Вела дневник наблюдений, наблюдала реакции твари на разные доступные мне воздействия, магические и механические. Осторожно расплетала заклинание трансмутации, которое хранилось у твари внутри и с помощью которого она превращала инчиров в себе подобных. Последнее шло очень тяжело, всё-таки специализация совсем не моя, но я не сдавалась: пока не поймёшь принцип, не сумеешь достойно противостоять. По словам аборигенов, в сезон бывало не менее десятка случаев, когда кто-то из воинов подставлялся под чары, и такие инчиры до сих пор считались обречёнными.
Нет, кое-какие способы борьбы с этой заразой я нашла в своём арсенале сразу, но перед экспериментами на живом материале хотелось бы минимальной лабораторной подготовки! Пока я могла сказать только одно: сверхсложное, энергоёмкое, но это было почти классическое заклинание, построенное на смеси разных стихий. И бороться с ним, похоже, следовало как с классическим заклинанием.
И я уже не сомневалась, что тайюн — искусственные создания. Тварь не нуждалась в пище и воде, да и верёвки, и вынужденная продолжительная неподвижность не причиняли ей видимого вреда. Ну не могло такое возникнуть само собой!
Попыток куда-то переместиться за всё прошедшее время образец также не предпринимал. Так что если даже они переносятся мгновенно из какого-то определённого места, то делают это не самостоятельно. Эта версия, кстати, объясняла странную систему распределения тварей и их распространённость. Не объясняла главного: источника энергии, из которого черпалась энергия на создание тайюн и их разброс по миру.
Одна-единственная тварь потребляла огромное её количество, а их были даже не сотни — сотни тысяч, каждый год новые! Никакого природного источника не хватит, даже если копить силы целый год, даже если брать из нескольких. Тем более подобный отток был бы заметен в любом месте: все источники в той или иной мере сообщаются, и если попытаться полностью «осушить» один, то убудет во всех. Процесс небыстрый, влияние зависит от множества разных факторов, которые описывает с десяток законов, но одно неизбежно: при таком мощном и постоянном оттоке магии источник, расположенный вблизи Двери, не мог быть настолько переполнен. Выходило, что древние имели какой-то другой, не природный источник силы, а вот какой — оставалось только гадать.
Гадать и периодически просматривать список накопившихся вопросов, которые стоило задать местным и на которые у меня не хватало времени. Или желания последнее найти, тут сложно сказать наверняка. Где заканчивалась необходимость и важность моего нынешнего дела, а где — начиналось простое нежелание видеть кого-то постороннего и опасение наткнуться на кое-кого знакомого?
С Чингаром за прошедшие пять дней я ни разу не встретилась. Спонтанной стрижки, похоже, хватило, чтобы отвратить вождя от нелепой идеи затащить меня к себе в шатёр, и я боялась спугнуть удачу. А ещё никак не удавалось отделаться от неприятно зудящей совести, которая утверждала, что обошлась я с мужчиной слишком грубо, а он ведь хороший, старался заботиться, нельзя так с мирными аборигенами. Эти угрызения раздражали и давали дополнительный стимул не пересекаться с вождём, пока не отпустит. А то мало ли чего я ему наговорю! Если сейчас начать извиняться, это будет выглядеть совсем уж дико.
Единственное, что я за прошедшее время слышала о вожде, да и то от Майан, так это внеплановый совет старейшин, на котором решался важный вопрос: может ли Чингар оставаться вождём?
Оказалось, я случайно устроила местным нешуточный юридический парадокс. С одной стороны, позор и бесчестье имели место быть, да ещё публично, и вообще — какой он вождь, если позволил так с собой обойтись? А с другой — надругательство совершила женщина, да ещё чужачка, по бабьей дури, не мог же он всерьёз со мной драться. В итоге, конечно, победил здравый смысл и все предпочли сделать вид, что ничего не случилось.
В общем, всё шло ровно и казалось стабильным. Пока на шестой день, вскоре после полудня, в лазарет не пришёл хмурый и даже как будто злой Микар.
