— Простите, ваше величество, я никак не могу привыкнуть к вашей манере рассуждения, — с улыбкой покаялся он. — Она поразительна. Вы умудряетесь задавать потрясающе прямые и простые по форме, но крайне сложные по сути вопросы.
— То есть вы не можете на него ответить?
— Я попробую. Раз уж вы подняли такую тему, будет кстати кое-что объяснить. Бастия сейчас переживает сложные времена, очень сложные. Ваш отец был хорошим королём, но время, увы, никого не щадит, и в последние годы он… не справлялся со своими обязанностями, если вас не обидит такая формулировка. Когда армия вернулась из похода, оказалось, что за минувшие три года в столице всё очень изменилось. Началось это раньше, но война и слабость короля всё осложнили.
— Пожалуй, я вас поняла, — оживилась Альба. — Знаете, как бывает — человек болеет, но до поры это незаметно, а потом какая-то мелочь вытаскивает всё на поверхность? Король — разум и душа страны — слабеет, и болезни, с которыми она до сих пор успешно боролась, начинают досаждать всё больше. Отец действительно за последние годы очень постарел, — грустно добавила она. — Он скверно спал, несмотря на эликсиры, и совсем не отдыхал, и это не могло не сказаться. Я хорошо помню, каким он был лет десять назад, ещё когда была жива её величество матушка...
— Именно так, — с облегчением подтвердил Рауль. Этого разговора он опасался, и понятливость супруги оказалась очень приятной неожиданностью. Стоило ещё раз поблагодарить Серхио с его братьями по ордену, которые невольно облегчили королю жизнь.
— Если подумать, я даже рада за него, — рассеянно продолжила Альба. — В тишине и покое ему, может быть, станет легче. Но я тем более не понимаю, зачем это понадобилось вам, если вы понимаете, насколько это трудно.
— Из чувства долга, — ответил он. — Мы дорого заплатили за победу в этой войне, и не хотелось бы, чтобы жертвы оказались напрасными. При этом сама война дала нам в руки способ борьбы: за минувшие годы мы сплотились, и так вышло, что среди нас оказались люди со схожим взглядом на вещи. Которые посчитали, что не готовы пустить всё на самотёк, и решили постараться… вылечить больного, — усмехнулся он. — Очень хорошая аналогия. Только, боюсь… болезни не сдадутся легко. Всё не то что не закончилось, оно только начинается. И, боюсь, разговоры вроде того, который пытался вести с вами Алонсо, это самое меньшее, чего можно ожидать. И я бы хотел попросить вас… Понимаю, что поводов доверять мне у вас нет и вряд ли вы пойдёте за уточнениями ко мне, но у вас есть духовник. Отец Валентин мудрый человек и, надеюсь, у вас нет сомнений в том, что он желает вам добра. Прежде, чем что-то кому-то обещать или тем более подписывать — советуйтесь с ним.
— Я бы лучше вернулась в Малый дворец, — тоскливо вздохнула она. — Там, конечно, не было таких весёлых праздников, но мне не нравится то, что вы говорите.
— Увы, такой возможности у вас уже не будет. Нашему больному срочно нужна помощь, и без вас у него нет шансов. — Рауль усмехнулся. — До чего всё же остроумная у вас вышла аналогия! Да, и ещё одна просьба, наверное, тоже неприятная. Вам нужна свита, ваше величество. Не горничная и кормилица, а девушки и женщины высокого происхождения.
— И где же мне их взять? — изумлённо уставилась на него Альба. Но мраморная дорожка, по которой они сейчас шли, освещалась гораздо хуже балкона, только слабыми бирюзовыми огоньками в траве, и мужчина рядом выглядел скорее призраком, чем существом из плоти и крови, а лицо виднелось смутным пятном.
