— А какая разница? — продолжила недоумевать она. — Ведь это ничего не изменит.
— Зная, как устроен мир, проще выбрать дело по душе, — попыталась я зайти с другой стороны.
— Дело? — женщина удивлённо подняла брови. — Зачем?
— Чтобы его делать, — с каменным лицом ответила на это, чувствуя, что разговор движется в тупик. Мужчины хотя бы аккуратно уходили от щекотливых вопросов, а вот этот незамутнённый пофигизм обескураживал. — Надо же чем-то заниматься целыми днями?
— Но зачем, ты же женщина! — попыталась втолковать мне озадаченная Унка.
— И что?
— Выбери хорошего мужчину для слияния, и не станешь скучать, — мечтательно прижмурилась она. — Нурия, например.
Кхм. Надеюсь, меня не очень заметно перекосило на этих словах? Впрочем, даже если перекосило, Унка была слишком поглощена собственными приятными воспоминаниями.
— Расскажи мне, что такое слияние? — смирилась я с отсутствием в её голове других мыслей. Может, хоть об этом явлении расскажет подробнее?
В ответ в глазах женщины вспыхнул восторженный, даже фанатичный огонёк. Кажется, этот вопрос наконец-то нашёл адресата...
— Слияние — это лучшее, что может быть! — воодушевлённо, с восторгом откликнулась Унка. — Это единение, это разделение жизни на двоих, это невероятное наслаждение! Ты никогда не будешь одна, он никогда тебя не оставит, будет верен до конца жизни и больше ни на кого не посмотрит. Да и тебе никто, кроме него, не будет нужен. Пара, прошедшая слияние, это самая большая ценность, они приносят потомство, а с детьми помогают все бессемейные жители.
— Обязательно, — выдавила я.
Ну просто рай кромешный!
Хочу домой. Согласна писать отчёты за всю лабораторию, дежурить на суточных прогонах и прозвонить все соединения прототипа напрямую, примитивным тестером. Работать без выходных, отпуска, праздников и даже обеда.
Лучше бы они нас сожрать пытались!..
Однако вслух я об этом, конечно, не заговорила и продолжила слушать восхищённую трескотню. Ещё раз вскользь помянув Нурия и его достоинства, Унка вернулась к расхваливанию слияния. Она журчала, что после этого наступает полное взаимопонимание, потому что секретов нет и двое становятся единым целым. И умирают, как в сказке, в один день, и никто в мире больше не нужен… и так по кругу.
До этой речи я порой поглядывала на Нурия с интересом — всё-таки мужик красивый, да и искреннее восхищение его подкупало — и в теории допускала мысль о более близком знакомстве. Было интересно пощупать его просто в порядке нового опыта. Ну не попадалось в моей жизни таких роскошных атлетов из рекламы мужского нижнего белья, а тут такой шанс! Теперь… нет уж, в чёрной дыре я видала вот это вот всё. Лучше в бордель с андроидами на выходные — бездуховно, зато и без последствий в виде многочисленного потомства, с которым помогают бессемейные жители.
Только бы добраться до Союза! И поскорее...
Миновав несколько коридоров, мы вышли из жилых в общественные зоны. Болтать про слияние Унка, к счастью, перестала, вместо этого переключилась в режим экскурсовода, и я наконец-то перевела дух. От слова «слияние» уже начало передёргивать.
Общественная зона представляла собой очень широкий и длинный тоннель, замкнутый в кольцо. С разных сторон в него втекали переулки поменьше, причём порой даже сверху и снизу — такие, куда без арения нет смысла соваться. А между проходами размещались всевозможные — очень немногочисленные — магазинчики и кафе.
Точнее, сначала так показалось, я даже вздохнула с облегчением: хоть что-то у них как у людей! Рано обрадовалась. Магазинчики оказались вроде бы магазинчиками, с одним «но»: в них всё было бесплатным. То есть совсем. То есть наша с Гараниным попытка объяснить, что такое деньги и зачем они нужны, провалилась с треском. Зачем деньги, если всё и так делается и отдаётся тем, кому оно нужно?
