— И что, ты теперь меня убьёшь? — хмыкнул он. — Не думаю.
— Правильно. Начнём с воспитательных мер.
— Заставить стоять на коленях? — насмешливо уточнил Чингар, провожая меня взглядом. Жарким таким, многообещающим.
— Это сугубо функциональная мера, — возразила ему, заходя за спину.
Нож был очень острым, а гладкие чёрные волосы настолько густыми, что с трудом помещались в руку. На мгновение даже стало жалко такую красоту, но — лишь на мгновение. Набрала сколько получилось, от души полоснула, чудом не повредив кожу. Так же твёрдо закончила круг, обойдя мужчину и, остановившись перед ним, разжала руку, позволяя тяжёлому плотному шёлку соскользнуть с ладони под ноги хозяину.
В глазах Чингара вновь плескалась злость, но я встретила её спокойно.
— Оскорбление за оскорбление. Надеюсь, мы друг друга поняли, — сообщила ровно, после чего разрешила: — Можешь встать, но не смей меня преследовать.
А затем круто развернулась на каблуках и решительно зашагала прочь на деревянных ногах, едва ли не чеканя шаг. Шла не разбирая дороги — туда, куда вынесет. На душе было так тошно, так тоскливо и противно, что хоть вой.
Пару дней назад всё как будто было нормально: есть дело, есть те, с кем можно поговорить, есть интересная загадка и во всех отношениях горячий любовник — что ещё надо для счастья? А теперь...
Нет, я не сожалела о собственной выходке и не хотела вернуть всё назад. И страх расплаты меня не мучил — в конце концов, ничего страшнее смерти мне не грозит, а её я не боюсь. Вряд ли меня выгонят из племени, я для этого слишком полезна, да и проступок мой не настолько страшный. Надеюсь. Подумаешь, вождя публично опозорила! Не верится, что это способно перевесить десяток спасённых жизней или даже два десятка — если считать тех инчиров, которые без моего вмешательства остались бы калеками.
Ну, поругают. Может, тоже подстригут в качестве моральной компенсации. Это мелочи. Не удивлюсь, если местные мужчины станут от меня шарахаться — кому охота связываться с припадочной истеричкой. Тоже предсказуемо, ожидаемо, и на эту жертву я готова.
Ещё, может, начнут обходить по большой дуге и не здороваться. Микар вот, если совсем расстроится, может выгнать. Обидно, но тоже не смертельно.
Лучшее решение любой проблемы — радикальное. Да, в первый момент больно и неприятно, но потом приходит понимание, что иначе было нельзя. Да, Чингара жалко — всё-таки объективно хороший мужик, незлой. Но ему нужна типичная местная женщина, готовая послушно прогибаться, преданно ждать и быть объектом охраны. Я не хочу становиться такой, а вождь этого, увы, никогда не поймёт.
Насколько всё было бы проще, не привлеки я его внимания...
Нет, всё верно. Я приняла правильное решение, воплотила его в жизнь, а теперь нужно привыкнуть и перетерпеть последствия. Для начала успокоить хаос в душе, потом — стойко и по возможности равнодушно принять всё, что найдут нужным предъявить мне инчиры. И жить дальше. И больше не связываться с местными мужчинами.
Ноги в итоге вынесли меня на верхушку холма, к башне. Инчиры обходили башню стороной, столь тонкое и высокое сооружение казалось им неустойчивым. Лестница-то обвалилась, а ну как с минуты на минуту рухнет всё остальное? Поэтому рядом с ней не селились, да и не лазил сюда никто, что сейчас особенно радовало.
Место это я облюбовала, когда осматривала ближайшие окрестности, только воспользоваться им толком не успела — как-то не до того было. Я бы, конечно, предпочла забраться на вершину башни и подумать о смысле жизни там, но раз возможности нет — подходила и ветка старого кряжистого дерева, растущего неподалёку. Толстая, гладкая, она склонялась почти к самой земле и плавно изгибалась, образуя естественное «кресло».
