— О чём ты? — растерянно нахмурилась Альба.
— Бьюсь об заклад, этот бравый де Кастильо, верно, побоялся встретиться с твоими слезами, предоставил успокаивать тебя духовнику и мне.
— Слезами? — искренне возмутилась принцесса. — Он что, всерьёз думал, что из-за него я… — заговорила негодующе, но осеклась и, обиженно надувшись, выхватила у кормилицы платок.
Ну да, плакала, и именно из-за него. А чего он?..
— Юным девушкам свойственно встречать новость о нежеланном браке слезами. — Видя, как воспитанница сосредоточенно нахмурилась и явно окончательно собралась, Паула и сама выдохнула с облегчением. — Помнишь же, верно, как его величество с тобой о замужестве заговорил после дня рождения!
Альба смутилась и ничего не ответила, принялась аккуратно складывать на коленях кормилицы платок. Потому что помнила.
— Думаешь, дело только в этом? — спросила осторожно через несколько секунд.
— Конечно, в этом, — заверила Паула. — И сам он впервые женится. Да и устроить всё нужно, проследить — шутка ли, за два дня свадьбу приготовить! У него верно дел невпроворот.
— Падре сказал, что день перед свадьбой стоит провести в мыслях о душе, а не в мирских заботах, — вредным тоном передразнила принцесса, отстранилась от кормилицы и задумчиво расправила серебряное кружево на пышной розовой юбке, которая лежала вокруг неё облаком.
— Не капризничайте, ваше высочество, — улыбнулась Паула. — Сейчас Чита принесёт какао, и жизнь станет получше, да?
— Получше, — согласилась Альба, разглядывая издалека своё подвенечное платье, склоняя голову то на одну сторону, то на другую.
Конечно, времени на пошив совсем нового платья не оставалось, но портниха принцессы со своими помощницами сумела сотворить чудо из почти готового платья для бала в честь дня рождения короля, до которого оставалось чуть меньше месяца. Благо кружева, вся верхняя отделка и шитьё для него были выполнены белым по белому, а простую однотонную основу легко удалось заменить. Теперь, вместо положенного принцессе на торжественный случай геральдического голубого, основа тоже была белой.
Принцесса не любила белый. И хотя все в один голос твердили, что к её смуглой коже и синим глазам он идёт изумительно, и что жених потеряет дар речи при виде этакой красоты, легче не становилось. Но тут принцесса не спорила: она прекрасно понимала, что ради неё никто не станет отступать от вековых традиций, а позорить себя и род не хотелось.
Альба охотно позволяла себе капризы, но только тогда, когда понимала, что от них будет польза. А что толку кричать и требовать чего-то, заведомо зная, что это напрасно? Поэтому вчерашнее известие о свадьбе она встретила со всем возможным достоинством, как и ссылку и отречение отца.
Позапрошлый день принцесса провела в зверинце, помогая с тяжёлыми родами своей любимице Снежинке: пара единорогов была сокровищем королевского зверинца, а уж то обстоятельство, что они принесли потомство, и вовсе являлось уникальным случаем и предметом зависти многих исследователей. Но от писем с просьбами позволить взглянуть на приручённых единорогов принцессу ограждал отец, а сама она даже не задумывалась о какой-то необычности этого явления. Она просто любила живущих у неё зверей, искренне переживала за Снежинку и радовалась, что всё прошло успешно.
О том, что в это время страна за пределами дворца стремительно менялась, о том, что в столицу вошли войска и королю выдвинули ультиматум, она не знала. И Федерико, который пришёл вечером к дочери, не обмолвился и словом о грядущих переменах, а ведь именно тогда секретарь составлял документ о его отречении. Он с удовольствием выслушивал восторги дочери, улыбался, и лишь напоследок, обнимая её, попросил быть стойкой и сильной, как и положено истинной Бланко. Альба, за всеми своими переживаниями не придавшая этому значения, с лёгким сердцем пообещала и попрощалась с отцом. Правда, тогда она думала, что прощается всего на несколько дней, как обычно.
