Но принижать роль собственной страны и солдат куда гаже и гнуснее. Наши союзники чествуют своих героев в день памяти, мы — своих, это нормально. А вот такие вот... либералы, они не то что не патриоты, они антоним этого понятия. Как говорил один писатель, они словно дети, бьющие и поносящие свою мать, которые радуются всем её неудачам. Отрава, гнусь ещё большая, чем преступники. Потому что вреда от них масса, а закон в этом случае бессилен. Те, кто чернит свою родину за деньги, понятны и менее омерзительны — это просто шваль, для которых нет ничего святого, и странно ожидать от подобных благородства. Но нет хуже тех, кто действуют по убеждению, по собственному почину. Это какое-то уродство, душевная болезнь, настоящий садизм — находить удовольствие в чьих-то бедах, смаковать трагедии, измываться над чужим подвигом, — жарко, уверенно проговорил он. Потом поморщился и вздохнул. — Извините, я, должно быть, увлёкся. Просто каждый раз подобное выводит из себя. Обыкновенно удаётся сдерживаться, но тут... Право слово, чувство такое, будто Валентинов этот намеренно злит окружающих и радуется, если удаётся попасть в цель.
— Ничего страшного, — проговорила Аэлита. — Это... интересно. Коленька вот приедет в отпуск из полка, вы с ним точно подружитесь.
— Полагаю, да. Вот вы, кстати, сказали про сложность с поиском остроумного ответа, и мне вспомнилась наша первая встреча, — заметил он, желая перевести разговор на менее щекотливую тему. — Про дрын было весьма остроумно, хотя и нарочито, так что вы себя недооцениваете.
— Ну если совсем честно, это не я придумала, — смущённо созналась Брамс. — Это у нас в любительском театре при Университете пьеску ставили детективную, «Уездный город» называлась, кто-то из студентов сочинил.
— И хорошая пьеса? — со смешком полюбопытствовал Титов.
— Мне понравилось, — смущённо отозвалась Аэлита, не вдаваясь в подробности. На самом деле, пьесу ругали за вот эту самую нарочитость, но говорить о том девушка не желала, ей энергичная приключенческая история пришлась весьма по душе.
К её счастью, времени на праздные разговоры уже не оставалось: они добрались.
Охранка квартировала неподалёку, в небольшом, классического стиля особнячке радостного лимонно-жёлтого цвета.
Номинально Охранное отделение являлось частью полицейского Департамента, но фактически стояло особняком и начальнику его не подчинялось, было как бы наравне, или даже чуть выше, поскольку при необходимости имело право отдавать приказы полицмейстерам. Губернскими представительствами Охранки верховодил сидящий в Петрограде начальник всего Охранного отделения, который одновременно являлся заместителем министра внутренних дел по политической безопасности. В случае разногласий высокопоставленных полицейских чиновников — полицмейстера и начальника Охранки — мог рассудить губернатор на месте или, в крайнем случае, сам министр. Впрочем, ничего о подобных грандиозных скандалах Титов не слышал и с трудом представлял, какая катастрофа должна была разразиться на месте, чтобы начальник Охранки взял на себя командование всей полицией.
Бобров Михаил Павлович оказался невысоким, плотным, лысым типом с пышными усами и круглыми совиными глазами за тонкими стёклами очков. Собранный, твёрдый, с тяжёлым взглядом и какой-то весь холодный, гладкий, словно вырезанный из камня. Кабинет очень ему подходил: строгие белые стены, низкий массивный стол из тёмного дерева, такие же шкафы — основательные, надёжные, без украшений. Окна выходили на север, и из-за облачной погоды здесь царил полумрак, да вдобавок плотные коричневые шторы были задёрнуты. На столе, в окружении сразу трёх телефонных аппаратов, горела неяркая лампа. Похоже, подобно сове, на которую походил наружностью, Бобров недолюбливал яркий свет.