Закат здесь, на Краю Мира, мне не нравился. Как всегда в горах, заката толком не было, просто на город ложилась тень одной из вершин, и ночь в долине наступала сразу же, без прелюдий.
И вот ты сидишь в темноте, а огромная статуя подсвечена золотом, и облака в вышине всех оттенков розового. Неприятное ощущение, словно здесь и там — два разных мира, и в тот отсюда ходу нет. Зато отличный антураж для моего нынешнего настроения.
Впрочем, долго жалеть себя я никогда не умела, поэтому мысли о Чингаре и моём будущем среди инчиров быстро сменились привычными рассуждениями о тайюн и создателях этого города. Я сожалела, что вождь притащил живую тварь именно сейчас: очень хотелось её изучить, но я сомневалась, что получится это сделать после всего сказанного и сделанного. Выйдет же, что я всё-таки приняла его подарок...
Зелёна мать, какой же бред! До чего нелепое место, время и разумные существа вокруг. Мне притащили отличный лабораторный материал, а я гадаю, прилично ли будет принять его после ссоры с бывшим любовником. Видел бы это безобразие старик Войдель! Даже не знаю, кому сильнее влетело бы — мне или всем остальным. Он терпеть не мог, когда науку и магию смешивали с личными отношениями. И мне раньше удавалось этого избегать...
Но вдоволь побыть наедине с собственными мыслями не удалось. Прошло не больше получаса, когда я уловила осторожные лёгкие шаги. Дёргаться не стала: явно не Чингар или кто-то ещё из воинов, они ходят совершенно бесшумно, а остальных как-нибудь переживу.
Через несколько секунд из-за башни появилась невысокая фигура, в которой я без труда опознала Кирин — миниатюрную инчиру было сложно спутать с остальными сородичами. Меня на дереве она не то учуяла, не то просто сразу заметила и нерешительно приблизилась.
— Стевай?
— А ты кого искала? — хмуро откликнулась я.
— Прости. Тебя, конечно. Просто... я не очень помешаю?
— Нет, не помешаешь, — со вздохом разрешила я и села на той ветке, на которой до сих пор лежала и пялилась в небо. — Как там обстановка? Меня уже изгнали из племени и назначили награду за голову или, наоборот, всем плевать? Ты тут по собственной инициативе или принесла приговор?
— Нет, что ты! — она негодующе всплеснула руками, неловко устраиваясь рядом со мной. — Я просто хотела поговорить.
— Ну, давай поговорим.
Несколько секунд мы посидели молча, слушая далёкий шелест прибоя и вечернюю птичью перекличку.
— Стай, ты... очень жестоко поступила с Чингаром, — наконец собралась с мыслями Кирин.
— Да, я знаю, — ответила меланхолично. — Наверное, даже несоизмеримо жестоко.
— Но зачем?! — изумилась она, с трудом переварив неожиданный ответ.
— Потому что иначе он не понимал. Надеюсь, дойдёт хоть теперь.
— Но зачем?! — повторила женщина. — Что он такого ужасного сделал, что ты так разозлилась?!
— Он посмел лишить меня выбора. Попытался, — я пожала плечами. Помолчала. — Когда я была совсем ещё молодой девушкой, на меня попытались надавить и выдать замуж. Семье было выгодно породниться с другой семьёй. Я пришла жаловаться Войделю, и он тогда сказал мне одну очень умную вещь: либо ты сам определяешь свою судьбу, либо её определяют другие. Либо ты ждёшь кого-то мудрого и сильного, принимаешь его решения и не жалуешься, если они тебя не устраивают, либо сам становишься тем мудрым и сильным. Вот я предпочитаю второй вариант. С мудростью, правда, не всегда выходит, но я, по крайней мере, всегда расплачиваюсь только за свои ошибки. Так спокойней.
— И что стало с тем мужчиной, который хотел тебя забрать? — полюбопытствовала Кирин.
— Я убила его в поединке. К счастью, он был плохим воином.
— Неужели тебе и Чингар настолько не нравится? И ты бы его тоже убила? — ахнула она. — Но почему?!
— Надеюсь, до этого всё-таки не дойдёт, ваш вождь — неплохой мужик, — я пожала плечами.
