— Ну, знаешь ли, на мне много чужих запахов, — фыркнула я насмешливо. — Сегодня было двое сложных и пятеро простых, тебя который из них интересует?
— Тот, кто проявил к тебе интерес как к женщине, — хмуро ответил вождь.
Я открыла рот, чтобы возразить — мол, не было такого, — но тут же закрыла. А почему я, собственно, должна оправдываться и что-то объяснять?
— Какое тебе-то дело? Вроде в вечной верности я поклясться не успела, ничего тебе не обещала. Напротив, кажется, вполне ясно донесла собственное видение ситуации. Если я захочу приятно провести время с кем-то ещё, имею полное право, я свободная женщина. И тебя я не насилую, не нравится — так и скажи.
— Этого не будет, шайса, — сквозь зубы процедил Чингар. — Никаких других мужчин.
— Знаешь, я бы поспорила, но не хочется тратить время на ерунду, — прошипела в ответ.
Ну вот опять. От расслабленного благодушия не осталось и следа, несколько фраз — и я отчаянно желаю сделать с этим инчиром что-то нехорошее. Причинить боль, заставить поперхнуться его самоуверенностью и замашками тирана, публично поклясться никогда больше не сметь со мной спорить... Приходилось делать над собой усилие, чтобы не потянуться к связи подчинения.
— Ты — моя. Никаких других мужчин, — упрямо повторил он. — И лучше тебе поскорее принять эту мысль.
— С дороги! — рявкнула я, магией заставляя инчира подчиниться. Понимала: если не уйду прямо сейчас, точно или убью, или покалечу, и вот такой приказ был меньшим из всех зол. — И не смей меня преследовать!
Вождь попытался сопротивляться приказу, но, конечно, ничего у него не вышло. Я молча прошла мимо, и всю дорогу до дома, а она была длинной, спиной ощущала жгущий взгляд. Меня буквально трясло от злости и хотелось прямо сейчас, не откладывая, назло Чингару переспать с кем-нибудь ещё. С кем угодно. Вот хотя бы с Шадиром; ну да, не тянет меня к нему, зато он заинтересовался мной как женщиной. А там всё дело техники и рефлексов.
Бездна сожри этого вождя! Опять он со своими тиранскими замашками и попытками всё контролировать! Молчал бы — мне и в голову не пришло менять его на кого-то другого, и жили бы спокойно к всеобщему удовольствию, а так... Он что, всерьёз думает, что я позволю собой командовать? Какому-то постороннему мужику, с которым пару раз переспала?! Да если он слов не понимает, я же действием докажу! И плевать, что так хорошо, как с Чингаром, не будет, это уже дело принципа!
Впрочем, сходить с ума и ломиться в госпиталь среди ночи я, конечно, не стала. Злость изначально не настолько сильно замутила разум, а по дороге я ещё и поостыла. Какой смысл нервничать? Проблема понятна, решение — известно, осталось только дождаться удобного случая. Конечно, не исключено, что с таким поведением на меня начнут презрительно фыркать, может, даже какое-нибудь ещё обидное прозвище придумают, но — плевать. Так даже лучше, уже точно никто не попытается заявить свои права, брезгливость не позволит. А я лучше останусь вообще без личной жизни, чем позволю кому-то считать меня собственностью.
Ждать случая пришлось долго: пара следующих дней выдалась напряжённой, в лучших традициях военных дней. Мне даже пришлось бежать к линии столкновения, чтобы оказать помощь одному из воинов, которому перебило позвоночник. Хорошо, инчиры догадались никуда не тащить бедолагу, а послать гонца за мной. Ну и за Микаром сразу — если не повезёт.
Повезло. Промучилась я с раненым долго, сил влила — уйму, но результат того стоил. Выздоравливать мужчине предстояло долго, это всё-таки не повреждение мышц, но зато он должен был излечиться полностью. Мне даже в первый момент не поверили, когда я об этом сообщила.
В итоге время разобраться с личной жизнью у меня появилось только на третий день к вечеру, как раз когда Шадир упросил целителей отпустить его домой под честное слово не рваться в ближайшие несколько дней на передовую.
