарен! Ты не представляешь, как сильно я благодарен! А уж как я буду благодарен, когда окажусь дома, словами не передать. Я буду самым благодарным...
— Да уймись уже и проваливай, мой самый невыносимый пациент!
Прощание и выписка много времени не заняли. Бочкин даже любезно проводил друга вместе со столичной гостьей к раздевалке для работников, где в целости и сохранности нашлись шуба, пушистый шарф и шапка Горской. Хирург же помог женщине одеться, пожал Яру руку и распрощался.
— А где твоя куртка? — не выдержала Лета, когда феникс без усилия толкнул тяжеленную дверь, выходя первым, и придержал её, выпуская спутницу.
Ветер успел перемениться, и здесь, на крыльце, стало тише, но обманываться не приходилось: вокруг продолжало свистеть и завывать, небо мрачно хмурилось и сеяло мелкий колючий снег. Да и мороз окреп, дохнул в лицо, попытался пролезть под капюшон и полы длинной шубы.
Причём интересовала его только Лета, Яроплет зимы словно не замечал, разве что жилетку застегнул, но вряд ли это могло помочь от холода.
— Я не мёрзну, — пожал он плечами и уверенно двинулся в нужном направлении.
Летана на несколько мгновений замешкалась, недоверчиво разглядывая шагнувшего в буран феникса. Овитый искристо-белым вихрем, он выглядел живым факелом: чёрное древко и трепещущее слабое рыжее пламя, которое яростно пытался сорвать ветер.
Она слышала, что сильным огневикам не страшен холод, их греет собственная магия, но видеть воочию было странно. И тем более понимать, что нечто продолжает согревать Вольнова даже в нынешнем истощённом состоянии. Интересно, дело в сцепке и том, что они сейчас рядом, или эффект сохранится, даже если они окажутся слишком далеко?
Опомнившись, Лета поспешила догнать мужчину. Тому оказался нипочём не только снег вокруг, но и под ногами, шагал феникс легко и уверенно, и это было куда более значительным поводом для зависти: от метели шуба защищала, а вот оскальзываться на снежной каше ничто не мешало. За Вольновым, который шёл не оглядываясь и явно не собирался ждать спутницу, Летана едва поспевала, и это не добавило хорошего настроения.
Наверное, стоило бы окликнуть, но упрямство и гордость не позволили. И отстать — тоже. Потому что она обещала, что не доставит патрулям проблем, и самое время это доказать. Плевать, что одета она сейчас для города и совсем не готовилась к такому марш-броску: для пограничников это не станет оправданием, как и её привычка к совсем другому обхождению.
Через десяток шагов Летана даже сдалась и плюнула на свой принцип не тратить силу попусту: резерв у неё был очень большой, но зачастую всё это уходило на одного пациента, потому что простые случаи попадали к ней очень редко, так что Лета привыкла экономить. Сейчас же она не ограничилась простым щитом, и ветер, послушный её воле, перестал бить в лицо, залепляя его снегом, а принялся ласково и осторожно подталкивать в спину. С такой поддержкой Летана буквально добежала до гостиницы, взмокла и запыхалась, но зато от феникса не отстала ни на шаг.
Яроплету прогулка давалась тяжелее, чем он пытался показать. Его пошатывало от слабости, но упрямства было не занимать, так что феникс решительно пёр вперёд, заставляя себя продышаться назло неприятному скрежету в груди и месить снег в привычном темпе быстрой ходьбы, игнорируя подрагивающие и норовящие подогнуться колени.
О том, что он не один, Яр задумался только на входе в гостиницу и даже догадался придержать для спутницы дверь. К этому моменту у него даже стоять получалось с трудом, но зато разжалась тугая пружина раздражения, клокотавшего внутри в госпитале, и он испытал громадное облегчение: дело было вовсе не в Горской, а в больничных стенах. Хорошо. Потому что затащит он Лету в постель или нет — это дело десятое, а вот существование на одной территории с человеком, от которого хочется сбежать или придушить его по-тихому, могло стать серьёзным испытанием.
— Подожди меня внизу, — попросила Летана. Феникс только кивнул и принялся озираться в небольшом фойе, выбирая между низким мягким диваном под деревцем в кадке и миловидной блондинкой за стойкой.
Лета подошла к девушке за ключом от номера, и Яр после мгновения колебаний последовал за ней. У блондинки был лёгкий и звонкий голос, а ещё тёплая улыбка — не заученная, живая. И в рослого феникса она стрельнула взглядом с искренним интересом, который не помешал улыбаться постоялице и быть с ней любезной и вежливой, притом не через силу. Это говорило о неплохом характере и том, что девушка действительно милая, а не просто хорошо выполняет свою работу, и на стойку Яр облокотился с самыми серьёзным намерениями, настроенный с удовольствием провести ближайшие полчаса, или сколько там понадобится Горской на сборы.