— Я совсем тебя не понимаю, — вздохнула через несколько секунд женщина. — Тебе нравится Чингар, — она повела левой рукой, открывая ладонь, — но ты намеренно оскорбляешь его и отталкиваешь, потому что ему ты тоже очень нравишься, — отразила жест правой ладонью. — Как так-то?!
— Да не в симпатиях дело, — поморщилась я. — Просто ничего хорошего у нас не выйдет, только и всего, и лучше прекратить это сразу. Пока и впрямь до кровопролития не дошло.
— Не понимаю. Почему не выйдет ничего хорошего, если вы друг другу нравитесь?!
— Потому что характеры такие, — пояснила я. — Мы не сможем договориться, мы будем ломать друг друга, пока кто-нибудь не подчинится. Я хоть пытаюсь договориться, а он не стремится меня услышать. А поскольку упрямства хватает у обоих, то скорее кто-то кого-то убьёт. Скорее всего, я Чингара.
— Сложности какие, — страдальчески вздохнула Кирин. — Не понимаю, ну зачем тебе это? Оружие женщины — ласка и слабость!
— Значит, я неправильная женщина. Слушай, ну дался тебе этот Чингар, что ты за него так переживаешь? Он тебе родственник, что ли?
— Я... Ну... — замялась она, а потом всё-таки набралась решимости и созналась: — Я давно уже, он ещё тогда не был вождём, предпочла ему Рангара, мы очень любим друг друга. И... я не думала, что Чингара это так обидит, а он очень расстроился. И я немного виновата перед ним, и мне хочется, чтобы он тоже был счастлив...
— Ага. То есть сама ради него жертвовать не захотела, но совесть мучает, и если пожертвует кто-то ещё — это будет очень удачный вариант.
— Что? Нет! Я... Нет! Ты же сама говоришь, что вы друг другу нравитесь, вот я...
— Да ладно, не оправдывайся. — Я глубоко, прерывисто вздохнула. — Прости, у меня отвратительное настроение, поэтому говорю гадости ради гадостей. Ты не виновата, он не виноват, я не виновата, никто не виноват. Просто жизнь — большая куча помёта Бездны, а вашему вождю, на беду, нравятся миниатюрные женщины, которых у вас тут при всём старании не найдёшь. Ладно, покройся оно всё льдом, надоело! Не хочу больше про вождя разговаривать. Лучше придумай, как мне забрать этого несчастного тайюн, если его там не прикончили в суматохе? Мне просто очень нужна живая тварь для изучения, но чтобы это не выглядело так, будто я мужика то привечаю, то пинаю.
— А попроси Микара, пусть он заберёт! — подумав, предложила она. — Он, конечно, твой отец, но в первую очередь — старейшина. А ненужные и всякие спорные трофеи обычно именно им отдают. Вряд ли тайюн понадобится кому-то ещё...
— Спасибо, так и сделаю, — кивнула я. — Ну что, пойдём? А то скоро совсем уже стемнеет.
— А ты совсем-совсем не хочешь попробовать помириться с Чингаром? — через несколько шагов робко начала Кирин.
— Нет. Хватит с меня мужиков, одни проблемы от них, особенно — таких. И я говорила уже, давай о другом. Легенду мне, что ли, какую-нибудь интересную вспомни, пока идём, а то снова на вождя скатимся...
— Ой, я же обещала про появление инчиров рассказать! — вспомнила она.
История оказалась довольно длинной и героической. Вкратце она сводилась к тому, что молодой охотник-дух столкнулся с неким неописуемо (в прямом смысле, там ни слова о внешности и сути напасти не было) жутким чудовищем, и то его покалечило. А ещё раньше оно же убило всех чешуекотов, то есть марей, и последний из тех, желая отомстить, помог молодому воину, отдав ему собственный дух. Вместе они победили, и остальные духи, в дань уважения к смелому зверю и в знак благодарности за спасение одного из них, воскресили марей, но тоже в виде духов. И вот от того охотника род местных дикарей якобы и пошёл.