— Уходишь? — полюбопытствовала я. — Пойдём, мне тоже пора. Заодно домой меня проводишь.
Шадир смерил меня странным — не то задумчивым, не то печальным, — взглядом, но всё же кивнул. Провожаться было недалеко, буквально пара домов, но чем не повод оказаться наедине?
Остановились у порога. Сбегать Шадир не спешил, но и в гости не просился, а я всё никак не могла определиться, надо мне от него что-нибудь или стоит поискать другого. Достаточно ли я зла на Чингара?
Впрочем, стоило вспомнить его тяжёлый взгляд и командный тон, и принять решение оказалось легко.
— Как рука? — поинтересовалась я, погладив кончиками пальцев рубец на плече Шадира. Тонкий, светлый, он был бы почти не заметен, если бы не нарушал собой идеальную симметрию татуировки. Придётся воину идти к старейшине, который этими закорючками ведает, и исправлять картинку — насколько я успела выяснить, обычная практика.
Мужчина опустил взгляд на мою руку, потом накрыл своей ладонью, прижал, глубоко и рвано вздохнул, на мгновение прикрыв глаза.
— Хорошо. Не болит, слушается. Тебя нам духи послали, не иначе.
— Зайдёшь в гости? — предложила я, второй ладонью оглаживая бок мужчины, с удовольствием прослеживая прикосновением чёткий рельеф мышц.
— Сталь, это не лучшая идея, — неуверенно пробормотал он.
— А так? — усмехнулась я. Ухватила воина за височную косицу, потянула, заставляя нагнуться: всё же их рост доставляет массу неудобств.
Шадир подчинился. В первый момент, когда я его поцеловала, стоял истуканом, как будто боялся пошевелиться, но потом словно очнулся. Обхватил одной рукой за талию, вторую запустил мне в волосы. Тихо рыкнул — или застонал, когда я прижалась крепче и выразительно потёрлась о его бёдра. И я окончательно отбросила сомнения, убедившись, что прикосновения этого мужчины мне всё же приятны и тело на них отзывается.
А потом он вдруг прервал поцелуй, чуть отстранил меня, крепко удерживая обеими руками за талию, и проговорил — хрипло, вполголоса:
— Сталь, так нельзя.
— Почему? — не удержалась я от недовольной гримасы. Говорить не хотелось, поэтому я быстро нашла себе занятие поинтереснее: медленно, смакуя, провела языком вдоль линии узора на широкой груди, до плоского тёмного соска.
— Сталь! — простонал Шадир, схватил за плечи — и отодвинул ещё.
— Зелёна мать! — не сдержалась я. — Ну какого?! Что, сначала в шатёр и без вариантов? Оледенеть можно с вашими обычаями!
— Не в этом дело, — тяжело вздохнул он. — Это неправильно. Ты замечательная, очень трудно отказаться от твоих прикосновений и поцелуев...
— Но? — мрачно уточнила я.
— Но ты женщина вождя. Я уважаю Чингара, он мой друг. И это неправильно.
— Я — кто? — процедила тихо, гневно прижав уши.
— Ты удивительная женщина, ты ни на кого не похожа и...
— Ты сказал, что я женщина вождя, — оборвала я поток слов. — С чего ты это взял?
— Это сложно объяснить, — чуть смутился Шадир.
— Да уж постарайся! — рыкнула я, чувствуя в себе не просто готовность, но и желание убивать, и отчаянно борясь с этим стремлением. Войдель бы не оценил такой срыв.
Не оценил, я сказала! Поэтому — цыц! Держи себя в руках, Сталь. Кровавую пелену сморгнуть, следить за дыханием.
— Если мужчина желает забрать какую-то женщину, это... видно другим мужчинам. Появляется отпечаток его сущности, духа. Метка.
— А согласие женщины не обязательно?
— Метка ни к чему не обязывает, — поспешил заверить Шадир. — Если несколько мужчин добиваются одной женщины, меток может быть несколько, и выбирает именно она.
— Что, побеждает сильнейший? — уточнила угрюмо.
— Нет, нет, это не решается в бою, если только женщина того не пожелает, — он тряхнул головой.