При этом — полное самообслуживание, никто даже за порядком не следит. Добыть тут можно было только готовую еду, обувь, одежду, однообразное постельное бельё и в единственном месте — средства для мытья тела. Даже посуды нет.
Коммунистическая утопия, в полном смысле этого слова. Поразительно! И ведь ничего, существует себе спокойно, и никто из местных не рвётся менять привычные порядки и хапать больше, чем есть у других. Действительно, зачем, если оно одинаковое и всем доступное? Даже дети уже общие...
С женщинами вот только неувязочка вышла и вопиющее неравенство. Но местные почему-то не роптали, это был железный закон: женщина выбирает одного и на всю жизнь, никаких свальных оргий.
Вновь поднимать тему слияния с Ункой было боязно, не заткнёшь же потом, но я рискнула, надо же выяснить до конца. Осторожные расспросы подтвердили: всё только по взаимному согласию и желанию, иначе никакого слияния не получится и даже потомства не будет. Понятия не имею, как это у них работало с биологической точки зрения, если вообще работало, и на чём могло сказываться женское несогласие, но — грех жаловаться. Главное, чтобы местные в это свято верили и не рвались проверять.
Пока гуляли, Унка подобрала мне пару платьишек. Точнее, буквально всучила: тех двух, которые выдал с самого начала Нурий, лично мне было достаточно, негде тут форсить, но с этой особой оказалось проще согласиться.
А вообще удивительное дело. Женщин по пальцам пересчитать можно, мужики почти все — рослые, плечистые, но при этом на меня платье нужного размера найти — совсем не проблема. Ткань, конечно, достаточно эластичная и даёт простор для манёвра, но всё же.
— Может, и тебе наряд найдём? — дежурно поддела я полковника. — Что ты как отщепенец!
— Не нуждаюсь, — отмахнулся начбез.
— Всё-таки стесняешься волосатых лодыжек? — захихикала я.
Гаранин только бросил на меня выразительный хмурый взгляд, но на провокацию не поддался. А жаль, что он так быстро перестал реагировать, дразнить его было приятно.
Все объяснения удивлённого Нурия, пытавшегося одеть начбеза согласно местным традициям, натыкались на стену яростного протеста. Мои подшучивания в тот момент, кажется, и вовсе довели полковника до активного термического излучения фотонов в видимой части спектра. Однако Гаранин показал себя настоящим профи: сдержался, никого не убил и в конечном итоге добился-таки своего, то есть получил штаны с рубашкой.
После чего на него совершенно перестали обращать внимание наши учителя. До полного игнорирования не дошло, однако отношение заметно изменилось. Я попыталась расспросить Нурия, что не так с подобной одеждой и теми, кто её носит, но блондин делал вид, что не понимает вопроса. А полковник даже спрашивать не стал: мол, пусть его хоть увечным считают, но надеть юбку, при наличии альтернативы, это его не заставит.
Как ребёнок, честное слово. А ещё суровый спецназовец с опытом службы на диких планетах!
Впрочем, он же не контактёр, силовик. Видимо, внедрение в чужеродную среду в обязанности Гаранина никогда не входило.
Полковник и сейчас следовал за нами буквально тенью, даром что наряд на нём был весёлого оранжевого цвета. Отстань начбез, потеряйся среди прохожих, и Нурий с родителями этого бы, кажется, не заметили. Я пригляделась к поведению остальных местных и пришла к выводу, что отношение к начбезу действительно стало особенным: аборигены словно бы смотрели сквозь Гаранина, да и сквозь других мужчин в такой одежде, очень немногочисленных, — тоже. Интересно, в чём тут дело? Рабочие комбинезоны вроде бы никого не смущали...
Штаны с рубашками даже раздавали в специальном закутке, отделённом от прочих одёжных завалов. Я попыталась проявить любопытство и выпросить себе похожее, но они даже слушать не стали. Это не для женщин — и всё, и никаких больше объяснений.