Я толком не поняла, почему от слияния двух духов получился вполне вещественный инчир, но задавать этот вопрос Кирин не стала — с неё-то какой спрос! Тем более всё это прекрасно укладывалось в сложившуюся теорию: тварями, погубившими древнюю цивилизацию, были именно тайюн, а инчирами стали некоторые из древних, изменивших себя с помощью чар. Правда, по-прежнему было неясно, почему местные совершенно разучились управлять энергиями напрямую и почему так размножились духи-заклинания, но тут мне легенды не помощники.
Общее объяснение, как всё это получилось, я видела только одно: война. Большая и очень страшная война, хотя мне трудно было представить, что — и с кем — могли настолько не поделить древние, если прибегли в итоге к столь страшному и неуправляемому оружию. Не могли же они настолько не осознавать последствий своих действий?!
Зелёна мать! У меня под боком целая библиотека, а я... эх! А мне завтра опять весь день ковыряться в чужих внутренностях, и речь сейчас совсем не об изучении странной твари. Но ничего не поделаешь, надо как-то отрабатывать содержание. Не будут же инчиры кормить меня просто так, в счёт возможных будущих побед.
Микар на меня обиделся.
Он не дулся демонстративно, по-детски, не играл в молчанку, даже помог с получением туши тайюн в моё полное распоряжение, но изменившееся отношение ощущалось.
Я, конечно, предполагала что-то подобное и была морально готова, но в реальности это оказалась несколько труднее. Первое время было грустно и горько, я даже порывалась заговорить с ним первой, объясниться, но от этой идеи я быстро отказалась. Как и следовало ожидать, обиделся за вождя не только старейшина, что мне теперь, перед каждым оправдываться? Можно подумать, мне больше нечем заняться!
Отдать инчирам должное, их похолодевшее отношение не сказывалось на делах, так что жизнь продолжалась. Да и похолодело оно не столь уж сильно. Ну мужчины поглядывали неприязненно, с укоризной, ну женщины косились с озадаченным неодобрением, шушукались за спиной. Так ведь не все.
Например, добродушная Кирин продолжила болтать со мной обо всём на свете, да и коллеги, по счастью, не придали происшествию значения. Только Майан в ответ на моё удивление высказалась, что чужие личные дела — это чужие личные дела, и ей плевать, хоть бы я даже этого вождя покалечила. Главное, чтобы сама потом вылечила, а не добавляла ей проблем. Вот не зря она мне сразу понравилась!
Дружелюбно меня встретил и местный кузнец, тот самый огромный детина, который возвращал мне меч. Клинком он был полностью очарован и всё пытался разузнать подробности процесса изготовления, да только пришлось разочаровать: в технологии ковки я понимала чуть меньше, чем ничего. Но мужчина быстро утешился, когда выслушал мой заказ.
Кузнец оказался увлекающимся типом, который искренне любил своё дело и необычные задачи, а мой инструмент был более чем необычным. Кроме того, к моему приятному удивлению, этот жизнерадостный здоровяк был грамотным, да ещё пользовался в работе весьма толковыми рисунками и схемами, так что общий язык мы нашли очень быстро. Заодно я разжилась у кузнеца серо-зелёной, отвратительного качества бумагой, заменявшей перо тонкой, хитро заточенной палочкой и мерзкими комковатыми чернилами. Письменные принадлежности злили своим убожеством и неудобством, но ничего лучше не предвиделось, увы. Я бы, конечно, изобрела нормальную ручку — если бы представляла, как устроена эта «палочка с магией и чернилами».
Пришлось приспосабливаться. Буквы, правда, выходили квадратные и страшненькие, как у едва начавших постигать грамоту детей, но узнаваемые. Ну и скорость письма оставляла желать лучшего, но к этому я отнеслась философски. Подумаешь, каждая запись для меня теперь — почти ритуал! Зато выходило очень точно и по существу, не то что мои обыкновенные рабочие заметки. И, несмотря на неудобства, работа двигалась.
Все те немногие свободные минуты, что выдавались в течение дня, я теперь проводила в каморке с тайюн, там же коротала и вечера.