— Титов и Брамс, стало быть? — задумчиво проговорил хозяин кабинета.
Аэлите под пристальным, но очень спокойным и невыразительным взглядом светло-коричневых, почти жёлтых глаз сделалось не по себе, и она не только не стала отвечать, но придвинулась к поручику так, что это сделалось уже почти неприлично, и с трудом подавила порыв спрятаться за его спиной. Однако в следующее мгновение рассердилась на себя, отстранилась от спутника, расправила плечи и чуть задрала нос. Никакого отклика в начальнике Охранки подобный манёвр не нашёл, тот оставался невозмутимо-равнодушным.
— Наслышан, — медленно кивнул Бобров после паузы, а потом добавил: — Садитесь. Чирков о вас звонил. Рассказывайте вкратце, что за дело.
Объяснения Титов взял на себя и управился довольно быстро — он уже навострился пересказывать эту историю. Слушал Бобров внимательно, порой что-то спрашивал, но выражение совиных глаз оставалось прежним, и это подспудно тревожило: неясно было, не то он находит слова просителей ересью, не то заинтересован. Натан успокаивал себя простым соображением: если бы ему было неинтересно, их бы уже отправили на все четыре стороны.
— Любопытно, — подытожил рассказ Бобров. — Весьма.
Несколько мгновений он сидел неподвижно, полуприкрыв глаза и сцепив кончики пальцев, а после распрямился, выдвинул один из ящиков стола и зашуршал в нём бумагами. Сыскари обменялись озадаченными взглядами, но задавать вопросы не рискнули.
— Вот, полюбуйтесь, — проговорил начальник Охранки, вынимая из безликой папки лист бумаги с какой-то таблицей, и протянул добычу Брамс. — Ваше мнение, та женская в?щь, следы которой вы нашли на телах, может соответствовать вот этому образцу?
Глаза Аэлиты жадно вспыхнули, когда девушка вцепилась в документ, а Натан, хмурясь, переводил взгляд с неё на по-прежнему равнодушного Боброва и обратно.
— Нет, никоим образом, — рассеянно проговорила девушка в конце, возвращая документ владельцу. — Там что-то довольно простое и обыкновенное, а здесь... Что это? Очень странные, непонятные сочетания, я прежде никогда такого не видела.
Начальник Охранки впервые проявил какие-то эмоции — чуть улыбнулся, приподняв уголки небольшого, тонкого рта. Глаза при этом остались холодными, и на вопрос мужчина не ответил, выдержал паузу, после чего заговорил, кажется, безотносительно той таблицы:
— Вы превосходный специалист, Аэлита Львовна. Даже жалко, что переманить вас не удастся. Особенно теперь. — Взгляд его мазнул по Титову, а после вернулся к столу, и Бобров принялся писать какую-то бумагу.
Сыскари опять переглянулись, причём Брамс уставилась на поручика с явным вопросом в глазах, ожидая толкования намёка. А поручик только и мог, что растерянно пожать плечами: он этого намёка тоже не понял.
— Вот, отдайте майору Русакову, он на «Взлёте» начальник охраны. Окажет всестороннее содействие. Скажете на проходной, чтобы его позвали.
— Михаил Петрович, разрешите вопрос? — осторожно проговорил Титов, с благодарным кивком принимая бумагу.
— Я даже знаю, какой. Не задумывайтесь вы об этой таблице, она никакого отношения к вашему делу не имеет. Вот и Аэлита Львовна подтвердила, это нечто совсем иное. Мне просто интересно было взглянуть на реакцию вашей спутницы, — отмахнулся Бобров. Кажется, любопытство сыскаря не вызвало его неудовольствия. — Держите меня в курсе расследования, если вдруг окажется, что замешан кто-то из моих подопечных. Удачи в поисках, — подытожил он, ясно давая понять, что разговор окончен.