Подумав, на конфликт я не пошла и не стала хватать вещи без разрешения. Мало ли как они отреагируют! Понятия «преступность» местные, кажется, тоже не знали, но большой вопрос, до какой степени.
Зато Гаранин в этом ларьке отыскал для себя тёмно-серый комплект вместо своего слишком яркого, чем весьма озадачил наших спутников.
— Почему нельзя? — не выдержал наконец полковник.
— Можно, но…
— Это вредно? Меня в такой одежде убьют? — продолжил допытываться он.
— Нет, но это же… некрасиво! — почти со священным ужасом сообщил Нурий.
— И что? — кажется, такого ответа Гаранин ожидал меньше всего.
— Как — что?! Ни одна женщина не обратит на такое внимания. Ты, конечно, странный и вряд ли кого-то заинтересуешь и так, но… зачем?
Мы с полковником озадаченно переглянулись и совместно насели на блондина. Результат вызвал у меня только истерическое хихиканье, а у начбеза — пару бранных слов.
Мы подозревали в этой одежде какой-то подвох. Что носят её изгои, преступники, больные, ещё что-то вроде. А всё опять сводилось к взаимоотношению полов. Такие наряды выбирали те, кто по каким-то причинам не мог соперничать за женское внимание. Ну там увечные или генетически дефектные, которые не ощущали в себе стремления к слиянию. И вообще, вдруг женщина захочет оценить, так сказать, товар лицом со всех ракурсов, что для этого, штаны снимать?
— Зар, тебе там маячок не ответил? — шёпотом спросила я, когда мы выходили из одёжного закутка.
— Нет, — разбил мои надежды Гаранин. — А что?
— Хочу подальше от этого безумия, — призналась честно. — Я уже почти согласна выживать в лесу. Ты слышал, что она про слияние говорила?!
Полковник только усмехнулся выразительно, а потом меня опять подхватила за локоть Унка.
— Зачем общаться с этим существом? — пренебрежительно бросила она. — У тебя такой огромный выбор! Посмотри, ведь каждый из них готов на всё ради твоей благосклонности! Разве это не прекрасно?
— Наверное, — дипломатично согласилась я.
Пытаться объяснять собственную жизненную позицию тут бесполезно, проще промолчать. Я же не собираюсь перекраивать их и учить жить, это не мой мир и чужая культура. А мне бы в свою, домой, к любимым ускорителям и генераторам пространственных искажений. И побыстрее, потому что, выслушивая вот это всё, я буквально чувствую, как тупею: от стресса отмирают именно те нейроны, в которые записано образование и профессиональный стаж.
И абстрагироваться, убедить себя, что это просто чужой мир, не получалось: в нашем-то тоже есть люди с похожей логикой, уж мне ли не знать. Глобально я не имела ничего против их существования, это их жизнь и их выбор, но… Пусть они живут подальше, а меня верните на «Чёрного лебедя»!
Через пару секунд, будто стремясь поддержать слова Унки, путь нам заступил какой-то незнакомый мужик, мастью похожий на второго егеря. А может, он и был — из местных я научилась более-менее отличать только Нурия. Все слишком одинаково совершенны. Как только среди них местные женщины выбирают?
Кстати, ещё одна занятная деталь. А брюнетов-то среди местных нет, и брюнеток — тоже. Мы с полковником одни выделяемся.
Незнакомец — молча, с поклоном, — протянул мне разлапистый прозрачный кристалл на тонкой ножке, кажется металлической. Красивый, зеленоватый. Я руки в ответ тянуть не стала, обернулась с вопросом к Унке.
— Бери, бери, — с умилением подбодрила женщина. — Это выражение восхищения, он сам его вырастил. И приглашение познакомиться поближе. Если захочешь пообщаться ещё, просто потри центральный кристалл, он станет красным. Можно ещё капнуть на него слюной или кровью.
— И как он это поймёт? — опасливо уточнила, но «цветок» всё-таки аккуратно, за ножку, взяла.
