— А не мог это быть, скажем, человек, на котором надета какая-то хитрая и сложная в?щь? Или человек со зверем на плече?
— Определённо, нет. Помимо прочего, там ещё недоставало некоторых важных показателей. И замаскировать их вот так, в отдельности, совершенно невозможно. Как думаете, нужно об этом тому дяденьке сказать? Или они без нас разберутся?
— Да Бог их знает, — вздохнул Титов. — С одной стороны, не хочется лишний раз привлекать внимание Охранки, без него здоровее будешь. А с другой, вдруг это действительно важно? Если бы это говорили не вы, кто-нибудь иной, я бы, может, и отмахнулся. В конце концов, в Охранке своих спецов хватает. Но... — он пожал плечами и качнул головой, а после решительно махнул рукой: — Думаю, уточнить стоит, только рваться ради этого на приём не будем. Раз уж нам велено держать Охранку в курсе, вот как дойдёт дело до следующей встречи — так и сообщим заодно. Ну что, поедемте на «Взлёт»? — предложил поручик: они как раз добрались до дороги и оставленного там верного «Буцефала».
Брамс рассеянно кивнула, укладывая чемоданчик в багажную сетку. Натягивая краги, искоса поглядывала на мужчину, а потом вдруг резко обернулась к нему и неожиданно твёрдо проговорила:
— Нет, для начала мы поедем в Департамент.
— Зачем? — растерялся Титов.
— Пообедаем, а главное, вы отдохнёте! — непримиримым тоном заявила в?щевичка, даже грозно упёрла руки в бока. Выглядело это, правда, довольно потешно.
— Отдохну от чего? — не удержался от улыбки поручик.
— От прогулок! И совсем не смешно, — чуть сбавила тон девушка, но упрямо нахмурилась и продолжила: — Я же вижу, как вам тяжело! Вы утром хромали не так сильно, а теперь вообще почти на ногу не опираетесь, и ещё кривитесь на каждом шаге... Натан Ильич, ну нельзя же так, взрослый же человек! Что вы себя совсем не бережёте?!
Отповедь в?щевички Титов слушал с улыбкой. И смешно было, что эта рассеянная девица ему выговаривает за упрямство, и неловко, потому что говорила Брамс дело, и как бы ни хотелось поручику обратного, а поберечься и впрямь следовало, ведь не просто так его из кавалерии турнули. А ещё от искреннего негодования и волнения Аэлиты, оттого, что вообще обратила внимание при всей её рассеянности и ненаблюдательности, делалось очень тепло и сладко на сердце.
— Дурак, наверное, — легко согласился Натан, пожав плечами. — Значит, едемте в Департамент, всё одно вы за рулём. Не пойду же я до завода пешком.
От такого ответа Брамс совершенно опешила и на мгновение обмерла — она-то всю дорогу подбирала слова, настраивалась на долгий спор, а поручик взял и послушался! Пару мгновений Аэлита ещё растерянно хлопала глазами, ожидая, что мужчина передумает, но тот продолжал разглядывать её с тёплой, ласковой улыбкой и не спешил заявлять, что пошутил. Несколько смутившись под таким взглядом, в?щевичка молча кивнула и принялась заводить «Буцефала».
Титов же, уже привычно устраиваясь позади девушки на жёстком сидении, вынужден был признать одно несомненное достоинство железного коня перед живым: в седле бы поручик сейчас точно не удержался, а тут вроде и ничего...
— Случилось что-то ещё? — растерянно спросил у Элеоноры Титов, когда они с в?щевичкой после обеда заглянули в двадцать третью комнату. Кроме делопроизводительницы, присутствовал один только Бабушкин, раскладывающий за столом большой пасьянс.
— Разное, — лениво отозвалась женщина, глянув на поручика поверх газеты, которую со скучающим видом изучала. — На Соловьиной поножовщина, по всему видать, на бытовой почве, туда Валентинов поехал, он такое любит...
— Такое — это поножовщину? — озадачился поручик.