А Лета только философски вздохнула, услышав за спиной негромкое банальное воркование феникса. Из серьёзного упрямого студента за десять с лишним лет вырос первостатейный бабник. Вчера едва не умер, а сегодня уже ко всем встречным девушкам липнет! Оставалось надеяться, что его совести хватит не тащить развлечения домой, когда там будет гостить Летана.
Сборы много времени не заняли, и она спустилась вниз с чемоданом на колёсиках. Феникса Лета нашла там же, где оставила, и в той же компании. Отвлеклась от чемодана, чтобы вернуть управляющей ключи и расписаться в пухлой тетради с сероватыми листами, а когда обернулась, Яр уже держал её багаж на весу. Помощи не предлагал, разрешения не спрашивал, и Лета ощутила мимолётную досаду от подобной бесцеремонности. Но промолчала, потому что колёсики были слишком малы для толстого снежного ковра, и по совести стоило поблагодарить феникса за помощь.
Правда, сразу это к слову не пришлось, на улице тоже, а потом… По настоянию Яроплета они зашли в пару магазинов по дороге, чтобы купить продуктов, и благодарность опять сменилась устойчивым раздражением от манеры общения феникса с окружающими. Он флиртовал и шутил едва ли не со всеми встречными особами женского пола. В булочной встретил трёх соседок и знакомую продавщицу, в мясной лавке перекинуться с ним парой слов и предложить самый лучший кусок спустилась хозяйка, зеленщица лично отобрала всё самое лучшее, вдохновенно сетуя на то, какой он бледненький и как давно не показывался.
Углядеть во всём этом что-то пошлое не выходило при всём желании, потому что одинаково расточал улыбки Вольнов и хорошенькой рыжей булочнице, и немолодым соседкам, и совсем старенькой зеленщице, и весьма обильной формами и давно не юной жене мясника. Просто он — вот такой, и ничего с этим не сделаешь. Летане не было бы никакого дела до его манеры общения, если бы не приходилось торчать в это время рядом и испытывать острое чувство неловкости от собственной неуместности. Она словно стояла над душой у Вольнова и мешала ему нормально жить.
Усугубляли ощущение и любопытные взгляды всех этих незнакомых женщин, которым Яр и не думал представлять спутницу. Только на прямой вопрос зеленщицы расплывчато ответил — гостья. Лета и сама не видела смысла представляться соседкам и продавщицам, которых видела первый и последний раз в жизни, да и не вдруг объяснишь, кто она такая и как здесь оказалась. Но...
Глупые ощущения, глупая ситуация, и особенно глупо, что общался он так со всеми, кроме неё. И вроде бы радоваться должна, сама этого добивалась, но избавиться от глупого ощущения эти рассуждения не помогали.
Когда Яроплет у зеленщицы сообщил, что теперь можно и домой, Лета вздохнула с облегчением и всю оставшуюся дорогу мучилась вопросом, надо ли объясниться с фениксом и о чём-то его попросить или нет, а если да, то какими словами и, главное, о чём? Но так и не пришла ни к какому итогу, а там они уже добрались до места.
Квартира у Вольнова оказалась небольшой, но для одного человека — вполне просторной. Две маленьких комнаты, спальня и «вторая», как её назвал хозяин, проводя экскурсию, а кроме того — небольшая, но всё-таки не тесная кухня, уборная и маленькая ванная, куда собственно ванна не влезла, только умывальник и душевая кабина. Квартира явно жилая, не пустующая, но, кажется, бывал здесь хозяин нечасто. Оно и понятно, основная часть его жизни проходила на заставе. И всё равно осмотреться было интересно: по жилью вполне можно составить представление о его хозяине.
Представление, правда, складывалось довольно странным. Всё обставлено без изысков и оглядки на моду — светлые обои с ненавязчивым рисунком, основательная, простая мебель. Много книг, но никаких статуэток, портретов и прочих безделушек, если не считать нескольких вышитых картин на стенах, очень неожиданных рядом с этим человеком. Вообще вся обстановка не очень-то сочеталась с фениксом: здесь было просто, основательно, надёжно и пустовато, при чём тут Вольнов? То ли Лета чего-то не понимала, то ли жильё это обставлял кто-то другой, а нынешний хозяин лишь поддерживал порядок, и вышитые картины на стенах подталкивали к последнему варианту и мысли о какой-то женщине. Наверное, мать позаботилась о сыне, потому что жены у него явно не было.
Неожиданно Яроплет оказался решительно не настроен на флирт. Лета, морально готовая к неизбежным шуточкам с предложением разделить достаточно широкую постель, без лишних слов получила в распоряжение диван, подушку и одеяло. Потом феникс принёс из комода в спальне постельное бельё и даже как гостеприимный хозяин собрался помочь с устройством ночлега.