Спорить просители не стали и, распрощавшись, вышли. Но на крыльце под козырьком остановились, и Натан заглянул в выданную бумагу. Полномочия та давала самые широкие, по ней сотрудникам охраны «Взлёта» надлежало оказывать всяческое содействие полиции под страхом серьёзных служебных проблем вплоть до увольнения.
— Как думаете, что это было? — полюбопытствовал Титов, складывая бумагу в планшет. — Что за в?щь он вам показывал и, главное, зачем?
— Не знаю, — глубоко вздохнула Брамс, всё больше хмурясь. — Вот только... Натан Ильич, не знаю, что это было, но это было неправильно, — тихо, упрямо проговорила она.
— Неправильно? — уточнил поручик.
Брамс неопределённо поводила в воздухе рукой, потом махнула ей.
— Не знаю. Я сама ещё не понимаю. Но я подумаю. А что ещё вас обеспокоило?
— Мне не нравится интерес к этому делу со стороны Охранки. Особенно если оно норовит пересечься с каким-то другим делом, лежащим в столе у начальника этой самой Охранки. А я не верю, что он «просто хотел показать», такие люди ничего не делают «просто».
— Почему вы так к ним настроены? — удивилась Брамс.
— Потому что главная их служба — политика, а это из грязи грязь. Уголовный сыск тоже имеет дело с отбросами общества, но здесь всё как-то прозрачнее и честнее: нужно поймать преступника и предать его суду.
— А там не так?
— Не всегда. Порой их оставляют и используют, порой меняют, да и сами дела обычно грязнее, потому что речь идёт в большинстве случаев о предательстве. Впрочем, я забегаю вперёд, не стоит пока торопиться с выводами. Давайте для начала прокатимся до этого «Взлёта» и познакомимся с майором Русаковым. Может быть, кривая вывезет и обойдётся в итоге без Охранки.
— Натан Ильич, а у вас, может, плащ какой есть? — задумчиво поинтересовалась Брамс, поглядывая на серое, низкое небо, с которого пока ничего не сыпалось, но это явно было делом времени.
— Чтобы у коренного петроградца не нашлось плаща? — весело переспросил мужчина. — Мы с ними рождаемся, Брамс. А некоторые, самые удачливые, с жабрами.
Аэлита обвела мужчину задумчивым взглядом, особенно задержавшись на шее, а потом осторожно спросила:
— Это ведь была шутка, да?
— Местный колорит, — пояснил Титов.
— Смешно, — задумчиво похвалила в?щевичка. Натан в ответ расхохотался — не над шуткой, конечно, а уже над девушкой, но продолжить этот в высшей степени занимательный разговор им не дали. Приоткрылась дверь, и на крыльцо выглянул молоденький белобрысый дежурный. Заметив сыскарей, он просветлел лицом:
— Ещё не уехали?
— Уже уехали, — со вздохом ответил поручик. — Что такое?
— Ваши звонили, очень просили вас в Департамент вернуть.
— Что случилось? — нахмурился Титов.
— Я толком не разобрал, какую-то они покойницу нашли. Опять, — пожал плечами дежурный.
Натан едва не выругался в сердцах, но зацепился взглядом за Брамс и передумал, только вновь вздохнул глубоко и благодарно кивнул белобрысому.
— А где — не сказали?
— Да я и не спрашивал, я вас побежал ловить.
— Хорошо, спасибо, — кивнул поручик. — Пойдёмте обратно, Брамс. «Взлёт», похоже, откладывается.
Третий труп обнаружили не на мысу, а ниже стрелки, уже в реке, на краю протоки между берегом и Коровьим островом. То ли убийца проявил чрезвычайную осторожность и знание психологии, то ли полицейские оказались недостаточно старательными в своей засаде, и их заметили, однако никакой пользы эта мера не принесла. Титов не сомневался, что усиление патрулей не поможет предотвратить новое убийство, если речь шла именно о серии, но надеялся хоть так их остановить. Увы, преступник оказался хитрее, а место спуска тела в воду было ему неважно.