— Честно говоря, понятия не имею, — вздохнул генерал. — То есть я представляю, откуда они берутся вообще, но как быть вам… Разве что присматриваться к окружающим, они сами будут искать с вами знакомства. А впрочем, есть идея. Даже две. Я попробую выяснить, у кого из достойных доверия высокопоставленных дворян есть родственницы подходящего возраста, а вы привлеките к поискам вашу бессменную горничную. Не к слежке за девицами, разумеется, пусть она пообщается с их доверенными служанками. Обычно по слугам очень многое можно сказать об их хозяевах, а ваша Чита, кажется, достаточно смышлёная и бойкая девушка, достойная доверия.
— Откуда вы знаете? Разве вы знакомы? — озадачилась Альба.
— Нет, но было бы странно не разузнать побольше о вашем окружении.
— Ничего странного, я же о вашем ничего не знаю!
— У вас и возможности такой не было, и времени, и необходимости, — возразил Рауль. — Ещё познакомитесь, если захотите.
Альба восприняла это как разрешение задавать вопросы и уже собралась этим заняться, но в последний момент вдруг передумала. Спросить-то, конечно, можно, но это слишком просто. Куда заманчивей было выяснить всё самостоятельно, аккуратно, а потом ввернуть в разговоре что-нибудь этакое, чтобы уже он удивился. Не посмеивался, как до сих пор, а удивлялся уважительно.
Ещё немного они прошли в молчании. В траве заливались цикады, над головой шелестели летучие мыши, свежо пахла сырая трава и приторно-сладко — распустившиеся белые звёздочки вилефки. Неприметная травка ночью обращалась в волшебный ковёр — по её лепесткам перелетали искорки светлячков, привлечённых цветочным нектаром.
Альбе редко доводилось гулять ночами. Никто ей этого не запрещал, но её любимцы спали, да и сама принцесса обычно вставала с рассветом и ложилась рано. И уж тем более никогда ей не доводилось прогуливаться по саду наедине с привлекательным мужчиной, и это особенно волновало, рождая ощущение трепетного ожидания… чего-то. Но чего именно — она и сама не понимала. Поцелуя? Наверное, всё же нет. Чего-то более волшебного, необычного, сказочного. И с одной стороны хотелось разобраться, а с другой — прекрасно было вот так молчать, не спеша шагать по дорожке, слушать живую тишину и любоваться звёздами.
— Вам не холодно, ваше величество? — нарушил молчание Рауль.
— Если я скажу «да», вы предложите свой китель или вернуться в зал? — Альба искоса с любопытством глянула на мужчину. Они миновали перекрёсток двух дорожек, на котором имелся фонарь — неяркий, но всё же в его лучах стало отчётливей видно спутника.
— На ваше усмотрение, — улыбнулся тот. — Но вскоре нам в любом случае предстоит туда вернуться.
— Хочу китель! — твёрдо решила она. — И присесть вот на ту скамейку.
— Желание королевы — закон, — засмеялся Рауль, на ходу отстёгивая шпагу.
Он сознавал, что всё это ребячество и безответственность, но возвращаться в зал тоже не хотел. Юная королева была мила и забавна, с ней было странно, но легко, и Браво де Кастильо уже понимал короля, который вырастил её такой. Не одобрял, но — понимал. Глоток свежего воздуха после общества матёрых хищников и падальщиков, которые в изобилии водились у подножия трона.
Скамейка под изящным ажурным навесом, заплетённым розовыми побегами, оказалась чистой и всё ещё хранила тепло, нагретая солнцем. Альба устроилась на ней, аккуратно расправив платье, и с интересом наблюдала, как генерал снимает мундир. Честно говоря, холодно ей не было вовсе, но зато было любопытно. Не китель, конечно, одежда и одежда, хотя жёсткие витые шнуры аксельбантов она пощупала с интересом, только теперь отметив, что плетение у них разное. А вот на супруга в рубашке взглянуть хотелось. Да и без рубашки и всего остального — тоже. Свет фонаря доходил до скамейки разбавленным, но здесь всё же было лучше видно, чем в остальных пройденных местах парка.
Смутить её видом обнажённого тела было нельзя, довелось насмотреться на пациентов, но это ведь другое, это не один из сотен больных, а её законный супруг перед Богом и людьми, единственный в своём роде. Никакого подтекста в этом желании не было, одно лишь любопытство к чему-то новому и ожидание знакомства с предметом искусства.