— Правильно. Начнём с воспитательных мер.
— Заставить стоять на коленях? — насмешливо уточнил Чингар, провожая меня взглядом. Жарким таким, многообещающим.
— Это сугубо функциональная мера, — возразила ему, заходя за спину.
Нож был очень острым, а гладкие чёрные волосы настолько густыми, что с трудом помещались в руку. На мгновение даже стало жалко такую красоту, но — лишь на мгновение. Набрала сколько получилось, от души полоснула, чудом не повредив кожу. Так же твёрдо закончила круг, обойдя мужчину и, остановившись перед ним, разжала руку, позволяя тяжёлому плотному шёлку соскользнуть с ладони под ноги хозяину.
В глазах Чингара вновь плескалась злость, но я встретила её спокойно.
— Оскорбление за оскорбление. Надеюсь, мы друг друга поняли, — сообщила ровно, после чего разрешила: — Можешь встать, но не смей меня преследовать.
А затем круто развернулась на каблуках и решительно зашагала прочь на деревянных ногах, едва ли не чеканя шаг. Шла не разбирая дороги — туда, куда вынесет. На душе было так тошно, так тоскливо и противно, что хоть вой.
Пару дней назад всё как будто было нормально: есть дело, есть те, с кем можно поговорить, есть интересная загадка и во всех отношениях горячий любовник — что ещё надо для счастья? А теперь...
Нет, я не сожалела о собственной выходке и не хотела вернуть всё назад. И страх расплаты меня не мучил — в конце концов, ничего страшнее смерти мне не грозит, а её я не боюсь. Вряд ли меня выгонят из племени, я для этого слишком полезна, да и проступок мой не настолько страшный. Надеюсь. Подумаешь, вождя публично опозорила! Не верится, что это способно перевесить десяток спасённых жизней или даже два десятка — если считать тех инчиров, которые без моего вмешательства остались бы калеками.
Ну, поругают. Может, тоже подстригут в качестве моральной компенсации. Это мелочи. Не удивлюсь, если местные мужчины станут от меня шарахаться — кому охота связываться с припадочной истеричкой. Тоже предсказуемо, ожидаемо, и на эту жертву я готова.
Ещё, может, начнут обходить по большой дуге и не здороваться. Микар вот, если совсем расстроится, может выгнать. Обидно, но тоже не смертельно.
Лучшее решение любой проблемы — радикальное. Да, в первый момент больно и неприятно, но потом приходит понимание, что иначе было нельзя. Да, Чингара жалко — всё-таки объективно хороший мужик, незлой. Но ему нужна типичная местная женщина, готовая послушно прогибаться, преданно ждать и быть объектом охраны. Я не хочу становиться такой, а вождь этого, увы, никогда не поймёт.
Насколько всё было бы проще, не привлеки я его внимания...
Нет, всё верно. Я приняла правильное решение, воплотила его в жизнь, а теперь нужно привыкнуть и перетерпеть последствия. Для начала успокоить хаос в душе, потом — стойко и по возможности равнодушно принять всё, что найдут нужным предъявить мне инчиры. И жить дальше. И больше не связываться с местными мужчинами.
Ноги в итоге вынесли меня на верхушку холма, к башне. Инчиры обходили башню стороной, столь тонкое и высокое сооружение казалось им неустойчивым. Лестница-то обвалилась, а ну как с минуты на минуту рухнет всё остальное? Поэтому рядом с ней не селились, да и не лазил сюда никто, что сейчас особенно радовало.
Место это я облюбовала, когда осматривала ближайшие окрестности, только воспользоваться им толком не успела — как-то не до того было. Я бы, конечно, предпочла забраться на вершину башни и подумать о смысле жизни там, но раз возможности нет — подходила и ветка старого кряжистого дерева, растущего неподалёку. Толстая, гладкая, она склонялась почти к самой земле и плавно изгибалась, образуя естественное «кресло».
Закат здесь, на Краю Мира, мне не нравился. Как всегда в горах, заката толком не было, просто на город ложилась тень одной из вершин, и ночь в долине наступала сразу же, без прелюдий.
