— Думаешь, нас тут не найдут?
— Не должны. Они наверняка походят по улицам, поднимут осведомителей, так что наружу нам пока высовываться не стоит, но именно сейчас и именно здесь — не найдут.
— И что теперь?
— Что теперь — что?
— Что мы теперь будем делать? Как добраться до воздушного порта, как попасть на дирижабль? Меня знают в лицо, тебя, наверное, теперь тоже… может, надо как-нибудь замаскироваться? Ну, например, одеждой поменяться...
— Отличная идея! — расхохотался следователь. — Я в твоём платье буду смотреться сногсшибательно и очень незаметно.
— Можно меня под мальчика загримировать, я отрежу волосы…
— Цвета, чтобы такую, как ты, замаскировать под мальчика, нужна команда из пары гримёров, цех костюмеров и неделька тренировки под руководством профессионала — походка, речь и тому подобное. Или тебя и этому тоже в пансионе учили?
— Нет, — вздохнула Чарген, мысленно показывая господину Сыщику язык. А то она всего этого не знает! А вот Цветана… — Я не думала, что это настолько сложно, в книжках обычно никаких проблем не возникает.
— Так то в книжках! Опять же, всё от материала зависит. Не равняй какую-нибудь тонкую-звонкую девчонку с худенькой мальчишеской фигурой и твои формы. Меня в страшную тётку попроще, но всё, опять же, упирается в отсутствие ресурсов. Пока мы будем искать одежду, моментально спалимся.
— А если попросить помощи у кого-нибудь прямо в этом доме? У тебя есть местные деньги? Просто у меня только платка, которую Павле дал… Я вообще не знаю, работают они в Регидоне или нет! — Чара продолжила старательно усыплять бдительность мужчины, выдвигая заведомо неверные и в чём-то глупые предположения, вполне приличествующие юной неискушённой девушке. А то уж слишком сильно она в последнее время расслабилась.
— Работать будет, но пользоваться ею не стоит, это очень легко отследить, а за нами ещё и стража наверняка охотится. Деньги есть, но это не поможет. Ломиться в квартиры ещё более рискованно, чем просто так выходить на улицу. Боги знают, на кого можно нарваться!
— Но что делать?
— Пока — ждать.
Чарген протяжно вздохнула, повернулась боком. Менее удобно, зато опять можно закопаться носом в воротник рубашки, прижаться к тёплой гладкой коже шеи губами, а лбом — к колючей щеке. Чара не любила целоваться с небритыми мужчинами: щетина кололась, а у неё потом чесалось чуть ли не всё лицо. Но сейчас ощущение показалось даже приятным.
— Цвета, зачем ты это делаешь? — спросил Шешель подчёркнуто спокойным голосом, хотя женщина отчётливо ощущала, что обнимавшие её руки сжались крепче.
— Что делаю? — просила она, прихватив кожу губами. Потом позволила себе ещё большую вольность и провела языком.
— Вот это, — усмехнулся мужчина. — С какой целью и из каких соображений ты меня целуешь?
— Мне страшно, — призналась Чарген, не поднимая головы. Почти не лукавила — если задумываться об обстоятельствах, в которых они оказались, действительно становилось страшно. Но она хорошо умела не думать о том, на что не могла повлиять: результат долгих тренировок. — В меня за последние сутки два раза стреляли. Это на два раза больше, чем за всю прошлую жизнь. Я в чужой стране, не знаю языка, у меня единственное платье, чужие ботинки и нет даже паспорта. Если меня поймают, меня, скорее всего, убьют. И единственный человек, который отделяет меня вот от этого всего, это ты. Причём всё, что я о тебе знаю, я знаю с твоих слов. И познакомилась с тобой я над трупом своего мужа.
— Ну пока логично, но как это связано с поцелуями?
— Не знаю, — она вздохнула. — Мне просто нравится. И… когда ты меня обнимаешь, мне становится спокойней.
— Ладно, я понял, логику здесь искать бесполезно, — со смешком подытожил Стеван. — Тогда другой вопрос: а какой реакции ты от меня сейчас ждёшь?
