Когда взгляд остановился на медленно поднявшейся Оли, в глазах неожиданной гостьи мелькнуло узнавание, ужас, а потом она в слезах бросилась к подруге.
— Оли! Папа… Он… я… это я виновата!
Крепко обнимая истерично рыдающую подругу, которую бил озноб, Олея обвела мужчин совершенно диким взглядом, но быстро опомнилась.
— Ау, родная моя, успокойся, всё хорошо! Что случилось? Почему ты в таком виде? Тебя кто-то обидел? Что с твоим папой? Ау, успокойся, не пугай меня так! — Девушка и сама была уже готова разреветься от беспокойства за подругу, с которой явно случилось что-то очень плохое.
— Карт, бар там, — хозяин дома очнулся, махнул рукой в сторону и подошёл к девушкам. Осторожно положил ладонь на затылок рыдающей гостьи, мягко поглаживая, и прикрыл глаза, сосредоточившись. Рыдания постепенно стали стихать.
Следователь безропотной тенью скользнул в указанном направлении, достал бутылку с каким-то крепким напитком. Булькнул в стакан, залпом выпил. Закашлялся, недоумённо оглядел пустой стакан и налил ещё, на этот раз протянув стакан Рамлену. Тот, покосившись на друга, сам тоже от души хлебнул. Потом вздохнул, на взгляд оценив оставшееся количество жидкости в несколько глотков, отнял руку от головы пациентки… тьфу, гостьи, и слегка потянул её за плечо.
— Саена, выпейте, пожалуйста. Только залпом.
— Саена, выпейте, пожалуйста. Только залпом, — мягко велел смутно знакомый голос.
Я схватила предложенный стакан и, не задумываясь, махом выпила. По горлу прокатился сгусток огня, смачно плюхнувшись в желудок. Из глаз вновь брызнули слёзы, только уже по другой причине. Вместе со слезами наружу рванулся захлёбывающийся кашель.
— Теперь сядьте и постарайтесь успокоиться, — меня едва не силком куда-то посадили. — Саена, вы понимаете, где находитесь? — мягко, но настойчиво спросил всё тот же голос. Я, утирая кулаком глаза, качнула головой и огляделась.
Какая-то незнакомая кухня. Я сижу на стуле, в домашнем халате и почему-то босиком. Мне холодно настолько, что я уже не чувствую ног. Передо мной на корточках сидит мужчина в белой рубашке. Рядом стоит явно встревоженная и даже напуганная Оли, одетая в вечернее платье, и крепко обнимает меня за плечи. Несколько в стороне замер тар Аль в одних штанах и неотрывно меня разглядывает.
Встретившись со мной взглядом, он торопливо опустил глаза. Уже не удивившись лёгкости и неподконтрольности мне этого процесса, я окунулась в его грозовую музыку. Но в этот раз подобная процедура подействовала отрезвляюще, будто меня в прямом смысле макнули пару раз головой в холодную воду.
Я успела удивиться, почему Оли и незнакомый блондин явно в вечернем, а мы с таром Алем — едва не неглиже и смутиться этому факту. Правда, конкретное предположение, что здесь происходит и где мы все находимся, сформироваться не успело: я вспомнила.
Вспомнила оглушительный звон лопнувшей струны, который меня едва ли не контузил. Вспомнила, как бежала по улице. Вернее, один отрывок, когда я упала, потеряв тапок, а потом поднялась и, отшвырнув второй, побежала уже босиком. Вспомнила тонкий, едва различимый звук флейты, ведущий меня через шумную какофонию, которой мне казался город, — именно с флейтой у меня всегда ассоциировалась подруга.
— Папа, — я вновь шмыгнула носом, потерянно переводя взгляд с одного присутствующего на другого и крепко сжимая ладонь подруги. — Он… умер.
— Когда? — ахнула Оли, рухнув на соседний стул (благо, он там оказался, а то она точно села бы мимо).
— Когда я зашла в кабинет, он искал отражения. Когда узнал, что я отдала их тару Алю, сказал, что мы обречены и у нас нет шансов, но рассказать он ничего не может, потому что какие-то «они». А потом умер. Как… та женщина в переулке… — не удержавшись, я снова разрыдалась и уткнулась лицом в ладони.
