смущённо переглянулись и дружно уставились в разные стороны; первый принялся шарить по внутренней поверхности своей шубы, будто разыскивая что-то (может, блох ловил?), а второй вдруг очень заинтересовался старыми ходиками на стене.
— Что это значит? — вытаращилась я на довольного Лара. — Ты ведь понял, о чём речь?!
— Да. Но ты опять начнёшь ругаться.
— Тебе их жалко, что ли? — окончательно растерялась я.
— Да их хоть поубивай, мне…
— Ой, а можно, да? — видимо, радостное восклицание получилось чрезвычайно убедительным, потому что мужчины вдруг дёрнулись в разные стороны, едва не попадав со стульев. Даже Таллия проняло!
Я самодовольно улыбнулась, чувствуя себя отмщённой. Хотя, подозреваю, на руку мне сыграл эффект неожиданности.
— Ойша, — укоризненно нахмурился Лар, но губы великана неудержимо расползались в улыбке. — Хватит гостей пугать. Но мне кажется, что ты начнёшь ругаться на меня, а не на них.
— Лар! — Я скопировала его полную укора гримасу.
— Да уж могла бы догадаться. Я-то тебя так называю, потому что от Кая перенял, и вообще ты мне как дочь. Но эти-то не знали, вот и посчитали меня твоим полюбовником. Я же говорю, мужики на тебя стойку сделали, а мозги от этого хорошо отшибает. Ладно, Таллий, он новенький, но Тагренай уж мог бы заметить, что для ревности тут повода нет, — с издёвкой заключил он, смерив последнего говорящим взглядом.
Я же, упёршись в широко расставленные колени локтями, со стоном согнулась пополам, низко склонила голову и накрыла её сверху ладонями.
— Как вы меня все… в последнее время… залюбили! Обострение у вас, что ли? Как раз весна, — глухо пробурчала, разглядывая гладкие потемневшие от времени доски пола. — Шли бы вы все к Вечному Мёртвому в задницу! — с расстановкой прошипела всё тому же полу и резко встала. Ни на кого не глядя, подошла к шкафу, взяла оттуда несколько нужных книжек и, не оглядываясь, удалилась к лестнице.
— Ойша, я не помешаю? — Ужастик осторожно заглянул в полутёмное помещение лавки. Я скользнула по нему взглядом и, недовольно фыркнув, опять уткнулась в книгу. Ухода тактичного Таллия, который разговаривать со мной разговоры не спешил, я демонстративно не заметила. Но маг явно оказался настроен решительней, поэтому пришлось отвечать:
— Зависит от цели визита. Судя по твоей настороженной физиономии, помешаешь. Но тебя же это не остановит, верно? Единственно предупреждаю: если начнёшь извиняться, я тебя ударю. Скорее всего, мечом.
— Всё-таки ты очень необычная девушка, — задумчиво проговорил он. — Даже с учётом Приграничья.
— Я тебе полчаса назад рассказывала, — поморщилась я. — Порченая, этим всё сказано.
— Да, я… понимаю головой, но всё равно — странно. Я даже представить не могу, как именно это на тебе сказалось.
Я задумалась над последними его словами. Действительно, как?
— Я теряю голову от ярости, особенно — если чую запах крови, — принялась вслух рассуждать, сосредоточенно хмурясь. — Правда, в последнее время уже почти научилась себя контролировать... Вернее, думала так до вчерашнего происшествия. Иначе понимаю жестокость. На мой взгляд, это нечто лишнее, избыточное, она возможна только неоправданная, жестокость ради жестокости. Я не могу назвать жестокими пытки как таковые: боль является одной из весьма распространённых человеческих слабостей, и пользоваться слабостями друг друга вполне естественно. Жестоко — это когда калечат человека ради самого процесса, не желая чего-то от него добиться или чему-то научить.