Чара подняла голову, немного отстранилась, опираясь ладонью ему на грудь. Окинула взглядом лицо, остановилась на губах…
— Может, ты, например, заткнёшься и уже поцелуешь меня нормально?
Шешель в ответ искренне рассмеялся, тряхнул головой — явно не отрицательно, а… растерянно, что ли. Выпрямился, отстраняясь от опоры, прошёлся взглядом по лицу женщины, одновременно скользнув кончиками пальцев по шее вверх, от ключиц к подбородку. Нехитрая ласка отчего-то пронзительно-остро отдалась в груди Чары, стекла мурашками по спине, и губы сами собой просительно приоткрылись.
В следующее мгновение Чарген подумала, что если он сейчас откажется, то она просто придушит его голыми руками. И любой нормальный суд её оправдает, потому что это вполне можно будет списать на состояние аффекта.
Но проверять собственную готовность к убийству не пришлось, мужчина предложение принял.
Целоваться он… умел. И хорошо умел. Без нелепого напора, как будто пытается её съесть; без ещё более нелепого страха, что от любого неосторожного прикосновения она может взорваться — какие мужчины Чарген только ни попадались!
Мягко. Уверенно. Настойчиво. Как ведёт в танце хороший партнёр. И не возникает даже мысли воспротивиться, что-то изменить, перехватить инициативу. И не хочется, чтобы это мгновение прерывалось.
Её пальцы коснулись ямки между ключицами, расстёгнутый воротник его рубашки позволял такую маленькую вольность. Хотелось расстегнуть ещё пару пуговиц, но Чара пока не настолько потеряла голову, а дурацкий грязный чердак — никуда не делся. Но зато можно было погладить шею — снизу вверх, до уха, — потом дальше, вдоль линии роста волос к задней стороне шеи. По ней — вверх, вдоль позвоночника, и наконец зарыться кончиками пальцев в мягкие светлые волосы. Всё же интересно, почему они такого странного цвета? Спросить?..
Незаметно для себя Стеван тоже увлёкся поцелуем. Нежные, податливые губы, ласкающие прикосновения тонких пальцев, льнущее к нему стройное тело — как тут удержаться? Одна рука продолжала придерживать женщину за талию, а вторая как-то незаметно и независимо от сознания сместилась с подбородка ниже. Приласкала сквозь плотную ткань платья аппетитную грудь, потом сдвинулась ещё дальше — на тонкую талию, на округлое бедро…
И через очень непродолжительное время мужчина вдруг поймал себя на том, что уж слишком крепко и откровенно прижимает к себе спутницу для отдельного случайного поцелуя. Да и ограничиваться этим самым «отдельным поцелуем» совсем не хочется, и на оставшиеся разумные мысли уже почти совсем плевать…
К счастью, последние не все стекли в штаны, и здравого смысла, чтобы прекратить происходящее, Стевану хватило. Прервал поцелуй он решительно, пусть и с большой неохотой. С честью выдержал и следующее испытание: забывшись, женщина в первое мгновение подалась следом, потянулась за его губами, и потребовалось волевое усилие, чтобы не возобновить прерванное занятие. Боги с ними, со всеми вопросами и проблемами, но уж больно место не располагало!
А потом и Чара опомнилась. Не сдержала разочарованного вздоха, но на продолжении настаивать не стала. Даже отвернулась, чтобы сесть поудобнее и опять спиной опереться мужчине на грудь. И когда он крепко обнял её — гораздо крепче, чем до поцелуя, — позволила себе ещё одну маленькую вольность: накрыла ладонь мужчины своей и переплела пальцы. Шешель возражать не стал, но поймал её пальцы и сжал крепче — просто так не ускользнёшь.
— Вот видишь, ничего страшного же, — не удержалась Чарген от замечания, стараясь не допустить в голос ехидства. То ли не получилось, то ли собеседник не поверил, но он в ответ усмехнулся.
— Это потому что я тебе пока живым нужен! Был бы не нужен, ам! — и нету.
— Ты меня переоцениваешь, я за один раз столько не съем, — рассмеялась она.