— Такое — это когда дело большое, шумное и делать ничего не надо, — снисходительно пояснила Михельсон. — Федорин с Никитиным карманника ловят. По всему видать, щипач залётный — за два дня восемнадцать случаев, здешние так не наглеют. И я так думаю, поймают, у Васьки на них нюх, — веско проговорила Элеонора. — Адам с ними, опыт перенимает. Ну а у Шерочки с Машерочкой разбой у порта, им нынче очень на беготню везёт. Что там на Русалочьем? Третья?
— Третья, — тяжело кивнул Титов, опускаясь в кресло. — Опять та же картина — и венок еловый, и свечка, и плотик, и даже верёвка тем же узлом на запястьях завязана. По всему выходит, маньяк у нас завёлся. И больше прочего тяготит непонимание его цели. Он ведь явно вкладывает в такие «похороны» некий смысл, и я теряюсь в догадках какой?
— А остальное, можно подумать, тебе кристально ясно? — заинтересованно фыркнула Элеонора, отложив газету.
— Нет, отчего же? Вопросов куда больше, чем ответов. Но этот кажется мне принципиальным в том смысле, что цель убийств определяет их количество. Сколько ещё нам жертв ждать? Или он всё же успокоится тремя?
— В девяносто первом году, — вдруг задумчиво подал голос Бабушкин, — был у нас в городе забавный случай...
Проговорил и умолк. Титов подождал несколько секунд и собрался уточнить, но его внимание взмахом руки привлекла Элеонора и выразительно приложила палец к губам, веля терпеть. Поручик растерянно послушался, а старик ещё с десяток секунд помолчал, потом вновь заговорил.
— У одного городского дурачка сестра преставилась. Думали, сам он её и порешил по дури своей. Поймали его за тем, что он плот снаряжал, на который сестру пристроить пытался — простоволосую, в венке из еловых веток, со свечкой в руках. И всё у него не получалось никак пристроить её ладно, постоянно она с плота этого соскользнуть норовила. Пацанва окрестная его застукала и взрослых позвала. Дети этого дурачка боялись до жути — большой, мычит страшно... Так он её и прилаживал, до самого прихода городового.
Платон Агапович опять умолк, но на этот раз Титов проявил терпение и без сторонних напоминаний. Ясно, почему старик заговорил: выходило буквально один в один нынешние три трупа.
— Да. Только вот дурачок тот не виноват оказался, с сердцем сестре его плохо стало. Больная она была, как и братец. Только он рассудком, а девка — эвона как. А он её так похоронить хотел. Доктор, что его осматривал, говорил, дескать, хорошо он ей решил сделать, помочь. Воду она, дескать, любила, и всё повторяла, что русалкой бы стать хотела — у них ни хлопот, ни забот, ни болезней. Только грех на душу взять не смогла, Бога побоялась. Такая вот история.
— А родня у них какая-нибудь осталась? — осторожно спросил поручик.
— Двое их было, сирот. Дурачок тот, Остапом звали, потом при больничке жил. Жалели его, кормили, а он помогал по мере сил. Безобидный был, тихий, но сильный как вол. Да и сестру свою пережил всего на три года, отмучился. И то доктора дивились, что он вообще до таких лет дотянул.
— А где они жили, помните?
— Отчего же не помнить? — старик вскинул брови, не отрывая взгляда от своих карт. — На Новособорной, у самой железки их хибара была. Да только её уж, поди, с землёй сровняли давно... Кожины их фамилия была, ежели спрашивать станете.
— Станем, — кивнул Натан и тепло, от души, добавил: — Спасибо, Платон Агапыч, очень выручили! Мы бы так и плавали, если бы не вы.
— Общее дело делаем, — назидательно проговорил тот, но видно было, старику очень приятно оказаться полезным.
— Элеонора Карловна, пожалуйста, узнайте, есть ли у нас в архивах то дело, и запросите выписки, кто проживал в окрестностях. Ну что, Брамс, едем? — подорвался с места Титов.
— На «Взлёт»? — она вопросительно вскинула брови.
— «Взлёт» подождёт, у нас с вами есть дело поинтереснее. На Новособорную.
— Погодите, так ведь Платон Агапович сказал, что все уже умерли и дома того нет? — нахмурилась Брамс, в коридоре привычно подцепляя поручика под локоть.