Вот только в момент, когда Яр наклонился над диваном, его резко повело вперёд и вбок, так что он едва не протаранил лбом стену, но всё же уклонился и с грохотом упал на диван, выругался, но тут же, цепляясь за спинку дивана и воздух, попытался подняться. Лета на мгновение растерянно замерла над расстёгнутым чемоданом, откуда доставала в этот момент пижаму, а потом вдруг осознала: «бледненьким» феникс был не только в воображении знакомой зеленщицы, его лицо в прямом смысле отливало синевой.
— Сиди! — Летана подорвалась с места.
То ли от неожиданности, то ли она невольно задействовала сцепку, но Вольнов оставил свои неуклюжие попытки подняться, осел расслабленно, запрокинул голову. Шмыгнул носом, из которого пошла кровь.
— Тошнит? — спросила Лета, опёрлась коленом о диван, ладонью — о его спинку. Второй рукой мягко обхватила горло мужчины, одновременно находя кончиками пальцев пульс под челюстью и оценивая состояние пациента диагностическими чарами.
— Да нормально со мной всё, — поморщился Яроплет. Вибрация голоса под ладонью сбила со счёта, но Лете и без пульса всё стало ясно.
— Тебя в детстве не учили, что врать нехорошо? — мрачно спросила она и полезла в чемодан за аптечкой.
— Так то в детстве! — хмыкнул Вольнов, приоткрывая глаза, опять шмыгнул носом и, недовольно поморщившись, достал из кармана серый застиранный платок. Судя по виду, стирали его вместе со штанами.
Но с места феникс всё-таки не тронулся. Ему было интересно, что предпримет гостья. А ещё сидя не кружилась голова, и провести так пару минут, оправдываясь перед собой любопытством, было приятно. Хотя про тошноту она зря сказала: до сих пор он об этом не задумывался, а стоило спросить, и сразу стало понятно, что головокружение и мерзкая слабость — это ещё не всё.
Тем временем Лета вернулась на диван с небольшим плотным чемоданчиком. Стоило открыть его, и комнату заполнил характерный лекарственный запах — резкий, горьковатый, сейчас он казался неожиданно приятным.
— Зачем мы пошли по магазинам, если тебе плохо? — мрачно спросила Лета, перебирая пузырьки.
— Мне хорошо, — упрямо возразил феникс.
— То есть падать в обмороки для тебя нормально? — вздохнула она, доставая нужный эликсир и многоразовый шприц в футляре — очищающем артефакте.
— А я не упал, я присел отдохнуть.
— Как ты при таком наплевательском отношении к собственному здоровью сумел столько прожить? — Летана опять укоризненно покачала головой, а феникс снова отмахнулся:
— Сам удивляюсь. Повезло, наверное!
Жгута Лета с собой не возила, поэтому перетягивать крепкий бицепс пришлось воздушной петлёй. Капризный пациент наблюдал за действиями гостьи невозмутимо и без вопросов и кулаком заработал сразу, без просьб и напоминаний, выдавая немалый опыт общения с целителями. От болезненного укола не поморщился и вновь продемонстрировал безоговорочное доверие, даже не поинтересовавшись, что именно ему колют, чем заслужил от Летаны испытующий задумчивый взгляд.
А Яроплет просто не видел смысла демонстрировать любопытство, тем более укрепляющее зелье, показанное при кровопотере и энергетическом истощении, он и так узнал ещё в шприце, по характерному насыщенно-красному цвету, а потом — по не менее характерному жжению. Родившись в месте укола, оно прокатилось от локтя к груди, пощекотало когтями сердце и ударило в голову, выступив на лбу испариной.
Зато в голове от этого удара прояснилось, растаял липкий туман, заполнявший её почти всю дорогу. Признавать правоту Горской не хотелось, но всё же он здорово переоценил свои силы, и этот день тоже стоило бы провести в больнице. Или хотя бы двинуться напрямую домой, и плевать, что в хранильнике крысокан с голоду сдохнет. Он не крысокан, и можно было бы чего-нибудь по зеркалу заказать, да и наверняка в запасах что-то есть, он давно не открывал морозилку, но…
Питаться ему этими самыми крысоканами до конца жизни, если он об этом скажет! Ничего, дошёл же как-то, сейчас немного посидит, пока кончится отходняк от зелья, и пойдёт готовить еду. Вот только сначала…
— Да посиди ты хоть пару минут! — Лета надавила на его плечо, не позволяя встать. — Что случилось?
— Надо встречу перенести, — нехотя пояснил он, ленясь бороться.
Тем более от движения опять неприятно полыхнуло жаром по всему телу и бросило в пот. Для феникса, который в своей жизни ни разу не обжигался и почти никогда не температурил, это ощущение было непривычным и оттого особенно неприятным.