Узкие штаны и белая рубашка из тонкого полотна с воротником-стойкой и широкими рукавами на манжетах, несмотря на ночной сумрак, прекрасно подчёркивали великолепную фигуру мужчины — широкие плечи, узкую талию, длинные ноги... С немного отстранённым интересом Альба удовлетворённо отметила, что сложён генерал, кажется, не хуже тех полуобнажённых атлантов, что поддерживали портик королевского госпиталя и считались одним из шедевров скульптуры своего времени. Посмотреть бы на него при более ярком свете!
— А что у вас на руке? — заметила она какое-то тёмное пятно.
— Наваха. Уставом вообще-то не положено, но кто там будет разглядывать.
— Знакомое слово, — неуверенно протянула Альба.
— Это складной нож, здесь, на севере, их не очень любят, считают оружием черни.
— А можно посмотреть?
— Только ради Близнецов, осторожнее, она очень острая, — после короткой заминки он всё же вынул нож из крепления.
— Красивая, — рассеянно похвалила Альба, разглядывая нож, осторожно провела пальцем по обуху клинка, повторяя его плавный изгиб. — А как она складывается?
— Позвольте? Вот здесь нужно нажать. Это раскладывать оружие нужно быстро, а потом можно уже не спешить.
— И что, вот таким небольшим ножом можно драться? И прямо против шпаги?
Интерес юной королевы был настолько искренним и живым, что Рауль, который в первый момент хотел уйти от разговора, всё-таки поддержал эту совсем не подходящую для беседы с юной девушкой тему. Но девушка явно не задумывалась о том, что ей не подобает, и генерал сдался. Только на вопрос, можно ли научиться, сослался на недостаток времени и попросил вспомнить об этом разговоре попозже, когда всё войдёт в нормальную колею. Только попросил ни к кому больше с этим не обращаться, и Альба легко дала такое обещание.
Здравомыслие собственной жены Рауль, определённо, недооценивал. Она прекрасно понимала, что никто её подобному учить не станет, да и не хотелось ей ничего такого. Любопытно, но всё-таки это мужское занятие, к которому она никогда не питала склонности. Спрашивала больше для того, чтобы увидеть реакцию мужа, и увиденным осталась довольна: он не начал решительно запрещать, требовать выбросить эти глупости из головы. Да, ушёл от ответа, но это было гораздо лучше лжи и резкости.
Всё же её муж действительно неплохой человек. И это приятно.
А в бальной зале уход короля и королевы восприняли с большим оживлением, громче зашумели разговоры, разрослись собравшиеся группы. Этот скороспелый брак и коронация и сами по себе были основной темой разговоров в высшем свете Бастии и даже соседних государств, но сегодняшнее поведение виновников торжества добавило пересудов.
Слушая светскую болтовню, Мануэль Рамос де Вега с иронией думал о пользе благородных порывов и о том, что им всем здорово повезло с родословной Браво де Кастильо. Потому что резкий взлёт его от кабальеро до короля, конечно, вызывал много слов и даже насмешек, но больше от зависти. Окажись на его месте тот же Хорхе, и ему было бы в разы тяжелее.
Рауля старый кавалерист искренне жалел, потому что прекрасно понимал его нежелание во всё это впутываться. Браво де Кастильо не любил интриг, до недавнего времени не очень-то интересовался политикой и вело его исключительно чувство долга. Ну и в последние дни — нежелание сесть в лужу, то есть сложить голову на плахе. Выбирать им не приходилось, и всё это было обговорено много раз и принято как истина, но совесть всё равно беспокоила старика. Ему всё казалось, что это не совместное решение, а он сам бросил слепого щенка в бурную реку, и отделаться от этого впечатления не получалось.