— Это случилось у вас дома? — резко спросил Аль. Я только кивнула, не поднимая глаз. — Я пойду туда, всё выясню. Сарк…
— Понятное дело, — отозвался мужчина в рубашке, и я наконец-то вспомнила, что уже видела его у тара следователя. Тогда что здесь делает моя подруга?
Сарк.
Его так зовут.
Интересного блондина, работающего в больнице.
Не может быть…
Эти мысли тоже заметались в моей голове, внося дополнительную сумятицу в и без того не слишком-то упорядоченное её состояние.
Я… любила отца, и он, наверное, тоже по-своему любил меня. Но я почти его не знала.
Плохо помню раннее детство, когда мама ещё была с нами. Мне кажется, там было лучше; впрочем, любому ребёнку лучше, когда рядом с ним есть мама. Но всё остальное время, которое я помнила, я практически росла сиротой при живом отце. Профессиональный музыкант, он никогда не сидел на одном месте долго, постоянно пребывая в разъездах. Бабушек и прочих родственников у меня — так уж получилось — не было, вот и нанимались для меня всевозможные гувернантки и няни, периодически сменявшие друг друга. Ни об одной из них я не могла сказать ничего плохого, они все были хорошими женщинами, но ни одна из них не заняла места в моём сердце и не задержалась надолго. Что было достаточно удивительно: ребёнком я была тихим и послушным, училась на «отлично», шалила в основном за компанию, никогда не выходя за рамки безобидных проказ.
Я не могла сказать, что сильно страдала от отсутствия отца, но матери иногда сильно недоставало. Может быть, я где-то в глубине души таила на отца обиду за то, что не спас маму? Не знаю, да и стоило ли теперь ворошить прошлое!
На меня нахлынула апатия, но она была лучше истерики. По крайней мере, я смогла трезво оценивать происходящее.
— Оли… — обратилась я к сидящей рядом подруге, обнимавшей ладонями чашку горячего шоколада. Передо мной исходила паром точно такая же, но я пока не притрагивалась, напиток был слишком горячий. Шоколад нам приготовил вместо успокоительного хозяин дома, который сейчас хлопотал у плиты с уверенным видом тёртой домохозяйки. Ну, то есть домохозяина.
— А? — откликнулась та, отрываясь от чашки. Олея обожала шоколад самозабвенно, и сейчас, кажется, «интересный блондин» окончательно покорил её сердце.
— Извини, что испортила вечер, — виновато вздохнула я.
— Ну, прямо! — она возмущённо фыркнула. — Что он, последний? Ерунда какая. Главное, как ты сама?
— Уже нормально. Спасибо вам, тар Рамлен, — обратилась я к мужчине, — за то… странное воздействие на мою голову. И за шоколад.
— Мелочи, — отозвался тот, пристально следя за чем-то шипящим на сковородке. — И вообще, давай на «ты». Если даже мой дом так беспрекословно тебя послушался, кто я такой, чтобы задирать нос? Видящие истину — существа редкие, с вами дружить надо.
— Что значит — «дом послушался»? — полюбопытствовала я.
— А кто такие «видящие истину»? — в унисон со мной задала вопрос Оли. Сарк обернулся на нас и фыркнул от смеха.
— Как вы забавно смотритесь. Вы точно не сёстры?
Мы удивлённо переглянулись. Со стороны, наверное, действительно выглядели забавно: ссутулившись, обхватив ладонями чашки, сидели плечом к плечу как нашкодившие детишки.
— Точно, не сёстры, — отмахнулась Оли. — Просто дружим давно. Ты на вопросы-то отвечай, не отвлекайся!
— Ну, видящие истину — это те, кто видит струны. Все, полностью, чувствует их малейшие колебания. И наставник Ау, мастер Фарт, в этом один из лучших, если не самый лучший. Навык чувствовать струны можно развить в любом человеке, но видящими истину называются те, кто наделён этим даром от природы. И уж точно невозможно научить их чуткости, граничащей с прозрением.