Не знаю уж, что именно сподвигло меня на откровенность. Наверное, отношение Грая: в нём не было жалости. То есть присутствовало нормальное человеческое сочувствие, но такое… строгое, как у Лара. Но самое главное — жгучий интерес, причём не праздный, а какое-то исследовательское любопытство, ажиотаж. Это чувство было мне понятно и знакомо, как знакомо оно любому увлечённому своей работой существу.
Впрочем, расслабилась я не настолько, чтобы рассказывать о совсем уж личном вроде собственных проблем с противоположным полом.
— Как можно научить пытками? — растерянно спросил ужастик.
— Легко. Ты что, никогда не видел, как детей порют? — Я пожала плечами. — Это своего рода тоже пытка — причинение физической боли и моральное унижение ради конечного результата.
— И тебя тоже пороли?
— Не совсем. Обычно мне прилетало не ремнём, а чем-нибудь, что было у отца в руках — например, мечом плашмя.
— Извини, я тебя прервал.
— Да. На чём я остановилась? А, на жестокости. Так вот, кроме этого, я часто лучше понимаю поведение животных, чем людей. Животные, они… более искренние.
— Ну, в этом я с тобой согласен, — хмыкнул Грай.
— Да? Скажи это Лару, — я махнула рукой. — А самое странное, я понимаю Серых и порой чувствую их приближение даже раньше Недреманного.
— Понимаешь в каком смысле? Их язык?
— Не совсем. Скорее, эмоции, чувства, мотивацию. Вот как животные чувствуют настрой находящегося рядом живого существа. И знаешь, Серые очень, очень сильно нас ненавидят, причём у них для этого есть весомая причина. Она никогда не обсуждается, она просто есть, и все о ней знают, но чтобы её узнать, надо среди них родиться. Одно могу сказать точно: причина эта весомая и она их оправдывает. Если не полностью, то во многом.
— То есть ты не хочешь их уничтожения? — вскинул брови Тагренай.
— Увы, как раз наоборот, — я усмехнулась. — Всё-таки я человек и жажду жить, пусть даже в чём-то перед кем-то виновата. Но, по-моему, это какие-то очень давние счёты.
— Ойша, а какое впечатление на тебя произвёл Таллий? — я в ответ поморщилась и приготовилась послать подальше обоих «ухажёров», но Грай не дал мне вставить и слова: — Погоди ругаться, я сейчас объясню причину вопроса! Это совсем не то, из-за чего ты ушла из гостиной, — он иронично улыбнулся. — Я давно знаком с этим человеком, но никак не могу его понять. Точнее, не могу понять до конца. Как человека понимаю, но есть ощущение, что это не всё, поэтому и хочу узнать твоё мнение. Мне показалось, ты иначе оцениваешь людей. Не думаешь, а чувствуешь, и в данном случае это принципиально важно, — он чуть склонил голову набок, вопросительно глядя на меня.
Я медленно кивнула. Кажется, ужастик решил реабилитироваться в моих глазах, причём вполне успешно. Ну, или у меня разыгралась мания величия, а он просто возжелал узнать ответы на свои вопросы. Или пытается убить двух зайцев сразу?
— Я прежде не встречала северян, да и не интересовалась ими. Как мне теперь кажется, их общество похоже на Приграничье, но в ещё более жёстком варианте. Поэтому белобрысый кажется мне несколько ближе и понятнее, чем, например, ты. И это при том, что ты, в свою очередь, явно ближе к нам, чем все остальные твои земляки. Не берусь судить, почему так; может, ты просто умный и не лезешь в чужой дом со своими порядками, а принимаешь всё как есть. Ты не боишься жёстких мер. Может быть, это следствие твоей работы. Но что касается Таллия, — одёрнула я себя, чувствуя, что ухожу в сторону от темы, а ужастик почему-то не спешит поправлять. — Он похож на зверя даже больше, чем на человека. Матёрый старый волк, знающий все приёмы охотников, осторожный и умный.
— Похож на тебя? — чуть прищурился, подаваясь вперёд, Грай.
— Да... — неуверенно пробормотала я. Потом кивнула и ещё раз повторила, уже твёрже. — Да. Ещё не зверь, но уже не человек.