— Какая разница, — легкомысленно отмахнулась Унка. Потом вдруг просияла улыбкой, выпустила мой локоть и стремительно приблизилась к мужу. Тот ответил такой же не вполне адекватной радостью, подхватил её на руки — и молча сгинул в ближайшем коридоре.
— Им захотелось уединиться, — пояснил в ответ на наши ошарашенные взгляды Нурий. С завистью и тоской в глазах.
А у меня больше не осталось цензурных слов.
Желание гулять пропало окончательно, но Нурий потащился обедать в один из местных ресторанчиков. За время, пока мы туда шли и ели, я получила ещё четыре предложения познакомиться поближе, и с каждым блондин всё больше хмурился — кажется, досадовал на себя, что сам такой камушек до сих пор не притащил.
Общественная часть человейника на поверку оказалась совсем небольшой и достаточно безлюдной, к праздношатанию аборигены явно были не склонны. Все куда-то деловито спешили, многие — на арениях по потоку. И развлечений я, кстати, опять никаких не заметила.
Но поспешные выводы делать не стала: не факт, что такое общественное место во всём городе одно, и не факт, что нет чего-то более интересного. Нурий, правда, заверял, что это не так, но особого доверия его слова не внушали.
Мы уже поднялись из-за столика — в этом «кафе» их был десяток одинаковых, обслуживал очередной арений, а как егерь заказывал еду, я так и не поняла, — и вышли в общий тоннель, когда размеренное течение местной жизни оказалось нарушено.
Где-то совсем рядом громыхнул взрыв.
Гаранин отреагировал мгновенно и однозначно. Я даже вякнуть не успела, как оказалась у стены за его спиной, а у полковника в руках возникло оружие.
А Нурий просто растерянно замер на месте, неподвижно, словно окаменел. Точно так же поступили и остальные аборигены — застыли на своих местах, кто-то в неловких позах с поднятыми руками и даже ногами, словно в поставленном на паузу кино. Откуда-то слева в повисшей тишине прикатился клуб пыли и дыма.
— Что за?.. — ругнулся себе под нос Гаранин.
Немая сцена длилась несколько секунд, в течение которых я успела вцепиться в подол полковничьей рубашки и титаническим волевым усилием не дала себе вцепиться в самого полковника. Реакция местных напугала меня гораздо больше, чем взрыв.
Что там начбез про роботов говорил?!
А потом мир двинулся дальше — кто-то невидимый скомандовал «пуск».
— Пойдёмте, вы же хотели вернуться, — обратился к нам Нурий.
— Я хочу пройти туда, — кивнул Гаранин в сторону по коридору, где бабахнуло.
— Зачем? — не понял блондин.
— Надо узнать, что случилось. Тебе не интересно? — Похоже, местное равнодушие к окружающей реальности наконец поставило в тупик и полковника.
— Никто не пострадал, разрушения минимальны, всё в порядке. — Нурий был сама невозмутимость. Потом, видя серьёзное лицо начбеза, с лёгкой растерянностью уточнил у меня: — Ты правда хочешь сходить туда?
— Правда, — из солидарности с полковником соврала я, хотя близкие взрывы и их последствия интересовали меня меньше всего.
Взорвалось что-то внутри одного из кафе, у дальней стенки. Пока мы подошли, у места разрушения уже поднялась деловитая суета. Небольшие грузовые арении оттаскивали обломки, чем руководила пара аборигенов. За проломом виднелось что-то вроде склада, а в полу зияла большая дыра. В которую, похоже, частью обрушились полки.
Гаранину, который вознамерился подойти поближе и сунуть туда нос, никто не препятствовал, только невозмутимо его обходили.
Осмотр много времени не занял, и после полковник сообщил дожидавшемуся нас Нурию, что можно возвращаться. Вопросов блондин не задавал, а от меня Гаранин отмахнулся неопределённым «потом».
Которое наступило только «дома», когда абориген сослался на неотложные дела и оставил нас вдвоём.
— Ну?! — насела я на начбеза.
— Лаз, похожий на подкоп, и взрывчатка. Примитивная, похоже, что-то на основе нитроглицерина, — коротко ответил он.