— Тем более! Значит, сначала бы откусила голову, чтобы точно не удрал, а остальное запасла на зиму.
— А вот тут ты уже сам себя переоцениваешь, какие из тебя запасы? Одни кости, кожа и жилы. На бульон разве что.
Стеван тоже засмеялся и — тоже позволил себе лишнее. Переместил свободную ладонь с талии женщины на грудь, коснулся губами чувствительного места за ухом. Чара шумно вздохнула и не удержалась от довольной улыбки.
Азарт мешался в ней с нетерпеливым предвкушением и некоторым самодовольством. Не оттого, что господин Сыщик поддался на провокацию и даже явно был готов к большему — невелика заслуга. Он здоровый мужчина без обязательств и с весьма гибкой моралью, а у неё красивое тело и смазливая мордашка, и нет никаких объективных или субъективных причин отказываться от предложенного. Не в храм же она его тянет, а пока просто целует.
Нет, Чара была довольна тем, что её предположения оправдывались, не зря Стеван казался привлекательным! Как минимум, целовался он головокружительно, а всё остальное… Ну, за этим тоже дело не станет.
— А нам ещё долго тут сидеть? — рассеянно спросила Чара. И призналась немного смущённо: — Я пить хочу.
— С этим проблема, — признал Шешель. — Придётся потерпеть. И посидеть ещё не меньше часа, а лучше хотя бы до полудня.
Чарген издала протяжный стон.
— Боги! Как же мне уже хочется домой… По-моему, я начинаю ненавидеть Ралевича за то, что он меня сюда притащил.
— Ну да, он-то помер, считай — легко отделался, — усмехнулся следователь.
— Кстати, а как ты всё-таки думаешь, кто его убил?
— Поскольку свидетель скорее ты, а не я, это ты мне скажи. С самого начала. Кто мог желать убить твоего мужа? У него были враги?
— Мне кажется, ты и так знаешь о нём гораздо больше, чем я, — проворчала Чара. — А враги… Он был не очень приятным человеком и друзей у него точно не было. Любил он только деньги, так что и враги, если и были, то на этой почве.
— И жена тоже на этой почве? — не удержался от шпильки следователь.
— И жена тоже, — покладисто согласилась она.
— А как же задушевный разговор с господином Смидом?
— А я ему не врала, — пожала плечами Чарген. — Любая нормальная женщина хочет, чтобы её любили. И я правда хотела бы жить с одним-единственным любимым мужчиной. Но попался только Ралевич, и я решила, что лучше синица в руках. А вообще ты так говоришь, как будто ревнуешь, — ответно подначила она. — Неужели влюбился?
— Разумеется, — спокойно отозвался следователь. — Давно, безнадёжно и безответно. В свою работу. А ты занятная, это просто любопытство.
Чарген с иронией подумала, что господин Сыщик — тоже очень занятный тип. Как-то слишком уж серьёзно, не так, как обычно, отреагировал он на столь детскую шпильку. Неужели для него это какая-то острая, болезненная тема? Трагическая любовь в юности?
Или не стоит искать двойное дно и он просто пытается настроиться на серьёзный лад?
— Ладно, оставим тему любви. Расскажи, что произошло вчера? По порядку, — велел он.
И Чарген, подобравшись, заговорила: уж тут ей скрывать было нечего. Про Живко, который их встретил, про их с Ралевичем разговор в кабинете, про уход, про то, как сама заснула в ванне.
Предположение, что её могли усыпить, подлив в чай какое-нибудь средство, Шешель принял с осторожным одобрением.
— Могли, и очень на это похоже. Ты же не выходила из номера, убийца не мог этого не знать, а нейтрализовать тебя как-то надо было. Но это уж слишком сложно и ненадёжно. Сам он вряд ли мог это сделать, а горничная… — он запнулся и рассеянно качнул головой. — Впутывать совершенно постороннего человека, который легко может на тебя указать, очень глупо. Когда речь идёт об убийстве, рассчитывать на молчание первой попавшейся горничной… Либо снотворного всё же не было, а наш убийца посчитал, что тебя нет в номере. Либо как-то изыскал способ подлить средство незаметно от неё, и это теоретически мог быть Живко: он находился в номере. Заходил в гостиную? Подходил к столику с чаем?
