Поручик не имел ни единой ниточки, ни единой улики по этому взрыву! Да не только по нему, у Натана вообще, кроме списка Иванова, не было идей и обоснованных версий. Вот и выходила Титову прямая дорога в Охранку и дальше, на «Взлёт», где служили двадцать восемь из сорока двух перечисленных Ивановым в?щевиков и где был в ходу использованный убийцей способ стирания умбры.
А с Брамс всё было ещё сложнее. Обыкновенно не лезущий в карман за словом и не теряющийся в сложных обстоятельствах поручик понятия не имел, как помочь в?щевичке разобраться в этой истории. По-хорошему, ему бы вообще не стоило лезть в это личное, внутрисемейное дело, но чувство ответственности за девушку не позволяло остаться в стороне. Но это была бы не беда, не прилагайся к совести ещё и настойчивое желание помочь, защитить Аэлиту от всех неприятностей. И, задумываясь о нём, Натан терялся окончательно.
Поручик понимал, что Брамс уже слишком симпатична ему, чтобы назвать это простым интересом к необычной персоне, но пока ещё не готов был признать себя влюблённым, это было бы слишком. Слишком быстро, слишком неожиданно, слишком странно...
Месяц назад Титов знатно пособачился бы с тем, кто сообщил бы ему о предстоящей вот-вот встрече и о том, что сердце, рана на котором едва затянулась, вновь станет сладко замирать или, напротив, торопиться рядом с этим рыжим чудаковатым созданием. Неделю назад он и не подозревал о существовании такой Аэлиты Брамс, а вот поди ж ты, мается без сна и гадает, как быть с этим нежданным влечением.
И вроде бы равнять в?щевичку с Александрой Натан не подумал бы и в помрачении, но... наверное, это был тот самый случай, когда, обжёгшись на молоке, дуют на воду.
Уже за полночь мужчина забылся рваным, тяжёлым сном, больше похожим на лихорадочное беспамятство, в котором виделась ему война. Отчётливо, явственно, до запахов и ощущения липкой от крови и пота одежды на коже. Грохот взрывов, выгрызающая нутро боль, холод, хриплое чужое дыхание... Несколько раз он с резким выдохом вырывался из плена воспоминаний, растревоженных взрывом, и несколько раз вновь безнадёжно тонул в них, пока наконец не плюнул на попытки нормально выспаться.
Утренняя зарядка и обливание холодной водой помогли разогнать туман в голове, но Титов чувствовал, что надолго этого может не хватить. Ко всему прочему разнылось бедро.
Натан в здешнем климате и забыл уже об этой досадной неприятности, которая в Петрограде давала о себе знать очень часто. Ан нет, никуда проклятая дырка не делась, не зажила чудесным образом, и пришлось Титову доставать из шкафа ненавистную трость, вспоминая, что не из-за одной контуженой головы списали его из кавалерии. Жiвники, конечно, многое могли, иначе поручик не пережил бы это ранение, но увы, не всё...
— Ой, Натан Ильич, что с вами? — испуганно ахнула в?щевичка, когда сыскари после совместного завтрака начали собираться на службу и Титов, поднявшись из-за стола, похромал в комнату за кителем.
— Ничего нового, Брамс, — со смешком отозвался он. — Это я так перемену погоды предсказываю.
— То есть как? — растерялась девушка.
— Рана к похолоданию ноет, — пояснил мужчина, скрываясь в комнате.
Сегодня утром пришлось перебиться без газеты — никакого желания плестись до угла у Натана не было. Обыкновенно первые часы, когда нога только давала о себе знать, оказывались самими трудными, потом боль потихоньку сходила на нет, и до того момента поручик старался поберечься.
До Департамента шли не торопясь, в удобном для хромающего мужчины темпе. Он мог бы шагать быстрее, но особенной нужды в такой спешке не видел: вышли они довольно рано, могли себе позволить не торопиться.
— Натан Ильич, ну признайтесь, вы ведь не при штабе служили, да? — не утерпела в?щевичка через десяток саженей.
— А что это меняет? — со смешком уточнил он. — Я всё одно большую часть войны воевал в госпитале.