Натан к трупу не подходил и выловить его не помогал — слишком неуверенно поручик сейчас стоял на ногах, боялся оскользнуться на истоптанном коровами глинистом берегу. Да и что там разглядывать, в самом деле? Кроме места находки, тело ничем не отличалось от предыдущих: молодая женщина сходной наружности, со следами удара на затылке и признаками утопления, спущенная в воду прежним образом, убитая вчера вечером. Только обнаружил труп не рыбак, а пригнавший стадо на водопой пастух — снулый тощий детина с плоским, рябым, неумным лицом. Взглянув на него и перемолвившись парой слов, Титов отпустил парня восвояси — проку от олуха не было и быть не могло.
От судебных медиков сегодня присутствовал другой специалист, не Филиппов. Немолодой, невыразительный и молчаливый, он производил не самое приятное впечатление своими рыбьими глазами и редкими, сальными седыми волосами. Однако дело как будто знал крепко, был в курсе предыдущих случаев и обещал управиться со вскрытием в кратчайшие сроки.
Картина умбры, снятая Аэлитой, полностью повторяла предыдущую, с тенью некоей в?щи, и, пока судебные, скользя и ругаясь, с помощью городового вытаскивали тело, Титов крутил в голове это обстоятельство. Откуда взялась разница? Почему на первом трупе умбра была стёрта подчистую, а на двух других — остались следы? Та в?щь, которая их оставила, появилась у преступника после первой смерти? Прихватил на память У Наваловой?
Картина маньяка вырисовывалась ещё чётче. Первое убийство, может быть, совершённое в аффекте или с другим, вполне весомым мотивом, стронуло что-то в шаткой психике в?щевика, и он принялся избавляться от женщин, похожих на первую жертву, прихватив у неё на память некую в?щь. Может быть, даже не задумавшись, что это не просто украшение.
С другой стороны, оберег этот мог и не принадлежать Наваловой, а появиться у убийцы иным путём.
Увы, поиски с собаками на этот раз тоже не принесли никакого результата: не то добирался убийца не по берегу, а по воде, не то ещё что, однако след не взял ни один из трёх охотников, хотя скрупулёзно обошли весь берег до самого моста.
Титов бегать за собаками и их хозяевами не мог, но всё равно доходился до того, что к моменту свёртывания поисков был, кажется, способен лишь лечь и помереть. Ну или утопиться в такой заманчиво-близкой тёмной речной воде, и зарядивший дождь лишь подстёгивал угрюмые мысли. Благо ещё поручик перед поездкой прихватил из дома форменную плащ-накидку, неплохо спасавшую от сырости. Брамс же категорически отказалась от любой другой верхней одежды, кроме своего анорака, и настаивать мужчина не стал: роба была длинная, до середины бедра, и действительно защищала от непогоды, так что за здоровье подопечной можно было не волноваться.
— Натан Ильич, у меня из головы не идёт та таблица, которую нам в Охранке показали, — негромко поделилась Аэлита, когда сыскари медленно шли в гору к дороге. Титов бы и ещё медленнее ковылял, однако упрямство не позволяло.
— И как? — уточнил мужчина, радуясь возможности отвлечься на разговор.
— Не знаю, как объяснить... — она замялась. — Мне очень странно говорить такие слова, но та умбра принадлежала чему-то живому.
— Вы меня окончательно запутали. Как это — «чему-то живому»?