А утром в коридорах мундиры дворцовой стражи сменились пехотными. Альба этого и не поняла поначалу, только удивилась непривычному цвету и покрою. Она встала на рассвете, слишком не терпелось проверить Снежинку, и потому кормилица не успела с новостями. Оделась принцесса сама, у неё было несколько простых платьев для таких случаев — для зверинца и похода в сопровождении духовника в королевский госпиталь. Вернувшись же, она застала любимую Пуппу встревоженной и даже перепуганной — та боялась, что с воспитанницей что-то случилось, и сначала кормилицу ещё пришлось успокоить.
Ночью король подписал отречение, Алехандро на рассвете был казнён. Служанки не знали, какая участь уготована принцессе, но и она вскоре прояснилось: к Альбе явилось трое мужчин в генеральских мундирах. Генерал Рамос де Вега — сухой старик с холодным взглядом, генерал Парра Ортего — огромного роста бородатый здоровяк, пугающий одним своим видом, и генерал Браво де Кастильо, произведший на принцессу прекрасное впечатление на балу. Первом в её жизни, на котором ей был представлен двор и на котором казалось, что жизнь только начинается.
Говорил старик. Он был очень вежлив и уважителен, выразил сожаление, что всё складывается именно так, и сообщил условия отречения короля Федерико от престола в пользу его дочери принцессы Альбы и её будущего супруга Рауля Браво де Кастильо. Там даже указывалось, кто из их детей какие получит фамилии.
Рамос де Вега даже нашёл нужным сообщить, что все необходимые формальности будут улажены в срок, что ей не стоит беспокоиться об убранстве церкви, что личная портниха принцессы прибудет вскоре, что...
Детей!..
Сохранить лицо принцессе в тот момент помог шок. Какие дети, Всевышний, какое замужество?! Да она видела этого человека второй раз в жизни!
А генерал Браво де Кастильо, который и на балу был немногословен, всю эту короткую сцену молчал. Когда кланялся, когда брал безвольную руку принцессы, чтобы осторожно надеть на палец изящное кольцо в знак помолвки, когда с новым коротким поклоном учтиво целовал эту самую руку. И на прощание он поклонился молча.
Альба, впавшая в оцепенение после такого внезапного поворота, тоже, можно сказать, молчала. Не считать же разговором короткое распоряжение подать завтрак в будуар! Кормилица видела состояние воспитанницы, но не трогала её, боясь сделать хуже.
А кольцо оказалось хорошим. Белого золота виноградная лоза с небольшим, но очень красивым тёмным изумрудом — старое, родовое. Артефакт, который она не сумела снять, хотя и попыталась — не из протеста, просто из любопытства, чтобы рассмотреть внимательней. Принцесса понимала, что избежать брака по приказу отца не выйдет, она даже не пыталась с этим спорить.
Избежать брака, избежать…
Это что же, она теперь станет королевой? Святая Дочь, спаси и сохрани!
Потом была портниха. Потом Паула попыталась остаться на ночь с принцессой, всерьёз обеспокоенная её поведением, но Альба отказалась.
Полночи она плакала от обиды, разочарования и тоски об отце, встала опять с рассветом и тихо сбежала в зверинец, где её и нашёл духовник. Разговор с ним, примерку платья — всё это принцесса вытерпела стойко. А вот потом, оставшись с доверенными людьми после ухода портнихи, наконец сорвалась и высказала вслух то, что обижало сильнее всего.
Позволила себе сорваться.
Не сам брак злил и расстраивал, нет. Она сознавала, что вскоре ей это предстоит, дочь рода Бланко — не та девушка, которая долго останется без жениха. Хотя отец внял её мольбам, тщетными надеждами Альба себя не тешила. И генерал Браво де Кастильо действительно был куда лучше многих других кандидатов; да что там многих, всех, кого предлагал отец! Она бы, может, и не спорила с Читой, но...
Но всё было неправильно. Даже если спешка и обстоятельства, он сам, сам должен был с ней говорить! Преклонить колено, просить оказать честь, и плевать, что выбора как такового не было!
