— Давай, я помогу, — прозвучал рядом негромкий мужской голос. Незнакомый.
Бросив взгляд через плечо, я обнаружила, что мольба услышана и исполнена, хотя и не до конца, и через Бездну: рядом опустился на колени воин, которого принесли вчера днём. Действительно, крепкий мужик с крепкими нервами, только увечный малость. Ему чуть не оторвало правую руку, да и без этого ран хватало, уже собирались звать Микара. Но ничего, оказался чрезвычайно жизнелюбивым типом — не помер. Даже вон ходит уже. Хотя я, помнится, запрещала и просила эту девицу... как её? Проследить.
— Помогай, — кивнула, и воин здоровой рукой перехватил щипцы.
Хорошо, Войдель моих инструментов не видит — уши бы в трубочки свернулись от его праведного негодования. Да я сама то и дело кривилась и с тоской вспоминала оставшийся где-то бесконечно далеко, буквально в прошлой жизни, рабочий чемоданчик. Но приходилось пользоваться тем, что удалось отыскать, и ждать удобного момента, чтобы поговорить с местным кузнецом.
Понятия операционной у местных не существовало, а я пока не спешила нести прогресс в массы: всё упиралось в невозможность безопасной переноски раненых. Притаскивали-то их сильные воины, а потом с чувством выполненного долга отбывали обратно, а ворочать местных откормленных мужчин дальше было некому: Карчин один не справлялся, а местные женщины такой физической силой не отличались, не говоря уже обо мне. Дома, в Семилесье, этот вопрос не стоял, мне всегда ассистировал нормальный специалист-стихийник, у которых левитация входит в обязательный курс, и в распоряжении была каталка, а здесь...
Местные целители привыкли работать, сидя на коленках, а раненых при необходимости перетаскивали по полу, волоком, прямо на тех циновках, на которых они лежали. Привыкнуть к этому было трудно, ещё труднее — привыкнуть к этой нелепой позе. Ну да ничего, освоилась, хотя спина к концу дня ныла страшно. Больным хуже.
Тайюн нападали... странно. Настолько тупо, что это не укладывалось в голове. Они валом шли по нескольким улицам, кратчайшему пути от статуи до поселения, и инчиры встречали их именно там. Ни одной твари не приходило в голову обойти, напасть с другой стороны, они текли рекой, запертой в единственном скалистом русле. Против них не срабатывали ловушки — тайюн чувствовали их, перепрыгивали или уворачивались, и раз за разом, день за днём сшибались с инчирами на одном и том же месте. Русло изменялось только в том случае, если где-то в стороне оказывалась большая группа аборигенов, так что местные воины давно уже выбрали себе удобные места, а остальные инчиры знали, что нельзя покидать свои дома в то время, когда идут тайюн. Несколько часов боя в сутки — и вновь затишье. Волна за волной, бессмысленно и неотвратимо.
И это исчерпывающе объясняло отношение местных к тварям как к стихийному бедствию. Половодье, извержение вулкана или сезон штормов — у тайюн было гораздо меньше интеллекта, чем у тех же мелких духов, с которыми я успела познакомиться. Это противоречило логике и здравому смыслу, не укладывалось ни в какие теории, но — было реальностью. И если об этом долго думать, возникало чувство, что именно я потихоньку схожу с ума, а не окружающий мир. И замечательно, что времени на такие раздумья у меня не оставалось: несмотря на все предосторожности и таланты воинов-инчиров, раненых хватало. Просто тварей было слишком много.
Подлатав разорванное брюхо раненого и оставив его отдыхать, я тщательно вымыла руки и вышла на улицу, на свежий воздух, чтобы подставить лицо солнцу и вдохнуть пахнущий солью воздух. Лазарет устроили в одном из домов побольше, кажется прежде исполнявшем роль совсем не жилища. Там было много света, там часто проветривали и воздух сложно было назвать спёртым, но он всё равно утомлял и порой начинал душить — запахами трав, крови и бродящей где-то рядом смерти.