— Я же говорила, она у меня умница! — гордо задрала аккуратный носик Оли. — А, кстати, правда, чем твой дом такой необычный? И тар Аль ругался, и когда Ау пришла, мне показалось, что за дверью была улица.
— Не показалось. Понимаешь, моя мать была гениальным творцом, про таких говорят, что их при рождении коснулся Ветер. Только этот же самый ветер, видимо, основательно продул ей голову и немного там заблудился. Не надо укора, это её собственные слова! В общем, она была настолько рассеянная, что периодически блуждала в своём собственном доме, забывая, куда шла и где, скажем, находится кухня. Когда ей это надоело, она умудрилась сделать так, что за любой дверью оказывается нужная ей в этот момент комната, хоть в шкаф загляни. То есть физически комнаты остались на своих местах, а вот двери изменились. Она так намудрила с пространством, что никто теперь даже разобраться не может, как она это провернула. А сама, как обычно, сделала и забыла. Порой мне кажется, что она и со временем заодно намудрила: нет-нет, да и проявится какой-нибудь казус. Но серьёзных сбоев пока не было.
— Твоя мать умела работать с пространством? — мы удивлённо уставились на Сарка.
— О, да! — выражение лица его стало насмешливо-ехидным. — Я вам сейчас открою страшную тайну, Настройщики действительно существуют. Но когда творцы развиваются до такого уровня, им становится скучно в рамках этого мира. Здесь нельзя развернуться всерьёз и делать то, что хочется на самом деле, а работать по мелочам становится скучно. Вот они и уходят; симфония этого мира слишком устойчива и склонна к самовосстановлению, так что приходится творить свои миры. Некоторые в них живут, некоторые творят и уходят, а миры постепенно исчезают. Впрочем, они иногда и сюда забредают. Мама вон периодически заходит в гости.
— С ума сойти можно! — покачала головой подруга. — Сначала Катраль, теперь Настройщики… какая-то пора открытий! — она хмыкнула. Я удивлённо посмотрела на неё, потом на затылок Сарка.
— Ты рассказала ему о наших предположениях?
— Ну да. Ты не сердишься?
— Нет, с чего бы, — задумчиво откликнулась я, буравя взглядом голову хозяина дома. — И как он отреагировал на заявление о том, что его друг — не человек, а легендарный живой ветер?
— Какой друг? — неправдоподобно удивился блондин, оборачиваясь. Правда, столкнувшись со мной взглядом, вздохнул и со смешком отвернулся обратно. — Честно говоря, я едва не лопнул от зависти.
— То есть?! — снова хором уточнили мы.
— Мне, чтобы догадаться, понадобилось несколько месяцев, да и то окончательно сообразил только после подсказки, — он фыркнул от смеха, бросив взгляд на наши вытянувшиеся лица. — Ну что вы на меня так смотрите? Выяснили, молодцы, по пятёрке каждой. Думаю, предупреждать, чтобы никому об этом не говорили, излишне?
Я энергично закивала, Оли точно так же энергично замотала головой; «да, излишне» и «нет, не надо предупреждать». Сарк уже полноценно засмеялся, но никак подобное расхождение не прокомментировал.
— А как же он живёт? — погрустнела Олея. — В книжке было написано, что он только на несколько дней может… ну, в человека.
— Да как сказать, — вздохнул Сарк. На несколько мгновений запнулся, но потом, видимо, принял решение и продолжил хмуро. — Не живёт, мучается. Во всяком случае, на мой взгляд — точно мучается. Ему удаётся сохранять человеческий облик ценой постоянного жесточайшего самоконтроля, и то не получается до конца подавить собственную природу, вот от него все и шарахаются. Видели же, как он на людей смотрит! Правда, есть ещё вариант, одно достаточно сложное зелье. Оно применяется как лекарство при некоторых психических расстройствах, и он у меня «лечился», весьма талантливо одно из таких изображая. Так мы, собственно, и познакомились, а потом он постепенно сумел от них отказаться. Три года держался, до недавнего времени.