— Зная, как устроен мир, проще выбрать дело по душе, — попыталась я зайти с другой стороны.
— Дело? — женщина удивлённо подняла брови. — Зачем?
— Чтобы его делать, — с каменным лицом ответила на это, чувствуя, что разговор движется в тупик. Мужчины хотя бы аккуратно уходили от щекотливых вопросов, а вот этот незамутнённый пофигизм обескураживал. — Надо же чем-то заниматься целыми днями?
— Но зачем, ты же женщина! — попыталась втолковать мне озадаченная Унка.
— И что?
— Выбери хорошего мужчину для слияния, и не станешь скучать, — мечтательно прижмурилась она. — Нурия, например.
Кхм. Надеюсь, меня не очень заметно перекосило на этих словах? Впрочем, даже если перекосило, Унка была слишком поглощена собственными приятными воспоминаниями.
— Расскажи мне, что такое слияние? — смирилась я с отсутствием в её голове других мыслей. Может, хоть об этом явлении расскажет подробнее?
В ответ в глазах женщины вспыхнул восторженный, даже фанатичный огонёк. Кажется, этот вопрос наконец-то нашёл адресата...
— Слияние — это лучшее, что может быть! — воодушевлённо, с восторгом откликнулась Унка. — Это единение, это разделение жизни на двоих, это невероятное наслаждение! Ты никогда не будешь одна, он никогда тебя не оставит, будет верен до конца жизни и больше ни на кого не посмотрит. Да и тебе никто, кроме него, не будет нужен. Пара, прошедшая слияние, это самая большая ценность, они приносят потомство, а с детьми помогают все бессемейные жители.
— Обязательно, — выдавила я.
Ну просто рай кромешный!
Хочу домой. Согласна писать отчёты за всю лабораторию, дежурить на суточных прогонах и прозвонить все соединения прототипа напрямую, примитивным тестером. Работать без выходных, отпуска, праздников и даже обеда.
Лучше бы они нас сожрать пытались!..
Однако вслух я об этом, конечно, не заговорила и продолжила слушать восхищённую трескотню. Ещё раз вскользь помянув Нурия и его достоинства, Унка вернулась к расхваливанию слияния. Она журчала, что после этого наступает полное взаимопонимание, потому что секретов нет и двое становятся единым целым. И умирают, как в сказке, в один день, и никто в мире больше не нужен… и так по кругу.
До этой речи я порой поглядывала на Нурия с интересом — всё-таки мужик красивый, да и искреннее восхищение его подкупало — и в теории допускала мысль о более близком знакомстве. Было интересно пощупать его просто в порядке нового опыта. Ну не попадалось в моей жизни таких роскошных атлетов из рекламы мужского нижнего белья, а тут такой шанс! Теперь… нет уж, в чёрной дыре я видала вот это вот всё. Лучше в бордель с андроидами на выходные — бездуховно, зато и без последствий в виде многочисленного потомства, с которым помогают бессемейные жители.
Только бы добраться до Союза! И поскорее...
Миновав несколько коридоров, мы вышли из жилых в общественные зоны. Болтать про слияние Унка, к счастью, перестала, вместо этого переключилась в режим экскурсовода, и я наконец-то перевела дух. От слова «слияние» уже начало передёргивать.
Общественная зона представляла собой очень широкий и длинный тоннель, замкнутый в кольцо. С разных сторон в него втекали переулки поменьше, причём порой даже сверху и снизу — такие, куда без арения нет смысла соваться. А между проходами размещались всевозможные — очень немногочисленные — магазинчики и кафе.
Точнее, сначала так показалось, я даже вздохнула с облегчением: хоть что-то у них как у людей! Рано обрадовалась. Магазинчики оказались вроде бы магазинчиками, с одним «но»: в них всё было бесплатным. То есть совсем. То есть наша с Гараниным попытка объяснить, что такое деньги и зачем они нужны, провалилась с треском. Зачем деньги, если всё и так делается и отдаётся тем, кому оно нужно?