— А вблизи это совсем не похоже на силы духов, — вывел меня из расслабленного состояния без единой мысли голос всё того же добровольного помощника.
Оборачиваться к нему и открывать глаза было лень, поэтому я пожала плечами и ответила:
— Если знать, как устроено тело, с этим справятся и ваши целители. Конечно, надо немного корректировать методики, но это не так сложно, как кажется. Спасибо, ты вовремя вмешался, — опомнилась я.
— Пока я здесь, был бы рад тебе помогать. Я Шадир.
— Стеваль, можно Сталь.
— Я знаю... Стевайль, — проговорил он с расстановкой и паузой, с нажимом — непривычный звук дался инчиру с трудом. Не совсем правильно, но... он был первым, кто хотя бы попытался, так что я даже открыла глаза и искоса заинтересованно глянула на воина.
Высокий, как и все они, широкоплечий. Может, на ладонь пониже Чингара и... пожалуй, значительно симпатичнее. Черты лица на первый взгляд такие же грубые, как у остальных, но более скульптурные, строгие, и за счёт более высоких и узких скул лицо казалось легче. Привычней.
И глаза не жёлтые, а серые.
— У тебя хороший слух, — похвалила я.
— А твоё имя необычно звучит. Звенит, как колокольчик, — он улыбнулся.
От ответной улыбки я не удержалась, и это было уместно, хотя Шадир и понял меня наверняка неправильно. Меня не тронул неуклюжий комплимент, а вот сама попытка его сказать всерьёз заинтересовала: похоже, за мной пытались ухаживать. И глядел воин с характерным мужским интересом, чего не пытался скрыть. Хотя, вероятно, просто не понимал, что это нужно делать, и не догадывался, насколько отчётливо читаются по его лицу мысли.
А с другой стороны, не факт, что я прочитала всё правильно. Будь он иналем, и я легко и без размышлений согласилась бы на несколько приятных вечеров вдвоём, а вот с инчиром ни в чём нельзя быть уверенной до конца. Как бы выяснить помягче, какие у этого Шадира на меня планы? Это я от Чингара защищена силой управляющей связи и при необходимости легко могу дать ему по рукам, не опасаясь возмездия, а с этим так не получится. Конечно, создать ещё одни узы нетрудно, но... неправильно это.
— Ты не голодна? По-моему, ты достаточно давно на ногах, — опять проявил заботу Шадир.
— Пожалуй, — рассеянно согласилась я. Перекусить и впрямь было нелишне. — Пойдём, нам, кажется, приносили еду...
— Если хочешь, я могу принести.
— Да вот ещё! Тебе, кстати, было велено вообще сегодня не вставать. — встряхнулась я. — Так что пойдём обратно.
— Я почти здоров, — упрямо набычился он. Совсем по-мальчишески, как обиженный ребёнок, за что удостоился от меня насмешливого взгляда, скептического хмыканья и бесцеремонного тычка в больное плечо. Шадир отозвался на него болезненным шипением и отшатнулся, едва сохранив при этом равновесие: всё же он был ещё очень слаб.
— Ну-ну. Я вижу. — Я уцепила его за здоровый локоть и потянула внутрь. — Пойдём, мой герой, я тебя в постельку уложу, если сам не можешь. Хочешь, даже с ложечки покормлю!
Странно, но на откровенно снисходительный тон и подначку мужчина не обиделся, только усмехнулся, сощурился довольным котом и коротко ответил:
— Хочу.
Хм. Со мной определённо заигрывают! Может, и впрямь рискнуть?
С Шадиром было легко, с ним получалось флиртовать. Раненые лежали на полу, на коврах, отделённые друг от друга лёгкими занавесями, что давало иллюзию уединения, так что Шадир довольно быстро осмелел. Мы болтали ни о чём, воин бросал на меня заинтересованные и жадные взгляды. Я действительно покормила его с ложечки, без возражений позволила себя ощупать — сначала будто бы невзначай, потом увереннее, и сама ответила тем же. И, в принципе, я понимала, что, стоит немного его подбодрить, инчир перейдёт к более активным действиям. Может быть, даже прямо здесь. И, похоже, у него просто играла кровь — на серьёзный интерес всё это не походило. Вот и весомое доказательство, что рычание и резкость Чингара — это не норма поведения для его народа, а свойство характера.