А он молчал. И даже потом не нашёл нужным поговорить с невестой, сказать ей хоть что-то!
Хотелось ответить тем же, обидеть, задеть. Но чем? Всё, что приходило в голову, бросало тень в первую очередь на саму Альбу, а этого ей точно не хотелось.
— Я сделаю тебе чудесную причёску, — по-своему истолковала долгий взгляд на платье Паула, перебирая длинные распущенные волосы принцессы — густые, гладкие, волнистые, чистое сокровище. Альба нечасто их собирала, только направляясь в зверинец, а так — закалывала гребнями за ушами. Не сама, конечно, горничные. — Ты будешь самой красивой невестой!
— Да. Буду, — согласилась она.
— Ты умница, я очень тобой горжусь. И отец, верно, гордится.
— Отец? Да, наверное, — рассеянно подтвердила принцесса. — Пуппа, приготовь мне, пожалуйста, ванну. Ты же почитаешь мне что-нибудь?
— Конечно, милая! — повеселела та, подхватилась с места. — Вот и славно, вот и умница. Ванна, какао, и жизнь станет гораздо лучше!
Альба тоже встала, подошла к платью, бережно огладила кончиками пальцев кружева.
Нет, она не будет портить эту красоту, хотя такая мысль и мелькала. В ярости могла бы, но сейчас уже успокоилась и понимала, что это не выход. Всё же жаль труда белошвеек и кружевниц, жаль этого волшебства, да и не стоит генерал испорченного платья. А вот про отца Паула напомнила очень вовремя.
Этикет принцесса знала назубок, учили её хорошо. И этот этикет предписывал юной аристократке, идущей под венец, жемчужные украшения как символ её чистоты, невинности и достоинства. В сокровищнице был комплект церемониальных украшений, в которых принцесса должна была идти замуж.
Ещё считалось приличным, если к свадьбе жених преподносил драгоценный гарнитур в цветах рода: невеста так демонстрировала уважение к семье, в которую переходила с замужеством. Но её жених подобным подарком не озаботился, да и род Альба не меняла, так и оставалась Бланко.
И вот именно за это принцесса сейчас зацепилась. Она наследница, без пяти минут королева, и раз Браво де Кастильо берёт в жёны не достойную девушку Альбу, а возможность надеть корону — так пусть это и получает. И под венец она пойдёт в голубых топазах и бриллиантах рода Бланко, на которые имеет полное право. Раз уж он выказал ей пренебрежение своим поведением, так и она ответит тем же. И пусть только посмеет что-то об этом сказать! Она ему тоже… скажет!
От мстительных мыслей Альбу отвлёк стук в дверь.
— Входите, кто там? — разрешила она, оборачиваясь.
— Здравствуй, прелестная кузина. Позволишь? — на пороге возник хмурый и задумчивый кузен Алонсо. Вошёл после приглашающего кивка, поклонился, окинул быстрым взглядом её и будуар. — Ты одна?..
— Кормилица в соседней комнате, — отозвалась она с улыбкой. — Здравствуй. Ты давно прибыл?
Кузен Алонсо Медина де Бланко, сын гранда и его богобоязненной супруги, последней из младшей ветви Бланко, приходился Альбе троюродным братом. Высокий, привлекательный молодой мужчина с порывистыми движениями и собранными в низкий хвост мягкими кудрями слыл известным дамским любимцем. Особой дружбы между ними не водилось, кузен был на шесть лет старше и жил не в столице, а в Дариме, богатом торговом городе в трёх днях пути к западу. Но, несмотря на это, отношения с ним у принцессы были лучше, чем с братом Алехандро — тот был заносчив и презрителен, а Алонсо — улыбчив и обаятелен. К тому же, он иногда привозил кузине всевозможные диковинки, а один раз даже подарил живого котёнка рыси, который, конечно, давно вырос, но до сих пор жил у Альбы в зверинце и ел у неё из рук.
— Нет, буквально час назад. Как ты? Это всё же правда, тебя вынуждают идти замуж за этого узурпатора?! — он бросил понимающий взгляд на платье.