— Ну не знаю, — немного растерялась от такого вопроса Аэлита, сосредоточенно нахмурилась, а потом вдруг выдала: — Мне кажется правильным, чтобы вы были настоящим героем, а настоящие герои не возятся с бумажками.
Титов бросил на неё изумлённый взгляд, в первый момент уверенный, что это была шутка. Однако девушка смотрела прямо и всерьёз ожидала ответа.
— Бог мой, Брамс, вы порой как скажете, — рассмеялся Натан. — А вы, уж конечно, разбираетесь в настоящих героях?
— Ну... немного, — смутилась она и нехотя призналась: — Я очень книги про приключения всякие люблю.
— И чем же я заслужил быть к ним приравненным? — продолжил веселиться поручик.
— Похожи, — туманно пояснила Брамс и нахмурилась: — Что я такого смешного и глупого опять сказала?
Пару секунд Титов подумал над ответом, а после, расписавшись в собственном бессилии объяснить это в двух словах, проговорил:
— Не знаю. Не глупого, не смешного, просто... Это так странно — то, что вы говорите, и искренность ваша... Я не над вами смеюсь, над необычностью этой беседы и собственным удивлением. Вы всё же невероятная, необыкновенная девушка.
Аэлита отвела взгляд, и щёки её тронул румянец — естественная девичья реакция на комплимент, неожиданная для этой особы.
— А вы, к слову, обещали объяснить, за что ударили Антона Денисовича.
— Да, действительно, — поморщился Натан. Воспоминание об этом... таракане, как метко обзывала его Михельсон, было исключительно неприятным и неуместным, однако отказываться от своих слов поручик не собирался. — Только, боюсь, этот разговор опять придётся отложить. Я хочу обсудить наших подозреваемых с Чирковым, заодно выясню, не беседовала ли с ним ваша матушка. Подождёте меня в двадцать третьей комнате?
— Хорошо, — легко согласилась Брамс.
Переживания, занимавшие её вчера полдня, сегодня казались тусклыми и малозначительными. Облегчение в?щевичка почувствовала ещё вечером, выговорившись и выплакавшись, а теперь ощущала себя совершенно успокоенной, поверив поручику. Откуда-то девушка твёрдо знала, что, раз он убеждён в благополучном исходе, значит, именно так всё и будет и нет смысла изводить себя пустыми тревогами.
Она вообще в какой-то момент — не вчера, раньше — полностью доверилась этому мужчине и безоговорочно принимала его слова. И даже если задавала какие-то уточняющие вопросы, то лишь для лучшего понимания, а не для проверки. Титов был настолько надёжным, знающим и спокойным, что это всё происходило естественно, само собой.
В двадцать третьей комнате оказалось людно. Бодрый Бабушкин, Федорин, Никитин, Валентинов, Адам и, конечно, Элеонора.
— Аэлита! Чудесно выглядишь, — первым нашёлся Адам, подскакивая с места, чтобы поцеловать даме руку. Чёрные глаза его хитро, с искренним восторгом блестели, и Брамс не удержалась от ответной улыбки.
— Алечка, милая, что с тобой? — воскликнул Валентинов, подходя. — Что это за ужас?!
— О чём вы? — нахмурилась в?щевичка, чуть склонив голову к плечу.
— Неприлично молодой девушке так вызывающе одеваться! Безобразие. Куда только смотрят твои родители, в самом деле! Даже на Владимирской...
Повисла звенящая, озадаченная тишина — случившегося не ожидал никто.
Брамс внимательно вгляделась в алеющий на щеке шокированного мужчины отпечаток, посмотрела на собственную горящую от удара ладонь, сжала и разжала кулак.
— Интересное ощущение, — задумчиво проговорила себе под нос, рассеянно улыбнувшись. — Кажется, я начинаю понимать...
— Да как ты... какое ты право!.. — возмущённо булькнул, пытаясь вернуть себе дар речи, Антон Денисович.
— А какое право вы имеете делать мне подобные замечания? — отбрила Брамс. — И разрешения обращаться ко мне на «ты» я лично вам не давала!