При этом — полное самообслуживание, никто даже за порядком не следит. Добыть тут можно было только готовую еду, обувь, одежду, однообразное постельное бельё и в единственном месте — средства для мытья тела. Даже посуды нет.
Коммунистическая утопия, в полном смысле этого слова. Поразительно! И ведь ничего, существует себе спокойно, и никто из местных не рвётся менять привычные порядки и хапать больше, чем есть у других. Действительно, зачем, если оно одинаковое и всем доступное? Даже дети уже общие...
С женщинами вот только неувязочка вышла и вопиющее неравенство. Но местные почему-то не роптали, это был железный закон: женщина выбирает одного и на всю жизнь, никаких свальных оргий.
Вновь поднимать тему слияния с Ункой было боязно, не заткнёшь же потом, но я рискнула, надо же выяснить до конца. Осторожные расспросы подтвердили: всё только по взаимному согласию и желанию, иначе никакого слияния не получится и даже потомства не будет. Понятия не имею, как это у них работало с биологической точки зрения, если вообще работало, и на чём могло сказываться женское несогласие, но — грех жаловаться. Главное, чтобы местные в это свято верили и не рвались проверять.
Пока гуляли, Унка подобрала мне пару платьишек. Точнее, буквально всучила: тех двух, которые выдал с самого начала Нурий, лично мне было достаточно, негде тут форсить, но с этой особой оказалось проще согласиться.
А вообще удивительное дело. Женщин по пальцам пересчитать можно, мужики почти все — рослые, плечистые, но при этом на меня платье нужного размера найти — совсем не проблема. Ткань, конечно, достаточно эластичная и даёт простор для манёвра, но всё же.
— Может, и тебе наряд найдём? — дежурно поддела я полковника. — Что ты как отщепенец!
— Не нуждаюсь, — отмахнулся начбез.
— Всё-таки стесняешься волосатых лодыжек? — захихикала я.
Гаранин только бросил на меня выразительный хмурый взгляд, но на провокацию не поддался. А жаль, что он так быстро перестал реагировать, дразнить его было приятно.
Все объяснения удивлённого Нурия, пытавшегося одеть начбеза согласно местным традициям, натыкались на стену яростного протеста. Мои подшучивания в тот момент, кажется, и вовсе довели полковника до активного термического излучения фотонов в видимой части спектра. Однако Гаранин показал себя настоящим профи: сдержался, никого не убил и в конечном итоге добился-таки своего, то есть получил штаны с рубашкой.
После чего на него совершенно перестали обращать внимание наши учителя. До полного игнорирования не дошло, однако отношение заметно изменилось. Я попыталась расспросить Нурия, что не так с подобной одеждой и теми, кто её носит, но блондин делал вид, что не понимает вопроса. А полковник даже спрашивать не стал: мол, пусть его хоть увечным считают, но надеть юбку, при наличии альтернативы, это его не заставит.
Как ребёнок, честное слово. А ещё суровый спецназовец с опытом службы на диких планетах!
Впрочем, он же не контактёр, силовик. Видимо, внедрение в чужеродную среду в обязанности Гаранина никогда не входило.
Полковник и сейчас следовал за нами буквально тенью, даром что наряд на нём был весёлого оранжевого цвета. Отстань начбез, потеряйся среди прохожих, и Нурий с родителями этого бы, кажется, не заметили. Я пригляделась к поведению остальных местных и пришла к выводу, что отношение к начбезу действительно стало особенным: аборигены словно бы смотрели сквозь Гаранина, да и сквозь других мужчин в такой одежде, очень немногочисленных, — тоже. Интересно, в чём тут дело? Рабочие комбинезоны вроде бы никого не смущали...
Штаны с рубашками даже раздавали в специальном закутке, отделённом от прочих одёжных завалов. Я попыталась проявить любопытство и выпросить себе похожее, но они даже слушать не стали. Это не для женщин — и всё, и никаких больше объяснений.