— Стевай! — окликнул он. Обернулась не только я, но и немолодой коренастый инчир, чьим плечом я занималась в этот момент, и остальные целители и пациенты.
— Я за неё, — отозвалась, возвращаясь к прерванному занятию.
— Я... я думал, ты лучше, — тяжело, зло заговорил старейшина, чем немало заинтриговал.
— Погоди, а что я успела сотворить сегодня, если ты успел передумать? — уточнила я растерянно. — За вождя бы обиделся сразу, но через неделю — как-то поздновато.
Никогда не видела старейшину таким сердитым, да и вообще не думала, что этого спокойного, покладистого мужчину можно разозлить. Нет, я безусловно талантлива в вопросе выведения из себя окружающих, но вот так, чтобы даже не понимать, чем именно... Это уже достижение.
— Ты считаешь это недостойным внимания?! — вскипел он.
— Что — это? Микар, я действительно не понимаю, что у тебя случилось.
Старейшину буквально перекосило от этих слов, и неизвестно, до чего бы мы сейчас договорились, если бы не вмешалась Майан:
— Да ты скажи толком! Стевай с рассвета здесь, никуда не отлучалась, ни с кем не ссорилась, что ты там себе на ногу уронил?
Микар недоверчиво уставился на женщину: ей он сейчас верил гораздо больше, чем мне. И то радость, что хоть кому-то...
— И никому не отказывала в помощи? — уточнил он подозрительно.
Мы с Майан растерянно переглянулись.
— Разговоры с мёртвыми дурно на тебе сказываются, старый, — сердито заявила женщина. — Что стряслось? Кто-то умер?
— Чингар умирает. Мне сказали...
— Где? — оборвала я. — Ну! Микар, быстрее!
Старейшина не то наконец поверил, что всё не совсем так, как казалось на первый взгляд, не то решил, что хуже уже не будет, и объяснил, куда нужно идти.
— Я с тобой, помогу, — вызвался Карчин.
Я молча кивнула, спешно собирая свои недоинструменты.
Хотелось материться и убивать. Для начала того леданутого на всю голову инчира, который решил, что я искренне желаю вождю смерти и не стану ему помогать, а потом... себя, что ли? Может, не убить, но пару раз душевно приложить головой об стену. Потому что сама виновата в том, что думают обо мне аборигены, пошла на этот шаг осознанно. Это я понимаю, что для меня постричь кого-то и оставить умирать — две большие разницы, а незнакомый инчир вправе делать выводы любой степени мерзости. Так что, если Чингар в самом деле сейчас умрёт...
Зелёна мать! Ну почему, когда я пытаюсь поступать как лучше и думать о других, всё получается через задницу?!
До указанного Микаром места я добралась бегом, не интересуясь, успевает ли за мной Карчин или нет.
Линия столкновения была размазана на целый квартал. Чингара не то оттащили чуть назад, не то отжали тайюн, — в любом случае вождь лежал на свободном пространстве, а бой кипел в нескольких десятках метров впереди. Не глядя по сторонам и не обращая внимания на окружающих — кажется, рядом с Чингаром кто-то в это время находился, — я рухнула на колени рядом с распростёртым телом, спешно проверяя состояние раненого.
Не знаю, как столь опытный воин умудрился так подставиться, но дела его были исключительно паршивы. Грудь располосована, как будто тварь вцепилась всеми когтями и зубами и успела от души порвать. Даже странно, как дожил до моего прихода, потеряв столько крови.
Впрочем, вскоре стало ясно: умереть ему не давали чары трансмутации. Чингар умудрился не только подставиться под удар, но и поймать этот «подарочек». А я, Бездна его сожри, до сих пор не успела в нём толком разобраться!
Зелёна мать! Похоже, всё-таки придётся проводить полевые испытания вслепую...