— Тогда почему я — уже женщина вождя, если я его не выбирала?
— Ну... ты... — инчир замялся, но явно сообразил, что увильнуть не получится, поэтому вздохнул и продолжил, отводя глаза: — Я не хочу ссориться с Чингаром.
— Ясно, — кивнула я. — И остальные, надо думать, будут придерживаться того же мнения?
Удалось добиться нужного состояния отстранённости и концентрации, так что голос прозвучал ровно-ровно. Холодная, взвешенная злость — редкое для меня состояние. Чингара можно поздравить: не припомню, чтобы кто-то доводил меня до такого в обычной, нормальной жизни. Всё больше в бою, в экстренной ситуации, когда пути назад нет и нужно действовать быстро и чётко.
— Скорее всего.
— И уж не в момент ли укуса такая метка ставится? — уточнила я, вспомнив наш с вождём первый раз.
— Что? — явно растерялся Шадир. — Какого укуса? Нет, зачем! Для этого даже прикасаться не обязательно.
— Ясно. Спасибо. Теперь можешь проваливать в Бездну.
— Сталь, я...
— Я неясно выразилась? — спросила холодно.
Шадир открыл рот возразить, но напоролся на мой взгляд и осёкся, после чего только медленно кивнул — и ушёл. А я осталась на пороге в глубокой задумчивости.
Вот, значит, как. Трусливые твари. С вождём они, значит, ссориться не хотят, ур-роды...
Ладно, желает Чингар войны и помериться принципами — получит. Эту «женщину вождя» я ему припомню, да так, чтобы на всю жизнь запомнил. Не верю, что всё получилось так случайно. Он прекрасно знал своих сородичей, знал их отношение к нему и умело этим воспользовался, лишив меня выбора. Раз на меня надавить не получилось — просто лишил вариантов. Он просто пока не догадывается, насколько сильно злят меня попытки загнать в угол. Ну ничего, я объясню.
Пока не знаю, как именно объясню, но что-нибудь придумаю. Убивать, конечно, не буду, не заслужил он этого, за упрямство не убивают — к счастью, потому что иначе я бы до своих лет не дожила. Но придумаю.
Правда, после этого мне однозначно придётся остаться без личной жизни, но да ладно, переживу как-нибудь. Не очень-то хотелось, и, видимо, не судьба. Пора признать, что это изначально была провальная идея, и принять местные правила игры. Любопытство удовлетворила? Удовлетворила. И на этом хватит.
Слишком далеко всё зашло. Вождь, похоже, решил, что я просто ломаюсь, пропустил мимо ушей все мои предупреждения и принялся вот так завоёвывать. Что ж, будет ему сюрприз. Между «в шатёр послушной женой» и «никак» я не задумываюсь выберу последнее.
— Стай, ты опять поругалась с Чингаром? — устало приветствовал меня Микар.
— Пока ещё нет, я его уже несколько дней не видела, — рассеянно отозвалась я. Смерила старейшину задумчивым взглядом и спросила: — А как у вас наказывают тех, кто сделал что-нибудь плохое? Бывает же такое. Ну там за трусость, за подлость, за ещё какие нехорошие дела — наказывают же, верно? Так чтобы не смертью, а именно позором.
— Ну... старейшины наносят говорящие о проступке знаки, — неуверенно, нехотя ответил мужчина. Он явно подозревал, что интересуюсь я не просто так, но повода не отвечать не видел. — Потом, если воин искупит свой проступок, можно исправить и узор.
— Что, и всё? А если женщина совершит что-то плохое?
— Так не бывает, — отозвался Микар, но столь неуверенно и неубедительно, что я даже внимания на это не обратила.
— А всё-таки?
— Ну... Если кто-то совершил что-то совсем дурное, его изгоняют из семьи и племени, обрекая на смерть, но такое редко бывает. На моей памяти — всего один раз, — ответил он. — Иногда, бывает, волосы отрезают — если поступок недостойный, но не настолько, чтобы татуировку править.
— Хм. А вот это интересно, — повеселела я. — У нас тоже так делают. Правда, одновременно с изгнанием из рода.
— Стевай, что ты задумала? — со вздохом спросил старейшина.