Мужчины только ошалело хлопали глазами, наблюдая за происходящим — от обычно рассеянной и витающей в облаках в?щевички никто просто не ожидал столь внезапной вспышки негодования. Прежде она не придавала значения подобным условностям, а если кто-то делал ей замечания, не касавшиеся её профессиональных качеств, пожимала плечами, глядя сквозь человека и пропуская всё лишнее мимо ушей, а тут вдруг подобное!
Вновь повисшую тишину разорвал хриплый, каркающий хохот Элеоноры и её же резкие хлопки аплодисментов, под которые Валентинов, окрысившись на Аэлиту и состроив злющую гримасу, пробкой выскочил за дверь.
— Браво, дорогая! — заявила Михельсон смущённой такой реакцией Брамс. — Вот что значит — правильное сочетание! Вот теперь у нас порядок будет, этак мы всю дрянь из Департамента вытурим! А там и из города тоже, — Женщина приблизилась, с сосредоточенным видом обошла в?щевичку, внимательно разглядывая обновку, и подытожила, продемонстрировав большой палец: — А брюки отличные, потом черкнёшь мне адресок портнихи.
— Элеонора Карловна, это вы о чём? — полюбопытствовал Чогошвили. — Правильное сочетание чего?
— Мал ещё, — фыркнула женщина.
— Полагаю, Эля имеет в виду своеобразное влияние нового начальника на наше юное дарование, — улыбаясь в усы, предположил Федорин, после добавил задумчиво: — А может, и на нас всех. Честно говоря, я по-прежнему задаюсь вопросом, почему до сих пор никто из нас так и не начистил Валентинову лицо, ждали Титова...
— Значит, так надо было, — флегматично отозвалась Михельсон, жестом поманила за собой в?щевичку к столу и спокойным, деловым тоном принялась ту просвещать: — Вот, держи, передашь петроградцу. Это ему из Киева телеграмма, вот здесь по в?щевикам справки, он вчера спрашивал. Если вкратце, коллеги твои вполне законопослушные люди и проблем с нашим ведомством ни у кого из списка особенных не было. Так, по ерунде.
Из киевского послания следовало, что историк Данила Рогов действительно имелся, по краткому описанию походил на знакомца с Песчаного острова, а дальше следовало ждать высланного воздушной почтой личного дела.
А пока Брамс отводила душу, поручик имел разговор с Чирковым.
По части в?щевиков тот хоть и поворчал для порядка, но согласился с доводами Титова, что посещение «Взлёта» и беспокойство ценных специалистов более чем оправданно. Он даже не стал ограничиваться разрешительной бумагой, а сам позвонил в Охранку, сразу её начальнику. И по тому, с какой искренней теплотой полицмейстер разговаривал с «дорогим Михал Палычем», Натан понял, что отношения у здешних полицейских с Охранкой неплохие. Может быть, не такие уж дружеские, как Чирков показывал, но поручик позволил себе надежду, что совать палки в колёса следствию смежное ведомство не станет. При наличии, конечно, весомых аргументов, а их у Титова имелось в достатке.
Личная же часть беседы, касательно будущего и настоящего Аэлиты, выдалась уже более напряжённой. Чирков слишком привык к мысли, что избавился от этой головной боли, пойдя на поводу у родственницы, и совершенно не желал нового обострения конфликта. И хоть признавал разумность доводов поручика, и не хотел терять столь талантливого в?щевика, но всё равно с внутренним протестом относился к необходимости резко отказать кузине в её притязаниях. Он отчаянно пытался усидеть на двух стульях, даже сознавая невозможность подобного, и Натан, покидая его кабинет, не мог уверенно ответить на вопрос, какое решение принял полицмейстер и принял ли вообще.
Однако Титов был готов упорствовать до конца и Брамс не уступать, даже несмотря на собственные птичьи права на этом месте. Хотя и понятия не имел, как поступит, если Чирков всё же упрётся и предпочтёт избавиться не только от неудобной родственницы, но и от назойливого петроградца, доставляющего массу проблем.
Обитателей двадцать третьей комнаты Натан нашёл в оживлении, и особенно бросался в глаза весьма довольный, даже гордый вид в?щевички.