— Я тебе запрещаю умирать, понятно? Это приказ! И в тварь превращаться запрещаю! — рычала я, торопливо срывая с себя сумку, пояс и рубаху.
— Эй, ты что... — попытался оттащить меня кто-то из мужчин. Но я на него в прямом смысле зашипела, и инчир от неожиданности шарахнулся.
— Карчин, отгоняй от меня этих недоносков! Кто-то дотронется — убью! — шипела я, расчерчивая нужными знаками и символами живот вождя: рисовать по всем правилам, на земле, было некогда. И пытаться найти выход попроще — тоже.
Хорошо, что я достаточно оправилась после предыдущего ритуала и вроде бы не должна кануть в Бездну теперь.
А ещё будет неплохо, если Чингар не примет всё это за проявление неземной любви и не возьмётся опять за старое. Но об этом я буду думать потом и непременно справлюсь с последствиями. Главное, выжил бы!
— Моя кровь — твоя кровь. Огонь к огню, смерть к смерти, тьма к ночи, — выдохнула я дурацкую ключевую фразу, перегнувшись через лежащее тело, и, почти без паузы и подготовки, воткнула нож себе в грудь. Тут каждая секунда на счету, не до сантиментов.
Здравствуй, боль! Привычная, понятная, почти родная... Давно не виделись, да? Не подумай, что я рада.
Испуганные возгласы, голоса за пеленой гула в ушах, отчего кажутся далёкими или ненастоящими.
Пульсация темноты перед глазами, знакомая до последней мушки. Ну нет, вот сейчас точно не до неё!..
Я потянула нож, кажется, не удержав болезненного стона и с трудом уцепившись сознанием за реальность. Всё же переоценила я собственную выносливость. Или просто спешка до добра не доводит...
Только на этом, конечно, развлечение не закончилось, мне предстояло самое интересное: постараться уследить сразу за всем. И свою рану залатать, и с чужими договориться, не позволяя остановиться сердцу мужчины. И верно направить незримое живое пламя, которым полыхала на бронзовой коже, смешиваясь, кровь. А главное, не потерять концентрацию и сознание, когда огонь потечёт по венам незнакомого с ним существа, выжигая всё лишнее, всё опасное, всё чуждое.
— Замри! — сипло рыкнула я, когда Чингар выгнулся и застонал сквозь стиснутые зубы. — А кому сейчас легко? Я терплю, и ты терпи! Зараза... Ты же мужик!
Те чары, которыми я пыталась выжечь «личинку» тайюн, обычно используют для уничтожения проклятий. Кровь мага моего направления сжигает любую инородную магию, к нам никакие проклятия не липнут, и таким вот хитрым образом можно направить это свойство на помощь другим. Старый, медленный, эффектный ритуал, с красивыми торжественными словами — омерзительно неуместными здесь и сейчас. Его обычно проводят в уютной лаборатории, с аккуратно вычерченным на каменном столе рисунком, с помощником, который способен облегчить боль обоим участникам ритуала, и с некоторыми красивыми атрибутами, призванными вызвать уважение к магу.
Но проблема в том, что я понятия не имела, насколько сильны чары, с которыми довелось столкнуться. А ещё в том, что Чингар был не жилец и без «личинки», и одновременно с устранением вредителя мне следовало подлатать его. И всё это быстро, а лучше в прошедшем времени, потому что вождь на грани. Был уже тогда, когда посылали за Микаром.
Живучая, упрямая зараза!
Только попробуй мне сейчас сдохнуть!..
Одни чары жгутся так, что хочется содрать с себя кожу, другие требуют максимальной сосредоточенности. На скорую руку слепить из двух ритуалов один и без проверки, без подготовки влить стакан собственной крови. Бездна, всё-таки весёлая у меня тут жизнь!
Ненавижу свою магию. Нет, она действенная, порой незаменимая, очень нужная. Но, зелёна мать, как же это больно...