Подумав, на конфликт я не пошла и не стала хватать вещи без разрешения. Мало ли как они отреагируют! Понятия «преступность» местные, кажется, тоже не знали, но большой вопрос, до какой степени.
Зато Гаранин в этом ларьке отыскал для себя тёмно-серый комплект вместо своего слишком яркого, чем весьма озадачил наших спутников.
— Почему нельзя? — не выдержал наконец полковник.
— Можно, но…
— Это вредно? Меня в такой одежде убьют? — продолжил допытываться он.
— Нет, но это же… некрасиво! — почти со священным ужасом сообщил Нурий.
— И что? — кажется, такого ответа Гаранин ожидал меньше всего.
— Как — что?! Ни одна женщина не обратит на такое внимания. Ты, конечно, странный и вряд ли кого-то заинтересуешь и так, но… зачем?
Мы с полковником озадаченно переглянулись и совместно насели на блондина. Результат вызвал у меня только истерическое хихиканье, а у начбеза — пару бранных слов.
Мы подозревали в этой одежде какой-то подвох. Что носят её изгои, преступники, больные, ещё что-то вроде. А всё опять сводилось к взаимоотношению полов. Такие наряды выбирали те, кто по каким-то причинам не мог соперничать за женское внимание. Ну там увечные или генетически дефектные, которые не ощущали в себе стремления к слиянию. И вообще, вдруг женщина захочет оценить, так сказать, товар лицом со всех ракурсов, что для этого, штаны снимать?
— Зар, тебе там маячок не ответил? — шёпотом спросила я, когда мы выходили из одёжного закутка.
— Нет, — разбил мои надежды Гаранин. — А что?
— Хочу подальше от этого безумия, — призналась честно. — Я уже почти согласна выживать в лесу. Ты слышал, что она про слияние говорила?!
Полковник только усмехнулся выразительно, а потом меня опять подхватила за локоть Унка.
— Зачем общаться с этим существом? — пренебрежительно бросила она. — У тебя такой огромный выбор! Посмотри, ведь каждый из них готов на всё ради твоей благосклонности! Разве это не прекрасно?
— Наверное, — дипломатично согласилась я.
Пытаться объяснять собственную жизненную позицию тут бесполезно, проще промолчать. Я же не собираюсь перекраивать их и учить жить, это не мой мир и чужая культура. А мне бы в свою, домой, к любимым ускорителям и генераторам пространственных искажений. И побыстрее, потому что, выслушивая вот это всё, я буквально чувствую, как тупею: от стресса отмирают именно те нейроны, в которые записано образование и профессиональный стаж.
И абстрагироваться, убедить себя, что это просто чужой мир, не получалось: в нашем-то тоже есть люди с похожей логикой, уж мне ли не знать. Глобально я не имела ничего против их существования, это их жизнь и их выбор, но… Пусть они живут подальше, а меня верните на «Чёрного лебедя»!
Через пару секунд, будто стремясь поддержать слова Унки, путь нам заступил какой-то незнакомый мужик, мастью похожий на второго егеря. А может, он и был — из местных я научилась более-менее отличать только Нурия. Все слишком одинаково совершенны. Как только среди них местные женщины выбирают?
Кстати, ещё одна занятная деталь. А брюнетов-то среди местных нет, и брюнеток — тоже. Мы с полковником одни выделяемся.
Незнакомец — молча, с поклоном, — протянул мне разлапистый прозрачный кристалл на тонкой ножке, кажется металлической. Красивый, зеленоватый. Я руки в ответ тянуть не стала, обернулась с вопросом к Унке.
— Бери, бери, — с умилением подбодрила женщина. — Это выражение восхищения, он сам его вырастил. И приглашение познакомиться поближе. Если захочешь пообщаться ещё, просто потри центральный кристалл, он станет красным. Можно ещё капнуть на него слюной или кровью.
— И как он это поймёт? — опасливо уточнила, но «цветок» всё-таки аккуратно, за ножку, взяла.