— Я и сама запуталась, — тяжело вздохнула Брамс. — И сама не понимаю, как подобное вообще может быть. Видите ли, стереть умбру с живого человека до конца нельзя, некоторое её количество — или, точнее, некоторое количество в?щевой силы, — постоянно вырабатывается нашими телами. У в?щевиков и жiвников — больше, у прочих — меньше. После смерти эта собственная умбра очень быстро истаивает, буквально за считаные минуты. То есть, сняв умброметром показания с живого человека, мы получим определённую картину, по которой, говорят, жiвники даже могут какие-то болезни обнаруживать. Животные и растения тоже при жизни в?щевую силу вырабатывают, но меньше. Самое главное, умбру человека, животного и в?щи невозможно перепутать, они очень сильно отличаются. А вот в той таблице было что-то среднее между умброй человека, причём в?щевика, животного и в?щи. Я с первого взгляда даже внимания не обратила, а ведь там же был явственно завышен уровень... — проговорила она, но, бросив взгляд на поручика, осеклась и заметила нейтральней: — В общем, очень странная картина.
— Ничего страшного, — проговорила Аэлита. — Это... интересно. Коленька вот приедет в отпуск из полка, вы с ним точно подружитесь.
— Полагаю, да. Вот вы, кстати, сказали про сложность с поиском остроумного ответа, и мне вспомнилась наша первая встреча, — заметил он, желая перевести разговор на менее щекотливую тему. — Про дрын было весьма остроумно, хотя и нарочито, так что вы себя недооцениваете.
— Ну если совсем честно, это не я придумала, — смущённо созналась Брамс. — Это у нас в любительском театре при Университете пьеску ставили детективную, «Уездный город» называлась, кто-то из студентов сочинил.
— И хорошая пьеса? — со смешком полюбопытствовал Титов.
— Мне понравилось, — смущённо отозвалась Аэлита, не вдаваясь в подробности. На самом деле, пьесу ругали за вот эту самую нарочитость, но говорить о том девушка не желала, ей энергичная приключенческая история пришлась весьма по душе.
К её счастью, времени на праздные разговоры уже не оставалось: они добрались.
Охранка квартировала неподалёку, в небольшом, классического стиля особнячке радостного лимонно-жёлтого цвета.
Номинально Охранное отделение являлось частью полицейского Департамента, но фактически стояло особняком и начальнику его не подчинялось, было как бы наравне, или даже чуть выше, поскольку при необходимости имело право отдавать приказы полицмейстерам. Губернскими представительствами Охранки верховодил сидящий в Петрограде начальник всего Охранного отделения, который одновременно являлся заместителем министра внутренних дел по политической безопасности. В случае разногласий высокопоставленных полицейских чиновников — полицмейстера и начальника Охранки — мог рассудить губернатор на месте или, в крайнем случае, сам министр. Впрочем, ничего о подобных грандиозных скандалах Титов не слышал и с трудом представлял, какая катастрофа должна была разразиться на месте, чтобы начальник Охранки взял на себя командование всей полицией.
Бобров Михаил Павлович оказался невысоким, плотным, лысым типом с пышными усами и круглыми совиными глазами за тонкими стёклами очков. Собранный, твёрдый, с тяжёлым взглядом и какой-то весь холодный, гладкий, словно вырезанный из камня. Кабинет очень ему подходил: строгие белые стены, низкий массивный стол из тёмного дерева, такие же шкафы — основательные, надёжные, без украшений. Окна выходили на север, и из-за облачной погоды здесь царил полумрак, да вдобавок плотные коричневые шторы были задёрнуты. На столе, в окружении сразу трёх телефонных аппаратов, горела неяркая лампа. Похоже, подобно сове, на которую походил наружностью, Бобров недолюбливал яркий свет.
— Титов и Брамс, стало быть? — задумчиво проговорил хозяин кабинета.
Аэлите под пристальным, но очень спокойным и невыразительным взглядом светло-коричневых, почти жёлтых глаз сделалось не по себе, и она не только не стала отвечать, но придвинулась к поручику так, что это сделалось уже почти неприлично, и с трудом подавила порыв спрятаться за его спиной. Однако в следующее мгновение рассердилась на себя, отстранилась от спутника, расправила плечи и чуть задрала нос. Никакого отклика в начальнике Охранки подобный манёвр не нашёл, тот оставался невозмутимо-равнодушным.