— Ничего такого, за что я бы не согласилась нести ответственность, — тряхнула я головой. — Пойду мыться, сегодня был трудный день.
Микар вновь тяжело вздохнул, но выяснять подробности не стал. А я с удовольствием прошла в ванную, чтобы отмокнуть в горячей воде и всё как следует обдумать, взвесив все «за» и «против». Стоит ли злость и обида такого шага? Заслужил ли Чингар своим поведением такую месть? Спорный вопрос. Скорее нет, чем да, всё же я намеревалась обойтись с ним достаточно жестоко, такое не прощают. Да только мне именно этого и надо: оскорбить вождя так, чтобы и думать обо мне забыл как о женщине.
Зачем? Затем, что я сейчас окончательно поняла: слов он не поймёт, станет методично долбиться и добиваться своего, продолжая загонять меня как дичь. Увы, всерьёз и твёрдо ему отказать — так, чтобы обмануть чутьё, — я не сумею. Да, Бездна меня сожри, мне слишком с ним хорошо!
Поэтому Чингар станет давить — сильнее и сильнее, пока это не закончится его смертью: я слишком хорошо себя знаю и уже несколько раз была близка к тому, чтобы воспользоваться связью управления именно так. Да, в горячке. Да, по дури, и через мгновение пожалею. Но приказ будет не отминить.
Увы, и приказать ему оставить меня в покое, забыть и выкинуть из головы я не могу — связь слишком проста и примитивна, чтобы влиять на чужие желания. Подобная команда скорее прикончит его, чем принесёт пользу. Да я даже приказать держаться от меня подальше не могу! Слишком инчиров мало и слишком плотной группой они живут, чтобы избежать случайных встреч. Не могу же я выгнать его из поселения.
А отказаться от связи управления... Лучше не станет, просто пострадавшей стороной сделаюсь я. Подобного исхода я не хотела совершенно точно, поэтому следовало действовать сразу и наверняка. Конечно, окончательно лишусь личной жизни. Неприятно, но... невелика жертва, обойдусь. Буду компенсировать недостаток общения научными изысканиями.
Удачный момент для реализации задуманного подвернулся назавтра же. Мне даже не пришлось звать Чингара, сам явился. Зашёл в здание лазарета, когда я обедала, нашёл взглядом.
— Стай, здравствуй! — проговорил с порога, чуть улыбнувшись. — Пойдём, тебе это понравится.
— Привет, — хмуро кивнула я. Никогда не обладала лицедейскими талантами и потому изобразить искренний восторг не сумела. Но Чингар то ли не обратил внимания, то ли ему хватило моего мрачного удовлетворения и того, что я всё же поднялась с места и двинулась за ним на улицу.
Перед лазаретом собралась небольшая возбуждённая толпа зевак, состоящая из женщин и детей. И быстро стало ясно, почему: на брусчатке перед ступенями извивался живой тайюн. Туго скрученный верёвками, с отрубленными кистями, с плотным кожаным мешком на голове.
— Полезная штука, — задумчиво заметила я.
— Ты принимаешь трофей? — спросил Чингар.
Ещё вчера я бы, наверное, попалась в эту ловушку. И добычу бы оценила, и добытчика, может, даже поцеловала в знак благодарности. Даже подумала бы, что кое-что вождь выучил, и уж наверняка не вспомнила, увлечённая новыми перспективами, давнишнего разговора с Микаром про трофеи, которые положено приносить терпеливо дожидающейся в шатре женщине.
Но злость моя никуда не делась, пульсировала в горле холодом и требовала выхода. Злость и тоскливая уверенность в принятом вчера решении. Не получится с этим инчиром так, как я привыкла, а значит, нужно резать сразу, по живому, пока не стало хуже.
— Нет, — выцедила сквозь зубы. На лице инчира проступило изумление, а я наконец дала волю гневу. — На колени. Замри, — приказы один за другим упали в повисшую тишину. — Я не твоя женщина, Чингар. И ничья, запомни. Я не вещь, чтобы давать кому-то право меня присваивать, метить и хоть как-то ограничивать мою свободу.