— А почему только до недавнего? — рискнула полюбопытствовать я. Этот рассказ мы слушали, затаив дыхание и не шевелясь, чтобы, не дай Ветер, этот человек не передумал откровенничать.
— Из-за тебя, — он насмешливо улыбнулся. — Думала, одной тебе рядом с ним так плохо? Ты видишь его насквозь, и ему очень трудно сдерживаться, даже на зельях.
— И ничего нельзя сделать? — опять-таки хором грустно вопросили мы.
— Ишь какие чувствительные нашлись, — прокомментировал он. — Можно. У меня амулет уже почти готов, так что он сможет тебя терпеть, хотя и в ограниченных количествах.
— Компенсация? — оживилась я, учуяв знакомую тему. — И даже удалось найти хороший компенсатор?
— Удалось, да. Амулет — вынужденная мера, — он повернулся к нам целиком, вытирая руки полотенцем. И лицо было до того торжественно-ехидным, что мне сразу захотелось заткнуть уши. — Потому что идеальным компенсатором для вас двоих служит алтарный камень в храме Ветра. Главный. Тот самый. В центральном храме.
Я нервно хихикнула и уставилась на подругу. А та, посмотрев на меня, залилась задорным заливистым хохотом.
— Вот тебе и свадьба обещанная! Ты же хочешь ему помочь, правда? — наконец, немного успокоившись, она сумела набрать воздуха и выдавить из себя пару коротких фраз.
— Тогда нам придётся его оттуда похитить и общаться, только стоя на нём, — огрызнулась я. — Компенсатор должен находиться в прямом контакте с тем, что он компенсирует. Так что дырку тебе от нуля, а не свадьбу! — злорадно резюмировала я. Профессиональное любопытство взыграло настолько, что матримониальные планы подруги скромненько прошли стороной, не вызвав даже доли смущения.
— Фу, какая ты противная, — фыркнула она. — А я так надеялась! Вы же так друг на друга смотрите, явно любовь с первого взгляда. Да и смотритесь рядом красиво…
— Оли, — я поморщилась.
— Ну, смотрят они точно не из большой любви, — неожиданно поддержал меня Сарк. — Согласись, сомнительное удовольствие, когда они рискуют потерять себя от одного только взгляда. Вот представь, что ты упала в водоворот на реке. Ты сможешь при этом думать о чём-то другом? Вряд ли. Наоборот, полностью сосредоточишь своё внимание именно на нём! А он от этого начнёт тянуть сильнее, и так по нарастающей. Согласись, о любви к водовороту тут и мысли не возникнет! У них же происходит нечто подобное: Ау видит истинную природу Карта и растворяется в вибрации его струн, потому что… ну, гроза — само по себе сильное явление, а уж когда оно сконцентрировано в одном человеке! Я правильно объясняю? — почему-то уточнил он у меня. Я, как и Олея, ловящая каждое слово, на всякий случай кивнула. Хорошая вещь — психолог-творец. За меня вот разложил по полочкам мои ощущения и объясняет их теперь в доступной форме. — С Картом всё ещё проще, Ау видит его скрытую сущность, и та начинает рваться на волю. Чем сильнее рвётся сущность, тем глубже видящая может заглянуть. Естественный резонанс.
— Ой, мамочки, — потрясённо протянула Оли. — А я ещё хихикала! А если оторвать от этого алтаря кусочек? Он действовать будет?
— Не знаю, я не видел вибрации его частей, — растерялся от такого простого предложения блондин.
И оба с вопросом в глазах уставились на меня.
— Если правильно обработать, шанс есть, — неуверенно предположила я. И по лицу Сарка поняла: на дело он пойдёт сегодня ночью. Фигурально выражаясь, конечно, но я была почти уверена, что кусочек того камня он отколупает, чего бы это ни стоило, и восприняла эту мысль с облегчением. Во-первых, появился шанс облегчить жизнь и себе, и тару Алю, а во-вторых, сделать это вполне могли без моей помощи.
Карт с огромным облегчением воспользовался возможностью сбежать куда подальше от вихрем ворвавшейся девушки. Ворвавшейся не только и не столько сейчас в кухню друга, сколько в его жизнь в целом, устоявшуюся и размеренную. Она была тем пресловутым ветром перемен, о котором спето и сказано очень много.