И вот ты сидишь в темноте, а огромная статуя подсвечена золотом, и облака в вышине всех оттенков розового. Неприятное ощущение, словно здесь и там — два разных мира, и в тот отсюда ходу нет. Зато отличный антураж для моего нынешнего настроения.
Впрочем, долго жалеть себя я никогда не умела, поэтому мысли о Чингаре и моём будущем среди инчиров быстро сменились привычными рассуждениями о тайюн и создателях этого города. Я сожалела, что вождь притащил живую тварь именно сейчас: очень хотелось её изучить, но я сомневалась, что получится это сделать после всего сказанного и сделанного. Выйдет же, что я всё-таки приняла его подарок...
Зелёна мать, какой же бред! До чего нелепое место, время и разумные существа вокруг. Мне притащили отличный лабораторный материал, а я гадаю, прилично ли будет принять его после ссоры с бывшим любовником. Видел бы это безобразие старик Войдель! Даже не знаю, кому сильнее влетело бы — мне или всем остальным. Он терпеть не мог, когда науку и магию смешивали с личными отношениями. И мне раньше удавалось этого избегать...
Но вдоволь побыть наедине с собственными мыслями не удалось. Прошло не больше получаса, когда я уловила осторожные лёгкие шаги. Дёргаться не стала: явно не Чингар или кто-то ещё из воинов, они ходят совершенно бесшумно, а остальных как-нибудь переживу.
Через несколько секунд из-за башни появилась невысокая фигура, в которой я без труда опознала Кирин — миниатюрную инчиру было сложно спутать с остальными сородичами. Меня на дереве она не то учуяла, не то просто сразу заметила и нерешительно приблизилась.
— Стевай?
— А ты кого искала? — хмуро откликнулась я.
— Прости. Тебя, конечно. Просто... я не очень помешаю?
— Нет, не помешаешь, — со вздохом разрешила я и села на той ветке, на которой до сих пор лежала и пялилась в небо. — Как там обстановка? Меня уже изгнали из племени и назначили награду за голову или, наоборот, всем плевать? Ты тут по собственной инициативе или принесла приговор?
— Нет, что ты! — она негодующе всплеснула руками, неловко устраиваясь рядом со мной. — Я просто хотела поговорить.
— Ну, давай поговорим.
Несколько секунд мы посидели молча, слушая далёкий шелест прибоя и вечернюю птичью перекличку.
— Стай, ты... очень жестоко поступила с Чингаром, — наконец собралась с мыслями Кирин.
— Да, я знаю, — ответила меланхолично. — Наверное, даже несоизмеримо жестоко.
— Но зачем?! — изумилась она, с трудом переварив неожиданный ответ.
— Потому что иначе он не понимал. Надеюсь, дойдёт хоть теперь.
— Но зачем?! — повторила женщина. — Что он такого ужасного сделал, что ты так разозлилась?!
— Он посмел лишить меня выбора. Попытался, — я пожала плечами. Помолчала. — Когда я была совсем ещё молодой девушкой, на меня попытались надавить и выдать замуж. Семье было выгодно породниться с другой семьёй. Я пришла жаловаться Войделю, и он тогда сказал мне одну очень умную вещь: либо ты сам определяешь свою судьбу, либо её определяют другие. Либо ты ждёшь кого-то мудрого и сильного, принимаешь его решения и не жалуешься, если они тебя не устраивают, либо сам становишься тем мудрым и сильным. Вот я предпочитаю второй вариант. С мудростью, правда, не всегда выходит, но я, по крайней мере, всегда расплачиваюсь только за свои ошибки. Так спокойней.
— И что стало с тем мужчиной, который хотел тебя забрать? — полюбопытствовала Кирин.
— Я убила его в поединке. К счастью, он был плохим воином.
— Неужели тебе и Чингар настолько не нравится? И ты бы его тоже убила? — ахнула она. — Но почему?!
— Надеюсь, до этого всё-таки не дойдёт, ваш вождь — неплохой мужик, — я пожала плечами.