— Это воля отца, — растерялась Альба. — И я…
— Ваше высочество, что же происходит?! — прозвучал возмущённый голос Паулы. Она стремительно вошла в будуар и накинулась на пришельца с ходу, ещё только приседая в реверансе, которому волей-неволей пришлось научиться: — Разве можно так, ваша светлость? К юной девушке в покои! Посторонний мужчина! Вы же видели, она тут одна!
— Верная Паула как всегда на страже, — улыбнулся Алонсо, вежливо склонив голову. — Не гневайтесь, грозная воительница, я просто хотел поговорить с кузиной и поддержать её.
— Не самое лучшее время, — нахмурилась кормилица. Кузена воспитанницы она недолюбливала и считала скользким и бесполезным хлыщом и только радовалась, что навещал он родственницу нечасто. — Её высочеству необходимо отдохнуть и как следует приготовиться к завтрашнему дню.
— Ничего страшного, Пуппа, — отмахнулась Альба — Я уже не одна, вот же ты здесь, а Алонсо — не посторонний мужчина, а мой кузен. Не будет беды, если я с ним поговорю.
— Как вам угодно, ваше высочество, — поклонилась кормилица, недовольно поджав губы.
— Не дуйся, — улыбнулась ей принцесса и быстро поцеловала в щёку. — Садитесь, — махнула она рукой гостю и сама первая опустилась на кушетку, которую недавно оставила кормилица. — Так о чём ты хотел поговорить?
Паула, всё ещё недовольная, перечить при постороннем не стала, села подле своей сеньориты. Хотя порой она и забывалась, и позволяла себе лишнего, но всё же отлично понимала, когда стоит промолчать. За годы жизни при дворце женщина заметно изменилась, вместе со своей воспитанницей научилась этикету и многим другим вещам, о которых в прежней своей жизни и не задумалась бы. Теперь она вполне могла бы сойти за почтенную сеньору, даже аристократического рода, чем порой не стеснялась пользоваться, получая от этого удовольствие. Однако и грань, которую не стоит переступать, Паула прекрасно знала. Не от всего защитит любовь принцессы, и лучше не испытывать эти чувства на прочность по пустякам. Сейчас же помалкивать советовал и этикет, и опыт простой горожанки.
Больше всего же Паула жалела, что духовник принцессы ещё не вернулся. Уж лучше бы разговор этот вёлся в его присутствии...
— О твоей свадьбе. Альба, ты не обязана вот так выходить замуж за неизвестного выскочку!
— Но отец распорядился… — растерянно начала принцесса.
— Неужели ты думаешь, что он сделал это по доброй воле? Ему же приставили нож к горлу, он что угодно подписал бы!
— Откуда ты знаешь, ты же сам приехал час назад? — искренне изумилась она.
— Альба!.. — выдохнул он едва ли не со стоном. — Есть доверенные люди, и само появление этих генералов — захват власти!
— Что значит — захват власти? Почему ты так в этом уверен? — принцесса нахмурилась.
— Да они сейчас везде устанавливают свои порядки, они…
Слушая его, Паула едва не хваталась за сердце. Наговорит же, молодой дурак, и Альба сгоряча глупостей натворит! Но перечить вслух она не смела и вскоре всерьёз задумалась о том, чтобы по примеру томных юных сеньорит изобразить обморок, чтобы отвлечь от опасного разговора воспитанницу. Однако вскоре от этой необходимости её спасла без стука распахнувшаяся дверь. На пороге возникла встревоженная Чита с большим подносом, а за ней, к облегчению Паулы, вошёл строгий и хмурый отец Валентин.
— Ваше высочество, ваша светлость, с прибытием, — коротко поклонился он.
— Святой отец. — Алонсо поднялся, приветствуя священника. Тот только числился рядовым клириком, однако о его связях и о том, что Первосвященник очень уважает этого старика, не слышал только ленивый. И Алонсо, хоть и королевский родственник, предпочёл выказать уважение тому, перед кем не гнушался наклонить голову король Федерико.