Не помогало понимание, что о перевороте первым заговорил именно Рауль, что он — взрослый самостоятельный мужчина, отнюдь не слепой щенок. Мануэлю он всё казался мальчишкой. И не помогали мысли о том, что в происходящем Рауль и Хорхе разобрались не хуже него самого, не помогало наблюдение за тем, как потихоньку Браво де Кастильо приобретал среди соратников всё большее влияние. Им с женой Бог детей не послал, вот и оставалось опекать чужих. А соратники…
Если кто-то из них поначалу ещё затаил обиду и зависть, нет-нет да и примеряя на себя корону, теперь от этих мыслей они отказались. Не стоила овчинка выделки.
Рамос де Вега тоже примерял. Не потому, что хотел править, а потому, что не хотел взваливать этот груз на чужие плечи. Мануэль объективно подходил на эту роль лучше: он носил титул идальго, имел весьма неплохие земли на западе Ластильи, столичной провинции, пользовался уважением среди аристократии и в придворных хитросплетениях всегда ориентировался уверенно. Война, конечно, подкосила его осведомлённость, в эти годы было совсем не до интриг, но за время подготовки переворота удалось наверстать упущенное. Если бы не возраст… Не на девятом десятке нырять в этот дурно пахнущий омут, и уж тем более не ему очаровывать юную королеву!
Стар он для этого, безнадёжно стар, и надо уже оставить попытки за всем уследить и всё проконтролировать. Молодёжь прекрасно справляется, так и зачем ей мешать? В совете и помощи, если те понадобятся, он не откажет, а на большее уже и сил, признаться, не осталось. На интриги, на сложные планы, а уж тем более на этот проклятый бал!
Но здесь имелось ещё одно важное дело, которое уж точно некому было перепоручить. И приходилось ждать, пока это самое дело его наконец найдёт и заговорит с ним само.
— Утолите моё любопытство, дон Мануэль, это была домашняя заготовка или удачная импровизация?
Бесшумное приближение Эстебана Андалеса де ла Марино, гранда Андалии, генерал конечно заметил, потому что именно этого разговора ждал с самого начала бала, но предпочёл вздрогнуть и обернуться, укорив давнего знакомого:
— Нехорошо, дон Эстебан, так подкрадываться к старику, удар же хватит!
— Для старика вы слишком прытки, — отмахнулся тот. — Старики, которых вы помянули, чахнут над мемуарами, а не проталкивают своих протеже на королевский трон.
— А что, разве плохой мальчик? У вас была своя кандидатура на это место? — светски осведомился Мануэль.
— Всевышний с вами! Не люблю, знаете ли, толчеи, а желающих уж больно много. Так что с моим вопросом? Только не нужно убеждать меня в любви с первого взгляда, о которой восторженно шепчутся сейчас дамы, ваш «хороший мальчик» уже в изрядной степени не мальчик, чтобы не совершать таких глупостей.
— Мой дорогой друг, я старше вас на четверть века и овдовел ещё тогда, когда ваш второй сын только учился ходить, но с памятью у меня, кажется, дело обстоит гораздо лучше, — усмехнулся он. — Брак по расчёту не подразумевает взаимного презрения, уж вам ли не знать! Или вы полагаете, что даже в сугубо деловом союзе можно спустить наглому юнцу подобное отношение к вашей жене?
— Туше! — гранд Андалия отсалютовал бокалом. — У меня и впрямь нет никакого повода отказывать вашему протеже в благородстве. Осталось понять, насколько он пригоден к мирной жизни, и можно уверенно присягать на верность.
— А у вас имеются сомнения? Так завтра, надеюсь, вы сумеете их развеять. Вы же намерены присутствовать на завтрашней встрече?
— Завтра… В вас, идальго, я не сомневаюсь, но не будете же вы вечно стоять за его спиной и подсказывать! А какой прок менять одну марионетку на другую?
— Вы настроены весьма скептически, как я погляжу, — рассеянно заметил Мануэль. — Вы же вроде бы были знакомы с его отцом?
— Вот именно потому, что я прекрасно помню старшего Браво, младший вызывает у меня мало доверия. Тот, помнится, тоже был знатным воякой, но этим его таланты и ограничивались, — неодобрительно поморщился Эстебан.