— Какая разница, — легкомысленно отмахнулась Унка. Потом вдруг просияла улыбкой, выпустила мой локоть и стремительно приблизилась к мужу. Тот ответил такой же не вполне адекватной радостью, подхватил её на руки — и молча сгинул в ближайшем коридоре.
— Им захотелось уединиться, — пояснил в ответ на наши ошарашенные взгляды Нурий. С завистью и тоской в глазах.
А у меня больше не осталось цензурных слов.
Желание гулять пропало окончательно, но Нурий потащился обедать в один из местных ресторанчиков. За время, пока мы туда шли и ели, я получила ещё четыре предложения познакомиться поближе, и с каждым блондин всё больше хмурился — кажется, досадовал на себя, что сам такой камушек до сих пор не притащил.
Общественная часть человейника на поверку оказалась совсем небольшой и достаточно безлюдной, к праздношатанию аборигены явно были не склонны. Все куда-то деловито спешили, многие — на арениях по потоку. И развлечений я, кстати, опять никаких не заметила.
Но поспешные выводы делать не стала: не факт, что такое общественное место во всём городе одно, и не факт, что нет чего-то более интересного. Нурий, правда, заверял, что это не так, но особого доверия его слова не внушали.
Мы уже поднялись из-за столика — в этом «кафе» их был десяток одинаковых, обслуживал очередной арений, а как егерь заказывал еду, я так и не поняла, — и вышли в общий тоннель, когда размеренное течение местной жизни оказалось нарушено.
Где-то совсем рядом громыхнул взрыв.
Гаранин отреагировал мгновенно и однозначно. Я даже вякнуть не успела, как оказалась у стены за его спиной, а у полковника в руках возникло оружие.
А Нурий просто растерянно замер на месте, неподвижно, словно окаменел. Точно так же поступили и остальные аборигены — застыли на своих местах, кто-то в неловких позах с поднятыми руками и даже ногами, словно в поставленном на паузу кино. Откуда-то слева в повисшей тишине прикатился клуб пыли и дыма.
— Что за?.. — ругнулся себе под нос Гаранин.
Немая сцена длилась несколько секунд, в течение которых я успела вцепиться в подол полковничьей рубашки и титаническим волевым усилием не дала себе вцепиться в самого полковника. Реакция местных напугала меня гораздо больше, чем взрыв.
Что там начбез про роботов говорил?!
А потом мир двинулся дальше — кто-то невидимый скомандовал «пуск».
— Пойдёмте, вы же хотели вернуться, — обратился к нам Нурий.
— Я хочу пройти туда, — кивнул Гаранин в сторону по коридору, где бабахнуло.
— Зачем? — не понял блондин.
— Надо узнать, что случилось. Тебе не интересно? — Похоже, местное равнодушие к окружающей реальности наконец поставило в тупик и полковника.
— Никто не пострадал, разрушения минимальны, всё в порядке. — Нурий был сама невозмутимость. Потом, видя серьёзное лицо начбеза, с лёгкой растерянностью уточнил у меня: — Ты правда хочешь сходить туда?
— Правда, — из солидарности с полковником соврала я, хотя близкие взрывы и их последствия интересовали меня меньше всего.
Взорвалось что-то внутри одного из кафе, у дальней стенки. Пока мы подошли, у места разрушения уже поднялась деловитая суета. Небольшие грузовые арении оттаскивали обломки, чем руководила пара аборигенов. За проломом виднелось что-то вроде склада, а в полу зияла большая дыра. В которую, похоже, частью обрушились полки.
Гаранину, который вознамерился подойти поближе и сунуть туда нос, никто не препятствовал, только невозмутимо его обходили.
Осмотр много времени не занял, и после полковник сообщил дожидавшемуся нас Нурию, что можно возвращаться. Вопросов блондин не задавал, а от меня Гаранин отмахнулся неопределённым «потом».
Которое наступило только «дома», когда абориген сослался на неотложные дела и оставил нас вдвоём.
— Ну?! — насела я на начбеза.
— Лаз, похожий на подкоп, и взрывчатка. Примитивная, похоже, что-то на основе нитроглицерина, — коротко ответил он.