— Дома нет, а люди остались, — отмахнулся он. — Вот вам самой не кажется подозрительным подобное совпадение? Тридцать лет назад городской дурачок пытался похоронить так свою сестру, а теперь вдруг кто-то повторяет тот ритуал в точности.
— Ну, по теории вероятности возможны любые совпадения, — задумчиво пробормотала Аэлита. — Но скорее убийца просто в курсе той истории.
— Точно! — удовлетворённо кивнул Натан. — Либо слышал о ней, либо и сам был свидетелем. И я бы поставил на последнее.
— Потому что очень точное повторение? — полюбопытствовала девушка.
— И это тоже. Но главное, рассказанные истории не так запоминаются, как те, которые произошли рядом. Это ведь случилось больше тридцати лет назад, но так запомнилось, что сейчас он в мельчайших чертах воспроизвёл именно ту картинку. А он ведь наверняка и книги читал, и вообще как-то жил, но почему-то после убийства вспомнил дурачка с его сестрой. Впрочем, я не утверждаю, что он не мог углядеть это, скажем, в газетах и по некой причине крепко запомнить. Нашему убийце вполне может быть и пятьдесят, и шестьдесят лет, однако... Если я что-то понимаю в людях, то злодей был среди мальчишек, которые обнаружили этого дурачка. Сильный страх, яркое впечатление детства, прекрасно объясняет, почему убийца столь крепко запомнил всё это и воспроизвёл теперь. Но, конечно, упираться в эту версию мы не станем, проверим всё. И начнём с разговора с местными, это в любом случае нелишне.
— Наверное, — не стала спорить Брамс. — Только... вы не будете возражать, если мы по дороге заглянем в пару лавок? А то ведь у меня даже зубного порошка нет, и смены одежды тем более.
— Погодите, какой ещё смены одежды? — растерялся Титов. — Зачем она вам?
— Ну, к родителям я ехать не хочу, поживу пока с вами, — невозмутимо пожала плечами в?щевичка.
Поручик остолбенел от такого ответа и некоторое время пытался найти слова. Упирать на неприличие подобного решения, очевидно, не стоило: такое утверждение не возымело бы на упрямую девицу никакого действия, тем более формально всё было не столь уж губительно для репутации девушки, в доме ведь почти неотлучно находилась хозяйка.
Да и вообще, Титов не имел ничего против компании Брамс, но способ, которым та решила начать новую, самостоятельную, жизнь мужчине откровенно претил.
— Может быть, проще забрать ваши вещи, чем покупать всё новое? — осторожно предложил он наконец.
— Я не хочу туда заходить, — рассеянно повела плечами Аэлита. — Мать наверняка дома.
— Думаю, вам всё же стоит с ней объясниться. Подобный молчаливый уход лишь всё ухудшит.
— Что ухудшит? Я просто не желаю с ней разговаривать, что изменится теперь? — отмахнулась девушка.
— Брамс, она ваша мать, она о вас беспокоится и заслуживает хотя бы объяснений, чем именно так вас обидела. Вчерашнего демарша было более чем достаточно для демонстрации характера, — чуть поморщился Титов.
— Не хочу, — упёрлась в?щевичка. — И вообще, я вот вас не поучаю, как именно общаться с вашими родителями!
— Это было бы затруднительно, потому что они давно умерли, — хмыкнул мужчина.
Аэлита осеклась, но потом недовольно нахмурилась и проговорила:
— Ну и тем более!
Несколько секунд, пока Брамс натягивала краги, они молчали. Натан чувствовал, что разговор зашёл в тупик: девушка, даже если понимала его правоту, попросту упёрлась рогом, и переубедить её добром не представлялось возможным.
— В общем, так, — наконец твёрдо проговорил поручик. — Вы хотите, чтобы я помог вам остаться в сыске и освоиться здесь? Тогда делайте, что говорят.
— Так нечестно! — рыжие брови гневно сошлись на переносице, и Брамс опять грозно подбоченилась. Натан едва поборол улыбку при виде такой картины. — Вы пользуетесь собственным служебным положением! Это шантаж!