— Заходил, проходил через неё в кабинет, — нахмурилась Чара. — К столику… Мог, — кивнула она, припоминая, потёрла лоб. — Горничная вошла с сервировочным столиком, оставила его сбоку. Там стояли чемоданы, неудобно было его подкатывать ближе. Потом подошла отдёргивать шторы, потом поставила мне прибор на чайный столик. Секунда-другая у него была.
— Секунда-другая… Он заранее знал, что сделает это, готовился и выбирал момент. Очень хладнокровный, решительный, расчётливый человек. Наглый. Похоже на его характеристику?
— Не знаю, — вздохнула Чарген. — Я же с ним почти не общалась. Но он точно с характером, не мямля. Почему нет…
— Значит, один вариант есть. Ещё вполне возможно, что горничная замешана, но у неё есть серьёзный интерес к убийце, которого она знает достаточно давно. В таких местах прислуга держится за свою работу, и просто подойди к ней незнакомый тип с таким предложением — она с негодованием отказалась бы, даже если бы посулили золотые горы. А даже если согласилась бы, то вполне могла передумать, когда выяснилось, что это всё не безобидный розыгрыш, а речь об убийстве. Конечно, могла испугаться и молчать, опять же из-за страха за место, но это слишком сложно предсказать. Вряд ли тот, кто так тщательно спланировал убийство, всерьёз мог положиться на подобную случайность. Нет, если горничная в деле, повязана она чем-то большим, чем случайная глупость. Или деньги, которых должно быть гораздо больше, или какой-то личный интерес к убийце. Любовный или нет, неважно, и возраст вместе со внешними данными этой особы никакой роли не играет.
— Стей, а ты знаешь, на кого составлено его завещание?
— Нет, увы. Это можно будет выяснить только в Беряне, — качнул головой Шешель. — И даже пытаться прогнозировать не возьмусь. Ну разве что тебя там, скорее всего, нет, — усмехнулся он.
— Тоже мне новость! — вздохнула женщина. — Да, вот ещё странная вещь, я не сказала. Перед тем, как войти в гостиную, я заглянула в кабинет. Павле перед уходом точно его закрыл, а тогда дверь была приоткрыта и оттуда тянуло сквозняком, была открыта дверь на пожарную лестницу...
— Ну это очевидно. Ралевич вернулся и открыл кабинет, а убийца через него и удрал, — мужчина пожал плечами.
— Нет, дело не в этом. На столике стояла бутылка игристого и два бокала под него.
— И что? Может, осталось после разговора твоего мужа с Живко.
— Нет. То есть я не заходила в кабинет сразу после разговора и не знаю, когда это там появилось, но Ралевич терпеть не мог игристое. Вообще вино не любил, но такое особенно. На людях мог пускать пыль в глаза, тем более он в нём вроде как разбирался, но дома точно предпочёл бы брадицу, тем более если хотел что-то отметить.
— Интересно, — задумчиво проговорил Шешель. — Видишь, кое-что ты о нём всё-таки знаешь такого, чего не знаю я. Кто ещё в курсе его пристрастий?
— Понятия не имею, никогда не задумывалась. Но Живко вряд ли мог не знать, мне показалось, эти двое очень хорошо знакомы. С ним, мне кажется, Ралевич общался ближе, чем с кем-то ещё из родственников и партнёров. Так всё-таки, откуда там вино?
— Мне кажется, убийца пытался инсценировать бытовую ссору и подставить тебя, — спокойно ответил он. — И я бы не исключал подтасовки твоего самоубийства после всего этого. Но, похоже, просто не успел сделать всё как хотел.
Чарген зябко поёжилась и крепче вцепилась в руку мужчины.
— Выходит, ты мне ещё и жизнь спас? А почему я так быстро очнулась? — всё-таки не удержалась от вопроса, хотя об ответе на него догадывалась: зелье могло вступить в конфликт с магией.