Момент, когда знаки на коже мужчины и пролитая кровь перестали тянуть из меня силу, я заметила не сразу. Ещё несколько секунд оставалась в той же позе, перегнувшись через распростёртое тело и упёршись рукой в камни, после чего позволила себе упасть прямо на мужчину и несколько секунд просто подышать, наслаждаясь тем, что ничего нигде не болит. Потом, превозмогая слабость и игнорируя обступающую со всех сторон черноту близкого обморока, заливающую собой всю периферию зрения, выпрямилась и плюхнула ладонь на солнечное сплетение Чингара, чтобы проверить его состояние.
— Надо же, сработало, — пробормотала вяло, прикрыв глаза.
Всё же я оказалась права. «Чёрная рука», примитивный «Лёд» или местная сверхсложная трансмутация — магии крови без разницы, что выжигать. Сила в любых чарах есть, а уж откуда она взялась — это не проблема ритуала.
Ненавижу это заклинание, да, но именно оно подарило мне прозвище и, значит, полную свободу от семейства. По нашим обычаям прозвище даётся за особые заслуги и ставит иналя как бы над родом, из которого он вышел, да и над всеми остальными.
Мне было двадцать девять, это была первая моя военная кампания. Я тогда сумела изменить направление «Жгучей крови» с точечного на веерное, избавив от одной весьма неприятной и прилипчивой пакости боевых товарищей. Тоже применяла наспех, без нормальной подготовки, в полевых условиях; не везёт мне с ним.
Войдель мной тогда страшно гордился. Правда, ругался ещё страшнее, потому что меня еле откачали: сил не рассчитала.
— Стевай! — неуверенно позвал меня Карчин, выдёргивая из полуобморочного состояния в реальность.
Но трогать, однако, не спешил. И другим не давал. Замечательный инчир, как же повезло Майан с мужчиной!
— Да, всё нормально, — заставила я себя открыть рот. Голос прозвучал сипло, надтреснуто. Кричала я, что ли? — Оттащите кто-нибудь эту тушу к Майан, она скажет, что дальше делать.
— А ты? — уточнил целитель.
— И меня тоже куда-нибудь оттащите, — вяло усмехнулась в ответ. — Руку!
Уцепилась за чью-то крепкую мозолистую ладонь, попыталась встать, но — неудачно. Темнота качнулась и захлестнула меня с головой.
Очнулась я на мягких шкурах, судя по запаху и остальным ощущениям — в доме Микара, в той самой комнате, в которой жила последние дни. Очнулась под негромкую мирную беседу двух голосов, моего названого отца и ещё кого-то смутно знакомого, и с приятным ощущением чистоты — кажется, пока я отсыпалась, кто-то аккуратно смыл кровь.
Микар, больше некому. Всё же до чего замечательный инчир! Заботливый, терпеливый, умный и уравновешенный. Где бы найти второго такого, но помоложе, чтобы он женщинами интересовался? К такому я бы, может, и в шатёр согласилась перебраться...
Ленясь открывать глаза, я прислушалась, но разговор тёк скучный, «светский» — о погоде, количестве тайюн, талантах молодых воинов. Некоторое время лежала так, слушая голоса, как шум волн или ветра, но потом чувство голода и любопытство (гости в этом доме были большой редкостью) пересилили, и неизвестно, что в большей степени. Так что я завозилась, намереваясь подняться.
— Стай, как ты?! — радостно поприветствовал меня старейшина.
— Очень есть хочу, — честно созналась, опознав тем временем в госте Тармира — того самого наставника-воспитателя вождя.
Тут же зашевелились всяческие нехорошие подозрения, с какой целью могли бы собраться эти двое, но я их спешно отогнала. В конце концов, может, Тармир зашёл спасибо сказать.
— Сейчас, принесу что-нибудь, — улыбнулся хозяин дома, а я тем временем обнаружила рядом со своим ложем длинную рубаху и надела её, не стесняясь чужих глаз.