— Оли! Папа… Он… я… это я виновата!
Крепко обнимая истерично рыдающую подругу, которую бил озноб, Олея обвела мужчин совершенно диким взглядом, но быстро опомнилась.
— Ау, родная моя, успокойся, всё хорошо! Что случилось? Почему ты в таком виде? Тебя кто-то обидел? Что с твоим папой? Ау, успокойся, не пугай меня так! — Девушка и сама была уже готова разреветься от беспокойства за подругу, с которой явно случилось что-то очень плохое.
— Карт, бар там, — хозяин дома очнулся, махнул рукой в сторону и подошёл к девушкам. Осторожно положил ладонь на затылок рыдающей гостьи, мягко поглаживая, и прикрыл глаза, сосредоточившись. Рыдания постепенно стали стихать.
Следователь безропотной тенью скользнул в указанном направлении, достал бутылку с каким-то крепким напитком. Булькнул в стакан, залпом выпил. Закашлялся, недоумённо оглядел пустой стакан и налил ещё, на этот раз протянув стакан Рамлену. Тот, покосившись на друга, сам тоже от души хлебнул. Потом вздохнул, на взгляд оценив оставшееся количество жидкости в несколько глотков, отнял руку от головы пациентки… тьфу, гостьи, и слегка потянул её за плечо.
— Саена, выпейте, пожалуйста. Только залпом.
***
— Саена, выпейте, пожалуйста. Только залпом, — мягко велел смутно знакомый голос.
Я схватила предложенный стакан и, не задумываясь, махом выпила. По горлу прокатился сгусток огня, смачно плюхнувшись в желудок. Из глаз вновь брызнули слёзы, только уже по другой причине. Вместе со слезами наружу рванулся захлёбывающийся кашель.
— Теперь сядьте и постарайтесь успокоиться, — меня едва не силком куда-то посадили. — Саена, вы понимаете, где находитесь? — мягко, но настойчиво спросил всё тот же голос. Я, утирая кулаком глаза, качнула головой и огляделась.
Какая-то незнакомая кухня. Я сижу на стуле, в домашнем халате и почему-то босиком. Мне холодно настолько, что я уже не чувствую ног. Передо мной на корточках сидит мужчина в белой рубашке. Рядом стоит явно встревоженная и даже напуганная Оли, одетая в вечернее платье, и крепко обнимает меня за плечи. Несколько в стороне замер тар Аль в одних штанах и неотрывно меня разглядывает.
Встретившись со мной взглядом, он торопливо опустил глаза. Уже не удивившись лёгкости и неподконтрольности мне этого процесса, я окунулась в его грозовую музыку. Но в этот раз подобная процедура подействовала отрезвляюще, будто меня в прямом смысле макнули пару раз головой в холодную воду.
Я успела удивиться, почему Оли и незнакомый блондин явно в вечернем, а мы с таром Алем — едва не неглиже и смутиться этому факту. Правда, конкретное предположение, что здесь происходит и где мы все находимся, сформироваться не успело: я вспомнила.
Вспомнила оглушительный звон лопнувшей струны, который меня едва ли не контузил. Вспомнила, как бежала по улице. Вернее, один отрывок, когда я упала, потеряв тапок, а потом поднялась и, отшвырнув второй, побежала уже босиком. Вспомнила тонкий, едва различимый звук флейты, ведущий меня через шумную какофонию, которой мне казался город, — именно с флейтой у меня всегда ассоциировалась подруга.
— Папа, — я вновь шмыгнула носом, потерянно переводя взгляд с одного присутствующего на другого и крепко сжимая ладонь подруги. — Он… умер.
— Когда? — ахнула Оли, рухнув на соседний стул (благо, он там оказался, а то она точно села бы мимо).
— Когда я зашла в кабинет, он искал отражения. Когда узнал, что я отдала их тару Алю, сказал, что мы обречены и у нас нет шансов, но рассказать он ничего не может, потому что какие-то «они». А потом умер. Как… та женщина в переулке… — не удержавшись, я снова разрыдалась и уткнулась лицом в ладони.