— Бьюсь об заклад, этот бравый де Кастильо, верно, побоялся встретиться с твоими слезами, предоставил успокаивать тебя духовнику и мне.
— Слезами? — искренне возмутилась принцесса. — Он что, всерьёз думал, что из-за него я… — заговорила негодующе, но осеклась и, обиженно надувшись, выхватила у кормилицы платок.
Ну да, плакала, и именно из-за него. А чего он?..
Прода от 15.09.2021, 19:25
— Юным девушкам свойственно встречать новость о нежеланном браке слезами. — Видя, как воспитанница сосредоточенно нахмурилась и явно окончательно собралась, Паула и сама выдохнула с облегчением. — Помнишь же, верно, как его величество с тобой о замужестве заговорил после дня рождения!
Альба смутилась и ничего не ответила, принялась аккуратно складывать на коленях кормилицы платок. Потому что помнила.
— Думаешь, дело только в этом? — спросила осторожно через несколько секунд.
— Конечно, в этом, — заверила Паула. — И сам он впервые женится. Да и устроить всё нужно, проследить — шутка ли, за два дня свадьбу приготовить! У него верно дел невпроворот.
— Падре сказал, что день перед свадьбой стоит провести в мыслях о душе, а не в мирских заботах, — вредным тоном передразнила принцесса, отстранилась от кормилицы и задумчиво расправила серебряное кружево на пышной розовой юбке, которая лежала вокруг неё облаком.
— Не капризничайте, ваше высочество, — улыбнулась Паула. — Сейчас Чита принесёт какао, и жизнь станет получше, да?
— Получше, — согласилась Альба, разглядывая издалека своё подвенечное платье, склоняя голову то на одну сторону, то на другую.
Конечно, времени на пошив совсем нового платья не оставалось, но портниха принцессы со своими помощницами сумела сотворить чудо из почти готового платья для бала в честь дня рождения короля, до которого оставалось чуть меньше месяца. Благо кружева, вся верхняя отделка и шитьё для него были выполнены белым по белому, а простую однотонную основу легко удалось заменить. Теперь, вместо положенного принцессе на торжественный случай геральдического голубого, основа тоже была белой.
Принцесса не любила белый. И хотя все в один голос твердили, что к её смуглой коже и синим глазам он идёт изумительно, и что жених потеряет дар речи при виде этакой красоты, легче не становилось. Но тут принцесса не спорила: она прекрасно понимала, что ради неё никто не станет отступать от вековых традиций, а позорить себя и род не хотелось.
Альба охотно позволяла себе капризы, но только тогда, когда понимала, что от них будет польза. А что толку кричать и требовать чего-то, заведомо зная, что это напрасно? Поэтому вчерашнее известие о свадьбе она встретила со всем возможным достоинством, как и ссылку и отречение отца.
Позапрошлый день принцесса провела в зверинце, помогая с тяжёлыми родами своей любимице Снежинке: пара единорогов была сокровищем королевского зверинца, а уж то обстоятельство, что они принесли потомство, и вовсе являлось уникальным случаем и предметом зависти многих исследователей. Но от писем с просьбами позволить взглянуть на приручённых единорогов принцессу ограждал отец, а сама она даже не задумывалась о какой-то необычности этого явления. Она просто любила живущих у неё зверей, искренне переживала за Снежинку и радовалась, что всё прошло успешно.
О том, что в это время страна за пределами дворца стремительно менялась, о том, что в столицу вошли войска и королю выдвинули ультиматум, она не знала. И Федерико, который пришёл вечером к дочери, не обмолвился и словом о грядущих переменах, а ведь именно тогда секретарь составлял документ о его отречении. Он с удовольствием выслушивал восторги дочери, улыбался, и лишь напоследок, обнимая её, попросил быть стойкой и сильной, как и положено истинной Бланко. Альба, за всеми своими переживаниями не придавшая этому значения, с лёгким сердцем пообещала и попрощалась с отцом. Правда, тогда она думала, что прощается всего на несколько дней, как обычно.