— А вот и начальство пожаловало, — весело поприветствовал его Федорин и выразительным взглядом обвёл трость. — Экий ты перекошенный... Вы же вроде вчера отделались лёгким испугом?
— Это не вчера, это давнишнее, — отмахнулся Титов и растерянно уточнил: — Я что-то пропустил?
— А то! Аэлита Валентинова приголубила!
— То есть как? — обомлел поручик.
— Ну уж всяко поскромнее, чем ты вчера, — хохотнул Федорин. — Обошлась оплеухой.
— Что же он такое натворил? — охнул Титов, тяжело опускаясь на стул.
Представить, чтобы мирная и рассеянная в?щевичка вдруг перешла к рукоприкладству, он попросту не мог. То есть мог, но должно было случиться нечто совершенно из ряда вон. Однако поручик был пока слишком хорошего мнения о служащих уголовного сыска и полагал, что в подобном случае за честь девушки вступился бы кто-то ещё.
Ведь вступился бы, да?..
— Да как обычно, гадости говорил, ничего больше, — со смешком успокоил его Василий. — Сказать по правде, никто и чухнуться не успел, как Аэлита сама его на место поставила. Твоё благотворное влияние.
— Да уж, — страдальчески покривился Титов, пятернёй взъерошив волосы. — Как бы только это боком не вышло.
Он четверть часа убеждал Чиркова, что никакой беды с Аэлитой не случится и она под присмотром, а стоило отвернуться — так «благотворное влияние» из всех щелей полезло!
— Да перестань, на Аэлиту Валентинов жаловаться не пойдёт, — отмахнулся Федорин, легко проследив ход мыслей петроградца. — Она же нашему полицмейстеру родня, побоится.
— Мне бы твою уверенность, — вздохнул Натан. — Ладно, время покажет. Идёмте, Брамс, нас в Охранке ждут.
Пока шли по коридорам, задумчивая Аэлита передала поручику слова Элеоноры и выданные ею документы.
— Натан Ильич, мне не стоило этого делать, да?
— Делать что? — уточнил Титов.
— Ну, Валентинова бить. Он конечно гадости говорил, ему одежда моя не понравилась, но я не знаю, почему вдруг решилась... Обыкновенно бы и внимания не обратила.
— Не знаю, — вздохнул Натан. — Я не сомневаюсь, что он это заслужил и вы были правы. Да по Валентинову давно батоги плачут, и я, признаться, не понимаю, отчего его все терпят. Родня у него, что ли, высоко сидит?.. Но мне не нравится, какие последствия подобное может иметь. Если он решит нажаловаться Чиркову, объясниться с вашей семьёй станет ещё труднее. Впрочем, не берите в голову, всё уладится. Чай, не семнадцатый век на дворе, и мы, слава Богу, не в Европе, чтобы вас силком в доме запирали.
— Спасибо, — тихо проговорила Аэлита, искоса глянув на мужчину. Пару мгновений помолчала, а потом задумчиво продолжила: — Зато я, кажется, поняла, почему вы его тогда ударили.
— И почему же?
— Ну... мне довольно трудно подбирать ответные слова, если кто-то хамит, поэтому я обычно стараюсь пропускать это мимо. Хотя всё равно обидно, что кто-то говорит гадости, но ты ничем ответить не можешь. А тут раз — и он вдруг замолчал. Просто волшебство какое-то!
Натан негромко засмеялся, качнув головой.
— Интересный взгляд на проблему. Но вы, надеюсь, не станете теперь всем налево и направо раздавать оплеухи? Это всё же не лучшее решение, на крайний случай. А то мне останется лишь сгореть от стыда за дурное влияние на вас.
— Наверное, не стану, — рассеянно отозвалась Брамс. — Но вы не ответили, я угадала?
— Отчасти. С одной стороны, да, это способ заставить замолчать. А с другой — подобные люди просто не понимают слов.
— А что он всё же тогда не так сказал? Ведь правда, в войне участвовали не только мы, но и союзники.