— Наслышан, — медленно кивнул Бобров после паузы, а потом добавил: — Садитесь. Чирков о вас звонил. Рассказывайте вкратце, что за дело.
Объяснения Титов взял на себя и управился довольно быстро — он уже навострился пересказывать эту историю. Слушал Бобров внимательно, порой что-то спрашивал, но выражение совиных глаз оставалось прежним, и это подспудно тревожило: неясно было, не то он находит слова просителей ересью, не то заинтересован. Натан успокаивал себя простым соображением: если бы ему было неинтересно, их бы уже отправили на все четыре стороны.
— Любопытно, — подытожил рассказ Бобров. — Весьма.
Несколько мгновений он сидел неподвижно, полуприкрыв глаза и сцепив кончики пальцев, а после распрямился, выдвинул один из ящиков стола и зашуршал в нём бумагами. Сыскари обменялись озадаченными взглядами, но задавать вопросы не рискнули.
— Вот, полюбуйтесь, — проговорил начальник Охранки, вынимая из безликой папки лист бумаги с какой-то таблицей, и протянул добычу Брамс. — Ваше мнение, та женская в?щь, следы которой вы нашли на телах, может соответствовать вот этому образцу?
Глаза Аэлиты жадно вспыхнули, когда девушка вцепилась в документ, а Натан, хмурясь, переводил взгляд с неё на по-прежнему равнодушного Боброва и обратно.
— Нет, никоим образом, — рассеянно проговорила девушка в конце, возвращая документ владельцу. — Там что-то довольно простое и обыкновенное, а здесь... Что это? Очень странные, непонятные сочетания, я прежде никогда такого не видела.
Начальник Охранки впервые проявил какие-то эмоции — чуть улыбнулся, приподняв уголки небольшого, тонкого рта. Глаза при этом остались холодными, и на вопрос мужчина не ответил, выдержал паузу, после чего заговорил, кажется, безотносительно той таблицы:
— Вы превосходный специалист, Аэлита Львовна. Даже жалко, что переманить вас не удастся. Особенно теперь. — Взгляд его мазнул по Титову, а после вернулся к столу, и Бобров принялся писать какую-то бумагу.
Сыскари опять переглянулись, причём Брамс уставилась на поручика с явным вопросом в глазах, ожидая толкования намёка. А поручик только и мог, что растерянно пожать плечами: он этого намёка тоже не понял.
— Вот, отдайте майору Русакову, он на «Взлёте» начальник охраны. Окажет всестороннее содействие. Скажете на проходной, чтобы его позвали.
— Михаил Петрович, разрешите вопрос? — осторожно проговорил Титов, с благодарным кивком принимая бумагу.
— Я даже знаю, какой. Не задумывайтесь вы об этой таблице, она никакого отношения к вашему делу не имеет. Вот и Аэлита Львовна подтвердила, это нечто совсем иное. Мне просто интересно было взглянуть на реакцию вашей спутницы, — отмахнулся Бобров. Кажется, любопытство сыскаря не вызвало его неудовольствия. — Держите меня в курсе расследования, если вдруг окажется, что замешан кто-то из моих подопечных. Удачи в поисках, — подытожил он, ясно давая понять, что разговор окончен.
Спорить просители не стали и, распрощавшись, вышли. Но на крыльце под козырьком остановились, и Натан заглянул в выданную бумагу. Полномочия та давала самые широкие, по ней сотрудникам охраны «Взлёта» надлежало оказывать всяческое содействие полиции под страхом серьёзных служебных проблем вплоть до увольнения.
— Как думаете, что это было? — полюбопытствовал Титов, складывая бумагу в планшет. — Что за в?щь он вам показывал и, главное, зачем?
— Не знаю, — глубоко вздохнула Брамс, всё больше хмурясь. — Вот только... Натан Ильич, не знаю, что это было, но это было неправильно, — тихо, упрямо проговорила она.
— Неправильно? — уточнил поручик.