— А почему волк?
— Единственный крупный хищник, водящийся в наших широтах, чьи повадки я знаю, — пожала плечами я. — Ещё медведи есть, но они не подходят. Я бы, наверное, сравнила со снежным котом, но с манерами этого зверя я не знакома.
На губах ужастика мелькнула улыбка. Такая довольная, будто я высказала не обыкновенное и достаточно простое сравнение, а открыла ему величайшую тайну мироздания. Причину этой радости уточнять не стала: чутьё подсказывало, правды я не добьюсь.
Тагренай Анагор
Добирался до Приграничья я на почтовом моторе в не самых комфортных условиях. Эти громоздкие громыхающие колымаги, приводимые в движение пленёнными духами стихий, курсируют по всей стране, посещая уголки и более отдалённые, чем Баладдар. Срочные письма и донесения отправляются магической почтой, стационарными порталами, но это слишком дорого, поэтому почтовые моторы пока не спешат уходить в историю. Хотя весь мир не оставляет надежды рано или поздно найти способ сэкономить энергию при переносе предметов крупнее письма. А там, глядишь, и до людей очередь дойдёт...
Можно было самому сесть за рычаги или взять водителя, но в одиночку по степи ездить чревато, тем более — тому, кто её не знает, так что я решил не рисковать, да и со стихийными духами отношения у меня не складываются, а гонять человека в такую даль ради моего комфорта было жалко. В быту я в последние годы стал на диво неприхотлив, а почтовик гораздо быстрее общественного транспорта. Не говоря уже о том, что таким образом я привлеку гораздо меньше внимания.
На моё счастье, оба водителя оказались людьми флегматичными и неразговорчивыми, в дела странного пассажира не лезли и способом моего попадания «на борт» не интересовались. Начальство сказало — довезти, значит, так надо. Наверное, они решили, что я банально сунул хорошую взятку: уж очень радостно пресловутое начальство демонстрировало гражданскую сознательность и преданность короне в моём лице.
Первое время водители поглядывали недовольно и презрительно кривили губы, но вскоре я заслужил их благосклонность: не ныл, не жаловался, остановок через каждый час не требовал, тихо сидел в расчищенном для меня углу на линялом матраце, выделенном почтовым начальством, большей частью спал и только изредка интересовался местностью. А когда не спал — созерцал пейзажи, сменяющиеся за небольшими пыльными окошками, невесть зачем проделанными в кузове в количестве четырёх штук. Благо, посмотреть снаружи было на что.
Мне посчастливилось попасть в эти края в самое удачное время года. Зимой здесь лишь горы снега и лютые морозы, летом — сушь и жара. А вот сейчас, весной, степь оказалась прекрасна: от горизонта до горизонта раскинулся зелёный ковёр с пёстрыми купами цветов, одуряюще пахнет влагой и этими цветами, а такого яркого неба я вообще больше нигде не видел.
Балладар со стороны производил мрачное впечатление. Он огромной глыбой нависал над степью и низкими скалами и за нашим приближением наблюдал с недовольством. И этого впечатления совсем не умалял тот факт, что с этой стороны города стена заметно ниже и старше, чем с востока, откуда приходят Серые.
В город мотор не поехал, остановился на почтовой станции при въезде, так что в сердце Приграничья я вошёл пешком, подавляя странный порыв опасливо втянуть голову в плечи: тут, кажется, самые камни мостовой и каждый кирпич в домах шептали мне вслед проклятья и требовали убираться подобру-поздорову. И хоть я ожидал неприязненного отношения со стороны местных, но от жителей же, а не от самого города! Впрочем, не стоило персонифицировать Баладдар, ощущение это возникало из-за общего вида домов. Крошечные тесные улочки, толстые стены, узкие окна, тяжёлые двери — не город, тюрьма какая-то.
Но за несколько часов, пока искал гостиницу и гнездо местных законников, я притерпелся к этому виду, по спине перестал пробегать холодок перед каждым тёмным поворотом и особенно узкой щелью, стены которой, казалось, вот-вот сомкнутся.