— Да, — со смешком кивнул мужчина. — Он самый. Ну а как с вами ещё быть, если вы не желаете слушаться по-хорошему?
— Я не собираюсь никого слушаться! Я, в конце концов, взрослая! — проворчала девушка.
— В таком случае, мы зашли в тупик, — развёл руками Титов. — Вы желаете моей помощи, но отчаянно ей сопротивляетесь, категорически отказываясь следовать советам. Не видите здесь логического противоречия?
Брамс заметно стушевалась, отвела взгляд и закусила губу, но теперь угрюмо скрестила руки на груди, явно не желая просто так признавать свою неправоту.
— Ну полно вам, Аэлита Львовна. Почему вы боитесь поговорить с ней? Не съест же она вас, в самом деле! — мягко заметил поручик.
— Я не боюсь. Я не хочу, — хмуро отозвалась Брамс, а потом вдруг нервно всплеснула руками: — Ну что вы мне, драться с ней предлагаете, если она меня запереть попытается? А она уже пыталась! Это вам легко, вы мужчина, вон какой здоровый, кто вам что поперёк скажет! — пылая лихорадочными алыми пятнами на щеках и, кажется, чуть не плача, она яростно хлопнула поручика ладонями по груди и резко отвернулась, зябко обхватив себя руками.
Натан глубоко вздохнул. Пару мгновений боролся с желанием обнять девушку, но проиграл. Тихо приблизился, обхватил свободной ладонью её плечо и всё же сумел не прижать крепче. Брамс вздрогнула от неожиданного прикосновения, но не отстранилась. А через мгновение плечи её поникли, и Аэлита прислонилась лопатками к груди мужчины, щекоча растрёпанными кудряшками его подбородок.
— Хотите, я пойду с вами? — всё же предложил Титов, даже понимая, что поступает неверно и вмешательством этим рискует навлечь новые проблемы и на себя, и на в?щевичку. Он не верил, что всё там настолько трагично и что мать девушки действительно столь сильно застряла в позапрошлом ещё веке, но отказать Аэлите в помощи просто не мог. — Не станет же она при посторонних скандалить.
Брамс отрывисто кивнула, не оборачиваясь, и рукавом быстро утёрла щёки — слёзы всё же пролились, только не горькие, а злые.
Аэлите всегда, сколько она себя помнила, помогала мысль, что уж дома можно рассчитывать на всяческую поддержку, и теперь, когда это вдруг оказалось не так, чувствовала себя маленькой, слабой и очень одинокой, словно заблудившийся в тёмном лесу ребёнок. И девушка сердилась на себя за эту слабость. Сколько доказывала окружающим, что она самостоятельная и не нуждается в снисхождении, а теперь вот выходит, что без помощи со стороны обойтись не получается.
А вот на поручика она совсем не злилась — ни за его упрямое желание во что бы то ни стало столкнуть в?щевичку с матерью, ни за то, что именно Титов как-то вдруг оказался тем самым человеком, чья поддержка ей столь необходима. Это было странно: Брамс на дух не выносила людей, видящих и знающих её слабости — то, что она сама полагала слабостями. Прежде исключение делалось только для родных, поскольку к ним Аэлита привыкла, да и... родные ведь, им положено знать всё. А теперь вдруг этот посторонний, почти незнакомый мужчина сделался для неё ближе и надёжней, чем они все.
— Только, думаю, визит этот стоит оставить на вечер, да? — осторожно предложил тем временем Натан.
Брамс снова кивнула, шумно вздохнула. Потом развернулась под рукой мужчины, порывисто обняла его, прижавшись на какое-то мгновение, и, быстро клюнув губами в подбородок, порскнула к «Буцефалу», не поднимая на поручика глаз.
Опрос обитателей Новособорной о семье Кожиных только подтвердил рассказ Бабушкина и значимой информации не принёс, кроме того, что при перестройке города и прокладке водопровода в начале века в этом месте сковырнули множество ветхих халуп, курных ещё избушек, и найти теперь их прежних обитателей, рассеявшихся по городу, было весьма проблематично.
Титову удалось обнаружить всего одно семейство из давних обитателей: отец его в своё время сложил хороший каменный дом, который прекрасно вписался в новый план.