— Это случилось у вас дома? — резко спросил Аль. Я только кивнула, не поднимая глаз. — Я пойду туда, всё выясню. Сарк…
— Понятное дело, — отозвался мужчина в рубашке, и я наконец-то вспомнила, что уже видела его у тара следователя. Тогда что здесь делает моя подруга?
Сарк.
Его так зовут.
Интересного блондина, работающего в больнице.
Не может быть…
Эти мысли тоже заметались в моей голове, внося дополнительную сумятицу в и без того не слишком-то упорядоченное её состояние.
Я… любила отца, и он, наверное, тоже по-своему любил меня. Но я почти его не знала.
Плохо помню раннее детство, когда мама ещё была с нами. Мне кажется, там было лучше; впрочем, любому ребёнку лучше, когда рядом с ним есть мама. Но всё остальное время, которое я помнила, я практически росла сиротой при живом отце. Профессиональный музыкант, он никогда не сидел на одном месте долго, постоянно пребывая в разъездах. Бабушек и прочих родственников у меня — так уж получилось — не было, вот и нанимались для меня всевозможные гувернантки и няни, периодически сменявшие друг друга. Ни об одной из них я не могла сказать ничего плохого, они все были хорошими женщинами, но ни одна из них не заняла места в моём сердце и не задержалась надолго. Что было достаточно удивительно: ребёнком я была тихим и послушным, училась на «отлично», шалила в основном за компанию, никогда не выходя за рамки безобидных проказ.
Я не могла сказать, что сильно страдала от отсутствия отца, но матери иногда сильно недоставало. Может быть, я где-то в глубине души таила на отца обиду за то, что не спас маму? Не знаю, да и стоило ли теперь ворошить прошлое!
На меня нахлынула апатия, но она была лучше истерики. По крайней мере, я смогла трезво оценивать происходящее.
— Оли… — обратилась я к сидящей рядом подруге, обнимавшей ладонями чашку горячего шоколада. Передо мной исходила паром точно такая же, но я пока не притрагивалась, напиток был слишком горячий. Шоколад нам приготовил вместо успокоительного хозяин дома, который сейчас хлопотал у плиты с уверенным видом тёртой домохозяйки. Ну, то есть домохозяина.
— А? — откликнулась та, отрываясь от чашки. Олея обожала шоколад самозабвенно, и сейчас, кажется, «интересный блондин» окончательно покорил её сердце.
— Извини, что испортила вечер, — виновато вздохнула я.
— Ну, прямо! — она возмущённо фыркнула. — Что он, последний? Ерунда какая. Главное, как ты сама?
— Уже нормально. Спасибо вам, тар Рамлен, — обратилась я к мужчине, — за то… странное воздействие на мою голову. И за шоколад.
— Мелочи, — отозвался тот, пристально следя за чем-то шипящим на сковородке. — И вообще, давай на «ты». Если даже мой дом так беспрекословно тебя послушался, кто я такой, чтобы задирать нос? Видящие истину — существа редкие, с вами дружить надо.
— Что значит — «дом послушался»? — полюбопытствовала я.
— А кто такие «видящие истину»? — в унисон со мной задала вопрос Оли. Сарк обернулся на нас и фыркнул от смеха.
— Как вы забавно смотритесь. Вы точно не сёстры?
Мы удивлённо переглянулись. Со стороны, наверное, действительно выглядели забавно: ссутулившись, обхватив ладонями чашки, сидели плечом к плечу как нашкодившие детишки.
— Точно, не сёстры, — отмахнулась Оли. — Просто дружим давно. Ты на вопросы-то отвечай, не отвлекайся!
— Ну, видящие истину — это те, кто видит струны. Все, полностью, чувствует их малейшие колебания. И наставник Ау, мастер Фарт, в этом один из лучших, если не самый лучший. Навык чувствовать струны можно развить в любом человеке, но видящими истину называются те, кто наделён этим даром от природы. И уж точно невозможно научить их чуткости, граничащей с прозрением.