Полной неожиданностью для меня стал не столько сам город, сколько дом мастера Л'Оттар. Мог ли я предположить, во что выльется эта встреча, когда заходил с ножом в лавку отрекомендованного мастера? Да, удивился, что такого звания и уважительного отзыва удостоилась девчонка. Ну, сколько ей лет? Двадцать? Двадцать пять? Светлая коса, встрёпанная чёлка, внимательные серо-карие глаза… и вдруг серебряный мастер-оружейник, опытный и уверенный в своих знаниях. Знал бы, кем она окажется на самом деле!
Да что себя обманывать? Не пошёл, побежал бы, подпрыгивая от нетерпения! Проклятое любопытство. За несколько дней я узнал больше интересных фактов, чем за последние пару лет, и при этом ни на волос не продвинулся в приведшем меня сюда деле. Страшные сказки вдруг оказались объективной реальностью, хмуро и пристально глядящей на меня исподлобья. Приручённый агний, отставной старшина Пограничных, Порченная... вот так с ходу не разберёшься, что из всего этого самое удивительное.
Наверное, удивительней всего не новые впечатления, а будоражащее ощущение тревоги и опасения внутри, не снаружи. Как же я отвык от этого лёгкого состояния, когда окружающие не смотрят с ужасом и презрением, лишь услышав, кто ты такой! Сейчас ужасаться впору мне, да вот только не получается. И о деле думать совершенно не получается. Даже неудачная попытка покушения на меня самого и явление перевёртыша не занимают так, как новые знакомые!
Если поначалу мастер Л'Оттар заинтересовала меня именно в чувственном плане, то теперь, после многочисленных новостей, зародившаяся симпатия завяла на корню под давлением любопытства, как капризный садовый цветок, задушенный сорняками. Нет, Ойша по-прежнему казалась весьма обаятельной и симпатичной девушкой, с которой приятно общаться, и подробности её жизни совершенно не смущали. Просто попадаются такие люди, которых интересно именно изучать, наблюдать со стороны, возможно — в статусе приятеля или друга, и попадаются они гораздо реже, чем просто симпатичные девушки. Так коль уж не влюбился с первого взгляда, зачем портить удовольствие и себе, и ей? А кроме того…
Заступать дорогу северянину, встретившему женщину, которую он желает назвать своей, можно только при наличии очень весомого аргумента вроде сильных взаимных чувств или при полном отсутствии мозгов. Особенно если этот северянин — Таллий Анатар.
А что настроен он серьёзно, было очевидно. У северян общение между неженатым мужчиной и незамужней женщиной, не являющимися родственниками, регламентировано настолько строго, что придворный этикет в сравнении меркнет. За нарушение этикета пожурят, а там — и убить могут. На «ты» горцы переходят, демонстрируя собственное желание ухаживать за женщиной, и если та принимает подобный переход — значит, и ухаживания готова принять. Её это ни к чему не обязывает, поскольку принимать знаки внимания женщина может от любого количества мужчин. А вот он как раз лишает себя права обращать внимание на других, пока не получит твёрдого отказа от этой особы. И прежде я что-то не слышал, чтобы Таллий хоть к кому-то проявлял подобный интерес.
Говорят, у северян в горах нередки случаи, когда за свободное сердце девушки ведутся смертельные поединки. Кто знает, на что он решится здесь? Можно, конечно, сделать старому врагу «подарок» и просветить Ойшу касательно его планов, но… Обидеть девушку этот драный кот при всех его недостатках не посмеет, а просто так лезть недостойно и неприлично. Не дурак же, равнинные обычаи знает и прекрасно понимает, что местная женщина может быть не в курсе этой тонкости.
А на крайний случай у Нойшарэ есть великолепный защитник, и если сама мастер может по неосведомлённости куда-то вляпаться, то Лар прекрасно сумеет отстоять её интересы. Как я успел заметить, он точно знает, что для неё лучше, и Ойша слушается его беспрекословно, даже если не согласна.