— Определённо, нет. Помимо прочего, там ещё недоставало некоторых важных показателей. И замаскировать их вот так, в отдельности, совершенно невозможно. Как думаете, нужно об этом тому дяденьке сказать? Или они без нас разберутся?
— Да Бог их знает, — вздохнул Титов. — С одной стороны, не хочется лишний раз привлекать внимание Охранки, без него здоровее будешь. А с другой, вдруг это действительно важно? Если бы это говорили не вы, кто-нибудь иной, я бы, может, и отмахнулся. В конце концов, в Охранке своих спецов хватает. Но... — он пожал плечами и качнул головой, а после решительно махнул рукой: — Думаю, уточнить стоит, только рваться ради этого на приём не будем. Раз уж нам велено держать Охранку в курсе, вот как дойдёт дело до следующей встречи — так и сообщим заодно. Ну что, поедемте на «Взлёт»? — предложил поручик: они как раз добрались до дороги и оставленного там верного «Буцефала».
Брамс рассеянно кивнула, укладывая чемоданчик в багажную сетку. Натягивая краги, искоса поглядывала на мужчину, а потом вдруг резко обернулась к нему и неожиданно твёрдо проговорила:
— Нет, для начала мы поедем в Департамент.
— Зачем? — растерялся Титов.
— Пообедаем, а главное, вы отдохнёте! — непримиримым тоном заявила в?щевичка, даже грозно упёрла руки в бока. Выглядело это, правда, довольно потешно.
— Отдохну от чего? — не удержался от улыбки поручик.
— От прогулок! И совсем не смешно, — чуть сбавила тон девушка, но упрямо нахмурилась и продолжила: — Я же вижу, как вам тяжело! Вы утром хромали не так сильно, а теперь вообще почти на ногу не опираетесь, и ещё кривитесь на каждом шаге... Натан Ильич, ну нельзя же так, взрослый же человек! Что вы себя совсем не бережёте?!
Отповедь в?щевички Титов слушал с улыбкой. И смешно было, что эта рассеянная девица ему выговаривает за упрямство, и неловко, потому что говорила Брамс дело, и как бы ни хотелось поручику обратного, а поберечься и впрямь следовало, ведь не просто так его из кавалерии турнули. А ещё от искреннего негодования и волнения Аэлиты, оттого, что вообще обратила внимание при всей её рассеянности и ненаблюдательности, делалось очень тепло и сладко на сердце.
— Дурак, наверное, — легко согласился Натан, пожав плечами. — Значит, едемте в Департамент, всё одно вы за рулём. Не пойду же я до завода пешком.
От такого ответа Брамс совершенно опешила и на мгновение обмерла — она-то всю дорогу подбирала слова, настраивалась на долгий спор, а поручик взял и послушался! Пару мгновений Аэлита ещё растерянно хлопала глазами, ожидая, что мужчина передумает, но тот продолжал разглядывать её с тёплой, ласковой улыбкой и не спешил заявлять, что пошутил. Несколько смутившись под таким взглядом, в?щевичка молча кивнула и принялась заводить «Буцефала».
Титов же, уже привычно устраиваясь позади девушки на жёстком сидении, вынужден был признать одно несомненное достоинство железного коня перед живым: в седле бы поручик сейчас точно не удержался, а тут вроде и ничего...
— Случилось что-то ещё? — растерянно спросил у Элеоноры Титов, когда они с в?щевичкой после обеда заглянули в двадцать третью комнату. Кроме делопроизводительницы, присутствовал один только Бабушкин, раскладывающий за столом большой пасьянс.
— Разное, — лениво отозвалась женщина, глянув на поручика поверх газеты, которую со скучающим видом изучала. — На Соловьиной поножовщина, по всему видать, на бытовой почве, туда Валентинов поехал, он такое любит...
— Такое — это поножовщину? — озадачился поручик.