— То есть вы не можете на него ответить?
— Я попробую. Раз уж вы подняли такую тему, будет кстати кое-что объяснить. Бастия сейчас переживает сложные времена, очень сложные. Ваш отец был хорошим королём, но время, увы, никого не щадит, и в последние годы он… не справлялся со своими обязанностями, если вас не обидит такая формулировка. Когда армия вернулась из похода, оказалось, что за минувшие три года в столице всё очень изменилось. Началось это раньше, но война и слабость короля всё осложнили.
— Пожалуй, я вас поняла, — оживилась Альба. — Знаете, как бывает — человек болеет, но до поры это незаметно, а потом какая-то мелочь вытаскивает всё на поверхность? Король — разум и душа страны — слабеет, и болезни, с которыми она до сих пор успешно боролась, начинают досаждать всё больше. Отец действительно за последние годы очень постарел, — грустно добавила она. — Он скверно спал, несмотря на эликсиры, и совсем не отдыхал, и это не могло не сказаться. Я хорошо помню, каким он был лет десять назад, ещё когда была жива её величество матушка...
— Именно так, — с облегчением подтвердил Рауль. Этого разговора он опасался, и понятливость супруги оказалась очень приятной неожиданностью. Стоило ещё раз поблагодарить Серхио с его братьями по ордену, которые невольно облегчили королю жизнь.
— Если подумать, я даже рада за него, — рассеянно продолжила Альба. — В тишине и покое ему, может быть, станет легче. Но я тем более не понимаю, зачем это понадобилось вам, если вы понимаете, насколько это трудно.
Прода от 07.10.2021, 17:04
— Из чувства долга, — ответил он. — Мы дорого заплатили за победу в этой войне, и не хотелось бы, чтобы жертвы оказались напрасными. При этом сама война дала нам в руки способ борьбы: за минувшие годы мы сплотились, и так вышло, что среди нас оказались люди со схожим взглядом на вещи. Которые посчитали, что не готовы пустить всё на самотёк, и решили постараться… вылечить больного, — усмехнулся он. — Очень хорошая аналогия. Только, боюсь… болезни не сдадутся легко. Всё не то что не закончилось, оно только начинается. И, боюсь, разговоры вроде того, который пытался вести с вами Алонсо, это самое меньшее, чего можно ожидать. И я бы хотел попросить вас… Понимаю, что поводов доверять мне у вас нет и вряд ли вы пойдёте за уточнениями ко мне, но у вас есть духовник. Отец Валентин мудрый человек и, надеюсь, у вас нет сомнений в том, что он желает вам добра. Прежде, чем что-то кому-то обещать или тем более подписывать — советуйтесь с ним.
— Я бы лучше вернулась в Малый дворец, — тоскливо вздохнула она. — Там, конечно, не было таких весёлых праздников, но мне не нравится то, что вы говорите.
— Увы, такой возможности у вас уже не будет. Нашему больному срочно нужна помощь, и без вас у него нет шансов. — Рауль усмехнулся. — До чего всё же остроумная у вас вышла аналогия! Да, и ещё одна просьба, наверное, тоже неприятная. Вам нужна свита, ваше величество. Не горничная и кормилица, а девушки и женщины высокого происхождения.
— И где же мне их взять? — изумлённо уставилась на него Альба. Но мраморная дорожка, по которой они сейчас шли, освещалась гораздо хуже балкона, только слабыми бирюзовыми огоньками в траве, и мужчина рядом выглядел скорее призраком, чем существом из плоти и крови, а лицо виднелось смутным пятном.
— Честно говоря, понятия не имею, — вздохнул генерал. — То есть я представляю, откуда они берутся вообще, но как быть вам… Разве что присматриваться к окружающим, они сами будут искать с вами знакомства. А впрочем, есть идея. Даже две. Я попробую выяснить, у кого из достойных доверия высокопоставленных дворян есть родственницы подходящего возраста, а вы привлеките к поискам вашу бессменную горничную. Не к слежке за девицами, разумеется, пусть она пообщается с их доверенными служанками. Обычно по слугам очень многое можно сказать об их хозяевах, а ваша Чита, кажется, достаточно смышлёная и бойкая девушка, достойная доверия.