— Что это значит? — вытаращилась я на довольного Лара. — Ты ведь понял, о чём речь?!
— Да. Но ты опять начнёшь ругаться.
— Тебе их жалко, что ли? — окончательно растерялась я.
— Да их хоть поубивай, мне…
— Ой, а можно, да? — видимо, радостное восклицание получилось чрезвычайно убедительным, потому что мужчины вдруг дёрнулись в разные стороны, едва не попадав со стульев. Даже Таллия проняло!
Я самодовольно улыбнулась, чувствуя себя отмщённой. Хотя, подозреваю, на руку мне сыграл эффект неожиданности.
— Ойша, — укоризненно нахмурился Лар, но губы великана неудержимо расползались в улыбке. — Хватит гостей пугать. Но мне кажется, что ты начнёшь ругаться на меня, а не на них.
— Лар! — Я скопировала его полную укора гримасу.
— Да уж могла бы догадаться. Я-то тебя так называю, потому что от Кая перенял, и вообще ты мне как дочь. Но эти-то не знали, вот и посчитали меня твоим полюбовником. Я же говорю, мужики на тебя стойку сделали, а мозги от этого хорошо отшибает. Ладно, Таллий, он новенький, но Тагренай уж мог бы заметить, что для ревности тут повода нет, — с издёвкой заключил он, смерив последнего говорящим взглядом.
Я же, упёршись в широко расставленные колени локтями, со стоном согнулась пополам, низко склонила голову и накрыла её сверху ладонями.
— Как вы меня все… в последнее время… залюбили! Обострение у вас, что ли? Как раз весна, — глухо пробурчала, разглядывая гладкие потемневшие от времени доски пола. — Шли бы вы все к Вечному Мёртвому в задницу! — с расстановкой прошипела всё тому же полу и резко встала. Ни на кого не глядя, подошла к шкафу, взяла оттуда несколько нужных книжек и, не оглядываясь, удалилась к лестнице.
***
— Ойша, я не помешаю? — Ужастик осторожно заглянул в полутёмное помещение лавки. Я скользнула по нему взглядом и, недовольно фыркнув, опять уткнулась в книгу. Ухода тактичного Таллия, который разговаривать со мной разговоры не спешил, я демонстративно не заметила. Но маг явно оказался настроен решительней, поэтому пришлось отвечать:
— Зависит от цели визита. Судя по твоей настороженной физиономии, помешаешь. Но тебя же это не остановит, верно? Единственно предупреждаю: если начнёшь извиняться, я тебя ударю. Скорее всего, мечом.
— Всё-таки ты очень необычная девушка, — задумчиво проговорил он. — Даже с учётом Приграничья.
— Я тебе полчаса назад рассказывала, — поморщилась я. — Порченая, этим всё сказано.
— Да, я… понимаю головой, но всё равно — странно. Я даже представить не могу, как именно это на тебе сказалось.
Я задумалась над последними его словами. Действительно, как?
— Я теряю голову от ярости, особенно — если чую запах крови, — принялась вслух рассуждать, сосредоточенно хмурясь. — Правда, в последнее время уже почти научилась себя контролировать... Вернее, думала так до вчерашнего происшествия. Иначе понимаю жестокость. На мой взгляд, это нечто лишнее, избыточное, она возможна только неоправданная, жестокость ради жестокости. Я не могу назвать жестокими пытки как таковые: боль является одной из весьма распространённых человеческих слабостей, и пользоваться слабостями друг друга вполне естественно. Жестоко — это когда калечат человека ради самого процесса, не желая чего-то от него добиться или чему-то научить.
Не знаю уж, что именно сподвигло меня на откровенность. Наверное, отношение Грая: в нём не было жалости. То есть присутствовало нормальное человеческое сочувствие, но такое… строгое, как у Лара. Но самое главное — жгучий интерес, причём не праздный, а какое-то исследовательское любопытство, ажиотаж. Это чувство было мне понятно и знакомо, как знакомо оно любому увлечённому своей работой существу.