Микар вернулся вскоре с завёрнутым в лепёшку мясом и плошкой травяного отвара. Последний был до оскомины горьким, наверняка лечебным. А подробности я выспрашивать не стала: не думаю, что старейшина мог бы меня отравить.
— Для той, кто буквально только что заколола себя, у тебя отличный аппетит. Или мне всё наврали? — полюбопытствовал Тармир.
Нет, кое-какие способы борьбы с этой заразой я нашла в своём арсенале сразу, но перед экспериментами на живом материале хотелось бы минимальной лабораторной подготовки! Пока я могла сказать только одно: сверхсложное, энергоёмкое, но это было почти классическое заклинание, построенное на смеси разных стихий. И бороться с ним, похоже, следовало как с классическим заклинанием.
И я уже не сомневалась, что тайюн — искусственные создания. Тварь не нуждалась в пище и воде, да и верёвки, и вынужденная продолжительная неподвижность не причиняли ей видимого вреда. Ну не могло такое возникнуть само собой!
Попыток куда-то переместиться за всё прошедшее время образец также не предпринимал. Так что если даже они переносятся мгновенно из какого-то определённого места, то делают это не самостоятельно. Эта версия, кстати, объясняла странную систему распределения тварей и их распространённость. Не объясняла главного: источника энергии, из которого черпалась энергия на создание тайюн и их разброс по миру.
Одна-единственная тварь потребляла огромное её количество, а их были даже не сотни — сотни тысяч, каждый год новые! Никакого природного источника не хватит, даже если копить силы целый год, даже если брать из нескольких. Тем более подобный отток был бы заметен в любом месте: все источники в той или иной мере сообщаются, и если попытаться полностью «осушить» один, то убудет во всех. Процесс небыстрый, влияние зависит от множества разных факторов, которые описывает с десяток законов, но одно неизбежно: при таком мощном и постоянном оттоке магии источник, расположенный вблизи Двери, не мог быть настолько переполнен. Выходило, что древние имели какой-то другой, не природный источник силы, а вот какой — оставалось только гадать.
Гадать и периодически просматривать список накопившихся вопросов, которые стоило задать местным и на которые у меня не хватало времени. Или желания последнее найти, тут сложно сказать наверняка. Где заканчивалась необходимость и важность моего нынешнего дела, а где — начиналось простое нежелание видеть кого-то постороннего и опасение наткнуться на кое-кого знакомого?
С Чингаром за прошедшие пять дней я ни разу не встретилась. Спонтанной стрижки, похоже, хватило, чтобы отвратить вождя от нелепой идеи затащить меня к себе в шатёр, и я боялась спугнуть удачу. А ещё никак не удавалось отделаться от неприятно зудящей совести, которая утверждала, что обошлась я с мужчиной слишком грубо, а он ведь хороший, старался заботиться, нельзя так с мирными аборигенами. Эти угрызения раздражали и давали дополнительный стимул не пересекаться с вождём, пока не отпустит. А то мало ли чего я ему наговорю! Если сейчас начать извиняться, это будет выглядеть совсем уж дико.
Единственное, что я за прошедшее время слышала о вожде, да и то от Майан, так это внеплановый совет старейшин, на котором решался важный вопрос: может ли Чингар оставаться вождём?
Оказалось, я случайно устроила местным нешуточный юридический парадокс. С одной стороны, позор и бесчестье имели место быть, да ещё публично, и вообще — какой он вождь, если позволил так с собой обойтись? А с другой — надругательство совершила женщина, да ещё чужачка, по бабьей дури, не мог же он всерьёз со мной драться. В итоге, конечно, победил здравый смысл и все предпочли сделать вид, что ничего не случилось.
В общем, всё шло ровно и казалось стабильным. Пока на шестой день, вскоре после полудня, в лазарет не пришёл хмурый и даже как будто злой Микар.
— Стевай! — окликнул он. Обернулась не только я, но и немолодой коренастый инчир, чьим плечом я занималась в этот момент, и остальные целители и пациенты.
— Я за неё, — отозвалась, возвращаясь к прерванному занятию.