Говоря это, я достала из-за голенища нож. Вождь наблюдал за мной испытующе, пристально, но безо всякого страха.
— Тот, кто проявил к тебе интерес как к женщине, — хмуро ответил вождь.
Я открыла рот, чтобы возразить — мол, не было такого, — но тут же закрыла. А почему я, собственно, должна оправдываться и что-то объяснять?
— Какое тебе-то дело? Вроде в вечной верности я поклясться не успела, ничего тебе не обещала. Напротив, кажется, вполне ясно донесла собственное видение ситуации. Если я захочу приятно провести время с кем-то ещё, имею полное право, я свободная женщина. И тебя я не насилую, не нравится — так и скажи.
— Этого не будет, шайса, — сквозь зубы процедил Чингар. — Никаких других мужчин.
— Знаешь, я бы поспорила, но не хочется тратить время на ерунду, — прошипела в ответ.
Ну вот опять. От расслабленного благодушия не осталось и следа, несколько фраз — и я отчаянно желаю сделать с этим инчиром что-то нехорошее. Причинить боль, заставить поперхнуться его самоуверенностью и замашками тирана, публично поклясться никогда больше не сметь со мной спорить... Приходилось делать над собой усилие, чтобы не потянуться к связи подчинения.
— Ты — моя. Никаких других мужчин, — упрямо повторил он. — И лучше тебе поскорее принять эту мысль.
— С дороги! — рявкнула я, магией заставляя инчира подчиниться. Понимала: если не уйду прямо сейчас, точно или убью, или покалечу, и вот такой приказ был меньшим из всех зол. — И не смей меня преследовать!
Вождь попытался сопротивляться приказу, но, конечно, ничего у него не вышло. Я молча прошла мимо, и всю дорогу до дома, а она была длинной, спиной ощущала жгущий взгляд. Меня буквально трясло от злости и хотелось прямо сейчас, не откладывая, назло Чингару переспать с кем-нибудь ещё. С кем угодно. Вот хотя бы с Шадиром; ну да, не тянет меня к нему, зато он заинтересовался мной как женщиной. А там всё дело техники и рефлексов.
Бездна сожри этого вождя! Опять он со своими тиранскими замашками и попытками всё контролировать! Молчал бы — мне и в голову не пришло менять его на кого-то другого, и жили бы спокойно к всеобщему удовольствию, а так... Он что, всерьёз думает, что я позволю собой командовать? Какому-то постороннему мужику, с которым пару раз переспала?! Да если он слов не понимает, я же действием докажу! И плевать, что так хорошо, как с Чингаром, не будет, это уже дело принципа!
Впрочем, сходить с ума и ломиться в госпиталь среди ночи я, конечно, не стала. Злость изначально не настолько сильно замутила разум, а по дороге я ещё и поостыла. Какой смысл нервничать? Проблема понятна, решение — известно, осталось только дождаться удобного случая. Конечно, не исключено, что с таким поведением на меня начнут презрительно фыркать, может, даже какое-нибудь ещё обидное прозвище придумают, но — плевать. Так даже лучше, уже точно никто не попытается заявить свои права, брезгливость не позволит. А я лучше останусь вообще без личной жизни, чем позволю кому-то считать меня собственностью.
Ждать случая пришлось долго: пара следующих дней выдалась напряжённой, в лучших традициях военных дней. Мне даже пришлось бежать к линии столкновения, чтобы оказать помощь одному из воинов, которому перебило позвоночник. Хорошо, инчиры догадались никуда не тащить бедолагу, а послать гонца за мной. Ну и за Микаром сразу — если не повезёт.
Повезло. Промучилась я с раненым долго, сил влила — уйму, но результат того стоил. Выздоравливать мужчине предстояло долго, это всё-таки не повреждение мышц, но зато он должен был излечиться полностью. Мне даже в первый момент не поверили, когда я об этом сообщила.
В итоге время разобраться с личной жизнью у меня появилось только на третий день к вечеру, как раз когда Шадир упросил целителей отпустить его домой под честное слово не рваться в ближайшие несколько дней на передовую.
— Уходишь? — полюбопытствовала я. — Пойдём, мне тоже пора. Заодно домой меня проводишь.