Впрочем, расслабилась я не настолько, чтобы рассказывать о совсем уж личном вроде собственных проблем с противоположным полом.
— Как можно научить пытками? — растерянно спросил ужастик.
— Легко. Ты что, никогда не видел, как детей порют? — Я пожала плечами. — Это своего рода тоже пытка — причинение физической боли и моральное унижение ради конечного результата.
— И тебя тоже пороли?
— Не совсем. Обычно мне прилетало не ремнём, а чем-нибудь, что было у отца в руках — например, мечом плашмя.
— Извини, я тебя прервал.
— Да. На чём я остановилась? А, на жестокости. Так вот, кроме этого, я часто лучше понимаю поведение животных, чем людей. Животные, они… более искренние.
— Ну, в этом я с тобой согласен, — хмыкнул Грай.
— Да? Скажи это Лару, — я махнула рукой. — А самое странное, я понимаю Серых и порой чувствую их приближение даже раньше Недреманного.
— Понимаешь в каком смысле? Их язык?
— Не совсем. Скорее, эмоции, чувства, мотивацию. Вот как животные чувствуют настрой находящегося рядом живого существа. И знаешь, Серые очень, очень сильно нас ненавидят, причём у них для этого есть весомая причина. Она никогда не обсуждается, она просто есть, и все о ней знают, но чтобы её узнать, надо среди них родиться. Одно могу сказать точно: причина эта весомая и она их оправдывает. Если не полностью, то во многом.
— То есть ты не хочешь их уничтожения? — вскинул брови Тагренай.
— Увы, как раз наоборот, — я усмехнулась. — Всё-таки я человек и жажду жить, пусть даже в чём-то перед кем-то виновата. Но, по-моему, это какие-то очень давние счёты.
— Ойша, а какое впечатление на тебя произвёл Таллий? — я в ответ поморщилась и приготовилась послать подальше обоих «ухажёров», но Грай не дал мне вставить и слова: — Погоди ругаться, я сейчас объясню причину вопроса! Это совсем не то, из-за чего ты ушла из гостиной, — он иронично улыбнулся. — Я давно знаком с этим человеком, но никак не могу его понять. Точнее, не могу понять до конца. Как человека понимаю, но есть ощущение, что это не всё, поэтому и хочу узнать твоё мнение. Мне показалось, ты иначе оцениваешь людей. Не думаешь, а чувствуешь, и в данном случае это принципиально важно, — он чуть склонил голову набок, вопросительно глядя на меня.
Я медленно кивнула. Кажется, ужастик решил реабилитироваться в моих глазах, причём вполне успешно. Ну, или у меня разыгралась мания величия, а он просто возжелал узнать ответы на свои вопросы. Или пытается убить двух зайцев сразу?
— Я прежде не встречала северян, да и не интересовалась ими. Как мне теперь кажется, их общество похоже на Приграничье, но в ещё более жёстком варианте. Поэтому белобрысый кажется мне несколько ближе и понятнее, чем, например, ты. И это при том, что ты, в свою очередь, явно ближе к нам, чем все остальные твои земляки. Не берусь судить, почему так; может, ты просто умный и не лезешь в чужой дом со своими порядками, а принимаешь всё как есть. Ты не боишься жёстких мер. Может быть, это следствие твоей работы. Но что касается Таллия, — одёрнула я себя, чувствуя, что ухожу в сторону от темы, а ужастик почему-то не спешит поправлять. — Он похож на зверя даже больше, чем на человека. Матёрый старый волк, знающий все приёмы охотников, осторожный и умный.
— Похож на тебя? — чуть прищурился, подаваясь вперёд, Грай.
— Да... — неуверенно пробормотала я. Потом кивнула и ещё раз повторила, уже твёрже. — Да. Ещё не зверь, но уже не человек.
— А почему волк?