— Дело не в факте, дело в отношении к нему, — вздохнул Натан, поморщившись. — Нехорошо принижать роль союзников в войне, немецкий народ тоже очень многое совершил для прекращения экспансии саксов, не говоря уже о том, что война шла на их земле.
А с Брамс всё было ещё сложнее. Обыкновенно не лезущий в карман за словом и не теряющийся в сложных обстоятельствах поручик понятия не имел, как помочь в?щевичке разобраться в этой истории. По-хорошему, ему бы вообще не стоило лезть в это личное, внутрисемейное дело, но чувство ответственности за девушку не позволяло остаться в стороне. Но это была бы не беда, не прилагайся к совести ещё и настойчивое желание помочь, защитить Аэлиту от всех неприятностей. И, задумываясь о нём, Натан терялся окончательно.
Поручик понимал, что Брамс уже слишком симпатична ему, чтобы назвать это простым интересом к необычной персоне, но пока ещё не готов был признать себя влюблённым, это было бы слишком. Слишком быстро, слишком неожиданно, слишком странно...
Месяц назад Титов знатно пособачился бы с тем, кто сообщил бы ему о предстоящей вот-вот встрече и о том, что сердце, рана на котором едва затянулась, вновь станет сладко замирать или, напротив, торопиться рядом с этим рыжим чудаковатым созданием. Неделю назад он и не подозревал о существовании такой Аэлиты Брамс, а вот поди ж ты, мается без сна и гадает, как быть с этим нежданным влечением.
И вроде бы равнять в?щевичку с Александрой Натан не подумал бы и в помрачении, но... наверное, это был тот самый случай, когда, обжёгшись на молоке, дуют на воду.
Уже за полночь мужчина забылся рваным, тяжёлым сном, больше похожим на лихорадочное беспамятство, в котором виделась ему война. Отчётливо, явственно, до запахов и ощущения липкой от крови и пота одежды на коже. Грохот взрывов, выгрызающая нутро боль, холод, хриплое чужое дыхание... Несколько раз он с резким выдохом вырывался из плена воспоминаний, растревоженных взрывом, и несколько раз вновь безнадёжно тонул в них, пока наконец не плюнул на попытки нормально выспаться.
Утренняя зарядка и обливание холодной водой помогли разогнать туман в голове, но Титов чувствовал, что надолго этого может не хватить. Ко всему прочему разнылось бедро.
Натан в здешнем климате и забыл уже об этой досадной неприятности, которая в Петрограде давала о себе знать очень часто. Ан нет, никуда проклятая дырка не делась, не зажила чудесным образом, и пришлось Титову доставать из шкафа ненавистную трость, вспоминая, что не из-за одной контуженой головы списали его из кавалерии. Жiвники, конечно, многое могли, иначе поручик не пережил бы это ранение, но увы, не всё...
— Ой, Натан Ильич, что с вами? — испуганно ахнула в?щевичка, когда сыскари после совместного завтрака начали собираться на службу и Титов, поднявшись из-за стола, похромал в комнату за кителем.
— Ничего нового, Брамс, — со смешком отозвался он. — Это я так перемену погоды предсказываю.
— То есть как? — растерялась девушка.
— Рана к похолоданию ноет, — пояснил мужчина, скрываясь в комнате.
Сегодня утром пришлось перебиться без газеты — никакого желания плестись до угла у Натана не было. Обыкновенно первые часы, когда нога только давала о себе знать, оказывались самими трудными, потом боль потихоньку сходила на нет, и до того момента поручик старался поберечься.
До Департамента шли не торопясь, в удобном для хромающего мужчины темпе. Он мог бы шагать быстрее, но особенной нужды в такой спешке не видел: вышли они довольно рано, могли себе позволить не торопиться.
— Натан Ильич, ну признайтесь, вы ведь не при штабе служили, да? — не утерпела в?щевичка через десяток саженей.
— А что это меняет? — со смешком уточнил он. — Я всё одно большую часть войны воевал в госпитале.
— Ну не знаю, — немного растерялась от такого вопроса Аэлита, сосредоточенно нахмурилась, а потом вдруг выдала: — Мне кажется правильным, чтобы вы были настоящим героем, а настоящие герои не возятся с бумажками.