— Я... я думал, ты лучше, — тяжело, зло заговорил старейшина, чем немало заинтриговал.
— Погоди, а что я успела сотворить сегодня, если ты успел передумать? — уточнила я растерянно. — За вождя бы обиделся сразу, но через неделю — как-то поздновато.
Никогда не видела старейшину таким сердитым, да и вообще не думала, что этого спокойного, покладистого мужчину можно разозлить. Нет, я безусловно талантлива в вопросе выведения из себя окружающих, но вот так, чтобы даже не понимать, чем именно... Это уже достижение.
— Ты считаешь это недостойным внимания?! — вскипел он.
— Что — это? Микар, я действительно не понимаю, что у тебя случилось.
Старейшину буквально перекосило от этих слов, и неизвестно, до чего бы мы сейчас договорились, если бы не вмешалась Майан:
— Да ты скажи толком! Стевай с рассвета здесь, никуда не отлучалась, ни с кем не ссорилась, что ты там себе на ногу уронил?
Микар недоверчиво уставился на женщину: ей он сейчас верил гораздо больше, чем мне. И то радость, что хоть кому-то...
— И никому не отказывала в помощи? — уточнил он подозрительно.
Мы с Майан растерянно переглянулись.
— Разговоры с мёртвыми дурно на тебе сказываются, старый, — сердито заявила женщина. — Что стряслось? Кто-то умер?
— Чингар умирает. Мне сказали...
— Где? — оборвала я. — Ну! Микар, быстрее!
Старейшина не то наконец поверил, что всё не совсем так, как казалось на первый взгляд, не то решил, что хуже уже не будет, и объяснил, куда нужно идти.
— Я с тобой, помогу, — вызвался Карчин.
Я молча кивнула, спешно собирая свои недоинструменты.
Хотелось материться и убивать. Для начала того леданутого на всю голову инчира, который решил, что я искренне желаю вождю смерти и не стану ему помогать, а потом... себя, что ли? Может, не убить, но пару раз душевно приложить головой об стену. Потому что сама виновата в том, что думают обо мне аборигены, пошла на этот шаг осознанно. Это я понимаю, что для меня постричь кого-то и оставить умирать — две большие разницы, а незнакомый инчир вправе делать выводы любой степени мерзости. Так что, если Чингар в самом деле сейчас умрёт...
Зелёна мать! Ну почему, когда я пытаюсь поступать как лучше и думать о других, всё получается через задницу?!
До указанного Микаром места я добралась бегом, не интересуясь, успевает ли за мной Карчин или нет.
Линия столкновения была размазана на целый квартал. Чингара не то оттащили чуть назад, не то отжали тайюн, — в любом случае вождь лежал на свободном пространстве, а бой кипел в нескольких десятках метров впереди. Не глядя по сторонам и не обращая внимания на окружающих — кажется, рядом с Чингаром кто-то в это время находился, — я рухнула на колени рядом с распростёртым телом, спешно проверяя состояние раненого.
Не знаю, как столь опытный воин умудрился так подставиться, но дела его были исключительно паршивы. Грудь располосована, как будто тварь вцепилась всеми когтями и зубами и успела от души порвать. Даже странно, как дожил до моего прихода, потеряв столько крови.
Впрочем, вскоре стало ясно: умереть ему не давали чары трансмутации. Чингар умудрился не только подставиться под удар, но и поймать этот «подарочек». А я, Бездна его сожри, до сих пор не успела в нём толком разобраться!
Зелёна мать! Похоже, всё-таки придётся проводить полевые испытания вслепую...
— Я тебе запрещаю умирать, понятно? Это приказ! И в тварь превращаться запрещаю! — рычала я, торопливо срывая с себя сумку, пояс и рубаху.
— Эй, ты что... — попытался оттащить меня кто-то из мужчин. Но я на него в прямом смысле зашипела, и инчир от неожиданности шарахнулся.