Шадир смерил меня странным — не то задумчивым, не то печальным, — взглядом, но всё же кивнул. Провожаться было недалеко, буквально пара домов, но чем не повод оказаться наедине?
Остановились у порога. Сбегать Шадир не спешил, но и в гости не просился, а я всё никак не могла определиться, надо мне от него что-нибудь или стоит поискать другого. Достаточно ли я зла на Чингара?
Впрочем, стоило вспомнить его тяжёлый взгляд и командный тон, и принять решение оказалось легко.
— Как рука? — поинтересовалась я, погладив кончиками пальцев рубец на плече Шадира. Тонкий, светлый, он был бы почти не заметен, если бы не нарушал собой идеальную симметрию татуировки. Придётся воину идти к старейшине, который этими закорючками ведает, и исправлять картинку — насколько я успела выяснить, обычная практика.
Мужчина опустил взгляд на мою руку, потом накрыл своей ладонью, прижал, глубоко и рвано вздохнул, на мгновение прикрыв глаза.
— Хорошо. Не болит, слушается. Тебя нам духи послали, не иначе.
— Зайдёшь в гости? — предложила я, второй ладонью оглаживая бок мужчины, с удовольствием прослеживая прикосновением чёткий рельеф мышц.
— Сталь, это не лучшая идея, — неуверенно пробормотал он.
— А так? — усмехнулась я. Ухватила воина за височную косицу, потянула, заставляя нагнуться: всё же их рост доставляет массу неудобств.
Шадир подчинился. В первый момент, когда я его поцеловала, стоял истуканом, как будто боялся пошевелиться, но потом словно очнулся. Обхватил одной рукой за талию, вторую запустил мне в волосы. Тихо рыкнул — или застонал, когда я прижалась крепче и выразительно потёрлась о его бёдра. И я окончательно отбросила сомнения, убедившись, что прикосновения этого мужчины мне всё же приятны и тело на них отзывается.
А потом он вдруг прервал поцелуй, чуть отстранил меня, крепко удерживая обеими руками за талию, и проговорил — хрипло, вполголоса:
— Сталь, так нельзя.
— Почему? — не удержалась я от недовольной гримасы. Говорить не хотелось, поэтому я быстро нашла себе занятие поинтереснее: медленно, смакуя, провела языком вдоль линии узора на широкой груди, до плоского тёмного соска.
— Сталь! — простонал Шадир, схватил за плечи — и отодвинул ещё.
— Зелёна мать! — не сдержалась я. — Ну какого?! Что, сначала в шатёр и без вариантов? Оледенеть можно с вашими обычаями!
— Не в этом дело, — тяжело вздохнул он. — Это неправильно. Ты замечательная, очень трудно отказаться от твоих прикосновений и поцелуев...
— Но? — мрачно уточнила я.
— Но ты женщина вождя. Я уважаю Чингара, он мой друг. И это неправильно.
— Я — кто? — процедила тихо, гневно прижав уши.
— Ты удивительная женщина, ты ни на кого не похожа и...
— Ты сказал, что я женщина вождя, — оборвала я поток слов. — С чего ты это взял?
— Это сложно объяснить, — чуть смутился Шадир.
— Да уж постарайся! — рыкнула я, чувствуя в себе не просто готовность, но и желание убивать, и отчаянно борясь с этим стремлением. Войдель бы не оценил такой срыв.
Не оценил, я сказала! Поэтому — цыц! Держи себя в руках, Сталь. Кровавую пелену сморгнуть, следить за дыханием.
— Если мужчина желает забрать какую-то женщину, это... видно другим мужчинам. Появляется отпечаток его сущности, духа. Метка.
— А согласие женщины не обязательно?
— Метка ни к чему не обязывает, — поспешил заверить Шадир. — Если несколько мужчин добиваются одной женщины, меток может быть несколько, и выбирает именно она.
— Что, побеждает сильнейший? — уточнила угрюмо.
— Нет, нет, это не решается в бою, если только женщина того не пожелает, — он тряхнул головой.
— Тогда почему я — уже женщина вождя, если я его не выбирала?