— Такое — это когда дело большое, шумное и делать ничего не надо, — снисходительно пояснила Михельсон. — Федорин с Никитиным карманника ловят. По всему видать, щипач залётный — за два дня восемнадцать случаев, здешние так не наглеют. И я так думаю, поймают, у Васьки на них нюх, — веско проговорила Элеонора. — Адам с ними, опыт перенимает. Ну а у Шерочки с Машерочкой разбой у порта, им нынче очень на беготню везёт. Что там на Русалочьем? Третья?
— Третья, — тяжело кивнул Титов, опускаясь в кресло. — Опять та же картина — и венок еловый, и свечка, и плотик, и даже верёвка тем же узлом на запястьях завязана. По всему выходит, маньяк у нас завёлся. И больше прочего тяготит непонимание его цели. Он ведь явно вкладывает в такие «похороны» некий смысл, и я теряюсь в догадках какой?
— А остальное, можно подумать, тебе кристально ясно? — заинтересованно фыркнула Элеонора, отложив газету.
— Нет, отчего же? Вопросов куда больше, чем ответов. Но этот кажется мне принципиальным в том смысле, что цель убийств определяет их количество. Сколько ещё нам жертв ждать? Или он всё же успокоится тремя?
— В девяносто первом году, — вдруг задумчиво подал голос Бабушкин, — был у нас в городе забавный случай...
Проговорил и умолк. Титов подождал несколько секунд и собрался уточнить, но его внимание взмахом руки привлекла Элеонора и выразительно приложила палец к губам, веля терпеть. Поручик растерянно послушался, а старик ещё с десяток секунд помолчал, потом вновь заговорил.
— У одного городского дурачка сестра преставилась. Думали, сам он её и порешил по дури своей. Поймали его за тем, что он плот снаряжал, на который сестру пристроить пытался — простоволосую, в венке из еловых веток, со свечкой в руках. И всё у него не получалось никак пристроить её ладно, постоянно она с плота этого соскользнуть норовила. Пацанва окрестная его застукала и взрослых позвала. Дети этого дурачка боялись до жути — большой, мычит страшно... Так он её и прилаживал, до самого прихода городового.
Платон Агапович опять умолк, но на этот раз Титов проявил терпение и без сторонних напоминаний. Ясно, почему старик заговорил: выходило буквально один в один нынешние три трупа.
— Да. Только вот дурачок тот не виноват оказался, с сердцем сестре его плохо стало. Больная она была, как и братец. Только он рассудком, а девка — эвона как. А он её так похоронить хотел. Доктор, что его осматривал, говорил, дескать, хорошо он ей решил сделать, помочь. Воду она, дескать, любила, и всё повторяла, что русалкой бы стать хотела — у них ни хлопот, ни забот, ни болезней. Только грех на душу взять не смогла, Бога побоялась. Такая вот история.
— А родня у них какая-нибудь осталась? — осторожно спросил поручик.
— Двое их было, сирот. Дурачок тот, Остапом звали, потом при больничке жил. Жалели его, кормили, а он помогал по мере сил. Безобидный был, тихий, но сильный как вол. Да и сестру свою пережил всего на три года, отмучился. И то доктора дивились, что он вообще до таких лет дотянул.
— А где они жили, помните?
— Отчего же не помнить? — старик вскинул брови, не отрывая взгляда от своих карт. — На Новособорной, у самой железки их хибара была. Да только её уж, поди, с землёй сровняли давно... Кожины их фамилия была, ежели спрашивать станете.
— Станем, — кивнул Натан и тепло, от души, добавил: — Спасибо, Платон Агапыч, очень выручили! Мы бы так и плавали, если бы не вы.
— Общее дело делаем, — назидательно проговорил тот, но видно было, старику очень приятно оказаться полезным.
— Элеонора Карловна, пожалуйста, узнайте, есть ли у нас в архивах то дело, и запросите выписки, кто проживал в окрестностях. Ну что, Брамс, едем? — подорвался с места Титов.
— На «Взлёт»? — она вопросительно вскинула брови.
— «Взлёт» подождёт, у нас с вами есть дело поинтереснее. На Новособорную.
— Погодите, так ведь Платон Агапович сказал, что все уже умерли и дома того нет? — нахмурилась Брамс, в коридоре привычно подцепляя поручика под локоть.