— Не должны. Они наверняка походят по улицам, поднимут осведомителей, так что наружу нам пока высовываться не стоит, но именно сейчас и именно здесь — не найдут.
— И что теперь?
— Что теперь — что?
— Что мы теперь будем делать? Как добраться до воздушного порта, как попасть на дирижабль? Меня знают в лицо, тебя, наверное, теперь тоже… может, надо как-нибудь замаскироваться? Ну, например, одеждой поменяться...
— Отличная идея! — расхохотался следователь. — Я в твоём платье буду смотреться сногсшибательно и очень незаметно.
— Можно меня под мальчика загримировать, я отрежу волосы…
— Цвета, чтобы такую, как ты, замаскировать под мальчика, нужна команда из пары гримёров, цех костюмеров и неделька тренировки под руководством профессионала — походка, речь и тому подобное. Или тебя и этому тоже в пансионе учили?
— Нет, — вздохнула Чарген, мысленно показывая господину Сыщику язык. А то она всего этого не знает! А вот Цветана… — Я не думала, что это настолько сложно, в книжках обычно никаких проблем не возникает.
— Так то в книжках! Опять же, всё от материала зависит. Не равняй какую-нибудь тонкую-звонкую девчонку с худенькой мальчишеской фигурой и твои формы. Меня в страшную тётку попроще, но всё, опять же, упирается в отсутствие ресурсов. Пока мы будем искать одежду, моментально спалимся.
— А если попросить помощи у кого-нибудь прямо в этом доме? У тебя есть местные деньги? Просто у меня только платка, которую Павле дал… Я вообще не знаю, работают они в Регидоне или нет! — Чара продолжила старательно усыплять бдительность мужчины, выдвигая заведомо неверные и в чём-то глупые предположения, вполне приличествующие юной неискушённой девушке. А то уж слишком сильно она в последнее время расслабилась.
— Работать будет, но пользоваться ею не стоит, это очень легко отследить, а за нами ещё и стража наверняка охотится. Деньги есть, но это не поможет. Ломиться в квартиры ещё более рискованно, чем просто так выходить на улицу. Боги знают, на кого можно нарваться!
— Но что делать?
— Пока — ждать.
Чарген протяжно вздохнула, повернулась боком. Менее удобно, зато опять можно закопаться носом в воротник рубашки, прижаться к тёплой гладкой коже шеи губами, а лбом — к колючей щеке. Чара не любила целоваться с небритыми мужчинами: щетина кололась, а у неё потом чесалось чуть ли не всё лицо. Но сейчас ощущение показалось даже приятным.
— Цвета, зачем ты это делаешь? — спросил Шешель подчёркнуто спокойным голосом, хотя женщина отчётливо ощущала, что обнимавшие её руки сжались крепче.
— Что делаю? — просила она, прихватив кожу губами. Потом позволила себе ещё большую вольность и провела языком.
— Вот это, — усмехнулся мужчина. — С какой целью и из каких соображений ты меня целуешь?
— Мне страшно, — призналась Чарген, не поднимая головы. Почти не лукавила — если задумываться об обстоятельствах, в которых они оказались, действительно становилось страшно. Но она хорошо умела не думать о том, на что не могла повлиять: результат долгих тренировок. — В меня за последние сутки два раза стреляли. Это на два раза больше, чем за всю прошлую жизнь. Я в чужой стране, не знаю языка, у меня единственное платье, чужие ботинки и нет даже паспорта. Если меня поймают, меня, скорее всего, убьют. И единственный человек, который отделяет меня вот от этого всего, это ты. Причём всё, что я о тебе знаю, я знаю с твоих слов. И познакомилась с тобой я над трупом своего мужа.
— Ну пока логично, но как это связано с поцелуями?
— Не знаю, — она вздохнула. — Мне просто нравится. И… когда ты меня обнимаешь, мне становится спокойней.
— Ладно, я понял, логику здесь искать бесполезно, — со смешком подытожил Стеван. — Тогда другой вопрос: а какой реакции ты от меня сейчас ждёшь?