А утром в коридорах мундиры дворцовой стражи сменились пехотными. Альба этого и не поняла поначалу, только удивилась непривычному цвету и покрою. Она встала на рассвете, слишком не терпелось проверить Снежинку, и потому кормилица не успела с новостями. Оделась принцесса сама, у неё было несколько простых платьев для таких случаев — для зверинца и похода в сопровождении духовника в королевский госпиталь. Вернувшись же, она застала любимую Пуппу встревоженной и даже перепуганной — та боялась, что с воспитанницей что-то случилось, и сначала кормилицу ещё пришлось успокоить.
Ночью король подписал отречение, Алехандро на рассвете был казнён. Служанки не знали, какая участь уготована принцессе, но и она вскоре прояснилось: к Альбе явилось трое мужчин в генеральских мундирах. Генерал Рамос де Вега — сухой старик с холодным взглядом, генерал Парра Ортего — огромного роста бородатый здоровяк, пугающий одним своим видом, и генерал Браво де Кастильо, произведший на принцессу прекрасное впечатление на балу. Первом в её жизни, на котором ей был представлен двор и на котором казалось, что жизнь только начинается.
Говорил старик. Он был очень вежлив и уважителен, выразил сожаление, что всё складывается именно так, и сообщил условия отречения короля Федерико от престола в пользу его дочери принцессы Альбы и её будущего супруга Рауля Браво де Кастильо. Там даже указывалось, кто из их детей какие получит фамилии.
Рамос де Вега даже нашёл нужным сообщить, что все необходимые формальности будут улажены в срок, что ей не стоит беспокоиться об убранстве церкви, что личная портниха принцессы прибудет вскоре, что...
Детей!..
Сохранить лицо принцессе в тот момент помог шок. Какие дети, Всевышний, какое замужество?! Да она видела этого человека второй раз в жизни!
А генерал Браво де Кастильо, который и на балу был немногословен, всю эту короткую сцену молчал. Когда кланялся, когда брал безвольную руку принцессы, чтобы осторожно надеть на палец изящное кольцо в знак помолвки, когда с новым коротким поклоном учтиво целовал эту самую руку. И на прощание он поклонился молча.
Альба, впавшая в оцепенение после такого внезапного поворота, тоже, можно сказать, молчала. Не считать же разговором короткое распоряжение подать завтрак в будуар! Кормилица видела состояние воспитанницы, но не трогала её, боясь сделать хуже.
А кольцо оказалось хорошим. Белого золота виноградная лоза с небольшим, но очень красивым тёмным изумрудом — старое, родовое. Артефакт, который она не сумела снять, хотя и попыталась — не из протеста, просто из любопытства, чтобы рассмотреть внимательней. Принцесса понимала, что избежать брака по приказу отца не выйдет, она даже не пыталась с этим спорить.
Избежать брака, избежать…
Это что же, она теперь станет королевой? Святая Дочь, спаси и сохрани!
Потом была портниха. Потом Паула попыталась остаться на ночь с принцессой, всерьёз обеспокоенная её поведением, но Альба отказалась.
Полночи она плакала от обиды, разочарования и тоски об отце, встала опять с рассветом и тихо сбежала в зверинец, где её и нашёл духовник. Разговор с ним, примерку платья — всё это принцесса вытерпела стойко. А вот потом, оставшись с доверенными людьми после ухода портнихи, наконец сорвалась и высказала вслух то, что обижало сильнее всего.
Позволила себе сорваться.
Не сам брак злил и расстраивал, нет. Она сознавала, что вскоре ей это предстоит, дочь рода Бланко — не та девушка, которая долго останется без жениха. Хотя отец внял её мольбам, тщетными надеждами Альба себя не тешила. И генерал Браво де Кастильо действительно был куда лучше многих других кандидатов; да что там многих, всех, кого предлагал отец! Она бы, может, и не спорила с Читой, но...
Но всё было неправильно. Даже если спешка и обстоятельства, он сам, сам должен был с ней говорить! Преклонить колено, просить оказать честь, и плевать, что выбора как такового не было!