— Карчин, отгоняй от меня этих недоносков! Кто-то дотронется — убью! — шипела я, расчерчивая нужными знаками и символами живот вождя: рисовать по всем правилам, на земле, было некогда. И пытаться найти выход попроще — тоже.
Хорошо, что я достаточно оправилась после предыдущего ритуала и вроде бы не должна кануть в Бездну теперь.
А ещё будет неплохо, если Чингар не примет всё это за проявление неземной любви и не возьмётся опять за старое. Но об этом я буду думать потом и непременно справлюсь с последствиями. Главное, выжил бы!
— Моя кровь — твоя кровь. Огонь к огню, смерть к смерти, тьма к ночи, — выдохнула я дурацкую ключевую фразу, перегнувшись через лежащее тело, и, почти без паузы и подготовки, воткнула нож себе в грудь. Тут каждая секунда на счету, не до сантиментов.
Здравствуй, боль! Привычная, понятная, почти родная... Давно не виделись, да? Не подумай, что я рада.
Испуганные возгласы, голоса за пеленой гула в ушах, отчего кажутся далёкими или ненастоящими.
Пульсация темноты перед глазами, знакомая до последней мушки. Ну нет, вот сейчас точно не до неё!..
Я потянула нож, кажется, не удержав болезненного стона и с трудом уцепившись сознанием за реальность. Всё же переоценила я собственную выносливость. Или просто спешка до добра не доводит...
Только на этом, конечно, развлечение не закончилось, мне предстояло самое интересное: постараться уследить сразу за всем. И свою рану залатать, и с чужими договориться, не позволяя остановиться сердцу мужчины. И верно направить незримое живое пламя, которым полыхала на бронзовой коже, смешиваясь, кровь. А главное, не потерять концентрацию и сознание, когда огонь потечёт по венам незнакомого с ним существа, выжигая всё лишнее, всё опасное, всё чуждое.
— Замри! — сипло рыкнула я, когда Чингар выгнулся и застонал сквозь стиснутые зубы. — А кому сейчас легко? Я терплю, и ты терпи! Зараза... Ты же мужик!
Те чары, которыми я пыталась выжечь «личинку» тайюн, обычно используют для уничтожения проклятий. Кровь мага моего направления сжигает любую инородную магию, к нам никакие проклятия не липнут, и таким вот хитрым образом можно направить это свойство на помощь другим. Старый, медленный, эффектный ритуал, с красивыми торжественными словами — омерзительно неуместными здесь и сейчас. Его обычно проводят в уютной лаборатории, с аккуратно вычерченным на каменном столе рисунком, с помощником, который способен облегчить боль обоим участникам ритуала, и с некоторыми красивыми атрибутами, призванными вызвать уважение к магу.
Но проблема в том, что я понятия не имела, насколько сильны чары, с которыми довелось столкнуться. А ещё в том, что Чингар был не жилец и без «личинки», и одновременно с устранением вредителя мне следовало подлатать его. И всё это быстро, а лучше в прошедшем времени, потому что вождь на грани. Был уже тогда, когда посылали за Микаром.
Живучая, упрямая зараза!
Только попробуй мне сейчас сдохнуть!..
Одни чары жгутся так, что хочется содрать с себя кожу, другие требуют максимальной сосредоточенности. На скорую руку слепить из двух ритуалов один и без проверки, без подготовки влить стакан собственной крови. Бездна, всё-таки весёлая у меня тут жизнь!
Ненавижу свою магию. Нет, она действенная, порой незаменимая, очень нужная. Но, зелёна мать, как же это больно...
Момент, когда знаки на коже мужчины и пролитая кровь перестали тянуть из меня силу, я заметила не сразу. Ещё несколько секунд оставалась в той же позе, перегнувшись через распростёртое тело и упёршись рукой в камни, после чего позволила себе упасть прямо на мужчину и несколько секунд просто подышать, наслаждаясь тем, что ничего нигде не болит. Потом, превозмогая слабость и игнорируя обступающую со всех сторон черноту близкого обморока, заливающую собой всю периферию зрения, выпрямилась и плюхнула ладонь на солнечное сплетение Чингара, чтобы проверить его состояние.