Но с поощрением я медлила. Поначалу казалось, что растягиваю удовольствие, но быстро стало ясно, что это не так. Как ни странно, я просто не хотела этого симпатичного и обаятельного инчира, который нравился мне внешне и устраивал во всех остальных отношениях. А, задумавшись об этом, вскоре докопалась до причины: с Шадиром было так легко, просто и правильно, что мне попросту делалось скучно.
Похоже, кому-то здорово надоела спокойная размеренная жизнь, захотелось пощекотать себе нервы. Сначала в экспедицию потащилась, теперь вот это вот с Чингаром... Не знаю, каким приличным словом можно обозвать наши с ним взаимоотношения, построенные на встречных провокациях и стремлении оказаться сверху. Поединок? Затяжная война? Пожалуй.
Интересно, это у меня ширятся и углубляются психические отклонения или происходящее — временно? Однако в любом случае проблема налицо: сидящий рядом нормальный мужик оставляет меня равнодушной, а вот стоит вспомнить грубый поцелуй Чингара с привкусом крови — и тело отзывается сладким томлением внизу живота. И лёгкий флёр угрозы, стремление вождя продавить и подчинить, только добавляет остроты.
Хм. Найти его, что ли, и зажать в каком-нибудь углу? Не думаю, что станет долго сопротивляться.
В общем, посидев с Шадиром около получаса, я мягко столкнула того в сон. Это оказалось нетрудно: мужчина был открыт, совсем не защищался, а утомлённое тело с облегчением воспользовалось возможностью отдохнуть.
Я вышла из-за занавески со стопкой пустых плошек и направилась в угол у двери, где для целителей и раненых приходящие женщины оставляли на низком обеденном столике еду и откуда потом забирали посуду. И даже почти не удивилась, когда в зал вошёл Чингар. Почуял он, что ли, что я его поминала незлым тихим словом?
Вождь выглядел задумчивым и, как обычно, хмурым. Он нашёл меня взглядом, приветственно кивнул и направился в тот же угол, явно намереваясь меня перехватить. Занятно.
— Здравствуй, — негромко обратился ко мне мужчина. — Ты не занята?
— Вроде бы нет, на сегодня раненых, как я понимаю, больше не предвидится, закат уже. А что?
— Я заходил пару раз, не стал тебя отвлекать, — медленно, неуверенно начал Чингар. — Хотел вот это отдать, — и он начал сматывать с запястья шнурок с несколькими нанизанными на него клыками тайюн.
Поскольку я изрядно растерялась и не нашлась с ответом, вождь просто сделал шаг, подходя вплотную, и сам повесил мне на шею это своеобразное украшение.
— Мне казалось, такие у вас только мужчины носят, — заметила я растерянно.
— Да.
— И ты отдаёшь их мне? — уточнила недоверчиво. — Я же женщина.
— Но ведь их убила ты. — Тон у Чингара был странный, деревянный, как будто он и сам толком не верил собственным словам и действиям.
— Интересно, и никто не подумает, что я у кого-то эти бусы спёрла?
— Нет, — отмахнулся он и когтем подцепил шнурок рядом с первым клыком. — Здесь твоё имя.
Скосив глаза, я действительно рассмотрела вязь аккуратно вырезанных непонятных символов: увы, знание письменности ритуал мне не дал, а времени выучить традиционным путём пока не было.
— Спасибо, — медленно кивнула я.
Пару секунд мы стояли молча. Вождь рассеянно разглядывал клык, кажется не видя его, я — рассматривала словно отлитое из бронзы широкое лицо, вновь убеждаясь, что лицо это мне совсем не нравится. Слишком грубое, слишком... звериное. На Шадира, например, гораздо приятнее смотреть.
— Прогуляемся? — предложила рассеянно. — Хочется размять ноги.