Титов бросил на неё изумлённый взгляд, в первый момент уверенный, что это была шутка. Однако девушка смотрела прямо и всерьёз ожидала ответа.
— Бог мой, Брамс, вы порой как скажете, — рассмеялся Натан. — А вы, уж конечно, разбираетесь в настоящих героях?
— Ну... немного, — смутилась она и нехотя призналась: — Я очень книги про приключения всякие люблю.
— И чем же я заслужил быть к ним приравненным? — продолжил веселиться поручик.
— Похожи, — туманно пояснила Брамс и нахмурилась: — Что я такого смешного и глупого опять сказала?
Пару секунд Титов подумал над ответом, а после, расписавшись в собственном бессилии объяснить это в двух словах, проговорил:
— Не знаю. Не глупого, не смешного, просто... Это так странно — то, что вы говорите, и искренность ваша... Я не над вами смеюсь, над необычностью этой беседы и собственным удивлением. Вы всё же невероятная, необыкновенная девушка.
Аэлита отвела взгляд, и щёки её тронул румянец — естественная девичья реакция на комплимент, неожиданная для этой особы.
— А вы, к слову, обещали объяснить, за что ударили Антона Денисовича.
— Да, действительно, — поморщился Натан. Воспоминание об этом... таракане, как метко обзывала его Михельсон, было исключительно неприятным и неуместным, однако отказываться от своих слов поручик не собирался. — Только, боюсь, этот разговор опять придётся отложить. Я хочу обсудить наших подозреваемых с Чирковым, заодно выясню, не беседовала ли с ним ваша матушка. Подождёте меня в двадцать третьей комнате?
— Хорошо, — легко согласилась Брамс.
Переживания, занимавшие её вчера полдня, сегодня казались тусклыми и малозначительными. Облегчение в?щевичка почувствовала ещё вечером, выговорившись и выплакавшись, а теперь ощущала себя совершенно успокоенной, поверив поручику. Откуда-то девушка твёрдо знала, что, раз он убеждён в благополучном исходе, значит, именно так всё и будет и нет смысла изводить себя пустыми тревогами.
Она вообще в какой-то момент — не вчера, раньше — полностью доверилась этому мужчине и безоговорочно принимала его слова. И даже если задавала какие-то уточняющие вопросы, то лишь для лучшего понимания, а не для проверки. Титов был настолько надёжным, знающим и спокойным, что это всё происходило естественно, само собой.
В двадцать третьей комнате оказалось людно. Бодрый Бабушкин, Федорин, Никитин, Валентинов, Адам и, конечно, Элеонора.
— Аэлита! Чудесно выглядишь, — первым нашёлся Адам, подскакивая с места, чтобы поцеловать даме руку. Чёрные глаза его хитро, с искренним восторгом блестели, и Брамс не удержалась от ответной улыбки.
— Алечка, милая, что с тобой? — воскликнул Валентинов, подходя. — Что это за ужас?!
— О чём вы? — нахмурилась в?щевичка, чуть склонив голову к плечу.
— Неприлично молодой девушке так вызывающе одеваться! Безобразие. Куда только смотрят твои родители, в самом деле! Даже на Владимирской...
Повисла звенящая, озадаченная тишина — случившегося не ожидал никто.
Брамс внимательно вгляделась в алеющий на щеке шокированного мужчины отпечаток, посмотрела на собственную горящую от удара ладонь, сжала и разжала кулак.
— Интересное ощущение, — задумчиво проговорила себе под нос, рассеянно улыбнувшись. — Кажется, я начинаю понимать...
— Да как ты... какое ты право!.. — возмущённо булькнул, пытаясь вернуть себе дар речи, Антон Денисович.
— А какое право вы имеете делать мне подобные замечания? — отбрила Брамс. — И разрешения обращаться ко мне на «ты» я лично вам не давала!