— Дома нет, а люди остались, — отмахнулся он. — Вот вам самой не кажется подозрительным подобное совпадение? Тридцать лет назад городской дурачок пытался похоронить так свою сестру, а теперь вдруг кто-то повторяет тот ритуал в точности.
— Ну, по теории вероятности возможны любые совпадения, — задумчиво пробормотала Аэлита. — Но скорее убийца просто в курсе той истории.
— Точно! — удовлетворённо кивнул Натан. — Либо слышал о ней, либо и сам был свидетелем. И я бы поставил на последнее.
— Потому что очень точное повторение? — полюбопытствовала девушка.
— И это тоже. Но главное, рассказанные истории не так запоминаются, как те, которые произошли рядом. Это ведь случилось больше тридцати лет назад, но так запомнилось, что сейчас он в мельчайших чертах воспроизвёл именно ту картинку. А он ведь наверняка и книги читал, и вообще как-то жил, но почему-то после убийства вспомнил дурачка с его сестрой. Впрочем, я не утверждаю, что он не мог углядеть это, скажем, в газетах и по некой причине крепко запомнить. Нашему убийце вполне может быть и пятьдесят, и шестьдесят лет, однако... Если я что-то понимаю в людях, то злодей был среди мальчишек, которые обнаружили этого дурачка. Сильный страх, яркое впечатление детства, прекрасно объясняет, почему убийца столь крепко запомнил всё это и воспроизвёл теперь. Но, конечно, упираться в эту версию мы не станем, проверим всё. И начнём с разговора с местными, это в любом случае нелишне.
— Наверное, — не стала спорить Брамс. — Только... вы не будете возражать, если мы по дороге заглянем в пару лавок? А то ведь у меня даже зубного порошка нет, и смены одежды тем более.
— Погодите, какой ещё смены одежды? — растерялся Титов. — Зачем она вам?
— Ну, к родителям я ехать не хочу, поживу пока с вами, — невозмутимо пожала плечами в?щевичка.
Поручик остолбенел от такого ответа и некоторое время пытался найти слова. Упирать на неприличие подобного решения, очевидно, не стоило: такое утверждение не возымело бы на упрямую девицу никакого действия, тем более формально всё было не столь уж губительно для репутации девушки, в доме ведь почти неотлучно находилась хозяйка.
Да и вообще, Титов не имел ничего против компании Брамс, но способ, которым та решила начать новую, самостоятельную, жизнь мужчине откровенно претил.
— Может быть, проще забрать ваши вещи, чем покупать всё новое? — осторожно предложил он наконец.
— Я не хочу туда заходить, — рассеянно повела плечами Аэлита. — Мать наверняка дома.
— Думаю, вам всё же стоит с ней объясниться. Подобный молчаливый уход лишь всё ухудшит.
— Что ухудшит? Я просто не желаю с ней разговаривать, что изменится теперь? — отмахнулась девушка.
— Брамс, она ваша мать, она о вас беспокоится и заслуживает хотя бы объяснений, чем именно так вас обидела. Вчерашнего демарша было более чем достаточно для демонстрации характера, — чуть поморщился Титов.
— Не хочу, — упёрлась в?щевичка. — И вообще, я вот вас не поучаю, как именно общаться с вашими родителями!
— Это было бы затруднительно, потому что они давно умерли, — хмыкнул мужчина.
Аэлита осеклась, но потом недовольно нахмурилась и проговорила:
— Ну и тем более!
Несколько секунд, пока Брамс натягивала краги, они молчали. Натан чувствовал, что разговор зашёл в тупик: девушка, даже если понимала его правоту, попросту упёрлась рогом, и переубедить её добром не представлялось возможным.
— В общем, так, — наконец твёрдо проговорил поручик. — Вы хотите, чтобы я помог вам остаться в сыске и освоиться здесь? Тогда делайте, что говорят.
— Так нечестно! — рыжие брови гневно сошлись на переносице, и Брамс опять грозно подбоченилась. Натан едва поборол улыбку при виде такой картины. — Вы пользуетесь собственным служебным положением! Это шантаж!
— Да, — со смешком кивнул мужчина. — Он самый. Ну а как с вами ещё быть, если вы не желаете слушаться по-хорошему?