— Ну... ты... — инчир замялся, но явно сообразил, что увильнуть не получится, поэтому вздохнул и продолжил, отводя глаза: — Я не хочу ссориться с Чингаром.
— Ясно, — кивнула я. — И остальные, надо думать, будут придерживаться того же мнения?
Удалось добиться нужного состояния отстранённости и концентрации, так что голос прозвучал ровно-ровно. Холодная, взвешенная злость — редкое для меня состояние. Чингара можно поздравить: не припомню, чтобы кто-то доводил меня до такого в обычной, нормальной жизни. Всё больше в бою, в экстренной ситуации, когда пути назад нет и нужно действовать быстро и чётко.
— Скорее всего.
— И уж не в момент ли укуса такая метка ставится? — уточнила я, вспомнив наш с вождём первый раз.
— Что? — явно растерялся Шадир. — Какого укуса? Нет, зачем! Для этого даже прикасаться не обязательно.
— Ясно. Спасибо. Теперь можешь проваливать в Бездну.
— Сталь, я...
— Я неясно выразилась? — спросила холодно.
Шадир открыл рот возразить, но напоролся на мой взгляд и осёкся, после чего только медленно кивнул — и ушёл. А я осталась на пороге в глубокой задумчивости.
Вот, значит, как. Трусливые твари. С вождём они, значит, ссориться не хотят, ур-роды...
Ладно, желает Чингар войны и помериться принципами — получит. Эту «женщину вождя» я ему припомню, да так, чтобы на всю жизнь запомнил. Не верю, что всё получилось так случайно. Он прекрасно знал своих сородичей, знал их отношение к нему и умело этим воспользовался, лишив меня выбора. Раз на меня надавить не получилось — просто лишил вариантов. Он просто пока не догадывается, насколько сильно злят меня попытки загнать в угол. Ну ничего, я объясню.
Пока не знаю, как именно объясню, но что-нибудь придумаю. Убивать, конечно, не буду, не заслужил он этого, за упрямство не убивают — к счастью, потому что иначе я бы до своих лет не дожила. Но придумаю.
Правда, после этого мне однозначно придётся остаться без личной жизни, но да ладно, переживу как-нибудь. Не очень-то хотелось, и, видимо, не судьба. Пора признать, что это изначально была провальная идея, и принять местные правила игры. Любопытство удовлетворила? Удовлетворила. И на этом хватит.
Слишком далеко всё зашло. Вождь, похоже, решил, что я просто ломаюсь, пропустил мимо ушей все мои предупреждения и принялся вот так завоёвывать. Что ж, будет ему сюрприз. Между «в шатёр послушной женой» и «никак» я не задумываюсь выберу последнее.
— Стай, ты опять поругалась с Чингаром? — устало приветствовал меня Микар.
— Пока ещё нет, я его уже несколько дней не видела, — рассеянно отозвалась я. Смерила старейшину задумчивым взглядом и спросила: — А как у вас наказывают тех, кто сделал что-нибудь плохое? Бывает же такое. Ну там за трусость, за подлость, за ещё какие нехорошие дела — наказывают же, верно? Так чтобы не смертью, а именно позором.
— Ну... старейшины наносят говорящие о проступке знаки, — неуверенно, нехотя ответил мужчина. Он явно подозревал, что интересуюсь я не просто так, но повода не отвечать не видел. — Потом, если воин искупит свой проступок, можно исправить и узор.
— Что, и всё? А если женщина совершит что-то плохое?
— Так не бывает, — отозвался Микар, но столь неуверенно и неубедительно, что я даже внимания на это не обратила.
— А всё-таки?
— Ну... Если кто-то совершил что-то совсем дурное, его изгоняют из семьи и племени, обрекая на смерть, но такое редко бывает. На моей памяти — всего один раз, — ответил он. — Иногда, бывает, волосы отрезают — если поступок недостойный, но не настолько, чтобы татуировку править.
— Хм. А вот это интересно, — повеселела я. — У нас тоже так делают. Правда, одновременно с изгнанием из рода.
— Стевай, что ты задумала? — со вздохом спросил старейшина.
— Ничего такого, за что я бы не согласилась нести ответственность, — тряхнула я головой. — Пойду мыться, сегодня был трудный день.