Брамс неопределённо поводила в воздухе рукой, потом махнула ей.
— Не знаю. Я сама ещё не понимаю. Но я подумаю. А что ещё вас обеспокоило?
— Мне не нравится интерес к этому делу со стороны Охранки. Особенно если оно норовит пересечься с каким-то другим делом, лежащим в столе у начальника этой самой Охранки. А я не верю, что он «просто хотел показать», такие люди ничего не делают «просто».
— Почему вы так к ним настроены? — удивилась Брамс.
— Потому что главная их служба — политика, а это из грязи грязь. Уголовный сыск тоже имеет дело с отбросами общества, но здесь всё как-то прозрачнее и честнее: нужно поймать преступника и предать его суду.
— А там не так?
— Не всегда. Порой их оставляют и используют, порой меняют, да и сами дела обычно грязнее, потому что речь идёт в большинстве случаев о предательстве. Впрочем, я забегаю вперёд, не стоит пока торопиться с выводами. Давайте для начала прокатимся до этого «Взлёта» и познакомимся с майором Русаковым. Может быть, кривая вывезет и обойдётся в итоге без Охранки.
— Натан Ильич, а у вас, может, плащ какой есть? — задумчиво поинтересовалась Брамс, поглядывая на серое, низкое небо, с которого пока ничего не сыпалось, но это явно было делом времени.
— Чтобы у коренного петроградца не нашлось плаща? — весело переспросил мужчина. — Мы с ними рождаемся, Брамс. А некоторые, самые удачливые, с жабрами.
Аэлита обвела мужчину задумчивым взглядом, особенно задержавшись на шее, а потом осторожно спросила:
— Это ведь была шутка, да?
— Местный колорит, — пояснил Титов.
— Смешно, — задумчиво похвалила в?щевичка. Натан в ответ расхохотался — не над шуткой, конечно, а уже над девушкой, но продолжить этот в высшей степени занимательный разговор им не дали. Приоткрылась дверь, и на крыльцо выглянул молоденький белобрысый дежурный. Заметив сыскарей, он просветлел лицом:
— Ещё не уехали?
— Уже уехали, — со вздохом ответил поручик. — Что такое?
— Ваши звонили, очень просили вас в Департамент вернуть.
— Что случилось? — нахмурился Титов.
— Я толком не разобрал, какую-то они покойницу нашли. Опять, — пожал плечами дежурный.
Натан едва не выругался в сердцах, но зацепился взглядом за Брамс и передумал, только вновь вздохнул глубоко и благодарно кивнул белобрысому.
— А где — не сказали?
— Да я и не спрашивал, я вас побежал ловить.
— Хорошо, спасибо, — кивнул поручик. — Пойдёмте обратно, Брамс. «Взлёт», похоже, откладывается.
ГЛАВА 13. ДУРАЧОК
Третий труп обнаружили не на мысу, а ниже стрелки, уже в реке, на краю протоки между берегом и Коровьим островом. То ли убийца проявил чрезвычайную осторожность и знание психологии, то ли полицейские оказались недостаточно старательными в своей засаде, и их заметили, однако никакой пользы эта мера не принесла. Титов не сомневался, что усиление патрулей не поможет предотвратить новое убийство, если речь шла именно о серии, но надеялся хоть так их остановить. Увы, преступник оказался хитрее, а место спуска тела в воду было ему неважно.
Натан к трупу не подходил и выловить его не помогал — слишком неуверенно поручик сейчас стоял на ногах, боялся оскользнуться на истоптанном коровами глинистом берегу. Да и что там разглядывать, в самом деле? Кроме места находки, тело ничем не отличалось от предыдущих: молодая женщина сходной наружности, со следами удара на затылке и признаками утопления, спущенная в воду прежним образом, убитая вчера вечером. Только обнаружил труп не рыбак, а пригнавший стадо на водопой пастух — снулый тощий детина с плоским, рябым, неумным лицом. Взглянув на него и перемолвившись парой слов, Титов отпустил парня восвояси — проку от олуха не было и быть не могло.