— Я не собираюсь никого слушаться! Я, в конце концов, взрослая! — проворчала девушка.
— В таком случае, мы зашли в тупик, — развёл руками Титов. — Вы желаете моей помощи, но отчаянно ей сопротивляетесь, категорически отказываясь следовать советам. Не видите здесь логического противоречия?
Брамс заметно стушевалась, отвела взгляд и закусила губу, но теперь угрюмо скрестила руки на груди, явно не желая просто так признавать свою неправоту.
— Ну полно вам, Аэлита Львовна. Почему вы боитесь поговорить с ней? Не съест же она вас, в самом деле! — мягко заметил поручик.
— Я не боюсь. Я не хочу, — хмуро отозвалась Брамс, а потом вдруг нервно всплеснула руками: — Ну что вы мне, драться с ней предлагаете, если она меня запереть попытается? А она уже пыталась! Это вам легко, вы мужчина, вон какой здоровый, кто вам что поперёк скажет! — пылая лихорадочными алыми пятнами на щеках и, кажется, чуть не плача, она яростно хлопнула поручика ладонями по груди и резко отвернулась, зябко обхватив себя руками.
Натан глубоко вздохнул. Пару мгновений боролся с желанием обнять девушку, но проиграл. Тихо приблизился, обхватил свободной ладонью её плечо и всё же сумел не прижать крепче. Брамс вздрогнула от неожиданного прикосновения, но не отстранилась. А через мгновение плечи её поникли, и Аэлита прислонилась лопатками к груди мужчины, щекоча растрёпанными кудряшками его подбородок.
— Хотите, я пойду с вами? — всё же предложил Титов, даже понимая, что поступает неверно и вмешательством этим рискует навлечь новые проблемы и на себя, и на в?щевичку. Он не верил, что всё там настолько трагично и что мать девушки действительно столь сильно застряла в позапрошлом ещё веке, но отказать Аэлите в помощи просто не мог. — Не станет же она при посторонних скандалить.
Брамс отрывисто кивнула, не оборачиваясь, и рукавом быстро утёрла щёки — слёзы всё же пролились, только не горькие, а злые.
Аэлите всегда, сколько она себя помнила, помогала мысль, что уж дома можно рассчитывать на всяческую поддержку, и теперь, когда это вдруг оказалось не так, чувствовала себя маленькой, слабой и очень одинокой, словно заблудившийся в тёмном лесу ребёнок. И девушка сердилась на себя за эту слабость. Сколько доказывала окружающим, что она самостоятельная и не нуждается в снисхождении, а теперь вот выходит, что без помощи со стороны обойтись не получается.
А вот на поручика она совсем не злилась — ни за его упрямое желание во что бы то ни стало столкнуть в?щевичку с матерью, ни за то, что именно Титов как-то вдруг оказался тем самым человеком, чья поддержка ей столь необходима. Это было странно: Брамс на дух не выносила людей, видящих и знающих её слабости — то, что она сама полагала слабостями. Прежде исключение делалось только для родных, поскольку к ним Аэлита привыкла, да и... родные ведь, им положено знать всё. А теперь вдруг этот посторонний, почти незнакомый мужчина сделался для неё ближе и надёжней, чем они все.
— Только, думаю, визит этот стоит оставить на вечер, да? — осторожно предложил тем временем Натан.
Брамс снова кивнула, шумно вздохнула. Потом развернулась под рукой мужчины, порывисто обняла его, прижавшись на какое-то мгновение, и, быстро клюнув губами в подбородок, порскнула к «Буцефалу», не поднимая на поручика глаз.
Опрос обитателей Новособорной о семье Кожиных только подтвердил рассказ Бабушкина и значимой информации не принёс, кроме того, что при перестройке города и прокладке водопровода в начале века в этом месте сковырнули множество ветхих халуп, курных ещё избушек, и найти теперь их прежних обитателей, рассеявшихся по городу, было весьма проблематично.
Титову удалось обнаружить всего одно семейство из давних обитателей: отец его в своё время сложил хороший каменный дом, который прекрасно вписался в новый план.