Микар вновь тяжело вздохнул, но выяснять подробности не стал. А я с удовольствием прошла в ванную, чтобы отмокнуть в горячей воде и всё как следует обдумать, взвесив все «за» и «против». Стоит ли злость и обида такого шага? Заслужил ли Чингар своим поведением такую месть? Спорный вопрос. Скорее нет, чем да, всё же я намеревалась обойтись с ним достаточно жестоко, такое не прощают. Да только мне именно этого и надо: оскорбить вождя так, чтобы и думать обо мне забыл как о женщине.
Зачем? Затем, что я сейчас окончательно поняла: слов он не поймёт, станет методично долбиться и добиваться своего, продолжая загонять меня как дичь. Увы, всерьёз и твёрдо ему отказать — так, чтобы обмануть чутьё, — я не сумею. Да, Бездна меня сожри, мне слишком с ним хорошо!
Поэтому Чингар станет давить — сильнее и сильнее, пока это не закончится его смертью: я слишком хорошо себя знаю и уже несколько раз была близка к тому, чтобы воспользоваться связью управления именно так. Да, в горячке. Да, по дури, и через мгновение пожалею. Но приказ будет не отминить.
Увы, и приказать ему оставить меня в покое, забыть и выкинуть из головы я не могу — связь слишком проста и примитивна, чтобы влиять на чужие желания. Подобная команда скорее прикончит его, чем принесёт пользу. Да я даже приказать держаться от меня подальше не могу! Слишком инчиров мало и слишком плотной группой они живут, чтобы избежать случайных встреч. Не могу же я выгнать его из поселения.
А отказаться от связи управления... Лучше не станет, просто пострадавшей стороной сделаюсь я. Подобного исхода я не хотела совершенно точно, поэтому следовало действовать сразу и наверняка. Конечно, окончательно лишусь личной жизни. Неприятно, но... невелика жертва, обойдусь. Буду компенсировать недостаток общения научными изысканиями.
ГЛАВА 7
Удачный момент для реализации задуманного подвернулся назавтра же. Мне даже не пришлось звать Чингара, сам явился. Зашёл в здание лазарета, когда я обедала, нашёл взглядом.
— Стай, здравствуй! — проговорил с порога, чуть улыбнувшись. — Пойдём, тебе это понравится.
— Привет, — хмуро кивнула я. Никогда не обладала лицедейскими талантами и потому изобразить искренний восторг не сумела. Но Чингар то ли не обратил внимания, то ли ему хватило моего мрачного удовлетворения и того, что я всё же поднялась с места и двинулась за ним на улицу.
Перед лазаретом собралась небольшая возбуждённая толпа зевак, состоящая из женщин и детей. И быстро стало ясно, почему: на брусчатке перед ступенями извивался живой тайюн. Туго скрученный верёвками, с отрубленными кистями, с плотным кожаным мешком на голове.
— Полезная штука, — задумчиво заметила я.
— Ты принимаешь трофей? — спросил Чингар.
Ещё вчера я бы, наверное, попалась в эту ловушку. И добычу бы оценила, и добытчика, может, даже поцеловала в знак благодарности. Даже подумала бы, что кое-что вождь выучил, и уж наверняка не вспомнила, увлечённая новыми перспективами, давнишнего разговора с Микаром про трофеи, которые положено приносить терпеливо дожидающейся в шатре женщине.
Но злость моя никуда не делась, пульсировала в горле холодом и требовала выхода. Злость и тоскливая уверенность в принятом вчера решении. Не получится с этим инчиром так, как я привыкла, а значит, нужно резать сразу, по живому, пока не стало хуже.
— Нет, — выцедила сквозь зубы. На лице инчира проступило изумление, а я наконец дала волю гневу. — На колени. Замри, — приказы один за другим упали в повисшую тишину. — Я не твоя женщина, Чингар. И ничья, запомни. Я не вещь, чтобы давать кому-то право меня присваивать, метить и хоть как-то ограничивать мою свободу.
Говоря это, я достала из-за голенища нож. Вождь наблюдал за мной испытующе, пристально, но безо всякого страха.