— Единственный крупный хищник, водящийся в наших широтах, чьи повадки я знаю, — пожала плечами я. — Ещё медведи есть, но они не подходят. Я бы, наверное, сравнила со снежным котом, но с манерами этого зверя я не знакома.
На губах ужастика мелькнула улыбка. Такая довольная, будто я высказала не обыкновенное и достаточно простое сравнение, а открыла ему величайшую тайну мироздания. Причину этой радости уточнять не стала: чутьё подсказывало, правды я не добьюсь.
Часть вторая. Следы истории
Тагренай Анагор
Добирался до Приграничья я на почтовом моторе в не самых комфортных условиях. Эти громоздкие громыхающие колымаги, приводимые в движение пленёнными духами стихий, курсируют по всей стране, посещая уголки и более отдалённые, чем Баладдар. Срочные письма и донесения отправляются магической почтой, стационарными порталами, но это слишком дорого, поэтому почтовые моторы пока не спешат уходить в историю. Хотя весь мир не оставляет надежды рано или поздно найти способ сэкономить энергию при переносе предметов крупнее письма. А там, глядишь, и до людей очередь дойдёт...
Можно было самому сесть за рычаги или взять водителя, но в одиночку по степи ездить чревато, тем более — тому, кто её не знает, так что я решил не рисковать, да и со стихийными духами отношения у меня не складываются, а гонять человека в такую даль ради моего комфорта было жалко. В быту я в последние годы стал на диво неприхотлив, а почтовик гораздо быстрее общественного транспорта. Не говоря уже о том, что таким образом я привлеку гораздо меньше внимания.
На моё счастье, оба водителя оказались людьми флегматичными и неразговорчивыми, в дела странного пассажира не лезли и способом моего попадания «на борт» не интересовались. Начальство сказало — довезти, значит, так надо. Наверное, они решили, что я банально сунул хорошую взятку: уж очень радостно пресловутое начальство демонстрировало гражданскую сознательность и преданность короне в моём лице.
Первое время водители поглядывали недовольно и презрительно кривили губы, но вскоре я заслужил их благосклонность: не ныл, не жаловался, остановок через каждый час не требовал, тихо сидел в расчищенном для меня углу на линялом матраце, выделенном почтовым начальством, большей частью спал и только изредка интересовался местностью. А когда не спал — созерцал пейзажи, сменяющиеся за небольшими пыльными окошками, невесть зачем проделанными в кузове в количестве четырёх штук. Благо, посмотреть снаружи было на что.
Мне посчастливилось попасть в эти края в самое удачное время года. Зимой здесь лишь горы снега и лютые морозы, летом — сушь и жара. А вот сейчас, весной, степь оказалась прекрасна: от горизонта до горизонта раскинулся зелёный ковёр с пёстрыми купами цветов, одуряюще пахнет влагой и этими цветами, а такого яркого неба я вообще больше нигде не видел.
Балладар со стороны производил мрачное впечатление. Он огромной глыбой нависал над степью и низкими скалами и за нашим приближением наблюдал с недовольством. И этого впечатления совсем не умалял тот факт, что с этой стороны города стена заметно ниже и старше, чем с востока, откуда приходят Серые.
В город мотор не поехал, остановился на почтовой станции при въезде, так что в сердце Приграничья я вошёл пешком, подавляя странный порыв опасливо втянуть голову в плечи: тут, кажется, самые камни мостовой и каждый кирпич в домах шептали мне вслед проклятья и требовали убираться подобру-поздорову. И хоть я ожидал неприязненного отношения со стороны местных, но от жителей же, а не от самого города! Впрочем, не стоило персонифицировать Баладдар, ощущение это возникало из-за общего вида домов. Крошечные тесные улочки, толстые стены, узкие окна, тяжёлые двери — не город, тюрьма какая-то.
Но за несколько часов, пока искал гостиницу и гнездо местных законников, я притерпелся к этому виду, по спине перестал пробегать холодок перед каждым тёмным поворотом и особенно узкой щелью, стены которой, казалось, вот-вот сомкнутся.