Вождь кивнул с не менее отсутствующим видом.
Гулять мы пошли в сторону берега. Шли молча, и это хорошо — не ругались. Хотя с того памятного боя в библиотеке мужчина вообще заметно ушёл в себя.
Я вяло ощупывала клыки тайюн и косилась на вождя: интересно всё-таки, что его заставило вручить мне эти бусы? Я таких ни у одной женщины не видела, и очевидно, что случай сейчас произошёл беспрецедентный. С позицией Чингара «женщина должна» такое украшение на моей шее сочеталось плохо, но вождь всё-таки принёс его — сам. Неужели до него что-то дошло? Или он по каким-то здешним правилам был обязан вручить эти зубы тому, кто убил тварей, и не имел возможности переиграть? Всё же он вождь, а награждение отличившихся — вполне в духе должности военачальника.
Шли долго. Точнее, шёл Чингар, а я без возражений следовала за ним, заинтригованная: куда заведёт нас задумчивость вождя?
Когда солнце уже скрылось за горами, мы остановились на верхушке живописного скального выхода, нависающего над морем. Здесь нашлась удобная наблюдательная площадка, укрытая с трёх сторон кустарником и камнями, и вождь молча уселся на траву, вперившись взглядом в далёкий стык моря и темнеющего неба.
Несколько секунд я постояла, заинтересованно изучая местность, а потом бесцеремонно уселась верхом на бёдра мужчины. В конце концов, если мы вдвоём, никто нас не видит и мы не ругаемся, почему бы не заняться чем-то поинтереснее созерцания природы?
Чингар не возражал. Широкие ладони огладили мои бока, на несколько мгновений сомкнулись на талии, обхватив её почти полностью. А потом вождь меня поцеловал — жарко, глубоко, и на время нам обоим стало не до окружающего мира. И я неожиданно обнаружила, что совсем не так устала, как казалось полчаса назад.
Тело было вялым, ватным, но эта усталость мне нравилась, она сменила усталость моральную: Чингар помог избавиться от нервного напряжения последних дней, насыщенных работой. Кажется, и вождь имел что сбросить, уж слишком он был неистов, жаден и ненасытен. Или просто вошёл во вкус?
В некоторых местах слегка саднило и ныло, но избавляться от этих ощущений не хотелось. Они напоминали чувство тяжести после долгожданного плотного обеда: вроде бы и неприятно, но уж слишком хорошо. Ассоциация с едой была, конечно, странной, но подобрать лучшую не получалось.
Сейчас, когда я расслабленно лежала на груди мужчины, пытаясь отыскать в себе силы подняться и одеться, уже совершенно стемнело — провели мы тут не меньше пары часов. Самое забавное, за прошедшее время мы не обменялись ни словом, если не считать моих бессвязных стонов и просьб в особенно острые моменты. Я-то была не против, и подобные отношения — встретились по желанию, провели вместе несколько часов и разбежались каждый по своим делам — виделись мне идеальными, но картину омрачало понимание, что Чингар подобное нормальным не считает. И потому его молчание тревожило: неизвестно, насколько его хватит, и непонятно, чем всё это прорвётся в итоге.
Последняя мысль подхлестнула и придала сил. Как бы ни было хорошо, а стоит поскорее собраться и расстаться с вождём, пока приятный вечер не закончился очередным скандалом.
Я сладко потянулась, легко поцеловала мужчину в подбородок и поднялась. Чингар тоже сел, провожая меня взглядом. Темнота не позволяла различить выражение лица, и это к лучшему. Однако вставать не спешил, кажется не испытывая никаких неудобств от необходимости сидеть голышом на камнях.
Без спешки я собрала нашу одежду, привела себя в порядок — Чингар всё это время не шевелился, заставляя меня нервничать. Похоже, вечер всё-таки будет испорчен.
Встал вождь, только когда я натянула рубашку. Навис, не обращая внимания на собственную наготу, перегородил собой самый удобный проход и спросил — ровно, негромко:
— Кто он?
— Кто — он? — искренне удивилась я.