Мужчины только ошалело хлопали глазами, наблюдая за происходящим — от обычно рассеянной и витающей в облаках в?щевички никто просто не ожидал столь внезапной вспышки негодования. Прежде она не придавала значения подобным условностям, а если кто-то делал ей замечания, не касавшиеся её профессиональных качеств, пожимала плечами, глядя сквозь человека и пропуская всё лишнее мимо ушей, а тут вдруг подобное!
Вновь повисшую тишину разорвал хриплый, каркающий хохот Элеоноры и её же резкие хлопки аплодисментов, под которые Валентинов, окрысившись на Аэлиту и состроив злющую гримасу, пробкой выскочил за дверь.
— Браво, дорогая! — заявила Михельсон смущённой такой реакцией Брамс. — Вот что значит — правильное сочетание! Вот теперь у нас порядок будет, этак мы всю дрянь из Департамента вытурим! А там и из города тоже, — Женщина приблизилась, с сосредоточенным видом обошла в?щевичку, внимательно разглядывая обновку, и подытожила, продемонстрировав большой палец: — А брюки отличные, потом черкнёшь мне адресок портнихи.
— Элеонора Карловна, это вы о чём? — полюбопытствовал Чогошвили. — Правильное сочетание чего?
— Мал ещё, — фыркнула женщина.
— Полагаю, Эля имеет в виду своеобразное влияние нового начальника на наше юное дарование, — улыбаясь в усы, предположил Федорин, после добавил задумчиво: — А может, и на нас всех. Честно говоря, я по-прежнему задаюсь вопросом, почему до сих пор никто из нас так и не начистил Валентинову лицо, ждали Титова...
— Значит, так надо было, — флегматично отозвалась Михельсон, жестом поманила за собой в?щевичку к столу и спокойным, деловым тоном принялась ту просвещать: — Вот, держи, передашь петроградцу. Это ему из Киева телеграмма, вот здесь по в?щевикам справки, он вчера спрашивал. Если вкратце, коллеги твои вполне законопослушные люди и проблем с нашим ведомством ни у кого из списка особенных не было. Так, по ерунде.
Из киевского послания следовало, что историк Данила Рогов действительно имелся, по краткому описанию походил на знакомца с Песчаного острова, а дальше следовало ждать высланного воздушной почтой личного дела.
А пока Брамс отводила душу, поручик имел разговор с Чирковым.
По части в?щевиков тот хоть и поворчал для порядка, но согласился с доводами Титова, что посещение «Взлёта» и беспокойство ценных специалистов более чем оправданно. Он даже не стал ограничиваться разрешительной бумагой, а сам позвонил в Охранку, сразу её начальнику. И по тому, с какой искренней теплотой полицмейстер разговаривал с «дорогим Михал Палычем», Натан понял, что отношения у здешних полицейских с Охранкой неплохие. Может быть, не такие уж дружеские, как Чирков показывал, но поручик позволил себе надежду, что совать палки в колёса следствию смежное ведомство не станет. При наличии, конечно, весомых аргументов, а их у Титова имелось в достатке.
Личная же часть беседы, касательно будущего и настоящего Аэлиты, выдалась уже более напряжённой. Чирков слишком привык к мысли, что избавился от этой головной боли, пойдя на поводу у родственницы, и совершенно не желал нового обострения конфликта. И хоть признавал разумность доводов поручика, и не хотел терять столь талантливого в?щевика, но всё равно с внутренним протестом относился к необходимости резко отказать кузине в её притязаниях. Он отчаянно пытался усидеть на двух стульях, даже сознавая невозможность подобного, и Натан, покидая его кабинет, не мог уверенно ответить на вопрос, какое решение принял полицмейстер и принял ли вообще.
Однако Титов был готов упорствовать до конца и Брамс не уступать, даже несмотря на собственные птичьи права на этом месте. Хотя и понятия не имел, как поступит, если Чирков всё же упрётся и предпочтёт избавиться не только от неудобной родственницы, но и от назойливого петроградца, доставляющего массу проблем.
Обитателей двадцать третьей комнаты Натан нашёл в оживлении, и особенно бросался в глаза весьма довольный, даже гордый вид в?щевички.
— А вот и начальство пожаловало, — весело поприветствовал его Федорин и выразительным взглядом обвёл трость. — Экий ты перекошенный... Вы же вроде вчера отделались лёгким испугом?