Чара подняла голову, немного отстранилась, опираясь ладонью ему на грудь. Окинула взглядом лицо, остановилась на губах…
— Может, ты, например, заткнёшься и уже поцелуешь меня нормально?
Шешель в ответ искренне рассмеялся, тряхнул головой — явно не отрицательно, а… растерянно, что ли. Выпрямился, отстраняясь от опоры, прошёлся взглядом по лицу женщины, одновременно скользнув кончиками пальцев по шее вверх, от ключиц к подбородку. Нехитрая ласка отчего-то пронзительно-остро отдалась в груди Чары, стекла мурашками по спине, и губы сами собой просительно приоткрылись.
В следующее мгновение Чарген подумала, что если он сейчас откажется, то она просто придушит его голыми руками. И любой нормальный суд её оправдает, потому что это вполне можно будет списать на состояние аффекта.
Но проверять собственную готовность к убийству не пришлось, мужчина предложение принял.
Целоваться он… умел. И хорошо умел. Без нелепого напора, как будто пытается её съесть; без ещё более нелепого страха, что от любого неосторожного прикосновения она может взорваться — какие мужчины Чарген только ни попадались!
Мягко. Уверенно. Настойчиво. Как ведёт в танце хороший партнёр. И не возникает даже мысли воспротивиться, что-то изменить, перехватить инициативу. И не хочется, чтобы это мгновение прерывалось.
Её пальцы коснулись ямки между ключицами, расстёгнутый воротник его рубашки позволял такую маленькую вольность. Хотелось расстегнуть ещё пару пуговиц, но Чара пока не настолько потеряла голову, а дурацкий грязный чердак — никуда не делся. Но зато можно было погладить шею — снизу вверх, до уха, — потом дальше, вдоль линии роста волос к задней стороне шеи. По ней — вверх, вдоль позвоночника, и наконец зарыться кончиками пальцев в мягкие светлые волосы. Всё же интересно, почему они такого странного цвета? Спросить?..
Прода от 09.12.2020, 19:16
Незаметно для себя Стеван тоже увлёкся поцелуем. Нежные, податливые губы, ласкающие прикосновения тонких пальцев, льнущее к нему стройное тело — как тут удержаться? Одна рука продолжала придерживать женщину за талию, а вторая как-то незаметно и независимо от сознания сместилась с подбородка ниже. Приласкала сквозь плотную ткань платья аппетитную грудь, потом сдвинулась ещё дальше — на тонкую талию, на округлое бедро…
И через очень непродолжительное время мужчина вдруг поймал себя на том, что уж слишком крепко и откровенно прижимает к себе спутницу для отдельного случайного поцелуя. Да и ограничиваться этим самым «отдельным поцелуем» совсем не хочется, и на оставшиеся разумные мысли уже почти совсем плевать…
К счастью, последние не все стекли в штаны, и здравого смысла, чтобы прекратить происходящее, Стевану хватило. Прервал поцелуй он решительно, пусть и с большой неохотой. С честью выдержал и следующее испытание: забывшись, женщина в первое мгновение подалась следом, потянулась за его губами, и потребовалось волевое усилие, чтобы не возобновить прерванное занятие. Боги с ними, со всеми вопросами и проблемами, но уж больно место не располагало!
А потом и Чара опомнилась. Не сдержала разочарованного вздоха, но на продолжении настаивать не стала. Даже отвернулась, чтобы сесть поудобнее и опять спиной опереться мужчине на грудь. И когда он крепко обнял её — гораздо крепче, чем до поцелуя, — позволила себе ещё одну маленькую вольность: накрыла ладонь мужчины своей и переплела пальцы. Шешель возражать не стал, но поймал её пальцы и сжал крепче — просто так не ускользнёшь.
— Вот видишь, ничего страшного же, — не удержалась Чарген от замечания, стараясь не допустить в голос ехидства. То ли не получилось, то ли собеседник не поверил, но он в ответ усмехнулся.
— Это потому что я тебе пока живым нужен! Был бы не нужен, ам! — и нету.
— Ты меня переоцениваешь, я за один раз столько не съем, — рассмеялась она.