— Откуда вы знаете? Разве вы знакомы? — озадачилась Альба.
— Нет, но было бы странно не разузнать побольше о вашем окружении.
— Ничего странного, я же о вашем ничего не знаю!
— У вас и возможности такой не было, и времени, и необходимости, — возразил Рауль. — Ещё познакомитесь, если захотите.
Альба восприняла это как разрешение задавать вопросы и уже собралась этим заняться, но в последний момент вдруг передумала. Спросить-то, конечно, можно, но это слишком просто. Куда заманчивей было выяснить всё самостоятельно, аккуратно, а потом ввернуть в разговоре что-нибудь этакое, чтобы уже он удивился. Не посмеивался, как до сих пор, а удивлялся уважительно.
Ещё немного они прошли в молчании. В траве заливались цикады, над головой шелестели летучие мыши, свежо пахла сырая трава и приторно-сладко — распустившиеся белые звёздочки вилефки. Неприметная травка ночью обращалась в волшебный ковёр — по её лепесткам перелетали искорки светлячков, привлечённых цветочным нектаром.
Альбе редко доводилось гулять ночами. Никто ей этого не запрещал, но её любимцы спали, да и сама принцесса обычно вставала с рассветом и ложилась рано. И уж тем более никогда ей не доводилось прогуливаться по саду наедине с привлекательным мужчиной, и это особенно волновало, рождая ощущение трепетного ожидания… чего-то. Но чего именно — она и сама не понимала. Поцелуя? Наверное, всё же нет. Чего-то более волшебного, необычного, сказочного. И с одной стороны хотелось разобраться, а с другой — прекрасно было вот так молчать, не спеша шагать по дорожке, слушать живую тишину и любоваться звёздами.
— Вам не холодно, ваше величество? — нарушил молчание Рауль.
— Если я скажу «да», вы предложите свой китель или вернуться в зал? — Альба искоса с любопытством глянула на мужчину. Они миновали перекрёсток двух дорожек, на котором имелся фонарь — неяркий, но всё же в его лучах стало отчётливей видно спутника.
— На ваше усмотрение, — улыбнулся тот. — Но вскоре нам в любом случае предстоит туда вернуться.
— Хочу китель! — твёрдо решила она. — И присесть вот на ту скамейку.
— Желание королевы — закон, — засмеялся Рауль, на ходу отстёгивая шпагу.
Он сознавал, что всё это ребячество и безответственность, но возвращаться в зал тоже не хотел. Юная королева была мила и забавна, с ней было странно, но легко, и Браво де Кастильо уже понимал короля, который вырастил её такой. Не одобрял, но — понимал. Глоток свежего воздуха после общества матёрых хищников и падальщиков, которые в изобилии водились у подножия трона.
Скамейка под изящным ажурным навесом, заплетённым розовыми побегами, оказалась чистой и всё ещё хранила тепло, нагретая солнцем. Альба устроилась на ней, аккуратно расправив платье, и с интересом наблюдала, как генерал снимает мундир. Честно говоря, холодно ей не было вовсе, но зато было любопытно. Не китель, конечно, одежда и одежда, хотя жёсткие витые шнуры аксельбантов она пощупала с интересом, только теперь отметив, что плетение у них разное. А вот на супруга в рубашке взглянуть хотелось. Да и без рубашки и всего остального — тоже. Свет фонаря доходил до скамейки разбавленным, но здесь всё же было лучше видно, чем в остальных пройденных местах парка.
Смутить её видом обнажённого тела было нельзя, довелось насмотреться на пациентов, но это ведь другое, это не один из сотен больных, а её законный супруг перед Богом и людьми, единственный в своём роде. Никакого подтекста в этом желании не было, одно лишь любопытство к чему-то новому и ожидание знакомства с предметом искусства.