— На тебе есть чужой запах, — пояснил Чингар тем же тоном.
Бросив взгляд через плечо, я обнаружила, что мольба услышана и исполнена, хотя и не до конца, и через Бездну: рядом опустился на колени воин, которого принесли вчера днём. Действительно, крепкий мужик с крепкими нервами, только увечный малость. Ему чуть не оторвало правую руку, да и без этого ран хватало, уже собирались звать Микара. Но ничего, оказался чрезвычайно жизнелюбивым типом — не помер. Даже вон ходит уже. Хотя я, помнится, запрещала и просила эту девицу... как её? Проследить.
— Помогай, — кивнула, и воин здоровой рукой перехватил щипцы.
Хорошо, Войдель моих инструментов не видит — уши бы в трубочки свернулись от его праведного негодования. Да я сама то и дело кривилась и с тоской вспоминала оставшийся где-то бесконечно далеко, буквально в прошлой жизни, рабочий чемоданчик. Но приходилось пользоваться тем, что удалось отыскать, и ждать удобного момента, чтобы поговорить с местным кузнецом.
Понятия операционной у местных не существовало, а я пока не спешила нести прогресс в массы: всё упиралось в невозможность безопасной переноски раненых. Притаскивали-то их сильные воины, а потом с чувством выполненного долга отбывали обратно, а ворочать местных откормленных мужчин дальше было некому: Карчин один не справлялся, а местные женщины такой физической силой не отличались, не говоря уже обо мне. Дома, в Семилесье, этот вопрос не стоял, мне всегда ассистировал нормальный специалист-стихийник, у которых левитация входит в обязательный курс, и в распоряжении была каталка, а здесь...
Местные целители привыкли работать, сидя на коленках, а раненых при необходимости перетаскивали по полу, волоком, прямо на тех циновках, на которых они лежали. Привыкнуть к этому было трудно, ещё труднее — привыкнуть к этой нелепой позе. Ну да ничего, освоилась, хотя спина к концу дня ныла страшно. Больным хуже.
Тайюн нападали... странно. Настолько тупо, что это не укладывалось в голове. Они валом шли по нескольким улицам, кратчайшему пути от статуи до поселения, и инчиры встречали их именно там. Ни одной твари не приходило в голову обойти, напасть с другой стороны, они текли рекой, запертой в единственном скалистом русле. Против них не срабатывали ловушки — тайюн чувствовали их, перепрыгивали или уворачивались, и раз за разом, день за днём сшибались с инчирами на одном и том же месте. Русло изменялось только в том случае, если где-то в стороне оказывалась большая группа аборигенов, так что местные воины давно уже выбрали себе удобные места, а остальные инчиры знали, что нельзя покидать свои дома в то время, когда идут тайюн. Несколько часов боя в сутки — и вновь затишье. Волна за волной, бессмысленно и неотвратимо.
И это исчерпывающе объясняло отношение местных к тварям как к стихийному бедствию. Половодье, извержение вулкана или сезон штормов — у тайюн было гораздо меньше интеллекта, чем у тех же мелких духов, с которыми я успела познакомиться. Это противоречило логике и здравому смыслу, не укладывалось ни в какие теории, но — было реальностью. И если об этом долго думать, возникало чувство, что именно я потихоньку схожу с ума, а не окружающий мир. И замечательно, что времени на такие раздумья у меня не оставалось: несмотря на все предосторожности и таланты воинов-инчиров, раненых хватало. Просто тварей было слишком много.
Подлатав разорванное брюхо раненого и оставив его отдыхать, я тщательно вымыла руки и вышла на улицу, на свежий воздух, чтобы подставить лицо солнцу и вдохнуть пахнущий солью воздух. Лазарет устроили в одном из домов побольше, кажется прежде исполнявшем роль совсем не жилища. Там было много света, там часто проветривали и воздух сложно было назвать спёртым, но он всё равно утомлял и порой начинал душить — запахами трав, крови и бродящей где-то рядом смерти.
— А вблизи это совсем не похоже на силы духов, — вывел меня из расслабленного состояния без единой мысли голос всё того же добровольного помощника.