— Тем более! Значит, сначала бы откусила голову, чтобы точно не удрал, а остальное запасла на зиму.
— А вот тут ты уже сам себя переоцениваешь, какие из тебя запасы? Одни кости, кожа и жилы. На бульон разве что.
Стеван тоже засмеялся и — тоже позволил себе лишнее. Переместил свободную ладонь с талии женщины на грудь, коснулся губами чувствительного места за ухом. Чара шумно вздохнула и не удержалась от довольной улыбки.
Азарт мешался в ней с нетерпеливым предвкушением и некоторым самодовольством. Не оттого, что господин Сыщик поддался на провокацию и даже явно был готов к большему — невелика заслуга. Он здоровый мужчина без обязательств и с весьма гибкой моралью, а у неё красивое тело и смазливая мордашка, и нет никаких объективных или субъективных причин отказываться от предложенного. Не в храм же она его тянет, а пока просто целует.
Нет, Чара была довольна тем, что её предположения оправдывались, не зря Стеван казался привлекательным! Как минимум, целовался он головокружительно, а всё остальное… Ну, за этим тоже дело не станет.
— А нам ещё долго тут сидеть? — рассеянно спросила Чара. И призналась немного смущённо: — Я пить хочу.
— С этим проблема, — признал Шешель. — Придётся потерпеть. И посидеть ещё не меньше часа, а лучше хотя бы до полудня.
Чарген издала протяжный стон.
— Боги! Как же мне уже хочется домой… По-моему, я начинаю ненавидеть Ралевича за то, что он меня сюда притащил.
— Ну да, он-то помер, считай — легко отделался, — усмехнулся следователь.
— Кстати, а как ты всё-таки думаешь, кто его убил?
— Поскольку свидетель скорее ты, а не я, это ты мне скажи. С самого начала. Кто мог желать убить твоего мужа? У него были враги?
— Мне кажется, ты и так знаешь о нём гораздо больше, чем я, — проворчала Чара. — А враги… Он был не очень приятным человеком и друзей у него точно не было. Любил он только деньги, так что и враги, если и были, то на этой почве.
— И жена тоже на этой почве? — не удержался от шпильки следователь.
— И жена тоже, — покладисто согласилась она.
— А как же задушевный разговор с господином Смидом?
— А я ему не врала, — пожала плечами Чарген. — Любая нормальная женщина хочет, чтобы её любили. И я правда хотела бы жить с одним-единственным любимым мужчиной. Но попался только Ралевич, и я решила, что лучше синица в руках. А вообще ты так говоришь, как будто ревнуешь, — ответно подначила она. — Неужели влюбился?
— Разумеется, — спокойно отозвался следователь. — Давно, безнадёжно и безответно. В свою работу. А ты занятная, это просто любопытство.
Чарген с иронией подумала, что господин Сыщик — тоже очень занятный тип. Как-то слишком уж серьёзно, не так, как обычно, отреагировал он на столь детскую шпильку. Неужели для него это какая-то острая, болезненная тема? Трагическая любовь в юности?
Или не стоит искать двойное дно и он просто пытается настроиться на серьёзный лад?
— Ладно, оставим тему любви. Расскажи, что произошло вчера? По порядку, — велел он.
И Чарген, подобравшись, заговорила: уж тут ей скрывать было нечего. Про Живко, который их встретил, про их с Ралевичем разговор в кабинете, про уход, про то, как сама заснула в ванне.
Предположение, что её могли усыпить, подлив в чай какое-нибудь средство, Шешель принял с осторожным одобрением.
— Могли, и очень на это похоже. Ты же не выходила из номера, убийца не мог этого не знать, а нейтрализовать тебя как-то надо было. Но это уж слишком сложно и ненадёжно. Сам он вряд ли мог это сделать, а горничная… — он запнулся и рассеянно качнул головой. — Впутывать совершенно постороннего человека, который легко может на тебя указать, очень глупо. Когда речь идёт об убийстве, рассчитывать на молчание первой попавшейся горничной… Либо снотворного всё же не было, а наш убийца посчитал, что тебя нет в номере. Либо как-то изыскал способ подлить средство незаметно от неё, и это теоретически мог быть Живко: он находился в номере. Заходил в гостиную? Подходил к столику с чаем?