Узкие штаны и белая рубашка из тонкого полотна с воротником-стойкой и широкими рукавами на манжетах, несмотря на ночной сумрак, прекрасно подчёркивали великолепную фигуру мужчины — широкие плечи, узкую талию, длинные ноги... С немного отстранённым интересом Альба удовлетворённо отметила, что сложён генерал, кажется, не хуже тех полуобнажённых атлантов, что поддерживали портик королевского госпиталя и считались одним из шедевров скульптуры своего времени. Посмотреть бы на него при более ярком свете!
— А что у вас на руке? — заметила она какое-то тёмное пятно.
— Наваха. Уставом вообще-то не положено, но кто там будет разглядывать.
— Знакомое слово, — неуверенно протянула Альба.
— Это складной нож, здесь, на севере, их не очень любят, считают оружием черни.
— А можно посмотреть?
— Только ради Близнецов, осторожнее, она очень острая, — после короткой заминки он всё же вынул нож из крепления.
— Красивая, — рассеянно похвалила Альба, разглядывая нож, осторожно провела пальцем по обуху клинка, повторяя его плавный изгиб. — А как она складывается?
— Позвольте? Вот здесь нужно нажать. Это раскладывать оружие нужно быстро, а потом можно уже не спешить.
— И что, вот таким небольшим ножом можно драться? И прямо против шпаги?
Интерес юной королевы был настолько искренним и живым, что Рауль, который в первый момент хотел уйти от разговора, всё-таки поддержал эту совсем не подходящую для беседы с юной девушкой тему. Но девушка явно не задумывалась о том, что ей не подобает, и генерал сдался. Только на вопрос, можно ли научиться, сослался на недостаток времени и попросил вспомнить об этом разговоре попозже, когда всё войдёт в нормальную колею. Только попросил ни к кому больше с этим не обращаться, и Альба легко дала такое обещание.
Здравомыслие собственной жены Рауль, определённо, недооценивал. Она прекрасно понимала, что никто её подобному учить не станет, да и не хотелось ей ничего такого. Любопытно, но всё-таки это мужское занятие, к которому она никогда не питала склонности. Спрашивала больше для того, чтобы увидеть реакцию мужа, и увиденным осталась довольна: он не начал решительно запрещать, требовать выбросить эти глупости из головы. Да, ушёл от ответа, но это было гораздо лучше лжи и резкости.
Всё же её муж действительно неплохой человек. И это приятно.
Прода от 11.10.2021, 21:06
ГЛАВА 4. Разведка наблюдением
А в бальной зале уход короля и королевы восприняли с большим оживлением, громче зашумели разговоры, разрослись собравшиеся группы. Этот скороспелый брак и коронация и сами по себе были основной темой разговоров в высшем свете Бастии и даже соседних государств, но сегодняшнее поведение виновников торжества добавило пересудов.
Слушая светскую болтовню, Мануэль Рамос де Вега с иронией думал о пользе благородных порывов и о том, что им всем здорово повезло с родословной Браво де Кастильо. Потому что резкий взлёт его от кабальеро до короля, конечно, вызывал много слов и даже насмешек, но больше от зависти. Окажись на его месте тот же Хорхе, и ему было бы в разы тяжелее.
Рауля старый кавалерист искренне жалел, потому что прекрасно понимал его нежелание во всё это впутываться. Браво де Кастильо не любил интриг, до недавнего времени не очень-то интересовался политикой и вело его исключительно чувство долга. Ну и в последние дни — нежелание сесть в лужу, то есть сложить голову на плахе. Выбирать им не приходилось, и всё это было обговорено много раз и принято как истина, но совесть всё равно беспокоила старика. Ему всё казалось, что это не совместное решение, а он сам бросил слепого щенка в бурную реку, и отделаться от этого впечатления не получалось.