— Я же говорила, она у меня умница! — гордо задрала аккуратный носик Оли. — А, кстати, правда, чем твой дом такой необычный? И тар Аль ругался, и когда Ау пришла, мне показалось, что за дверью была улица.
— Не показалось. Понимаешь, моя мать была гениальным творцом, про таких говорят, что их при рождении коснулся Ветер. Только этот же самый ветер, видимо, основательно продул ей голову и немного там заблудился. Не надо укора, это её собственные слова! В общем, она была настолько рассеянная, что периодически блуждала в своём собственном доме, забывая, куда шла и где, скажем, находится кухня. Когда ей это надоело, она умудрилась сделать так, что за любой дверью оказывается нужная ей в этот момент комната, хоть в шкаф загляни. То есть физически комнаты остались на своих местах, а вот двери изменились. Она так намудрила с пространством, что никто теперь даже разобраться не может, как она это провернула. А сама, как обычно, сделала и забыла. Порой мне кажется, что она и со временем заодно намудрила: нет-нет, да и проявится какой-нибудь казус. Но серьёзных сбоев пока не было.
— Твоя мать умела работать с пространством? — мы удивлённо уставились на Сарка.
— О, да! — выражение лица его стало насмешливо-ехидным. — Я вам сейчас открою страшную тайну, Настройщики действительно существуют. Но когда творцы развиваются до такого уровня, им становится скучно в рамках этого мира. Здесь нельзя развернуться всерьёз и делать то, что хочется на самом деле, а работать по мелочам становится скучно. Вот они и уходят; симфония этого мира слишком устойчива и склонна к самовосстановлению, так что приходится творить свои миры. Некоторые в них живут, некоторые творят и уходят, а миры постепенно исчезают. Впрочем, они иногда и сюда забредают. Мама вон периодически заходит в гости.
— С ума сойти можно! — покачала головой подруга. — Сначала Катраль, теперь Настройщики… какая-то пора открытий! — она хмыкнула. Я удивлённо посмотрела на неё, потом на затылок Сарка.
— Ты рассказала ему о наших предположениях?
— Ну да. Ты не сердишься?
— Нет, с чего бы, — задумчиво откликнулась я, буравя взглядом голову хозяина дома. — И как он отреагировал на заявление о том, что его друг — не человек, а легендарный живой ветер?
— Какой друг? — неправдоподобно удивился блондин, оборачиваясь. Правда, столкнувшись со мной взглядом, вздохнул и со смешком отвернулся обратно. — Честно говоря, я едва не лопнул от зависти.
— То есть?! — снова хором уточнили мы.
— Мне, чтобы догадаться, понадобилось несколько месяцев, да и то окончательно сообразил только после подсказки, — он фыркнул от смеха, бросив взгляд на наши вытянувшиеся лица. — Ну что вы на меня так смотрите? Выяснили, молодцы, по пятёрке каждой. Думаю, предупреждать, чтобы никому об этом не говорили, излишне?
Я энергично закивала, Оли точно так же энергично замотала головой; «да, излишне» и «нет, не надо предупреждать». Сарк уже полноценно засмеялся, но никак подобное расхождение не прокомментировал.
— А как же он живёт? — погрустнела Олея. — В книжке было написано, что он только на несколько дней может… ну, в человека.
— Да как сказать, — вздохнул Сарк. На несколько мгновений запнулся, но потом, видимо, принял решение и продолжил хмуро. — Не живёт, мучается. Во всяком случае, на мой взгляд — точно мучается. Ему удаётся сохранять человеческий облик ценой постоянного жесточайшего самоконтроля, и то не получается до конца подавить собственную природу, вот от него все и шарахаются. Видели же, как он на людей смотрит! Правда, есть ещё вариант, одно достаточно сложное зелье. Оно применяется как лекарство при некоторых психических расстройствах, и он у меня «лечился», весьма талантливо одно из таких изображая. Так мы, собственно, и познакомились, а потом он постепенно сумел от них отказаться. Три года держался, до недавнего времени.
— А почему только до недавнего? — рискнула полюбопытствовать я. Этот рассказ мы слушали, затаив дыхание и не шевелясь, чтобы, не дай Ветер, этот человек не передумал откровенничать.