— Заходил, проходил через неё в кабинет, — нахмурилась Чара. — К столику… Мог, — кивнула она, припоминая, потёрла лоб. — Горничная вошла с сервировочным столиком, оставила его сбоку. Там стояли чемоданы, неудобно было его подкатывать ближе. Потом подошла отдёргивать шторы, потом поставила мне прибор на чайный столик. Секунда-другая у него была.
— Секунда-другая… Он заранее знал, что сделает это, готовился и выбирал момент. Очень хладнокровный, решительный, расчётливый человек. Наглый. Похоже на его характеристику?
— Не знаю, — вздохнула Чарген. — Я же с ним почти не общалась. Но он точно с характером, не мямля. Почему нет…
— Значит, один вариант есть. Ещё вполне возможно, что горничная замешана, но у неё есть серьёзный интерес к убийце, которого она знает достаточно давно. В таких местах прислуга держится за свою работу, и просто подойди к ней незнакомый тип с таким предложением — она с негодованием отказалась бы, даже если бы посулили золотые горы. А даже если согласилась бы, то вполне могла передумать, когда выяснилось, что это всё не безобидный розыгрыш, а речь об убийстве. Конечно, могла испугаться и молчать, опять же из-за страха за место, но это слишком сложно предсказать. Вряд ли тот, кто так тщательно спланировал убийство, всерьёз мог положиться на подобную случайность. Нет, если горничная в деле, повязана она чем-то большим, чем случайная глупость. Или деньги, которых должно быть гораздо больше, или какой-то личный интерес к убийце. Любовный или нет, неважно, и возраст вместе со внешними данными этой особы никакой роли не играет.
Прода от 10.12.2020, 19:31
— Стей, а ты знаешь, на кого составлено его завещание?
— Нет, увы. Это можно будет выяснить только в Беряне, — качнул головой Шешель. — И даже пытаться прогнозировать не возьмусь. Ну разве что тебя там, скорее всего, нет, — усмехнулся он.
— Тоже мне новость! — вздохнула женщина. — Да, вот ещё странная вещь, я не сказала. Перед тем, как войти в гостиную, я заглянула в кабинет. Павле перед уходом точно его закрыл, а тогда дверь была приоткрыта и оттуда тянуло сквозняком, была открыта дверь на пожарную лестницу...
— Ну это очевидно. Ралевич вернулся и открыл кабинет, а убийца через него и удрал, — мужчина пожал плечами.
— Нет, дело не в этом. На столике стояла бутылка игристого и два бокала под него.
— И что? Может, осталось после разговора твоего мужа с Живко.
— Нет. То есть я не заходила в кабинет сразу после разговора и не знаю, когда это там появилось, но Ралевич терпеть не мог игристое. Вообще вино не любил, но такое особенно. На людях мог пускать пыль в глаза, тем более он в нём вроде как разбирался, но дома точно предпочёл бы брадицу, тем более если хотел что-то отметить.
— Интересно, — задумчиво проговорил Шешель. — Видишь, кое-что ты о нём всё-таки знаешь такого, чего не знаю я. Кто ещё в курсе его пристрастий?
— Понятия не имею, никогда не задумывалась. Но Живко вряд ли мог не знать, мне показалось, эти двое очень хорошо знакомы. С ним, мне кажется, Ралевич общался ближе, чем с кем-то ещё из родственников и партнёров. Так всё-таки, откуда там вино?
— Мне кажется, убийца пытался инсценировать бытовую ссору и подставить тебя, — спокойно ответил он. — И я бы не исключал подтасовки твоего самоубийства после всего этого. Но, похоже, просто не успел сделать всё как хотел.
Чарген зябко поёжилась и крепче вцепилась в руку мужчины.
— Выходит, ты мне ещё и жизнь спас? А почему я так быстро очнулась? — всё-таки не удержалась от вопроса, хотя об ответе на него догадывалась: зелье могло вступить в конфликт с магией.