— Я совсем тебя не понимаю, — вздохнула через несколько секунд женщина. — Тебе нравится Чингар, — она повела левой рукой, открывая ладонь, — но ты намеренно оскорбляешь его и отталкиваешь, потому что ему ты тоже очень нравишься, — отразила жест правой ладонью. — Как так-то?!
— Да не в симпатиях дело, — поморщилась я. — Просто ничего хорошего у нас не выйдет, только и всего, и лучше прекратить это сразу. Пока и впрямь до кровопролития не дошло.
— Не понимаю. Почему не выйдет ничего хорошего, если вы друг другу нравитесь?!
— Потому что характеры такие, — пояснила я. — Мы не сможем договориться, мы будем ломать друг друга, пока кто-нибудь не подчинится. Я хоть пытаюсь договориться, а он не стремится меня услышать. А поскольку упрямства хватает у обоих, то скорее кто-то кого-то убьёт. Скорее всего, я Чингара.
— Сложности какие, — страдальчески вздохнула Кирин. — Не понимаю, ну зачем тебе это? Оружие женщины — ласка и слабость!
— Значит, я неправильная женщина. Слушай, ну дался тебе этот Чингар, что ты за него так переживаешь? Он тебе родственник, что ли?
— Я... Ну... — замялась она, а потом всё-таки набралась решимости и созналась: — Я давно уже, он ещё тогда не был вождём, предпочла ему Рангара, мы очень любим друг друга. И... я не думала, что Чингара это так обидит, а он очень расстроился. И я немного виновата перед ним, и мне хочется, чтобы он тоже был счастлив...
— Ага. То есть сама ради него жертвовать не захотела, но совесть мучает, и если пожертвует кто-то ещё — это будет очень удачный вариант.
— Что? Нет! Я... Нет! Ты же сама говоришь, что вы друг другу нравитесь, вот я...
— Да ладно, не оправдывайся. — Я глубоко, прерывисто вздохнула. — Прости, у меня отвратительное настроение, поэтому говорю гадости ради гадостей. Ты не виновата, он не виноват, я не виновата, никто не виноват. Просто жизнь — большая куча помёта Бездны, а вашему вождю, на беду, нравятся миниатюрные женщины, которых у вас тут при всём старании не найдёшь. Ладно, покройся оно всё льдом, надоело! Не хочу больше про вождя разговаривать. Лучше придумай, как мне забрать этого несчастного тайюн, если его там не прикончили в суматохе? Мне просто очень нужна живая тварь для изучения, но чтобы это не выглядело так, будто я мужика то привечаю, то пинаю.
— А попроси Микара, пусть он заберёт! — подумав, предложила она. — Он, конечно, твой отец, но в первую очередь — старейшина. А ненужные и всякие спорные трофеи обычно именно им отдают. Вряд ли тайюн понадобится кому-то ещё...
— Спасибо, так и сделаю, — кивнула я. — Ну что, пойдём? А то скоро совсем уже стемнеет.
— А ты совсем-совсем не хочешь попробовать помириться с Чингаром? — через несколько шагов робко начала Кирин.
— Нет. Хватит с меня мужиков, одни проблемы от них, особенно — таких. И я говорила уже, давай о другом. Легенду мне, что ли, какую-нибудь интересную вспомни, пока идём, а то снова на вождя скатимся...
— Ой, я же обещала про появление инчиров рассказать! — вспомнила она.
История оказалась довольно длинной и героической. Вкратце она сводилась к тому, что молодой охотник-дух столкнулся с неким неописуемо (в прямом смысле, там ни слова о внешности и сути напасти не было) жутким чудовищем, и то его покалечило. А ещё раньше оно же убило всех чешуекотов, то есть марей, и последний из тех, желая отомстить, помог молодому воину, отдав ему собственный дух. Вместе они победили, и остальные духи, в дань уважения к смелому зверю и в знак благодарности за спасение одного из них, воскресили марей, но тоже в виде духов. И вот от того охотника род местных дикарей якобы и пошёл.