— Надо же, сработало, — пробормотала вяло, прикрыв глаза.
Всё же я оказалась права. «Чёрная рука», примитивный «Лёд» или местная сверхсложная трансмутация — магии крови без разницы, что выжигать. Сила в любых чарах есть, а уж откуда она взялась — это не проблема ритуала.
Ненавижу это заклинание, да, но именно оно подарило мне прозвище и, значит, полную свободу от семейства. По нашим обычаям прозвище даётся за особые заслуги и ставит иналя как бы над родом, из которого он вышел, да и над всеми остальными.
Мне было двадцать девять, это была первая моя военная кампания. Я тогда сумела изменить направление «Жгучей крови» с точечного на веерное, избавив от одной весьма неприятной и прилипчивой пакости боевых товарищей. Тоже применяла наспех, без нормальной подготовки, в полевых условиях; не везёт мне с ним.
Войдель мной тогда страшно гордился. Правда, ругался ещё страшнее, потому что меня еле откачали: сил не рассчитала.
— Стевай! — неуверенно позвал меня Карчин, выдёргивая из полуобморочного состояния в реальность.
Но трогать, однако, не спешил. И другим не давал. Замечательный инчир, как же повезло Майан с мужчиной!
— Да, всё нормально, — заставила я себя открыть рот. Голос прозвучал сипло, надтреснуто. Кричала я, что ли? — Оттащите кто-нибудь эту тушу к Майан, она скажет, что дальше делать.
— А ты? — уточнил целитель.
— И меня тоже куда-нибудь оттащите, — вяло усмехнулась в ответ. — Руку!
Уцепилась за чью-то крепкую мозолистую ладонь, попыталась встать, но — неудачно. Темнота качнулась и захлестнула меня с головой.
***
Очнулась я на мягких шкурах, судя по запаху и остальным ощущениям — в доме Микара, в той самой комнате, в которой жила последние дни. Очнулась под негромкую мирную беседу двух голосов, моего названого отца и ещё кого-то смутно знакомого, и с приятным ощущением чистоты — кажется, пока я отсыпалась, кто-то аккуратно смыл кровь.
Микар, больше некому. Всё же до чего замечательный инчир! Заботливый, терпеливый, умный и уравновешенный. Где бы найти второго такого, но помоложе, чтобы он женщинами интересовался? К такому я бы, может, и в шатёр согласилась перебраться...
Ленясь открывать глаза, я прислушалась, но разговор тёк скучный, «светский» — о погоде, количестве тайюн, талантах молодых воинов. Некоторое время лежала так, слушая голоса, как шум волн или ветра, но потом чувство голода и любопытство (гости в этом доме были большой редкостью) пересилили, и неизвестно, что в большей степени. Так что я завозилась, намереваясь подняться.
— Стай, как ты?! — радостно поприветствовал меня старейшина.
— Очень есть хочу, — честно созналась, опознав тем временем в госте Тармира — того самого наставника-воспитателя вождя.
Тут же зашевелились всяческие нехорошие подозрения, с какой целью могли бы собраться эти двое, но я их спешно отогнала. В конце концов, может, Тармир зашёл спасибо сказать.
— Сейчас, принесу что-нибудь, — улыбнулся хозяин дома, а я тем временем обнаружила рядом со своим ложем длинную рубаху и надела её, не стесняясь чужих глаз.
Микар вернулся вскоре с завёрнутым в лепёшку мясом и плошкой травяного отвара. Последний был до оскомины горьким, наверняка лечебным. А подробности я выспрашивать не стала: не думаю, что старейшина мог бы меня отравить.
— Для той, кто буквально только что заколола себя, у тебя отличный аппетит. Или мне всё наврали? — полюбопытствовал Тармир.