Не помогало понимание, что о перевороте первым заговорил именно Рауль, что он — взрослый самостоятельный мужчина, отнюдь не слепой щенок. Мануэлю он всё казался мальчишкой. И не помогали мысли о том, что в происходящем Рауль и Хорхе разобрались не хуже него самого, не помогало наблюдение за тем, как потихоньку Браво де Кастильо приобретал среди соратников всё большее влияние. Им с женой Бог детей не послал, вот и оставалось опекать чужих. А соратники…
Если кто-то из них поначалу ещё затаил обиду и зависть, нет-нет да и примеряя на себя корону, теперь от этих мыслей они отказались. Не стоила овчинка выделки.
Рамос де Вега тоже примерял. Не потому, что хотел править, а потому, что не хотел взваливать этот груз на чужие плечи. Мануэль объективно подходил на эту роль лучше: он носил титул идальго, имел весьма неплохие земли на западе Ластильи, столичной провинции, пользовался уважением среди аристократии и в придворных хитросплетениях всегда ориентировался уверенно. Война, конечно, подкосила его осведомлённость, в эти годы было совсем не до интриг, но за время подготовки переворота удалось наверстать упущенное. Если бы не возраст… Не на девятом десятке нырять в этот дурно пахнущий омут, и уж тем более не ему очаровывать юную королеву!
Стар он для этого, безнадёжно стар, и надо уже оставить попытки за всем уследить и всё проконтролировать. Молодёжь прекрасно справляется, так и зачем ей мешать? В совете и помощи, если те понадобятся, он не откажет, а на большее уже и сил, признаться, не осталось. На интриги, на сложные планы, а уж тем более на этот проклятый бал!
Но здесь имелось ещё одно важное дело, которое уж точно некому было перепоручить. И приходилось ждать, пока это самое дело его наконец найдёт и заговорит с ним само.
— Утолите моё любопытство, дон Мануэль, это была домашняя заготовка или удачная импровизация?
Бесшумное приближение Эстебана Андалеса де ла Марино, гранда Андалии, генерал конечно заметил, потому что именно этого разговора ждал с самого начала бала, но предпочёл вздрогнуть и обернуться, укорив давнего знакомого:
— Нехорошо, дон Эстебан, так подкрадываться к старику, удар же хватит!
— Для старика вы слишком прытки, — отмахнулся тот. — Старики, которых вы помянули, чахнут над мемуарами, а не проталкивают своих протеже на королевский трон.
— А что, разве плохой мальчик? У вас была своя кандидатура на это место? — светски осведомился Мануэль.
— Всевышний с вами! Не люблю, знаете ли, толчеи, а желающих уж больно много. Так что с моим вопросом? Только не нужно убеждать меня в любви с первого взгляда, о которой восторженно шепчутся сейчас дамы, ваш «хороший мальчик» уже в изрядной степени не мальчик, чтобы не совершать таких глупостей.
— Мой дорогой друг, я старше вас на четверть века и овдовел ещё тогда, когда ваш второй сын только учился ходить, но с памятью у меня, кажется, дело обстоит гораздо лучше, — усмехнулся он. — Брак по расчёту не подразумевает взаимного презрения, уж вам ли не знать! Или вы полагаете, что даже в сугубо деловом союзе можно спустить наглому юнцу подобное отношение к вашей жене?
— Туше! — гранд Андалия отсалютовал бокалом. — У меня и впрямь нет никакого повода отказывать вашему протеже в благородстве. Осталось понять, насколько он пригоден к мирной жизни, и можно уверенно присягать на верность.
— А у вас имеются сомнения? Так завтра, надеюсь, вы сумеете их развеять. Вы же намерены присутствовать на завтрашней встрече?
— Завтра… В вас, идальго, я не сомневаюсь, но не будете же вы вечно стоять за его спиной и подсказывать! А какой прок менять одну марионетку на другую?
— Вы настроены весьма скептически, как я погляжу, — рассеянно заметил Мануэль. — Вы же вроде бы были знакомы с его отцом?
— Вот именно потому, что я прекрасно помню старшего Браво, младший вызывает у меня мало доверия. Тот, помнится, тоже был знатным воякой, но этим его таланты и ограничивались, — неодобрительно поморщился Эстебан.