Я толком не поняла, почему от слияния двух духов получился вполне вещественный инчир, но задавать этот вопрос Кирин не стала — с неё-то какой спрос! Тем более всё это прекрасно укладывалось в сложившуюся теорию: тварями, погубившими древнюю цивилизацию, были именно тайюн, а инчирами стали некоторые из древних, изменивших себя с помощью чар. Правда, по-прежнему было неясно, почему местные совершенно разучились управлять энергиями напрямую и почему так размножились духи-заклинания, но тут мне легенды не помощники.
Общее объяснение, как всё это получилось, я видела только одно: война. Большая и очень страшная война, хотя мне трудно было представить, что — и с кем — могли настолько не поделить древние, если прибегли в итоге к столь страшному и неуправляемому оружию. Не могли же они настолько не осознавать последствий своих действий?!
Зелёна мать! У меня под боком целая библиотека, а я... эх! А мне завтра опять весь день ковыряться в чужих внутренностях, и речь сейчас совсем не об изучении странной твари. Но ничего не поделаешь, надо как-то отрабатывать содержание. Не будут же инчиры кормить меня просто так, в счёт возможных будущих побед.
***
Микар на меня обиделся.
Он не дулся демонстративно, по-детски, не играл в молчанку, даже помог с получением туши тайюн в моё полное распоряжение, но изменившееся отношение ощущалось.
Я, конечно, предполагала что-то подобное и была морально готова, но в реальности это оказалась несколько труднее. Первое время было грустно и горько, я даже порывалась заговорить с ним первой, объясниться, но от этой идеи я быстро отказалась. Как и следовало ожидать, обиделся за вождя не только старейшина, что мне теперь, перед каждым оправдываться? Можно подумать, мне больше нечем заняться!
Отдать инчирам должное, их похолодевшее отношение не сказывалось на делах, так что жизнь продолжалась. Да и похолодело оно не столь уж сильно. Ну мужчины поглядывали неприязненно, с укоризной, ну женщины косились с озадаченным неодобрением, шушукались за спиной. Так ведь не все.
Например, добродушная Кирин продолжила болтать со мной обо всём на свете, да и коллеги, по счастью, не придали происшествию значения. Только Майан в ответ на моё удивление высказалась, что чужие личные дела — это чужие личные дела, и ей плевать, хоть бы я даже этого вождя покалечила. Главное, чтобы сама потом вылечила, а не добавляла ей проблем. Вот не зря она мне сразу понравилась!
Дружелюбно меня встретил и местный кузнец, тот самый огромный детина, который возвращал мне меч. Клинком он был полностью очарован и всё пытался разузнать подробности процесса изготовления, да только пришлось разочаровать: в технологии ковки я понимала чуть меньше, чем ничего. Но мужчина быстро утешился, когда выслушал мой заказ.
Кузнец оказался увлекающимся типом, который искренне любил своё дело и необычные задачи, а мой инструмент был более чем необычным. Кроме того, к моему приятному удивлению, этот жизнерадостный здоровяк был грамотным, да ещё пользовался в работе весьма толковыми рисунками и схемами, так что общий язык мы нашли очень быстро. Заодно я разжилась у кузнеца серо-зелёной, отвратительного качества бумагой, заменявшей перо тонкой, хитро заточенной палочкой и мерзкими комковатыми чернилами. Письменные принадлежности злили своим убожеством и неудобством, но ничего лучше не предвиделось, увы. Я бы, конечно, изобрела нормальную ручку — если бы представляла, как устроена эта «палочка с магией и чернилами».
Пришлось приспосабливаться. Буквы, правда, выходили квадратные и страшненькие, как у едва начавших постигать грамоту детей, но узнаваемые. Ну и скорость письма оставляла желать лучшего, но к этому я отнеслась философски. Подумаешь, каждая запись для меня теперь — почти ритуал! Зато выходило очень точно и по существу, не то что мои обыкновенные рабочие заметки. И, несмотря на неудобства, работа двигалась.
Все те немногие свободные минуты, что выдавались в течение дня, я теперь проводила в каморке с тайюн, там же коротала и вечера.