Полной неожиданностью для меня стал не столько сам город, сколько дом мастера Л'Оттар. Мог ли я предположить, во что выльется эта встреча, когда заходил с ножом в лавку отрекомендованного мастера? Да, удивился, что такого звания и уважительного отзыва удостоилась девчонка. Ну, сколько ей лет? Двадцать? Двадцать пять? Светлая коса, встрёпанная чёлка, внимательные серо-карие глаза… и вдруг серебряный мастер-оружейник, опытный и уверенный в своих знаниях. Знал бы, кем она окажется на самом деле!
Да что себя обманывать? Не пошёл, побежал бы, подпрыгивая от нетерпения! Проклятое любопытство. За несколько дней я узнал больше интересных фактов, чем за последние пару лет, и при этом ни на волос не продвинулся в приведшем меня сюда деле. Страшные сказки вдруг оказались объективной реальностью, хмуро и пристально глядящей на меня исподлобья. Приручённый агний, отставной старшина Пограничных, Порченная... вот так с ходу не разберёшься, что из всего этого самое удивительное.
Наверное, удивительней всего не новые впечатления, а будоражащее ощущение тревоги и опасения внутри, не снаружи. Как же я отвык от этого лёгкого состояния, когда окружающие не смотрят с ужасом и презрением, лишь услышав, кто ты такой! Сейчас ужасаться впору мне, да вот только не получается. И о деле думать совершенно не получается. Даже неудачная попытка покушения на меня самого и явление перевёртыша не занимают так, как новые знакомые!
Если поначалу мастер Л'Оттар заинтересовала меня именно в чувственном плане, то теперь, после многочисленных новостей, зародившаяся симпатия завяла на корню под давлением любопытства, как капризный садовый цветок, задушенный сорняками. Нет, Ойша по-прежнему казалась весьма обаятельной и симпатичной девушкой, с которой приятно общаться, и подробности её жизни совершенно не смущали. Просто попадаются такие люди, которых интересно именно изучать, наблюдать со стороны, возможно — в статусе приятеля или друга, и попадаются они гораздо реже, чем просто симпатичные девушки. Так коль уж не влюбился с первого взгляда, зачем портить удовольствие и себе, и ей? А кроме того…
Заступать дорогу северянину, встретившему женщину, которую он желает назвать своей, можно только при наличии очень весомого аргумента вроде сильных взаимных чувств или при полном отсутствии мозгов. Особенно если этот северянин — Таллий Анатар.
А что настроен он серьёзно, было очевидно. У северян общение между неженатым мужчиной и незамужней женщиной, не являющимися родственниками, регламентировано настолько строго, что придворный этикет в сравнении меркнет. За нарушение этикета пожурят, а там — и убить могут. На «ты» горцы переходят, демонстрируя собственное желание ухаживать за женщиной, и если та принимает подобный переход — значит, и ухаживания готова принять. Её это ни к чему не обязывает, поскольку принимать знаки внимания женщина может от любого количества мужчин. А вот он как раз лишает себя права обращать внимание на других, пока не получит твёрдого отказа от этой особы. И прежде я что-то не слышал, чтобы Таллий хоть к кому-то проявлял подобный интерес.
Говорят, у северян в горах нередки случаи, когда за свободное сердце девушки ведутся смертельные поединки. Кто знает, на что он решится здесь? Можно, конечно, сделать старому врагу «подарок» и просветить Ойшу касательно его планов, но… Обидеть девушку этот драный кот при всех его недостатках не посмеет, а просто так лезть недостойно и неприлично. Не дурак же, равнинные обычаи знает и прекрасно понимает, что местная женщина может быть не в курсе этой тонкости.
А на крайний случай у Нойшарэ есть великолепный защитник, и если сама мастер может по неосведомлённости куда-то вляпаться, то Лар прекрасно сумеет отстоять её интересы. Как я успел заметить, он точно знает, что для неё лучше, и Ойша слушается его беспрекословно, даже если не согласна.