Оборачиваться к нему и открывать глаза было лень, поэтому я пожала плечами и ответила:
— Если знать, как устроено тело, с этим справятся и ваши целители. Конечно, надо немного корректировать методики, но это не так сложно, как кажется. Спасибо, ты вовремя вмешался, — опомнилась я.
— Пока я здесь, был бы рад тебе помогать. Я Шадир.
— Стеваль, можно Сталь.
— Я знаю... Стевайль, — проговорил он с расстановкой и паузой, с нажимом — непривычный звук дался инчиру с трудом. Не совсем правильно, но... он был первым, кто хотя бы попытался, так что я даже открыла глаза и искоса заинтересованно глянула на воина.
Высокий, как и все они, широкоплечий. Может, на ладонь пониже Чингара и... пожалуй, значительно симпатичнее. Черты лица на первый взгляд такие же грубые, как у остальных, но более скульптурные, строгие, и за счёт более высоких и узких скул лицо казалось легче. Привычней.
И глаза не жёлтые, а серые.
— У тебя хороший слух, — похвалила я.
— А твоё имя необычно звучит. Звенит, как колокольчик, — он улыбнулся.
От ответной улыбки я не удержалась, и это было уместно, хотя Шадир и понял меня наверняка неправильно. Меня не тронул неуклюжий комплимент, а вот сама попытка его сказать всерьёз заинтересовала: похоже, за мной пытались ухаживать. И глядел воин с характерным мужским интересом, чего не пытался скрыть. Хотя, вероятно, просто не понимал, что это нужно делать, и не догадывался, насколько отчётливо читаются по его лицу мысли.
А с другой стороны, не факт, что я прочитала всё правильно. Будь он иналем, и я легко и без размышлений согласилась бы на несколько приятных вечеров вдвоём, а вот с инчиром ни в чём нельзя быть уверенной до конца. Как бы выяснить помягче, какие у этого Шадира на меня планы? Это я от Чингара защищена силой управляющей связи и при необходимости легко могу дать ему по рукам, не опасаясь возмездия, а с этим так не получится. Конечно, создать ещё одни узы нетрудно, но... неправильно это.
— Ты не голодна? По-моему, ты достаточно давно на ногах, — опять проявил заботу Шадир.
— Пожалуй, — рассеянно согласилась я. Перекусить и впрямь было нелишне. — Пойдём, нам, кажется, приносили еду...
— Если хочешь, я могу принести.
— Да вот ещё! Тебе, кстати, было велено вообще сегодня не вставать. — встряхнулась я. — Так что пойдём обратно.
— Я почти здоров, — упрямо набычился он. Совсем по-мальчишески, как обиженный ребёнок, за что удостоился от меня насмешливого взгляда, скептического хмыканья и бесцеремонного тычка в больное плечо. Шадир отозвался на него болезненным шипением и отшатнулся, едва сохранив при этом равновесие: всё же он был ещё очень слаб.
— Ну-ну. Я вижу. — Я уцепила его за здоровый локоть и потянула внутрь. — Пойдём, мой герой, я тебя в постельку уложу, если сам не можешь. Хочешь, даже с ложечки покормлю!
Странно, но на откровенно снисходительный тон и подначку мужчина не обиделся, только усмехнулся, сощурился довольным котом и коротко ответил:
— Хочу.
Хм. Со мной определённо заигрывают! Может, и впрямь рискнуть?
С Шадиром было легко, с ним получалось флиртовать. Раненые лежали на полу, на коврах, отделённые друг от друга лёгкими занавесями, что давало иллюзию уединения, так что Шадир довольно быстро осмелел. Мы болтали ни о чём, воин бросал на меня заинтересованные и жадные взгляды. Я действительно покормила его с ложечки, без возражений позволила себя ощупать — сначала будто бы невзначай, потом увереннее, и сама ответила тем же. И, в принципе, я понимала, что, стоит немного его подбодрить, инчир перейдёт к более активным действиям. Может быть, даже прямо здесь. И, похоже, у него просто играла кровь — на серьёзный интерес всё это не походило. Вот и весомое доказательство, что рычание и резкость Чингара — это не норма поведения для его народа, а свойство характера.