От судебных медиков сегодня присутствовал другой специалист, не Филиппов. Немолодой, невыразительный и молчаливый, он производил не самое приятное впечатление своими рыбьими глазами и редкими, сальными седыми волосами. Однако дело как будто знал крепко, был в курсе предыдущих случаев и обещал управиться со вскрытием в кратчайшие сроки.
Картина умбры, снятая Аэлитой, полностью повторяла предыдущую, с тенью некоей в?щи, и, пока судебные, скользя и ругаясь, с помощью городового вытаскивали тело, Титов крутил в голове это обстоятельство. Откуда взялась разница? Почему на первом трупе умбра была стёрта подчистую, а на двух других — остались следы? Та в?щь, которая их оставила, появилась у преступника после первой смерти? Прихватил на память У Наваловой?
Картина маньяка вырисовывалась ещё чётче. Первое убийство, может быть, совершённое в аффекте или с другим, вполне весомым мотивом, стронуло что-то в шаткой психике в?щевика, и он принялся избавляться от женщин, похожих на первую жертву, прихватив у неё на память некую в?щь. Может быть, даже не задумавшись, что это не просто украшение.
С другой стороны, оберег этот мог и не принадлежать Наваловой, а появиться у убийцы иным путём.
Увы, поиски с собаками на этот раз тоже не принесли никакого результата: не то добирался убийца не по берегу, а по воде, не то ещё что, однако след не взял ни один из трёх охотников, хотя скрупулёзно обошли весь берег до самого моста.
Титов бегать за собаками и их хозяевами не мог, но всё равно доходился до того, что к моменту свёртывания поисков был, кажется, способен лишь лечь и помереть. Ну или утопиться в такой заманчиво-близкой тёмной речной воде, и зарядивший дождь лишь подстёгивал угрюмые мысли. Благо ещё поручик перед поездкой прихватил из дома форменную плащ-накидку, неплохо спасавшую от сырости. Брамс же категорически отказалась от любой другой верхней одежды, кроме своего анорака, и настаивать мужчина не стал: роба была длинная, до середины бедра, и действительно защищала от непогоды, так что за здоровье подопечной можно было не волноваться.
— Натан Ильич, у меня из головы не идёт та таблица, которую нам в Охранке показали, — негромко поделилась Аэлита, когда сыскари медленно шли в гору к дороге. Титов бы и ещё медленнее ковылял, однако упрямство не позволяло.
— И как? — уточнил мужчина, радуясь возможности отвлечься на разговор.
— Не знаю, как объяснить... — она замялась. — Мне очень странно говорить такие слова, но та умбра принадлежала чему-то живому.
— Вы меня окончательно запутали. Как это — «чему-то живому»?
— Я и сама запуталась, — тяжело вздохнула Брамс. — И сама не понимаю, как подобное вообще может быть. Видите ли, стереть умбру с живого человека до конца нельзя, некоторое её количество — или, точнее, некоторое количество в?щевой силы, — постоянно вырабатывается нашими телами. У в?щевиков и жiвников — больше, у прочих — меньше. После смерти эта собственная умбра очень быстро истаивает, буквально за считаные минуты. То есть, сняв умброметром показания с живого человека, мы получим определённую картину, по которой, говорят, жiвники даже могут какие-то болезни обнаруживать. Животные и растения тоже при жизни в?щевую силу вырабатывают, но меньше. Самое главное, умбру человека, животного и в?щи невозможно перепутать, они очень сильно отличаются. А вот в той таблице было что-то среднее между умброй человека, причём в?щевика, животного и в?щи. Я с первого взгляда даже внимания не обратила, а ведь там же был явственно завышен уровень... — проговорила она, но, бросив взгляд на поручика, осеклась и заметила нейтральней: — В общем, очень странная картина.