А он молчал. И даже потом не нашёл нужным поговорить с невестой, сказать ей хоть что-то!
Хотелось ответить тем же, обидеть, задеть. Но чем? Всё, что приходило в голову, бросало тень в первую очередь на саму Альбу, а этого ей точно не хотелось.
Прода от 16.09.2021, 19:29
— Я сделаю тебе чудесную причёску, — по-своему истолковала долгий взгляд на платье Паула, перебирая длинные распущенные волосы принцессы — густые, гладкие, волнистые, чистое сокровище. Альба нечасто их собирала, только направляясь в зверинец, а так — закалывала гребнями за ушами. Не сама, конечно, горничные. — Ты будешь самой красивой невестой!
— Да. Буду, — согласилась она.
— Ты умница, я очень тобой горжусь. И отец, верно, гордится.
— Отец? Да, наверное, — рассеянно подтвердила принцесса. — Пуппа, приготовь мне, пожалуйста, ванну. Ты же почитаешь мне что-нибудь?
— Конечно, милая! — повеселела та, подхватилась с места. — Вот и славно, вот и умница. Ванна, какао, и жизнь станет гораздо лучше!
Альба тоже встала, подошла к платью, бережно огладила кончиками пальцев кружева.
Нет, она не будет портить эту красоту, хотя такая мысль и мелькала. В ярости могла бы, но сейчас уже успокоилась и понимала, что это не выход. Всё же жаль труда белошвеек и кружевниц, жаль этого волшебства, да и не стоит генерал испорченного платья. А вот про отца Паула напомнила очень вовремя.
Этикет принцесса знала назубок, учили её хорошо. И этот этикет предписывал юной аристократке, идущей под венец, жемчужные украшения как символ её чистоты, невинности и достоинства. В сокровищнице был комплект церемониальных украшений, в которых принцесса должна была идти замуж.
Ещё считалось приличным, если к свадьбе жених преподносил драгоценный гарнитур в цветах рода: невеста так демонстрировала уважение к семье, в которую переходила с замужеством. Но её жених подобным подарком не озаботился, да и род Альба не меняла, так и оставалась Бланко.
И вот именно за это принцесса сейчас зацепилась. Она наследница, без пяти минут королева, и раз Браво де Кастильо берёт в жёны не достойную девушку Альбу, а возможность надеть корону — так пусть это и получает. И под венец она пойдёт в голубых топазах и бриллиантах рода Бланко, на которые имеет полное право. Раз уж он выказал ей пренебрежение своим поведением, так и она ответит тем же. И пусть только посмеет что-то об этом сказать! Она ему тоже… скажет!
От мстительных мыслей Альбу отвлёк стук в дверь.
— Входите, кто там? — разрешила она, оборачиваясь.
— Здравствуй, прелестная кузина. Позволишь? — на пороге возник хмурый и задумчивый кузен Алонсо. Вошёл после приглашающего кивка, поклонился, окинул быстрым взглядом её и будуар. — Ты одна?..
— Кормилица в соседней комнате, — отозвалась она с улыбкой. — Здравствуй. Ты давно прибыл?
Кузен Алонсо Медина де Бланко, сын гранда и его богобоязненной супруги, последней из младшей ветви Бланко, приходился Альбе троюродным братом. Высокий, привлекательный молодой мужчина с порывистыми движениями и собранными в низкий хвост мягкими кудрями слыл известным дамским любимцем. Особой дружбы между ними не водилось, кузен был на шесть лет старше и жил не в столице, а в Дариме, богатом торговом городе в трёх днях пути к западу. Но, несмотря на это, отношения с ним у принцессы были лучше, чем с братом Алехандро — тот был заносчив и презрителен, а Алонсо — улыбчив и обаятелен. К тому же, он иногда привозил кузине всевозможные диковинки, а один раз даже подарил живого котёнка рыси, который, конечно, давно вырос, но до сих пор жил у Альбы в зверинце и ел у неё из рук.
— Нет, буквально час назад. Как ты? Это всё же правда, тебя вынуждают идти замуж за этого узурпатора?! — он бросил понимающий взгляд на платье.