Но с поощрением я медлила. Поначалу казалось, что растягиваю удовольствие, но быстро стало ясно, что это не так. Как ни странно, я просто не хотела этого симпатичного и обаятельного инчира, который нравился мне внешне и устраивал во всех остальных отношениях. А, задумавшись об этом, вскоре докопалась до причины: с Шадиром было так легко, просто и правильно, что мне попросту делалось скучно.
Похоже, кому-то здорово надоела спокойная размеренная жизнь, захотелось пощекотать себе нервы. Сначала в экспедицию потащилась, теперь вот это вот с Чингаром... Не знаю, каким приличным словом можно обозвать наши с ним взаимоотношения, построенные на встречных провокациях и стремлении оказаться сверху. Поединок? Затяжная война? Пожалуй.
Интересно, это у меня ширятся и углубляются психические отклонения или происходящее — временно? Однако в любом случае проблема налицо: сидящий рядом нормальный мужик оставляет меня равнодушной, а вот стоит вспомнить грубый поцелуй Чингара с привкусом крови — и тело отзывается сладким томлением внизу живота. И лёгкий флёр угрозы, стремление вождя продавить и подчинить, только добавляет остроты.
Хм. Найти его, что ли, и зажать в каком-нибудь углу? Не думаю, что станет долго сопротивляться.
В общем, посидев с Шадиром около получаса, я мягко столкнула того в сон. Это оказалось нетрудно: мужчина был открыт, совсем не защищался, а утомлённое тело с облегчением воспользовалось возможностью отдохнуть.
Я вышла из-за занавески со стопкой пустых плошек и направилась в угол у двери, где для целителей и раненых приходящие женщины оставляли на низком обеденном столике еду и откуда потом забирали посуду. И даже почти не удивилась, когда в зал вошёл Чингар. Почуял он, что ли, что я его поминала незлым тихим словом?
Вождь выглядел задумчивым и, как обычно, хмурым. Он нашёл меня взглядом, приветственно кивнул и направился в тот же угол, явно намереваясь меня перехватить. Занятно.
— Здравствуй, — негромко обратился ко мне мужчина. — Ты не занята?
— Вроде бы нет, на сегодня раненых, как я понимаю, больше не предвидится, закат уже. А что?
— Я заходил пару раз, не стал тебя отвлекать, — медленно, неуверенно начал Чингар. — Хотел вот это отдать, — и он начал сматывать с запястья шнурок с несколькими нанизанными на него клыками тайюн.
Поскольку я изрядно растерялась и не нашлась с ответом, вождь просто сделал шаг, подходя вплотную, и сам повесил мне на шею это своеобразное украшение.
— Мне казалось, такие у вас только мужчины носят, — заметила я растерянно.
— Да.
— И ты отдаёшь их мне? — уточнила недоверчиво. — Я же женщина.
— Но ведь их убила ты. — Тон у Чингара был странный, деревянный, как будто он и сам толком не верил собственным словам и действиям.
— Интересно, и никто не подумает, что я у кого-то эти бусы спёрла?
— Нет, — отмахнулся он и когтем подцепил шнурок рядом с первым клыком. — Здесь твоё имя.
Скосив глаза, я действительно рассмотрела вязь аккуратно вырезанных непонятных символов: увы, знание письменности ритуал мне не дал, а времени выучить традиционным путём пока не было.
— Спасибо, — медленно кивнула я.
Пару секунд мы стояли молча. Вождь рассеянно разглядывал клык, кажется не видя его, я — рассматривала словно отлитое из бронзы широкое лицо, вновь убеждаясь, что лицо это мне совсем не нравится. Слишком грубое, слишком... звериное. На Шадира, например, гораздо приятнее смотреть.
— Прогуляемся? — предложила рассеянно. — Хочется размять ноги.
Вождь кивнул с не менее отсутствующим видом.