— Это не вчера, это давнишнее, — отмахнулся Титов и растерянно уточнил: — Я что-то пропустил?
— А то! Аэлита Валентинова приголубила!
— То есть как? — обомлел поручик.
— Ну уж всяко поскромнее, чем ты вчера, — хохотнул Федорин. — Обошлась оплеухой.
— Что же он такое натворил? — охнул Титов, тяжело опускаясь на стул.
Представить, чтобы мирная и рассеянная в?щевичка вдруг перешла к рукоприкладству, он попросту не мог. То есть мог, но должно было случиться нечто совершенно из ряда вон. Однако поручик был пока слишком хорошего мнения о служащих уголовного сыска и полагал, что в подобном случае за честь девушки вступился бы кто-то ещё.
Ведь вступился бы, да?..
— Да как обычно, гадости говорил, ничего больше, — со смешком успокоил его Василий. — Сказать по правде, никто и чухнуться не успел, как Аэлита сама его на место поставила. Твоё благотворное влияние.
— Да уж, — страдальчески покривился Титов, пятернёй взъерошив волосы. — Как бы только это боком не вышло.
Он четверть часа убеждал Чиркова, что никакой беды с Аэлитой не случится и она под присмотром, а стоило отвернуться — так «благотворное влияние» из всех щелей полезло!
— Да перестань, на Аэлиту Валентинов жаловаться не пойдёт, — отмахнулся Федорин, легко проследив ход мыслей петроградца. — Она же нашему полицмейстеру родня, побоится.
— Мне бы твою уверенность, — вздохнул Натан. — Ладно, время покажет. Идёмте, Брамс, нас в Охранке ждут.
Пока шли по коридорам, задумчивая Аэлита передала поручику слова Элеоноры и выданные ею документы.
— Натан Ильич, мне не стоило этого делать, да?
— Делать что? — уточнил Титов.
— Ну, Валентинова бить. Он конечно гадости говорил, ему одежда моя не понравилась, но я не знаю, почему вдруг решилась... Обыкновенно бы и внимания не обратила.
— Не знаю, — вздохнул Натан. — Я не сомневаюсь, что он это заслужил и вы были правы. Да по Валентинову давно батоги плачут, и я, признаться, не понимаю, отчего его все терпят. Родня у него, что ли, высоко сидит?.. Но мне не нравится, какие последствия подобное может иметь. Если он решит нажаловаться Чиркову, объясниться с вашей семьёй станет ещё труднее. Впрочем, не берите в голову, всё уладится. Чай, не семнадцатый век на дворе, и мы, слава Богу, не в Европе, чтобы вас силком в доме запирали.
— Спасибо, — тихо проговорила Аэлита, искоса глянув на мужчину. Пару мгновений помолчала, а потом задумчиво продолжила: — Зато я, кажется, поняла, почему вы его тогда ударили.
— И почему же?
— Ну... мне довольно трудно подбирать ответные слова, если кто-то хамит, поэтому я обычно стараюсь пропускать это мимо. Хотя всё равно обидно, что кто-то говорит гадости, но ты ничем ответить не можешь. А тут раз — и он вдруг замолчал. Просто волшебство какое-то!
Натан негромко засмеялся, качнув головой.
— Интересный взгляд на проблему. Но вы, надеюсь, не станете теперь всем налево и направо раздавать оплеухи? Это всё же не лучшее решение, на крайний случай. А то мне останется лишь сгореть от стыда за дурное влияние на вас.
— Наверное, не стану, — рассеянно отозвалась Брамс. — Но вы не ответили, я угадала?
— Отчасти. С одной стороны, да, это способ заставить замолчать. А с другой — подобные люди просто не понимают слов.
— А что он всё же тогда не так сказал? Ведь правда, в войне участвовали не только мы, но и союзники.
— Дело не в факте, дело в отношении к нему, — вздохнул Натан, поморщившись. — Нехорошо принижать роль союзников в войне, немецкий народ тоже очень многое совершил для прекращения экспансии саксов, не говоря уже о том, что война шла на их земле.