— Это воля отца, — растерялась Альба. — И я…
— Ваше высочество, что же происходит?! — прозвучал возмущённый голос Паулы. Она стремительно вошла в будуар и накинулась на пришельца с ходу, ещё только приседая в реверансе, которому волей-неволей пришлось научиться: — Разве можно так, ваша светлость? К юной девушке в покои! Посторонний мужчина! Вы же видели, она тут одна!
— Верная Паула как всегда на страже, — улыбнулся Алонсо, вежливо склонив голову. — Не гневайтесь, грозная воительница, я просто хотел поговорить с кузиной и поддержать её.
— Не самое лучшее время, — нахмурилась кормилица. Кузена воспитанницы она недолюбливала и считала скользким и бесполезным хлыщом и только радовалась, что навещал он родственницу нечасто. — Её высочеству необходимо отдохнуть и как следует приготовиться к завтрашнему дню.
— Ничего страшного, Пуппа, — отмахнулась Альба — Я уже не одна, вот же ты здесь, а Алонсо — не посторонний мужчина, а мой кузен. Не будет беды, если я с ним поговорю.
— Как вам угодно, ваше высочество, — поклонилась кормилица, недовольно поджав губы.
— Не дуйся, — улыбнулась ей принцесса и быстро поцеловала в щёку. — Садитесь, — махнула она рукой гостю и сама первая опустилась на кушетку, которую недавно оставила кормилица. — Так о чём ты хотел поговорить?
Паула, всё ещё недовольная, перечить при постороннем не стала, села подле своей сеньориты. Хотя порой она и забывалась, и позволяла себе лишнего, но всё же отлично понимала, когда стоит промолчать. За годы жизни при дворце женщина заметно изменилась, вместе со своей воспитанницей научилась этикету и многим другим вещам, о которых в прежней своей жизни и не задумалась бы. Теперь она вполне могла бы сойти за почтенную сеньору, даже аристократического рода, чем порой не стеснялась пользоваться, получая от этого удовольствие. Однако и грань, которую не стоит переступать, Паула прекрасно знала. Не от всего защитит любовь принцессы, и лучше не испытывать эти чувства на прочность по пустякам. Сейчас же помалкивать советовал и этикет, и опыт простой горожанки.
Больше всего же Паула жалела, что духовник принцессы ещё не вернулся. Уж лучше бы разговор этот вёлся в его присутствии...
— О твоей свадьбе. Альба, ты не обязана вот так выходить замуж за неизвестного выскочку!
— Но отец распорядился… — растерянно начала принцесса.
— Неужели ты думаешь, что он сделал это по доброй воле? Ему же приставили нож к горлу, он что угодно подписал бы!
— Откуда ты знаешь, ты же сам приехал час назад? — искренне изумилась она.
— Альба!.. — выдохнул он едва ли не со стоном. — Есть доверенные люди, и само появление этих генералов — захват власти!
— Что значит — захват власти? Почему ты так в этом уверен? — принцесса нахмурилась.
— Да они сейчас везде устанавливают свои порядки, они…
Слушая его, Паула едва не хваталась за сердце. Наговорит же, молодой дурак, и Альба сгоряча глупостей натворит! Но перечить вслух она не смела и вскоре всерьёз задумалась о том, чтобы по примеру томных юных сеньорит изобразить обморок, чтобы отвлечь от опасного разговора воспитанницу. Однако вскоре от этой необходимости её спасла без стука распахнувшаяся дверь. На пороге возникла встревоженная Чита с большим подносом, а за ней, к облегчению Паулы, вошёл строгий и хмурый отец Валентин.
— Ваше высочество, ваша светлость, с прибытием, — коротко поклонился он.
— Святой отец. — Алонсо поднялся, приветствуя священника. Тот только числился рядовым клириком, однако о его связях и о том, что Первосвященник очень уважает этого старика, не слышал только ленивый. И Алонсо, хоть и королевский родственник, предпочёл выказать уважение тому, перед кем не гнушался наклонить голову король Федерико.