Гулять мы пошли в сторону берега. Шли молча, и это хорошо — не ругались. Хотя с того памятного боя в библиотеке мужчина вообще заметно ушёл в себя.
Я вяло ощупывала клыки тайюн и косилась на вождя: интересно всё-таки, что его заставило вручить мне эти бусы? Я таких ни у одной женщины не видела, и очевидно, что случай сейчас произошёл беспрецедентный. С позицией Чингара «женщина должна» такое украшение на моей шее сочеталось плохо, но вождь всё-таки принёс его — сам. Неужели до него что-то дошло? Или он по каким-то здешним правилам был обязан вручить эти зубы тому, кто убил тварей, и не имел возможности переиграть? Всё же он вождь, а награждение отличившихся — вполне в духе должности военачальника.
Шли долго. Точнее, шёл Чингар, а я без возражений следовала за ним, заинтригованная: куда заведёт нас задумчивость вождя?
Когда солнце уже скрылось за горами, мы остановились на верхушке живописного скального выхода, нависающего над морем. Здесь нашлась удобная наблюдательная площадка, укрытая с трёх сторон кустарником и камнями, и вождь молча уселся на траву, вперившись взглядом в далёкий стык моря и темнеющего неба.
Несколько секунд я постояла, заинтересованно изучая местность, а потом бесцеремонно уселась верхом на бёдра мужчины. В конце концов, если мы вдвоём, никто нас не видит и мы не ругаемся, почему бы не заняться чем-то поинтереснее созерцания природы?
Чингар не возражал. Широкие ладони огладили мои бока, на несколько мгновений сомкнулись на талии, обхватив её почти полностью. А потом вождь меня поцеловал — жарко, глубоко, и на время нам обоим стало не до окружающего мира. И я неожиданно обнаружила, что совсем не так устала, как казалось полчаса назад.
***
Тело было вялым, ватным, но эта усталость мне нравилась, она сменила усталость моральную: Чингар помог избавиться от нервного напряжения последних дней, насыщенных работой. Кажется, и вождь имел что сбросить, уж слишком он был неистов, жаден и ненасытен. Или просто вошёл во вкус?
В некоторых местах слегка саднило и ныло, но избавляться от этих ощущений не хотелось. Они напоминали чувство тяжести после долгожданного плотного обеда: вроде бы и неприятно, но уж слишком хорошо. Ассоциация с едой была, конечно, странной, но подобрать лучшую не получалось.
Сейчас, когда я расслабленно лежала на груди мужчины, пытаясь отыскать в себе силы подняться и одеться, уже совершенно стемнело — провели мы тут не меньше пары часов. Самое забавное, за прошедшее время мы не обменялись ни словом, если не считать моих бессвязных стонов и просьб в особенно острые моменты. Я-то была не против, и подобные отношения — встретились по желанию, провели вместе несколько часов и разбежались каждый по своим делам — виделись мне идеальными, но картину омрачало понимание, что Чингар подобное нормальным не считает. И потому его молчание тревожило: неизвестно, насколько его хватит, и непонятно, чем всё это прорвётся в итоге.
Последняя мысль подхлестнула и придала сил. Как бы ни было хорошо, а стоит поскорее собраться и расстаться с вождём, пока приятный вечер не закончился очередным скандалом.
Я сладко потянулась, легко поцеловала мужчину в подбородок и поднялась. Чингар тоже сел, провожая меня взглядом. Темнота не позволяла различить выражение лица, и это к лучшему. Однако вставать не спешил, кажется не испытывая никаких неудобств от необходимости сидеть голышом на камнях.
Без спешки я собрала нашу одежду, привела себя в порядок — Чингар всё это время не шевелился, заставляя меня нервничать. Похоже, вечер всё-таки будет испорчен.
Встал вождь, только когда я натянула рубашку. Навис, не обращая внимания на собственную наготу, перегородил собой самый удобный проход и спросил — ровно, негромко:
— Кто он?
— Кто — он? — искренне удивилась я.
— На тебе есть чужой запах, — пояснил Чингар тем же тоном.