— Из-за тебя, — он насмешливо улыбнулся. — Думала, одной тебе рядом с ним так плохо? Ты видишь его насквозь, и ему очень трудно сдерживаться, даже на зельях.
— И ничего нельзя сделать? — опять-таки хором грустно вопросили мы.
— Ишь какие чувствительные нашлись, — прокомментировал он. — Можно. У меня амулет уже почти готов, так что он сможет тебя терпеть, хотя и в ограниченных количествах.
— Компенсация? — оживилась я, учуяв знакомую тему. — И даже удалось найти хороший компенсатор?
— Удалось, да. Амулет — вынужденная мера, — он повернулся к нам целиком, вытирая руки полотенцем. И лицо было до того торжественно-ехидным, что мне сразу захотелось заткнуть уши. — Потому что идеальным компенсатором для вас двоих служит алтарный камень в храме Ветра. Главный. Тот самый. В центральном храме.
Я нервно хихикнула и уставилась на подругу. А та, посмотрев на меня, залилась задорным заливистым хохотом.
— Вот тебе и свадьба обещанная! Ты же хочешь ему помочь, правда? — наконец, немного успокоившись, она сумела набрать воздуха и выдавить из себя пару коротких фраз.
— Тогда нам придётся его оттуда похитить и общаться, только стоя на нём, — огрызнулась я. — Компенсатор должен находиться в прямом контакте с тем, что он компенсирует. Так что дырку тебе от нуля, а не свадьбу! — злорадно резюмировала я. Профессиональное любопытство взыграло настолько, что матримониальные планы подруги скромненько прошли стороной, не вызвав даже доли смущения.
— Фу, какая ты противная, — фыркнула она. — А я так надеялась! Вы же так друг на друга смотрите, явно любовь с первого взгляда. Да и смотритесь рядом красиво…
— Оли, — я поморщилась.
— Ну, смотрят они точно не из большой любви, — неожиданно поддержал меня Сарк. — Согласись, сомнительное удовольствие, когда они рискуют потерять себя от одного только взгляда. Вот представь, что ты упала в водоворот на реке. Ты сможешь при этом думать о чём-то другом? Вряд ли. Наоборот, полностью сосредоточишь своё внимание именно на нём! А он от этого начнёт тянуть сильнее, и так по нарастающей. Согласись, о любви к водовороту тут и мысли не возникнет! У них же происходит нечто подобное: Ау видит истинную природу Карта и растворяется в вибрации его струн, потому что… ну, гроза — само по себе сильное явление, а уж когда оно сконцентрировано в одном человеке! Я правильно объясняю? — почему-то уточнил он у меня. Я, как и Олея, ловящая каждое слово, на всякий случай кивнула. Хорошая вещь — психолог-творец. За меня вот разложил по полочкам мои ощущения и объясняет их теперь в доступной форме. — С Картом всё ещё проще, Ау видит его скрытую сущность, и та начинает рваться на волю. Чем сильнее рвётся сущность, тем глубже видящая может заглянуть. Естественный резонанс.
— Ой, мамочки, — потрясённо протянула Оли. — А я ещё хихикала! А если оторвать от этого алтаря кусочек? Он действовать будет?
— Не знаю, я не видел вибрации его частей, — растерялся от такого простого предложения блондин.
И оба с вопросом в глазах уставились на меня.
— Если правильно обработать, шанс есть, — неуверенно предположила я. И по лицу Сарка поняла: на дело он пойдёт сегодня ночью. Фигурально выражаясь, конечно, но я была почти уверена, что кусочек того камня он отколупает, чего бы это ни стоило, и восприняла эту мысль с облегчением. Во-первых, появился шанс облегчить жизнь и себе, и тару Алю, а во-вторых, сделать это вполне могли без моей помощи.
***
Карт с огромным облегчением воспользовался возможностью сбежать куда подальше от вихрем ворвавшейся девушки. Ворвавшейся не только и не столько сейчас в кухню друга, сколько в его жизнь в целом, устоявшуюся и размеренную. Она была тем пресловутым ветром перемен, о котором спето и сказано очень много.